Стежок

«Стежок вперед, стежок назад - получился крестик. Теперь еще и еще один, вот так» - Арина беззвучно двигала губами, в то время как руки без устали водили иглой по белоснежной ткани. Миллиметр за миллиметром девственная белизна вспыхивала яркими красками, отдельные квадраты сбивались в группы, которые скоро становились частями мозаики. Опытный глаз Арины выхватывал каждый элемент этого цветастого безумия, намечая следующий. Тонкие девичьи запястья не знали покоя, минута за минутой, день за днем, год за годом – Арина сидела за своим приземистым деревянным столом и вышивала.

Каждый вдох и выдох сопровождался стежком, биение сердца служило метрономом: нельзя сбиться с ритма. И слава древним, что ни разу не сбивалась… Ан нет, было пару раз, чего уж таить. Арина сердито мотнула головой, чтобы прогнать пронырливую белку, принесшую в лапах фантик с воспоминанием. Да уж поздно гонять, дело сделано, чтоб ей пусто было! Арина топнула босой ногой, дровяной пол гулко завыл, набросившись на белку. Но та была не промах: развернула бумажку и только ее и видели, лишь пушистый хвост мелькнул в тумане.

Арина, сделав очередной стежок, вздохнула и стала вспоминать. Негоже фантикам на полу в горнице валяться, так и до пауков с тревожными семенами недалеко, а там, глядишь, и чай начнет горчить – верный признак тоски. Жизнеделу Арине стало не по себе, сама она с таким не сталкивалась, но бабка Её рассказывала.
Нащупав шаткий мостик в глубину давно прошедших дней, девушка принялась тщательно пересматривать каждый образ, каждый запах, что приходили вместе с воспоминаниями.

Был обычный день, каких тысячи: белая ткань, цветные нити, пара ворон, да филин, частые гости горницы, все как обычно. Кроме одного: Арина засмотрелась на работу ворона-звездоправа и запутала нить. Ох, что было! Вышивка полетела на пол, иголка ушла, обиженно сопя и причитая, пяльцы поссорились и, отталкиваясь друг от друга, разбежались в стороны. Пока нить распутала, умаслила иглу, помирила пяльцы – прошло несколько лет и одна вечность. А это не абы что, за такое на ближайшем собрании не похвалят, точно. Так оно и случилось: влетело Арине по первое число, пришлось потом половину вышивки переделывать, чтобы хоть как-то исправить картину. Но недаром девушка была на хорошем счету – за несколько столетий все было исправлено, любо дорого смотреть. А люди и не заметили ничего, только кое-где погода поменялась: где было тепло, стало прохладно, где холодно – еще холоднее. Не было у Арины нужных нитей, все в прошлый раз израсходовала, вот и пришлось шить из того, что в закромах лежало. Теперь-то пара оборотней натащила тюков и мотков со всего Замирья, а тогда нужно было выкручиваться.

А второй раз промах обидный был, ну прямо как у маленькой: забыла Арина картинку, хоть убей. Нет, не так. Не забыла, а неправильно вспомнила. Видимо наглоталась тумана во время бури, дядька опять какие-то свои механизмы тестировал, нагнал жути и сырости. Вообще дядюшка Пурьян был хорошим, добрым, но когда дело доходило до его изобретений – кто не спрятался, тот сам виноват, как говорится. Ух, ну и буря тогда разыгралась: смешала краски у питона, когда тот, бедолага, старался в очередной раз закат вырисовать, порвала воздушного змея, намочила и выдула солонку у акуленка. Не пощадила и Аринины запасы – спутала нитки, перебила стеклянные иголки, которыми можно голубым цветом шить, рассорила склочные пяльцы. Да еще и девушку запугала, зааукала, накормила хлябями, пахнущими старым болотом.

Вот тогда-то и сбилась верная рука Арины, пошатнулся четкий образ и вместо него пошла такая околесица, что потом все диву давались: как такое вообще можно выдумать. Пришлось вплетать новые цвета, разбавлять старые, смешивать и разделять: работы навалилось, как при конце света, когда ленивая клокастая сова не зажгла вовремя свой фонарь. Нет, нужно остановиться, иначе опять эту белку принесет с ее клятыми фантиками.

А люди, кстати, ничего и не заметили опять. Некоторые, кто еще не совсем уснул, удивились было, повертели головами, да успокоились. И правильно, нечего этим кутятам слепым тыкаться в материнское вымя, когда спать пора.

Уф, фантик пропал, значит, Арина честно отработала свою провинность, можно было спокойно вышивать. Но не тут-то было, туман гулко хлопнул и вытолкнул к девушке сначала пустое ведро, затем и его обладателя – Долговязого. Он сходу начал жаловаться на обленившихся котов, которые перестали собирать души. Вместо этого они отращивали свои пушистые задницы и поедали эфемерные субстанции своих хозяев. Это было возмутительно и полностью противоречило Кодексу Замирья, за такое можно было и аккредитации лишиться. Долговязый, ссутулившись и почесав свой масштабный нос-баклажан, посетовал, что, мол, продают на сторону завистливому Размаху Размаховичу за бесценок хозяйские души, а то, может, и вообще за валерьянку. Посудачив о скорой расправе над всеми блохоногими, Арина и Долговязый распрощались: работа не ждет, а еще она не ест и не спит. И чихать хотела на всякие трудовые уставы и договоры подряда, ибо незаменима и ничего не поделаешь.

Догоняя зануду-работу, девушка принялась вышивать очередной клочок, становившийся чьей-то судьбой. За следующей нитью потянулись города один за другим, словно сосиски в ряд. Стежок пришелся прямо на время, пригвоздив его, чтобы не убегало раньше себя и не вводило в заблуждение. Ох, больше всего мороки как раз с этими временными нитками и петлями, уж больно много их нужно вплетать, постоянно ограничивать и прикрикивать. Адская работка, как говорят люди. Знали бы они про то, какими первоклассными нитками вышивается адово полотнище. И не зря, между прочим, так как место популярное. А вот в хладно-голубые, прошитые стеклянными иглами, небеса почему-то никто не спешил. Бродило несколько унылых зануд и все. Это безумно огорчало жизнеделов, но ничего поделать не могли, так уж желали обыватели.

Подумав о людях, Арина уколола палец быстрой иглой, и одна прозрачная капля крови упала на белое полотно. Хорошо, что Долговязый ушел, иначе дело могло принять скверный оборот, он весьма охоч до этой жидкости, недаром постоянно с ведром шатается.

Девушка перехватила иголку и снова стала складывать мозаику, нагоняя убежавшую работу. Впереди было целых восемь вечностей до желанного выходного, а там и в люди можно будет выйти, посмотреть на лицевую сторону своей вышивки. Да и муж должен с работы вернуться, и если не застанет дома свою любимицу, то начнет волноваться, а этого никак нельзя допускать. Еще влезет в ее тайны и потянет его на сторону, где живым не место.