II. Его сиятельство господин граф

     На фоне ровного зеленого поля фигурка всадника казалась игрушечной. Конь то вставал на дыбы, то совершал немыслимые кульбиты – всадник явно рисовался своей ловкостью и умением, словно желая показать все, на что способен. Анна тихонько засмеялась: «Какой он все-таки мальчишка! Надо будет сказать, чтоб был осторожнее, он, конечно, великолепно держится в седле, но мало ли что может случиться».
     Мальчишка…. да, нет, сиятельный граф! Как менялось его лицо, когда он разговаривал с арендаторами или отдавал приказания слугам – едва уловимое выражение надменности, холодного высокомерия – и они терялись, бледнели и со всех ног бросались выполнять его волю.
     Сеньор!
     Анна вспомнила, как однажды прибежал запыхавшийся отец Клавье, красный от радостного возбуждения. Путаясь в словах, он рассказал, что ему удалось повидать графа и рассказать об их бедственном положении, а добрый граф обещал помочь. Ее брат (она даже про себя называла его братом) вдруг вспылил, заявив, что они не нуждаются ни в чьей помощи, и язвительно поинтересовался, не слишком ли много отец Клавье рассказывал графу о красоте его сестры. Они поругались. Клавье обвинил брата в неблагодарности и сказал, что ноги его здесь не будет, пока кюре не одумается и не извинится.
     Конечно, брат был не прав – если бы не отец Клавье, он бы никогда не получил прихода и им бы только и оставалось, что умереть с голоду посредине дороги. Но все же Анна была рада, что Клавье ушел. Этот потный толстяк, лицемерно закатывающий глаза, был ей неприятен, противны его слащавые речи и то, как он норовил погладить ее по спине приговаривая «Бедная девочка!».
     Через несколько дней, утром, когда брат уже ушел в церковь, Анна прямо в дверях столкнулась с молодым человеком – это был сам граф.
     Сейчас ей казалось странным, как она могла остаться равнодушной, глядя на это лицо. Но тогда, вся во власти своего оцепенения, она смотрела на его длинные пушистые ресницы, соблазнительную линию губ, видела, как граф красив, и это совсем не трогало ее.
     Анна только заметила, как расширились его зрачки, но и это было ей безразлично: она знала о своей красоте, и было бы  глупо делать вид, будто ей впервой видеть, какое впечатление она производит.
Граф очень учтиво представился, спросил, где брат и предложил сопроводить девушку в церковь.
     Он был вежлив настолько, что это казалось дерзостью, он ни на секунду не дал им забыть, кто он такой. А вечером слуга принес ей шкатулку с дивным набором – серьги и ожерелье. Слуга что-то втолковывал девушке, совал драгоценности в руки, а она никак не могла понять, что ему надо. Она хотела только одного – снова остаться в одиночестве, и, оттолкнув шкатулку, сказала только: «Это не мое!».
     На следующий день граф сам нашел ее в маленьком саду возле дома. Он что-то сбивчиво объяснял, за что-то горячо извинялся, а Анна хотела, чтоб он поскорее ушел и оставил ее в покое.
     Чтоб они все оставили ее в покое!
     В ту ночь ей плохо спалось, все казалось, что в комнате кто-то есть. Явственно слышалось чье-то дыхание и у Анны пересохло в горле. Сразу заныло плечо; она сжала кулаки, пытаясь совладать с паникой. Холодные пальцы коснулись ее ног, и девушка инстинктивно прижала колени к груди. Легкий вздох был ей ответом, и она ощутила, что осталась одна. Больше в ту ночь Анна не спала, она была уверена, что если уснет, ее ждет кошмар, от которого она уже не проснется…
     Всадник, прекратив выделывать кульбиты, пустил коня в галоп. Анна следила за ним с невольным восхищением – как он великолепен! У нее дрогнуло сердце – кажется, конь споткнулся? - но нет, показалось. Опять эта его нарочитая небрежность, ну как так можно! В прошлый раз, когда она нежно выговаривала ему, он играл ее пальцами, легонько подбрасывая кисти рук, а потом вдруг дунул ей в лицо и засмеялся, глядя на разметавшиеся волосы.
     Анна рассердилась, а он, сделав серьезное лицо, пообещал, что купит себе деревянную лошадку, чтоб она не боялась за него…
     Анна обернулась – граф уже шел к ней.
    - Я вижу, что деревянную лошадку Вы так и не купили, и предпочитаете пугать меня своим безрассудством.
    - Каюсь, не купил. Я был занят – ловил для Вас зайца!
    - Зайца?
    - Да, я вспомнил историю маркиза де Карабаса и решил поймать Вам в подарок зайца. Вы представляете, как это трудно?
     Он с комичной серьезностью покачал головой:
    - Очень, очень трудно!
     Анна не выдержала и рассмеялась, а потом, утирая слезы, сказала:
    - Но Вы ведь не маркиз де Карабас, почему мне нужно дарить зайца?
     Он стал серьезным, по-настоящему серьезным и тихо ответил:
    - Потому что Вы – моя королева.
     Его глаза были так близко, огромные, они закрыли для нее весь мир, стали для нее всем миром, они и этот одуряющий, мучительно-сладкий запах сирени.