Они сливались в единое, неделимое целое

Улица была наклонена вверх. Так сильно вверх, что вспоминалось, что Москва стоит на семи холмах. И один из этих холмов начинался прямо у его дома. Цвет домов оседал во рту приторным абрикосовым вкусом. И стоял там, холодил нёбо без возможности проглотить, избавиться от этого дурновкусия. Можно было ползти вверх, сцепив руки за спиной и улыбаясь. Скалясь, как дворовый пёс на солнышке, от ощущения, что день только впереди. Только поднимается с пуховой мягкой постели. Сидит, пока ещё одуревший, свесив ножки. И в голове ещё живёт сон. Не отпускает. И там живёт она, сладкой мукой обволакивая его бытие. С ней хорошо. Так хорошо, что не хочется расставаться. Так и плыл бы в этом мареве сна, нырял в волнах утлым челном. Не просыпался.

Он дошёл до угла улицы и свернул за угол. Вошёл в небольшой тысячу раз уже виденный магазинчик. С пухлыми сахарными булками, розовыми языками колбасы. Жёлтыми кругами сыра. Попросил нарезать докторской. Ещё взял булок, шоколадных пирожных маленькими ёжиками. Податливая мякоть булок провалилась под пальцами. И пошёл домой в развевающемся плаще, ботинках на толстой каучуковой подошве и мягких вельветовых брюках.

А дома, увернувшись от кота, бросившегося под ноги на аромат докторской. Поставить кипятить чайник. И налить кофе в фарфоровый цветок чашки. Белой, с тончайшими стенками и золотым краем на тонких лепестках. Добавить молока из маленького молочника. Распластать тонкий розовый ломоть колбасы на разрезанную вдоль булку. И захлебнуться от счастья, поглощая кофе. Горячий, обжигающий. Кусая булку и думая. Где она сейчас и что делает?

Он с недавнего времени всегда думал о ней. С тех пор , как она поселилась у него в голове. Казалось, навечно. День начинался с неё и кончался ей. Она ни на минуту не отпускала его, следовала за ним бесплотной тенью. Куда бы он ни шёл, она была тут как тут. И не отпускала своими маленькими женскими пальчиками. Держала крепко. И везде, на каждом углу, в каждой женщине виделась она. Хотелось догнать и повернуть к себе податливое тело, всмотреться в лицо. Но он знал, что это не будет она. Все женщины представлялись ему ей. И, казалось, весь мир состоял только из неё и больше из никого.

Целый день он разговаривал с ней мысленно. Ну, вот , дорогая. Сейчас мы пойдём туда и сделаем это. И она покорно шла, сама не подозревая об этом. И вечером ложилась с ним спать в ещё холодные хрустящие простыни. И, засыпая, он уже в полусне говорил ей :
- Спокойной ночи, дорогая!
Она не отвечала, её призрак молча лежал рядом с ним. И только во сне они сливались в единое, неделимое целое.