Лесной старик. Часть 2, глава 7

7

     Неделя в усадьбе миновала в обычных занятьях, а затем в холодное, но бесснежное воскресенье привередливые господа сыграли немноголюдную и тихую свадьбу. После государственной регистрации брака состоялось церковное венчанье в сельском благолепном храме, где полный свадебный обряд скрупулёзно совершил местный архиепископ. Епархиальный хор пригласили из кафедрального собора южной краевой столицы. Яства и питьё, поданные гостям в праздничном усадебном доме, были приготовлены французской кулинарной знаменитостью с изощрённым искусством...
     Радостная и пылкая невеста совершенно неожиданно для самой себя была явно очарована утончённой скромностью всех брачных торжеств и обрядов. А ведь прежде Алёна самозабвенно мечтала о том, что свою заветную свадьбу она шумно отпразднует с толпами гостей, с кутежами, с фейерверком и с безудержной финансовой расточительностью, которая окажется сродни безалаберному и показному мотовству. Но теперь невеста уже ясно понимала, что в своих ярких мечтаниях она выказала самой себе мещанский, дурной вкус.
     Особенно ей понравились гости, приглашённые женихом; она же никого не позвала на свою свадьбу, опасаясь нечаянной компрометации со стороны своих дерзких, нагловатых и завистливых знакомых. Среди вежливых и умных гостей особенно выделялись два сенатора, влиятельный федеральный депутат, губернатор и вице-адмирал в парадном мундире, и казалось Алёне, что она ощущает ауру достойной власти, исходящую от них.
     Прежде ауру власти Алёна ощущала в офисах престижных коммерческих банков, которые имели высокий международный рейтинг. Но в российских банках аура власти была совсем другой, нежели здесь на свадьбе. Ведь Алёне часто казалось, что аура власти в финансовых конторах, где многочисленные операции совершались во вред собственной стране, была очень несимпатичной и вороватой, ибо все тамошние сотрудники и клерки бессознательно не уважали самих себя за фактическое предательство своего отечества...
     И Алёна в эксклюзивном свадебном платье вдруг ощутила свою принадлежность к патриотическим кругам российского общества, и это, — к изумленью для неё самой, — показалось ей очень приятным. И вскоре сравнительно малое число гостей на свадебных торжествах она воспринимала доказательством истинной элитарности, и, соответственно, гомонящую толпу финансовых и эстрадных «звёзд» на семейном, интимном празднике Алёна уже считала признаком отъявленной пошлости. А затем вдохновенная Алёна перед венчальным аналоем даже сформулировала принципиальный афоризм: «Подлинная власть всегда чурается многолюдства». 
     Их свадьба не была чрезмерно продолжительной... В разгар утончённого торжества кучка фольклорных крестьян трогательно поздравила своих господ. Алёна с умилением одарила чистеньких деревенских детей сувенирами, куклами и сластями. Ритуал с ряжеными поселянами оказался апогеем чудесно устроенного празднества...
     После изысканного ужина хозяин усадьбы познакомил свою довольную жену с организатором их свадебного торжества. Тороватым специалистом по ритуалам и празднествам оказался худосочный, бледный и морщинистый старичок с длинными седыми волосами, в которых угадывался первоначальный пепельный цвет. Звали ехидного, но вкрадчивого старика в клубном изящном смокинге Павлом Петровичем Бородиным. Устроитель церемоний почтительно и почти с балетной элегантностью склонился перед Алёной, и новобрачная сообразила, что его гонорар был очень значительным...
     Сразу после отъезда свадебных гостей Серов продолжил упорную и вдохновенную работу над своим романом, и однажды жене почудилось, что писательские труды супруга превращаются в самоцель. Дескать, роман уже пишется не для того, чтобы его завершить, а ради самого процесса написанья. Но через две недели автор, наконец, выдохся, его творческие идеи временно иссякли, и начал он в приступах сильнейшей хандры капризно брюзжать и кукситься. И практичная жена напомнила мужу о необходимости оформить его наследство. В период, мол, писательской паузы полезно развеяться решеньем житейских проблем.
     Меланхоличный Серов согласился с предложеньем своей тактичной жены без всяких колебаний, ибо он теперь рассчитывал, что интересная поездка даст ему дополнительные материалы и новые впечатленья для его романа. И семейная чета без долгих сборов дружно умчалась в первопрестольную столицу. Дворецкий Тимофей втайне обрадовался такой суетливой поспешности своих господ, поскольку в отсутствие хозяев он превращался в непререкаемого властелина всего горного поместья...   

8