Жареный зефир

Хлопнула дверь машины. Раздавшийся хлопок поверг всех в недоумение. Кто же, чёрт побери, может так хлопать дверью своей маленькой хонды? Ну, разумеется. Увидев виновника столь странного шума, все пошли дальше, кто куда. В офис, в канцелярию.
Йена МакКингсли люди считали ужасно жестоким, эгоистичным и заносчивым человеком. Может на то и были причины, но никто даже не удосужился за долгое время их «службы», просто пообщаться с Йеном, не обращая внимания на его плохие внешние качества. Люди думают, мол, «Вот, какой он снаружи такой он и внутри, где же хорошие качества в том, кто сверху подгорел словно хлеб, пересидевший в тостере».
Дверь лифта закрылась, оставив Йена наедине с миниатюрной, и, по его первому мнению, отвратительной блондинкой. Её пушистые волосы были собраны в хвост, и пушистость волос особенно раздражала МакКингсли. Если учесть, что рост у мистера главного героя был не больше полутора метров в придачу с десятком, лицом он почти упирался в пушистые волосы. Когда он всё же отступил назад, блондинка повернулась. Йен удивился цвету её глаз. Он был зелёно-голубым, и очень напоминал ему цвет глаз его матери. Он еле сдержался, чтобы не заплакать, вспомнив дни, проведённые с ней в Новом Орлеане. Почувствовав горечь, подступающую к глазам, он осёкся и пробубнил:
-Доброе утро.
-Здравствуйте, мистер МакКингсли. Мистер МакКингсли, ведь? – голос блондинки был очень нежным и милым, а ещё, что более важно, он был добрым. Добрым к Йену. Он ведь так отвык от того, что к нему относятся с добротой в голосе. С искренней. Выражение усталости, которое он так долго имитировал, сошло с его лица. Но вдруг его посетила мысль, что она его раскроет, и что людям нельзя верить, даже столь милым блондинкам.
-Да, он самый. – Проштудировал МакКингсли, заметив, что лифт их близится к этажу канцелярии. Значит, если это предпоследний этаж, а на последнем он эту блондинку не видел, ей сюда. Она широко улыбнулась, сверкнув своими прекрасными глазами.
-Доброго дня вам, мистер МакКингсли.
Когда лифт остановился, блондинка резво выскочила, и медленно направилась к двери на конце этажа. Дверь лифта снова закрылась. Мистер МакКингсли остался один, но его лицо было искажено недоумевающим непониманием всего, что происходит кругом. Блондинка с пушистыми волосами, лифт, канцелярия. До чего же всё странно сегодня! И вдруг Йена осенило, что он даже не спросил имени той самой блондинки, показавшейся ему отвратительной из-за копны своих пушистых волос. «Может, подождать её после работы и подвезти? Наверное, так я и сделаю» - всё думал Йен, составляя план дальнейшего знакомства. Может бар? Кафе? Ресторан? Нет, не потяну ресторан. А может, позвать её в кино? Количество мыслей на тот момент совершенно не давало ему спокойно работать, и, будучи начальником, он заперся в своём кабинете, откупоривая бутылку виски. «Её глаза, такие замечательные глаза. Как у моей матери» - думал МакКингсли. – «Я просто обязан познакомиться с ней, в ней есть что – то… что – то такое странное».
Когда ты жаришь зефир на костре, ты не должен пережарить его. Иначе – обожжёшься.
Нельзя было сказать, что последние два года Йена кто – то сильно обижал, но столько, сколько он натерпелся в детстве… не думаю, что каждый третий человек, читающий этот рассказ, сможет понять его. Но грех не попробовать. Отец Йена бил его в детстве, одноклассники совсем не любили. Так у него сложилось «чувство изгоя». И может, оно на самом деле и не было даже одной четвёртой правды, но это осталось с ним на всю жизнь. И даже сейчас, когда он гордо восседает в кресле начальника, попивая виски, когда ему вздумается, его не покидает чувство, что все лгут ему. Даже та милая блондинка, с первого взгляда показавшаяся такой доброй. С нетерпением дождавшись конца дня, МакКингсли прыгнул в лифт, как всегда, не обратив внимания на единственного своего пассажира, присоединившегося на этаже канцелярии.
-Ну не ирония ли судьбы, мистер МакКингсли? – расхохотался знакомый Йену голос. Он поднял глаза, заметив перед собой уже увиденные им сегодня два больших сине-зелёных глаза. Та же копна волос, только усталость на глазах немного отличало девушку от той, что села в лифт утром. Но жизнерадостность и доброта не ушла из её голоса, она была по-прежнему милой. Мистер МакКингсли улыбнулся, впервые за долгое время, искренне.
-Извините, мадам… - он прищурился, показав блондинке, что ожидает её имени.
-Люси Ле’вьер.
Француженка. Так и подумал Йен, по её миниатюрности и акценту.
-Очень приятно, мисс Ле’вьер, меня зовут Йен. – МакКингсли протянул руку, предлагая таким образом скрепить их знакомство рукопожатием. Тонкое белое запястье взмыло в воздухе, направляя проворливые тонкие пальчики на встречу не менее тонким пальцам Йена. Наверное, миниатюрность этих двоих и объединяла их.
-Вас подвезти? – с надеждой в голосе спросил МакКингсли, выходя из офиса вслед на блондинистой леди.
-Не думаю, что это возможно, мистер МакКингсли. – Печально сказала Люси.
-В чём же дело? – удивился Йен.
-Вы начальник, а я уборщица. В вас влюблена начальница из офиса ниже, познакомьтесь с ней.
-Вы что? Вы не показались мне глупой, когда я вас увидел. Разве наше положение может изменить наши взгляды и предпочтения? Вы были очень милы со мной сегодня, я был бы рад угостить вас, чем нибудь, допустим в баре «Ирландский бассейн». Просто как друзья.
Люси расхохоталась своим тихим и не назойливым смехом, широко улыбаясь мистеру МакКингсли. В итоге, она одобрительно кивнула, направляясь к машине Йена.
-Хорошо, мистер МакКингсли. Как друзья, можно всё.
-Можете просто Йен.
-А вы совсем другой. – Сказала леди, сидя уже в машине. – Все говорят, вы эгоистичный, жестокий. У вас нет друзей. Вы никого к себе не подпускаете. А на деле, вроде такой милый молодой человек. Кому же в свои двадцать два удавалось в нашем офисе занять пост начальника? Вы ещё и очень одаренный мужчина.
-А вы новенькая? – спросил Йен, выворачивая с парковочного места на дорогу. – Право, я вас раньше не видел.
-Нет, нет, я уже давно работаю в канцелярии. Вы врятли меня видели, я ведь целыми днями драила туалеты, с шести утра.
-Как мне знакомо ваше положение. Они новичков не щадят. Особенно миссис Палмвуд.
-Ничего, но там хоть какие – то деньги платят. Мне нужны деньги на дальнейшее обучение в колледже, вот и подрабатываю. Тут, и в театре. Правда, там работа более приятна.
-Вы актриса? – спросил МакКингсли, включив обогреватель.
-Да. Не профессиональная, разумеется. Но мне это занятие очень нравится. Ты проживаешь другую жизнь. У нас-то жизнь одна, порой скучная, где ты драишь туалеты. А там может быть другая эпоха, другие события. И ты можешь быть там кем угодно: королевой, прислугой, рыбаком, премьер – министром. Театры – великая вещь.
-Вы говорите об этом с таким энтузиазмом, ваш голос просто стал мелодией. Вы, наверное, очень любите своё дело. Почему бы вам не быть только актрисой?
-Я не могу остаться там насовсем, пока не доучусь в театральном колледже.
-Сколько же вам?
-Мне 19.
-Вы на втором курсе?
-Да. А кем всегда хотели быть вы?
МакКингсли улыбнулся, тормозя у бара.
-Я всегда хотел быть писателем. По сути, это одно и то же, писать и играть. Ты проживаешь другую жизнь, это восхитительно. И в своём рассказе ты действительно можешь быть кем угодно, начиная премьер – министром и заканчивая всякой мистикой. И что более чудесно в этой работе: ты можешь почувствовать себя рядом с этим всем,
-Да, это очень интересно, мистер МакКингсли. У нас похожие взгляды на творчество. Вы левша?
-Нет.
-А я левша. Говорят, левши творческие люди, так как правая часть мозга задействована больше…
Выйдя из машины, Люси и Йен направились в бар, мило разговаривая по пути.
-Вы действительно не такой, каким я вас считала. Вы способны на добро.
-Возможно. Я ведь очень люблю свою собаку, знаете, я даже готовлю ей куриный суп, когда она болеет осенью…
Хохот сопровождался выпивкой, а выпивка разговорами, приводившими выпивавших к хохоту. Замечательная вещь – жареный зефир. Снаружи он такой жёсткий, терпкий, пропахший дымом, который исходил из костра, над которым жарили зефир. А если откусить хотя бы маленький кусочек этого зефира, стерпев эту терпкость, можно насладиться нежной тягучей массой со вкусом ванили, тающей во рту. Не всегда всё подгорает внутри, когда подгорает снаружи. Это и делает жареный зефир таким восхитительным.