11. Месть Вероники Боковой

Предыдущее - http://www.proza.ru/2014/04/10/1112
-----------------------------------------------------


- Кто тебя тянул за язык с этим «посошком»? - бурчал Николай Михайлович.

- Не сердись, Коля, - отвечал Живилкин, делая очередную попытку поцеловать Румянцева.

«Это уже слишком!» - подумал Николай Михайлович и высказал то, что было на уме:

- Не люблю, когда мужики целуются.

- Ах, вот мы какие! - пропел тонким голосом Живилкин. - Ты думаешь, я не видел, как ты вытер мой поцелуй? Брезгуешь?

- Честное слово ... - смутился Николай Михайлович.

- Ай, да ладно. Ты думаешь, я голубой? Ох, дурачок! Я это дело презираю. Всё, проехали и забыли. Я вот о чем думаю ...

- Интересно, о чем Вы думаете? - излишне подобострастно, и потому еще более смутившись, спросил Николай Михайлович.

- Не о чем, а о ком! Я думаю о директоре Театра металлургов. Пока мы тут отдыхаем, то есть, можно сказать, пьянствуем, этот достойный человек сидит в своем дешевом кресле и душой болеет за всех нас, за успех нашего спектакля, ибо для него это вопрос жизни или смерти.
Николай Михайлович, не сразу раскусивший, к чему клонит Живилкин, на всякий случай поддакнул:

- Директор Театра металлургов - хороший человек.

- Не врубаемся? Глухо, как в танке! - констатировал Живилкин и, снисходительно вздохнув, пояснил свою мысль. - За хорошего человека не грех и выпить.

- Об этом я и говорю.

За директора Театра металлургов друзья пошли пить в бар. На их счастье, бар оказался напротив ресторана, дверь в дверь. Едва они вошли в бар, как Живилкин куда-то пропал. Самостоятельно, без поддержки режиссера, Николай Михайлович не смог сделать и двух шагов - его качнуло. Ничего не оставалось, как устроиться здесь же, на высоком стуле за барной стойкой. Пообвыкнув, Николай Михайлович начал вертеть головой и осматриваться. Определенно, ему было не комфортно. Что-то ему мешало. Вскоре он понял: ему мешала публика, сидевшая в баре. Он физически ощущал на себе взгляды людей. Очевидно, его узнали. О, как невыносимо тяжело бремя славы! Нигде нельзя скрыться, остаться наедине с самим собой! Николай Михайлович едва сдерживался, чтобы не крикнуть в зал: «Да, это я, артист Румянцев! Я вас всех люблю и приглашаю на премьеру спектакля, где у меня главная роль. Но сейчас мне хочется просто отдохнуть, оставьте меня в покое!»

Николай Михайлович хитро улыбнулся и, не замечая, что говорит вслух, произнес:

- Не настолько я пьян, чтобы на халяву приглашать в театр кого ни попадя.

Рядом раздался женский голос:

- Мужчина, подвиньтесь, к стойке подойти нельзя, честное слово!

- Это Вы мне говорите? - спросил Николай Михайлович девушку с огромными, черными, как уголь, глазами.

- А то кому же? Тебе, конечно! Расселся тут коленями, в натуре! Ты не один, честное слово!

Колени Николая Михайловича никому не мешали. Естественно было предположить, что девица, как сейчас говорят, его клеила. Клеила по-хамски, на «ты», но откуда здесь, в провинции, взяться приличному флирту? Николай Михайлович был польщен: несмотря на возраст, он, очевидно, хорошо сохранился, раз такое юное создание сочло возможным заигрывать с ним. Почему бы и нет? У него породистое интеллигентное лицо, крупная фигура, и, вообще, он хороший человек, его все любят и уважают.

- Я тоже всех люблю и уважаю, - вслух произнес Николай Михайлович.

Девушка испуганно поспешила в другое место. Николай Михайлович этого даже не заметил. Он целиком был охвачен чувством безграничной любви к человечеству вообще и к посетителям бара в частности. От умиления он готов был зарыдать. Удерживало лишь то, что на фоне всеобщего веселья люди могли неправильно его понять. Но бездействовать также было невыносимо. Николай Михайлович решил сделать какое-нибудь доброе дело. Он давно приметил, что бармен, по внешнему виду - добрейшей души человек, разливает водку в рюмки и раздает всем, кто пожелает, бесплатно. Румянцев решил ему помочь.

- Сынок, - обратился он к бармену, - нельзя водку отпускать бесплатно. Так можно вылететь в трубу. Главный принцип бизнеса в том, чтобы зарабатывать деньги.

Бармен ответил, как отрезал:

- Отвали, папаша! Нажрался, как свинья, так сиди и не хрюкай!

Как после лечения зубов боль приходит постепенно, по мере ослабления заморозки, так и Николай Михайлович, постепенно приходя в себя, наполнялся обидой. Он с добрыми намерениями, а ему так по-хамски. Он думал, вокруг - друзья, а оказалось, враги. И сразу всё предстало ему в другом, черном цвете. Бармену следовало набить лицо, но без посторонней помощи Николай Михайлович не способен был даже пальцем пошевелить.

- Как я устал, - вздохнул он. - Живилкин, сволочь, бросил меня! Предал!


Продолжение - http://www.proza.ru/2014/04/12/1409