Каждый из нас - это одна нерассказаная история

Из цикла о Никите.


-Скорая помощь! - Людмила Александровна привычно поджала свои тонкие сухие губы. Она была одним из самых старых диспетчеров на этой подстанции, с ней не любили работать, говорили, что когда-то она тоже "каталась", но сейчас могла заслать тебя одного в такое пекло, из которого не успеешь даже крикнуть.
-Приезжайте скорее, авария на Патриса, джип сбил мотоциклиста!
-Сколько там пострадавших? - вздохнула Люся, - Вернутся, будут весь остаток ночи "мыться", поспать уже не дадут до самого утра.
-Двое!
"Двое...вполне сносно еще..." - подумала Людмила Александровна, записала адрес, и объявила по селектору:
-Вторая бригада, на вызов!
Второй бригадой в ту осеннюю ночь был я. Один.
-Никита, там "автодорожка", два пострадавших, судя по всему, один из них уже труп, я думаю, что ты один справишься вполне. - очень редко диспетчера ночью объясняли суть вызова, обычно в диспетчерском окошке просто лежит карта, забираешь, читаешь, но я только что вернулся на подстанцию. -Я понимаю, что ты устал, съезди, я больше не буду тебя трогать.

В салоне было тепло, мы с водителем закурили:
-На Патриса. Универсам. Перекресток там. Парня на мотоцикле сбил джип. - отрывисто, выпуская из легких дым, объяснил ему я.
Он буркнул что-то про дураков, и огни понеслись за моим окном. "Работа для суперменов" - улыбаюсь я, вспоминая свои детские мысли. Все спят, вот окно моей дочки, а вот мое окно, а вот окна моих родителей, а вот я, курю в машине "скорой помощи", несущей меня к чужому парню, отброшенному ударом на сорок метров от своего мотоцикла, чтобы я присел перед ним на корточки, положил горячие пальцы на его сонные артерии и...тишина. Я сжимаю шею все сильнее, я смотрю в его глаза, терзаю запястья, я ищу, разрываю майку, кладу голову на грудь, и...тишина. Двадцать минут назад я забрал у него с рук беременную девочку, чтобы отвезти в роддом, рожать их первенца.

Спустя три дня, мы сидели с одной из гинекологических медсестер на скамейке перед подстанцией, курили.
-Помнишь, ту русую девочку, что ты привез несколько дней назад? -вдруг заговорила она.
-Я много девочек к вам привожу. - улыбнулся я. - А что с ней? Почему ты спрашиваешь?
Медсестра повела плечами, осень была ранняя, но ветер упорно не хотел оставлять в покое ее спину, укрытую теплым халатом.
-К ней никто до сих пор не пришел. Никто, понимаешь?
Мне показалось, что она заметила, как я вздрогнул.
-Она постоянно спрашивает всех, кто возвращается с улицы, нет ли там ее мужа, он такой дурной, говорит она, что вполне может не догадаться позвонить в звонок. - продолжала она. - Сижу и подниматься не хочу... Где носит этого парня?!
-В милицейском морге. - произнес я себе под нос.
Она чуть не упала со скамейки, повернула ко мне свое, ставшее внезапно белым, лицо:
-Никита... Откуда ты взял? - прошептала она.
Я рассказал ей, как забирал ее в роддом, и как через двадцать минут констатировав смерть, я передал его в руки милиции. Рассказал, что понадеялся на родителей, которые хватятся его, найдут, и мне не придется сообщать о смерти мужа только что родившей девочке, он ведь прошел, как неопознанный, документов при нем не было, а я промолчал. Мы закурили по второй.
-Ник, но ведь ей надо рассказать. Его же надо хоронить. -снова прошептала медсестра.
-Надо.
-Пойдем к Зайцевой, она тетка - кремень, девочка сейчас на ее территории. Пойдем! -бледность исчезла с ее лица, и пальцы настойчиво потянули меня за рукав форменной куртки.
Зайцева заведовала роддомом, вместе с гинекологическим отделением, и была, действительно, тетка-кремень. Мы познакомились несколько лет назад, когда ее мучил плексит. В своем сером, толстом, теплом гинекологическом халате, наброшенном на худые плечи, она выросла тогда на пороге ординаторской:
-Мне посоветовали найти здесь Никиту. Кто это?

Ей было сорок пять, двое детей, муж, ушедший несколько лет назад к другой, сделавший ее из милой девочки с косой такой, как сейчас: тощей, коротко стриженой, черной вместо рыжей. Зайцева знала толк в эротизме. Ее вечный халат, наброшенный на плечи, поверх хирургической пижамы, сводил меня с ума. Высокая, худая, в шапочке поверх черного ежика волос, жесткая, с голубыми, прозрачными, как океанская вода, глазами, она превращала меня в ребенка, застывшего перед строгой мамой, она понимала меня, она лежала сосками кверху, смотрела в потолок, курила, и слушала о моих сутках. Каждое утро. Каждое утро я поднимался на лифте в гинекологию, чтобы провести очередной сеанс массажа с ее плечом, задыхаясь от сигаретного дыма. Мы хохотали над моими рабочими историями, когда она взяла меня за шею и притянула к своим губам. Я стянул ее на пол, распял руками, меня трясло от возбуждения. Через два часа я вышел из дверей гинекологического отделения, вышел, чтобы никогда не вернуться назад. Неделю спустя, заведующая подстанцией передала мне деньги за массаж.

-Ольга Ивановна! - медсестра буквально втащила меня в кабинет Зайцевой, и начала очень быстро и сбивчиво пересказывать ей всю историю. Я присел, облокотился спиной и затылком о стену, чтобы не иметь возможности смотреть в эти голубые глаза. Она же с удовольствием меня разглядывала, но глаза ее уже не были такими прозрачными.
-Ольга... -прошептал я, назвав первый раз ее имя без отчества. -Девочке надо рассказать, но я не могу. Не бросай меня, Ольга...
Мы шли по переходу, ведущему из гинекологии в родильный блок. Ее вечный серый халат на плечах и моя форменная куртка.
-Оля... -начал я, но что я мог ей сказать? Ничего. Имя повисло над нами в воздухе. Переход закончился большим светлым холлом, Зайцева позвала дежурную сестру, и велела унести, под любым предлогом, ребенка из сороковой палаты, после чего постояла, уткнувшись лбом в дверь, за которой, на подоконнике сидела девочка, и смотрела на дорогу, ведущую к роддому, постояла, и резко вошла:
-Здравствуй, Ирина. - улыбнулась она. -Меня зовут Ольга Ивановна, я заведую этим отделением, а это Никита Дмитриевич, он врач скорой помощи.
-Ольга Ивановна, от Вас пахнет осенью. -заулыбалась Ира в ответ. - Вы были на улице? Вы не видели там, случайно, моего мужа?
Она не была удивлена тому, что мы таким составом пришли к ней в середине дня, ее интересовал муж.
Зайцева села рядом с ней на подоконник:
-Его больше нет, Ириш. Он разбился на мотоцикле, прямо в ту самую ночь, когда ты рожала.

Утром следующего дня Ольга вошла к нам в ординаторскую:
-Она написала отказ от ребенка. На выписку я подготовлю ее только к вечеру, поэтому, можешь подняться и поговорить с ней, если хочешь, конечно.
На этом она развернулась и вышла. Провожаемая удивленными взглядами коллег, я побежал за ней следом, но не свернул к дверям гинекологии, а пронесся мимо, и влетел в роддом:
-Зайцева разрешила, я в сороковую.
Девушка сидела на кровати. Она не плакала, она была настолько пустой, что слезам просто неоткуда было взяться.
-Ир, почему? - выпалил я, забыв, что мы с ней совершенно чужие люди, забыв, что обрек ее на три дня ожиданий мужа, которого больше нет, забыв, как она билась вчера в руках у Зайцевой, как выла так, что на другом конце отделения ее ребенок услышал мать и заплакал с ней в голос.
Неожиданно спокойно, она ответила мне:
-Знаешь, мы познакомились с ним довольно необычно, в интернете, мы болтали, болтали, болтали, все никак не могли наговориться. Я была самая счастливая, когда он приехал, но моим родителям он не понравился. Не понравился так, что они сказали мне убираться с ним куда угодно, и забыть, что я их дочь. Мы уехали. Он сирота, знаешь. Где-то есть бабушка и дедушка у него, но он о них ничего не знает.
Я сел напротив нее прямо на пол, положил подбородок на колени, а она все говорила, говорила:
-Вчера я позвонила своим родителям, я попросила их помочь мне с ребенком. Помочь хотя бы первое время, пока я не смогу отдать дочь в детский садик, и начать работать. Они сказали, что с удовольствием помогут мне, но только без нее. Их совершенно не волнует, куда я дену новорожденную дочь, куда я пойду с ней на руках... Знаешь, мы же снимаем здесь комнату, своего дома у нас нет, я не работала, было незачем, нам хватало, а теперь у меня совершенно нет никаких средств к существованию, если я оставлю ее... Знаешь, я решила, что напишу отказ, узнаю куда отдадут дочь, и как только встану на ноги, я заберу ее назад.
-Зайцева сказала, что твою дочь удочерят. Медсестра из хирургии давно ждет "отказного" младенца, а твоя здорова, и подходит как нельзя лучше. Документы начнут готовить уже завтра. Ты не сможешь забрать ее назад, да и девочка уже не будет знать тебя. - я смотрел ей в глаза, но не находил в них совершенно ничего, ей предстояло хоронить мужа, а она даже не представляла где элементарно взять денег. Ей было не до ребенка. Дочь превратилась в существо, терзающее ее измученное сознание. Я встал, подошел к ней, взял за плечи:
-Ирин, мы сейчас заберем твой отказ. Ты пока останешься в больнице. Хорошо?
-А дальше что?! -тихо спросила она.
-А дальше... А дальше я придумаю.
-Хорошо. - сказала она.

Мы забрали отказ, я уговорил Ольгу Ивановну подержать их в больнице так долго, насколько это возможно. Каждый вечер я поднимался в сороковую, приносил гостинцы, и то, что требовалось младенцу, мы садились на подоконник, пили чай, и разговаривали.
-Ира, у него были друзья? Близкие друзья, те, что знали его очень долго? -спросил я однажды.
-Да, один друг у него был. -ответила она, подумав.

Я нашел этого друга. Я взял три дня в счет отпуска и поехал в другой город. Мы разговаривали с ним около семи часов, после чего я уже знал, что мне делать.

На пороге застыла пожилая женщина. Я смущенно улыбнулся, а она смерила меня удивленным взглядом:
-Вы к кому?
-Мне нужны Колесниковы. Вера Петровна Колесникова.
-Да, все верно, это я, но кто Вы? -спросила она.
-Я врач. Меня зовут Никита. - ответил я. -Если Вы разрешите мне войти, то я объясню Вам зачем приехал, и потревожил вас.
Вера Петровна была бабушкой Ириного мужа. Той бабушкой, о которой он не знал. Не знал потому, что его мама и папа так же, как и он, уехали на другой конец страны, и не поддерживали больше связи с родителями.
-Тогда, -рассказывала она, - было тяжелое время для нас с мужем, его уволили с работы, в стране творилось черте что, а тут еще сын надумал жениться. Мы запретили, проснулись как-то утром, в его нет. Я даже не знала, что они с женой погибли, а у меня есть внук.
-Был внук. - добавила она, и заплакала.

Я познакомила их с Ириной в тот день, когда Вера Петровна приехала забирать жену внука и правнучку из роддома. Весь персонал высыпал их провожать. Сидели на перилах, торчали из окон, я подошел со спины, к стоящей в стороне Зайцевой, обнял за талию, уткнулся носом в ее затылок:
-Оля... Прости меня, Оля.
Она повернула голову:
-Ты такой смешной. Посмотри, у ребенка будет семья. - она протянула руку назад, потрепала меня по макушке. -Разве я могу на тебя обижаться?