начало90-хх главка большой книги безправок

начало90-хх главка большой книги безправок

Птицами я пальцы...

Тянусь тяжелыми лапами по ковру кружу/* зверем...

ума /в прыжке

зависаю однозначно /перед /дверью балконной ...

смотреть мне на любовь двух /Мира /Тел ...

в их слабости /сплестись с Собой /самим ...

что ни на есть /

Им /растопыря крылья  бреющих пальцев ...

/Ангелов








                вихри /с/ нежные
___________________________________
 *
                Любимым Соз/c-д/н/аниям
                несусветно

                В окНа Вы приРоде разнОстями смоТрите птиц
                Манаскрипт Аино



 *  Линяяиния прорастают каменные деревья в черты    впервые руки
первые линии линия он из клубков веток почти уныния Луны а Солнца
   Ах Ангелы Господа Слуги Сердец в Сердце Господа придётся Им
мною где-то там мозгом на втором ли на третьем от Земли этаже
кружев пашни работы разбрасываться и собираться,жать и сеять,
ветхая пульсация сосудами букв пустынь и морей водо-рослей кишок.
к-орней глазных яблок
   Книга жизни - лишь человеческим - взлёты и погружения
скафандра человеком и Птицей все саламандры
   Уж и ужом, но ужо
   Видно некуда деться и видно некуда деться, требываются должные
Увы ни туда
   Нет, не деться видно никуда,чтобы и долго ли ли Древесным
углём стариться требуется должное поддувало для тяги от я
неостывшего в а кристальное
   О той золе в той и речь эта   письмо

   Первыми праЯвляются пальцы

                объяснения: про-исходящего.
знакомства /незнакомый/ Надрез усвояемых тканей как то смешно то
страшно зудящего пузыря непонимания
Сразу, во из-бежания не-до-разумений:  читая , с места каждого
слова , вздумайте представляться Себе
   Уже получилось , волей-неволей,как и в странной , и в
страшной древностях, среди(то есть всухую читаемое, не в конце
концов, но поначалу, намусленно пальцами с любого места любой
наугад страницы, строчки, знака, просачиваюшегося великой пусто
Той)словие-

                СРЕДИСЛОВИЕ КНИГИ

                и следует нам, коль
мы сюда вошли, сделать при-вал среди-в-междусловие сделать не
отчаивайтесь
   В некотором царстве, куда войдя в такое-то состояние, МНОГОЕ
в охруге нежится, чтобы, помогая и вам и мне среди
недружественного среди слов окружающего
                средисловие вовсе не
заранее построено концепцией,оно предрешено, ясное дело
   будет менять скорость лента строчек - как разноцветной точки
теперь : несколько мыслей разным условно господамом по поводу

 плоскости соединительнотканных листов,даже
не голограмм, а вдоль и поперёк сплошь  формально - логических
нарушений
   Сразу неслучайно оговоримся на срезе: здесь нет, во всем
цельном пространстве (слушайте - априори) ни: царапины ни.
смысловой разорванности, ни инкогеренций, ни нитчатых паралогий
ткани, ни фраерских verschroben (выкрутасов - что ли?-) ни
логореи драной от ворота и худой истонченности распущенной
инкогеренции, ни другой стороны борзоты фанфар fuga idiarum.
Этого доныне и по сей миг вокруг нет вспяченного в чужие
рты источника.
  Источник течет Бог весть откуда. Он, как известно чист,
спокоен, общ и свободен в то же время.
  О характере знаков онто - символов легче будет судить. быть
может, чуть позже, а быть может и нет, как нет Позже
  В этой жизни я также, признаюсь, не косил, не хромал лордом,
не принимал психоделиков, стимуляторов эндорфинов, энкефалинов
тельцов голубой крови, ведь
  Творянами, как их называл ещё не совсем того, а в Чём-то
просто Хлебников, милостью божей - рождается, в стерильности
ощущений амбивалентно. как почти всё спектром не трагично и
для части души-всё, всё что свыше. Смерть к лучшему. На
ороговелом человеком теле птицы тонких небес и на решившейся быть
человеком стае самок на человеке, на человеке возможно гангрена
души дыха духа пузырей стаи. Шизофрения милостью божей. Мы
умираем. чтобы быть лучше, отдавая гниль за тело и свой дых
птицам. Их тон синтонен хорам небес,но только одному хору одного
тона. Как разноцветен для кого-то иней, но иней помоек, кому-то
десерт обсеменённый на частицы слой за слоем сжигающий.
Загадка, страшное торжество уникальное безумие Велимира
состоит в том, что наряду с мёртвой мелкой деструктурирующей
через хлябь, в нём присутствует позитивно-мёртвая энергия
Целостности, опять же мёртвой,иссушивающая в пустынную ненужную
жизни аскезу. Она борется с энергией мелкой, переливчатой кишением
порой за счет здоровья ядра Господина Хлебникова. Оставляя
высочайшей ценой, но наказанием задолго до всякого рождения
мальчика Вити удивительные стихотворения. Мой холод - не
зноя, не...зоя - эпохи растворяет меня на целый мир. О себе:
  в течении последних лет сразу ощущаю, к тому же, грубый
примитивизирующий тяжестью плашмя малейшего забубенного черным в
цветах душираскрывающихся душерасслабляющего до воистинной
логореи массового зелья, как зелья масс (spiritus sed spiritus0)
примитивизирующий плашмя стойкий эффект масс, не оловянного
солдатика

   Я же начал писать и вот: я пишу
точно также как я не пачкаю точками фильтров небес курением
табака, запаха утра - это о стиле
                где ни черным по белому, не
облаками по ясному небу  но по тёмному ночному  ночь, но яснее
ясное по ясного ясному
   Признаюсь. что с детства,  ¦/набело тайной религиозности
                ¦ камень на камень
                ¦ кирпич на кирпич
                ¦ умер наш Ленин
                ¦ Владимир Ильич
                ¦ когда был Ленин маленький
                ¦ с кудрявой головой
                ¦ он тоже бегал в валенках
                ¦ по горке ледяной/
                ¦
                ¦путешествуя много лет (при(о)меры
исподней тому были) много лет по-своему и массовому мёртвому,
облазя кожурой души все закоулки  и все помойки подсонания
засознанием массовым мёртвым, самым низким и пошлым из всех
моих порой пошлых прошлостей, я болел дружно, как и все
граждане:  со всеми вместе в любом месте - от любого ложного или
сложного слова лимфоидно и всем подряд, а также разным:
страшным и восклицательно индивидуально прицельно, по форме и
течению (если не говорить резко в

   непременных стараниях подчинить, то даже не монах, не старец,
даже не инок, но частный гражданин и соплеменник не заболеет ни
только чумой и проказой, но даже и орз. Когда же грипп Кинг-Конг
долазит до границ отечества он, как видно хорошо, чумазо
расползается по всем клеточкам правописания тех, кто ещё
поднапрягшись наступающим давит или кто уже раздавлен прошлым. И
нет: ни того, ни другого: тю-тю.Третьего не дано) но вот он я. Я
      вернулся в Ныне. И в эти годы в нём,через него, чувствуя
безграничную Любовь к себе, отнюдь, и более чем не к серости и не
красокпалитрытолще, но тогда когда работает действительность,
даже чихом тьфу-тьфу-тьфу на них всех не болел.  В мудизне же
трижды беседовал со смертью инфицированной официанткой
  мне предоставилась возможность написать словами, в некотором
роде, возможно, стихи (так я бы сказал если бы я мог их написать
или написать такое - сякое, что и Самому и страшно и радостно
вместе, а значит - никак) и теперь в стороне или в отда-лении
от всего Того Я ПИШУ о том, кто бессловесно участвовал на днях в
Рождениях дня и о том, кто в них не участвовал не потрохами, но
со-Всем
          словно выродок ручки сжигающей воздух получается как
          всё постоянно ВЫХОДИТ
                так всё выходит само собой
          через меня насквозь мной воззрение мне
и что выходит, тому я свидетель, как дереву, птице или этой
бумаге с ручкой и рукой
Я - для этого ставший на глазах других больнее больного и выше
здоровья о- быв(шего)ателя безусловно  (рефлекторно) с-ума
сшедший человеком сжимающим ручку
                свидетель (как дереву,птице или
                бумаге ),
когда с-равнивая с тем, кто рождает напишем: метафору.
    Как в небе вижна сидячая на Земле птица. Он ест пьет и она
На похожа, скажем от меня или я. И её игры на столько серьёзны
,спаяны с её умом, как с ней или со мной, физиологически, что я
понятия ни о чём в их ипостасиях бесов ли ангелов шаров ли
деревьев не имею
Дерево - пород,
         Кёник -... король,
Гегелем город -
         Смыкается -
Маскмровка - дорогами -
         Идут солдаты сквозь:
                Липами тоннель,
Липы чёрные как свет
Окрыляют дивный город.
Если бы не было  их
Я бы не понял какое Небо.
Не потому ли скорость ночью
Всегда быстрее,
А город ? -
Он моя будущая память -
Как : липы чёрные как свет
Окрыляют дивный город.
Если бы не было  их
Я бы не понял какое Небо.
Не потому ли скорость ночью
Всегда быстрее,
А город ? -
Он моя будущая память -
Как: липы чёрные как свет
Окрыляют дивный город.
Если бы не было  их
Я бы не понял какое Небо.
Не потому ли скорость ночью
Всегда быстрее,
А город ? -
Он моя будущая память -
Как : липы чёрные как свет...

Обрубленный сук

Превращается в уродливое
Наростом - лицо липы,-
уродливое наростом лицо
липы - не человека
Из необрубленного сука.
                Мучнее муки суки сучнее
Жили-были:
Корни - натруженными жилами;
Ствол -ясной улыбкой;
Листья - венец.
                Сердец воспаривших
Перед тем
как к тяжести
           камнем
                Плода сложа крылья
Вовсе не тогда
Я узна-вал подвешенное
Или услышал
О повешенных:
Я всегда подозревал !
О тесной связи фонарей и
деревьев
                Ночами
                После
от карьеры захотелось отдохнуть
у карьера -
с водой - в поле
Закусил колосок,-
Коллос полез к горлу -
душить там. где душа.
Или я - великий Карл ?
/пигмей/
                Распластавшийся
                Потрескавшимся лбом
Плачет пустыня по мне.
Женщины сохнут по N
Сохнут деревья по осени.
-Жажду тебя !
                Охрой
Мокрое место!
                Ааа!
А-родыродия О
Глазья и оки
           Её -
Чёрное
Пятнышко
                Кустами:
Ручьев и
       ножьев
                АрВершин
Его
Промокашков.
                Берёнка - ребёнка стерильных
                Тёплых пелёнок видиние видения
Подмигни тёплым вечером
                манекену
И он незримо ответит тебе
И каждое слово будет лишним
           в теплый вечер -
Как тёплым вечером слова
                манекена,
                И если люди вышли
                Не из манекенов,
Если люди  произошли
Не от обезьян,
То тогда - частностями -
От Петра Первого и  Наполеона
Первого,
                Средства передвижения
                Снабжены дверьми,
Большое количество
Городов,
Над городом во'роны,
Под вороном города.
                Ока-зывается:
Разлитый препятствиями
Год веселился в
компании
беспечных и непосредственных
-Так мы клюём на манекенов,
так магазин после закрытия -
Аквариум-Будущий май.
                Его
Ветви  царапают небо,
Происходит хвоя
    из дымки подмышнек корней
Да божи,
        господы - Вы - мои !
/Мы сами ходим
  вниз головой/головой
Не вдавайясяъ в тобою и
          тебе написанное !
-Мы играем !/Будущий август/
Подставь фортепиано !
Осыпли репертуар ! -
  Клокотами /Так шелестели/
       - Листья вяза -
         Как всегда в своем фраке
         Лето строгого костюма
                октавы
Октавиана Августа
         Голый вой

Полуимпровизация, неожиданная для самого меня, полупопури.
Сбацалось, как говорится. Нужно запомнить до места.

Эта тирада  означает одно: ум не имеет времени осмысливать это
или писать это. - Ум работает на словах и на мясе. Однако, у
того, у кого такой ум, кто не имеет непопулярной мелодии, кто не
способен ощутить Поэзию, равно и его противоположность,
ощущающую не то сплошную фантазию, не то сплошь сочинённую
Поэзию Поэтами многими к ним Любовью - не читайте ничего дальше,
но пользуйтесь указателями да справочными таблицами в конце
этой Книги. Зато я могу воспроизвести понятное мне сейчас из
того, что я написал,я написал это в 1987 году, в октябре. И
знаете,  посмотрите я снова ведь, надо же, пишу это сейчас прямо
здесь!  не случайно

Пессимизм - невозможность метафоры:
Холодно - голодно;
Воробей - как
             дебри,- похожий на людей и
                Землю,-
Нет пары у тварей -
Пессимизм.
Как невозможность метафоры ! умираем.
   И снова снова, как специально,получаются - у меня
      как : ни  то  без владельца прежнего статуса  :
      ума, так  получается, ни  то  отчасти частью  :
      словами  ума   уже  не  выразить, то  о  чём  :
      пишется ни то  серьёзно я, ни то для Я слова  :
      несерьёзны, хоть  это слова его слова от Его  :
      Слова, но небольно то и важно в таком случае  :
      ума слова и важность                :
                гуля-гуля
гулящие отдельно дитём, матерью,мной погре-мушки над дерьмом, то
во весь Великий о-крест и за око-лицу насколько оттуда уже виден
я играющий
я на горизонте речного круга говорящий, показавшийся с другой
стороны окон без жизни жизнью в жизни любимой 14тью птицами всего
Неба входящий через руки 14тью червями выползающий и вползающий
Землёй и в землю Змею. 14тью сызнова онемело сжимать на ковре её
на ковре возлюбленную там со мной. Вхожу одним одним червём
треугольным платьями семи покрывать неб на сколько есть всех птиц
от троицы до троицы границы Границы.
   В этих телах эмбрирует весь Мир Покоя
(тогда как вибрировать как на кишках холерных вибрион, умеревший
- и чёрт и святой - всякий может)
У мёртвого восприятия людей нет заполненности обычного здоровьем
горла (кувшина ли) без явной сытной метафоры о дне (дне кувшина
ли, розы ли кувшина ночи горла ли дно-сердце)
  Что же метафоры напоминает о Рожающем вечное с/нов/а/им входило
в насменя. И на сколько оно так уж и не похоже на что Угодно
кому Угодно ?!?
  Позволю себе сказать, во все полые дефекты подсознания
заливается - просачивается за счет давления многого дефектность
ещё более беспомощная прогнанная через гниль, околоплодная для
большей гнили, медленно накапливающее свой растворяющий
мягкое уже и без того подсознание экссудат. в основе подсознание
подавляющее - вошедшее из системы: тот цвет - душа - умы - школа
средства информации - скисшее через кислое
  Подавляющее же число авторов - точнее ретрансляторов - либо
косвенно, схемно, либо напрямую непосредственно сгин(ни)(у)ли или
поникли судьбой от водочки душедушее, или под - питывались
водкой, как та помойная топь выделяет, казалось бы, чистый
холст другой душной очищающейся тишины и печатает пузырями в
непрерывной крови гумуса, или под - питывались водкой, страхом,
распадом /иногда с мягкостью покапредгнилью и пустотой от
(до)рождения приходили в сей мир и за неоновую рекламу газа
фрегата кладбища
  Подпитывали Кормили
  Чем ближе к рождению тел(а), там больше я ощущал между порьями
весь тот душок меню искусства и порочность порок и
обескровливание массой масс масс массой древеснородонащной кровью
либидо. И чем дальше, тем больше я чувствовал это своей
половинчатостью. Я тупо чувствовал почти в изоляции дозревая -
до своего себя затылком своим (всегда интересно чем заполнится
пустота дьяволом ли ангелом в душе ребенка поверхностную не
наносную пустоту имеющего), в блистательной типографской
орфографии и красочной пунктуации програмных евангелии
фантастическую искуственность мертвецов-красавцев в готических со
шпилем-виселицей long John'а и мертвецами невидимых квартир
невидимых для массы мертвецов.
  Но я (и я - не) принял того, что стоит за ними, душой и из
души болезненной вытекает не густо евангелие о-рого-велой мякоти
подобной ране снаружи в твердое прагматичное не выше тело
"ВИЛенин"
  Творчество Маяковского, охарактеризованного словами, быть
может не теми сейчас да с той же начинкой Слова моего - от
болезненности и оторванности броской за(б)вирающийся (когда-то
искренностью ) грандиозной конструкцией технически до болта и
напряженно зажатым гумусом слова homo того раствора куда
подальше: "Работа идёт адовая" в лобного места голове. За внешне
прямым конструктивным пророком витийным змеем стоит его
дупло, его обратность, ложность. Так выдуваемый пузырь и есть
жвачка, но и только.  За рогом - гордыни громадья всегда
давленным пуфом дешевая душевная вялость и гримасы трудностей.
  Homo и дерьмо здесь от одного корня, но трижды зазеркалья.
настолько же отра(разло)женной свалки науки
  Бах - Тара - Рах !!! С матерной истеринкой бебесо****ской - в
глазе - человеческом  от - чаяние - там.
  Ум научался пить в будущем коллективном трижды спектакле. Душа
отторгала тоже самое. Она чувствовала массовика незатейливой
культуры. Ум может ошибаться. Сегодня белые зовут, завтра красные
соблазняют чужим добром и водовкой. Все удовольствия не
шевелясь, но мягчая на месте местом. Но душа всегда отличает
поверхностью или природой тухлое от белого, чёрное от
красного. ****ство регистрируется. Смертельное же вяжется прочным
узлом. Вздернутый на вине Фадеев: вмажем ещё разгром ещё значит
вмажем ещё разгром
  Доброта же рождается от полноты перелива полного себя на
всякого ума полнее своего и чужого Чем больше в тебе заторов
балок донных скважин.отстойников, гидроконструкций сооружений и
ума, и меньше полноты, тем больше злобы во дню, вступившего
телами и предметами в человека, и тогда поглащаемым им, но не
творящих их из ничего. В этом отличие творцов и творцов снизу.
  Но выхолащивая правдой сердца тела тела', оставляли запахом
правды правда себя себя самого декорации чистоты природы ещё
более истиным отражением от природы за Моцартом Моцартом.
  Но даже малой малая травкой травка оттудасюда Тютчева Самого
Этого - запах мир поПоромипоромывы:  туда-сюда  бесстрастной
страстью страстями движением штиля, вращением Земли вокруг
мудреца ошибка мудреца как движение вокруг...
  Но завравшийся от отсутствия всякого запаха во всём от
рождения в другое мягкое время зарвавшийся по своей беглой,
бродяжной батрачной природе рода душевного материально от рода
телесного обеспеченный Горький оттуда не туда прославляющий
фантазию алкогольную смешливогневливую компенсаторную для
проживания ( что осталось=то) гордыню бесов. После первого
домашнего чтения песни о чёрной молнии подобном, я,
возбудившись, ещё долго не мог заснуть, осатанелый. Но это
совсем другой уровень холода и тепла белого и чёрного. Расскажу,
жив буду если зеркально писанному...
  Раньше бесы морозили пьянь между деревнями. Теперь заводят на
стройку, отключая автопилот, показывая голую бабу на экране
подсознания. Истинно голую по форме (форма и есть женщина)
потому я формалист и любовник природы). Так и находят
окочурившегося с фантазией сладких губ на лице."А был ли
Мальчик?"Зазеркалье сердечного неба - в нем. Фантазия уже не
природа. Пропивший непосредственное пропил плёнку нижнего неба
  Невозможность алкать утробу моей радостной реальности пишущего
за окном без инфантильных блекл или бурных, допонимающих,
инфантильных фантазий зазеркальной мачехи с левого боку - стигмы
душевной голи, смердящей черни бесхозяйственного для всех узла
фагоса и аутофагоса подсознания или его изначальной  первичной
или исходной или бродяжно-вторичной бедности.
  Бубновотузовый запах крови будет в том узле сектантских  12ти -
зверенышей. И полегла Катька пошедшая с нене-христем, и будется,
не спят нечистоплотно, рыхло проститутки советов в здании
погрязшей рыхлом блуде слов Вавилонской башни, и нерождающейся
плешивый челом  пёс скатавшейся сзади шерсти скалится и несёт
сзади зада за тылом затылка пастью пасть.
  За коленами колеи дерева общего лесом рода Христос и кабацкие
стихи в школьной программе Блока. По лесу, как по роду. Ни
худо, ни бедно до корней не добраться, они в каждой-единой
полноте, а среди не ветвей деревьев, но деревьев - ветвей, как
по королевскому лесу родов кроны единой манны первого прикорма.
Береза, ольха собака немецкая, русская. Лес родов -
национальность. Мы русские по породе. Если порода собак
первична экстерьерна, мягкость или твёрдость, или породы
древесины, Порода человека - интерьерна, мифологична,
религиозна, более значительным тонким деревом мягкостью,
твердостью, видом, листвой, древесиной, плодами, героями. Миф
родит Земля.  Наша земляная порода изнутри русская, мягкая и для
работы и для беды.  Мы мягче европейцев, но тверже зачахлых
бесплодием на корню - от водяры дурной - чукчей. Православные мы
на Руси ли, за рубежом ли - всё годовыми кольцами и тремя
кругами как развилками веток, трёх дорог ли, вех ли, поколениями
ли обозначены. Тело, ум (любой модели Зодиака) гниёт гангреной,
душа деревом ли плодом через мягкость, водянистость, слияние
клеток, образование слоёв, от вакуума окаймлённым болотом до
чуть намокшей задолго до слёз и слезами вымывающейся
мягкости. Свято место пусто не бывает. В чистом болоте бесы
водятся. И так далее. Чукча ли, атеист ли, Гвинея или Ирландия
облекающий себя в форму чёрта обитающий в животе, как в обители
бес безживотен и безсамостиен, то есть интерпороден как и
атеистичен, ровно как атеистичен одержимый и лишенные молитв. не
говоря уже о голосах-эхах слоёв и пещер глубоких истинно
Небесных, церковных ядерных эх как !  дьявола/ дьяволов

  /Ведь Вы же согласны, что если судьба как Кино плохая, то она
катится ко всем (учтите, сразу ко всем!) чертям.

  А теперь представьте: что она катится ко всем чертям (сразу ко
всем!)

  Неужели она может просто так остановиться там во все увиденном
низу, со всей своей скоростью, тяжестью, которая пустота (чего?)
внутри, такой инерцией? И что: и ничего  не прорвать, и никуда не
прорваться? Дырявым-то?

  А кто помешает ей, может быть, атеизм или Ангел?? Но Ангелы в
Ны. А люди простые принимают их за чертей, а тепло их - за
холод.

  Вот ьвол!/

  ьявол запретил ядром и страхом от ядра тяжело на границе
сражающемуся с ним до крови намокшему Блоку (так напишем) есть и,
возможно, умер он упиенно по-моему где-то вблизи 21 года на 40 ли
день или как. Ибо здесь остаются местом, но не время (но место
без времени иллюзорно). Равно, как далёк Бог от сухой ветви
замыслов, нельзя служить и чувственной мякоти, опираясь на
высшие тверди Бога.  Нельзя переть уже супротив жадного хозяина,
если изволил платить ему твоими кишками. Одной кишкой начала и
конца. Но можно, можно хоть и летально ползти против тугой
подпитки инвазий зазеркалий далёких небес.
  Молодой со своим звёздным потолком звезды (эстрада и наука это
как левое и право, но ущербно светом распадающейся звезды по
отношению к окружности пупа)
                тем же что и у Ариса Ленина
                не выше Марса 1го Неба.что
                Гермеса Маркса,орбита
                Меркурия - 2е Небо,
                вестническое зазеркалье его
                - отголоски мёртвых богов
                язычества и наживы,
                страстей, оживление
                страстей древних,
                отраженных в душе живущих

                но также блестящим по юношеской
работе философу Отто Венингеру, перевшего против еврейской-всегда
задней, атеистичной подпитки удалось оторваться душой от корней
своего неба, взлететь до Юпитера, чуть ли не до Любви к Венере
властного фаллического благополучного  Господина, но правда
погибнуть. И не здесь ли следует искать истинное выхристивание
смертью кажется, протоиерея о. Александра Меня С рождением Вас,
Господин...

Улитка имеет панцирь -
так Ты блестяще свилась с ногами в сером извилиной кресле
                красная
                чтобы...
                ..
А я и вправду
кишел
      елой точкой в месиве подростков -
шла - в 1988 году - месса группы
                "Объект насмешек".
чёрная суббота
  Вы видите (а мне всегда нравились, в отличие от евреев, люди
от хард-трэша до Моцарта в одном лице, пришедшие отовсюду), это
письмо также отчасти (частью) упорядочно в памяти подростком,
что был частично мной, как я также становился (водяным ужом)
всасывающими отвсюду кишками-рок,но потом и сейчас наполняющим
водянистым, без единого пузыря волнения прозрачнейшим Генделем-
жаждой весь вселенский живот, преобразовавший Генделя и
----->
        Точно Как снова и снова вращающийсякру'гомкруго'м      :
                круг от о из пупа      :
        оборачивается орбитами в шар дважды                :
                по часовой стрелке     :
        Так и вкус обретает закон - ченно зрение  орбиты       :
                границу Пустота обретает    .
        И,как ни в чём ни бывало - в чём мать родила Чем      .
        Сама кормит малу'ю нашего неба Вселенночку матерью    .
                неба  нашего    v
        И как на Земле времена года, наша материя в0 зеркалах
                семян вся
        Снова и снова к Слову всё и вся в них смотрится вовсю
                весь подросток
        Зеркал пять как пальцев или как членов отделов
                что зеркалами  вокруг
        От лобка их вращаемый круг до груди
                Тогда их числом  пять
        Пять звездой раскалённой когтистой пядью на талии
                нашего Неба
        Подростка зеркала и есть Снова Снова и Снова
        Звезда же отражающая о пуп Сердце - шести концов
                основа круглого на вид мозга
        Она замыкаясь в круг невидимый,кружа огненными гладями
                животной воды   образует  10
        За каждым зеркалом заполненный образ
                пророками  здравомыслия
        И тогда, нанизывает Поднявшимся вал //сам собой/
                уже не живой животом живот
        Потому и складываются зеркала             0
                единовременным отсутствием  в Доме Пустоты
        И стал так вал лазом  стати
        И становится он Главным /Гл. лазом/ он Единственным
        Ведь Она - Живот, Пустота и Жизнь И она смотрится
        /Ведь прорыв Внезапен как отрыв яблока Зрящего Собой
                от дерева рода/
        На себя со стороны,за подростком, за жизнью,за жизнью
                Смерть
        Жизнь неотражающаяся в зеркале-смерть, Смерти мертвее
                в страхе смерти как конце жизни
        Пока мы не созреваем гл.лазным плодом больше комнат и
                птиц
        Тогда же бордовый с-языческий цвет запаха  жертв
                костров заливается до на от вал у в зеленый
        Отдыхающий со стороны сразу во многих комнатах и чердаках
                Дома
        Отражаются в него самым ярким ярым в безграничье
                отношений к Дому на синей Радужке ярким
        Но тогда, тут же и сказывается сам, сам он скатывается
                многих комнат Дом в Г.лаз Целый
        Складывается Дом тут же и складывается тут как Тут
                потом же - суп с котом,
        И я скорее не вижу, но понимаю сказанное,но не складенное
                снизу доверху  складушкой  несказушкой
        Скорее же Всего - совсем и ещё - вижу но/но//но Понятиями
        КАК - ТАК  отражаюсь! сейчас в моих
                глазах Моего рта возлюбленной жизнью!
        Какая!  В жизни и не снилось низостью сна Мне
        Возлюбленной Слова и Снова Возлюбленной - Мной

                согбенный

                v
                скособенитый.<----
перегородчатыми,беспрестанищными,в то Время, пустотами у неуёмно
заполняющего их дорогами и ошибками всё того же во всех смыслах
вздёрнутого, как словами, так и костями и глазами на рее, эго, да
что там, так и канувшего - как и писано -
демонически-опустошенно, Печорина, демона, заполнившего пустоту
Бога у Лермонтова, сбрасывающего тварь шкурой Жизни-Смерти.
  Беда //Дай Бог Любить Собой, как ты и хотел. Спасибо нашим
родителям за появление нас в этом роду. Пожалуйста, пусть твой
Гений не цветёт уже на ветвях очервлёных соками рода ли Лерманта
или Байрона отраженные рождениями.
  Отраженные рождениями Моррисон, Эминеску, Чюрлёнис вне демона
до таланта,с рождением Вас!
  Избитое, необязательно зараженное подсознание любого человека,
в том числе и художника, только первое время поражает
псевдооригинальностью, псевдочистотой, псевдомудростью, а затем
эта оригинальность, какая бы яркая она ни была, и чем ярче, тем
больше, поражает однообразной монотонностью "яркой
оригинальности", избитыми штампами отсутствием здоровой мудрости,
чистого воздуха.
  Играет группа "Объект насмешек". Если же рок мрачный, зловещий,
он объёмами за счёт ужасно тяжелой рыхлости наиболее быстро
способен наполнить связанное с вариациями и голосами (мотивами)
2го неба подсознание /объём - это не логика, это что-то большее/.
  Люди, слушающие такой рок, да еще с утра, в своём роде, либо
опустошили подсознание (например чрезмерными сексуальными
выбросами), либо им подсознание опустошили - порвали (через те же
перверсии от ржавого добавочного 1го неба). И если подсознание
от  долгого воздержания не вращается, не принимает, а то и
киснет, портится до мух, водки и тараканов с капустой квашеной,
мир кажется схематичным, серьёзным, тусклым, то ведь после
полового акта оно может мощно засасывать и всё то, причем, что
подбросят органы чувств, вторые небеса, а это и грязь (и та, и
эта) и инфекции и зелень ссор с близким, ошибочно принимаемой за
порчу (никто корове хвосты не крутит). Опустошая подсознание, мы
ощелачиваемся и вынуждены хлебать щи и есть ту самую квашенную
капусту (эти знаменитые русские блюда характеризуют
подсознательную ориентацию  русского человека ). Рок, круче -
панк-рок кислые. И отсюда, кажется третье: либо, наконец, и
в первую очередь это незрелостью связанные с этими небесами на
этапе зрелостью подсознания подростки (если созревшие ошибочно
себе (собой) на уме, то подростки себе за умом), и это нормально
как во тьме различается не-тьма и семя зреет повторно в земле
мякоти плода (если тяжелый рок заполняет опустошенное подсознание
быстрее всего, то и у собственно передающих зрелищем - телом
музыкантов тяжелого рока, как минимум, тяжелые густые, уходящие
далеко мёртвые, рождающие грязные и ужасные фантазии негативы -
этой стороны жизни).
  Только что при мне учащиеся музыканты воспринимали сырую
кислость, грузность и оглядку на кармическую тяжесть великого
Баха, как мощь. Тогда как Моцарт в их глазах выглядел легким, с
выкрутасами и манерностью. Та же что с Бахом у них сублимация с
Вивальди, ищущим при жизни в мокрых лесах и болотах мёртвые
миры. Но всё неодносложно, и человек подземных грустных, сырых,
мрачных зажатостью и запутанных миров не увидит от музыки
Вивальди, как человек из настоящего времени, неких панорамных
образных видений. Более того, человеку обратному, лёгкому,
огненному, ушедшему в депрессию, Вивальди будет тяготить сердце
при эмоциональной синтонности переживаний. И он будет бороться
Бетховеном, чтобы дойти до Моцарта, хоть до края его
нечеловекческого, лишённого человеческих глаз и ушей на всё
поглощение гармонии конституциональной - мира.


  То есть Моцарт,  радостным настроем душевных струн - тросов
гондолы - проскальзывающий беспрепятственно воздушным шаром
между минором и мажором образовавшейся гармонии всё выше и выше,
возвешенный невидим им.  Высота приниматся за легкость. Всё
обрезается горизонтами второго неба (сказать по правде никогда
страсть уже не сможет быть такой всепоглощающей острой
разрушающей, болезненной и само-отверженной единовременно. То
есть такого непрочувствования)
  В разговоре выяснилось также аналогичное. Оказывается половая
близость кожей и клетчаткой с мужчиной, даже почти незнакомым, в
уютной комнате, с его обнажением, агрессивностью качающегося
торчка и музыки в стиле поп для них является чем-то достаточно
полным (дополняемым фантазиями, или былые фантазии дополняют
ситуацию) и вполне сравнимым с любовью, а не со спортом,
бытовым ритуалом или ****ством.
  После полового акта у мужчин и эмансипированных женщин ( у них
цикл незавершен) энергетически опустошается желудок. Он готов
для принятия новой душевной пищи: впечатлений, метафор,
искусств. У ****ей этот желудок пуст, словно бы их не коснулись
законы и заповеди. Иногда, в период особого желания, он зияет
сально вперемежку с каким-то сором и испражнениями. Такой душок
заводит настолько же похабных, пол в данном случае уже не имеет
значения. Восприятие болезненно обнажено и сужено.
  Когда отключаешь у такой женщины ум и оставляешь её как массу
способную всасывать впечатления и ощущения, то невозможно,
просто невозможно дотронуться до их душевных селезёнок. Это
что-то автономное, набитое липкими, как застарелый густой пот в
складках, бесами и очень-очень болезненное, при этом.
  После ****ства же всегда пустота.
  ****ские бесы, любопытно, исстари у теософов называются
лярвами. В просторечьи это слово означает вполне осязаемую
*****.
  Любопытно также, что мягкая и чувствительная душевная
селезёнка характеризует женщину всё успевающую, притягательную
настолько, что форма кожи и костей становится вторичной по
сравнению с связующим желанием к этой женщине. Женщине - жене
  Щи, капуста, вперемежку с уксусом, очень вкусная с землецой, но
кисловатая пища Кing Crimson, близка русским интеллигентам
(тонким, износившим жизни как критические сутаны) как и весь
арт-рок. Кстати, эта кислица и отражается в переводе слова
Crimson от чисто алого до багряного. Багровая плёнка уже начинает
рваться
  Любовь русских к арт-року всё-таки ориентирована на огненную,
воздушную и водную музыку.
  Ну, вот, например, здесь, Пинк Флойд на расплавленно-
земельного от прошлого мрака Уотерса не только подросткам ближе,
чем водного, колышащего накопленным галлюцинаторного Гилмора.
  Пинк Флойд своими подростковыми альбомами, свёрнутыми в
трубочку мембраны и взывал неосознанно к чувствам предощущений
заключительного сатанинского апокалиптического дня. Взывал к
чувствующим кино и вовлечённость в завад сатанинской жизни и
ритма. Сам же ритм этот - раздел молотящих тяжелистов
пустовесов.
  Но, арт-рок колышет океанские просторы. Когда же ты пустой, и
нет никакой тверди в тебе, чтобы тут же не скиснуть и не устать,
тёплые ветры арт-рока только привлекут и грусть и усталость. Так
появляется музыка, обратной проблемы того же Моря-Океана.
  Теперь, если ужасная незрелая музыка заполняет пустое, и если
она ужасная так, что будет ужас, а ужас этот древен древом, то
тот древний ужас липко и колко (как все ост-ротами для мимозы)
одновременно подступает только к опустошенному, но любому
опустошенному, подсознанию, и через раскидистое древностью
засознание. Небеса и прямо и метафорически (что в данном случае
быть может, одно и тоже) меняют свой цвет.
  Вот почему, глубокоуважаемая Улитка, очень важно после бурного
до шизофренических смерчей, эпилептического грома и
оптимистических пригвождённой к дереву Смерти пространств
полового акта, когда ты сама плёнка оголённой мембраны виртуоза
любого лобового колебания опустошенного трюма, встать с той ноги:
от-родясь неспешно слушать белое от белого и видеть синее и
зелёное.

  При слове половой акт и небеса сейчас раздался громкий стук.
Скажу больше, все дни, пока я пишу, рождается стук другой, глухой
и далёкий. Как будто какая-то фигура деревянным полом мозаично
пожирающим отпечатки стучит в шахматную коробку - комнату.
  Но я не играю в шахматы. Я не знаю в какой комнате я нахожусь.
  Играть в шахматы я перестал, когда во время этой игры осознал,
что, имея наивеличественный с пределами (известными только
мне-Интерьеру, Архангелу - Паркам и Богу - Природе зеркальной
природе) дворец, я вдруг взял и по маниакальной дурости заперся в
ванной да занялся искуственным непотребным делом, фантазируя себе
при этом страстно и вожделенно, как там я хожу гоголем и орлом по
галереям и этажам своего дворца, ничего общего, поверьте, не
имеющего с реальным величием дворца истиного воображения на
высоты с высоты тютчевского взора. Так я и бросил возрастное это
дело.  Я перестал бить перстом о дерево мозаичного пола.
  Когда Таня и Саша (раз мне предоставлена возможность их
наблюдать я о них буду говорить как о всех тех, кого я буду
наблюдать дальше) играют в шахматы (они играют на уровне
разрядов) их сознание отсекает всё, что находится за оболочкой
ума. И это настолько сильно, что у Мокши, культивирующему в
памяти гнус над незахороненной из-за фантазий информационной
мертвячины, пропадают тики этой мертвячиной вызванные.

  Я вдруг увидел худосочного, длиннющего Сашу огромным
африканским животным, в омертвевшем и из мёртвого состоящим
панцирем кожи которого гнездятся столько паразитов, что на них
находятся свои и на всех их их поедающие твари. И не разобрать,
что за этим, и что первично - живое или мёртвое. Ведь за
панцирем всегда прячется нежное тело и совсем зелёная душа.

  Но в месиве этом торчат какие-то углы, при повороте очень
похожие на  атавистические или слипшиеся крылья... Вот меня и
вынесло за дверь.

  Таня и Саша сами того не зная, остаются в комнате, к примеру
той же ванны, где есть выход из нагретого дымохода в тот мир
над-ума, из которого и пришло интегралом в интегративность,
страстью в боль их интегративное садомазохистическое, ищущее,
перверсионно, противоположный от тела пол в своем теле сознание.

  Это не то тихое сумасшествие, что тишиной без эго, это очень
сложная мозаичная полиформность.

  Выходцы из того этого мира, как правило, имеют недостаточно
развитую для проявления под нашими небесами инстинктивную сферу и
связи с древними животными зазеркальными небесами. Здесь тонко,
но выпукло, угловато, но очень шустро в жизни, чуть, но
эксцентрично, больше графически, намечен какой-нибудь собачий
одиноко контур. Так, какое-нибудь талантливое в компьютерной
графике проявленное эмоциональное уплощение можно сравнить с
изощрённым письмом лазера на плоскости платы того же
компьютерного суперчипа или шизоидной храмовой живописи
Танюшкиного, канувшего и в её долепленной из памяти души
тёмного тайничка под мховым стёклышком в парке, всё Танюшкиного
же древнего Египта. Хорошо помню, как я представил план одного
из египетских пещерных храмов лишь по фотографии его входа.
  Как Андерсен конституционально похож на эльфа, так и они,
подобно эльфам, спускаются на палубы кораблей или к озёрам и
лесам, чтобы мелиорировать и орошать свои пустынные и каменистые,
в принципиальных схемах трещин, души. Орошать, но не навозить.
Пить эль этого мира, но не проваливаться в одержимое, как одержим
образ свиньи, пьянство. Входит и выходит. Только что распался
Советский Союз, но

  Сандро - будущий Поэт Советского Союза.

  Мокша будущего будущего СССР

  В Будущем

  И если на свалке, превратившегося в свалку того мира, не будет
уже электричества, то Мокша будет идеальным Акыном мира былых,
будь уверен, буд штальтами штампов новых. А, значит, если тот
мир есть, то он уже там. И там есть Советский Союз и Акын его
такого - Мокшаман Сан, хотя бы засранно-нечищенной сантехникой.

  Но энергия его стихов, электричество его достаточно несложных
для лингвиста, но всё же необыкновенных хитросплетений, поистине
искрится уже здесь, а тем она сжата до черноты Светилом.

  В связи с этим / это я рассуждаю выделенный из комнаты входит
и выходит плотностью шахматного мира/ в связи с этим интересно
рассуждение израильского культуролога А. Бурштейна. В своих
отнюдь не лапландских и даже не ирзя красках, он, как мне тоже,
естественно, видится, не способен разглядеть электричество, как
энергию не то что Мокшиных слов, но всего Мокшиного
пространства, столь основанного на блестящих металлических
проводниках, едва входящих в диэлектрику этого мира, кажущегося
ему таким сопротивлением в одеялах и грудях. Даже в грудях Мокша
видит мужиков и это не странно. Даже в утончённости Татьяны
видит Мокша женщину и это не странно вдвойне, не будь он -
Мокша.

  Взгляд же Бурштейна, на самом деле, аналогичен взгляду Татьяны
и Мокши, с той только разницей, что каждый из них в других, как
не своих, отражает то, что ему близко. Отражает самого себя, но
теми, кто пришёл отовсюду, но свой мир. Вот почему свой взгляд
на себя, лишь отражённого от чуждой приставками экзистенции
Мокши, в него не вписывающейся, назвал Бурштейн Мокшей, чуть ли
не увидев в нём само шаманство.

  Но до родовых предков Мокше пилить гораздо дальше, чем до
Земли, не будь его Земля уже безводным обиталищем пустыни
Бурштейна, кажущегося тому Землёй обетованной, и таковой, на
самом деле и являющейся. Если бы у Мокши был бы хоть немножко
мир Бурштейна, он давно бы сошел с ума, не успев познать
полового влечения и иных страстей, кроме боли. Ибо ему было,
куда спячиваться. То же самое Бурштейн. Если бы он был отчасти
Мокшей и искал бы энергию впереди слов, как электричество
динамо, то давно бы перестал быть евреем. И это настолько
очевидно, насколько одна и та же программа этих двух любителей
компьютера, отражала бы для них совершенно другое в совершенно
одинаковых цифрах и символах. И Мокшина симуляция здесь отнюдь
ни к чему. Она является лишь именно его нормой, ибо смазывает
острия предметов и энергий, как культура. Это сюр симуляции. И
если она не проходит, то Мокшу разрывает лошадьми
амбивалентность нарушенного одиночества, где в гармонии живут
лишь электрические твари, правда уже разобранные и обесточенные,
но тем не менее, более электрические, чем сама, самая
наэлектризованная атмосфера. Уничтожение штампа - не есть
ритуал, но чья-то материализация в АБВГД... автора.

  /Эти антропософные электродиалектрические диалектические
создания настолько из плавности пластмасс в металл остры, даже
самыми тонкими крыльями и самыми тупыми рылами, что духи
далёкого прошлого и близко не могут подойти к ним, зато там
очень близко от чёртиков всё, может По в каждом, а может К самым
эльфам./

  С другой стороны, съедая авангард, даже не самый авангардный
еврей выполняет программу: перестать быть авангарду авангардом.
Еврей даже раскладывает в этой разгрыженной куче свои яйца и
яйца своих. И как бы он не хотел, эта Тема звучит и звучать
будет для него очень остро. Она создаёт иллюзорный вектор
сверхзадачи этой нации, способный вмешаться им в любую культуру,
как в книгу Мокши, которую я отчасти спонсировал, и до которой
я, наконец, добрался из-за шахмат, в которые играют Мокша и
Таня. Недаром улыбка славится своим оскалом, где зубы - лишь
обойма. Но, говоря о Мокше, Бруштейне и шахматах, нельзя не
увидеть, что эту партию играют преобразившиеся зеркалами мифы
вообразившие о себе и понимающие до чего не надо другим эльфы.
Вечная партия от сотворения мира небес вращающихся.

  В силу бескорневого тёмного безбожия, не солнечности,
существующие в очень криволинейных, даже клеточками на доске
глубинах мифные евреи или евреи, как особенные мифы, не способны
отрываться по-мокшински с Ветром Творчеством, отрываться от
слов, отрываться словами, и отрываться Ветром внутри слов
словами, но видят ритуалы и в этих отрывах, будто иссохнувшие
оторванные Много. Их словотворчество - блатота, не освоения
новых земель кантри Мокши, но брожение божения и загнивания
Одессы и скользко склизко в неуместных юмором пируэтах мата как
псевдошахов и карикатурных аристократов.

  Вот почему Мокша - не еврейская Тема, но Тема сопернячащая
евреям, которые так ему, Мокшше, любопытны и даже любы, как и
Таня.  Но одним своим бестолковым с виду из Моря-Океана полётом,
он, клюв его к зубам, не по зубьям, как ритуал, ритаульному
зеркально всякой каширности, кушанью ушанок. Да, кстати, он и
боевит изрядно. Нужно бы подарить ему ушанку.

  Его же кроличья более экстравагантна при всей аккуратности,
чем все наносные вычурности богемной Екатеринбуржских пажей
эпатажа этажей. Честно говоря, сам я могу выжить в его им
квартирой наполненной, и даже проявленном мире не более суток,
ежели неповреждённом и так, чтобы из меня самого не полилось
электричество, для меня подобное Смерти настолько, что между
мной и металлом могут скапливаться большие разряды детства. И, в
общем-то я страшно благодарен Тане, за передых помещением и
двери.

  Вот и получается, что Гений - это атмосфера, где может обитать
он один. То есть, Гений не может быть не одинок этой атмосферой,
как жизнью, но именно атмосфера Гения и делает его  чрезвычайно
не одиноким, как бы не был боязливо устроен к одиночеству его
человеческий характер или зеркала Кино его личности.

  В каком-то смысле, Мокша своим миром, своей атмосферой, не
живёт ещё так, как будто отделён от людей его, с точки зрения
людей вполне живым телом. И, как всякий Гений, Мокша - Мессия
атмосферы, и, пожалуй, ещё эфира, воды и Земли мньше. Почти
нет и дерева. И не металл, но скорее отражения и его тяжесть.

  Вот почему Гений - это не написанное и ненарисованное и ещё
всякое будет не, а вот, представьте экранизацию "Бесов", когда
актёры-иностранцы, текст прерван и дважды переводчиком, от
действа остаётся шаблонная интригующая канва, ни в коем случае
не напоминающая о глубине и выси по сюжету и актёрам, вызывающим
улыбку, если увидеть их не разобравшись. Да можно просто убрать
звук, цвет, потушить экран, но вы не отделаетесь от тягостной
тяжёлой, но и, кроме пуль, мяса, удавки, деревянной, воздушной,
сырой и даже небесной серой, такой, что проявленной бесами,
обстановки неких небес и миров, вошедших в головы и культуру.
Пусть даже автор, как Богочеловек, этим произведением сам
тянулся когтями, цеплялся за край - ... Орлом.

  Вот и Мокша - Орёл, пустельга, пусть, как бы он не мог пастью
пасть, лететь обратно, вернуться на грешную Землю. В лучшем
случае он парит. И, дай Бог, кому-то чувствовать эту атмосферу,
которая гораздо полезнее кому-то, чем гальванические процедуры,
воротник по Щербаку и электрофорез вместе взятые. Это не глухой
телефон электричества слабого ушей, это - целый полёт, а не
хитросплетения проводов и слов, не химический анализ состава
воды, остающейся от всех нас и нами становящейся.  Пусть это
будут Вы, как незримые, немые, глухие слушатели его эфира, а не
бесы и мертвецы ваши нами...

  Ведь чтобы всё убрать или перековеркать, а энергия осталась,
должна быть некая матрица. Матрица хорошо выверенная, как Книга.
Или Книга Кино на небесах, входит и выходит птицами я в пальцы
все те кто пришли отовсюду.

  Матрица Книги необыкновенна, как всякая мама и всегда можно
ощутить через неё, через одного переводчика, например, Бежина
Леонида, матрицЫ даже друзей Фу никак Бо, но Фу ощутить, но
ощутить самого Бо. Это говорит о том, что матрица самого Кино
Достоевского, Мокши, Ли или Ду более материальна, более киношна,
более ценна, чем все носители, язык, кинематограф, Смерть
автора, или Время достижения вершины, но не произведением а
неким Кино, имеющим родовую фамилию и имя, но уже скорее
нарицательное, как понятие или даже Темя темы поднятия.

  Только что звонила мама. Умер друг отца и мой добрый товарищ
по вечерам, поделкам, изобретениям, - по вкусам. Это был
талантливый художник души и деревьев земных Валентин Анатольевич
Овчинников.  Родился и воспитывался он в Харбине, в среде
белоэммигрантов. По матери и по вкусу был поляком, но по
древности корней и его работам - сугубо русским, прорабатывающим
звериный, арийский, проникающий в сущность энергий - стиль
северного Приуралья.

  Это  делало его серьёзным, не пошлым, даже на общем фоне,
отбивало пёструю дешёвую рыночную балаганность. И по вере своей
этот яркий, солнечный человек, без эстетизма которого трудно
представить земной вечер ненаступившей зрелости, тяготел, мне
кажется, к старообрядничеству.

  С его дочерью нас объединяли школьные - во время Апокалипсиса -
сексуальные игры и забавы.
  То было лет 25 назад. Года 3 или 4 назад  я сказал ему, что у
неё там в Симферополе, где она живёт, большие шизофренические
проблемы. Предложил свою помощь. Которую естественно, от бухты
барахты отклонили.
  Она была жертвой Апокалипсиса, участия в нём полов и НТР.
Шизофреническая дрянь разорвала её на мальчика и девочку,
потому, что мальчик стал большим и злым. Мальчика хотел Валентин
Анатольевич со своим энергичным воспитанием. Если бы у него был
пацан, он был бы самым счастливым сыном, купающимся в неуёмной
фантазии, множества ювелирно сделанных игрушек, пиратов,
кораблей, походов в горы и леса, сплавы на байдарках, костры,-
песни, стихи, - ночи, археология, секции, выставки, музеи. Было
бы некогда спать. Отец был большим воином против Апокалипсиса и
шикарным мужчиной, взявший со скандалом в самое трудное
коммунистическое время да и женившийся на 17 летней отточенной
внутренним как и внешним красавице, но он же почти не удержался
в седле и чуть не упал покосившись, и окосев, после явного
шизофренического манифеста внутренних пролетариев дочери,
отказавшейся сразу же от них и изменившейся полностью и
зеркально к себе прежней (из двух, она теперь безработный,
апатичный пресорокалетний  юноша).


  Он жил  в лесу за городом. У него были выставки, но дом его
был всегда без стен и встречал меня ночлегом в любое время суток
так, как будто я был царём.
  Перед смертью, - сейчас говорит мама, - он стал ограждать себя
от алкоголя, каждый день приносил из леса ключевой студёной и
целебной воды.

  Как говорят на Руси: телу земля пухом, душе же Царствие
небесное, сокрытое от вашего поколения целыми тысячелетиями. И
вот развязка.
  Сейчас, когда я это говорю вам, то делаю это с совершенно
другой скоростью, стилем, другим вечером и даже годом. У меня
полное ощущение, самое, что ни на есть сумасшедшее, будто я,
живущий счастливо и полно, и способный рассказать вам многое об
этом, оказываюсь в - через - память - Аду. В - одновременно
будущем и прошлом. Причём, все эти будущие и прошлые направлены
наперекор и встречу друг друга. И я на последнем слое единого с
землёю дна  её и моего и памяти и многих существ. И в этом дне
свинцовом, свинцовым зеркалом отражается радиация отражений
множеств бесформенного расп-ада. Чудовищно сильного, как кошмара
над ребёнком. И тело моё тяжелое и грузное, так, как если бы я
добавил килограмм 30 и слова, которые я говорю, наполнены
тяжестью этого тела. И говорю я сейчас о каких-то частностях уже
и подробностях. И мне уже не труден процесс дальнейшего распада,
но - пока - всё-таки - писания- опускания, но он же тонюсенько
по сравнению с собой удерживает меня собой обуглившимся
скафандром меня настоящего и землёй запелёнутого на поверхности
чудовищно грязного, всего лишь, чтобы создать хвост реактивной
тяги вновь падшего Ангела.  И это точно также, точнее - это там
же, где Ирина, его дочь и дочь Апокалипсиса, зеркальна
обступающего другую сторону истинную, отделённую от нас нашими
грязными отражениями в другой стороне, отражающей наше грязное
отражение, убила неумышленно, как и Валентин Анатольевич в ней
что-то, своего дитя, которое, если бы выросло, то было бы
психически инвалидным и жутким.  Вспомнился ещё
5 минут назад неуместный в силой моею и земли окружением меня
ею, отделяющией сознанием от остального апокалиптический опять
же Блейк:  "...  там тяжкий труд - зачать дитя, проблема трудная
- рожать..." Лихорадочный каскад замедленных где-то там
со мной видений, к которым не всегда можно подобрать свежее
слово и себя оставленного у телефонной трубки.

  Обязательно нужно найти где-то листочком затерянную запись
предсказания рун: на красном и слева и в определённый день
начертанные. Саму информацию я превратил в золу и она может
всплыть только если это нужно будет книге.
  Но всё это очень странно, что в этой книге, как и в этой
жизни, я, чуть ли не по добровольному сценарию всех и вся,
пришедших отовсюду, входит и выходит, пойду в тюрьму или Ад, что
намного хуже, сами понимаете. Тем более, что то, что я пишу
сейчас, спонтанный комментарий к стиху, сам назвавший себя
посередисловие, умом собираясь закончить, чуть ли не вот-вот.
  Чем выше в подсознании подступают выступами зеркал воды, тем
основательнее растворяются красками и эмоциями художественные
слова и книги. Но в память я не хочу влезать раньше времени,
хотя удар смерти Валентина Анатольевича, после звонка матери,
заставил внезапно, битой бабой вспомнить какого-то хиппушного
подростка, что-то затёртое, по сусекам от восвояси - так
назывались первые школьные циклы моих сочинений. Что-то затёртое
было на остановке, - так ответила подруга моей подруги, когда та
показала меня ей в окно автобуа ЛАЗ и это задело тогда меня,
чтобы обрести слова и буквы, ложащиеся тальком на тёртые
опрелости и пудрой на чужие парики достаточно бедных,
неподпитываемых фантазий моих - тогда - ровесников.

  Звонившую, чтобы сообщить мне это печальное известие, мать
очень волновало то, что она пробовала прорваться ко мне через
телефонную сеть неведомых пауков за сегодня уже несколько раз, и
каждый раз ей, с той стороны паутины, называли правильно номер
телефона именно с пермским, а там жил Валентин Анатольевич,
оканием и первые добавляли, что меня нет дома, но именно я,
такой-то  буду через час. И точно, через час я был. "Мистика
какая-то", - сказала мне перепуганная мама.  Телефон в это время
проверенно работал, а я диктовал вышеначитанный текст, слушал
известный мужской церковный хор с литургическими песнопениями да
читал Тютчева в следовой тишине, наступающей после хоров.

  Пусть они и будут сейчас вокруг Вас, Валентин Анатольевич,
оставляющий своё имя как тело здесь на Земле во вторых небесах,
не выходящих за зеркало.. Всё искусство существует для тел, но
только тело, крепкое тело может дать искусство чистое.

  Тютчев, воспроизводится, говорил о церковной музыке, что есть
в ней для человека с чутьём подобных явлений поэзии величие
необычайнейшее.

  Тютчев и при жизни, по-настоящему  не был зачастую, умственным
в уме, историком в памяти (история - это галлюцинация фантазии
или памяти, галлюцинация Дюпре, характерная больше для
подростков, но и для некоторых мёртвых тоже). И Тютчев - царём
и Тютчев и Вы при жизни были с царём рядом. Да отойдёт в есть
всё оставшееся сторонне как шелуха с многогранным и
многосторонним телом Вашим.  Да прорвётся плод и выйдет из него
зрелое зерно, но не мякоть, вслед за родимыми стёртыми пятнами,
лицом - Вашим!  Аминь.






 к о н е ц том 1 книга 1 главы  1