Кухня

               
   Работой на полковой кухне бойцов молодого призыва пугали еще в карантине. Этот начальный период срочной воинской службы длится от поступления в часть до самого дня принятия присяги.
   Старшина роты постоянно намекал о трудностях, предстоящих при работе в пищеблоке. Там, мол, им салагам достанется всем. Ну, и естественно все вчерашние мальчишки трепетали от мучительного пугающего предчувствия.
   Впервые попав в столовую, под ее невероятно высокие гулкие своды, где одновременно находился весь полк, молодые бойцы растерялись. Пятьсот пар ног в грохочущих черных сапогах протопали по бежевой и белой плитке. пола. От этого она сразу стала испещренной черными следами от резиновых подошв, которые потом, ох, как тяжело отмывать!
    Лязг разносимых бачков с первым блюдом, звон кружек с компотом, голоса рысью вбегающих голодных бойцов, интенсивный стук алюминиевых ложек о миски, громкое  чавканье, сопение и други сопутствующие звуки. Все это поразило неуклюжих новичков, в совсем еще свежей мешковатой одежде защитного цвета, неловкой бритоголовой толпой столпившиеся у своих длинных столов на десять посадочных мест каждый...
   Бачки с ярко-красным парующим борщом вызвали у молодых бойцов отвращение. Они еще прекрасно помнили мамину еду и не могли представить, как эту флюоресцирующую жижу можно есть.
   Видя такую нерешительность, повар Адам Хадипаш выглянул из раздаточного окошка, озорно крикнул приунывшим салагам -
   -  Байца! Садыс и куши борщ. Сам дэлал!
 И почему то многозначительно поднял вверх большой палец своей волосатой руки.
   В ответ кто-то из молодых грустно пошутил -
   - Такую еду только свиньям давать, что-бы они мясо нагуливали...
     И тут же получил ответ знающего человека -
   - Ти сэгодна пробэжишь кросс тры киломэтр,
повэсыш на пэрекладынэ, помоэш пол в казармэ и на ужин попросыш у мэна добавки кашы. Я тэбе ее дам, мнэ нэ жалко. Сам такой был.
   В этот момент сержант дал команду  бойцам:
   - Головные уборы снять!
   - Садись!
   - К еде приступить!
     Молодые солдаты, повесив свои пилотки на специальные крючки под досками столов. недоверчиво косились на жирное варево. Попробовали только к вермишель с кусочками жирного сала, на которых были видны следы свиного мяса, да выпили кисель. У них еще было живо воспоминание о домашней еде и кое-каких ее запасах в тумбочках казармы.
   Как в воду глядел повар, молодых бойцов так погоняли, что к вечеру они ели уже с волчьим аппетитом. А, на тарелках уже не осталось ничего.
   На следующий день в обед снова подали такой же свекольно-яркий борщ. Молодые бойцы набросились на него не колеблясь. При чем были очень довольны его вкусом. Разве, что порции показались им недостаточными. Пришлось и вправду им пойти на поклон к повару Хадипашу. И тот не отказал, ведь сам таким был.
   Молодой боец Евсеенков уронил алюминиевую ложку на пол и потому пошел обменять ее в посудомойке, на чистую. Заглянув в парующее окошко, он увидел там  низкорослого бойца Грошева, который с флегматичным выражением лица мыл тарелки прямо длиннющим рукавом своей белой нательной  рубашки. У Евсеенкова создалось впечатление, что здесь это так и принято.
   Дни потянулись мучительно долго, а ночи пролетали как один миг.
      Но, вот наступил долгожданный день присяги.
   На июньской жаре от нервного напряжения молодые бойцы падают в обморок. Их страхуют, стоящие сзади для таких целей старослужащие солдаты. Тут же дежурит и военфельдшер со своей медицинской сумкой через плечо.
    Каждый присягает отдельно, держа в левой руке красивую папку бордового цвета с листом мелованной бумаги, а правой карабин, приставленный к ноге.
   Хотя текст перед глазами и заранее всеми выучен наизусть, многие запинаются и сбиваются. Но, это не изменяет сути самой процедуры. После личной подписи в специальном документе, каждый становится бойцом Вооруженных Сил СССР. Со всеми правами, увы обязанностями и ответственностью перед воинским законом.
      Уже помещении казармы старшина роты, ласково улыбаясь, ехидно сообщил бойцам, что вот теперь их самоволка и оставление поста будет караться со всей строгостью.
   Из этого выплывало, что до момента принятия  воинской присяги их не могли наказывать, так, как тогда они еще ни в чем не обязывались. Общий гул запоздалого разочарования пронесся над строем новоприсягшихся бойцов. Но, было уже поздно, армейская ловушка захлопнулась даже без обязательного в таких случаях классического сыра.
   Теперь им окончательно дошла суть происшествия, имевшего место пару недель назад.
   Недавно молодых бойцов строем привели в полковой клуб. Там совсем незнакомый полковник целый час нудил о почетной обязанности, о долге, о терпеливом перенесении всех тягот и лишений их воинской службы и прочей ерунде.
   Последние ряды, куда почти не достигал свет со сцены, украдкой расстегнули свои тугие ремни утяжеленные, надраенными до солнечного блеска латунными пряжками со звездой посредине. Многие даже, опустив перед пилоток прямо на глаза, сладко спали под гипнотический голос замполита корпуса. Бойцы, сидящие впереди, как могли таращили слипающиеся глаза и периодически резко вскидывали вверх отяжелевшие головы. Такую картину можно было всегда наблюдать и на занятиях по уставам, на политинформации в казарме. Доходило до того, что когда офицер брал у бойца конспект, то там в конце каждого абзаца были нарисованы продолжительные волнистые линии. Это задремавший солдат автоматически дисциплинированно продолжал вести запись. Вот до чего доходило…
   Но, были и курьезные случаи. У одного бойца, проводивший занятия лейтенант Воробьев приказал того прочитать из своего конспекта о чем говорится в последнем постановлении тогдашнего Правительства СССР. Тот ничего вразумительного выдать не смог, так, как до этого что-то увлеченно рисовал в своей тетрадке. Офицер встал, подошел к замершему воину и поглядев в его конспект выдал :
   - Здесь можно прочитать только «О чем плачут гитары» из репертуара группы «Голубые гитары», да еще есть «конспект на Родину», а о постановлении ничего нет. Как же так, воин?
   Так вот, на той же лекции в полковом клубе напоследок полковник, как бы между прочим поинтересовался, имелись ли у кого из молодых бойцов нарушения и был ли кто за это наказан.
         Боец Демидов, пойманный старшиной сладко спящим во время своего ночного дежурства, честно встал и сознался в своем постыдном проступке полковнику.
   В тот же день на вечерней поверке старшина роты выразил недовольство тем, что молодой боец из его роты пожаловался на него самому замполиту корпуса.
   Ну, кто же знал, что до принятия присяги они были ненаказуемы.
   Эх, кабы бы знамо…
   И вот пришла очередь молодых бойцов самим идти работать на кухню.
   Старшина Камзолов выдал каждому из семи человек старое застиранное обмундирование. И они переодевшись в него, ведомые дежурным по пищеблоку, двинулись в неведомое и страшное.
   Там их разделили на бригады. Двое попали в посудомойку, один в варочный цех мыть котлы из под пищи, еще один в зал столовой, оставшиеся трое в овощной отдел.
   Поначалу, конечно было тяжело. Нужно было вертеться, не зевать и не сачковать. С дежурным по кухне пошли на склады получать продукты. Для этого взяли с собой несколько огромных алюминиевых кастрюль под  продукты. Это были только цветочки. После этого на специальных носилках пришлось наносить пятьсот килограммов картошки. И ее вшестером нужно было почистить. Вот это уже были ягодки.
   С восемнадцати часов до шести утра они не покладая рук, без сна и отдыха чистили этот проклятый овощ, так неосмотрительно в свое время завезенный европейцами из Америки. Ну, и репчатого лука пятьдесят килограммов. Хоть его было сравнительно не много, но слез вытекло из глаз бойцов предостаточно...
   Ребята в процессе работы за эту долгую ночь рассказали друг другу все известные анекдоты, пропели все песни и даже вдоволь намолчались.
   Но, какой невыполнимой казалась бойцам эта задача, они ее выполнили. Да и куда было и деться? Присяга…
   Когда первые лучи солнца прогнали туман над территории части, бойцы бросили ножи и подняли воспаленные глаза. Вдоль стен большой комнаты, где они занимались таким рабским трудом выстроились несколько двухсотлитровых ванн. Они до самого верха наполнены водой и очищенным картофелем. Обрадованные, появившейся наконец возможностью передохнуть, бойцы опустили уставшие руки и замерли в сладкой истоме.
    Но, в этот момент высшего блаженства появился повар и приказал им всю эту картошку порезать. Возразить было нечего. Бойцы, понуро опустив остриженные наголо головы, негнущимися пальцами рук снова взялись за ножи. А, потом бойцы мыли выложенные белым кафелем стены, полы и прочее, прочее, прочее...
   В какой то момент, уже плохо соображающего бойца Евсеенкова тронул за плечо смуглолицый повар и жестом приказал следовать за ним.
   Вытирая на ходу руки о подол своей сменной гимнастерки, тот подошел к кладовой. Около ее открытой двери уже находился дежурный по кухне. Рядом присев у нескольких бумажных мешков, уже работали остальные бойцы наряда по кухне. Они брали из мешка горстями длинные светло-коричневые трубки макарон и поднеся ко рту, изо всех сил дули в них, а затем аккуратно укладывали в алюминиевый ящик. В нем уже высилась приличная стопка готового к варке продукта.  Мучная пыль стояла столбом. Повар приказал прибывшему бойцу присоединяться и помочь своим товарищам, что бы успеть приготовить к обеду это блюдо.
   Ни чему уже не удивляясь, тот был готов  включиться в эту странную работу. Но, в последний момент заметил, то дежурный по кухне и повар беззвучно хохочут над старательно работающими ребятами. И тут он понял, что это просто розыгрыш и себе рассмеялся. И было от чего. Его приятели с белесыми лицами, и руками замерли ничего не понимая. Когда наконец  до них дошло в чем тут дело, они смущенные встали и молча разбрелись по своим рабочим  местам. А, что поделаешь, ведь они еще совсем еще молодые бойцы.
   Кстати, говорят в их дивизии за такую шутку  повара получили по году дисбата, как за издевательство.   
   Одному из рабочих Акулову на кухне было приказано убрать шестьдесят десятиместных столов в огромном зале столовой, подмести и вымыть, выложенный светлым кафелем пол. Такой огромный объем работы казался ему просто  невыполнимым. За всю  свою прошедшую жизнь он даже приблизительно не попадал в подобную ситуацию. Но, делать было нечего, здесь нет его родителей, помочь некому, отмазаться не получиться...
   От отчаяния подозревая, что вот прямо здесь в непомерном труде бездыханным упадет на грязный пол, он взялся за тряпку.
   Рядом в своей комнатушке аки пчела трудился маслорез, толстенный детина. Тот делил на положенные порции сливочное масло, сахар, белый и черный хлеб для личного состава. Все в полку считали за большую честь завести с ним близкое знакомство. Понятно почему.
   Бойцу Акулову, глядя на это, самому страшно захотелось поесть чего-нибудь сладенького.
   Он во время своей учебы в техникуме подрабатывал летом на местной кондитерской фабрике разнорабочим. Обязанности его были не сложными. Поднести, нагрузить, собрать, убрать, проследить и при этом вокруг находилось невероятное количество вкусных сладких вещей.
    Вдоль одной стены цеха стояли стеллажи с коробками бракованной продукции, которую можно было свободно есть. Главное не брать полностью упакованное и с конвейера.
    В первый день пока ему оформляли пропуск, пока инструктировали, пришло пол смены. Прозвенел гудок на обед и народ со странной поспешностью ломонулся в буфет.
   Новичку подсобному это показалось очень странным, в цеху еды есть не переесть, а они в буфет. Ради любопытства заглянул туда и он.
   Рабочие наперебой заказывали соленые огурцы, помидоры, селедку, лук и прочие острые блюда. Все это тут же с необычным энтузиазмом съедалось. И понятное дело, в ассортименте буфета не было ни одного сладкого продукта. Это здесь просто ни кто не покупал.
    Воздух на территории этого предприятия был до предела приторно сладким и потому рабочие не могли даже смотреть на производимую ими вкусную продукцию не то, что употреблять.
   Вот почему мастер благородным жестом и со сладкой улыбкой предложил новичку тут же отведать их продукцию. Видимо, это для того, что бы тот в первый же день с голодухи до отвала наелся сладостей и впоследствии от них его воротило. Сплошная экономия. Но, не на такого напали! И парень ел понемногу каждый день. Поэтому о этом времени у него остались самые радужные воспоминания. Хотя впоследствии, проходя мимо кондитерской фабрики вдохнув, идущий от нее приторно сладкий воздух, он всегда испытывал тошноту.
   Уборка огромных армейских столов оказалась сравнительно не такой тяжелой задачей, а вот мытье полов с черными  следами  от резиновых подошв солдатских сапог, это было уже что-то...
   Как мог помыл кафель и уже собрался немного передохнуть, как тут появился заведующий столовой прапорщик Ермаков. Недовольно оглядевшись, он принес целое ведро хлорной извести и рассыпал ее по полу. Затем все это полил водой и велел  все перемыть снова.
   Не передать словами чувство, охватившее молодого бойца. Мыть все по-новой, а потом  еще идти помогать своим товарищам чистить проклятую картошку. Подобное было выше его сил... Но, как водится, это еще были цветочки, ягодки проявились, когда он, вдыхая ядовитые пары хлора, взялся за работу. Сначала першило, а далее резало и горело в носоглотке, да и временами пол уходил из-под ног.
      Когда работа была выполнена, на улице уже стояла глубокая ночь, кисти солдата покраснели и с них слезла кожа. Правда одна радость,что за такое издевательство заведующему столовой на следующий день влепили выговор, а кожа на руках потихоньку наросла новая.
   Со временем он научился эту работу выполнить играючи за три часа, но первая кухонную ночь была ему хорошей школой. 
     В посудомойке были свои сложности и секреты. Вода в там была не проточная, она грелась в специальном устройстве и подавалась ведрами. Было очень жарко и влажно. Жир на посуде не отмывался, а моющих средств кроме хозяйственного мыла не было. Да и то выдавали крайне ограничено. Но, за чистоту спрашивали строго и бывало по два раза заставляли ее полностью перемывать. Сжалившись, выход подсказали старослужащие солдаты. Они посоветовали при получении продуктов на складах потихоньку воровать там пачки сухой горчицы и высыпать ее в горячую воду для мытья посуды. Совет оказался дельный и этот вопрос таким образом решился положительно.
   В помещении кухни есть варочный зал, где стоят огромные электрические котлы, в которых собственно и готовят пищу.
   Там постоянно занят один боец из наряда, которого не привлекают на чистку картофеля. Он всегда под рукой у поваров, моет котлы, полы, подносит продукты и прочее...
   Здесь нужно четко ориентироваться в ситуации, когда, что и как делать.
    Вот один повар закончил разливать в бачки на столы первое из одного котла, а другой картофель пюре в порционные тарелки. Сейчас начнут освобождать третий с киселем. Рабочему сразу нужно браться мыть освободившиеся котлы. Какой раньше? Конечно же из-под картошки. Потому, как они по-прежнему горячие внутри и остатки пюре твердой коркой намертво присыхают на стенках и дне. Если зазеваться, или изменить очередность их мытья, то эту огромную посудину придется драить очень долго и тяжело.
   Такую вот ошибку и допустил рядовой Семенов. Пришлось ему сняв сапоги и портянки, босым залезать внутрь и изнемогая от жары, все это отмывать.
   Когда повар увидел эту картину, то только головой покачал. Но, промолчал, пусть мол хоть так салага набирается армейской расторопности. Не доходит наука через голову, дойдет через руки. Так, в всяком случае, учит солдатская пословица...
   И действительно, через пол года молодые бойцы так наловчились работать на кухне, что даже сами удивлялись своему появившемуся мастерству. Все делалось быстро, сноровисто и  вовремя. Каждый знал свою задачу и четко ее выполнял. А, как же, все хотели поскорее выполнить работу и уйти в казарму поспать. Так сказать, кухонный подряд.
   Боец Семенов даже ухитрялся незаметно от поваров отщипнуть от каждой сосчитанной заготовки котлеты чуточку фарша, лепил из этого себе несколько штук и ложил рядом с другими. Повар, не подозревая, жарил это блюдо, а ловкому солдату оставалось только  незаметно изъять их прямо с противня и благополучно добавить себе к обеду...
   В зале столовой отдельно от всех стояли три стола, с которых питались заправщики топливом ракет. Их рацион пестрел такими экзотическими продуктами, как сыр, колбаса, сгущенка, тушенка, печенье и прочее. Все солдаты полка сглатывали слюну, глядя на такое изобилие еды. Но, в тоже время ни кто им не завидовал. Уж очень вредная и опасная была их работа.
   Уволившись в запас, бывший ефрейтор Семенов  мыл дома полы с мылом. Его матушка даже запротестовала, мол, испортится линолеум. Картошку чистил так, что из-под его  ножа кожура срезалась одной крученой ленточкой. Да и настолько быстро, что ни кто в его семье не мог за ним угнаться.
А, уж посуду мыть в проточной горячей воде было для него сущим удовольствием, о котором на армейской кухне он даже не мог и мечтать.
   Побывав за свою службу в наряде в полковом пищеблоке двадцать раз, он за все это время перемыл на двоих:
   Ложек - тридцать тысяч штук.
   Тарелок порционных под второе - тридцать  тысяч штук.
   Тарелок под первое десять тысяч штук.
   Блюд  под хлеб - две тысячи штук
   Чашек под чай и компот - тридцать тысяч штук.
   Бачков под первое - две тысячи штук.
   Вытер три тысячи десятиместных столов.
   Вымыл без швабры с мылом огромный зал столовой - шестьдесят раз.
   Очистил и порезал с шестью товарищами картофеля в среднем восемь тысяч, лука репчатого тысячу килограммов. Так что умение  и сноровка в таких делах у бывшего ефрейтора осталась на всю его долгую жизнь…