Бомж

Это было в те недалекие времена, когда почти все мы сказочно «разбогатели» и могли «гордо» сказать: «Я – миллионер».

Прихожане наши обустраивали церковь Николая Чудотворца, потому что многого тогда не хватало: и икон, канонически написанных; и разных по цвету священнических облачений; и красивых подсвечников, да много чего...
 
А тут еще испытание попустил Господь: под Его Рождество грянули сильные морозы, и система наша, работающая на воде, не выдержала: куски льда, будто минометные пули вражеские, легко разбили трубы и батареи.

И все, это надо было срочно делать, поскольку служб, особенно воскресных и праздничных, никто не отменял. Да и люди тогда в храмы шли активно, и не служить на Рождество Христово было бы, ох, как нехорошо.

А температура в церкви была минус 17.

Но, с Божией помощью, служили и – слава Господу и святителю Николаю! – никто из прихожан серьезно не заболел, а ведь продолжительность Божественной Литургии, благодарственного или водосвятного молебна, панихиды порой достигала более пяти часов...

Служу, а в голове недельной давности звонок вспоминаю. Знакомые ребята из мастерской живописной просили оплатить большую икону. Сказали: «Готова, можете забирать. Цена – три миллиона». Попробовал сбавить цену. «Нет, – говорят, – мы и так вам по минимуму посчитали. Даже немного себе в убыток».

А где эти миллионы взять? Обещал помочь один благодетель, да пропал. Другой – в командировке уже месяц. Третий красиво говорит, всё вокруг да около, но до дела так и не доходит. Или просто от меня, как от надоедливого комара, отмахивается?
 
А ребята звонят, торопят, вовремя заплатить просят, потому что время идет, деньги-то обесцениваются...

Приходится мне кормить их очередными обещаниями. И в своих малосильных молитвах я настойчиво и смиренно продолжаю обращаться к Пресвятой Троице, Господу нашему Иисусу Христу, Матери Божией, святителю Николаю Чудотворцу и всем святым, и всем святым новомученикам российским, явленным и не явленным, помочь мне достать эти деньги. Потому что совесть меня обличает, и нет покоя: обещал ребятам вовремя рассчитаться, и не исполняю, тяну, тяну, а время идет...

И на очередной воскресной службе появился человек. В грязной засаленной фуфайке, местами рваной, небритый, маленького роста, на вид лет пятидесяти.
Смотрю – крестится. Ведет себя достойно: по церкви не ходит, иконы не рассматривает.

Бомж, наверное, – подумал я, но, может быть, верующий.

Закончив свои дела, я уже собрался уходить. А он стоит. Видно, ждет кого-то, – подумал я.

Уже все прихожане ушли, остались мы с ним вдвоем.

Простите, – обратился я к нему, – какие у вас проблемы или вопросы ко мне? А может, и не ко мне, возможно, другого человека ждете?

– Вас, батюшка, жду, – ответил он.

– Слушаю вас внимательно.

– Мне бы хотелось посильную жертву принести этой вашей церкви. Потому что уважаю и чту святого Николая Чудотворца, как умею. Примете?

– Конечно. Тем более, что сейчас у нас, сами видите, трудный период. Надо многое восстановить. А средств частенько не хватает, – и подумал: – Ну что он может пожертвовать? Мелочь какую-нибудь. Видно же по его изможденному лицу в шрамах, с грубыми чертами, как тяжко ему жить.

А незнакомец начал правой рукой искать что-то во внутреннем кармане своей много повидавшей фуфайки. Наконец, вытащил газетный сверток. И положил его на стол.

– Что это? – спросил я.

– Моя посильная жертва, – ответил он.

– Мы всех своих благодетелей записываем и молимся за них...

– Батюшка, – перебил он, – не надо записывать. Господь видит, – и он указал на икону Спасителя.

Разворачиваю сверток. Считаю деньги… Три миллиона...