Кот и башмачник

Гвим по прозвищу Долголап, давний староста деревеньки Замхи, удобно вытянулся в кресле и поднес к губам стопку с вишневой настойкой – как раз в тот момент, когда мир явил ему свое несовершенство в виде досадного стука в дверь. Долголап поморщился и спрятал стопку под стол. Потом подумал и убрал с глаз долой весь графин.

– Войдите! – распорядился он.

Но, в общем-то, его разрешение было ни к чему: дверь уже распахнулась, и в комнату вкатились две женщины, чем-то напоминающие перезрелые головки сыра. Они были весьма схожи между собой: в годах, в летах, с желтоватой кожей и угрюмо пожатыми губами. Разве что первая была постарше, а вторая – потолще. Сами гостьи свою схожесть не признавали, ибо люто ненавидели друг друга. И если бы не общая беда, они бы даже побрезговали справиться по нужде на одном и том же поле.

– Ну? – с легкой усталостью спросил староста. Эта парочка уже наведывалась к нему с «делом о сгинувшем башмачнике» - так он окрестил его про себя. Мужичок однажды ушел из дома и не вернулся: скорее всего, попал в лапы медведю, троллю или утоп в болоте. Прошел месяц, другой, и все уж забыли о бедняге Ильве, но только не жена с его сестрой. Они твердо верили, что их дражайший супруг и брат вовсе не пропал, а где-то укрылся, чтобы им досадить.

– Ну? – нетерпеливо повторил Гвим, краем уха уловив какое-то шевеление за спинами достойных дам.

– Вот! – выпалила та, что постарше, и сунула старосте под нос тощего облезлого кота. Кот уныло висел на своей шкирке и даже не думал вырываться.
Долголап закатил глаза.

– Ну сколько можно, бабоньки? Мы же с вами условились…

– Да ты взгляни на него, дубина! – огрызнулась та, что потолще, нисколько не смущаясь старостецких чинов и нашивок. – Зубом клянусь, это мой муженек! Вот ухо, видишь ухо? Левое, причем, а не какое-то! Такое же куцее, как у моего Ильва, чтоб его троллиха на себе женила! - И для пущего убеждения встряхнула кота, который жалобно заворчал и прижал уши к голове.

«Так уже женила», – подумал Гвим, а вслух усмехнулся:

– У меня кобыла – тоже полуушка. Что же, и ее сюда притащим?

– Это еще не все, – обиделась сестра. – Есть доказательство.
 
– Какое?

– Морда!

– А что с мордой?

– Не видите разве? Она же наглая!

– Да уж, для обычных котов это редкость.

– Ну конечно, не веришь, - процедила жена. – Сидишь тут вразвалочку, и ни до кого тебе дела нет. Говорю же я, что этот хвостатый паскудник – мой муж! Он сам мне по пьяни обмолвился, что в молодости какими-то чарами шалил и мог превратиться в кого угодно. Ловишь, нет? В кого угодно, хоть в крыса, хоть в кота. И сделал это, чтобы меня уесть. Показать, какая я была дура, что ему поверила. Отдала лучшие годы…

– А я его малого ягодами кормила, – вдруг тонко проскулила сестра. – Себя обделяла, а его кормила!

– …ведь могла же за сапожника замуж выйти. Не просто за башмачника, а за сапожника!..

– …дом свой обещал оставить, когда новый себе заделает! Я уже и так и эдак намекала ему: поскорее бы…

– …работала, не разгибая спины, а он что? Где благодарность?

– …тогда решила, что хоть поживу у него, все-таки старших по крови уважать надо…

Голоса женщин – резкие, лающие выкрики одной и жалобные подвывания другой – словно скрутились в спутанный незримый клубок, в центре которого трясся на мощной руке несчастный кот, работающий восклицательным знаком в каждой фразе. Староста потер виски и постарался расслабиться, вытянув ноги. Под столом призывно звякнул графин.

– А ну, прекратить балаган! – неожиданно даже для самого себя рявкнул Гвим. – Идите-ка вы домой. Сгинул ваш Ильв, неужто не ясно? Сгинул – и всё! Если он был таким хорошим магом и мог обратиться и кота, и в крыса, то что он в наших Замхах забыл?  Да еще и башмачником! Бредни какие-то… А животинку тут оставьте, не то в конец затюкаете.

Сестра выпустила кота, пинком отправила его в угол и вышла, хлопнув дверью. Но жена уходить не спешила. Она дождалась скрипа калитки, потом наклонилась к старосте и прошипела ему прямо в лицо:

– Что ж ты из себя дурня корчишь? Я же просила тебя: вытряси из Ильва, куда он спрятал деньги. При живой жене откладывать вздумал! Хоть в темницу его кинь – но выведай. Я бы в долгу не осталась. А Ильв… купил он тебя, верховода недоделанного! Ну, отвечай, где он? И золото где?

– Эй, бабеха, ты что себе позволяешь? – стукнул кулаком по столу Гвим и ощутил какое-то неведомое, но весьма приятное чувство. – Смотри, как бы тебе самой в темнице не оказаться. Знать я тебя не знаю, и никаких дел у меня с тобой нет. Иди давай, пока бока без пятен!

Жена башмачника сжала зубы и вспыхнула ярким свекольным румянцем. Ее огромная нога высунулась из-под юбки в поисках жертвы, но кот, еще больше облезший от страха, благоразумно спрятался под дубовый стул. Поэтому удар пришелся по ножке стула, а затем женщина выскочила из комнаты, едва не снеся плечом полкосяка.

Золовка, видимо, ждала ее во дворе, потому что за окном какое-то время слышались приглушенные ругательства, словно они на ходу перекидывались мячом из чертополоха. Потом, наконец-то наступила тишина – только привычные фырканья лошадей и скрипы старых телег.

Староста вздохнул, выволок кота из-под стула и заглянул ему в глаза.

– Ну что, Долголап? – с насмешкой спросил он. – Что, наглая морда? Вот, оказывается, зачем ты ко мне тогда с угрозами пришел – моя женушка тебя надоумила! Все соки высосала, а все равно мало. И сестрица туда же… Ну теперь-то что об этом?

Кот сжался и хрипло мяукнул.

– Ладно, – смягчился староста. – Несладко тебе у них пришлось, да? Оставайся здесь, только под ногами не путайся. Я теперь Гвим, а ты тогда будешь Ильвом. Да, подходящее имечко – Ильв. За ухо-то прости…

Гвим Долголап бросил коту в угол старый плащ, потом для верности закрыл дверь на защелку и снова поставил на стол стопочку и графин.