Чёрная всадница Часть XV

 
                В  РОДНОМ  ОБЕНДОРФЕ

    Как и было оговорено, Ганс, приехав в Виттхайм, сразу же вернул мистеру Чибли его карету с лошадью, сказав, что заднюю поломанную ось кареты нужно заменить на новую. Эмми, выслушав его рассказ о наших приключениях, схватилась за голову:
       – Ганс, я всё поняла. Вы с Анетт остаётесь с Эльзой. Её, действительно, никак нельзя оставлять одну.
       Узнав, что Анетт ждёт младенца, Эмми передала  Гансу сундучок с детскими вещами своих подросших детей, вещей, хранимых как счастливую память прожитых лет. 
       Ганс, распрощавшись с этим славным семейством, уселся в телегу и собирался поехать в лавку, чтобы купить то, что я ему наказала. Но тут прибежал посыльный от фрау Гретель и сказал, чтобы он заехал к ней в дом.  Когда Ганс появился в мастерской, фрау Гретель  попросила его отвести мне мешок с лоскутками  и передать, что если у Эльзы есть желание, то она может снова вернуться к ней в цех. Она прибавит жалование и предоставит для жилья лучшую комнату в доме.  Ганс узнал от прислуги, что Курт живёт со своей женой Амелиндой в другом доме. А у фрау Гретель с моим исчезновением дела стали идти несколько хуже.
      Как только завершились праздничные дни, я принялась за шитьё кукол и всевозможных полезных вещей для дома. Готовые изделия я укладывала в свой сундучок в надежде пустить их в продажу на осенней ярмарке. А вечерами, взяв в руки плетёную корзину, шла в лес, собирала нужные мне травы и коренья и развешивала на чердаке для сушки. Под моим руководством Анетт заваривала душистые отвары с диким мёдом, которые придавали всем работающим силы. Отто с Зольдой все дни проводили на строительстве нового дома, не жалея ни себя, ни работников, чтобы успеть достроить его к осени. Всё хозяйство легло на плечи  Ганса и Анетт. Ганс уходил рано утром пасти стадо, а Анетт успевала сварить обед, навести в доме порядок, подоить корову и коз. Вместе с Гансом ближе к вечеру они взбивали мешалкой в деревянном бочонке сметану, получая масло, готовили сыр, толкли в ступе зерно на крупу. Отто с Зольдой появлялись дома только к вечеру, уставшие и, поужинав, валились спать. Матушка Ингеборг занималась внуками.
       Меня никто в доме не трогал.  Однажды я задержалась в лесу до сумерек и села передохнуть на пенёк. У меня начали слипаться глаза, и я задремала. В этот момент ко мне подъехала Чёрная всадница и сказала:
       – Эльза, скоро к тебе явится с заказами твоя тётя и предложит тебе пожить во время работы в её доме. Не забудь прихватить с собой бузинное вино и серебряную монету - эти вещи тебе понадобятся.
       Я протёрла сонные глаза: моя корзинка была наполнена спелой ароматной земляникой, укрытую листьями медвежьего ушка, дикого флокса и липового цвета. Корзина была такой тяжёлой, что я с трудом  донесла её домой.
       – Где тебя нелёгкая носит? – запричитала матушка при моём появлении.
       – Ну, собирала лекарственные травы до темноты, а потом уселась на пеньке отдохнуть и задремала. Давай-ка лучше займёмся вареньем! Столько ягоды набрала, что еле дотащила.
       – Ну, считай, что ты – дитя воскресное*! Повезло тебе живой вернуться!Говорят, в лесу матёрый волк объявился, нападает на стада. У наших соседей двух ягнят зарезал, одного утащил. Аркебуза его не берёт, прямо вервольф какой-то!
      – Ну не съел меня, значит, ещё поживу на белом свете!
      – Давай, проходи в дом, пока Зольда не проснулась. А не то, сама знаешь, наплетёт небылиц всяких, добавит дружбу с дьяволом. Вот тогда попробуй оправдаться в том, чего не совершала.
       Пока Анетт накрывала на стол, я прошла в свою комнату и начала укладывать в чемоданчик портняжные инструменты, шёлковые и простые нитки, взяла подаренное мне Хильдой бузинное вино и также волшебные предметы. Анетт ловко и быстро  налепила и напекла большую плетёнку творожных кноделей с мелко нарезанным диким флоксом, а медвежье ушко вместе с другой зеленью нарезала в салат и заварила отвар с липовым цветом и земляничными листками.
       После завтрака к нам в дом явился кнехт от тётки Марты и сказал, что его хозяйка желает, чтобы я пошила для её семьи праздничную одежду, и, если можно, чтобы я на это время переехала к ней в дом. В таком случае они, не отрываясь от домашней работы, могли бы делать примерки. Мне предоставят отдельную комнату для проживания. Я была в душе очень рада, что спокойно поживу вдали от пристального, даже ядовитого взгляда мстительной Зольды. Судя по выражению лица матушки, она была недовольна такой постановкой вопроса. А я не могла скрыть радостной улыбки. Летать мне правда не придётся, но никто из тёткиной семьи не будет при моём появлении демонстративно креститься, отворачиваться от меня, и крестить всю домашнюю посуду и травы, которые я приносила из леса. А может даже, живя в тёткином доме, я смогу по вечерам выходить на прогулку, чтобы поговорить с окружающим миром природы.
       Когда я явилась в дом, тётка Марта провела меня в просторную светлую комнату для гостей, где я смогла удобно расположиться и разложить портняжные инструменты, дала мне отрезы шёлка, бархата, крепсатина, батиста  и прочих тканей, из которых мне предстояло пошить красивые наряды. В этих нарядах тёткина семья должна появиться на празднике в Иоганнов день. По моей просьбе в комнату был внесён большой стол, аршин, мел и прочие отсутствующие у меня необходимые портняжные принадлежности. Я попросила, чтобы мне предоставили ключ, и не входили в комнату без моего приглашения, дабы  не отвлекать меня от сложной творческой работы. Тётка Марта вручила мне колокольчик, чтобы в случае необходимости я могла позвонить.
       Не откладывая дела в долгий ящик, я сняла по очереди со всех мерки и приступила к работе. Очень скоро я так увлеклась этой интересной работой, что когда подошло время обеда, их кухарка застучала мне в дверь, приглашая к столу. Тщательно закрыв дверь на ключ, я пошла в гостиную.
       После обеда состоялась первая примерка. Я решила начать с тётки Марты. Всё выглядело настолько прекрасно, что напускные складки юбки скрадывали излишнюю полноту тетки. И я принялась сшивать первую юбку из тёмно-зелёного бархата с такой же жилеткой. Я возилась до темноты, которая, в связи с летним периодом наступала очень поздно. Когда глаза мои уже начали слипаться, я налила в напёрсток вина, и, оставив его на столе, прикорнула, опустив свою уставшую голову на стол. Когда утром запели птицы, встречая наступивший рассвет, я, открыв глаза, увидела на столе уже готовую юбку с жилеткой, которую малютки домовые украсили ещё вышитой гладью.  Перед завтраком тётка, не заметив меня за столом, поднялась наверх и  постучала в дверь. Увидев  готовый праздничный костюм с искусной вышивкой, пришла в неописуемый восторг. Она усадила меня на самое почётное по их понятиям место напротив камина, села рядом и стала ухаживать за мной, подкладывая мне в тарелку лучшие кусочки.
       Следующим этапом моей работы была тёткина белая блузка, которую малютки ночью также украсили вышивкой по краям воротничка и на манжетах. Дальше пошли платья из шёлка и шерсти. Когда тёткин гардероб был закончен, я перешла на пошив нарядов для её невесток, а потом детей. Я себя не сильно переутомляла в последующие дни, потому как всю мою незаконченную за день работу заканчивали мои добрые помощники. Я чувствовала себя в тёткином доме довольно комфортно, хотя меня очень тянуло в лес. Я мечтала закончить работу и начать свои обычные прогулки на природу, собирать её богатые дары. Также очень хотелось снова оседлать метлу и повторить полёт. Однажды после обеда я услышала во дворе вопли тётки Марты и её невестки. Оказывается проворная и вездесущая малышка Герлинда полезла во время прогулки по лесу в валежник, и её укусила за ногу змея. Взрослые не знали, что с ней делать.  Тогда я выбежала во двор к заплаканной девочке и начала отсасывать из ранки яд, сплёвывая на землю. Когда всё было закончено, я сорвала листья молодого подорожника и перевязала ей ранку, а служанке велела заварить листья мелиссы и давать ребёнку пить. Всё закончилось благополучно, и я почувствовала свою силу и свои возможности в том, что я могу оказывать помощь нуждающимся больным. При этом у меня обострилась наблюдательность за состоянием здоровья людей по их поведению. Одновременно я знала, что знахарство – ответственное занятие, и, особенно, перед инквизицией. Но от себя не уйти!
        Однажды я заметила, что кухарка Рут прихрамывает. Вечером я предложила ей показать мне ногу. Её нога была уже сильно опухшей и в ступне находилась глубоко спрятанная заноза, вероятнее всего деревянная щепа. Я попросила принести из конюшни немного берёзового дёгтя, которым смазывали оси колёс. Густо положив дёготь на место раны, я подождала четверть часа. Потом сдвинула в сторону тёмный слой дёгтя и за появившийся кончик деревянной щепы вытащила всю её целиком и затем промыла место раны. Утром кухарка была здорова. Опухоль почти полностью спала. Дальше – больше! Ко мне стали обращаться как к лекарю.
       Однажды у молодого кнехта из  соседнего подворья при заточке косы соскользнула рука, и он остриём косы сильно порезал кисть руки. У него из раны ручьём бежала кровь. Соседи прибежали ко мне за помощью. И я помчалась. Взяв его руку, я зажала рану и вену и незаметно для собравшихся направила на неё лучик от перстня Гудрун. Кровь мгновенно остановилась.  Измельчив в ступке пестом сухой лук и чеснок, добавив соль и уксус и уложив эту кашицу на его руку, пошептала слова о скорейшем заживлении, и крепко перевязала. 
        Дальше - больше! Захворал дядин любимый пёс. Он отказывался от еды и молча лежал, глядя в пустоту. Из его пасти медленно стекала пенистая слюна. Я догадалась, что кто-то в деревне бросил ему отравы. Выйдя за околицу, я нарвала иоганновой травы** и принесла её умирающему псу. Пёс сначала не среагировал. Я подсунула пучок прямо под нос, а он в полном безразличии ткнул носом в траву. Потом резко поднял голову, понюхал пучок, оживился и начал его пожирать. Несколько минут спустя пса стошнило какой-то чёрной пенистой жидкостью. Я велела дать ему молока и заячьей печени, что дядя Арнольд и сделал. Правда, зайца он добыл только на следующий день на охоте. Пару дней спустя его пёс, здоровый и весёлый, бегал по двору.
       – Оставайся жить в моём доме, – предложила мне практичная тётя Марта. – Тебя тут никто не посмеет обидеть, ты будешь под моей защитой. И твоей прислуге в моём богатом доме будет лучше, чем у вредной Зольды.
       – Я подумаю, – ответила я
      Перед сном я посмотрела на кольцо бабушки Марии, и во сне она ко мне явилась, но велела возвращаться домой к Ингеборг из-за того, что я должна пройти все мои жизненные испытания.
       Казалось бы, всё страшное осталось позади, но, вдруг, неожиданно тишину наступавшего вечера, нарушил крик в прихожей. В тёткин дом ворвалась группа разъярённых бауэров с косами и вилами во главе с моим обидчиком детских лет Кнутом с требованием выдать им меня для расправы. Оказалось, что причиной этого требования был всё тот же злополучный волк, который безжалостно нападал на их стада. А по ночам терроризировал овчарни.  Взбешённые крестьяне начали подозревать, что в этого вервольфа обращаюсь либо я, либо Зольда. Вервольф беспокоил всех, в том числе и стадо дяди Арнольда, а стадо моего брата обходил стороной. Вначале они пошли в наш дом  и по дороге встретили Зольду, но она начала креститься и божиться, что она тут не при чём, пусть лучше спрашивают Эльзу.
       Возмущённая тётушка, раскрасневшаяся от гнева, выбежала им навстречу и заорала во всю мощь своего властного голоса:
       – Вон отсюда! Голодранцы! Как вам такое могло в голову прийти! Побойтесь Бога! Эльза около месяца из моего дома не выходит. Лечит моих домашних и соседей.  Если вы немедленно отсюда не уберётесь, я спущу собак и заставлю своих сыновей и кнехтов стрелять в вас из огнестрелов!
       Я выскочила на крик из своей комнаты и крикнула:
       – К вашему вервольфу я не имею никакого отношения! А если хотите от него избавиться, то могу вам в этом помочь. У меня имеется старинная серебряная монета. Её нужно переплавить на шарик. И тот, кто смелый, пусть вложит этот шарик в свой мушкет. Если попадёт без промаха в этого вервольфа, то навсегда избавит от него деревню. Если промахнётся - окажется в клыках вервольфа.      
       Метких охотников в деревне было много. Но все боялись связываться с этим таинственным вервольфом. В этот момент в дом прибежал испуганный Ганс, которого Ингеборг послала узнать, не случилось ли чего со мной.
       – Ганс, ты пришёл как раз вовремя. Возьми эту монету, и выплави в камине из неё шарик. Коли уж другие бауэры трусят с вервольфом связываться, придётся тебе в него стрелять. Я твой огнестрел ещё заговорю с помощью корня мандрагоры.
       Перепуганные бауэры разошлись по домам, а Ганс, Кнут и мои двоюродные братья Михаэль и Гейнц вместе с дядей Арнольдом остались дома готовить серебряный шарик. Монета, подаренная мне Хильдой, была довольно тяжёлой и из неё вышло три шарика. К вечеру вся компания собралась на окраине караулить вервольфа. Но вервольф, как назло, три дня не показывал носа, ни днём, ни ночью. Прошло ещё три дня, и вдруг в темноте засветились глаза. Все мужчины струсили и начали читать «Отче наш». Только Ганс не растерялся, прицелился и поджог фитиль огнестрела. Прозвенел оглушительный выстрел и грозный вервольф забился в конвульсиях. К утру уставшие, но вполне довольные собой «охотники», принесли в дом волчью тушу.
       – Эльза, прости нас за глупые слова! Эта шкура будет принадлежать тебе! – нашёлся Кнут.
       – Спасибо, – ответила я. – Но мне она без надобности, так что подарите её лучше моей тётушке Марте.
       В  нашей деревне наступила полоса затишья.
       Однако, через неделю началось новое бедствие, в курятниках завёлся хорёк, начавший безобразничать не хуже вервольфа. А в довершение своих подвигов он перегрызал горло кошкам и собакам, пробовавших становиться на его пути. Пришедшая снова в дом толпа попросила Ганса заняться им. Ганс согласился, хотя это было намного труднее, так как никто не знал, какой дом выберет хорёк для своих ночных вылазок. В поисках хорька Ганс с Кнутом всю ночь бегали по дворам. Но, в конце концов, настигли этого нарушителя спокойствия, сразив его вторым серебряным шариком.
       После этого в деревне объявился коршун, и тоже пришлось потрудиться. Благо, что караулить его приходилось днём. На него ушёл третий и последний шарик. Потом все три чучела, набитые опилками и соломой, украсили гостиную дяди Арнольда.
      На Иоганнов день тётя блистала в новых обновках, но заказы от других бауэров, я пока не получила, так как хищники нанесли большой урон домашнему хозяйству. Я покинула дом тётки Марты, и, получив мешочек дукатов, вернулась домой.

* Воскресное дитя – ein Sonntagskind (нем). Так называют в Германии «родившихся в рубашке»
** Иоганнова трава – зверобой