Сын
Моя бабушка по линии отца, Варвара Марковна, прожила очень непростую и полную невзгод жизнь.
В восемнадцать лет, после смерти своей старшей сестры, она вышла замуж за ее мужа - моего деда, у которого на руках осталось пятеро малолетних детей, и взвалила на себя нелегкое бремя матери.
Племянники с первых же дней стали называть добрую и заботливую Варвару Марковну мамой. Вскоре у деда с бабушкой родилось еще двое детей, и их в семье стало семеро.
Прокормить такую ораву было непросто, и бабушка пошла трудиться в шахту вместе с мужем. Причем не на «поверхность», там тогда использовали труд женщин, а в забой, где не каждый мужчина выдерживал.
Бабушка, отличавшаяся завидной статью и недюжинной силой, проработала там несколько лет. И это при всем том, что они с дедушкой обихаживали обширную усадьбу и держали полный двор живности: корову, свиней и птицу.
Перед войной, в войну и сразу после нее, бабушка потеряла четверых своих детей: маленькая Валя умерла от тифа, сын Василий от воспаления легких, простудившись в шахте, сын Владимир погиб на фронте, а сын Алексей умер от ран уже дома. На отца тоже пришла похоронка, а потом оказалось, что он сидит в лагерях, куда попал уже после Победы.
Непосильный труд и семейные лишения подорвали здоровье бабушки, и я помню ее высокой сухой старухой, с печальными глазами и тихим голосом.
Она всегда была чем-нибудь занята и обычно молчала.
Но как-то, когда я учился уже в восьмом классе, рассказала мне необычную историю. В тот вечер я был у стариков в гостях с ночевкой.
Дед, как обычно, возился в хлеву со скотиной, а бабушка, угостив меня молоком, перебирала фасоль, ссыпая ее в мешочек.
По телевизору шла какая-то передача о войне. Показывали немецкую хронику с нашими военнопленными и лагерями. По пыльной дороге фашисты вели колонну взятых в плен красноармейцев и загоняли их за колючую проволоку.
Оставив работу, бабушка несколько минут смотрела на экран, затем смахнула с глаз слезу и сказала, - а я тогда у них солдата выкупила.
- Какого такого солдата? - удивился я. - Расскажи, пожалуйста.
Сначала бабушка отнекивалась, а потом согласилась.
- Было это летом сорок второго. Немцы тогда уже захватили Донбасс и чувствовали себя хозяевами.
Стали гонять людей на восстановление шахт и разные другие работы. Водили туда и наших пленных солдат. На них страшно было смотреть. Оборванные, худые, голодные. Мы по возможности подкармливали красноармейцев, но у самих было не густо.
В нашей округе было несколько лагерей, самый большой в Комиссаровке.
Я сама там до того случая там не была, но бабы рассказывали, что сидело в том лагере несколько тысяч бойцов и командиров, и мерли они как мухи.
У многих из нас были дети на фронте, у меня сыновья Володя, Алеша и твой отец - Николай. И переживали мы за них здорово, даже в Павловскую церкву ходили молиться.
Ну, так вот, прошел слух, что Комиссаровском лагере сидят несколько наших хлопцев с Краснопольевского рудника, и бабы решили сходить туда, вдруг чьи сыновья. И моя сестра Мотя - твоя двоюродная бабка с ними увязалась, своего сына пошукать. Их часть зимой 41-го разбили под станцией Кипучей, и с тех пор Вовка как в воду канул.
Пошли они туда утром, а вернулись вечером и привели с собой нашего солдата. То действительно был хлопец с рудника - одна из баб признала в нем племянника и упросила немцев отпустить.
Он и сказал Моте, что вроде видел в лагере моего сына, а твоего батьку - Николая.
Меня чуть родимчик не хватил. Побежала к деду и все ему рассказала. Левка сначала лаяться стал, - не может там Миколы быть, он служил на западной границе! Но потом успокоился - чем черт не шутит?
Откопали мы хованку в саду, достали из нее кусок сала и четверть самогона. А еще сняла я с горища торбочку сушеных груш, берегла на всякий случай.
И утром спозаранку, вместе с Мотей пошли мы по Ломоватскому шляху в ту Комиссаровку. А до нее верст пять, не меньше.
К обеду пришли.
Лагерь тот в низине был, недалеко от поселка. По буграм столбы, между ними колючка, а по углам вышки с охранниками. И хлопцев там наших видимо-невидимо. Може тыща, а то и поболе. В драных гимнастерках сидят или валяются на земле. Строений никаких в лагере не было, так под открытым небом их и держали.
Подошли мы к лагерю, а сами боимся, а ну как немцы застрелят. У ворот навес, а под ним немцы сидят, в карты играют и на гармошках пиликают. А еще полицаи - двое, с повязками на рукавах и ружьями.
- Чего бабы пришли! - орут,- иль за примаками?
- Сына пошукать, - отвечаю, - люди сказали он тут.
Один из них, видать старший, что-то стал немцам говорить, а те в ответ, «я-я»! - и на ворота показывают, навроде, как приглашают войти.
Подошли мы несмело. А один немец, гладкий такой, в нашивках, пальцем в мою торбу тычет и гергочет что-то по своему.
- Спрашивает, что в сумке, - щерится полицай, небось сало и горилка е?
- Есть трохи,- отвечаю.
- Давай сюды. Паны немцы это любят, - и забирает сумку.
- Ну, а теперь двигайте в эту калитку и шукайте свого хлопца, да пошвыдчее.
Мы с Мотей прошли в лагерь и остановились, очень уж там много было народу.
Одни сидели на земле, другие лежали. Все были грязные, оборванные и худые – кожа да кости. На некоторых повязки-раненые.
- И как тут искать Николая? - поразилась Мотря.
Мы решили спрашивать, есть ли кто из Серго. Так наша Кадиевка до войны звалася.
За час обошли почти весь лагерь, но серговчан в нем не отыскали. Зато было много хлопцев из Сталино, Луганска и Попасной. Все они просили у нас есть, но дать было нечего, все забрали немцы.
- Мать, - то и дело слышался мальчишеский голос, - забери меня отсюда, скажи что я твой сын…
Мы с сестрой молчали, утирали слезы и продолжали ходить между пленными. Николая среди них не было.
- Эй, бабы, вертай назад, хватит шукать, - заорал от ворот полицай.
И тогда я решила, если нет сына, попробую забрать кого-нибудь из этих пацанов, авось отпустят.
Вернулась к худенькому стриженному парню с перевязанной головой, он раньше сказал что из Сталино.
- Пойдем с нами. Немцы спросят, скажешь что мой сын, Николай Ковалев. А зовут меня Варвара.
Так втроем и подошли к воротам.
Нас полицай выпустил, а парню велел ждать. Затем снова стал что-то говорить немцам, показывая на меня и солдата.
Те согласно кивали головами и что-то весело орали, наверное успели хлебнуть самогона.
- Паны отдают тебе твоего сына, баба, - сказал полицай. - Забирай и топай отсюда, пока они не передумали.
Домой мы добрались только к вечеру - раненый парнишка был очень слабый и едва держался на ногах, приходилось поддерживать его за плечи.
- Это еще кто? - удивился Левка, когда мы втащили солдата во двор.
- Вот, вместо Николая выменяла на сало.
- Довоевались, мать их ити! - выругался он. - Грейте воду, купайте хлопца, а обмундировку его мне дайте - сожгу в печке.
Мы искупали парня, переодели его, накормили и уложили спать.
А утром Виктор, так его звали, рассказал, что он родом из Сталино, в плен попал прошлой осенью на Северском Донце. Дома у него родители и младшие брат с сестрою.
Прожил он у нас пару недель, подлечился, а затем попрощался и ночью ушел в сторону фронта.
Думали, что больше не увидим своего названного сына. Ан нет.
В сорок девятом, аккурат на октябрьские, к нам в ворота кто-то постучал. Я открыла.
Во двор зашел рослый представительный мужчина с чемоданом. Это был Виктор.
Обнялись по - родственному, и я даже всплакнула.
Мне и деду он привез богатые подарки - работал каким-то начальником на заводе. И все благодарил, за то, что спасли его. Пленных в Комиссаровке немцы при отступлении всех расстреляли.
Погостил пару дней и уехал к себе. Оставил адрес, приглашал в гости, да все было некогда. То одно, то другое. Больше не встречались.
Вот такую историю рассказала мне моя бабушка Варвара Марковна, в девичестве Литвинова.
Светлая ей память
Свидетельство о публикации №214041202381
Роман Рассветов 02.08.2023 14:10 Заявить о нарушении