Гл. 15А. Моя сводническая в кавычках деятельность

   Действительно, потомки мои: вашему предку, кроме основной своей работы - «собирания камней» - и любимого хобби – перманентного фотографирования подряд всего и вся -, волей случаев, приходилось иногда способствовать и «соединению сердец» (чужих)…
   Началось всё, когда я ещё учился в техникуме в 1947-51 гг. во г. Львове в западной Украине (см. главы 16-22 моих воспоминаний). Конечно, как всегда и везде водится в молодой среде, тем более в условиях тесного проживания и учёбы под одной крышей – как это было в техникуме, возникали взаимные увлечения – чаще не очень «серьёзные». Лишь в редких случаях к концу учёбы дело заканчивалось загсом. В создании одной такой, оказавшейся по прошествии многих годов счастливой, семьи пришлось невольно принять  участие и мне. 

   При техникуме, кроме загородных студентов, в отдельных квартирах также жили сам директор и некоторые преподаватели. У одного из них, Распопина, преподававшго горное дело, была дочь Валера, студентка, учившаяся в каком-то львовском вузе. Мой соученик из параллельной группы Володя Бойко (причислявший себя к  «фронтовой кагорте», хотя был призван в конце войны и повоевать не успел)  познакомился с ней на одном из танцевальных вечеров в техникуме (куда приходили и посторонние – см. об этом выше). У него был достойный конкурент – Алексей Ждед, парень, побывавший, как он утверждал,  в немецком концлагере в Польше. Будучи от природы талантливым чертёжником (что, как рассказывал, спасло ему жизнь в лагере), Алексей часто всем помогал - «чертил» чертежи к курсовым работам товарищам и какие-то учебные пособия для многих преподавателей, в том числе и для преподавателя горного дела Распопина, через которого и познакомился с его дочерью… Возник классический треугольник с, казалось бы,  полной неопределённостью в разрешении проблемы… Оба кавалера проявляли почти военную настойчивость.
   Поскольку мы с мамой ходили в гости к Распопиным (мама дружила с матерью Валеры), а я учился с Володей в параллельных группах, пришлось мне стать невольным почтальоном пока молодёжь решала свои проблемы путём переписки (использования бумажных записочек - не забудьте: тогда мобильников ещё не было), интенсивность и «результативность» которой, видимо, целиком зависела только от раздумий и колебаний самой Валеры… Наконец, однажды мне довелось вручить Валере какое-то ультимативное, оказавшееся «судьбоносным», письмо от Володи, после которого «лёд был сломан». Молодые поженились, создали прекрасную - крепкую и любящую - супружескую пару, а я почему-то стал для них неким добрым Евангелосом (приносящим добрую весть) и другом семьи на долгие годы. В редкие мои приезды во Львов в 50-60-е годы, я всегда был у них дорогим и желанным гостем.

   Закончу (возможно, не совсем к месту) этот рассказ трагической историей, которая постигла дружную и симпатичную семью Распопиных впоследствии.  Брат Валеры – в те годы школьник Вовка, выучившись впоследствии, как и я, на геолога, работал потом в Средней Азии (Киргизии). Однажды, отправившись в отпуск из затерянного в горах Тянь-Шаня посёлка, где жил с семьёй и работал в геолого-разведочной партии, погиб вместе с двумя детьми при аварии самолёта, врезавшегося в отвесные выступы скал Сары-Джасского ущелья… Жена, выехавшая раньше и ожидавшая прилёта самолёта с мужем и детьми в аэропорту Ташкента (откуда они всей семьёй должны были лететь отдыхать на Черноморское побережье), их уже больше никогда не увидела… Оставшись неожиданно совсем одна, она от горя тронулась рассудком…
   В свой последний приезд во Львов я видел её – зрелище весьма тягостное и печальное…
   
   Замечу, что в начале 80-х годов мне довелось лететь на ЯК-40 тем же маршрутом из этого посёлка геологов Иныльчек. Помню, при взлёте лётчики вдруг заторопились, кивая на юг, где из-за хребта (по которому проходила граница СССР и Китая) появилась какая-то жёлтая туча. Это из пустыни Такла-Макан надвигалась песчаная буря, которая, перевалив хребет,  могла накрыть аэродром. Впервые наблюдал такое своеобразное следствие соседства песчаной пустыни и величественных заснеженных гор…
   После подъёма самолёт летел извилистым коридором, образованным отвесными стенками ущелья, и, всё время разворачиваясь на высоте около 4000 м, чуть ли не цеплялся крыльями за казавшиеся совсем рядом острые гребни хребтов и выступы скал, вздымающиеся намного выше и прямо курсу самолёта…Летели на север. А справа, в створе перпендикулярных узких долин-расщелин можно было отчётливо видеть величественный семитысячник Хан-Тенгри…

   Более «серьёзного» авиамаршрута за весь мой лётно-пассажирский стаж мне совершать не доводилось (начиная с 1947 года, когда впервые взлетел в открытой кабине на «кукурузнике» ПО-2 над полями Украины, и кончая трансконтинентальными  перелётами на разных «ЛИ-2», «ИЛ-ах», ЯК-ах, «ТУ-шках», «Боингах» и «Аэрбасах» над морями и океанами, безлесными горами Афганистана и ледниками Гренландии, джунглями Индонезии и Вьетнама…).
   Разве что ещё припоминаются «оригинальные»   взлёты  и приземления в Аяне (Охотское побережье) на малой глиссаде и в заливе Креста на Чукотке, которые выполнялись с длительным заходом со стороны моря и на малой высоте (прямо над морской гладью) с посадкой в последнем случае чуть ли не на прибрежную гальку. В таких случаях меня почему-то посещали странные мысли – «успеем ли оторваться от земли перед водной гладью» или  «как бы всё же приземлиться на землю, а не упасть раньше времени в воду». В начале 2000-х один аянский рейс  из Хабаровска закончился аварийно: лётчики «перестраховались от воды» и, завысив глиссаду, «промазали» в тумане мимо галечной косы и врезались в прибрежные скалы…
 
   Продолжу рассуждения о возможной «предначертанности» некоторых встреч у людей, определивших многие события их жизни, а также о моей косвенной роли в судьбе некоторых из них. Эти мои рассуждения – следствие всё того же фатализма и неистребимой веры в закономерность многих случайностей…
   Кроме описанного выше случая помощи в создании брачного союза Володи и Валеры, у меня впоследствии, неожиданно для самого себя, этот странный талант «соединять сердца» чужих людей проявлялся ещё не раз…
   Талант, который – увы – почему-то не распространился на моих собственных детей…

   …Так, в начале 70-х во Владивостоке со мной в Дальневосточном геологическом институте  (ДВГИ) работал в качестве студента-стажёра тёзка - Юрий Васильевич Васильцов. Этот высокий красивый брюнет с несколько восточными чертами лица, придававшего ему облик «мачо», пользовался большим успехом у девушек ещё в Университете, когда там учился, а также  у многих представителей «женского сословия», когда стал работать в ДВГИ. Когда мы выезжали на полевые работы на рудники Приморья, уже через несколько дней перед крыльцом арендованного мною под «базу полевого отряда» помещения (обычно - пустующего частного дома) вечерами «толклась» местная молодёжь, преимущественно девушки, которые после недолгих переговоров уводили моего «кадра» (или он их «уводил» - не знаю) на вечерние посиделки, с которых он часто возвращался достаточно поздно. Пришлось как-то даже выделить ему отдельную палатку, которую он установил в отдалении на берегу речки (домик наш стоял на краю посёлка), где он «принимал» своих почти ежедневных гостей…

   В городе он тоже вёл достаточно «весёлый» образ жизни и, поскольку я знал некоторых его пассий из института и был поневоле посвящён в его похождения, он считал возможным полушутя-полусерьёзно, «консультироваться» у меня, как у старшего товарища, годящемуся ему в отцы, «на ком бы ему всё-таки жениться»…
   В химлаборатории института работала молодая и симпатичная «малышка-Нина» - молодая, весёлая, но внешне очень серьёзная, а «по жизни» -  и весьма «строгая» девушка. Короче – в один прекрасный зимний день прямо во дворе филиала лабораторного корпуса ДВГИ на Флотской улице я встретил моего тёзку в довольно мрачном состоянии. Он знал, что я в курсе его проблем и осведомлен институтскими всезнайками о том, что Нина оказалась для него, привыкшего к относительно лёгким победам, «твёрдым орешком», хотя были у него ещё и другие «неплохие кандидатуры»… В сравнительно «тесном» научном коллективе, особенно геологическом, специфика которого - ежегодные экспедиции многочисленных полевых отрядов, состав которых часто меняется  – всё всегда на виду и про каждого известно «всё».

   …Так, вот, однажды встретившись со мной, он неожиданно как-то напрягшись и, как показалось, смущённо улыбаясь, как бы шутя «сходу» буквально выстрелил в меня своим вопросом-раздумьем: « Так на ком же мне жениться, Ю. С. ?».
   В ответ, я сориентировавшись, что мой тёзка совсем «запутался» в своих похождениях и уже «дозрел» до принятия какого-то решения, очень внушительно, безапелляционно и как о само собой разумеющемся, полушутя-полусерьёзно ответил ему: «Ну, конечно, на Нине, если она согласится связать свою жизнь с таким охламоном, как ты». Мой визави, помню, горько усмехнулся, а я внушительно и совершенно серьёзно добавил: «если хочешь жить с настоящим и хорошим человеком – женись на ней ! Это будет лучшая жена !» Описываю эту сцену так «реально», потому, что сам очень запомнил её почти слово в слово. Это не «литературщина». Насчёт «горько усмехнулся» - это тоже правда. У него всегда была такая своеобразная реакция – внешне спокойный строгий взгляд и как бы печальная улыбка в ответ… 

   Короче – они поженились и являли собой очень оригинальную пару – рослый брюнет Юра и симпатичная маленькая, но «плотненькая и фигуристая» тоже жгучая брюнетка Нина. Потом у них родилась дочка Настя.  Переведясь на работу в Хабаровск, в конце 70-х я покинул Владивосток, но часто приезжал в командировки во «Владик» (как на дальневосточном жаргоне называют этот город, живописно раскинувшийся на берегах бухты Золотой Рог). Иногда заходил в лабораторию к Нине, которая меня всегда радостно встречала и, выражая сердечную приязнь, приглашала в гости…

   Сам Васильцов из института ушёл на производство. В середине «лихих 90-х», как-то возвращаясь из «приморской таёжной глубинки» с полевых работ, я, как и был в довольно «непрезентабельном виде», - в «энцефалитнике», заросший, уставший и запылённый с дороги - заехал по пути в Хабаровск в ДВГИ, где неожиданно встретил тёзку Юру в институте (он заезжал за женой). Мой бывший студент-практикант и сотрудник слегка поседел, но выглядел неплохо. Работал в какой-то большой фирме техническим дизайнером различных бытовых электроприборов (здесь, наверное, проявился его талант фотохудожника - он, как и я, увлекался фотографированием). Импортная «тачка», на которой он приехал, выглядела вполне прилично, да и он сам был в неплохом «прикиде». Чувствовалось (по крайней мере – внешне), что человек «состоялся».

   …Пожаловался мне , что не может «вытащить» жену из института на лучшую работу у себя в фирме. «Не хочет быть зависимой от мужа» - улыбнулся он. У меня как-то само собой вылетела в ответ фраза: «А я, вот, тоже - всё камни собираю…» - имея в виду продолжение своей геологической работы. Юра «окинув снисходительным взглядом» - простите за этот, конечно, литературный штамп - мою скромную «малогабаритную» фигуру в «энцефалитнике» и стоптанных сапогах, с рюкзаком за спиной, посочувствовал: « Не то, Ю. С., всю жизнь собираете, не то…». Мне стало почти весело. Сказал – «не в бровь, а в глаз». Ну, конечно,  со своей точки зрения он был прав.
                - xхх-
   Я, наоборот, - всю жизнь гордился своей принадлежностью к геологическому клану изыскателей – «копателей, бродяг и ходоков» (как поётся в известной песне), причастностью к работе, в которой так много романтики и творческого поиска, а также немало и солёного пота …Свою профессию, естественно, я никогда бы не променял на труд, пускай, весьма ответственного клерка в конторе или даже руководителя крупного производства… 
   Кесарю – кесарево.
   Когда встречаю где-то, по дороге, в поездках, не говоря уже -  в тайге, степных далях или на  горных перевалах - людей в «энцефалитках» (противоэнцефалитных костюмах), гружёных камнями или аппаратурой, которым в «полевых» условиях доводится спать в палатках и зимовьях или в спальных мешках на земле, устланной хвоей, работа которых связана с геологическими,  топографическими и любыми конкретными полезными для людей  изысканиями – они всегда вызывают во мне симпатию, пробуждая какое-то тёплое чувство: «это наш народ – наш брат-«энцефалитчик»)…

   Конечно, сейчас развелось много «пижонов»  - дайте мне, деду, поворчать - разных туристов-путешественников, которые заполонили многие экзотические места планеты. Никого их них не осуждаю: дело хорошее, сам не раз побывал во многих интересных местах страны – хотя бы на вулканах  той же Камчатки или Курильских островов. Но их я всё же посещал в связи со своей основной работой и с конкретной научной целью. При этом перетаскал на себе много рюкзаков камней, которые потом изучал. И, конечно,  наглотался по собственной дурости столько вулканических газов, что лишился впоследствии, после своих походов, многих своих зубов…

   Есть ещё, правда, серьёзные люди, таскающие (если не считать помощи шерпов) тяжёлые рюкзаки – альпинисты. Это, конечно, - экстра-класс !
Но это всё же уже спорт – тяжёлый, может быть, тяжелейший и экстремальнейший из всех видов – но только спорт. Горы – это место, где человек лишь упорно, преодолевая себя, идёт к «придуманной» им самим для себя цели. Спорт на грани физических возможностей человека, на грани подвига, спорт, возвышающий самого человека и престиж страны !
   Но и только.
   Хотя и это не мало !
   Но, наверно, это всё же – не рутинная ежедневная работа.
   Об этом см. главы 39 и 40 первого сборника «НАЧАЛО».
   Сойдёмся на том, что всякий труд важен и ценен, прежде всего постольку, поскольку он полезен для общества.
   «Да, уж»… Как говаривал незабвенный Киса Воробьянинов. 
                -ххх-
   Вернёмся, однако, к моей «своднической» деятельности. Последний пример: приехавшая в Хабаровск в 1982 г. после окончания вуза москвичка Оля, поработав со мной в качестве «полевой лаборантки» на маршрутах по Амуру, затем на Командорских островах, «сбегавшая» потом со мной «за компанию» в качестве туристки на камчатский Авачинский вулкан, в августе также ещё немного поработала со мной, помогая в отборе базальтовых пород на побережье Амурского залива под Владивостоком. До отъезда в Москву на работу оставалась пара недель.

   Я предложил ей – в награду за её добросовестную работу - провести это время, отдохнув на песчаных пляжах острова Попова, где располагалась полевая научная база Тихоокеанского Института Океанологии и где в это время работали мои знакомые коллеги.  С большим трудом я уговорил Ольгу поехать туда и «отдохнуть с сохранением зарплаты и полевых». Она почему-то не очень хотела ехать после экзотической Камчатки и Командорских островов ещё на «какой-то» «песчаный островок» и рвалась в Москву, до этого более двух месяцев «досыта» налазившись по вулканам и наплававшись по Амуру и разным «морям-окиянам»… Наконец, она «милостиво согласилась», наверное, на мой решающий довод: «когда ещё тебе в будущем попадётся на работе начальник, который будет тебя уговаривать за полную зарплату ничего не делать»…  Попрощались. Я уехал в Хабаровск, Ольга – на остров Попова.

   Через месяц знакомые радостно мне сообщили, что Ольга на этом острове «нашла своё счастье» - познакомилось с земляком-москвичом, молодым учёным, находившемся там в командировке… Через год она родила двух девочек-двойняшек. В конце 90-х и начале 2000-х, проездом в США и Францию, где я временно работал, мне приходилось  неоднократно останавливаться  в московской квартире Оли и её родителей. Меня там всегда радостно встречали и хорошо принимали, как близкого родственника - свата…
   Так что же означает случайность – действительно «осознанную необходимость» (по Ф. Энгельсу) ?. Только «осознанную» - кем ?
 
   Были ещё случаи, когда мне  удавалось, как оказалось, только «разумным» житейским советом и авторитетом начальника геофизической партии сохранять (хоть, вероятно,  и не «навечно») временные семьи супружеских пар бичей, коих много работало в 50-60-е годы прошлого столетия в полевых партиях рядом со мной…
   А вот, сумев – лишь только по воле Господа и/или Провидения – совершенно случайно как-то помочь устроить личное счастье и судьбу знакомым, но чужим людям, я так и не смог хоть как-то повлиять в лучшую сторону на судьбу своих двух дочерей в их личной жизни, или хотя бы как-то косвенно помочь им в этом… У старшей муж умер, оставив ей двух близняшек, а младшая развелась и что-то уже много лет не задумывается о том, о чём часто говорит ей отец: «а кто же тебе, одинокой в старости, подаст стакан воды, когда родители уйдут в мир иной ?»
   Можно найти любые объяснения и оправдания самому себе. Но, наверное, всё же всегда остаётся справедливым известный постулат, гласящий, что «все браки совершаются на небесах». И только.
   На том и попытаюсь успокоить себя.