BESTия

Маечка с надписью Hawaii слегка испачкана шоколадом. Закуривает. Этакая рыжеволосая бестия. Я – просто хорошая девочка - сижу на скамейке и наблюдаю.
Узнаю, что она тоже была в Штатах. Да-да, Гавайи – это Штаты. И это наверняка лучше, чем  те Штаты, в которых была я. Она совсем недавно оттуда – еще не смылся загар, не сгладился акцент, не погасла улыбка. Смешная и дерзкая. Очень дерзкая. Моя мама пришла бы в ужас, стань я такой. Но я не стану. Никогда-никогда. Я патологически хорошая девочка. Наверное, меня надо лечить. Ночными клубами, сигаретами и  я даже боюсь подумать, чем еще.
Идем через мост и говорим про Штаты. На английском. Нам кажется, так нас никто не поймет – в разгар туристического сезона в самом разрекламированном городе страны. Безусловно. Мы наивны и правы в своей наивности.
Через день или два она знакомит меня с мамой. Мама облегченно вздыхает и наверняка думает про себя: «хорошая девочка». Мне следует дать объявление в газету: «Познакомлюсь с вашими родителями. Дорого». Наверное, тут же разбогатею. И стану очень богатой хорошей девочкой.
Мы целыми днями гуляем по городу. Он кажется очень красивым. Я пишу стихи и мечтаю о новой жизни. Она тоже. Но, наверное, ее новая жизнь чуть больше пересекается с реальностью. Я слишком хорошая девочка. Я все еще верю в космический рой никогда не существовавших в этом мире вещей. Она – нет. Она другая. И потому меня тянет к ней.
Проходит время. Она изредка приходит на учебу, изредка на работу, живет в общежитии. Я снимаю комнатку в центре, исправно хожу в университет и через раз подрабатываю в магазинчике в двух шагах от дома. Иногда мне хочется увидеть ее, и я приезжаю в – как мне кажется - вечно пьяную и беззаботную общагу. Мы уже не говорим по-английски, не вспоминаем Штаты. Мне сложно сказать, что теперь держит нас рядом друг с другом.
Через год все меняется. Я въезжаю в общежитие. Она переезжает на квартиру. Не меняется только одно: она – рыжая бестия, а я – просто хорошая девочка. Кажется, так будет всегда: она – огонь, я – свет, она – воздух, я – земля, она – ночь, я - день. Она – водоворот самых сумасшедших событий. А я – это я, замкнута на самой себе.
Но проходит еще какое-то время, и я говорю ей, что у нее скоро родится дочь. Она усмехается и подливает мне капуччино в белую кружку.
- Семья – это твое, дорогая, – утверждающе говорит она, но уже через полтора года я впервые держу на руках ее девочку. У ее малышки потрясающие глаза. Я любуюсь. А она - моя бестия - на кухне доваривает борщ.
Загар сошел. Волосы теперь темно-русые. Курить бросила – кормит дочь.
Вчера опять была вечеринка, и у меня слегка побаливает голова. Я  целую теплые ладошки ребенка и, улавливая аромат борща, понимаю: «Да, мое».
Но у меня в сумке уже лежат авиабилеты. На весь ближайший год. В загранпаспорте – одни визы и штампы. Залы ожидания стали привычнее всех домов на свете. Мое (ли).
Становится грустно. Я знаю, что она слегка завидует мне, хотя и любит свою дочь больше всех на свете.
Закуриваю. Я всегда курю вдалеке от дома в промежутках между ночными рейсами. На моем лице – атлантический загар и равнодушно-европейская улыбка. Я уже давно не говорила по-русски. Что-то сломалось внутри.  В моей жизни только мои авиабилеты и чужие дети. А еще она и ее дочь. Слишком близкие мне, чтобы считаться чужими, и слишком далекие, чтобы называть их маленький мир своим.