Взрослая сказка о Салтане

Стою у окна, и внимательно слежу за ним. Вот он легко вспрыгнул на нижние ветки, потом быстро вскарабкался до развилки дерева, потом несколько секунд топтал своими мягкими лапами заветное место, готовясь к прыжку, потом прыжок, и он сидит напротив моего окна. Сидит совершенно спокойно, не шевелясь, и сонными тупыми глазами как бы сканирует моё окно. Но на подоконнике никого нет. Нашу Мурку увезла сегодня на дачу моя  мама. Тогда он прыгает на наш балкон и по перилам заходит к соседям из другого подъезда. У них тоже Мурка и такая же красавица, как и наша, только наша намного лучше, она умнее, пушистее и красивее. Надоел он мне здесь, часами сидел напротив окна и разглядывал нашу Мурку и демонстрировал себя: свою ловкость, храбрость, своё умение ждать. А как только забыли про него и открыли балкон, он сразу оказался у нас в квартире, все углы пометил, Мурке доказал свою преданность и готовность к продолжению рода. Теперь ничем не выветришь этот кошачий запах, а Мурка пока ничего не подозревает, но скоро на даче появятся котята. Вот, влипли.
Живём мы сейчас с мамой вдвоём, да не совсем. Если рассказывать, так всё по-порядку. Я сибирячка, в Красноярске получила университетское образование, настоящая блондинка с синими сияющими глазами, когда-то, при взгляде на меня, многие щурились, как-будто, смотрят на солнышко. Ребят у меня было много. Ну, а я полюбила его. Военврач! Звучит! Вернее звучало.  Мы поженились. Решили жить самостоятельно. Я с ним за двадцать лет всю Россию объездила. Несколько лет назад он вышел в отставку. Мы, наконец, получили вот эту трёхкомнатную квартиру. Дети подросли. Он маму свою перевёз из Кировской области, прописал у нас. Потом, без всяких комментариев, сказал, что у него младенец родился, прописал младенца. Потом сказал, что его долг соблюсти некоторые формальности по отношению к гражданской жене. Вроде я фронтовая была, и дети наши, как бы там, на фронте остались. (Ведь они выросли, они ему, так же как и я, фронтовая жена, не нужны). Потом он уехал с новой женой и младенцем, который у него родился, а у нас в квартире прописан, в новый коттедж, как в царский дворец, перешёл на другую работу. Мама его с нами осталась жить-поживать, добра наживать. Пару лет мы с его мамой вечера коротали. Потом я подумала-подумала и перевезла к нам мою маму. Правда она без прописки живёт, он, мой фронтовой друг, согласие на мою маму не даёт. Потом сын женился, внук у меня родился, которого сын прописал. Дочка замуж вышла, тоже родила, только двойню, прописали тоже.
Фронтовой муж видит, дело плохо, приехал, сказал, что не знает как получилось, только у него ещё младенец появился на белый свет, от другой гражданской жены. Значит та, первая гражданская, стала теперь второй фронтовой, а может, просто прифронтовой.
Сын разошёлся, девушку беременную привёл, скоро вторая свадьба. Снова пропишем. Живут они, слава богу, не со мной. Но, количество прописанных, год от года растёт. И вы знаете, мне это нравится. Я дочке говорю, рожайте скорее ещё, мы должны фронтового отца упредить, а то его ещё на другой фронт перебросят.
Тут военврачу в голову пришло приватизировать нашу квартиру. И приватизировал, аж, в 10-ти долях. Одним словом, обо всех позаботился, каждому мужской  носовой платок в память о нём.
Правду сказать, он ещё жив, ещё у него младенцы появляются, и всякий раз судьба подводит ему всё  более и более молоденьких. А недавно, в честь 23 февраля, он решил собрать всех нас на семейный  праздник: всех фронтовых, гражданских, прифронтовых и т.д. Наша дочка перестарком выглядела на фоне его последних пяти девушек. Младшей из его гражданских жён всегда 18 лет. Самый детородный возраст! Теперь он больше 2-х лет их не выдерживает. Как только двадцать исполняется, её под белы рученьки с младенцем и выводят из дворца. Почти как в «Сказке о царе Салтане». А в светлицу уже заводят новую, беременную, которой вот-вот восемнадцать исполнится. У него друг таким научным направлением занимается, как гинекология, может, это он ему протеже устраивает?