Белый лев. Часть 9. В недрах корабля

***

На половине пути к трюму Элизабет исчезла. Бостаф отвернулся не больше чем на несколько секунд, а когда снова взглянул, рядом никого не оказалось. Полутемный коридор, припорошенный пылью, до сих пор кружащейся в луче фонаря, был пуст, но в воздухе оставался сладко-цитрусовый привкус духов, а в пыли отчетливо виднелись две пары следов: одна принадлежала Бостафу и заканчивалась у него под ногами, другая уходила дальше в темноту.
Среди теней ощущалось что-то чужеродное. Это уже не было похоже на ранее испытанный "пристальный взгляд" неизвестного наблюдателя, теперь мужчина чувствовал нечто более... физическое.
Он пошел вперед, прислушиваясь и всматриваясь в темноту насколько хватало зрения.
Запах духов защекотал обоняние сильнее, и словно прикрываясь этим, в разум художника вошли невесомые пальцы, перерывая мысли и страхи.
Быть узнанным. Загнанным. Пойманным. Лечь на дно и потерять то, чего он так долго искал и то, ради чего стольких убил - силу и шанс на обретение подлинного бессмертия. Эдгар вздрогнул и остановился, пытаясь отдышаться.
Воздух стал тяжелее и гуще. Больше не было привкуса сладких духов, только тяжелая пыльная вонь. Не было и следов, кроме его собственных. Только ровный рокот двигателей и чье-то дыхание на грани слышимости.
И тепло. Почти живое тепло со всех сторон, взгляд отовсюду.
- Что тебе нужно, сука? - прорычал Бостаф, крутясь на месте и светя фонариком в темноту. - Что?!
Пустота, грязноватые стены, все тот же пыльный пол. И что-то странное, глубинное, подсказывало мужчине, что это тот реальный мир, в который он рвался попасть. Возможно, там, наверху, на залитой огнями палубе, и было что-то лживое и искаженное, но не здесь.
Здесь сама атмосфера смеялась над человечком, который пытается найти ответы при свете моргающего фонаря.
Бостаф выругался и пошел, как ему казалось, вперед. Нужно найти Норрингтон, а еще лучше - источник всего этого.
Три десятка шагов спустя коридор разветвился на три части: впереди гудело громче, по сторонам - значительно тише. Не было ни намека на какую-то мистику, кроме чувств и ощущений самого гостя этих коридоров.
Эдгар двинулся прямо.
Гул машин, обеспечивающих нормальную жизнь на корабле, оглушал даже через закрытые двери, которыми закончился недлинный коридор. Оглушало еще страшнее липкое чувство слежки, чужого присутствия.
Сосредоточиться на движении, а не на страхах и ощущениях.
Эдгар толкнул двери и тут же зажал уши.
Заперто. Незримый его спутник искренне веселился, наблюдая за всеми действиями Бостафа и над каждым смеясь: это ощущалось всем телом как слабая вибрация, приходящая откуда-то извне.
Эдгар отошел немного назад и сосредоточился на двери. Вырезать замок двумя трещинами, как в случае с Розенфельдом. Воздух вздрогнул, как от боли, но на двери не осталось ни следа. Однако наблюдатель замер: мужчина чувствовал разлитую в воздухе настороженность.
Бостаф прикусил губу и повторил попытку, усиливая нажим. Без рисунка было тяжелее, но все равно - возможно.
Дверь жалобно скрипнула, но не поддалась. Над художником, без сомнения, решили поиздеваться.
Бостаф выругался и пнул ее.
Неудача: носок ботинка прогнулся, и художник ушиб большой палец так, что показалось, будто ноготь отваливается. Бостаф с шипением привалился к стене и стиснул кулаки. Внутри кипело такое бешенство, что хоть чай заваривай.
Запах духов. Сильный запах духов снова защекотал нос. Где-то в отдалении стукнула дверь и послышались шаги, легкие, потихоньку переходящие на бег.
Эдгар рванулся было в сторону звука, но первый же шаг вызвал такую боль, что пришлось не бежать, а ковылять, стиснув зубы и представляя самые изощренные кары, которые только можно применить к чертовому иллюзионисту.
На голову ему посыпалась какая-то труха, пованивающая гнилью. Ощущение взгляда превратилось в волну ненависти, от которой основательно мутило, но...
Из-за поворота выскочила Элизабет Норрингтон, сжимая в руках какие-то не слишком крупные предметы. Луч ее фонарика метнулся в коридор, после нескольких дерганых движений нашарив Эдгара.
- Мистер Бостаф! Господи, я не надеялась, что вас найду! - Голос художницы дрожал. Привалившись к стене, она опустила руку с фонарем, вздрагивая всем телом.
- Куда вы пропали? - хрипло поинтересовался Эдгар.
- Это вы пропали, - повысила было голос женщина, но, приглядевшись к лицу Бостафа, умерила пыл. - Эдгар, что случилось? Вы целы?
- Почти, - рявкнул Бостаф. - Ногу отбил. Вы что-то нашли?
Нервно поведя плечами, Элизабет протянула ему сложенные тетрадные листы, толстый карандаш и канцелярский нож. Эдгар взял их, поспешно просматривая.
Подпорченные временем листы оказались изрисованы с одной стороны детскими каракулями, слабо различимыми при плохом освещении. То здесь, то там попадались схематично нарисованные люди, один из героев носил короткую бороду и фуражку. Много попадалось корабликов, узнаваемых только по кривой надписи "Бесстрашный".
Листы шли вразнобой, но кое-как получилось сложить их по порядку. На последних корабль окружал черный силуэт, сливавшийся с ним почти в одно целое, имеющий руки с когтистыми растопыренными пальцами и свирепый оскал.
- Видимо, я все же был прав, и корабль придется утопить, - мрачно подытожил Бостаф. - Где вы все это нашли?
- Да вот в этом тупичке и нашла, - растерянно пожала плечами женщина, кивнув в сторону входа в машинное отделение. - Минут десять назад. А что вам в этих рисунках?
- Возможная разгадка. Видите вот это нечто? Оно захватило корабль, может, даже слилось с ним в единое целое. - Эдгар еще немного потаращился на рисунки и развернулся к дверям. - У вас случайно нет навыков взлома?
- Я так похожа на воровку? - даже не улыбнулась Норрингтон, вытирая пот со лба: в коридоре становилось все неуютнее и тяжелее. На плечи наваливалась какая-то ирреальная жуть, и женщина старалась не отставать от Бостафа. - Я взламывала только защелку на шкафчике, где мама хранила печенье.
- Ну кто знает, что вам приходилось делать ради выживания, - хмыкнул Эдгар. - Тогда возвращаемся. Попробую изгнать эту тварь через рисунки.
- Святой водой и святой стеркой? - сострила Элизабет, принимаясь постукивать пальцами по подбородку. Ее взгляд напряженно уставился на дверь. - Я подумала... Может... - Взгляд метнулся на Босафа. - Может, вы смогли бы ее открыть? На первом листе много свободного места.
Эдгар неуверенно посмотрел на лист, на дверь. Снова на лист.
- Попробую, конечно, но не думаю, что сработает. А, к черту. - Он приложил одну из бумажонок к стене и принялся быстро рисовать вход в машинное отделение. Совсем мелко, чтобы оставить бумагу и на потом.
Элизабет светила ему фонариком, то и дело оглядываясь: тяжелое внимание неизвестной твари становилось все удушливее. И все же их пока не трогали.
Бостаф заложил карандаш за ухо и, стиснув зубы, полоснул по рисунку канцелярским ножом.
Бьющий по ушам скрежет развалил тяжелую дверь на две неравных части, каждой из которых досталось по петле. Замок достался верхней.
Эдгар поморщился.
- Надо будет все-таки потренироваться делать это без бумаги. Пойдемте.
- Какой чистый срез, - пробормотала женщина, осторожно отводя нижнюю часть двери и не трогая верхнюю, от греха подальше. Пальцами проведя по верху "гостевой дверцы", она покачала головой, а после на четвереньках забралась в машинное отделение, предварительно освещая огромное помещение.
Здесь было трудно дышать: липкое ощущение присутствия стало осязаемым, словно художники проникли внутрь живого организма. Или же так было на самом деле...
На них смотрели. Их касались невидимые руки. Их читали как раскрытые книги.
Пробравшись в образовавшийся лаз, Эдгар поднялся на ноги и поежился.
- Омерзительно. Элизабет, возьмите меня под руку и не отпускайте. Не хотелось бы снова потеряться.
Пальцы стиснули его запястье так сильно, что даже странно для женщины такой комплекции. Впрочем, атмосфера не располагала к легкомыслию: огромное темное помещение с громоздкими машинами, трубами и вентилями выглядело зловеще, подавляя и заставляя постоянно оглядываться.
Несмотря на работающие приборы, в машинном отделении оказалось очень холодно и сыро. Несколько минут спустя Норрингтон расчихалась и даже закашлялась.
Бостаф тоже чихнул и даже как-то по-детски шмыгнул носом. Он вел Норрингтон вдоль правого борта, в сторону источника шума.

***

Машины, мимо которых они проходили, тонули в густых тенях, и иногда боковым зрением можно было уловить шевеление - но стоило обернуться, и все становилось обычным. Шепоток на грани слышимости добавлял нервозности.
Чем дальше вглубь помещения, тем больше терялось ощущение реальности. Гул шел теперь отовсюду, а обилие поворотов, труб и неясных силуэтов словно говорили: вы никогда не найдете дорогу обратно.
Эдгар действовал по правилу лабиринта - держался правой стороны, и все-таки даже он начинал нервничать.
Норрингтон, не отпускающая его руку, хрипло закашлялась: холод будто проникал в самые легкие. Женщине приходилось тяжелее, не доставало выносливости, да и простой привычки к подобным температурам.
- Что мы ищем? - прошептала она в конце концов, остановившись. От кашля наворачивались слезы.
- Источник, - ответил Бостаф. - Отвести вас назад?
- А вы сможете сюда вернуться? - слабо, но твердо поинтересовалась Элизабет. - Нет... Не думаю. И вы уверены, что источник есть? То есть... - Она зажмурилась в напряжении. - То есть, что он локален? Что мы уже не находимся в нем?
- Может и так, - спокойно ответил Бостаф. - Но должно быть что-то еще. Какая-то критическая точка, ударив по которой, можно уничтожить иллюзию целиком. Если сравнивать с человеческим телом - сердце или мозг. Давайте дойдем до вон того поворота, если все будет без изменений - вернемся.
Женщина только устало пожала плечами: на ее взгляд, вокруг все уже ходило ходуном. Даже если эти существа, колышущие тени, и не нападают, глупо их не замечать.
- Мы похожи на вирусы, идущие по вене какого-то исполинского чудовища, - вдруг прошептала она через несколько шагов, содрогаясь всем телом от липкого фонового шепотка. - У каждого организма есть свои защитники. И я боюсь, что они начнут не просто смотреть. И, Эдгар, - тише произнесла она, - а что, если рисунки не изображают чудовище, а сделали его? Так же, как и вы воздействуете на реальность? Если это проекция?
- В любом случае, я смогу их уничтожить, - Эдгар звучно клацнул зубами, едва не прикусив язык и, поморщившись, развернулся к выходу. - Или попытаться. Никогда раньше не боролся с ощущениями, а не с реальными объектами.
Элизабет, тихо пискнув, прижалась к нему, стиснув в объятиях одной рукой: за их спинами оказалось переплетение труб и стена, старая, покрытая вязкой на вид испариной и пятнами плесени.
Бостаф машинально приобнял ее за плечи.
- Вот как. Ну, значит, только вперед.
Женщина не сдвинулась с места, напряженная и сосредоточенная. Подняв голову, она крепче сжала запястье мужчины и, прошептав "я не собираюсь больше играть по этим дрянным правилам!", вывернувшись, с силой саданула кулаком по одной из труб.
Из глаз брызнули слезы: художница покачнулась на подгибающихся ногах, хрипло закричав и прижимая разбитый до крови кулак, не видя, как труба в месте удара начинает трескаться, крошиться и рассыпаться ржавой трухой.
Эдгар подхватил ее под руки и прижал к себе, пристально наблюдая за последствиями удара.
С резким скрипом отломилась одна из коротких секций и под повторяющийся в других местах хруст упала на пол. Образовывался проход, дыра в переплетении множества труб, в воздухе пахло озоном и металлической пылью...
Норрингтон плакала, как ребенок, задыхаясь и всхлипывая: удар выбил указательный и средний пальцы и раздробил костяшки.
- Чш-ш-ш, - Эдгар принялся поглаживать ее по голове, уткнувшись носом в макушку. - Успокойтесь, вас вылечат. Хотите, я сейчас попробую?
Женщина замотала головой. но, похоже, больше на рефлексах, начиная потихоньку высвобождать покалеченную руку. Кровь успела испачкать ее жакет и чудесный шейный платок.
Эдгар осторожно отпустил Элизабет и достал бумагу.
- Возьмите меня за локоть здоровой рукой. Вторую держите на весу и старайтесь ей не шевелить. Хорошо?
- Н... Не тратьте, - пробормотала женщина, быстро вытирая мокрую щеку предплечьем - Б-бумага... Она же пригодится... оч-чень пригодится, чтобы у-у... убить эту тв-варь...
- Тогда давайте я сделаю вам бандаж, чтобы подвесить руку. Ваш платок достаточно длинный?
- Не уверена, - уже сквозь крепко стиснутые зубы свистяще прошипела Элизабет, шмыгая носом. Было видно даже с полумраке, как сильно отекло запястье и опухли ее веки. Баюкая руку, она подставила шею для удобства развязывания и украдкой показала трубам средний палец.
Эдгар осторожно снял платок, завязал концы узлом и снова повесил на шею Элизабет. Положенная в петлю рука зафиксировалась на уровне груди. Слишком высоко, но, в принципе, сойдет.
- Пойдемте. Локоть не отпускайте, - он потянул ее в сторону пролома.
До стены разрушение не дошло: потрескалась только воняющая плесенью штукатурка. Элизабет все так же невнятно пробормотала, что у нее осталась еще одна рука, и если надо, она пожертвует и ей, лишь бы этот дерьмовый корабль прекратил играть в эти шуточки. Судя по гневу, сквозящему даже в движениях, она не шутила.
Бостаф приложил ладонь к стене и с силой надавил, в красках представляя себе, как металлическое перекрытие ржавеет, трескается, расходится трещинами и трухой опадает под ноги. Он почти слышал, почти видел это.
Хруст. Сухой скрежет. И секунды спустя ладонь потеряла опору, проваливаясь дальше, в теплый, почти жаркий воздух...
За стеной оказалось помещение: похоже, что корабль закружил художников, лишив почти всех ориентиров. Но это не было самым плохим - в открывшейся комнате, старой котельной, в большой печи горели картины. Те, которым повезло пока еще не попасть в топку, лежали неровными, уже совсем низенькими стопками.
- Держитесь, - рыкнул Эдгар и бегом рванулся выхватывать картины из огня.
Его кое-как обхватили за талию, чтобы не мешаться под руками. Огонь был не иллюзорным, а самым настоящим, и больше половины работ уже превратилась в пепел, а те, что удалось вытащить, были немногим лучше уничтоженных. Восстановить большую часть было невозможно, но то ли милостью всех возможных богов, то ли нелепостью случая тот, кто совершил такой вандализм, оказался настолько халатен, что оставил большие картины напоследок, только разрезав их на несколько частей для удобства. "Теория заговора" осталась без серьезных повреждений... в сравнении со всем остальным.
Эдгар успел выхватить пару листов и кое-как сбил пламя. Обжег ладони, но не слишком болезненно не то из-за злости, не то от страха за работы. Выпрямившись и хорошенько выругавшись, не слишком стесняясь присутствия дамы, художник заозирался по сторонам в поисках следов вандала.
В комнате не было пыли, зато за самой дальней трубой нашлась дверь, ведущая в один из коридоров с подсобными помещениями. Теоретически негодяем мог оказаться кто угодно, имеющий доступ к ключам... или нашедший общий язык с кораблем.
Эдгар замер в нерешительности, глядя на картины.
- Нужно забрать то, что уцелело.
- Решимся расцепиться? - без улыбки уточнила женщина, хмуро оглядывая помещение. - И... ох, Эдгар, - выдохнула она сквозь зубы, - рисуйте. Ради бога, рисуйте ведро воды, которое зальет эту дрянную печь или что-то еще - мы должны спасти как можно больше.
- Можно попробовать кое-что другое. Держитесь.
Эдгар подошел к печи и уставился в огонь. Спадающий жар. Холодеющие угли. Пламя не может сжечь бумагу, оно только пляшет по ее поверхности, не причиняя вреда, и постепенно исчезает. Темнеет. Съеживается, прячется в угли, умирает в снопе красных искр.
Плюнуло искрами, затрещало - и огонь подчинился, неохотно, но затухая. Элизабет, обнимающая Эдгара, тихо выдохнула:
- Вы не думали о том, чтобы так спасать людей?
- Чтобы меня потом спасли Фьючер Тех? - хрипло выдохнул Эдгар, прикрыв глаза. От напряжения страшно ломило виски, перед глазами плясал огненные круги. - Никогда. Дайте мне пару минут, башка раскалывается.
- Конечно...
Осторожно опустив руку, женщина погладила его по шее, даже попыталась изобразить массаж. Темнота стала гуще, было страшно, и все же Норрингтон старалась держать себя в руках.
Эдгар старался не обращать ни на что внимания, дышать медленно и глубоко. Боль не уходила, а расползалась жаркой волной где-то под черепом, давила на виски и надбровные дуги.
- Мы не сможем унести все.
- Сможем, - тихо сказала Элизабет, разглаживая его волосы. - Если не будем держаться друг за друга. Даже если все снова начнет меняться, главное мы сделаем - вынесем картины. И вернемся уже не одни - ведь многим захочется узнать, что за тварь такое сотворила.
- Нас перебьют поодиночке. Я могу попробовать сделать кое-что... никогда раньше не пробовал, но может сработать: нарисовать кучу этих картин и силовое поле вокруг них. Теоретически, если я буду постоянно концентрироваться на рисунке, ничто не сможет причинить им вреда, - Бостаф сделал еще один глубокий вдох и открыл глаза.
Элизабет, взволнованная и очень милая даже при жутковатом свете фонаря, обошла его, перебирая уцелевшие картины, а после хмыкнула как-то задумчиво, вытащив плотные альбомные листы.
- Надо же, - тихо заметила она, подсвечивая рисунки.
Элизабет Норрингтон в костюме середины сороковых годов, кокетливо курящая на палубе. Леви Розенфельд, почему-то очень мечтательный, с темными потеками на лице. Мара-Эдгар, улыбающаяся с хищностью дикой кошки. Стефани Тревис в костюме маляра и с ведерком краски... Подборка листов на пятнадцать, и на каждого художника нашлось что-то свое.
- Манеру рисования не узнаете? - спросил успевший немного оклематься Бостаф.
- Что же не узнать? - тихо произнесла женщина. - У нас только один такой... отщепенец от искусства. Только зачем он так с собой сделал? И зачем пытался все сжечь?
- Надо было его сразу убить, - Эдгар достал один из рисунков и принялся набрасывать в уголке кипу бумаг, окруженную тонкой чертой из каких-то сплетенных символов. - Старею. Становлюсь сентиментальной размазней.
- Убить... Может, передать властям? Он все равно слеп, значит, ничего больше не сделает, - тихо предложила Норрингтон, поднимаясь на подрагивающих ногах. Ее била крупная дрожь.
Эдгар расхохотался.
- Властям? И что мы им скажем? Как объясним, что он сделал? Хорошо, если после первой же попытки нас отправят в дурку, а не под нож к корпорации! Нет, эта крыса сдохнет в муках у меня на глазах. А то, что от него останется, я отправлю его родственникам. Каждому по кусочку.
Взгляд у Бостафа стал совсем бешеным, голос срывался на рык. Вокруг бумаг прямо на полу проступал рисунок, от которого тянуло жаром еще большим, чем от печи.
- Эдгар... - Женщина, кое-как сунув рисунки за пояс, подошла к нему, осторожно касаясь его щеки кончиками пальцев. - Эдгар, не надо... Держите себя в руках. Пока мы не знаем всего, нельзя делать поспешных выводов. - Она поморщилась: поврежденная рука тупо и тяжело ныла, и очень хотелось растереть немеющие пальцы. - Нельзя убивать людей, не имея доказательств их вины... и вообще нельзя. Эдгар, пожалуйста...
Бостаф задрожал и прикрыл глаза. Внутри клокотала ярость.
- Он уничтожил дело вашей жизни. Плоды моих трудов. Картины еще десятков художников. И вы все еще хотите оставить его в живых?
- Но нас не убил. Не покалечил, не превратил в кляксы. Эдгар, разве же вы убийца? - почти шепотом спросила его женщина, касаясь уже ладонью, но с таким видом, будто всерьез боялась, что сейчас ее ударят или толкнут прямо на жаркий барьер.
- Убийца, - все тем же монотонным, полным сдерживаемого бешенства голосом ответил Бостаф. - Вы этого до сих пор не поняли?
- Пойдемте отсюда, - помолчав, обронила Элизабет, взяв мужчину за руку. - Нам нужно во многом разобраться. Корабль снова начал движение, значит, что-то происходит. Значит, нужно торопиться. А об Розенфельде... позже...
Эдгар шумно выдохнул.
- Ведите. Я должен сосредоточиться на защите... того, что осталось.