Осторожно! Прямо по курсу пьяный пират!

       Чем прекрасно жаркое государство, посмевшее бросить вызов воде и построить у берегов моря свои стены? О, вы не догадываетесь?
       Столица, солнечными днями заносимая песочными ветрами, напоминала собой рай.
       Огражденная, от чужаков по дуге огромными и высокими красными горами, живописными холмами и влажными пальмовыми рощами, она благоухала как и нежным ароматом жасмина, так и процветающей торговлей. Тамгабарджир был поистине живописным городом. Рынки и базары славились огромным количеством самого разнообразного и дорого товара. Праздники, шоу проходили на улочках чуть ли не каждый день. Порт, расшитый искусной вязкой из криков чаек и кишащих людей, был забит иноземными кораблями. Дворец слепил глаз своим богатством.
       Но среди изгибающихся тел восточных красавиц, танцующих свои искушающий танец босыми ногами по ласкающему песку, и сладкого, тягучего сока невиданного ранее экзотического плода есть и свои грешки. Как и любая другая, столица пустынного солнца имела тёмные корни, глубоко входившие в наркоторговлю, проституцию и рабство, в принципе, на чем и зарабатывала деньги на всю эту мнимую роскошь.

       Но какая же всё-таки жирная и пузатая нажива!

       Довольно рискованно было плавать по этим морским путям чужакам-разбойникам. Никогда не знаешь точно – риф ли это под водой или же стая странных рыб, скомкивавшихся в такие кучи, что издали их можно было принять за передвигающийся в воде камень?
       С моря нападали на Тамгабарджир крайне редко. Столица вела мирные отношения практически со всеми рядом находящимися странами, которые образовывали вкруг неё крепкое кольцо, не давая в обиду своего наилучшего поставщика наркотиков и людей, попавших в рабство.

       Но разве это дело: преодолеть такой длинный путь и не получить за него никакой похвалы?

       «Сокол», ещё за долго до того, как зайти в порт, сменил свой флаг на юльмантонский, бледно-зелёный с тремя синими крестами. Пиратский корабль, ярко выделяющийся своим строением среди этих судёнышек, в мгновение ока стал простым, бедствующим торговцем из далека, которого по пути в Тамгабарджир «ограбили злостные разбойники и забрали весь товар». Ещё чудо, что нас пощадили, - с жалким выражением лица добавлял Илитри заведующему, во всех красках описывая столь ужасное и леденящее кровь событие. Команда, нарядившаяся в свои лучшие одеяния, припрятанные в сундуках, не отставала от своего капитана, живописно заламывая руки и закатывая «от горя» глаза.
       Им дали самое дальнее место в порту, не доверяя до конца.
       Пираты лишь дождались ночи, когда жизнь города затихнет.
       Чтобы потом упокоить её вечным сном.
       Вновь облачившись в свои грязные и поношенные тряпки, они, сверкая ножами и пулями взбаламутили этот растолстевший и обленившийся город, пропарывая его живот лезвием своей жажды золота, мечтая добраться до самых кишок.
       Стража, оглушённая неожиданным нападением, ещё толком не понимала откуда его источник и не могла определится в своих действиях, в отличии пиратов.
       Грабили и убивали, напарываясь на сабли, быстро и слажено. Это были не родные земли и приходилось всё делать сумбурно, не зная, чего можно ожидать от блюстителей порядка, когда те, наконец, придут в себя и дадут жестокий отпор.
       Пока основная часть команды - до двухсот человек - господствовала на суше, остальная поднимала паруса и отдавала концы, попутно паля по приближенным зданиям из пушек.
       До жути довольные, возбужденные, нагруженные драгоценностями, специальными баночками с гашишной смолой, тюками с одеждой и тканями, сундуками и корзинами с местными продуктами, они, перебегая по окровавленным телам жителей, попутно растряскивая из-под одежды монеты и серебряные кубки, быстро добрались до начавшего своё движение «Сокола».
       Охрана, взбешенная неимоверной наглостью и безжалостностью, бросалась следом, дико скаля свои зубы на тёмных лицах, размахивая своим смертоносным оружием. Береговым пушкам всё-таки удалось несколько раз достать до корабля.

       Тамгабарджирцы по пятам шли за пиратами и по воде, на своих смешных, по сравнению с «Соколом», ложкообразных суднах.

       Быстрый фрегат, полный гавкающим насмешливым смехом разбойников, поразительно быстро и ловко увеличивал расстояние между собой и преследователями, давая по ним залп с кормовых орудий, словно окончательно выставляя на посмешище.

       Луна, эта круглая, бледная и обманчивая чертовка, заливалась смехом, симпатизируя пиратам, и потешаясь над незадачливыми служителями песка, буквально из-под носа которых проказливые воры ушли на всех ветрах, подброшенных Фортуной.

       Корабль на золотых парусах держался юга, направляясь в знакомые и приветливые воды.

       Квартмейстер разводил в сторону сцепившихся матросов, чьи загребастые лапищи так и тянулись к бо’льшему куску награбленных трофеев, разложенных на куске старой парусины на палубе. Результаты дележа поживы были занесены в бортовой журнал.
       Давно у них не были настолько забиты трюмы.

       Но, словно на зло, на море, ко второму дню пути, встал штиль. Водная гладь неслышно колыхалась от напора наседающего воздуха.

       Хоть и запрещалось на корабле распивать алкоголь, но кто первым предложил отметить удачливую поездочку – уже и не вспомнить.
       Но пили все: и жесткий квартмейстер Роб, и угрюмый боцман Энди, и въедливый канонир Кларк, и мастер по парусам малыш-Кот, и… Честно? Бутылками гремел весь состав, численность которого чуть ли не доходила до трёх сотней.
       Тишину солёного моря разрезали пиратские песни, горластый смех, плеск спирта.
       В этот вечер над «Соколом» повисла вуаль запретной беспечности и безудержного веселья, с сладковатым привкусом дыма гашиша.
       Нахлюпались и накурились многие до такого состояния, что вытянув перед собой свои руки, они начинали нежно ворковать, приговаривая, какая же на их лапках нежная шерстка.
       Илитри, капитан, был бы совсем не Илитри, если бы сидел в стороне и вместо крепкого, тяжёлого рома или чистого, с привкусом перца и мёда «боже мой», попивал воду, разбавленную спиртом – грогом. В центре всего этого безобразия находилась именно его - пьяная в доску - персона. Курить-то он не курил эту дрянь, именуемую «гашишем», но конопляные поры, витавшие над всем «Соколом», всё же забились и в его дыхательные пути.
       Клянясь своей второй матерью троюродной тётки по отцовской линии (и где такую взял?), он, со слюной и пеной, доказывал всем и каждому, что в свои пятнадцать он смог заарканить огромного Кракена, из щупалец которого, после, вязал себе носки. Слушать это было смешно, но разве на хмельную голову во что-то нельзя не поверить?..
       - Я уеду жить в Энстон!.. и мне земля будет снится! – заплетающимся языком горланил Ил песни, стремясь залезть по снастям на верхушку грот-мачты, но цепкие руки матросов навязчиво тянули его назад. – Я уеду туда!.. где ром – не вода!.. И – Ик! – можт быть навсегда-а!.. Да отцепись от меня, чертов моллюск, пока краба на яйцы тебе не ску… скинт… кинул!..
       Ловко спрыгнув с тросов на палубу, Илитри, громко хихикая, как заправская дойница на выдане, придерживая своими пальчиками полы камзола на манер светских дам, в припрыжку, принялся убегать от своих таких же пьяных матросов, которые ловили его по всему не маленькому кораблю.
       - А не догонишь, не догонишь!..
       Кто б увидел – глазам не поверил. Всё-таки пират, капитан…
       Поэтому экипаж всегда опасался, когда видел, как горлышко бутыли присасывается к губам Ила. Как там их примета?.. «Капитан пьян – жди развлечений»?
       А что, если под градусом находится весь экипаж?.. И к этому безобразию прибавлен ещё и гашиш?
       Никто и не понял, когда это Ил успел занять место на полуюте и выделывать ногами вавилоны. Капитан крутился, вертелся, словно уж в кипящем масле, под свист и аплодисменты пиратов, выворачивая руки в такие кренделя, что человек в трезвом состоянии вряд ли смог бы повторить.
       С нагретого местечка его пытался утащить пошатывающийся боцман, за что был обозван «отрыжкой Джонса» и вырублен набитым кулаком в нос. Свалившись тушей возле лестницы, он тут же был забыт.
       - Эх, мочу осла мне в кружку, и ничего слабее мне не наливать! – Ил ткнул себя в грудь большим пальцем, оглядывая в сумерках лица пиратов. – И помета рыбьего тому, кто не исполнит-с мои прикла… прикоз… - мужчина сморщился, высунув язык, - п-р-и-к-л-о… П-р-и-к-о-з-л-а-н-и-я, во!
       Пока он пытался выговорить столь сложное слово, из его мозгов уже успела выветрится первая часть монолога. Замерев на секунду в попытке рассудка осознать происходящее, Ил стукнул каблуком, широко распахнув руки в сторону:
       - Йо-хо-хо! Помощник пикой зарублен в бок, а в бутылке – ром! Разрублен кок, попугайчик сдох… - даже не пытаясь подобрать ритма песне, Ил закружился на месте, отстукивая пятками затейливый танец, хлопая в ладоши.
       - Их пятнадцать – за них и пью! И всё делили-то без них!.. А в роме бутылка!
       Мир полетел вокруг него смазанными красками, голова закружилась, от чего подкосились ноги. Со всего маху, Ил врезался в дверь своей каюты, после чего, отшатнувшись и моргнув ошалело пару раз, он почтенно приподнял шляпу, растерянно пролепетав:
       - Звинь - ик! – яйте, мисс. Не хотел.
       Дверь со скрипом открылась внутрь.
       Ил расплылся, поправляя треуголку.
       - Иш, какая шалунья… Сразу – хоп! – и готовая на всё, - он послушно вошёл в свою каюту, скрывшись с глаз экипажа.
       Опущу скучные детали того, что происходило на палубе без его участия – алкоголь подобного эффекта ни на кого, кроме золотоглавого, не производил, и подобных кульбитов, естественно никто не заворачивал. Правда чуть не подпалили паруса, но всё обошлось.
       Но набулькались и накурились, всё же, они знатно.
       Ещё полуживые, длинноногий Пастэль и пристроившийся рядом коротышка Кот полулежали, развалившись на полу и оперевшись спинами о низкие бортики и о чем-то яростно спорили между собой. Вместе они смотрелись всегда до ужаса нелепо, из-за чего оба комплексовали, ибо рост одного на фоне другого слишком сильно выделялся. В руках каждого было по бутылке.
       Дверь капитанской каюты с грохотом распахнулась, заставляя подорваться на месте засоловевших моряков.
       - Не спать, якорь вам в зад, медузы дранные! – из каюты выскочило… нечто, которое до этого с пинка распахнуло дверь, что обижено врезавшись в стенку и, «отрекошетив», пошла по своему обратному пути и врезала незадачливому по лбу, откидывая его вновь во внутрь помещения.
       На палубе повисла тишина. Пираты застыли, от удивления пораскрыв рты. То, что они успели увидеть в проёме было… впечатляющим.
       Дверца, на этот раз тихонечко, приотворилась.
       - А попугайчик-то не сдох, жива курица, не птица которая, - бубнение.
       Придерживаясь за её поверхность рукой, на свет выползло чудо, с наливающимся синяком посреди лба.
       Широкая в плечах, высокая и подтянутая, фигура была выряжена в костюм восточной танцовщицы, один из награбленных. Шаровары из мягкой синей ткани были заправлены в грязные пиратские сапоги, а поверх штанов, из-под шарфа-кокетки, украшенной бахромой, бисером и монетами, развивалась полупрозрачная юбка с высокими разрезами по бокам, полы которой гремели пришитой тонкой золотой цепочкой. Маленький синий, пошитый мелким узорами, топ с открытым вырезом обтягивал плоскую грудь, оголяя упругие кубики пресса живота, покрытого шрамами. На мускулистых руках чуть ли не лопались шелковые пряжки «фонариков».
       Ладонь соскользнула с двери, а вслед за ней звякнули браслеты, к которым крепилась легкая ткань, чей конец цеплялся к украшениям на другой руке.
       Лицо, поросшее щетиной и скрытое снизу шифоновой вуалью с золотистой лентой, с недовольно-болезненного кривляния быстро перекрасилось в воодушевлённо-вдохновлённое. Заблестев янтарными глазами, Ил поправил свою так и не снятую треуголку.
       Взметнув, аки птица, верхними конечностями в воздух, он сделал плавный шаг вперёд. За ним второй, и третий, поигрывая плечиками.
       На четвертый, капитан резко выкинул правое бедро вперёд, быстро-быстро затрясся задницей, вызывая активный звон монет.
       - Я русалочка, русалочка, - с потряхивающимися щеками сам себе нашептывал кеп, усердно изгибаясь всем телом. – Гнусь как рыбка, хвостиком туды-суды.
       То выкидывая ножку, то загибая руки, Илитри туманным взором оглядел уже немногочисленных зрителей. Встав в некотором отдалении от кока и парусного мастера, мужчина закружился на своих сапогах – взметнувшееся юбка опоясала его фигуру изящным кругом.
       Мужчина прочно вжился в роль танцовщицы, что совсем забыл, одурманенный опиумом, кем являться и кто он вообще такой.
       Кеп весело затряс мнимой грудью:
       - А-а! А, хай-нэ-нэ нэ-нэ! – его не волновало, что он перешёл на цыганский стиль плясок.

       Совершенно не умеющий пить, Кот, захмелевший одним из первых, по-глупому широко улыбался, глядя на это вылезшее Чудо Света:
       - Хи, баба с яйцами.
       Находящийся рядом Пастэль закинул ему на плечи руку, поиграв в зубах небольшой зубочиской:
       - Да ис-чо и какая баба, - оценивающий взгляд по капитану и сомнение.
       - И какие яйца, - хихикнул Джек, приваливаясь к крепкому боку.
       Кок тут же, приобретя в глазах осмысленность, а в словах четкость, отрапортовал:
       - Варенные лучше подавать с горохом. И солью. А вот жаренные давно не делал, - без единой запинки, на автопилоте.
       Кот сморщился, пытаясь проморгать с глаз мутную пелену, и сунул коку свою бутыль.
       - На, яйценос ты мой, промочи горло.
       Брюнет послушно отхлебнул из емкости, наблюдая за небывалым представлением.

       - Хай нэ… Хай… - кеп устало вытер пот со лба.
       Его сознание на какую-то долю мгновения прояснилось. И то, только для того, чтобы сообщить Илитри, что за его танцем мало кто следил, да и вообще не слышно никаких оваций.
       Подобрав юбку, он подошёл к ограждению борта и развернулся, глядя на всех с укором в прищуре.
       Кеп выхватил из сапог спрятанный заряженный мушкетон и громыхнул им пару раз в воздух.
       Пираты, до этого спавшие, подорвались со своих мест, шокировано оглядываясь по сторонам. Но вместо ожидаемых врагов, им предстала во всей красе мужеподобная восточная женщина, которая держалась за трос снастей, уже стоя на перилах бортиков, готовая вот-вот спрыгнуть.
       С резкой пробудки никому и в голову не пришло, что перед ними стоит переодетый мужик. Команда поразинула рты.
       - Нимфа… - с придыханием, провонявшим алкоголем, они потянули руки к «морской богине».
       «Богиня» высокомерно поднял голову.
       - Ну что, сосунки и лобстеры, - Ил махнул пистолетом в сторону. – Жить или не жить – вот в чём вопрос! И я, великий, обаятельный и волской молк, спешу вам сообщить… - капитан запнулся на полуслове. Что хотел сообщить – он пока и сам не знал. Но публика внимала, и нужно было импровизировать. – Сообщить, что я сейчас скажу одну очень гениальную вещь…
       Его голос затих. Над головами матросов повисло заинтересованное напряжение. Они чуть поддались вперёд, стараясь расслышать эти самые затихающие нотки, страшась, что могут пропустить нечто важное из того, что пропоет им сейчас это морское существо.
       Кеп прислонил палец той руки, держащийся за канат, к своим губам.
       - Господа и дамы!
       Хитрый и многообещающий взгляд.
       - Сэры и сэрушки!
       Странное закатывание глаз под верхние веки, кривя под этом лицо:
       - С-спе-сп… Апчхуй! – Илитри громогласно чихнул, теряя равновесие.
       Тело накренилось назад и, пытаясь сохранить свое вертикальное положение, замахало руками в разные стороны.
       - А-а!.. Не, - капитан в страхе оглянулся назад, вглядываясь в тьму моря, - не-не! – он успел обернуться, кинув жалостливый взгляд на моряков: - Сообщаю, что покидаю вас. Прощайте.
       Кеп эпично полетел вниз, потеряв в полете свой пистолет и левый сапог.
       За бортом послышался громкий плеск и «бульк».
       Экипаж, в пару сотен голов, бросился к ограждению с замирающим сердцем.
       Вода, бурлящая пузырями, была чиста. Нигде не было видно тела нимфы.
       - Уплыла… - прошелся разочарованный вздох.
       Ан нет.
       - Смотрите! – крикнул один юнга, тыкая куда-то пальцем.
       Громко матерясь и отфыркиваясь, из воды выскочила голова, чью шляпу придерживала высунувшаяся рука.
       - Пастэль! – рявкнул кеп, злобно смотря вверх.
       - Что? – тут же пискнул кок из толпы.
       - Ты опять воду пересолил, чертяга слепошарый!
       Илитри, стирая с лица морскую воду, осмотрелся, а потом, подняв голову, сощурился, вглядываясь в ночное светило.
       - Луна яркая! – мужчина оторвал прилипшую ко рту вуаль. – Тьфу… А ну убрать! Отставить! Она мне в глаза слепит!..
       Пока «Нимфа» костерила всех и вся, её подняли на борт. Мокрая, с блаженной улыбкой, она махнула пару раз ручкой:
       - Да чтоб вы пришвартовались в тихой гавани с Дейви Джонсом*, - и, отрубаясь, грохнулась носом в пол.


       На утро очнулись все с тяжелой головой, красными глазами и заплывшими лицами.
       Илитри, проснувшийся у себя в каюте в странной женской одежде и абсолютно не помнивший событий вчерашних событий, по-быстрому переоделся, пока никто из подчинённых его не застал в неподобающем виде.

       Больше «Сокол» не решался заходить на территорию дальних восточных морей. Почему-то подсознание Ила вопило хозяину, что тот успел глубоко и во всей красе познать тайну того, почему же тамгабарджирцы всегда ходят все такие загадочные.

____________

* - женится/выйти замуж.