Знать бы только время и место

Блаженство этого рая – это особое блаженство
расставаний, отречения и тех, кто спит.
Х.Л.Борхес


Он проснулся. Было жарко и душно, и ему нестерпимо хотелось глубоко вдохнуть свежий воздух, размяться и окунуться в прохладную воду. Мышцы затекли и будто превратились во второй слой кожи – негибкой, истлевшей и неспособной производить движение.
Солнце создавало косые серо-желтые призмы, зажатые между окном и полом. Все остальное пространство вокруг него – помимо этих многогранников – представляло собой вязкий сумрак с взвешенными в нем миллиардами частиц пыли и казалось бесконечным – в основном, из-за того, что все стены были зеркальны, за исключением проема окна. Температура воздуха была около тридцати градусов по Цельсию; окно было наглухо закрыто, воздух в комнате был очень густ и неподвижен. Он вгляделся вглубь комнаты; это подняло в нем неконтролируемую волну иррациональной злобы и ненависти и желание вскочить, разбежаться и разбить все эти зеркала собственной головой. Так было всегда, когда он их видел, просыпаясь. Он подавил в себе, насколько мог, эмоции, вскочил и выбежал из комнаты, чтобы поскорее запрыгнуть под холодные струи душа.
Было около полудня. Дел было много, но ничего не лезло ему в голову. Состояние было знакомое, и он знал, что не стоит и пытаться приниматься за работу. Мысли были сумбурны, и он подумал, что стоит привести их в порядок за те несколько часов, которые отделяют его от события, к которому он готовился очень долго. Он сел за свой рабочий стол и спихнул с него на пол предплечьем толстый том «Номинализма Уильяма Оккама как отражения ближневосточной теоретикопознавательной традиции» Луиса А. Солари, монографии, жутко его раздражавшей своим стилем изложения и содержанием, но которую ему было необходимо проанализировать, подвергнуть критике и учесть как часть историографии вопроса, которым он занимался в своем исследовании о предпосылках, возникновении, развитии и становлении ортодоксального катаризма в Европе. Предмет собственной диссертации был ему совершенно неинтересен, но был актуален и удобоварим для консервативной академической среды его университета и обещал беспроблемную защиту и получение столь необходимой для укрупнения оклада научной степени. Катарские епископы Юга с одной стороны, и Севера – с другой, в своем споре о первенстве в связи с большей или меньшей древностью и неискаженностью своих реликвий – книги «Темная роза» и «Благой вести отцов Иудеи, Александрии и Антиохии», пытаясь вызвать как можно больший резонанс в обществе и привлечь колеблющуюся часть общей паствы (а таковой являлась большая ее часть) на свою сторону, щедро раздавали гранты на исследования, могущие подтвердить обоснованность претензий той или иной стороны. Его работа велась на средства, полученные из фонда епископа Фрисландского и Датского, и, соответственно, он довольно беззастенчиво и целенаправленно искал и акцентировал факты, подтверждающие каноничность и достоверность текстов, приписываемых апостолам Валентину, Василиду и Карпократу и другим Предтечам и Основателям. Его задачей, как и задачей некоторых его коллег, было уточнение датировки и подтверждение аутентичности текстов, составляющих «Благую весть отцов…», на основании недавно обнаруженных в Палестине остатков древних манускриптов. Так как работа была откровенно ангажирована, то ее объективность, несмотря даже на отсутствие фальсификаций и подтасовок фактов, естественно, была сомнительна. Но его это мало тревожило. Он сгреб кипу своих рабочих записей и свалил их в кучу на пол вслед за книгой Солари. Пыль поднялась столбом. В квартире становилось все жарче. Он несколько раз чихнул. Нечистоплотным он не был, но напряженная интенсивная работа последних месяцев совершенно не оставляла ему времени на обустройство быта. Он встал и достал из одного из книжных шкафов фундаментальный труд «История мультипликации: Онтологический аспект» Хакима Османа. Положил книгу на стол, поставил рядом холодную бутылку фруктовой препеченицы, принесенную из холодильника, отпнул ногой от стола стул и придвинул глубокое мягкое кресло. После этого снял с себя мокрую от пота рубашку, сел в кресло и с облегчением раскрыл книгу.
«История мультипликации…» была богато иллюстрирована. Схемы и наброски, диаграммы и репродукции составляли существенную, как аналитическую, так и источниковую, часть работы. Он открыл раздел I – «Генезис: редупликация и аналоговый кроссинговер». Пролистал три сотни страниц, составляющих его, и добрался до второго раздела – «Становление: от редупликации к полипликации. Развитие ризомных моделей и переход к стохастической парадигме». Раскрыл третью главу – «Зеркала» – и начал читать: « … Именно в этот период возникает концепция, согласно которой зеркальное отражение является прообразом мультипликации, его символическим виртуальным аналогом, а зеркало – инструментом, позволяющим умножать сущности. … Происходит сакрализация зеркала; … возникает ряд культов и сект зеркалопоклонников, члены которых, почитая виртуальные множества, постепенно отказываются от почитания материальных, основываясь на дуальном противопоставлении идеального материальному… Ввиду этого происходит также и инверсия в отношении к материальной сущности мультипликации, а процесс, инструменты и способы мультипликации предаются анафеме. Некогда сугубо прагматические действия приобретают религиозный смысл и соответствующую – негативную – оценку, и … становятся предметом табу. Таким образом, развитие почитания идеи умножения естественным и закономерным образом приводит к собственному отрицанию и отторжению. Простая поэтапная экстраполяция, сопровождаемая поочередным расширением и сужением смысла ключевого понятия (субстанциальный аспект которого – «множественность», динамический – «умножение»), приводит к отрицанию явлением самого себя. Осознание этого без, однако, должного рассмотрения процесса в его развитии, приводит в дальнейшем к отвращению от мультипликации в любом ее виде, как материальном, так и идеальном, и, далее, к демонизации всей категории множественности…» Он открыл пятую главу – «Движение демультипликации. Монадические войны»: «…”Чего вы хотите? Истинно: священники перед тем алтарем поклоняются мне и взывают ко мне и сажают бесплодные деревья во имя мое. И таковы суть вы сами. И таков бог ваш, и таковы священники ваши, служители заблуждения. Но велено: в последний день устыдитесь вы, и будет посрамлен ваш бог, и уничтожен вместе со своими созданиями”. Они были встревожены, и сказали ему: “Мы продолжим ждать”. Он засмеялся. Они спросили: “Почему ты смеешься над нами?” Он же сказал: “Я смеюсь не над вами. Ибо это все не самое главное: уже не протрубит рог, и самоиспепелена ярость, и меркнут звезды. Истинно: не главное, что задумано, что было и что должно быть. Истинно: главное, спасти бесплодные семена истины и истребить, спасая от скверны бескрайней обители тщеты, пленяющей их”…» Он расслабленно откинулся в кресле. Чтение помогало успокоиться и упорядочить содержимое сознания. Сегодня, уже через несколько часов, он должен был встретиться с ней. Он ждал этого момента много лет. Уже несколько раз, казалось, это должно произойти. Они бывали в каких-то секундах друг от друга, в нескольких метрах, в нескольких градусах поворота головы – и каждый раз они уходили друг от друга, а нужное мгновение или точка в пространстве ускользали. Но теперь это должно было случиться со всей определенностью. Были известны точные и место, и время: 18:00 31 августа 2013 года от Р.Х., перекресток Нагатинг-гатан и Риксдагбрюгге, Стокгольм. Он знал, что она будет там. Долгие годы она была его фантасмагорическим видением, занимала самую значительную часть его разума во сне и в бодрствовании. Ее образ давно распался на несколько абстрактных бесформенных и бесплотных пятен; он помнил не ее внешность, голос или манеры, а лишь какие-то фундаментальные характеристики ее существования: то, что она есть; что она есть именно то единственное существо, наличие и деятельность которого представляют для него интерес. Мысль о ней была навязчивой и не имела определенного содержания; это была просто мысль, без свойств и качеств, и она даже как будто не являлась интенциональным актом – ведь у оного должно быть конкретное наполнение, ноэма, а она была для него только именем, знаком, условным обозначением объекта без черт и свойств. И тем не менее она была вполне определенным, конкретным, единственным человеком, существующим на Земле в некое время в неком месте. И этот человек был его идефиксом и жизненно необходим для него. Он отложил «Историю мультипликации…», встал и пошел приводить себя в порядок. Было 16:00.

31 августа она проснулась рано утром, еще до рассвета. Сон мгновенно улетучился, но она лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к своим ощущениям; ей хотелось встать и идти туда, где сегодня должна состояться их встреча, но сильная тревога, переходящая в панический ужас, сковывала ее. Она пролежала так несколько минут, возможно, полчаса. Внезапно она почувствовала щекой щекотку; открыв глаза и протянув руку, она с удивлением обнаружила, что на ее лицо села пчела. Это было странно, так как окна в квартире были закрыты. Она любила пчел, эти насекомые неразрывно ассоциировались ею с летом и цветами. Страх и тревога исчезли, она наконец-то смогла встать, а через час уже была на работе. Она приехала туда, взяв с собой из дома заранее припасенную литровую бутылку с метиловым спиртом, задолго до того, как люди начали спешить по улицам, чтобы отвлечь себя от тягостного ожидания, сопровождаемого тем смешанным чувством смятения и досады, которое уже не раз заставляло ее в последний момент избегнуть встречи. Какой-то необъяснимый, потусторонний неконтролируемый толчок несколько раз заставлял ее отменить то, к чему ее неудержимо влекло и чего страстно хотелось. Но что-то останавливало ее – странный гибрид страха, ненависти и негодования. И неуверенность в необходимости встречи. А сразу после того, как момент бывал упущен, желание встретиться возвращалось – сильнейшая тяга, движителем которой была бесконечная тоска, чувство одиночества и тревога. Но сегодня все должно было произойти.
 Она стояла в помещении мониторинга инкубатора, в котором группа, в составе которой она работала, пыталась создать живой организм с полностью заданным фенотипом из неорганических исходных ингредиентов. В несколько этапов в заранее приготовленной смеси должны были возникнуть необходимые сложные органические вещества, образоваться устойчивые структуры, и затем этим последним надлежало начать самовоспроизводиться и развиваться до необходимой, заранее предопределенной формы с требуемыми параметрами. Причем управляемой должна была быть только изначальная закладка материала в определенных условиях, а в дальнейшем процессу следовало развиваться автономно, в изменяющей свои характеристики случайным образом среде, в том числе в существенно агрессивной. Это были задачи проекта, целью которого было создание нового инструмента для разведки и колонизации планет с жидкими средами. Способные к быстрому формированию и дальнейшей успешной адаптации к местным условиям организмы, как предполагалось, должны будут либо собирать сведения о колонизируемом объекте, либо трансформировать в нужном русле окружающую среду. Группа занималась этим проектом вот уже три года, и до назначенной даты предъявления полученных результатов осталось менее двух лет, а успехи лаборатории оставляли желать лучшего. Им удалось добиться синтеза органической плазмы на углеродной основе, способной образовывать относительно крупные устойчивые капли в воде (два других направления – для сред с преобладанием метана и гипотетических сред с превалирующим содержанием соединений кремния – развивались еще хуже) с низкой турбулентностью и при температуре не ниже минус шести градусов по Цельсию, чего явно было недостаточно. В водоем на целевой планете сбрасывалась специальная капсула с необходимой жидкой неорганической начинкой, в воде капсула раскрывалась, ее содержимое изливалось наружу, мгновенно образовывая вязкий конгломерат, и уже внутри этой цельной массы, доступной для ограниченного проникновения внутрь воды с растворенными в ней веществами из окружающей среды, шел процесс формирования генного материала будущей жизни. Если течения в воде были слишком сильными, то первоначальную вязкую массу размывало и уносило. Делать ее более плотной не получалось, так как в этом случае поглощение ею воды извне было недостаточным. Формирующий генный материал при этом представлял собой разнообразные макромолекулы, отдельные или весьма хаотично связанные друг с другом в сколь угодно большие группы. Дальнейшее развитие плазмы зависело от случая, от конкретных условий и было непредсказуемым. Поэтому на данном этапе команда лаборатории билась над тем, чтобы сделать переход от плазмы к структурированной форме жизни в необходимой степени предопределяемым. Но пока что работа продвигалась с большим трудом.
В испытательной камере инкубатора, представляющей собой специальную  сложно оборудованную емкость, находилась вода с растворенными в ней веществами при температуре минус шесть с половиной градусов по Цельсию при соответствующем высоком давлении, имитируя воду океана одного из спутников планет-гигантов Солнечной системы. В нее была введена протомасса объемом десять миллилитров. Температура была слишком низкой, и даже первичный биоматериал при данном составе инъектированной смеси не формировался. Совершенствование состава смеси требовало обширных побочных исследований, на которые не хватало ресурсов. Но, в общем, неудача никого в группе особо не расстраивала. Выделенные средства освоены, незапланированных расходов, хищений и утечек нет, вся отчетная документация в порядке, а у неуспеха есть объективные причины.
Температура в помещении была четырнадцать градусов по Цельсию; ее сильно знобило, хотя под рабочей одеждой на ней был одет теплый свитер, и, поеживаясь, она подняла ворот куртки, укрыв шею. В лаборатории сейчас, кроме нее, никого не было. Что-то тревожило ее, вызывая сильное внутреннее напряжение и беспокойство, и ей казалось, что это связано с экспериментом. Хотя она вполне честно признавалась себе, что ее, как и остальных, отсутствие должных результатов нисколько не волновало.
Она сделала дополнительную инъекцию смеси в испытательную камеру, сразу пятьсот миллилитров, и одновременно повысила температуру до минус четырех градусов по Цельсию. Во введенной массе тотчас же начались бурные процессы образования структур, фиксируемые приборами. Около часа она неподвижно стояла возле монитора, визуально наблюдая за происходящим; датчики показывали изменение плотности и состава массы, в которой затем стали возникать отдельные сгустки и уплотнения – формировались сложные самовоспроизводящиеся макрокомплексы органических молекул разных размеров – от микрон до миллиметров – и конфигураций.
Она ощущала все более стремительно нараставшее раздражение. Необъяснимая злость клокотала в ней, вызывая с трудом сдерживаемое желание перебить, разломать, уничтожить все вокруг – приборы, мебель, стены, людей на улице. Она и сама не понимала, откуда в ней это; но желание было очень сильным, и она почти не могла его подавить. Она прикусила губу, плотно прижала руки к груди и несколько раз быстро прошла по помещению лаборатории взад и вперед широкими шагами; холод пробирал ее до самых костей, и ее начинала быть крупная неудержимая дрожь. Она нервно схватила какой-то регистрационный журнал, открыла его, начала листать, со злостью резко разорвала, бросила на пол и с раздражением подошла к основному пульту управления инкубатором. Затем она ввела новые параметры среды: настроила температуру на комнатную, а давление – на атмосферное, и ввела максимально возможную скорость выравнивания. Через полчаса показатели достигли вновь заданных; за это время она успела разбросать и частично изорвать большую часть лабораторных документов и записей.
После этого она взяла небольшой лом, бутылку с метанолом, и по боковому техническому коридору прошла к загрузочному терминалу инкубатора, представлявшему собой люк с несколькими приборными панелями рядом с ним. Она набрала команду, в результате чего в недрах помещения за стеной послышался тихий звук работающих механизмов, и, через пару минут, из открывшегося проема выдвинулась герметичная емкость объемом около половины кубического метра, с рабочей вместимостью тридцать литров, многочисленными трубками, шлейфами, кабелями и тросиками соединенная с высокотехнологичной начинкой инкубатора. Нажала еще несколько кнопок, и часть поверхности наверху емкости с шипением отошла на полсантиметра. Она взяла лом, подцепила им крышку контейнера, приподняла ее, а затем с силой ввернула под нее лом и с хрустом сорвала ее. После этого она при помощи этого же лома повернула контейнер на бок, ломая и выворачивая устройства, соединяющие его с аппаратурой в глубине помещения инкубатора. Содержимое емкости полилось на пол, забрызгивая ей ноги в рабочих туфлях и комбинезоне.
Она стояла в темном холодном коридоре и смотрела на лужу. Вода быстро растеклась по полу и щелям в нем. Но, кроме воды, на мокром металле виднелась размазанной желтоватой массой киселеобразная жижица, не смешивающаяся с водой. Она присела на корточки и рукой в резиновой перчатке осторожно дотронулась до жижицы, а затем энергичными движениями ладонью размазала ее по площади в четверть квадратного метра и убрала руку. Жижица медленно стала перетекать на прежнее место, собираясь на участке пола размером с тетрадный лист. Она, не отрываясь, смотрела на это минут десять, затем резко встала и со злобой сильно топнула ногой в гущу желтого «киселя», разбрызгивая его. Но, как и до этого, жидкость вновь за несколько минут собралась в одном месте. Тогда она открыла бутыль с метанолом, нагнулась и аккуратно медленно вылила ее содержимое в массу на полу. Масса стала растекаться, смешиваясь с водой и спиртом. Она бросила бутылку, развернулась, и, заметно успокоившись и в приподнятом настроении пошла переодеваться, чтобы покинуть лабораторию и успеть заехать к себе домой перед сегодняшней встречей.

В 17:50 он стоял на пересечении Нагатинг-гатан и Риксдагбрюгге. Кисти обеих рук у него были наспех перебинтованы – за час до выхода из дома он, не сдержавшись, разбил в квартире все зеркала. Порезы болели, но это, конечно же, не могло испортить ему прекрасного настроения и отвлечь от легкого волнения и приятных мыслей.
Он вдыхал полной грудью свежий воздух. Позади него находился сквер, обсаженный соснами. По левую и по правую руку от него, по ту сторону двух улиц, шли плотной застройкой красивые старинные фахверковые дома, а прямо перед ним, на диагонально противоположной стороне перекрестка, возвышался величественный храм Софии – главный кафедральный собор Фризского и Датского епископства, видимый прямо со стороны своего главного фасада. Зимой, когда солнечный – материальный – свет будет в наиболее ущербном состоянии, в нем будут проводиться основные службы. Сейчас же только отдельные верующие неторопливо тянулись к храму на ординарную мессу, которая начнется через несколько часов, и поднимались по широким каменным ступеням, пропадая затем в темном проеме входа под устремляющимся ввысь нависающим несимметричным гранитным вимпергом, благодаря своей резьбе кажущимся губчатым. Садящееся солнце сейчас с той точки, где стоял он, виделось точно над острием шпиля наддверного щипца, а по бокам от него и гораздо выше устремлялись в небо две башни закрученной спиральной формы, слегка выгибающиеся в середине по высоте наружу от оси симметрии сооружения, проведенной вертикально через главный вход, и так же слегка пригибающиеся вовнутрь, к этой воображаемой оси, своими верхними частями. Таким образом, две верхние точки фиалов башен и верхушка пинакля вимперга образовывали равнобедренный перевернутый вверх основанием треугольник и несильно дугообразно выпуклыми боковыми сторонами; внутри него, как на дне треугольного в вертикальном сечении бокала, лежал солнечный диск.
Контрфорсы были относительно невысоки, в три раза ниже уровня карниза и в два раза выше замкового камня дверной арки, и украшены сверху невысокими октаэдральными пинаклями с краббами в виде девятиконечных звезд, а аркбутаны уходили от них резко вверх. Пространство между контрфорсом, стеной и аркбутаном было заполнено ажурной каменной мембраной. Из-за того, что заходящее солнце слепило прямо в глаза, силуэт храма казался очень темным.
Он посмотрел на часы: было 18:00.

В 17:50 того же дня она приехала на площадь Стуре, находящуюся на пересечении Риксдагбрюгге и Нагатинг-гатан. Было довольно шумно и многолюдно. Рядом с площадью располагалось несколько крупных музеев, средневековая крепость и еще целый ряд достопримечательностей, и, поэтому, в этом месте всегда было много горожан и туристов. Посреди площади возвышалась медная статуя, изображающая одного из древних политических деятелей, видимо, кого-то из Стуре; кто именно это был, ей было неинтересно. Площадь, как и расходящиеся от нее в четыре стороны широкие улицы, была плотно зажата трех- и четырехэтажными домами пастельных желтых, розовых и светло-зеленых оттенков с большими окнами, плавными обводами контуров дверей, крыш, крылец, со струящейся лепниной, напоминающей потоки воды, водоросли и лианы. Несмотря на красивую архитектуру, ей не нравилось это место из-за обилия людей. Она посмотрела на понемногу закатывающееся солнце. Сейчас оно зависло прямо над изящным флюгером, выполненным в виде кальмара с замысловато переплетенными щупальцами. Этот флюгер высился далеко, на крыше одного из домов на противоположной стороне площади, и она с трудом могла его разглядеть. Солнце было высоко и заливало все ярким светом. Вокруг нее с жизнерадостным жужжанием вились несколько пчел; она посмотрела на них и вздохнула. Она взглянула на часы и поморщилась. Было 18:00.

Он простоял еще четверть часа. Он знал, что ее нет. Он и раньше знал это, но ощущал-то нечто другое. Чувство трепетного ожидания улетучилось, как будто его и не было; вместо него пришли отчаяние, злость и горечь. Он злился на себя, на город и на каждую частицу этого мира. Он развернулся, и, ни о чем не думая, быстро пошел прочь, не глядя по сторонам. Злость понемногу уходила, и, спустя какой-то час, осталось только притупленное фоновое чувство отчаяния и безысходности, приправленное чем-то горьковатым и омерзительным.

Она прождала пятнадцать минут. Она ощущала, как неудержимая радость и влечение ослабевают и замещаются тоской, безнадежностью и страхом. Она и задолго до этого момента знала, что будет именно так. Знала, что невозможно встретиться со своей смутной реминисценцией, с нечетким продуктом собственной психики. Знала, что нельзя, и чувствовала, что можно. Фантом не воплотился.
Она развернулась и медленно пошла по направлению к своему дому.

2013.