Болотные истории

                БОЛОТНЫЕ  ИСТОРИИ.


                Иду тропинкою лесной
                В туманную даль бездорожья.
                Вокруг тишина, глухозвучье, покой,
                Который объять невозможно.
                Как вдруг, меж свинцовою тяжестью туч,
                Нависших над пиками ёлок,
                Прорвался сверкающий солнечный луч,
                Блеснувши росою иголок.
                И лопнула ватная дурь тишины,
                Рассыпалась сотней искринок.
                Раздался дружный птичий хор
                Меж  сосен и осинок.
                Тропа вела к болоту
                Через прозрачный лес,
                Болото ж оказалось
                Копилкою чудес.


               
                Комариная смерть.

                Это растение-хищник произрастает в северных и частично центральных областях России, но повсюду немногочисленно. Растёт росянка и в Свердловской области по моховым болотам, ближе к периферийной части, постепенно переходя на «нет» к центру крупных болот. Трудно различить среди мха это крохотное растение. Распластана по мху розетка круглых листочков величиной чуть более копеечной монетки, да качаются на тонком стебельке маленькие, невзрачные белые цветочки. Листочки росянки постоянно поблескивают прозрачными капельками, похожими на росу. Отсюда и название растения. Но капельки – это не вода, а липкая, густая слизь.
                Комар или невеликая мушка, завидев эти капельки, спешат напиться и попадает в такую беду, из которой им живыми уже не выпутаться. Прилипнув, пленник мечется, бьётся, задевая при этом соседние капельки. Потревоженные реснички листа изгибаются навстречу добыче и скоро обволакивают её слизью полностью. Края листа загибаются и ловушка захлопнута. Здесь же добыча начинает перевариваться, как в желудке животного, потому что слизь содержит вещества, близкие по составу к желудочному соку.
                Через некоторое время (до двух суток в зависимости от величины жертвы) лист раскрывается. Ветер сдувает с него  сухой непереваренный хитиновый покров насекомого. На тоненьких ресничках вновь выступают прозрачные капельки-росинки. Ловушка готова, заманчиво поблёскивают листочки. Хищник ждёт очередную жертву.
                С освоением новых территорий, увеличением количества транспорта, люди всё чаще стали тревожить нежное растение. Росянка – спутник клюквы. Где нет этой ягоды, нет и росянки. Собирая клюкву, люди невольно становятся причиной гибели большого количества этого миниатюрного растения – помощника человека в борьбе с гнусом.


                Второй этаж.

                Среди мохового болота возвышался микроскопический островок, на котором росло несколько восьми-десяти метровых сосен и елей. Среди карликового и корявого болотного сосняка это казалось настоящим оазисом. На одной из сосен, близко к вершине облюбовали место для гнезда пара серых ворон. Место казалось недоступным, да и с верхушки  просматривалось всё болото. К середине апреля гнездо было построено и самка начала кладку. В это время меня и занесло на окраину мохового болота. С опушки в бинокль было хорошо видно гнездо и сидящая в нём ворона. Но подойти оказалось невозможно даже в болотных сапогах: вода в эту весну стояла высоко. Помаявшись больше часа я бросил эту затею, но бывая в этих местах я подолгу наблюдал за жизнью ворон. В начале мая вывелись птенцы, родители их спокойно выкормили и в первых числах июня выводок покинул гнездо.
                На следующий год, уже в конце апреля, мне вновь довелось побывать в этих местах. Я посмотрел на островок и с удивлением увидел на гнезде какую-то птицу. Странно – подумал я – вороны никогда не поселяются в старых гнёздах, ежегодно строя новые. Ещё я больше удивился, когда настроив бинокль увидел стоящую на гнезде утку крякву, которая прихорашивалась, перебирая клювом перья. Дождавшись, когда утка улетит, пошёл к островку, благо зима была малоснежная и вода в болоте стояла ниже колена. Удивлению моему не было границ, когда взобравшись на сосну увидел в гнезде два зеленоватых утиных яйца. Надо же! Надоело утке жить на первом этаже  - перебралась на второй. Читал я о таком странном гнездовании кряквы, но своими глазами видел впервые. Через десять дней мне пришлось несколько часов ждать, когда утка слетит с гнезда. В гнезде оказалось девять яиц, заботливо укрытых толстым слоем серо-бурого пуха, выщипанного с груди и брюшка утки. Зная, что насиживание у крякв продолжается около 25  суток, я вычислил день появления птенцов и пришёл понаблюдать, как утята будут выбираться из гнезда. Но где-то в расчёты закралась ошибка: утка просидела на кладке до темноты. Утром, едва рассветало, я уже был на своём наблюдательном пункте. Утка стояла на краю гнезда и, наклонив голову, внимательно смотрела внутрь. Там что-то еле заметно копошилось. Утка села на гнездо. Через два часа она встала, несколько раз крякнула, слетела на воду рядом с деревом и продолжала крякать. На краю гнезда показался жёлто-коричневый комочек и не раздумывая спланировал вниз. За ним последовали другие. Вскоре весь выводок собрался вокруг утки. Она немного покрутилась на одном месте, а затем поплыла в сторону небольшого зеркала открытой воды.  Утята вереницей последовали за ней. Когда я пересчитал утят, их оказалось только семь…


                Баран над болотом.

               
                Давным-давно, когда мне ещё было 12 лет, мы с соседом-одногодком в майские праздники отпросились у родителей в лес с ночевкой. Заранее наметили, что пойдём на лесное озеро, находившееся в 8-9 километрах от города. Прихватили с собой по солидной краюхе хлеба, соль, спички, перочинный нож и по пустой литровой фляжке. Один рюкзак на двоих. Воду решили набрать в первом же встретившемся ручейке, а на месте пить берёзовый сок. Уже тогда я всюду носил с собой записную книжку с химическим карандашом. Всё, что встречалось в природе интересного, сразу попадало на её страницы вместе со схемами и рисунками.
                Вышли после обеда, а до озера добрались только к вечеру. По пути часто останавливались, если замечали что-либо необычное, удивительное. Долго смотрели как муравьи пытались затащить на муравейник пустую шкурку гадюки, наблюдали за двумя рыжими белками, гоняющимися друг за другом, пытались поймать бурундука. Подкрадывались к каждой поющей птице, чтобы получше рассмотреть её, а затем определить. Ловили неизвестных бабочек и жуков. Наконец подзаросшая конная дорожка привела к озеру. Место было просто замечательное. С западной стороны озерка располагался широкий луг, с севера впадал ручеёк с прозрачной водой, с востока подступал сосновый бор, а на юге оно переходило в кочковатое болото с чахлыми редкими берёзками. На границе болота и луга стоял большой стог невывезенного сена, в котором мы и решили заночевать. Но прежде всего нашли толстую берёзу, прорезали внизу ствола желобки и подставили под них фляжки. Сок бежал хорошо. Затем в стогу выщипали глубокую нору с пещеркой в её конце. Быстро наступили сумерки. Фляжки к тому времени наполнились соком и мы приступили к ужину. Съели по хорошему  куску хлеба с солью, запили сладким соком, забрались внутрь стога и заткнули вход сеном. В пещерке было тепло и сухо, пахло сухой травой и мышами. Усталость взяла своё и мы быстро заснули.
                Проснулись от громких криков журавлей. Потом прямо над нами долго каркала ворона: видимо сидела на вершине стога. На озере вразнобой крякали утки, где-то рядом пел зяблик, невнятно слышался щебет ещё каких-то птиц и продолжали шуршать мыши. Вдруг среди этого шума прорвались незнакомые звуки: как будто заблеял молодой барашек. Вот они повторились,  вот послышались сразу два голоса в разных сторонах. Мы пошептались недоумённо. До жилых мест далеко, откуда же здесь взялось стадо? Но когда блеяние раздалось прямо над головой, мы быстро выкарабкались из стога. Никаких овец поблизости не было. И только внимательно приглядевшись, увидели, как какая-то птица величиной не более скворца высоко поднимается в воздух, а затем резко пикирует вниз. И в это время раздаётся звук похожий  на голос барашка. Убедившись несколько раз, что догадка наша подтвердилась, мы вскоре отправились домой. Только порывшись в книгах  мы определили: это бекас. И знаете чем он поёт? Хвостом! Когда птица резко пикирует вниз, ветер перебирает перья раскрытого хвоста и получается звук, который мы слышали.


                Гнездо журавля.

                Посчастливилось однажды найти гнездо журавля. Необходимо мне было перейти  из одного участка леса в другой через болото. Вообще-то это место болотом назвать можно лишь условно: обширная кочковатая поляна весной заливалась талыми водами, а к концу лета пересыхало почти полностью. Вторая половина мая, жарко светило весеннее солнце, яркими бликами отражаясь в воде, воздух звенел от птичьих голосов. Вода стояла невысоко, едва в полколена, дно между кочками плотное, твёрдое, поэтому передвигаться труда не доставляло, хотя слегу я вырезал и постоянно ощупывал дно перед собой.
                Неожиданно, метрах в тридцати впереди, увидел большую птицу, которая как бы кралась среди кочек, низко опустив голову на длинной шее и подгибая голенастые ноги. Конечно же я сразу узнал журавля, но его поведение показалось странным. Журавль – птица очень осторожная, близко человека не подпускает и как только завидит его, немедленно старается улететь с громким трубным криком. Значит что-то неладно! Птица наверное больна или ранена, а может быть… гнездо?! Да, скорее всего последнее, так как птица не удалялась, а обходила меня полукругом, не особенно прячась за высокими кочками.
                Все мои планы оказались забытыми и я планомерно стал осматривать кочки. Чтобы не потерять место, где я увидел журавля, повесил на чахлую берёзку рюкзак как ориентир. Примерно через полчаса поиски увенчались успехом: среди редкого тростника на высокой и широкой кочке, в неглубокой ямке, скудно выстланной сухими листьями осоки и какими-то корешками, лежали два крупных яйца буровато-зелёного цвета, сплошь покрытые расплывчатыми серыми и лиловыми пятнами. Тщательно обмерив и записав  размеры яиц и гнезда, решил проверить степень засиженности яиц. Опустил одно яйцо в воду и оно сразу наполовину всплыло: значит скоро вылупятся птенцы. Яйцо насухо обтёр, погрел в ладонях и опустил обратно. Журавль не делал никаких попыток напасть или отвести от гнезда, а лишь молча наблюдал, присев между кочек. Прилетел второй журавль, опустился невдалеке от первого, что-то тихо курлыкнул и замер. Отличить кто из них самец, а кто самка было невозможно: уж очень они похожи. Я знал о том, что журавли образуют пары на всю жизнь, вместе насиживают кладку и заботятся о потомстве до самого отлёта в тёплые края. Только гибель одного  из них может изменить это правило.
                Через два дня я снова посетил это болотце. Журавль неподвижно сидел на гнездовой кочке, высоко подняв голову. Если бы я не знал где расположено гнездо, ни за что бы не увидел птицу: оперение сливалось с серо-бурой прошлогодней осокой, шея напоминала сухой ствол небольшого деревца, да и покачивающийся под слабым ветерком редкий тростник с серыми метёлками наверху мешал сосредоточить зрение на какой либо конкретной точке. Подходить ближе к гнезду не решился и тихо скрылся в лесу.
                Через неделю опять проверил гнездо, но оно было ужу пустое. Рядом с кочкой под водой лежали два осколка яичной скорлупы. Значит птенцы благополучно вывелись и покинули это место, отправляясь в неведомое. Жизнь продолжается!


                Журка.

                Шёл по узкой тропинке сквозь густой молодой ельник почти по кромке болота. Недавно прошёл тёплый весенний (почти летний) дождь, показалось солнце и даже хмурый ельник засверкал капельками дождя, осевшими на тёмно-зелёной хвое. Была третья декада мая, на березах и осинках рас пустились ярко-зелёные листочки, тропинка усеяна длинными серыми серёжками осины, на лужах цветут  желтые пучки калужниц, на сухих местах синеют и желтеют медуницы и сон-трава, а вокруг стоит неумолчный птичий гомон.
                Впереди на болоте послышались встревоженные крики журавлей. Я свернул с тропы на голоса и вышел на кромку кочковатого болота с изредка торчащими невысокими берёзками и ивами. То взлетая, то устремляясь вниз над болотом летели в мою сторону два журавля, истошно крича и пытаясь ударить клювом кого-то между кочек. Я спрятался за крайней у болота ёлочкой и продолжал наблюдать. Наконец всё стало ясно:  журавли нападали на облезлую лису, которая что-то жёлтое несла в зубах, прячась за высокими кочками и под деревцами, при атаках птиц и не хотела бросать свою добычу. Сначала вся эта битва двигалась прямо на меня, а затем стала смещаться в сторону. Пришлось выскочить наперерез этой кавалькаде. Журавли резко взвились вверх и, натужно крича, скрылись за деревьями. Лиса остановилась на ходу, подняв тучу брызг, бросила свою ношу и пустилась наутёк, визжа и редко взлаивая как обиженный щенок.
                Подойдя ближе к брошенной лисой добыче, увидел, что это был совсем маленький журавлёнок с относительно короткими, но крепкими лапками не очень длинной шеей, весь покрытый плотным рыжевато- жёлтым пухом. Скорее всего ему было около недели отроду. Он тяжело дышал и не открывал глаза. С левого бока по крылу и по правой стороне бедра стекали две тонкие струйки крови. Взяв его в руки, почувствовал, как отчаянно бьётся маленькое сердце. Я положил птенца на широкую кочку и спрятался неподалёку в ёлочках на краю болота. Скоро стало темнеть. Родители журавлёнка так и не прилетели, а сам он постепенно возвращался к жизни: начал попискивать, поднимать голову и шевелить лапками. Кровь уже не бежала, но встать он так и не пытался. Я завернул беднягу в мох, аккуратно уложил в рюкзак и отправился домой.
                Домой пришёл затемно, первым делом развязал рюкзак и вытащил журавлёнка. Когда начал освобождать его от мха, птенец пребольно ущипнул меня за палец, вырвался из рук и заковылял, припадая на правую ногу, в тёмный угол комнаты. Там он сел и положил голову на пол. Больше тревожить его не стали и выключили свет. Рано утром сходил на ближайшее болотце и наловил пол банки крупных чёрных головастиков, уже похожих на лягушат: с четырьмя лапками, но с хвостом. С руки журавлёнок есть не стал, прятался в угол и как бы сжимался в комок. Тогда я вылил головастиков вместе с водой в большую миску и ушёл в другой конец комнаты. Через некоторое время он неуклюже встал, подошёл к миске, долго смотрел в неё, поворачивая голову то вправо то влево. Затем резко клюнул и поднял голову. В клюве трепыхался головастик. Дёрнул клювом вверх, потом шеей и головастик исчез. Так же быстро журавлёнок проглотил ещё шесть штук, забился в угол и закрыл глаза. Я занялся своими делами, а когда вернулся после обеда, головастиков в миске уже не было, но птенец опять сидел в углу. Вечером предложили ему кусочки мяса, мелко нарезанную рыбу, траву мокрицу и листья пырея, мочёную клюкву. Но есть журавленок начал  лишь после того как мы вышли.
                Через два дня Журка (так решили его назвать) уверенно расхаживал по комнате, слегка прихрамывая, а на третий день впервые взял у меня из руки живого малька. Ел он решительно всё: червей, лягушат, кусочки фруктов и  варёных овощей, зелень, кузнечиков, зерно, много пил воды, но от молока отказывался. Скоро его переселили в сад в вольер из проволочной сетки. Как только соседская ребятня узнала про Журку, отбоя от посетителей не было. Пришлось наложить контрибуцию: без корма к журавлёнку не пускали. Проблемы с питанием не стало. Особенно много приносили мальков, которых он поедал с огромным удовольствием и в больших количествах. Правда с рук пищу брал только у меня. От обильного питания Журка быстро поправлялся, начали расти перья и его выпустили из вольера в сад. Он ходил по траве высоко поднимая ноги, ловил мухи кузнечиков, рвал траву и копался клювом в земле, ночевать же всегда уходил в вольер. Увидев меня, бежал навстречу расставив в стороны крылышки и радостно ворча. Первым делом он заглядывал в руки, в сумки, или битончик, а затем научился и по карманам шарить.
                К середине июля Журка полностью оперился, стал похож на взрослую птицу. Он ходил высоко поднимая ноги и часто стоял, долго махая крыльями и подпрыгивая при этом. Улететь он не мог, потому что журавли могут взлететь только после разбега, а в саду вокруг росли деревья. Но однажды утром, зайдя в сад я его не увидел. Я позвал – Журка! Журка! – но никто не вышел навстречу, никто не бежал ко мне, хлопая крыльями. Осмотрел весь сад: журавля не было. Быстро собрал всех своих юных помощников, обшарили все прилегающие сады и огороды, но Журку нашего так и не нашли.
               
                В. Светашов.