Годовщина

- Вова, ты где! – Оля заглянула на кухню, окинув взглядом громоздившуюся исполинскими пирамидами посуду, между которыми, подобно древним инкам, были рассыпаны хлебные крошки. На полу было разлито что-то липкое, и ненавязчиво протерто до состояния легкого, пикантного прилипания. – Вова! – еще раз позвала она, и тут только услыхала доносившиеся из-за двери голоса.
Смутные предчувствия стали закрадываться в ее душу пока она разувалась, и проходила прихожую; те самые уникальные женские предчувствия, что позволяют им безошибочно определять как степень правды в словах мужа, так и состояние собственной прически, причем со стороны спины.
Открыв дверь, она увидала, что предчувствия ее оправдались. За письменным столом сидел ее муж, и какой-то неизвестный тип невысокого роста, но весьма широкий в плечах с бычьей шеей, незаметно переходящей в плечи. Его длинные волосы, явно не знавшие шампуня, могли вызвать лишь отвращение, а заросшее щетиной лицо только усиливало его, переводя в состояние легкой тошноты. Рядом с ужасным гостем стоял боевой топор на длинной рукояти, отполированной до блеска ужасными ручищами «патлатого» гостя.
В тот момент, когда Оля открыла дверь, «патлатый» с мужем стукнулись кружками, и жадно отпили из них добрую половину, как это делают сильные, довольные своим здоровьем мужчины. «Патлатый» довольно крякнул, вытер усы, и, погрозив куда-то своим кулаком, величиной с добрый арбуз, грозно произнес:
- Всех убью! Подлое племя!
На что муж ее, уже изрядно выпивший, ответил:
- Не жалейте никого, ваше высочество! Только Орбеки имеют право на правление Дортхеймом!
- Дайте, я вас за это поцелую, маэстро! – воскликнул гость, протягивая к мужу свои ручищи.
- Не надо! – решительно отстранился муж, - давайте лучше выпьем теперь за герцогиню!
- За герцогиню – всегда! – воскликнул гость, и в этот момент увидал стоявшую в дверях Олю.
Он тут же вскочил со стула, и величаво, не сгибая спины, поклонился ей с достоинством и неожиданной для его массивного тела грацией.
- Познакомься, это Вилли, седьмой герцог Орбек, мой старый приятель!
- Здравствуйте, - ответила Оля, так и не успев привыкнуть к экстравагантным гостям мужа. – Вы тоже герой его романа?
- Да, сударыня! Одного из первых, и, надо сказать, не совсем удачных, - Вилли осуждающе посмотрел на ее мужа. Тот лишь улыбнулся, видимо, не смея отрицать этого. – Я у него в романе ради борьбы за трон вешаю людей сотнями, ну, просто Аттила какой-то!
- Только не прикидывайтесь сердобольной монашкой, герцог! – ехидно произнес муж, отчего брови Вилли грозно нахмурились.
- Что, не так? Правда глаза колет? – добавил он, весьма смело, учитывая огромный топор и нетрезвое состояние герцога.
Некоторое время неистовый герцог жег его взглядом, так, что Оля даже испугалась за последствия, но вот черты лица его расслабились, и в них засверкали хитрые огоньки.
- Не могу я злиться на вашего мужа, сударыня! – произнес он, видимо, считая тему исчерпанной, но муж так не считал, продолжая выжидательно смотреть на него.
- Ну, хорошо, хорошо, - казнил я их! А посмотрел бы я на вашего мужа, сударыня, если бы ему пришлось отстаивать трон своих предков в тех ужасных условиях, которые он же для меня и создал! Ну, - теперь вы довольны, маэстро?
Муж утвердительно кивнул головой.
- Хочу напомнить, что у нас сегодня годовщина свадьбы, и скоро придут гости! – прерывая настоящий «мужской разговор», настоятельно заметила Оля.
- Конечно, я помню! – так убедительно ответил муж, что это говорило, скорее, об обратном.
- А сейчас нужно поставить столы, пропылесосить паласы, вынести мусор и убрать, наконец, с лестничной площадки конскую сбрую, а то я выкину ее с балкона!
- О, нет, сударыня, - это моя сбруя! Она дорога мне как память о зверски растерзанном врагами генерале Корне!
- Тем более! – не взирая на титул гостя, непреклонно ответила Оля.
...- Герцог, вы умеете пылесосить? – спросил Вова, когда жена вышла.
- Нет. Пожалуй, я лучше займусь столами, маэстро!
- А про сбрую, все-таки, соврали!
- А что мне оставалось делать! Не могу же я сказать…, - герцог замялся, не зная, как подобрать слова.
- Что некая молодая особа так пропитала ее своими духами, что вы теперь боитесь острого нюха герцогини, - так?
- Эти жены – дьяволы! – зашептал Вилли, заговорщически выкатив глаза, – Клянусь мощами святого Патрика, они могут унюхать даже наши мысли, если они…, ну, вы понимаете меня!
- Я понимаю! Однако, герцог, нас с вами ждут славные дела! Можно попросить вас еще и вынести мусор, только не заставляйте, как в прошлый раз, кланяться вам наших соседей, и вообще, ведите себя скромнее, ведь вы не в Дортхейме!

Праздник удался на славу! Красота и обилие стола, вполне достойные рыцарских обедов в романах Вальтера Скотта, было оценено всеми, включая и герцога. Звенели бокалы, хрустели поджаренные корочки, с зазывным урчанием наполнялись стопки холодной, прозрачной как слеза водкой.
Воспоминания, анекдоты, утраченные возможности и неожиданные подарки судьбы – все это говорилось за столом, обсуждалось на балконе и уносилось прочь, куда-то вверх, в бесновавшуюся за окном осеннюю природу. Кто-то ругал правительство, кто-то тосковал о прошлом, а неистовый герцог, разбрызгивая жир с куриной ножки, яростно критиковал полководческие способности Наполеона, заявляя о том, что лишь одним Орбекам открыты тайны военного искусства, и что за это он готов драться на дуэли хоть со всем миром.
Но вот настал вечер. Косые, длинные тени легли на покрытые яркой листвой тротуары, с открытого балкона потянуло свежестью. Постепенно стали расходиться гости, унося с собой частицы тепла и света.
- Спит, бедняга! – сказала Оля, глядя на мирно посапывавшего герцога, - я ведь его еще потом в магазин посылала…, два раза..., пока ты относил эту ужасную, пропахшую женскими духами сбрую.
- Пусть поспит, ему завтра осаждать мятежный замок, а это, уж поверь мне, – муторное дело!
Оля посмотрела на развалившееся, на весь диван «высочество», покачав головой:
- Подумать только, ведь это ты его придумал, а он тут кричал, спорил…, развалился тут на полкомнаты! – она недовольно ткнула Его высочество в бок, отчего тот заворчал, но не проснулся.
- Ну, что ты ругаешься! Если я смог придумать его, значит, кто-то придумал и нас…, ты никогда не думала об этом? Нашу с тобой первую встречу, и первое свидание, и сиявшие на небе звезды, и то ощущение счастья, лившееся на нас тогда отовсюду, и заполнявшее нас целиком! Кто-то ведь придумал все это, и, поделив на двоих, раздал нам как неделимое целое…, без права на обмен, без шанса на подмену…
...И кто-то ведь придумал наших друзей; да так мастерски, что никто из них даже и не догадывается об этом, потому что любовь и дружбу нельзя придумать, как нельзя придумать свет солнца и смех ребенка!
- В таком случае, этот кто-то очень хорошо все придумал, - сказала Оля.
- Я тоже так думаю!