Corona Boreаlis Часть 2 Глава 15

    До  лестницы  на  каталке,  а  на  второй  этаж  на  носилках, Верку  доставили  в  рентгенкабинет  профилактория.  В  коридоре  перед  входом  в  кабинет табором стояла очередь  из монгол,  в  том  числе  и  из пришедших  с  детьми,  но  бригаду  русских  медиков  с  каталкой  пропустили  беспрекословно. Даже  такую маленькую  транспортировку  Вера  перенесла  плохо,  у  нее  разболелась  нога,  и  она  не  переставала  плакать  на  протяжении  всего  исследования.  После  скопии  сделали  снимки грудной  клетки  и  колена. Пожилой  врач-рентгенолог ,  казавшийся  очень  неуверенным  в  себе  и  даже  каким-то  посторонним  в  этом  кабинете,  словно  был  врачом  другой  специальности, разглядывая  на  негатоскопе  снимок  легих, проговорил  что-то  о  хроническом  бронхите… Между  тем,  справа  отчетливо  определялась  плевропневмония  с  выпотом  до  седьмого  ребра.
     Серов  решил  не  завозить  Веру  в  палату,  а  сразу  взять  в  перевязочную,  на  пункцию  плевральной  полости.
   Наташа  держала  ее  за  плечи,  стараясь разговорами отвлечь  сидящую  на  столе спиной  к  нему  Верку, но та  то  и  дело  оборачивалась и , испуганно  глядя  на  шприц – двадцатку, соединенный  резиновой  трубкой  с длинной  иглой,  дрожа   от  страха , страстно  умоляла
- Постой,  папа!
Он  намазал  иодом  широкую  вертикальную  полосу  на  спине  по  задне-подмышечной   линии  и тонкой  иглой  сделал  анестезию  межреберья. Как  все-таки  это  было  сильно  в  нем – отстраняться  от  всего  во  время выполнения  своих  профессиональных  действий… Вот  и  сейчас  он  подавил  в  себе  всякую жалость, всякую  мысль  о  том,  что  на  столе его  любимый  ребенок,  в грудную  клетку  которого  он  должен  вонзить пункционную  иглу, проткнуть  по  верхнему  краю  ребера  кожу, межреберные  мышцы, плевру  и  при  этом  не  задеть  легкое. Он  знал  только  одно – это  необходимо сделать,  и  никто ,  кроме  него,  не  может  это  сделать  сейчас.
- Постой,  папа,  постой!
    Ощутив  провал  иглы, он  потянул  поршень  шприца  и  шприц  наполнился  выпотом,  окрашенным  кровью. Лида  пережала  резиновую  трубку  зажимом,  и  он  опорожнил  шприц  в  почкообразный  тазик,  затем  снова  присоединил  шприц  к  канюле  трубки,  дал  знак  Лиде  открыть  зажим  и  снова  отсосал  полный  шприц  такого  же  выпота. Он  считал  шприцы,  и  насчитал  десять.  Двести  миллилитров. Половина  тазика  была  заполнена  слегка  пенящейся  кровью… Под  конец процедуры  Верка  закашлялась,  как  это  обычно  бывает,  когда  острие  иглы  начинает  царапать расправившееся  легкое,  и  он  убрал  игу.
- Все,  все… Умничка, молодец. Ты  - самая  храбрая  девочка  на  свете.Все… Сейчас  поедем  в  палату. Сегодня  больше  ничего  делать  не  будем.
    То,  что  он  убрал  выпот  из  плевральной  полости, позволяло  надеяться  на  улучшение  функции  легких,  и  можно  было  ожидать,  что  теперь  одышка  станет меньше. Но  его  тревожил  характер  выпота  -  откуда  кровь? Для  банальной  пневмонии  это  нетипично. Что  это – стафилококковая  деструкция  легких? Только  этого  не  хватало…
    Во  второй  половине  дня,  когда  он,  сидя у  себя  в  кабинете,  выискивал  в  интернете  новые  статьи  о  патологии  легких  у  детей , раздался  телефонный  звонок. Звонили  из  Петербурга. По  просьбе  Нинки  звонил  ее  однокурсник, заведующий  реанимационным  отделением  в  детской  больнице  на  Авангардной. Выслушав  историю  заболевания, коллега  задал  несколько  уточняющих  вопросов, и  сдержанно  высказался  о  крайней  желательности  транспортировки  больной  к  ним,  в  Петербург…Принципиальных  замечаний  по  проводимому  лечению  он  не  высказал,  но  по    голосу  было  ясно,  что  он   очень  обеспокоен  и  не  верит,  что в  условиях  медсанчасти  можно  рассчитывать  на  излечение. Как будто  что-то  не  договаривал…  Поблагодарив  коллегу  за  консультацию, Серов с  тяжелым  сердцем повесил  трубку  и  прошел  в  палату,  рассказать  Наташе  о  звонке.
    Верка  мерила  температуру  и  смотрела  «Шрека»  по  видику.  Одышка  действительно  стала  меньше  и  дыхание  справа  стало  прослушиваться,  когда  он  приложил  к  груди  стетоскоп.
- Как  дела?
- Хорошо. – тихо  произнесла  Верка.
Наташа  стояла  рядом  у  изголовья  кровати  и  улыбалась. Он  уже  это  заметил  -  чем  меньше  у  него самого  оставалось  сил,  чем  больше  ослабевала  его надежда,  тем  мужественней  переносила  все  Наташа, заряжая  оптимизмом  не  только  себя,  но  и  его. А  ад  длился  уже полтора  месяца. За  это  время   больничная  палата  стала  для  них  домом,  где  они  проводили  все  свое  время, вместе смотрели  телевизор, принимали  гостей… Прежняя  жизнь  забылась  совсем. Казалось,  что  у  них  никогда  и  не  было  другого  дома  и  другой  жизни. В  них  въелся  запах  палаты, они  привыкли  к  виду  из  окна,  все  вещи  были  на  своих  определенных  местах  вплоть  до  фигурки  Будды  на  подоконнике.  Казалось,  что  предложи  им  сейчас  покинуть эту  палату,  они  бы  расстроились.
    Утром,  подходя  к  МСЧ, он  смотрел  на  окно  палаты. Сколько  раз  за  свою  жизнь  он  также  смотрел  на  окна  второго  этажа  кирпичного хирургического  корпуса, спеша  на  работу,  и  сердце  его  томилось  ожиданием,  тревогой  и  надеждой;  сколько  раз  он  хотел  бы  остаться  в  этой  неизвестности, вызванной  ночным  перерывом, той  неизвестности,  которой  сейчас,  вот-вот ,  предстоит  превратиться  в конкретный  факт  о  судьбе  тяжелого  больного,  и  как  нередко  эта  неизвестность обращалась  в трагедийную  и  необратимую  правду.
    Сегодня  предстояло  провести  переливание  крови,  с  целью борьбы  с  анемией.  Нормальная  служба  крови   в  Эрдэнэте   отсутсвовала, не  было  станции  переливания,  не  было  банка  крови…  Как  обходились местные  монгольские  врачи  без  гемотрансфузий,  оставалось  для  Серова  загадкой.  Донором вызвалась   стать  Халбиби,  у  нее была  веркина  группа  крови,  редкая  группа  -  третья,  резус-отрицательная.  Процедуру  поручили  провести  Татьяне  Анатольевне. Под  его  контролем,  разумеется.  Халбиби  уложили  на  кушетку  в  процедурном  кабинете  и  нацедили  четыреста  миллилитров  крови  в  стерильный  флакон, добавили  гепарин  и  с  соблюдением  всех  проб  на  совместимость  поставили  капельницу  Верке.  Вчера  у  нее  температура  была  тридцать  семь  и пять,  одышка -  тридцать,  пульс  сто  двадцать.
- Ну,  вот, Верочка, теперь  мы  с  тобой  породнились. – сказала Халбиби. Она  подошла  в  палату  и,  встав  рядом  с  капельницей,  где  еще  продолжала  капать  ее  кровь,   перебинтованной  рукой  потрепала  Верку   за  волосы.
«Ничего, Верка…  Справимся,  -  думал  Серов,  глядя  на  них. -  Все  будет  хорошо. Вон  у  тебя  уже  и  румянец  на  щеках  появился… Справимся.»
    Переливание  крови  Верка  перенесла  хорошо. Никаких  ознобов,  болей  в  пояснице; первая  порция  мочи -  чистая. 
    Ближе  к  обеду  он  все-таки  решил  сделать  перевязку,  щадящую,  на  месте  в  палате. Никаких  изменений  в  лучшую  сторону  не  происходило – колено  и  нижняя  треть  бедра  оставались оплывшими;  плотный, стойкий  отек  никуда  не исчезал,  края  операционных  ран  начинали  покрываться  эпителием  и  приобрели  темный,  цианотичный  оттенок. Когда  он  закончил  бинтовать, Вера пристально  посмотрела  на  него  и  вдруг   бесстрастно  произнесла
- Ты  меня  лечишь  бесполезно.
Она  смотрела  на  него  незнакомым, взрослым  взглядом,  не  осуждая  его,  но  как бы  желая ,  чтобы  он  сам  себе  признался  в  этом. Она  сказала  правду. Шестилетний  ребенок  сам  все  понял  и  сказал правду,  которую  не  решались признавать взрослые. «Господи, о  чем  же  она  еще  может  догадываться?  Ведь  это  невозможно,  чтоб  ребенок  мог  об  этом  догадываться. Да,  где  же  Наташа!! ».

    В  конце  рабочего  дня  в  МСЧ  неожиданно,  без  предупреждения,  появился  Чалов. Энергичной,  напористой  походкой  он  вошел в  кабинет  и  сел  за  стол. Судя  по  его  виду – темный  костюм,  белая  сорочка,  галстук…  он  только  что  с  какого-то  представительного  совещания.  Серов  в  первый  раз  видел  Юру  таким  серьезным  и  сосредоточенным. Сейчас  перед  ним  сидел  не  его  близкий  приятель,  а  второе  должностное  лицо  комбината.
-  Вот  что,  Василич, -  без  предисловий  начал  Чалов – завтра  вы уезжаете  с  Веркой  в  Иркутск. Сегодня  я  говорил  с  губернатором,  он  обещал  помочь  и  подготовит  больницу. Мы  все  волнуемся  за  Верку,  и  я  думаю,  что  так  будет правильно. Скажи  Наталье ,  пусть  собирается. Сашка  это  время  поживет  у  нас. Билеты  на  поезд  заказаны, в Дархан  вас  отвезет  Иван Петрович,  в  Иркутске  вас  встретят. Возьми  с  собой  какую-нибудь  медсестру  в  помошь. Сколько  у  тебя  валюты  на  счету?
- Тысячи  четыре.
- Снимай  все. Все  свои  траты  в  России  оформляй  чеками,  когда  вернетесь,  мы  все  оплатим. Да.. напечатай  что-то  типа  выписки  из  истории  болезни  и  отдай  Алимжану. Он  перешлет  факсом  в  Иркутск,  чтоб  предварительно  ввести  врачей  в  курс  дела. Все, давай  дорогой.
    Слушая  Юрия  Александровича,  он  внутренне  сопротивлялся  тому,  что  предлагал  Чалов, такому  внезапному  волевому  повороту. Он  сомневался. Он  не  считал  необходимым  уезжать  именно  сейчас,  когда  в  общем  состоянии  Верки  наметилось  некоторое  улучшение  и  стабилизация. Вряд  ли  в  Иркутске  смогут  сделать  больше,  чем они  делают  тут.
- Поезд  отходит  около  часа  ночи,  Ваня  за  вами  заедет  в  десять. Давай,  держись.
    Они  обнялись  и  Юра  ушел. Серов сел  за  компьютер  печатать  выписку. Листая  перед  собой  ставшую  довольно  пухлой  историю  болезни,  исписанную  его  корявым  ужасным  почерком, он  заново переживал  все  дни   пребывания  Верки  в  МСЧ, отраженные  записями  в  дневниках,  все острые  моменты,  все  операции…Он  подробно  перечислил  все  лекарства,  препараты, дозировки. В  конце,  как  полагалось, написал  диагноз:  Гематогенный  остеомиелит  правой  бедренной  кости,  гнойный  гонит,  вяло-текущая  флегмона  мягких  тканей  бедра. Правосторонняя  плевропневмония. Стафилококковая  деструкция  легких. Анемия.
    Сейчас, когда  он  так  полно  сформулировал  клинический  диагноз, он  словно  впервые  реально,  до  конца  ощутил  насколько  тяжелым  было  веркино  заболевание.
    Он  долго  смотрел  на  напечатанный  диагноз…  Вспомнил  Верку – «Ты  меня  лечишь  бесполезно».  Он  все  не  решался,  но  все   же  допечатал   то, во  что  не  верил  все  это  время.  Мысль,  которой  он   не  позволял  даже  зародиться, потому  что  эта  мысль  перечеркивала  всю  его  жизнь  и  не  только  его… не  верил  в  нее он  и  сейчас,  но  только,  чтоб  правильно  сориентировать  иркутских  врачей, он  дописал  в  диагноз  -
- Остеосаркома  правого  бедра?