Моя первая группа

     Возвращаюсь из отпуска. Командир звена представляет меня курсантам, первой моей группе на поприще инструктора. Выпускники аэроклубов. С дипломами пилотов гражданской лёгкомоторной авиации.
     Мне предстоит научить их летать  на новом для них самолёте, переходном истребителе.

     Смотрят насторожено, почти скептически. Как же? Их инструктор, почти одногодок, всего месяц назад получил статус инструктора. И этот сопляк может чему-то научить? Летать?
     А летать они уже умеют: за плечами аэроклуб, имеют свидетельства пилотов По-2, налетали по 30 часов. Предстоит освоить какой-то Як-11, тоже винтовой, как и их биплан. Подумаешь, невидаль!

     Им и в голову не приходит, что сравнивать ЯК и По всё равно, что сравнить «бульдога с носорогом», –  как говорит друг Махалин. Ничего, скоро они поймут разницу между трёхколёсным велосипедом и гоночной машиной.
     Когда-то и нам, освоившим Як-18, переучивание казалось несложным. И уж никто из моих однокашников не предполагал, что на этой машине отсеется треть вот таких же самоуверенных «летунов».

     Знакомлюсь персонально с каждым. Биография, пристрастия, увлечения.… Это для проформы, по сути, они меня мало интересуют. Воспитывать их я не собираюсь, а летать научу и без распевания псалмов. И мысли мои заняты не работой инструктора, а тем, как сбежать  в строевую часть.

     С удивлением узнаю: один из курсантов вообще не пилот, он парашютист, совершил огромное количество прыжков, чуть ли не МС по парашютному спорту. Как он сюда попал?
     Да просто: подал заявление, военкомат и направил. Указание о направлении аэроклубовцев в училище там уяснили как относящееся ко всем выпускникам.
     Наши кадровики продвинули дальше этот ляпсус, и человек без единого часа налёта был зачислен в училище. А должны были направить в школу первоначального обучения, ВАШПОЛ.
 
     Фамилия курсанта – Полуйчик мне хорошо запомнилась именно по этому казусу, фамилии других из первой группы стёрло время.
     Объясняю курсанту положение, гляжу в его затосковавшие глаза, и мне приходит озорная мысль: если до меня ни кто не заметил эту несуразицу, почему я обязан замечать?

     Нам внушают: в личных делах проверяют каждую букву, каждую запятую. И кадры, и особый отдел. Оказывается, вот как проверяют!
     Да и проверяют, по всей видимости, штабные писари –  сержанты срочной службы. Может быть, нарочно пропустили. А сейчас хохочут и ожидают: что будет дальше? Пусть не радуются – фокус состоится!

     Начались вывозные полёты. Тут только я понимаю, что означает затёртая фраза «индивидуальный подход». Каждый обучаемый в одних и тех же условиях ведёт себя по-разному, каждый непредсказуем. Единственное, что всех объединяет – это резкость в управлении, привыкли «дёргаться» на По-2.
     Немало усилий вкладываю, чтобы приучить их к плавным движениям. С тоской вспоминаю, как сам когда-то благоговейно и несмело касался рулей управления. Да меня и учили держать ручку пальчиками и не упираться в педали. А эти дёргают ногами как наездники и жмут ручку так, что из неё «сок течёт»!

     Да, с «пилотягами» По-2, я помучился вволю.
     Было всё: и попытки «клюнуть» носом при подъёме хвоста или взлететь поперёк старта, и взмывания на выравнивании, и трёхметровые «козлы» при приземлении.
     Да и высший пилотаж в зоне даётся нелегко – срываются в штопор, перетягивая ручку (вернее: дёргая её). Приходится не просто страховать ручку и педали, а постоянно придерживать их от возможных рывков.
 
     Есть в группе и своеобразный «ас», помучивший меня более других. Кроме присущего всем дёрганья, он ещё и смотрит на меня с некоторой подозрительностью: чему я могу научить его – опытного пилота?
     В аэроклубе перед призывом он год занимал штатную должность инструктора, т.е. обучал новичков. Не знаю, чему и как он там их обучал, но мнения о своей исключительности был преогромного. С тем он и пришёл в училище и к моему несчастью попал ко мне.
     Мне пришлось ломать не только его вольное обращение с рулями управления, но и психологию.
     Отчаявшись, я представил его командиру звена на проверку как кандидата на отчисление. Мудрый КЗ добавил ещё десяток вывозных, и курсант получил разрешение на самостоятельный вылет.
     Я молился всем богам и божкам, чтобы он не размолотил машину. Обошлось. Но и в последующих упражнениях и разделах программы «инструктор» не блистал – всё посредственно, всё на грани допустимого.

     В других группах, даже у опытных инструкторов дела идут не легче. Все недовольны этим набором. Даже повидавшие всё инструктора возмущаются: таких курсантов за последние несколько лет к ним не поступало.
     Из ВАШПОЛ приходят более обученные, а главное – без дурных навыков. Зачем и кто решил набрать в училище аэроклубников? Видимо кто-то из замшелого генералитета вспомнил, что ранее в военные лётные школы весь набор шёл через аэроклубы.
     Вот и решились на этот эксперимент. Но каково-то нам, инструкторам? И особенно мне и моим друзьям, впервые приступившим к обучению. Этих асов подсунули, чтобы мы возненавидели свою работу? Так мы и так её не жалуем.

     На удивление, мне легче изначально обучать Полуйчика, чем переучивать «пилотяг». Парашютист осваивает азы управления, схватывает всё, как говорится, на лету. На него не довлеют старые привычки, да и инструктор для него – авторитет.
     Из моей группы он первым вылетел самостоятельно, причём вывозных полётов  потребовалось не больше чем другим.
     Переходный истребитель покорился человеку, не имевшему начальной лётной подготовки. Бывают же такие случаи!

     «Дело Полуйчика» всплыло после сдачи экзаменов, когда писали характеристики при переводе в боевой полк. Я написал инструкторскую характеристику заранее, а вот командир звена перед своим заключением листал личные дела и обнаружил, что этот курсант закончил аэроклуб как парашютист, а не пилот.
   
     КЗ был взбешён: он понимал, что я не мог не видеть начальной неподготовленности курсанта, не мог не знать, что он не был пилотом По-2. Почему не доложил, почему продолжил обучение?

     Досталось бы мне по первое число. Но я уже летал на другом полевом аэродроме, в другой АЭ. Был переброшен обучать группу, оставшуюся в середине программы без инструктора.

     На этом материале мог родиться новый авиационный анекдот. Но он не родился. Уникальный и беспардонный случай остался достоянием нескольких посвящённых. Причастные предпочитали помалкивать.
                Сентябрь 1957г.