Суд над гетерой

 Посвящается истории создания статуи Афродиты Книдской
   

  Совсем еще юный царь города Кетона Видий впервые приехал в Афины. Весь день прошел в суетных мероприятиях: встречах, разговорах, переговорах. К вечеру, когда вся эта деятельность закончилась, он понял только то, что его хотят здесь облапошить, заставить весь Кетон чуть ли не даром работать на Афины.


  Вечером набивавшийся в друзья оратор Гиперид пригласил его в терму. Видий оказался в красивой каменной зале с горячими блестящими полами, с фресками на стенах. Помимо Гиперида здесь еще был судья и крупный афинский торговец.
 

 Пили бордовое густое вино, потребляли яства из блестящих черных блюд. Знаменитая гетера Фрина с воодушевлением танцевала на краю большого бассейна с голубоватой колышущейся водой.


  Несмотря на свой молодой возраст, Видий отлично понимал законы общества, в котором он находился. Гетера была приглашена сюда специально для него. Ему давалась возможность показать воистину безграничную царскую щедрость.
 
  Это завтра он будет просить послабления для своего города. Придется, быть может, даже «валяться в ногах» у нужных людей. Но сейчас совсем другое дело.
  Во время очередной паузы между танцами Видий поднялся и медленно подошел к гетере. Он назвал ей сумму – приличную, значительную для его казны. Придется многим поскупиться ради этой ночи.
 
  -- В три раза больше, -- ответила Фрина.
  Видий не удивился, не переменился в лице. Он дал свое согласие, едва заметно кивнув.
  Он сделал весомый шаг, чтобы по-настоящему войти в эту группу значимых людей. В Афинах близкие отношения с Фриной давно уже стали негласным символом принадлежности к высшей избранной знати.
 
  Фрина была теперь все время рядом. Она пила вино, рассказывала истории, которые, по ее разумению, были забавны. Смеялась, показывая ровные ряды отбеленных зубов.
  Она действительно была хороша, как-то по-особому красива, нежна. От одного пр
икосновения ее руки можно было сойти с ума.
  Видий вел себя подчеркнуто сдержанно. Эмоций не проявлял, предпочитая держать их при себе. Создавалось впечатление, что молодого царя нельзя заставить удивляться, восхищаться, радоваться или огорчаться.
 
  Даже когда разгоряченный вином Гиперид начал приоткрывать ему некоторые афинские тайны, лицо царя сохраняло подчеркнутую невозмутимость и беспристрастность.
  -- Приходи завтра на судебный процесс. Тебе будет интересно. Ты кое-что поймешь, -- предложил Гиперид.
 
  Видий пожал плечами. В планы царя не входило посещение каких-то судебных процессов.
  -- Сейчас мы уйдем. Ты останешься здесь с Фриной. Она удивительная, ни с кем не сравнимая, -- Гиперид задумался, пытаясь связать мысли.
  -- По поводу процесса, -- напомнил Видий.
  -- Да. Так вот. Завтра Фрину будут судить показательным афинским судом. Ты только сам у нее сегодня ничего не спрашивай. Приходи, и все увидишь, -- Гиперид поднялся, поправил расшитый золотом хитон.
 
  Выходя из-за стола, оратор наклонился и хриплым шепотом сказал прямо на ухо Видию:
  -- Ее могут казнить. Ты не верь ничему, что там услышишь. Это все ложь. А правду я тебе расскажу при следующей встрече.
  Гиперид медленно пошел к выходу, догоняя своих друзей. Резко обернувшись возле бассейна, поднял руку и громко повторил:
  -- При встрече.
 
  Видий еще некоторое время пребывал в задумчивости, пока страсть, сильная и яркая, не поглотила его целиком.
 

  -- Вы никогда не были в суде. Не выступали стороной процесса. Не пробовали изложить свои мысли так, чтобы ваша правота стала понятной для судей. Вы не знаете, как при помощи самых простых доводов убедить судей в том, что верна именно ваша позиция. Вас захлестнет волнение, потому что суд – это место беспокойное. Ваши переживания возьмут верх над здравым смыслом. Вас ждет провал, громкое поражение. Потеряв ощущение собственной правоты, вы не только станете безоружным, вы потеряете почву под ногами. Цепляясь за спасительную соломинку, барахтаясь в море собственных заблуждений, вы вызовете смех в зале. Все судьи, как один, проголосуют против. И вина в этом будет только ваша, -- голос за стеной замолчал.
 
  -- Так что же мне делать? – спросил вконец обескураженный Евфий, -- отменить суд уже нельзя.
  -- Я не даю советы. Я поясняю суть. Положите деньги и идите, -- голос дал понять, что разговор закончен.
 
  С тяжелым сердцем Евфий достал из нашитого кармана три блестящие монеты и положил их прямо в проем стены.
   
  Поблагодарив голос, он вышел из низенького темного домика. Он приходил сюда только тогда, когда ему было трудно. Голос оракула за стеной всегда помогал: предостерегал, давал продуманные, взвешенные прогнозы.
   
  Сейчас же голос сбил его с толку. Как будто на голову вылили амфору с грязной водой.
 
  Евфий подошел к зданию суда, когда у входа уже толпился народ. Сухо поприветствовал своего оппонента оратора Гиперида. С более теплым сердцем пожал руку новому молодому царю Кетона, имени которого не помнил.
 
  В зале суда было все готово к началу заседания. Привычным взглядом Евфий окинул огромный сводчатый зал. Никогда ни в одном городе мира не было подобного сооружения. В этом Евфий нисколько не сомневался.
 
  Справа возвышался идеально ровный ряд высоких рифленых колонн с низкими завитушками вверху. Прямо и слева были бесчисленные покатые ряды, заполненные судьями. Гулкое эхо людских голосов звонко отражалось в каменном пространстве зала. Евфий часто выступал здесь перед Советом. Почти всегда ему сопутствовал успех. Сейчас же предстояла работа иного, непривычного для него толка.
 
  Оратор, ведущий заседание, уже представил стороны и обвиняемую, кратко пояснил правила проведения суда. Евфий плохо слушал. Он смотрел на Фрину. Была она совсем не похожа на себя: какая-то подавленная, растерянная. Евфий сразу понял, что гетера хочет сыграть на жалости, растрогать судей. Шум в зале нарастал. Евфий старался угадать в разношерстных грубых звуках желание изобличения, обвинения. Тогда ему будет легче найти правильные, точные слова и ярко выразить это обвинение.
 
  Когда он начал говорить, зал сразу замолчал. Каждое его слово теперь эхом прокатывалось между стенами.
 
  -- Граждане судьи! Вы все живете в любимом нашем городе. Вам небезразлично то, как вы живете: чем питаетесь, какую одежду носите, с кем общаетесь. Всегда приятно и полезно жить рядом с культурными, воспитанными людьми. И как обидно и больно бывает, когда мы наблюдаем распущенность, беспорядок, мусор, грязь…
 
  Гиперид слушал обвинение с тревогой. Евфий словно держит в руках какой-то обнаженный нерв. И безжалостно размахивает им, и хлещет судей прямо по больным местам. Они сейчас, как бездумные обезьяны, все перепрыгнут на его сторону.
 
  -- Она. Эта отвратительная гетера позволила воплотить себя в любимую нами богиню Афродиту. Это кощунство, -- Евфий сделал паузу, наслаждаясь своей убедительностью, -- я требую выслать гетеру Фрину на отдаленный малонаселенный остров для перевоспитания.
 
  Евфий говорил долго, тщательно подбирая слова и формируя из них предложения. После наиболее удачных его фраз в зале раздавался негромкий одобрительный шум. Кто-то даже хлопал в ладоши, как в театре.
 
  «Хорошо еще, что не казнь попросил. Судьи сейчас в таком состоянии, что подхватят любую его просьбу. А так? В конце концов и на островах люди живут. Жаль, что оракул не смог вывести его из себя», -- думал Гиперид и с досадой смотрел на буйствующий экзальтированный зал, рьяно настроенный против несчастной Фрины.
 
  Когда воодушевленный Евфий закончил свое блистательное выступление, ведущий ударом деревянного молотка попросил тишины. Зал успокоился, и слово было передано защите. Гиперид поднялся и с тоской посмотрел на обреченную гетеру.
 
  Глаза Фрины были мокрыми от слез. С какой мольбой, надеждой она смотрела на него!
 
  Все приготовленные аргументы были слишком слабы, беспочвенны. Сейчас будет провал, громкое поражение. И, что самое страшное, – нет ощущения правоты. Гиперид испугался теперь уже за свою карьеру. Это будет болезненным ударом. Он оправится. Но осадок останется навсегда, на всю жизнь. Да еще чего доброго весь этот позорный для него суд войдет в историю. Теперь историки все записывают.
 
  -- Уважаемый мной и вами оратор Евфий заметил, что гетера Фрина позволила воплотить себя в богиню Афродиту, -- Гиперид осторожно начал свою речь защитника, -- но позвольте справедливости ради заметить, что гетера всего лишь позировала скульптору Праксителю. Она не знала, что статуя будет названа Афродитой. Так в чем же здесь, хотелось бы спросить, ее вина? Для большей убедительности я прошу пригласить сюда самого скульптора и допросить, -- Гиперид повернулся к ведущему.
 
  Он откровенно тянул время. Праксителя в зале не было. Если потребовать пригласить его сюда, тогда заседание будет отложено дня на два. За это время можно что-нибудь придумать, найти какой-нибудь сильный довод в свою пользу. Сейчас Гиперид уже не чувствовал себя совсем уж обреченным.
 
  И маска победителя слетела с лица Евфия, как птица с гнезда. Ведущий сделал отметку в своей большой глиняной книге и знаком предложил Гипериду продолжать.
 
  -- Не подвергая сомнению вред, который приносит распущенность, я попытаюсь объяснить уважаемому суду следующее. Распущенность как таковая присутствует в гетере в значительно меньшей степени, чем в тех людях, которые пользовались ее, с позволения сказать, услугами. Если бы не было этой похотливой жажды у некоторых наших граждан, откуда было бы взяться распущенности у гетеры? Давайте тогда будем судить всех тех, кто имеет с ней отношения, -- Гиперид вскинул голову. Он схватил, поймал необходимый в этом деле кураж.
 
  Зал зашумел, разделился. Судьи спорили между собой, доказывали свою правоту. Молоток ведущего не переставал стучать. Когда, наконец, все затихло, ведущий поднялся и объявил, что слушание дела переносится на два дня.
 
  Гиперид подошел к Фрине, положил руку на ее плечо. Никогда раньше она не выглядела так плохо: круги под глазами, отеки от слез.
 
  На своей повозке он отвез ее домой. Всю дорогу Фрина держалась, с грустью смотрела по сторонам. Когда повозка подкатила к большому каменному дому, эмоции захлестнули ее.
  -- Мне стыдно, стыдно. Там столько людей, и все меня осуждают. За что? Я так же, как они, хочу жить здесь, а не на острове. Если меня вышлют, я умру,
 
  -- Фрина зарыдала.
 
  Гиперид покровительственно обнял ее за плечи.
 
  -- Ты должна взять себя в руки. Завтра я приеду к тебе. Мне нужно все знать об этом скульпторе. Похоже, он становится ключевой фигурой в этом деле. Все будет хорошо. Отдохни и приведи себя в порядок, -- строго приказал Гиперид.
 
  Фрина понимающе кивнула, вытерла слезу, попробовала даже улыбнуться. Осторожно слезла с повозки и ушла домой.
 
  На следующий день Гиперид, как и обещал, приехал к Фрине. С ним был царь Видий. Его вся эта история тоже задела за живое. Они прошли в обставленный самыми дорогими предметами роскоши атрий.
 
  Здесь она всегда принимала гостей, не устававших удивляться богатству, которым окружила себя гетера. Такой изысканной дорогой обстановки не было даже в доме Гиперида. Он присел на скамью и стал с упоением вдыхать живой свежий запах хвои.
 
  Фрина вновь заблистала своей красотой. Короткая накидка из тончайшей голубой ткани была ей явно к лицу. Фрина поливала цветы из глиняного лакированного сосуда, формой напоминающего амфору. Легкий свежий ветер обвивал ее стройную фигуру.
 
  Видий подошел к Фрине и стал делиться с ней некоторыми своими впечатлениями. Фрина слушала, соглашалась, иногда кивала головой.
 
  Стараясь дотянуться до цветка, она подняла амфору вверх. При этом открылись икры ее ног. Стоп.
 
  Гиперид подбежал к гетере, выхватил из ее рук сосуд, поставил его на каменный пол. Рукой слегка потянул за связывающий шнурок. Накидка из тончайшей голубой ткани, покрывающая тело Фрины, едва не слетела, не упала на пол. Чтобы не остаться обнаженной, Фрина придержала ее рукой.
 
  -- Ты, ты приходи на суд обязательно в этой… одежде. Она тебе к лицу, -- Гиперид странно волновался, потирал руки.
 
  -- Ты волнуешься и переживаешь больше, чем я, -- ответила Фрина.
  Они сели за невысокий широкий стол, накрытый блюдами с виноградом и горячими сладкими пшеничными лепешками. Чтобы успокоиться, Гиперид налил себе вина. Он попросил Фрину рассказать про скульптора Праксителя.
 
  -- Я не хочу, чтобы он был там, на суде, -- Фрина начала свой рассказ, -- я любила его. Пракситель, он необыкновенный. Так тонко чувствовал меня, так говорил. Я таяла, растворялась. Это блаженство длилось все время, пока он работал над статуей. Он смотрел на меня необыкновенно ласково, иногда страстно. Я вся дрожала и ждала, когда же закончится его работа.
 
  -- Почему ты согласилась позировать обнаженной, -- спросил Гиперид с чуть пренебрежительной интонацией, -- ведь никто и никогда не позволял себе такой дерзости. Ты должна была знать, что вызовешь бурю плохих эмоций. А после того, как статую назвали Афродитой, я удивляюсь, что тебя до сих пор не прибили вместе с твоим скульптором.
 
  Фрина пожала плечами.
 
  -- Пракситель сказал, что делает статую для собственного удовольствия и не будет выставлять ее на всеобщий показ.
 
  -- И все-таки скульптор выставил ее. Да еще и назвал Афродитой. Он подвел тебя. Твое положение очень серьезное. Евфий умело гнет свою линию обвинения. Дожать судей до нужного ему решения не составит большого труда. У меня мало сильных доводов, -- Гиперид вздохнул, -- есть большая вероятность того, что суд мы проиграем. Тебя отправят на остров на перевоспитание. Мне очень жаль, но ты должна быть готова к этому. Попробуй воспринять это как должное. В жизни на острове есть свои несомненные плюсы.
 
  -- Буду выращивать там оливки и виноград. Разведу коз и овец. Выживу как-нибудь, не умру с голоду, -- Фрина попыталась пошутить, но вышло совсем не весело.
 

   В разговоре наступила пауза.
 
  -- А где сейчас эта статуя? – спросил Видий, прерывая молчание, -- она что, на самом деле настолько хороша и заслуживает называться Афродитой?
 
  -- Ее купили книдские торговцы и увезли из Афин. Дальше я не знаю, что с ней произошло. Может, статую перепродали, или разбили на куски, чтобы не раздражала людей, -- с сожалением в голосе ответила Фрина.
 
  -- Ну отчего же? -- улыбнулся Гиперид. -- Город Книд не Афины. Там все проще. Они приняли статую такой, какая она есть. Насколько мне известно, Афродита сильно полюбилась им и пользуется повышенным вниманием.
 
  Фрина слушала, не сводя глаз с Гиперида. Она знала, чувствовала, что он один может спасти ее, избавить от переселения на остров.
 
  -- Я думала, что Пракситель сойдет с ума, -- Фрина продолжила свой рассказ, -- мне казалось, что он любит меня только для того, чтобы сделать эту статую. Когда у него что-то получалось, он забывался, уходил в себя. Был чужой, непонятный, растерянный. Я видела, как он мучается, страдает. Мне было жалко на него смотреть. Я прекращала позировать, шла к нему, гладила его по голове. Спрашивала, что с ним? Он с каким-то злым остервенением смотрел на меня. Потом вновь становился прежним: нежным, внимательным, умным, трогательным. Ему нельзя на суд. Он не сможет там, не выдержит.
 
  -- Фрина, нужен свидетель, который подтвердит твою невиновность, -- Гиперид сказал строгим, холодным, не терпящим возражений голосом, -- ничего с твоим Праксителем не станется.
 
  -- Если он придет, -- голос гетеры задрожал, -- то никакой пользы от него не будет.
 
  -- Хватит! Достаточно, -- закричал на нее Гиперид, -- никто еще не умирал от того, что приходил на суд и выступал там в качестве свидетеля. Я же просил тебя держать себя в руках.
 
  -- Я буду, буду, -- закричала в ответ Фрина, -- только не вызывай его на суд. Ты ничего не понимаешь, -- неожиданно для себя Фрина перестала верить Гипериду.
 
  Защитник с досады махнул рукой, сразу остыл.
 
  -- Если бы я знал, что ты будешь так себя вести, не стал бы защищать тебя в суде.
 
   Фрина подняла руки и положила их на плечи Гипериду.
 
  -- Прости. Ты же знаешь, что нельзя верить женским словам.
 
  Когда Гиперид и Видий вышли из дома гетеры на оживленную афинскую улицу, начался сильный грозовой дождь.
 
  Прохожие хаотично бросились искать хоть какое-нибудь прибежище. Гиперид будто бы и не замечал сильного ливня. Он поднял лицо, чтобы капли воды освежили и успокоили его.
 
  Он злился на себя за свою ревность. Пробовал смеяться над собой и снова болезненно ревновал. С этим ничего нельзя было поделать.
 
  Гиперид вздрогнул, когда Видий легонько толкнул его плечо. Они быстро пересекли неровную холмистую агору и оказались под широкой, местами протекающей крышей.
 

  -- И все-таки я не понимаю, зачем Пракситель назвал статую Афродитой. Не иначе как он намеренно хотел вызвать поток огненных стрел на себя, -- Видий торопливо задал наболевший вопрос.
 
  -- Он просто хотел подороже продать ее, -- ответил Гиперид, стирая водные потоки со своего лица, -- я обещал рассказать тебе правду про этот суд, если ты только хочешь ее знать?
 
  Видий согласно кивнул.
 
  -- Дело в том, что Евфию глубоко наплевать на всю распущенность в городе, -- Гиперид сдержанно улыбнулся. Лукавые краски появились на свежем, умытом дождем лице.
 
  -- Тогда зачем ему это все? -- удивился Видий.
 
  -- В этом все и дело. Фрина стала твоей подругой. Была когда-то моей. Но она отказала Евфию. Хотел бы я посмотреть на его лицо в тот момент, -- Гиперид засмеялся еще громче, -- вообще эта гетера -- странная, непонятная, непредсказуемая дрянь.
 
  -- Кто? -- не поверил своим ушам Видий.
 
  -- Она может стать подругой кого угодно, причем даже ничего не требуя, никакой платы. А вполне достойному человеку может отказать по той простой причине, что он ей не нравится. Я Евфия имею в виду. Он расстроился и решил отомстить ей. Вот, собственно, и вся правда, -- подытожил Гиперид.
 
  -- Ты мог бы использовать эту правду на суде, -- осторожно предложил Видий.
 
  -- Нет, мой дорогой друг, -- Гиперид похлопал Видия по плечу, -- мы с тобой в Афинах. Здесь полезней иметь поменьше врагов и побольше друзей.
 
  -- Да, но защищать ее ты взялся не только из дружеских побуждений, -- усмехнулся Видий, вспоминая роскошь и богатство Фрины.
 
  -- Ты молодой, но правильно понимаешь некоторые человеческие отношения, -- Гиперид вновь улыбнулся.
 
 
 
  Продолжение суда началось с того, что ведущий напомнил всем собравшимся основные моменты предыдущего заседания.
 
  После короткой паузы ведущий приступил к допросу скульптора Праксителя, которого вызвали в суд в качестве свидетеля.
 
  Оказавшись в центре внимания такого количества людей, скульптор выглядел несколько растерянным. Он с большим трудом улавливал смысл задаваемых ему вопросов и старался коротко, без пояснений отвечать.
 
  Весь этот суд над его бывшей натурщицей Фриной казался ему большим недоразумением, совершенно ненужным и пустым занятием.
 
  Когда ведущий спросил его, знала ли гетера Фрина, что она является натурщицей богини Афродиты, в зале наступила полная тишина. Пракситель молчал, стараясь вспомнить, сказал ли он ей об этом.
 
  «Допустим, сказал. Что из этого? Они тут сумасшедшие все, на этом суде. Обвиняют ее в кощунстве, распущенности. А я так старался для всех сделать красивую скульптуру. Чтобы люди смотрели на нее, учились видеть и понимать красоту. Чтобы радовались и наслаждались, становились лучше, умнее и мудрее. Если бы они знали, скольких трудов мне стоило вытащить из обыкновенной женщины те заоблачные эмоции, которые я попытался воплотить в камне. Сама Любовь тогда снизошла на меня. Сколько мог, я держал ее в руках, будто птицу живую, трепещущую. И одновременно работал, творил, создавал статую. Капризная, своенравная птица любви быстро улетела, но скульптура же осталась. Там есть на что посмотреть. Не все удалось, не все воплотилось, но ведь что-то же осталось. А они увидели в моей работе, в моей любви только кощунство! Глупые, черствые люди. Скульптуру увезли в заморский город Книд, и я никогда больше не увижу воплощение своей любви», -- Пракситель думал о своем, и пауза в суде затянулась.
 
  Ведущий нервно ерзал в своем кресле. Наконец он поднялся и спросил:
 
  -- Вы вообще способны говорить, отвечать на вопросы?
 
   -- Да, -- раздраженным голосом ответил Пракситель. Было плохо, больно, обидно. Ему устроили здесь допрос, как будто он в чем-то виноват. В чем?
 
  -- Повторяю вопрос. Знала ли гетера Фрина, что она позирует…
 
  -- Я понимаю. Да, знала. Я сказал ей об этом. Но она была в таком состоянии, когда слова ничего не значат, -- Пракситель ответил на вопрос, не дав повторить его ведущему.
 
   -- То есть, вы утверждаете, что гетера Фрина не поняла сказанных вами слов, -- воскликнул Гиперид.
 


   -- Почему защитник давит на свидетеля, подсказывает ему заявить то, что он вовсе не имел в виду? -- закричал Евфий со своего места, понимая смысл восклицания Гиперида.
 
  Ведущий что есть силы ударил молотком по столу:
 
  -- Прекратите перебранку. Каждый еще получит возможность высказаться, если я разрешу.
 
   Он еще раз ударил молотком, чтобы успокоить теперь уже зал. Его красное лицо еще более побагровело. Брови выстроились домиком, придав лицу выражение удивления происходящим.
 
  -- Что вы имели в виду, когда заявили, что слова для нее ничего не значили. Так не бывает. Каждое слово имеет свое значение, иначе таковым не является, -- ведущему понравилась сила собственного интеллекта. Он свысока посмотрел на Праксителя.
 
  -- Я же сказал вам именно о состоянии человека, когда…
 
  -- Послушайте. Вы что, напоили ее вином? Или дали ей иное дурманящее средство? – при этих словах ведущего зал разразился смехом.
 
  «Мир людей разделился на части. Одна часть знает любовь. Другая часть только думает, что знает. Третья вообще не знает и не думает. К этой части и относится этот твердолобый ведущий. Он полагает, словом можно передать все. Как ему сказать, что влюбленный человек в какие-то моменты теряет ощущение реальности происходящего с ним: забывается и полностью растворяется в своей любви. Он смотрит -- и не видит, слушает -- и не слышит, -- думал Пракситель и с грустью смотрел на зал. -- Зачем их здесь собрали? Лучше бы каждый занимался своим делом».
 

  Пракситель плохо слушал Евфия. Вся обвинительная речь напоминала упрямого комара, который искал незащищенное место на теле Фрины и пытался ее укусить.
 
  Зал, тем не менее, принимал, поддерживал обвинение против Фрины, а значит и против него. Чего уж там, может, судьи обоих отправят на остров. Соединят два когда-то любящих сердца воедино. А на какой, интересно, остров их отвезут? И будет ли там возможность создавать новые статуи?
  С большим интересом Пракситель слушал Гиперида. Защитник не был столь прямолинеен, как Евфий. Он попытался даже обратиться к подоплеке всей этой истории.
 
  Но судьи не понимали, да и не способны были понять. Фрина казалась обреченной. Судьи с нетерпением ждали, когда защитник закончит свою речь, -- тогда они вынесут свое справедливое обвинение. Геперид же продолжал упрямо, мучительно искать пути, которые могли хоть что-нибудь изменить. Скульптор хорошо видел, как внезапно Гиперид с отчаянным, дерзновенным лицом подошел к Фрине.
 
  Красивым, показательным жестом он сорвал с нее накидку, открыв залу голое оливковое тело. Ахнул пораженный зал. Сотни глаз, устремленных на обнаженную беззащитную Фрину, невольно оценивали ее поразительную красоту.
Всем вдруг показалось, что не земная женщина, а сама богиня Афродита снизошла с Олимпа в зал суда. Ну и кто ее, богиню любви, отважится отправить на далекий остров? Кто его знает, что на уме у этих богов, а тем более богинь?
 
  Теперь судьи смотрели на обнаженную гетеру, как на театрального актера, который своей талантливой игрой покорил их сердца.
 
  Гиперид облегченно вздохнул. Он почувствовал атмосферу прощения, которая стала пробиваться в зале суда. Простят ли судьи Фрину за ее красоту, даже признавая, что она совершила кощунство?
 
  Чашу весов все-таки перевесил тонкий ход Гиперида. С этим ничего нельзя было поделать. Зал восхищался красотой Фрины, а Гиперид внутри себя ликовал.
 
  По яркости судебного процесса, по неожиданно произведенному эффекту этот суд может войти в историю! Гиперид чувствовал свою гениальность.
 
 
  «Вот это да! Почти все судьи проголосовали за ее оправдание. Теперь Фрина будет благодарна ему всю свою жизнь», -- Гиперид думал, открыто благодарно улыбаясь судьям. Он готов был благодарить всех, даже этого странного скульптора, который не смог здесь связать и двух слов.      
 
  Скульптор Пракситель внешне не был спокоен, но, казалось, вовсе не разделял радости Гиперида. Когда защитник красивым театральным жестом сорвал с Фрины одежду, он увидел ее глаза. Их взгляды встретились.
  В ее глазах было много вины, стыда. Они просили у него прощения: милые, мокрые от слез. Пракситель сглотнул комок в горле и продолжал смотреть.
 
  Она словно говорила ему:
  «Прости, милый, что я такая. Мне стыдно, больно. Я… я так не хотела, чтобы ты был здесь».
 
  Он не видел, как ведущий торопливо проводил голосование.
 
  «Не важно: приговор или оправдание. Он будет с ней. Поедет на остров или останется здесь. Неужели это имеет значение?» -- думал Пракситель.
 
  Совершенно позабыв о капризах своей натуры, о подвластности переменчивому настроению, Пракситель прямо в зале предался приятным мыслям о любви, о долгой и счастливой жизни.
 
  Он не слышал шума в зале, звонких ударов молотка, призывов ведущего к тишине.
 
  -- Еще немного потерпи, -- беззвучно шептал он ей губами.
 
  Суд завершился. Гетера Фрина была оправдана.

  Через день после суда царь Кетона Видий приехал в дом гетеры Фрины, чтобы еще раз поблагодарить ее за ту восхитительную ночь и рассчитаться с ней по договоренности. В туго набитом мешочке он привез деньги, большей частью заемные.
 
  Фрину будто бы подменили. Она отрешенно смотрела на молодого царя, не понимая, зачем он приехал. Наконец ее сознание прояснилось, а лицо осветилось сдержанной улыбкой.
 
  -- Платить ничего не надо, -- сказала гетера, -- я прощаю долг. Потрать эти деньги на благо своего города. Ты же царь.
 
  Сознание Видия затрепетало от радости, как птица, неожиданно вырвавшаяся из сети. Однако ни один мускул не дрогнул на его лице. Коротко поблагодарив Фрину, он вышел из ее дома и сразу же отправился в морскую гавань покупать самую лучшую, самую дорогую галеру из выставленных на продажу. Сбывалась его давняя мечта – приобрести корабль, достойный царя.
 
  Он выбрал самую большую галеру -- с широкой палубой и самыми высокими мачтами.
 
  Там же, в гавани, у него появилась идея, которую не следовало бы откладывать в долгий ящик.
 
  Ближе к вечеру Видий вернулся в дом гетеры с интересным и занятным, как ему представлялось, предложением.
 
  -- Фрина, ты хотела бы увидеть статую твоей Афродиты? – спросил Видий.
 
  -- Ты предлагаешь совершить морское путешествие в Книд? – Фрина ответила вопросом.
 

  -- Да. Я считаю, что статуя Афродиты, после всего того, что произошло, заслуживает, чтобы мы на нее посмотрели, -- ответил Видий.
 
  Через несколько дней новенькая, пахнущая свежим деревом и корабельным лаком галера с веселым шумом рассекала волны Эгейского моря. Несмотря на высокую скорость, держалось судно на воде ровно, почти не раскачиваясь. Такой плавный ход достигался благодаря новым формам парусов, сглаживавших порывы ветра.
 
  Царь Видий стоял на палубе, по-хозяйски облокотившись на широкую конструкцию мачты. Он разговаривал с капитаном о морских ветрах и возможном шторме.
 
  Галера держала курс на город Книд. Помимо морской команды на его борту находились еще два человека: скульптор Пракситель и гетера Фрина.
 
  Новое, совершенно незнакомое, странное переживание испытывал Пракситель. Скоро он увидит ее, свою тайну, загадку.
 
  Книд предстал совершенно необыкновенным, поразительным городом. Длинный узкий полуостров, напоминающий утонченный женский палец, делил городскую гавань на две части. Здесь было довольно много судов.
 
  На берегу тоже было оживленно.
  -- Скажите, а это правда, что статуя Афродиты находится здесь? -- спросил Пракситель продавца лепешек.
 
  -- Правда, -- с гордостью ответил продавец, -- обнаженная статуя здесь, в храме Афродиты. А ту, которая в одежде, увезли на остров Кос.
 
  Перед храмом Афродиты было на самом деле полно народу. Люди выстраивались в узкую очередь и медленно продвигались к открытым дверям. Пракситель взял Фрину за руку и от волнения сильно сжал ее. Затем отпустил, одернул.
 
  Когда они прошли через дверь и оказались в чуть затемненном зале с высокими потолками, волнение совсем сдавило Праксителя. Он же вошел в ее дом. Она здесь, его Афродита. У нее столько гостей, и все дарят ей подарки. А он пришел ни с чем. И выглядит, наверное, странно: смотрит вниз, словно боится встретиться с ней взглядом. Ее приняли здесь, полюбили, и она отвечает тем же. Пракситель подошел совсем близко, остановился, поднял голову.
 
  -- Здравствуй. Я приехал к тебе. Переплыл море с большими волнами. Тебя здесь любят, -- Пракситель шептал самые сокровенные слова. Его уже подталкивали в спину, просили проходить.
 
  Ему надо было бы еще остаться, задержаться на некоторое время, но поток людей подхватил и вывел его из храма.
 
  -- Как тебе она? -- спросил Пракситель Видия, когда они спускались с горы, -- ты не пожалел, что привез нас сюда?
 
  Видий положил руку на плечо Праксителя.
 
  -- Как ты смог, как ты это сделал? Мне показалось на мгновение, что она дышит. Может, там есть что-то внутри? – спросил Видий, улыбнувшись.
 
  -- Внутри только моя любовь, вернее -- наша с Фриной, -- улыбнулся в ответ Пракситель.
 
  -- Я уж начала думать, что про меня совсем забыли, -- засмеялась Фрина. 
 

  Она держала скульптора за руку. Он вновь становился задумчивым, отрешенным. Идеи, одна причудливее другой, будоражили его воображение. Фрина понимала, чувствовала каждой своей клеткой, что любовь Праксителя к ней вновь таяла, терялась в лабиринтах его сознания.
 
  Та вспышка, озарение, которое произошло во время суда, было лишь данью памяти их настоящей, но прошедшей любви. Он уже искал новый объект своего восхищения, поклонения. Фрина не переживала, не сожалела.
 
  Она медленно ступала вниз по широким ступеням и молча благодарила Праксителя. Сколько людей приходит, сколько радости в их глазах! Пройдет лет, может быть, сто, статуя разрушится, но память о ней останется.
 
  Пракситель посмотрел на яркое синее небо. Большая белая птица с розовыми перьями плавно снижалась к храму. Он улыбнулся птице, городу, людям, которые не только приняли статую Афродиты, но и безмерно восхищались ее красотой.
 
  Очередная волна радости захлестнула его с головой. Праксителю показалось, что он оторвался от земли и витает в облаках рядом с этой птицей. Невесомая радость полета. Это же так просто! Подняться в небо и лететь над городом Книд, над Эгейским морем, над большой землей, над прошлым и будущим.


Следующий рассказ "Первая женщина" читайте в первых числах мая