Теремок

                ТЕРЕМОК. (ХРОНИКА).

                Год первый.

                «Терем, теремок. Кто в тереме живет?»  Кому в детстве не рассказывали родители или дедушка с бабушкой эту старую- престарую сказку?  Но встречаются такие сказочные теремки и в нашей жизни. В конце марта повесил я новый скворечник на фронтоне бани под нависшим козырьком конька крыши. Уже на следующий день им заинтересовались вездесущие воробьи. Сначала прилетел один, в пепельно-серой шапочке, чёрном галстуке и чёрной манишке. Он долго сидел на крышке скворечника, щурился от ослепительного весеннего солнца и звонко чирикал. Никто из сородичей не обращал на него внимания. Все были заняты своими делами: кто искал семена на первых проталинках, кто купался в маленьких лужицах талой воды, кто чистил пёрышки. Воробью надоело сидеть одному, он спрыгнул на жёрдочку под летком скворечника, боязливо заглянул внутрь и быстро вытащил голову обратно. Так он заглядывал несколько раз и, наконец, решительно юркнул в темноту. Через некоторое время воробей вылетел на крышку и запел. Да, это была настоящая песня из громких переливчатых, чирикающих трелей. Откуда-то подлетела  буроватая воробьиха, села недалеко на провод.  Вообще-то воробьи моногамы и образуют пары на всю жизнь, за редким исключением. Воробей приспустил крылышки и затоптался, закружился на одном месте, не переставая петь. Самочка, наклонив голову, внимательно его слушала, изредка подёргивая хвостиком. Воробей нырнул в скворечник, подруга последовала за ним. Слышны были шорохи, короткий писк. Потом птицы вылетели и скрылись за баней. Через день они притащили и с трудом затолкали в скворечник несколько длинных соломин, а ещё через два они дружно таскали травинки, пух, пёрышки и обрывки тряпок.
                Казалось, всё идёт к тому, что скоро гнездо будет построено и можно ожидать прожорливое потомство. Но не тут-то было. В первых числах апреля прилетел первый скворец-разведчик. Домик-скворечник ему понравился. Он долго распевал песни, сидя на коньке, надувал горлышко и трепетал крыльями. Встревоженные воробьи летали вокруг, громко выражая своё недовольство. Наконец скворец улетел, они успокоились и молча забились в скворечник. Утром скворец прилетел снова и настроен он был решительно. Спев несколько песен, он слетел с конька на жёрдочку под летком, сунул голову в скворечник и через секунду на землю падал чёрно-бурый комок из перьев, а за ним летела воробьиха и пыталась клюнуть на лету. Не долетая до земли комок распался: чёрный скворец взлетел на крышу бани, а растрёпанный бурый воробей – на яблоню. Скворец сидел молча и лишь крутил головой. Воробей пригладил клювом оперенье, к нему подлетела самка, что-то отчаянно чирикая. Они вместе взлетели на крышу и попытались напасть на скворца с разных сторон. Скворец довольно успешно отбивался клювом и достал-таки крепко воробья, Воробей кубарем покатился по скату крыши, но удержался и как-то боком-боком со снижением полетел в сад. За ним последовала воробьиха. Больше эта пара у скворечника не появлялась. Скворец прилетал каждое утро целую неделю. Сидел на коньке или крышке скворечника, а иногда и на жёрдочке, долго пел свои песни, затем забирался внутрь, какое-то время там находился и улетал, прихватывая с собой что-нибудь из строительного материала, принесённого воробьями. Скворчихи он так и не дождался, а вскоре и сам перестал прилетать.
                В середине апреля к скворечнику стала проявлять интерес пара больших синиц. Сверкая яркой желтизной оперения, птицы порхали вокруг скворечника, часто залетая в него и тут же вылетая обратно. А самец ежё успевал присесть на крышку или провод и несколько раз спеть свою звонкую весеннюю песню. Песня звучала то как перезвон маленьких колокольчиков «ци-ци-ци-ци», то как громкое и задорное «пинь-пинь-черрр».Так продолжалось два дня. Утром третьего дня самец прилетел с пёрышком в клюве, долго крутился вокруг летка и, наконец, забрался в скворечник. Тут и самочка подлетела с клочком шерсти. Почти неделю птицы строили будущее жильё, но соломинки приносили редко, весь строительный материал состоял из пуха, мелких пёрышек, шерсти, комочков ваты, паутины и ниток. По утрам самочка стала задерживаться в гнезде иногда до обеда. Однажды, дождавшись когда она вылетит, я заглянул в скворечник (крышка, как вы помните, была съёмной). Теперь я понял, почему синички не носили сухую траву и соломины: этого материала осталось много после  воробьёв. В уютном гнёздышке лежало два белых, слегка розоватых яйца, покрытых мелкими красными и бурыми пятнышками. Ещё через пять дней самка вылетала раза два за день не более чем на полчаса, чтобы немного размяться и подкрепиться. Во время такого вылета я опять заглянул в гнездо. Яиц было одиннадцать. Самец уже песен не пел, а активно кормил подругу. Вскоре из гнезда послышался еле слышный писк, который изо дня в день становился всё громче  настойчивей. Родители от зари до зари сновали с кормом из сада и обратно. Наконец наступил день вылета:  желторотые птенцы один за другим покидали родные стены, неуклюже махая крылышками. Далеко конечно они не улетели, не далее сада, где взрослые птицы кормили их ещё около недели.
                После вылета молодых синиц я решил почистить скворечник и было очень жаль, когда на дне гнезда обнаружил двух затоптанных птенчиков. Видимо гнездо всё же было маловато для такой многочисленной семьи. Ближе к концу мая объявился ещё один претендент на новое жильё. Утром я услышал негромкую мелодичную песню. Смотрю – на крышке скворечника сидит довольно знакомая птица – самец мухоловки-пеструшки в весеннем наряде. Горло, лоб, грудь, брюшко – чисто белые, всё остальное: голова, спина. Крылья, хвост -- контрастно чёрные, лишь посредине крыла большое белое пятно. По времени пеструшки – самцы только что прилетели с зимовки, а самочки прилетят неделей позже. Песенка вроде и незамысловатая, а слушать приятно и как бы из двух колен. Первое – длительное щебетание «пици-ципи-пити-тутси- тутси…». Второе – более резкое и звонкое «тинь-тинь», во время которого птица взмахивает и опускает крылья и медленно поводит хвостом верхи вниз.  Песенка звучит с утра до вечера с небольшими перерывами. Наконец прилетела серо-бурая самочка, но в скворечник не полезла, а посидела спокойно неподалёку и улетела. И так несколько раз. Мухолов в это время заливался не переставая.   В конце концов, самочка решилась залететь в скворечник и самец ринулся за ней. Он долго расхваливал найденное жилище и добился  своего. После вылета они посидели рядышком на жердочке и отправились вместе по своим делам. Утром следующего дня они прилетели с травинками в клювах и началось строительство гнезда. Кроме сухих листьев трав они приносили только тонкие ленточки бересты и мелкие обрывки бумаги. Вскоре самочка снесла семь бледно-голубых яичек (проверил) и приступила к насиживанию, которое продолжалось двенадцать дней. Самец в это время находился поблизости, охранял гнездо от непрошенных посетителей и постоянно пел. С появлением птенцов появились и другие заботы. Взрослые птицы весь день сновали в траве и кустах в поисках корма. Но всему приходит конец и на десятый день птенцы уже поочерёдно выглядывали из дупла, а ещё через три дня стали вылетать и рассаживаться по ближайшим кустам и деревьям. Целую неделю в саду то тут, то там слышались их недовольные голодные крики и родители продолжали их подкармливать. А потом как-то сразу стало тихо и больше выводка я не видел.
                В сентябре в скворечнике поселилась пара воробьёв. Но это был уже другой вид воробьёв: не домовые, а полевые. Самец и самка внешне не различимы. Они несколько мельче домовых воробьёв и менее драчливы. Шапочка у них каштанового цвета, щёки белые, бакенбарды и галстук чёрные, а  остальное всё как у домового воробья.  Птицы прилетали вечером, иногда принося с собой, то сухой листочек злака, то пушинки, ночевали, а утром улетали.

                Год второй.

                Воробьи прожили в скворечнике всю зиму. Я уже думал, что скоро начнут кладку, а они в конце марта вдруг исчезли. Перед прилётом скворцов решил скворечник почистить. Когда открыл крышку, то удивился: домик был плотно забит сеном и соломой вперемешку с птичьим и растительным пухом, нитками, тряпочками, перьями. Из летка скворечника внутрь вёл узкий лаз, заканчивающийся круглой камерой выстланной исключительно пухом. Да, в таком жилище никакой мороз зимой был не страшен. Почему воробьи не стали выводить здесь потомство, я так и не мог понять. Скворечник я вычистил полностью, зная что скворцы иначе не поселятся в этой квартире.
                Скворец па заставил себя ждать. Через несколько дней он уже сидел на крыше бани и распевал свои песни. Конечно же это был разведчик.  Самцы скворцов, как и у многих других певчих перелётных птиц, прилетают намного раньше самок. Они подыскивают подходящее жильё, занимают и охраняют его. А пение его – всего лишь предупреждение для других птиц, что место занято. Бывает, что скворец облюбует два-три дупла или скворечника, вот и мечется между ними до прилёта самок. Скворчиха неожиданно прилетела под вечер, когда уставший за длинный день скворец дремал на жёрдочке у летка, Скворец встрепенулся, взлетел на конёк, распустил крылья, надул горлышко и запел на разные голоса. Спев несколько песен, он с лёта заскочил в скворечник. Скворчиха последовала за ним. Так и не дождавшись, чем закончится представление квартиры, я ушёл спать. Утром меня разбудили громкие песни скворца. Он сидел высоко на соседской антенне и выдавал песни одну за другой. Вскоре подлетела скворчиха и они опять ненадолго уединились в скворечнике, а затем вместе куда-то улетели. Вечером я обнаружил целую стаю скворцов, располагавшихся на ночлег в приречном ивняке. Может быть здесь  ночевали и наша пара, так как в скворечнике они  точно не оставались несколько ночей. Видимо, остановив выбор на моём скворечнике, они вскоре начали строить гнездо. Четыре дня птицы неутомимо таскали солому, сухую траву, разную ветошь, перья, а затем самка начала кладку. Скворец продолжал своё сольное пение. Когда в гнезде, на мягкой подстилке из перьев появилось семь ярко-голубых яиц, скворчиха приступила к насиживанию, а скворец приносил ей длинных дождевых червей, слизней и зелёных гусениц. О появлении скворчат я узнал по половинкам яичных скорлупок, выброшенных недалеко, а то и прямо под скворечником. Птенцов же несколько дней не было слышно, я даже забеспокоился: не случилось ли чего. Но всё пришло в норму. С каждым днём писк проголодавшихся скворчат становился всё громче и, наконец, они стали высовываться из летка. Тут их и подстерегла беда. Пролетавшая мимо сорока вдруг изменила полёт, уселась на крышку скворечника и опустила голову. Как только очередной скворчонок показался в отверстии, она ловко выдернула его и поспешно улетела с добычей. Сорока прилетела ещё раз и улетела с новой жертвой. Прилетела она и в третий раз. Мне пришлось вмешаться. Нахальную сороку я отогнал, но далеко она не улетела, всё крутилась по соседским крышам и антеннам, выжидая подходящий момент. Скворцы как ни в чём ни бывало продолжали кормить потомство. Я нашёл себе работу и пробыл во дворе до темна. Сороке надоело ждать и она улетела.   Ожидал я сороку-воровку на следующий день, но она не прилетела, как не прилетала и в последующие дни. В одно прекрасное утро я не услышал привычного писка скворчат. Не видел так же прилетающих с кормом родителей. Заглянул в скворечник: он был пустой.
                Пустовать ему пришлось недолго. В конце мая я услышал негромкую мелодичную песню, которая повторялась снова и снова. Птица сидела на крыше дома и выводила длинную руладу «и-три-три-три-три…». Короткий перерыв – и повторение. Во время пения птица часто подёргивала хвостом и он как бы вспыхивал. Отсюда и название птицы: горихвостка. Закончилось пение звонкой трелью «фю-ить, фю-ить», горихвост перелетел на вершину яблони (у горихвосток поют только самцы) и продолжил свою арию. Здесь мне удалось подойти поближе и рассмотреть певца. Он действительно выглядел эффектно: тело стройное, изящное, голова и спина пепельно-серые,  лоб белый, крылья бурые, горло, щёки и надклювье чёрные, а грудь, брюшко, спина и хвост ржавчато-красного цвета. Так он и пел почти не нерестовая и перелетал на крыши соседних домов, антенны, верхушки телеграфных столбов и деревьев, на крышке скворечника, как бы обозначая свою территорию. С появившимся здесь другим самцом затеял короткую драку и прогнал его. Песня его слышалась в наступившей темноте и сумраке зарождающегося нового дня. Спал ли он? Не знаю. Отдыхал он редко и всегда сидя в летке скворечника головой внутрь. Наружу торчал рыжий хвост, распущенный веером. Хвост заметен издалека – он яркий и торчит как флаг. Скромно одетая самочка появилась лишь через несколько ней, уселась на крышку скворечника и тихо пискнула. Захлебнувшись, горихвост бросился к ней. Он долго крутился вокруг неё, подняв крылышки, затем взлетал на вершину дерева, пел и вновь подлетал к самочке. Через день горихвостка в одиночку носила в скворечник всё, что ей попадало побдизости на земле: размочаленные стебельки трав, шерсть, паклю, нитки, перья. И так целую неделю, а горихвост в это время продолжал распевать свои песни. Вскоре самочка отложила шесть голубых яичек и приступила к насиживанию. Самец пел реже и изредка подкармливал её. Через двенадцать дней послышался писк птенцов и песни прекратились, а ещё через тринадцать желторотики дружно, один за другим вылетели из скворечника. Они слетали на грядки, в кусты, на деревья и лишь одному не повезло: он слетел прямо в бочку с водой и захлебнулся.
                Несколько дней родители подкармливали малышей, а потом вдруг горихвост вновь запел. Наверное будет повторная кладка – подумад я. Так оно и оказадось. Самка несколько дней занималась ремонтом гнезда, затем начала кладку и насиживание. Яиц в кладке на этот раз было только четыре. Насиживание яиц  и выкармливание птенцов завершились успешно, молодняк вовремя покинул скворечник. Родители ещё четыре дня подкармливали птенцов в саду, а затем весь выводок исчез.
                В сентябре вокруг скворечника какое-то время крутились полевые воробьи, но жить не остались.

                Год третий.

                В конце февраля в скворечник заселилась пара домовых воробьёв. Солнечными утрами самец весело и звонко чирикал на крышке или жёрдочке и даже издавал какие-то непонятные трели. Вскоре показывалась самочка. Она сидела, высунувшись из летка, дремала на солнышке и слушала песни. Воробьиха улетала первой, за ней устремлялся воробей. Ночевать всегда прилетали вместе, принося что-нибудь для утепления скворечника. В последних числах марта воробьиха перестала вылетать. Когда в посёлке появились скворцы, я тревожно ждал, что скворец опять выгонит воробьёв с насиженной кладки. К счастью для последних этого не случилось: скворцов прилетело очень мало и ни один не позарился на мой скворечник. Однажды, когда воробьиха на короткое время покинула гнездо для кормёжки, я заглянул внутрь. В гнезде лежало шесть беловатых яиц, покрытых серыми и буроватыми пятнышками и крапинами, иногда почти полностью скрывающими основной фон. Воробьи без проблем вывели и выкормили птенцов, а к началу мая выводок покинул  ставший родным скворечник.
                А вскоре около скворечника стала крутиться пара больших синиц. Они по очереди забирались внутрь, вылетали на провод, сидели рядышком, при чём самец наклонялся к самочке и громко пинькал, как будто в чём-то её убеждал. Наконец они слетели на землю, недолго попрыгали и возвратились в скворечник с полными шерстью клювиками. Вероятнее всего птицы готовились к повторной кладке, так как время основных (первых) сроков размножения уже прошло и первое гнездо этой пары было разорено или погибла одна из особей.
Действительно, кладка оказалась маленькой для больших синиц – всего шесть яиц. Потомство было благополучно выкормлено и во второй половине июня молодняк покинул гнездо.  Но птенцы далеко не разлетелись, а расселись в саду по ветвям вишен и яблонь. Взрослые птицы почти неделю продолжали их кормить.
                Я вновь почистил скворечник. Заканчивался июнь, когда вокруг скворечника обозначилось какое-то движение. Подставив лестницу решил проверить ситуацию, но быстро отказался от этой затеи. Из летка стали вылетать огромные осы, в которых я тут же признал шершней и хотя шершни в спокойной обстановке никогда не нападают на человека, а это может привести к обширной опухоли, обмороку и даже к летальному исходу. Яд шершней довольно токсичен. Насекомые прижились, на людей не обращали совершенно никакого внимания и я иногда с интересом наблюдал за их охотой. Шершни нападали на сидящих насекомых и на лету. Их жертвами становились мухи, слепни, осы, пчёлы и даже шмели, кобылки, кузнечики и мелкие стрекозы. Но в основном они питались нектаром цветов, сладким соком деревьев, падалицей плодов. Уже в октябре, когда шершней долго не наблюдалось, я осмелился заглянуть в скворечник. Он был заполнен бурой массой, по структуре напоминающей бумагу или, скорее, тонкий картон. Аккуратно вырезал, вынул из скворечника и разрезал повдоль. Внутри оказалось шесть этажей пустых ячеек. На дне скворечника лежал слой мертвых шершней, самые крупные из которых были длиной около четырёх сантиметров. «Бумажно-картонное» гнездовье шершней я забросил на чердак дома, а следующим летом на чердаке обжились шершни. Но это уже другая история…

                Год четвёртый

                Всю зиму и весну скворечник пустовал. Несколько раз его осматривали домовые и полевые воробьи, два раза – поползень. Целый день в него залетала-вылетала большая синица, а однажды зачем-то посетил белоспинный дятел. Но жить в нём никто не остался. Как вдуг в конце мая услышал знакомую песню переливчатых колокольчиков. Одна песенка заканчивалась и почти сразу начиналась вторая. Так мог петь только самец горихвостки. И точно – он сидел на коньке крыши дома и заливался вовсю. Более того: на чудом сохранившейся антенне не крыше полусгоревшего двухэтажного деревянного дома напротив через улицу сидел другой горихвост и тоже пел такую же песню. Они не мешали друг другу и не вступали в драку. Улица как бы была границей их владений. Вскоре к обоим горихвостам прилетели самочки. Моя пара поселилась в скворечнике, а соседская – за наличником окна второго этажа. Строго соблюдая границы гнездовых участков самки собирали и носили строительный материал, а самцы соревновались в сольном пении. Одновременно у обоих пар появились птенцы и в один день они покинули свои жилища, только мои вылетели с утра, а соседские ближе к вечеру. Родители подкармливали птенцов ещё некоторое время, причём границы уже не соблюдались и порой птицы собирали корм в непосредственной близости друг от друга. Я надеялся, что у горихвосток будут повторные кладки, как в позапрошлом году, но взрослые птицы улетели вместе с выводками и больше не возвращались.
                Всё оставшееся лето и начало осени скворечник провисел опустевшим, а в октябре в нём поселилась пара полевых воробьёв, которые видимо собрались здесь зимовать. Будут ли они гнездиться в скворечнике покажет следующая весна.