Убийство в доме напротив. Действие первое

      



       ПЬЕСА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ



       Действующие лица ( в порядке появления на сцене)


       Капитан Кравчук
       Лейтенант Сидорчик
       Полковник Козел
       Член-корреспондент Академии наук профессор Сиротка
       Начальник охраны главы государства - генерал Хаткин
       Министр информации – Иван Студёный
       Министр юстиции - Василий Парашутик
       Министр обороны – генерал Бегущий
       Глава государства – Геннадий Острогов
       Женщина – подружка президента.
       Илья Кузякин: Руководитель восстания
       Столоначальник – зам. Министра Студёного.
       Липкин – руководитель программ ТВ.

       Время действия: прошлое, будущее и настоящее.



       Действие первое.



       Картина первая.


       Тускло освещённая сцена. Жёлто- розовые цвета. Слышны одиночные выстрелы. Разрывы гранат. Очень близко - очередь. Бежит солдат, на ходу меняя рожок автомата Калашникова. Сражён пулей. К нему на помощь бросается лейтенант Сидорчик Подползают ещё двое. Лейтенант им:
       Пригните головы, не в воздух поди, стреляют. В нас.
       Ближний боец:
       Откуда они здесь взялись? Вчера только этот район вычистили.
       Сидорчик:
       Позиция здешняя им нравится. Из окон домов просматривается вся площадь и дом, что напротив дворца президента.
       Нам бы, какую-никакую артиллерию, да приказа нет. Говорят, берите их в рукопашном бою. Лучше живыми.
       Второй боец:
       Так они ж бандиты! За женщин и детей прячутся!
       Сидорчик:
       В том-то и дело.

       На сцене появляется капитан Кравчук. Идёт в полный рост. Командует:
 Перенести огонь по верхним окнам девятиэтажки!
       Пуля попадает в бронежелет, но Кравчук удерживается на ногах. Кричит:
       Броском вперёд! Взводные, поднимайте людей! Ура!!!
      
       Солдаты, пригнувшись, бросаются на штурм. Завязывается схватка. На краю сцены спецназовцы проводят силовые приёмы с бойцами вооружённой оппозиции. Некоторое время слышен только шум борьбы, крики отчаяния, боли, ругательств.

       Проводят пленных. Все они в униформе иностранного покроя. Некоторые из них пытаются сопротивляться. Оскорбляют конвоиров, когда те надевают на них наручники.

       На сцене полковник Козел, капитан Кравчук и лейтенант Сидорчик.
      
       Козел капитану: Что делали твои разведчики ночью? Где были твои постовые?
 Как смогли террористы вновь захватить этот район?

       Кравчук: Уверен, прошли под проспектом. Мои люди выясняют их тайные тропы.
       Сидорчик к Козелу:
       Разрешите обратиться, тов. полковник. Ребята уже обнаружили лазы. Это трубы большого диаметра, по которым протекает река.
       Козел: Вот оно что! Нужно срочно доложить генералу Хаткину. Вообще проверить все без исключения подземные водные и газовые артерии. Не дай, господи террористы проникнут в святые святых, в резиденцию президента!

       Капитан Кравчук. У нас нет карт подземных маршрутов. Только метро и все его ответвления.
       Полковник: Нет, через метро проникновение исключено. Там надёжные ребята все пути перекрыли. Генерал Хаткин меня лично предупредил, что за метро я головой отвечаю.

       Обращаясь к Кравчуку: Что капитан? Все квартиры обошли? Смотри мне. Прописку проверять. Всех подозрительных, как и всех бомжей вывозить во временный лагерь, что на стадионе. Там спецслужбы разберутся: кто есть кто!

       Кравчук: Есть, тов. полковник!
       Голос вестового: тов. полковник! Вас требует к себе комендант города!
       Полковник быстро уходит.

       Кравчук Сидорчику: Бери всех своих людей. Обойди подвалы домов. Будь внимателен. Проверь и простучи все стены, все кладки кирпичные. Бунтовщики хорошо подготовились, возможны непредвиденные случайности и в дальнейшем, как и в эту ночь. Остаёшься за меня. Я в другие подразделения..
       Уходит.

       Сидорчик, группе солдат:
       Ребята, хоть мы и протёрли брюки асфальтом, но не всюду ещё. Придётся протереть и курточки наши. Шагайте за мной. Где остальные? Пусть подтянутся.

       Вбегает солдат:
       Тов. лейтенант! Там в 106 доме на первом этаже граждане нам не открывают. Жители говорят, что слышали, как вбегали в ту квартиру люди, очень уж шумели.
       Сидорчик: Так взломать дверь!
       Солдат: Дверь железная. Бронированная. Хотели замок отстрелить. Пуля не берёт.
       Сидорчик: А кувалда?
       Солдат: побежали в местный опорный пункт. Что-нибудь принесут.

       Слышны удары кувалды о железо. Снова вспыхивает стрельба.
 Сидорчик бежит на звуки боя, на сцене вновь появляется капитан Кравчук. С ним рядом полковник Козел.

       Козел: Упрямая группа террористов. Всё ещё держатся? Или вновь к ним подмога подошла?
       Кравчук: Нет, нет. Это спрятавшихся оппозиционеров из щелей выковыривают. Что за люди эти оппозиционеры? К ним с добрым словом, а они на тебя ствол наставляют. Однако Сидорчик опытный офицер. Промаха не даст. Достанет подлецов, хоть из-под земли.
       Запыхавшийся и злой Сидорчик:
       Тов. полковник! Ну, чисто кроты поработали. Мы вламываемся в квартиру, а там никого. В одной из комнат паркет разворочен и лаз в погреб. Посветили, а оттуда бах и рядового Зулина наповал.
       Несут на носилках тело Зулина. Козел останавливает процессию. Офицеры отдают честь, полковник говорит, обращаясь к погибшему:
       Прости солдат, что не уберегли тебя твои командиры!
       Кравчуку: Обучать лучше нужно солдат! Прежде, чем голову сунуть, гранату брось! Или ты в Афгане не служил!
       Кравчук: так это же не пещеры Гиссарские, не катакомбы
Всего лишь рядовая столичная квартира.

       Козел:
       В рядовой квартире бронированных дверей не ставят. Осмотреть все первые этажи, все подвалы, все канализационные люки…
       Кравчук:
       Уже делается. Сидорчик этим занимается.
       Козел:
       Так почему же он здесь?
       Сидорчик, отдав честь старшим офицерам, уходит.

       Козел:
       Хаткин думал одной бригадой спецназа справиться. Да не тут то было. Среди задержанных бомбистов есть и девицы. Одного сержанта такая мерзавка, даже покусала. Ей богу, ненормальная! Правду говорят, что в оппозиции нормальных людей нет. Все с отклонениями.
       Кравчук: чтобы не переполнять «сумасшедшие дома» стрелять бы их всех на месте! Задержали с оружием и в расход.
       Козел с тоской:
       Нельзя! Хаткин предупредил, что президент за каждый случай самоуправства будет спрашивать по всей строгости закона. Под трибунал хочешь!

       Кравчук:
       Но опыт горячих точек подсказывает, что миндальничать с бандитами всегда себе дороже.
       Козел: Так то оно так! Да законы нарушать никому не позволено. И потом, хоть они и оппозиционеры, но до решения суда, все они граждане нашей страны.
       Кравчук: Ой, ли все! Я и другие языки слышал. На наше предложение о сдаче, из окон летело не только: пошёл ты…! Но, и «ej tu dirsu! И хуже…
       Козел:
       Разберёмся.

       Появляется Сидорчик.
       Там, в трубопроводе, бандиты соорудили завал. Уровень воды поднимается, проникнуть глубже в систему мы не в состоянии. Едва люди мои успели выбраться. Сейчас началось подтопление подвалов, а потом первые этажи подмоет. Что делать?

       Козел: Я доложу генералу Хаткину.
       Звонит сотовый. Полковник вытягивается по стойке смирно. На проводе Хаткин.
       Козел: Так точно тов. генерал. Здания очищены. Но есть трудности. Хочу доложить…

       Выключает аппарат, говорит: Генерал сейчас будет здесь.
       Обращаясь к Сидорчику,
       Обеспечьте охрану. Особое внимание на окна высотных зданий. У каждого подъезда, чтоб стоял часовой.
       Появляется генерал со свитой:
       Генерал со свитой.
       Товарищи офицеры, хочу вас проинформировать. Беспорядки вспыхнули и в других городах. Оппозиция организована и пытается перехватить у нас инициативу, с целью привлечь внимание зарубежных средств массовой информации, а также склонить на свою сторону аполитично настроенных людей. Президент высказал убеждение, что одних, ну двух суток нам будет вполне достаточно, чтобы навести конституционный порядок.
       Враг не идёт на прямое столкновение, а действует из изподтишка, что говорит о его слабости и неуверенности. Но с другой стороны эти малые вражеские силы заставляют и нас дробить воинские соединения. В условиях города мы не можем, не имеем права применять тяжёлое оружие, а эффективность стрелкового оружия сведена к минимуму.
       Президент не хотел вводить военное положение до середины сегодняшнего дня, мы настояли на этом решении. С часа - Х действуют военные законы и все обнаруженные группы, действующие методами террора должны безжалостно уничтожаться. Естественно, за исключением тех, кто сдался в плен.

       Прошу всех вернуться к выполнению боевых приказов. Всех, за исключением полковника Козела.
       Тов. полковник прошу в мой автомобиль. Мы должны ехать к президенту. Он желает знать обстановку из первых уст.

       Появляется раненый в плечо Сидорчик. Его ведут под руки.
       Он пытается обратиться сначала к полковнику, как это требует устав, но генерал Хаткин, опережает его и первым приветствует лейтенанта.

       Дорогой мой! Как же так? Не убереглись.
       С крыши стреляли тов. генерал.
       Взяли бандита?
       Нет. Бросился вниз с девятого этажа. Вдребезги.
       Генерал: Туда ему и дорога.

       Скажи, если что нужно тебе? Я распоряжусь.
       Сидорчик: В подвалах нужно применить ОГНСы. Только они будут эффективны. Ещё больше они будут эффективны в бетонопроводах реки. Вода пока продолжает подниматься, уже незначительно. Места завалов нами пока не обнаружены. Нужны спецкостюмы, может быть, акваланги.
       Генерал: Я уже распорядился. Но этим займутся другие люди. Мы подключили диггеров, их с трудом, но собрали, вскоре войдут в дело.

       Снова автоматная очередь. Один из солдат падает, другой вскрикивает и осядает на землю.
       Кравчук командует: Ложись! Генерал нехотя, вслед за остальными опускается на пол сцены.
       Хаткин спрашивает у полковника: откуда бьют.
       Козел молчит.

       Неловкая пауза.
       Потом Козел: Сидорчик прав. Нужно выжигать гадов из всех щелей калёным железом.

       Тащат молодого парня. Он визжит, царапается. Его волокут, держа за руки и ноги. Все встают. Козел и Хавкин подходят посмотреть на убийцу. Тот плюёт Хавкину в лицо. Кто-то из солдат бьёт наотмашь парня тяжёлым ботинком.
       Не сметь! – Кричит Хаткин. Не сметь бить! Перед судом бандит отвечать будет!

       Кравчук в недоумении спрашивает у Козела:
       Не слышал о таком оружии, ОГНСы, это что-то новенькое?
       Козел: Скорее старенькое. Сидорчик заканчивал Саратовское высшее училище химической защиты. ОГНСы – новое название газов – V. То есть газов нервно-паралитического действия.
       Но применять газы запрещают международные конвенции. Да и наш президент никогда на такой шаг не пойдёт.

      
      
       КАРТИНА ВТОРАЯ

       Кабинет президента. Кресла и стол. На заднем фоне дверь. Женщина входит, направляется к рабочему столу президента, быстро просматривает бумаги в папках. Входит профессор Сиротка.
       Профессор:
Что же вы делаете? Вас застукать могут! Где охрана?
       Женщина:
Я без пяти минут жена главы государства. Вы смеете мне указывать.
       Профессор:
Я не интересуюсь личной жизнью президента, хотя знаком с его супругой. Я спрашиваю вас, как вы здесь оказались? Ваше место в спальне главнокомандующего, но никак на его капитанском мостике.
       Женщина:
Поговори у меня, интеллигент. Тебя давно пора уволить.
       Профессор:
Ваши суждения меня не интересуют. Оба ходят по комнате и ищут видеокамеры и подслушивающие устройства.
       Женщина:
 Женщина: наш президент доверяет мне, абсолютно!
       Сиротка прикладывает руку к сердцу, подходит к столу и складывает папки в стопку.
       Женщина заразительно смеётся и хлопнув профессора по заднему месту выпархивает из кабинета.
      
       Профессор поднимает трубку телефона, набирает три цифры.
Это Сироткин, пригласите генерала Хаткина.
       Хаткин слушает.
       Сиротка:
Женщина президента находилась в кабинете главнокомандующего. Президент об этом знает?
       Хаткин:
Знает. Он послал пассию за своими пилюлями. Случайно забыл в столе.
       Сиротка:
 Она принесла ему пилюли.
       Хаткин:
Собственно в чём дело? Я советовал бы уважаемому профессору нашей славной академии
заниматься проблемами, порученными ему. Внутри администрации я координирую движения всех служб.
       Сиротка:
Но эта женщина не служит в администрации.
       Хаткин грубо:
Сказал, занимайся своим делом и точка.
       Сиротка кладёт трубку.
      
       Входит Геннадий Острогов, президент. С ним министры юстиции, информации и обороны. Острогов проходит к столу, кладёт руку на стопку папок, застывает на мгновение, затем стремительно отодвигает кресло и садится, опершись руками и грудью о стольницу.

       Пронзительно смотрит на чиновников.
       Молчание. Чиновники отводят глаза и смотрят в пол.
       Острогов начинает говорить, очень медленно, чётко выговаривая слова.

       Я столько сил положил на укрепление основ нашего государства. На укрепление государственного суверенитета. Я закрыл своей грудью, да, да именно своей грудью брешь, пробитую глупыми и недальновидными людьми, некоторых из них не побоюсь назвать предателями и изменниками; в эту брешь устремилась всякая западная нечисть, с целью дискредитировать меня, мой политический строй и мою программную линию, которую я вынашивал всю свою сознательную жизнь.

       Голос его начинает крепнуть. Тональность повышается. Президент начинает говорить звонко, сглатывая окончания слов.

       Я закрыл грудью вас – болтунов и бездельников! Дармоедов и сластолюбцев. За моей спиной вы все храбрецами становитесь. Позволяете себе вести себя недостойно. Становитесь слишком самостоятельными и, пользуясь, моей доверчивостью извращаете мою политику как внешнюю, так и внутреннюю.
       Привстаёт с кресла и протянув руку, чуть ли не упирается в грудь министра информации.
       Ты, Студёный! Что ты несёшь с телеэкрана! Что ты вечно лаешь как недокормленный пёс. В дом ломятся грабители, а ты с упоением, пуская слюни, облаиваешь стадо проходящих мимо слонов! Слон и есть слон, даже если он неправ!
У тебя не хватит сил оборвать свою цепь, а ты видишь цепи на ногах слона?!
       Что тебе до его цепей! Ты, проморгал время, использованное оппозицией для консолидации своих сил, благодаря твоему «лаю» внутри моего дома оказался враг. Ты растревожил слоновье стадо! Смотри, если они разобьют мои ворота! Я спрошу с тебя, уж будь уверен! На скамейке запасных много хлёстких говорунов, может быть, и ты там оказаться хочешь?
       Министр молчит потупившись.
      
       Президент:
       Выборы на носу, а у тебя, чёрт знает что, в ведомстве творится!. Бросай все дела, занимайся перлюстрацией, чем-то ещё, но представь мне достоверную картину настроения масс, выявляй лидеров, особо умничающих, я как президент должен знать чем живёт и о чём думает мой народ.
       Все силы собери. Всех запасных игроков в драку брось! Не бойся силовой борьбы. Трус не играет в хоккей! Это моё последнее к тебе слово.

       Студёный:
       Разрешите мне сейчас же взяться за исправление допущенных ошибок.
       Президент:
       Тебе не хватило десятилетия, а ты, думаешь за десять минут управиться? Стой. Думай. План действий покажешь лично мне к вечеру.

       Президент, обращаясь к министру обороны:
Сколько вчера выпил?
       Генерал Бегущий:
       Я ж не пьющий тов. главком.
       Президент:
Жене рассказывай. Пусть на твоём примере детей воспитывает.
       И переходя в крик:
       Как свинья вчера нажрался! Мне доложили! Я каждый шаг твой знаю! Что ты несёшь своим пьяным языком! О каких геройских поступках рассказываешь офицерскому корпусу армии? Это я тебя сделал генералом и министром! Ты ноль без палочки! Ты в Афгане за бронёй прятался, от душманов бегал, у тебя все награды за участие в застольях, а не в боевых действиях! Я ещё разберусь с тобой, если к завтрашнему утру не доложишь о ликвидации бандитских группировок.
       На что тебе Афганский опыт, если ты не обладаешь штабным и масштабным мышлением.
       Сила армии в организованности. В идейной спаянности. В мобильности и только потом в стойкости. Ты заверял меня, что мои требования к вооружённым силам неукоснительно выполняются, а чем мир удивил? Муштрой!
       Царь-батюшка любил военные парады. Сам со скаткой в марш броски ходил.
А что на деле вышло? Развалилась армия.
       Я вместо тебя со скаткой на плечах бегать не буду. Ты у меня - бегущий. Вот и оправдывай свою фамилию. Будь «бегущим» впереди страны всей, а не «бегущим» по волнам!
       Даю тебе сутки и не больше. Всё.-

       Генерал Бегущий щёлкает каблуками сапог и отдаёт президенту честь.


       Президент:
Как живёт наша юстиция?
       Поднимается с кресла, выходит из-за стола, подходит к Министру тов. Парашютику, кладёт ему руку на плечо. Парашютик много ниже президента, смотрит на него снизу вверх с подобострастием.
       Парашютик:
 Стараемся, как можем.
       Президент:
«Как можем» не старайся стараться. Ты министр юстиции. Законы должны быть незыблемыми и исполняться автоматически. Старание для закона - пустое слово. Закон как дышло, куда повернул туда и вышло. Лошадь старается под кнутовищем, а ты рули!

       Как говорили немцы /justieren/, то есть точно выверяй, подгоняй, примеряй и применяй! Только тогда может восторжествовать высшая справедливость.
       Применяй законы в совокупности, когда и этого недостаточно - подгоняй их под необходимое клише с тем, чтобы закон всегда был подвижен, всегда был в рабочем состоянии, обеспечивающим правильность и надёжность его как инструмента правосудия.
       Да что я тебе лекции читаю! Ты поставлен блюсти незыблемые устои государства. А ты цацкаешься с террористами, слушаешь адвокатов, для которых болтовня – есть смысл жизни. Они заболтают любую демократию и, как правило, именно они способствуют организации дня X;
       для кого-то это 11 сентября, а для нас это – сегодняшний день.

       Ступайте все, кроме Хаткина и Сиротки.

       Президент:
       Дорогой мой академик! Я столько внимания уделяю твоему ведомству, твоим дипломированным лентяям, столько средств они съедают, что порой я за голову хватаюсь. Конечно, от науки отдача опосредствованная и всегда так далека, что порой мыслью не дотянешься: а что там они себе думают? Чем они там так упорно занимаются, что на пенсию уходят, а идеи так и остаются идеями.
       Завтрашний день будет лучше сегодняшнего. В этом никто не сомневается, но извините, а как же сегодяшнем дне , людям жить? Чем они хуже завтрашних и чем провинились они перед будущим, которое создают собственными руками не надеясь на любимую Академию Наук.

       Кроме поставленных перед легионом научных работников задач /заметь я пока не беру в скобки слово «научных», но кто знает…/, я поручил тебе срочную разработку проектов X и Y. В наше время, когда решающим оружием стало оружие ядерное, мы не можем оставаться сторонними наблюдателями. Но не можем и разрабатывать собственный потенциал, хотя меня эта тема давно и болезненно мучает.
       Оружие массового поражения имеет широкий спектр разработок. Одно из самых простых - отравляющие вещества.
       Чем меня можешь порадовать?

       Сиротка:
 Очень щекотливый вопрос. Не дай бог произойдёт утечка в средства массовой информации, будут большие проблемы.
       Президент:
Эти проблемы не твои. На то есть структуры, которые я лично курирую. А вот ты лезешь не в свои вопросы. Интересуешься моей личной жизнью. А если я прикажу Хаткину поинтересоваться твоими связями? Чувствуешь, чем запахнет?
       Сиротка:
Мои связи с зарубежными учёными базируются исключительно на научных основах. От меня утечки не произойдёт.
       Президент:
Вот, вот, от тебя. Но твои остолопы, способны на что угодно. Ради пристижа своих учёных степеней они продадут и мать родную.
       Мой секретный спутник рухнул не за здорово живёшь. Пятая колонна работает.
Сиротка: Это не мои люди, господин президент. То-то господин…То-то и оно!

       Генерал Хаткин мне докладывал, что в подземных коммуникациях под городом творятся безобразия. Что кто-то запрудил реку и она вот- вот поднимет асфальт на улицах. Гибнут лучшие мои солдаты, которых я воспитывал как собственных детей. Они мне все дороги. За обучение каждого заплачены немалые деньги. А содержание их семей, во что мне обойдётся? Но это не твой вопрос.
       Ты мне давай новое оружие. Так быстро давай, как я тебе приказываю. Я не стану обманывать себя и народ сказками о ведущихся разработках. Один деятель прошлого, очень громко кричал о новом невиданном оружии, но его академики свели всю работу на нет, продавшись врагам и наплевав на идею и собственный народ.
       Я не хочу учиться на своих ошибках. Пусть их делают другие.
       Не шастай больше по моим приёмным, а берись - ка за работу надлежащим образом, так будет лучше нам всем.
       Передавай привет руководителям проектов и скажи, очень строго скажи, что я жду от них не-ме-дленных результатов.

       Сиротка выходит. Президент и Хаткин остаются вдвоём.
       Генерал Хаткин:
       Гена, постарайся выслушать меня до конца. Ты, конечно, предугадываешь мои мысли. Такая способность твоя, давно уже известна, хотя наука не может объяснить осмысленно этого божьего дара. Ты умеешь настраивать людей на работу, умеешь вести государственную машину по курсу, проложенному тобой, но даже ты не в состоянии уследить за каждой мелочью.
       Я же, расставляю людей, учитывая их способности и просчитывая все возможные случайности. Но жизнь многогранна.
       Ты гениален. А вокруг обычные люди. Им немного нужно. Пить, есть и радоваться жизни. Ты от них иногда требуешь невозможного, они перестают понимать существующую реальность. Они начинают слушать разную шпану, возмутителей спокойствия, этаких Иоаннов Предтечей, этих лжепророков и как всегда ошибаются. Как всегда заблуждаются. Только ты можешь вытащить свой народ из трясины бедности на широкую дорогу к коммунистическому счастью.
       Я знаю твою заветную мечту, она сбудется, дорогой мой учитель, я верю.
Коммунизм не утопия. Коммунизм – сама действительность в твоём лице.
       Нас давят наши враги. Они хотят нам навредить и вредят, сколько могут, но ты гениален и потому легко избегаешь расставленных сетей. Народ в тебя верит. Народ тебя любит. И я об одном только прошу: разреши нам, твоим верным оруженосцам, быть несколько смелее и свободнее по отношению к твоим ненавистникам.

       Президент:
Ты, имеешь ввиду, нарушения законности? Нет, такого распоряжения я дать не могу. Эти вопросы решай напрямую с министром юстиции и силовыми структурами.
       Все знают, что я демократ. К власти я пришёл демократическим путём и никогда с этого пути не сверну. Народ хорошо об этом осведомлён.
       Демократия – ни есть власть народа, а есть выборная народная власть, осуществляемая через демократические формы правления, где меньшинство населения не просто подчиняется большинству, а доказывает делами верность принципам демократии, без отрыва от социально-экономических условий жизни общества и фактического положения дел.
       Запад кичится не демократией. Кич – ещё не демократия. Это слепок с демократии для народного потребления. У Запада демократия витринная. Запад кичится своей распущенностью и вседозволенностью, которые прячутся за витринами универмага под названием Соединённые Штаты Америки. Европа – филиал этого универмага. Там продаются не только человеческие отношения, но и люди, индивидуумы, созданные по образу и подобию божьему.
       Моя демократия- это и не бывшая социалистическая «демократия» ориентированная на большинство народа только теоретически, а фактически, на деле, являющаяся основой господства кучки приспособленцев и перерожденцев – попутчиков великой идеи коммунизма...
       Моя демократия, основана на точно выверенной мной рецептуре и точном подборе компонентов в отношении баланса производственных сил, социальных условий и прямой зависимости от окружающего мира, где властвует рынок – товарообмен, где производимый натуральный продукт уходит за виртуальные необеспеченные денежные знаки; а доллар является средством шантажа и обмана.

       Как другу скажу тебе, что «кровавый» Пол Пот был и не столь уже кровавым. И никогда тем более не был он диктатором. Просто, большинство населения Комбоджи составляли паразитические прослойки не участвующие в производстве натурального продукта. Это были всякого рода посредники. А демократия признаёт свободу лишь как гарантию равноправия граждан. Где есть несправедливое распределение продукта и денежных масс, где есть нажива и капитализация – там нет демократии.
      
       Хаткин:
       Гена! Ты великий человек. Только сейчас я понял, что в США никогда и не пахло демократией. Это же обдуривание народов. Мой отец говорил: «очмут»!
       Президент:
Демократия существует всего лишь в незначительном количестве стран и первая из них страна наша.
       Я не думаю, что новая форма политического устройства нашей страны будет называться коммунистической. Маркс был прав, вскрыв нарыв на теле народов под названием «прибавочная стоимость». Над отменой денег ещё нужно подумать. Дать задание Академии наук, чтобы обосновала и нашла новые формулировки.
       Я знаю, как озлобятся мои противники, но это их проблемы.
       Я поведу свой народ, не сворачивая с тропы, как это делал Данко. Данко – мой любимый литературный герой. Но он был бессердечен, потому что не имел сердца. А моё сердце будет служить моему народу до последнего удара в груди.
       Подойди ко мне мой дорогой генерал. Дай я поцелую тебя в обе щеки. Ты верный мой оруженосец. Служи мне и, да обретут твои мысли божественную милость для укрепления и духа твоего, и тела твоего.
       Иди. Гидра многоголова. Сносишь две головы, вырастают четыре. Иди и думай, как вывести эту заразу с наших нив, из наших лесов и городов.

       Генерал, воодушевлённый речью президента, собирается выходить из кабинета, но тут президент жестом останавливает его:
       Телефонный звонок.
       Президент:

       А! Это ты! Что случилось? Я же тебя предупреждал, не суй свой нос не в свои вопросы. Да, я муж, но кроме того, я и президент ещё.
       Да. Как мужу мне можешь жаловаться. Но как президент я не имею полномочий решать вопросы, попадающие под юрисдикцию местной власти. Обращайся по инстанции. Пиши докладные. Много времени уйдёт? Твоя болтовня длится дольше, она меня утомила. Прощай.
       Кладёт трубку.

       Президент, обращаясь к Хаткину:
       На носу выборы, а у нас беспорядки на улицах. Это твоя недоработка. Твоя и спецслужб, о работе которых я прошу тебя, меня постоянно информировать.

       Генерал: Я работаю двадцать часов в сутки. Но если этого недостаточно, могу продержаться трое суток без сна. Ты знаешь мои способности. Я такой же сторонник правопорядка и мирного решения проблем как ты, мой президент.
       Однако общество наше разнородно. Можно предполагать, что большинство народа есть тот абсолют, который вполне достаточен, чтобы чувствовать себя на вершине власти уверенно. Все эти пацифисты, потенциальные дезертиры. Все эти демонстранты – явные преступники. -
       Президент:
       Демонстранты – обычное хулиганьё. Преступающие закон индивидуумы – люди неординарные. Я знаю силу и возможности неординарных личностей и потому считаю их своими союзниками.
       Да. Да. На сегодняшнем этапе это самые надёжные наши союзники. Их нужно, необходимо привлекать на свою сторону. Этим людям можно поручать всё что угодно. У них достаточно ума и изворотливости чтобы выполнять приказы любой сложности.
       Хаткин: Армия традиционно нравственна. Хранит офицерскую честь и оберегает офицерское достоинство.
       Президент:
       Армия? Она неповоротлива. Груба и маловоспитана. Боже мой! Где ты видел у сегодняшнего офицера достоинство, тем более благородство. Они все увлечены погоней за денежным содержанием, заботы правительства и мои их не волнуют.
       Хоть вводи в частях закон о дуэлянстве. Ты веришь, что кто-то захочет таким образом защитить свою честь?

       Хаткин:
       А почему нет? В этом что-то есть. По крайней мере, офицер принёсший присягу на верность президенту не побежит жаловаться начальству на своего коллегу, не будет доносить в письменной форме куда следует, о ком ему захотелось донести, если честь его будет в том ему порукой.
       Измельчал нынешний мужичок. Мужики изменились до неузнаваемости.
Слабоволие, недисциплинированность, отсутствие традиций сказываются. Армия становится ненадёжной. Поэтому мы и формируем из редких крепких ребят спецотряды, которые ныне являются ядром твоей армии мой президент.

       Президент:
       Вот, вот, а ядром этих отрядов должны стать не праздношатающиеся словообильные слюнтяи типа нашего министра обороны, а те изгои общества, которых не признают иные государства, но признаем мы, нуждающиеся в их услугах и ждущие от них решительных и радикальных действий по отношению к нашим врагам.

       Генерал:
Великолепная живая мысль! А что если освободить тюрьмы и зоны и произвести рекрутизацию уголовного мира? Мы можем это сделать.

       Прзидент:
       Делать это нужно весьма осторожно. Не всякий уголовник имеет мобильные мозги. Нужно, чтобы воспитатели или как там их называют уголовники, «кумы», вплотную занялись отбором кандидатур. Отобранных людей собирать в тренировочные лагеря и заниматься с ними по программе спецназа.
       Единственное условие. Никаких документов, никаких опознавательных знаков и знаков различия в чинах не выдавать. Форма одежды должна быть изменена.

       Генерал:
       Я понял. Мысль очень интересная. Чтобы ввести всех любопытных и злобствующих в заблуждение. О, да! Мы укоротим шею оппозиции. И будем ни при чём.

       Президент:
       Не болтай нигде и никому. Привлеки надёжных людей. Главная наша задача: достижение стабильной обстановки в стране. Народ должен быть уверен в силе и могуществе своего президента.
      
      
 

      
       Картина третья


       Кабинет министра информации.
Иван Студёный нервно ходит из угла в угол. Грызёт ногти. Входит служащий.

       Столоначальник:
       Вызывали товарищ министр?

       Министр:
       Что вытаращился на меня. Почему я должен постоянно вас всех подгонять. Любите только незаработанные деньги пересчитывать. Я могу и выгнать кое-кого с работы! Куда пойдёшь тогда. Наверняка в оппозицию.
      
       Столоначальник:
       Да что вы такое говорите? Не знаю, кто более меня предан вам. Уж я и так за всем слежу, всё держу под контролем, Не обижайте, прошу вас.

       Министр:
       Обидишь тебя. Мне одно говоришь, а сам себе на уме…
Вижу всех насквозь. Демонстрации закончились бунтом, а ты что мне в мозги втюхивал, что народные массы слабы. Что они довольствуются малым. Что их подзуживают отдельные бунтовщики – инородцы. А на деле?

       Столоначальник:
       Так и есть на самом деле. Массы на бунт не пойдут.

       Министр в крик:
       О каких массах ты говоришь! Толпах пенсионеров? Сколько их в стране!? Миллионы. Они загрузили почту слезливыми посланиями друг к другу и к президенту! Доносами друг на друга. Объясняются ему в любви как к собственным старухам!
       Эту информацию ты несёшь ко мне! Что делается на телевидении?
Подхалимаж, чинопочитание, зазнайство! Почему не двигаешь молодёжь?
       Не вижу корней народных! Всех разгоню по деревням и городкам. Нужно скрести по сусекам. Нужно искать перлы и находить их. Нужно чаще менять программы и ведущих, которые думают, что застряли на центральном телевидении навечно.
       Нужно давать время недовольным гражданам, чтобы они выговаривались. Лучше нелицеприятная правда, чем услаждающая слух истома лжи.
       Скоро выборы. Ты слышишь, что я говорю! Мы должны их выиграть. Сколько можно печатать лишних бюллетеней? Нужно работать с народом. Это сложнее и конечно ответственнее, зато президент нас не упрекнёт во лжи!

       Журналистов мы проучили. Не будут больше ляпы свои зазря раскрывать. Проучим всякого, кто будет мешать нашему справедливому и благородному делу.
       Многие отданы под суд, но не все. Например, тебя я с радостью бы посадил в тюрьму за то, что твоё управление плохо работает.
       Главная задача – выборы. Письма пенсионеров и домохозяек могут полежать и подождать своей очереди, благо им в очереди на тот свет стоять не придётся.

       У меня в столах тысячи досье на такие же тысячи граждан. И что там? Что ты там пишешь? Какой-то старичок ходит налево к молодухе… Какая-то баба водит шашни с иностранным коммивояжером… Какой-то недоношенный комсомолец выступил на собрании таких же маломерных деятелей с критикой местной власти…

       Приказал всё сжечь! Ты подавай мне идеологов оппозиции. Не дилетантов ищущих приключения, а фанатиков. Их уже ждут в местах не столь отдалённых, когда они окажутся в наших руках.

       Столоначальник:
       Я не силовых дел мастер, не заплечных. Я почтовый работник и по совместительству ваш заместитель национальной телекомпании и радио. Не в моих силах переломить ход событий. И сражаться я не в состоянии, не обучен.

       Министр:
       Ещё одно слово и выйдешь из моего кабинета безработным и, может быть, станешь бомжем. Кто тебе выбивал квартиру! Кто твоих детей отправил учиться за границу, где твоя дочка старшенькая умудрилась выскочить замуж. Да если бы не я, если бы не мои заверения в твоей благонадёжности тебя давно бы здесь не было.

       Столоначальник утирает платком навернувшиеся на глаза слёзы.

       Да я, да я…

       Министр:
       Иди, служи! Информируй!

      
       Столоначальник , оставшись один, подходит к зеркалу. Вглядывается в черты своего лица. Массирует пальцами отёки под глазами. Открывает тумбочку достаёт пудру, припудривает багровые щёки. Говорит вслух:

       Это же надо! Всё лицо пятнами. Врачи даром деньги получают. Кровь, кровь, говорят, виновата.
       Молчит, пудрится, потом:
Кровь то благородная, вот работа дурная…
       Щупает свои щёки.
До чего же мягкие, аж противно самому. Как у женщины. Подтянуть не мешало бы. И морщинки на лбу. Убрать, убрать.
       Оглядывает всего себя с ног до головы критически, и соглашается, что мог бы выглядеть и получше.. Нажимает кнопку.
       Голос секретаря:
       Внимательно слушаю вас…

       Столоначальник: Пишите шифровку:

Начальникам почтовых отделений.
Каждые шесть часов докладывать о всех без исключения входящих и исходящих почтовых отправлениях. Дешифровать подозрительные тексты по методу АЛБ-J; Сведения передавать по каналу 17/64.

       А сейчас вызовите ко мне директора СиТиВи Липкина.

Подходит к сейфу в стене, открывает, достаёт бумаги. Входит Липкин.

       Столоначальник:
       Ты, Липкин, главный у меня дезинформатор. Я держу в руках досье на основного возмутителя спокойствия, бывшего художника-оформителя Илью Кузякина.
Как художник он меня не интересует, тем более, что и оригинальных работ его я не видел, но на художества этого подлеца в политическом жанре уже успел насмотреться.

       Тут много всякой грязи поднакопали, но всё это бытовуха и, к делу её не пришьёшь. Что у тебя новенького?
 
       Липкин:
Нашлась девчонка, которая утверждает что, работая моделью, познакомилась с Кузякиным и он её изнасиловал.
       Министр:
Фактор достоверный? В милиции зарегистрирован.
       Липкин:
       Так точно. Она обращалась, но дело замяли, Кузякин выкрутился.
       Министр:
       Ты связывался с прокуратурой?
       Липкин:
       Так точно! Вот номер отделения районной милиции и фамилия начальника.
       Министр:
       Что говорит министр внутренних дел?
       Липкин:
       Они разбираются. Дело будет пересмотрено, ему будет дан ход и тогда…

       Министр: Держи на контроле. Не затягивай. Утром выйдем в эфир и развенчаем шарамыжника – самозванца, наглеца и насильника. Каждые два часа обличительную программу повторять.
       Липкин:
Но без обвинительного судебного решения мы не имеем права…
       Министр:
Мы представители свободного демократического государства. Судопроизводство наше самое справедливое на свете. Есть суд государства. А есть суд народа, который при известных нам условиях не является самосудом, а лишь выражает волю народа через его оскорблённые чувства.
       Высший суд народа – суд совести. А насчёт совести у нас всё в порядке.

       Известный Вышинский не знал иного пути как путь давления на личность. Наше судопроизводство нашло новый путь – это путь раскаяния под натиском улик. Улики всегда есть. Улики должны быть. А ты, мой дорогой, специалист по уликам. Как я наслышан, ни один следователь не может с тобой сравниться.
       Да что следователь! Тот привязан к фактам. Факты упрямая вещь, но прямее фактов и интереснее фактов обычный домысел. Домысел – это виртуальный факт. Домысел - имеет право на существование, и как домысел, такое право, обязан завоёвывать в честной конкурентной борьбе.
       В конкурентной борьбе с серым обличием факта.

       Липкин:
Стратегия верная. Когда все структуры власти работают в унисон, такие дела становятся не сложными. Бумаги уже готовятся. Девчонка проходит инструктаж. Родителям объяснено, что им выгодно, а что нет; тем более что они хотят справедливости и, конечно же, ждут вознаграждения. Мы им предоставим и то и другое.

       Министр:
Я в тебе не сомневаюсь. У тебя голова правильно сидит на шее, а у оппозиционеров она сидит неправильно. Глаза смотрят не в ту сторону.
       Липкин:
 Разрешите идти?
       Министр:
 Шагай!


       Входит профессор Сиротка. Спрашивает:
Как ты тут Иван?
       Студёный жестом приглашает его присесть на оттоманку. ( мягкий диван с подушками вместо спинки и двумя валиками).
       Сиротка:
       Представляешь, дожили, улицы простреливаются. Не поймёшь кто в кого и кто против кого. Добирался метро и то запасной линией. Есть опасность проникновения террористов в основные тоннели.

       Министр:
       Я так не считаю. Специальные отряды крепко держат ситуацию в руках. Президент – сильный мужик. Он перед жертвами не остановится. Какие жертвы сегодня могут сравниться с жертвами, вознесёнными Молоху гражданской войны. Ликвидация зачинщиков дело решённое, но время терпит.
       Сиротка:
 Так-то оно так. Но придётся боевиков выкуривать из подземных берлог совершенно безжалостно. Слава богу, поставили на конвейер новый нервно-паралитический газ. Ни запаха, ни цвета, ни вкуса. Заметь и веса он не имеет. Но при распылении обладая минусовым зарядом, предрасположен опускаться вниз, потому что становится тяжелее воздуха.
       При вдыхании он обезвреживает противника, а при выдыхании тут же нейтрализуется, вступая в связь с углекислым газом организма. Вдохнул, выдохнул и никаких следов. Никто и не заподозрит, что были применены отравляющие вещества.
       При массовых отравлениях всегда можно будет объяснить подземное удушье факторами плохой вентиляции.
       Есть одно «но» - Плохо изучены последствия его применения.
       Применим однако, тогда и возьмёмся изучать. Материала окажется предостаточно.

       Министр:
Ты фанат своей работы, профессор! А не жалко людишек?
       Сиротка:
Ты то никого не жалеешь. На тестя своего донёс. Старик на зоне и загнулся.
       Министр:
       Повторяешь чужие фантазии. Сплетни безвредны. Они как паутина, незаметно и плотно облегают серое вещество мозга. Их сеть легко порвать, но от сплетен трудно отмыться, почти невозможно.

       Сиротка
       Были попытки и неоднократные. Шельмовали по всем правилам по любым параметрам. Кузякин опасный для государства человек. Я боюсь его. Не дай бог захватит власть! Всем нам крышка!
       Министр
       Раскудахтался, курица несушка. Твоё дело нести для президентской команды «золотые яйца». Твоё дело создавать новые виды оружия, содействовать нужным учёным всемерно. Если нужно окружать их самих и их семьи райскими условиями.
       Сиротка.
       Всё это делается. Я не вправе ослушаться президента. Но вот и Кузякина мы гладили по шёрстке, а что оказалось! Скурвился.
Влияние его огромно. Из - этого я не сплю ночами. Он стоит хорошо обученного корпуса солдат. Ведь спецорганы не сумели его взять, когда он был ещё слаб и доступен.
       Ему грозили судом. Его пытались надёжные ребята вывезти в лес, а что получилось. Он один уложил четверых особистов и скрылся. Старый проверенный вариант по нейтрализации с последующим погребением с почестями не прошёл.
       Министр
       И стены слушают. Всякий предмет в этой комнате, как и в других, несёт в себе информацию, которая там где нужно успешно считывается. Ты говори, да не заговаривайся. Себя считаешь учёным, а ведёшь себя как школяр.
       Сиротка.
       Вы преувеличиваете. Работы по теме ведутся, но не так быстро как бы хотелось. Президент проинформирован; он толкает нас в спину, но проект буксует.
       А вы видите это в свете уже состоявшегося научного открытия.

       Министр.
       Кто тебя поймёт. Мне говоришь одно, президенту другое. На деле выйдет третье.
       Когда-то писательница Мариэта Шагинян написала фантастическую повесть о предметах, стоявших на службе российского пролетариата. Предметы помогали рабочему классу в его борьбе против буржуазии и не только в Совдепии, но и по всему миру. Как бы и нам не влопаться в историю!

       Сиротка.
       Вы не правы. Сегодня власть в руках у народа. А народ – это мы. Если и помогать, то только нам. Потому что и правда за нами, и победа будем за нами!

       Министр.
Твои слова да станут пророческими. Я не сомневаюсь в силе нашей державы. Наш режим самый прогрессивный. Наш лозунг: Всё для народа! Всё на благо народа!

       Сиротка:
       Когда-то на моё предложение сотрудничать Кузякин рассмеялся мне в лицо.
Я тогда остался серьёзен. Посмеюсь позже.

       Министр подходит к окну. На оконном проёме стальной пуленепробиваемый намордник. Прислушивается. Говорит, почему - то шёпотом:
       Кажется, стрельба утихает.

       Сиротка:
       Загнали бандитов в щели. Понакопали ям прохвосты. И куда силовики смотрели?!
      
      
      
      


       КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ.


       Каземат. В каземате несколько человек. В руках оружие. На рукавах белокрасные повязки. Перезаряжают рожки автоматов. Открывают ящики с гранатами и патронами.
       Первый:
Часа-два-три продержимся. Но помощь нужна. Очень нужна. Человек бы пятнадцать, двадцать подбросили вовремя, с неделю бы продержались, да боезапаса побольше.
       Второй:
Слышал я, что в пригородном районе Бармаши десант сброшен. Организация Объединённых Наций откликнулась на призыв нашего Командарма. Берут столицу нашу в клещи.
       Третий:
Ишь, куда хватил! В политике семь раз отмерят, прежде чем помочь. Что наша держава для Запада! Плевком перекроют.
       Первый:
       Гитлер не перекрыл, а уж очень старался. У нас традиции верные. Народ самостоятельный. Интервенции не признает. Будет второй Афганистан.

       Второй:
А мой дед и отец моей матери сражались за свободу, против москалей.
Мать рассказывала, что москали грабили почище фашистов. Те хоть рейхсмарками платили, а москали - шишами. Хорошо если морду набьют, а то и за околицу выведут или тут же на скотном дворе расстреляют.

       Третий:
Нужно было не сидеть по хатам, а партизанить. Мои вот партизанили. Бабка трёх фашистов из берданки укокошила. Даже дед ей завидовал. Мы не москали, но гордость есть. А грабили, так расписки оставляли.
      
       Второй:
 И что, потом советская власть эти расписки к оплате принимала?
       Третий:
Чего не было, того не было.

       Четвёртый, до этих пор молчавший:
Мой дед служил у немцев в «самохове». В местной охранной полиции. Охраняла село от партизан и других бандитов. «Советы» пришли и деда арестовали. Дали десять лет. Не расстреляли только потому, что ему было к концу войны только семнадцать лет. И он не совершал убийств. Не доказали.

       Второй:
Это НКВД не доказало? Им и доказательств не нужно было. Достаточно революционной интуиции. Глянул, этак... Не пришёлся и, в расход.

       Четвёртый.
       Не перебивай. Я деда помню. Душа человек был. Очень добрый. Меня любил. Сказки рассказывал. Конфетами одаривал. Как такой человек мог убийцей оказаться?

Но война есть война. На войне всякий убивает всякого, кто посягает на жизнь твою реально или думает посягнуть или ещё не думает, но уже готов к этому.

Война делает самого мирного человека настороженным хищником. И если опасность угрожает даже издалека, то военный человек ищет эту опасность, обнаруживает её и уничтожает в силу своих возможностей.

       Первый:
Развёл тут философию. В бою всё проще. Не ты его, так он тебя. А вот партизаны и террористы нападают из-за угла, внезапно. Мы не террористы, как нас называют узурпаторы. Мы бойцы армии освобождения. Мы бьёмся лицом к лицу и потому нас мало, приходится избегать открытых сражений.
       Что было бы с Россией в 1812 году, если бы не партизаны? Массы народа встали за спиной наполеоновской армии и превратили тыл в ад. Армия, не имеющая тыла - толпа. Это и доказал всем Наполеон. А мы, утопили его армию на Березине и открыли путь русским войскам в Париж.

       Второй:
       Лучше бы закрыли. Вся Европа живёт как люди, а Россия гавно в реках удит. Народ нищенствует. Бесконечные дефолты довели Россию, бабу толстозадую, восседающую на двух стульях,- Европы и Азии, до безумия.

       Третий:
Что ты всё о России! Пусть она сама по себе, а мы сами по себе. Жили как-то в прежние времена, проживём и нынче, лишь бы шизофреники от власти не мешали нам жить и работать. Доскажи-ка лучше историю про своего деда. Мне не терпится.

       Четвёртый:
       Решил мой дед переехать жить в Латвию. Очень ему Прибалтика нравилась. В Латвии нашёлся друг по «самохове», директором совхоза работал. Отвёз ему кабана, ещё чего-то. Тот дом выделил, недалеко от Риги. Землю, хозяйство, помощь оказал. Живи себе.
       В войну их отправляли в командировку на акции и обычно в Латвию. У себя на родине «самоховщики» вели себя сдержанно. С населением не ссорились.
       В Латвии же расправлялись с комиссарами, ушедшими в подполье. Партизанских отрядов до 44 года в Прибалтике не было. Они появились потом, с приближением Красной армии, когда всем стало ясно, что Гитлеру капут.
       После войны, нашлись недобитки, узнавшие моего деда и донесшие на него.
За дедом приехали. Сопротивлялся. Его забили рукоятками наганов до смерти, а убив повесили в сарае в надзидание родным, друзьям и прочим.
       Мол, самоубийство. От раскаяния за содеянные преступления.
       Отец мой видел фотографии, на которых мой дед с топором в руках отсекает голову человеку в гражданской одежде.
       Только недавно я узнал о прошлом, когда стал оппозиционером. Наверное, думали родители отлучить меня от нашего движения.
       Но я знаю, чего хочу. Я хочу свободы всем! Но увы, многие не понимают, что власть нагло обманывает и в то время, как народ беззаветно служит власти, сама власть роскошествует и предаётся разврату..

       Первый, почесав затылок:
Я бы также рубил головы коммунистам, хотя не уверен наверняка. Я человек цивилизованный, а рубить головы – затея московских князей. Там это практиковали. У нас даже в средние века инквизиции не было, хотя нравы были посуровее нынешних.
       Второй:
 У нас и на кол не сажали как в Польше или на Украине. Плетьми бивали – да. Случалось в стены замуровывали живьём, но головы не рубили.
Человек не свинья и не курица.
       Четвёртый:
Россия - азиатская страна. И обычаи в ней азиатские. Рвать человека на дыбе или ломать кости на колесе…
       Третий:
       Что мы всё о прошлом, да о прошлом. У нас сегодня проблем не впроворот. Сидим здесь как кролики в клетке. Где подкрепление? Где тяжёлое оружие?

       Из лаза появляется человек, за ним другой, третий. Первый вошедший оборачивается и кричит в лаз:
       Стас! Распредели людей по ячейкам. Всё оружие и боеприпасы в капонир номер девять. Спецоружие раздать по списку. Гранотомёты и фугасомёты в том числе!

       Четвёртый:
 Дождались вас. Уже запаниковали было. Теперь видим, дело наше разгорается, как костёр от сухостоя.
       Берёт в руки пулемёт.
Сделано USA. А-а-а! помощь пошла. Значит, союзнички объявились. Слышал десантники на подходе.
       Первый вошедший: Идут бои. Гвардия Президента сражается отчаянно. Часть городского гарнизона перешла на нашу сторону. Часть колеблется и ждёт куда, на чью сторону склониться чаша весов.
       Третий:
Чувствую недолго нам в этой яме прохлаждаться. Скоро на поверхность.
       Потрясает автоматом
Уж доберусь я до президентской гвардии! Хочу побегать по президентской канцелярии, пощупать президентских девочек…

       Первый:
Главная задача живыми остаться. Сейчас из подвала головы не высунешь. Улицы простреливаются насквозь. Президентские «урки», врываются в квартиры, громят всё вокруг, насилуют, убивают. Пригрел падлюг на нашей шее.

       Первый вошедший:
Ну, на этих у меня особый приказ главкома Кузякина. Взятых с оружием в руках, пусть и без оружия, но со следами от пороха и пороховых газов, расстреливать на месте без волокиты, ако псов поганых.

       Второй:
В основном эти люди российского происхождения. Но есть и иных национальностей. И те и другие - прожжённые авантюристы и преступники. Их звериные инстинкты президентская рать всегда использовала против народа.
       Вот против нас они слабы. Одного монгола схватили. Глазки у него роскосые, а морда рязанская. Визжал как поросёнок. Молил отпустить мол, верно служить Кузякину будет. Но нам «коломенские воры» не надобны. Ликвидировали.

       Первый вошедший, оглядывая бойцов:
Молоды вы ребята. По двадцать хоть стукнуло?

       Бойцы почти хором:
Восемнадцать, двадцать, двадцать два…
       Перый вошедший:
А против вас сражаются тридцатипятилетние наёмники. Офицеры возрастом постарше. Вот в президетской гвардии, где служат до выхода на пенсию, и пятидесятилетние даже старики есть.
       У них резвости поменьше, чем у вас, но опыта много больше.
       Поэтому осторожность и ещё раз осторожность. Враг хитёр. Другой раз руки поднимает вверх, но в рукаве ножик прячет. Их этому учили.
       Третий:
И мы не лыком шиты. В рукопашной меня им не взять!
       Первый вошедший.
Это хорошо, что ты крепок, но зелен больно. Если мужик в пятьдесят лет ещё в гвардии служит, значит, ядрён он как дуб. Наскочишь на такого и отлетишь.

       Бойцы хором:
Ещё посмотрим кто кого?

       Внесли раненого. Бойцы потеснились. Загалдели. Раненый стонет. Пуля прошла навылет в плечо. А берцовую кость ноги перебило осколком. Его уже перевязали. Но нужно было наложить шину и теперь вновь прибывшие стали спорить между собой, кому исполнять обязанности фельдшера.
       Всё-таки один вызвался и стал снимать бинты. Нижние слои марлевых бинтов успели присохнуть, их фельдшер рвал по живому.

       Раненый скрипел зубами от боли, находясь почти находясь в полуобморочном состоянии.

       Фельдшер, перебинтовывая лежачего бойца, разговаривает с ним:
       У тебя пустячные раны. Заживёт как на собаке. А что болит – ерунда! Потерпишь и притерпишься.
       Раненый:
       Почему здесь зелёный свет?
       Все лица зелёные.
       Наверное, я уже умер?

       Бойцы смеются и подбадривают пострадавшего в бою:
       Здесь мы все как в раю!
       Зелено, потому что – молодо.
       Начнёшь засыхать - к старости и пожелтеешь.
      
       Раненый впадает в забытьё. Его начинают сотрясать конвульсии как перед смертью. Фельдшер тормошит его. Пытается оживить сознание:
       Не уходи, парень! Не уходи! Лучше ответь, какое сегодня число. Какое сегодня число!
       Раненый невнятно бормочет:
       Вось-мо-е.
       Фельдшер:
       А какой у тебя любимый цвет:
       Раненый:
       Бе-лый.
       Фельдшер:
       И у меня белый. Это же надо!
       Братья у тебя есть?
       Двое.
       Где отец?
       В гвардии президента.
       Ты пошёл против отца?!
       Я по-шёл против президета.
      
       Все присутствующие переглянулись между собой.
       Первый вошедший:
       Может быть отец его и подстрелил…
       Четвёртый:
       В гвардию нормальных людей не берут. Там все фанатики. Им что сын, что Бог – всё едино. У них за отца, сына и Святого духа – лишь президент.

       Третий:
       Не кощунствуй!
       Второй:
       Всякая власть от Бога. Но иной раз люди забывают как Бога, так и сыновей своих.
       Иные личности, забывая Бога, узурпируют власть. Значит, власть такая преступна и подлежит революционным преобразованиям.

       Первый вошедший:
       У нас будет время для философских диспутов. Вот победим людоедов и начнём разбираться, откуда, что и почему?
       А сейчас /смотрит на часы/, - разбирайте личное оружие. По времени должно начаться наше контрнаступление. Наша задача выйти из подполья, из укрытий и нанести с тылу по врагу неожиданный, сокрушающий удар.

       Особое внимание на верхние этажи зданий. Там наверняка сидят снайпера. У нас достаточно подствольников, есть противовертолётное оружие. Я бы, рекомендовал, и по снайперам бить из «Стингеров». Гарантированный результат.

       Снова смотрит на часы:
       Пора.
       Фельдшеру:
       Остаёшься за старшего и, вытаскивай парнишку из лап смерти. Ты не Иисус, но чудеса случаются. Кстати, Иисус тоже пошёл против отца своего. Отринув учение ветхого завета и провозгласил себя истинно правым; он, тем самым, занял место отца своего, за что и был Отцом возвращён на подобающее сыну место.
       За Отца, Сына и Святого Духа вперёд ребята! Да поможет нам Бог!

       Крики «ура», выстрелы, взрывы, шум сражения.
      
      
      

       Картина пятая.


       Дом напротив президентского дворца. Все этажи заняты отрядами различных силовых структур. Тут и милиция, и ОМОН, и люди в чёрной форме, которая отличает наёмника от прочих видов воинских подразделений.
       Полковник Козел разговаривает с человеком в чёрном:

       Козел:
Первым делом нужно научиться выполнять приказы. И нужно научиться уважать старших по званию. И потом эта форма! Почему именно чёрный цвет?
       Чёрный цвет хорош в парадных построениях. На чёрном цвете золото шевронов прекрасно выглядит. Но мы в бою. И я вижу вместо чёрного цвета некое покрытое пылью существо, разговаривающее со мной как с равным.
       Если вы атаман – это одно. Если вы офицер – это другое.

       Наёмник:
       Не я выдумал форму одежды. Не мне отменять решение президента. У нас нет званий, но есть иерархия. И в этой иерархии я не последнее лицо.
       А что до приказов – мы выполняем личные распоряжения президента и в той форме исполняем их, которая удобна нашему командующему.

       Козел:
       Идут бои. Они идут с переменным успехом. Вы не боитесь, что за свои преступления придётся отвечать.
       Наёмник:
       Нет, не боимся. Президент убедил нас, что за всякое наше действие на благо государства ответственен он и только он.

       Козел:
       Но существуют законы войны. Они прописаны международными правилами и те, кто этих правил не соблюдает, объявляются военными преступниками. А с военными преступниками разговор особый.
       Наёмник:
       Мы не проиграем этой войны. Мы не для того пришли на святую землю вашу, чтобы эту войну проиграть. Мы не повторим ошибок иных режимов, которые проявляли недопустимую слабость и за эту слабость поплатились.
       Законы войны – законы сильных людей. Сильный, всегда прав. Только позволь себе стать добродушным, справедливым, довольным и «любовь» народа мгновенно превратит тебя в жалкого страдальца.
       Любовь народа – это слёзы и пот зацелованного насмерть не дальновидного вождя.
       Наш президент сделан из другого теста. Из того же, что и сделана его президентская гвардия, то есть мы.
      
       Козел:
Кроме вас есть армия, милиция, партия и миллионы людей, которые хотят стабильности в государстве, но поддерживать эту стабильность нужно допустимыми способами. Можно карать отступников, предателей, оппозиционеров и бунтовщиков, но через закон, через судебную власть.
       Вы отправляете людей на тот свет без разбора. Для вас не существуют моральные ценности.

       Наёмник:
       О каких моральных ценностях ты говоришь? Ты - то сам, какими способами и методами поддерживаешь дисциплину? Ты наказываешь людей даже за мысли, не только за дела.
       А у нас мораль одна для всех: Не ты врага, так враг тебя. А каким способом, какими средствами – это наше личное дело. За наши дела и нашу мораль отвечает президент республики.

       Козел:
       Что тут препираться. Цель у нас одна. Но мои подразделения ведут бои дозволенными способами.
       Наёмник:
       Зря теряем людей. Нужна тотальная диктатура. Нужно выметать предателей колючей метлой, выжигать калёным железом.
       Бунтовщики как крысы прячутся в норах, а когда отвернёшься, хватают наши куски у нас из рук. Президент предупредил, если мы не покончим с вооружённой оппозицией к утру, он урежет нам наши оклады вдвое…
       Мыслимое дело! Мои бойцы тут же скинут форму и растворятся в толпе.

       Козел:
       Примет ли толпа твоих разбойников? Хотя вы маски не снимаете и сидя за столом. Поди, узнай! Разве что по цвету кожи, акценту и косому разрезу глаз…

       Наёмник:
       А ты националист, полковник! По вашим законам разжигание национальной ненависти карается тюремным заключением. Наёмничество – такая же профессия, как и армейская или милицейская служба. Все нанимаются и все продаются. Только одни за копейки, а другие за серьёзные деньги.
       Ваша армия продалась президенту за гроши, а мы требуем своё и своё получаем. А потому за своё перегрызём всякое чужое горло.

       Козел, вынимая сотовый телефон:
       Я слушаю. Ах, так! Держитесь! Немедленно высылаю подкрепление.

       Наёмнику:
       Оппозиция проявила себя. Началось массированное наступление от центрального аэропорта. Кроме того, на поверхность вышли группы городские бандитов. Армия просит подмоги.
       Командуйте своим подразделениям вновь очистить улицы и здания вдоль основных магистралей. Как клопы лезут из всех щелей.

       Наёмник:
       Я пришёл сюда решить вопрос о вознагражении. Президент сказал, что нам будет выделена известная вам сумма. Валюту на бочку, иначе мы не двинемся с места.

       Козел:
Но президент сказал, что урежет ваши оклады наполовину. Что раньше он сказал? Одно или другое?

       Наёмник пытается связаться с президентом. Козел связывается с генералом Бегущим.

       У телефона полковник Козел. Здесь атаман легионеров. Он требует определённую сумму, но мне нужен документ.
       Ясно! Понял. Будет сделано!
       Наёмнику:
       Категорическое «нет» от министра. Сейчас же на поле боя. Все расчёты после окончательной победы.

       Наёмник:
       И не подумаю. Что, братва, скажет!

       Козел:
       Караул, ко мне!
       Вбегают солдаты охраны. Наставляют десантные автоматы на наёмника.
       Тот говорит:
       Хорошо. Я иду выполнять обязанности, но ставки свои мы удвоим. Боюсь, что после нашей победы над вашим народом у нас будет больше преимуществ для разговора по душам, и с тобой в том числе.

       Выходит.

       Входит генерал Бегущий. За ним группа высших офицеров и в их окружении президент.
       Бегущий:
       Что за разборки полковник. Почему в серьёзной ситуации допускаете разброд в частях?

       Полковник вытягивается и рапортует генералу:
       Во вверенной мне бригаде дисциплина поддерживается на должном уровне. Объект под надёжной охраной. Касса государства в неприкосновенности. Часть наёмников требует предоплаты, но разногласия улажены. Наёмники вот-вот обрушатся на бандитов, имевших наглость сделать вылазку.

       Генерал:
       Отставить полковник, Я уже всё вижу собственными глазами. В моей славной армии, которую я холил собственными руками, о которой заботился, которую лелеял в саамы трудные годы – разброд.
       Да, да! Разброд! Это чудовищно! Давно оппозиция должна быть в казематах. Давно должна быть обезглавлена. Где твоя разведка, Козел? Где твои сапёры? Взрывать все подвалы, все переходы! Все тоннели!
       Какая к чёрту, река! Кто её видел? Взорвать её с потрохами, вместе с берегами или трубами, в которых она течёт.
       Или это ваш саботаж!
       Развели, понимаешь ли, декабристов! Муравьёвых с Апостолами. Всякий постол – всего лишь башмак на моих ногах. Так нет, все лезут руководить, все дают советы, а отвечаю за всё перед президентом я!

       Наёмникам выдать, что им причитается. Иначе Козел твои офицеры завалят мне всю работу.
       Сейчас же послать за атаманом!

       Вбегает один из адьютантов Бегущего:
       Товарищ генерал! Восставшие захватили дом правительства и резиденцию президента. Нужны подкрепления, чтобы их выбить оттуда!

       Президент и генерал Хаткин находятся в доме, что расположен напротив резиденции.

       Генерал Хаткин:
       Мой президент. Я считаю, что концентрировать силы на пустых и ненужных для военных действий зданиях нам не следует. Вся документация в подвалах этого дома, а дом, что крепость.
       Государственная казна здесь же. Здесь ваша личная охрана, не много ни мало пять тысяч бойцов, каждый из которых вооружён как самоходка.

       Здесь ваши временные апартаменты. Три вертолёта под крышей, которая автоматически раздвигается. Боеприпасов не счесть. Армия вам верна. А наёмники получат деньги и успокоятся.
 
       Президент:
       Это твоё мнение, Хаткин?
       Генерал Бегущий.
       Президент: И ты уже здесь? Что думаешь?
       Я думаю, что когда подтянутся региональные войска, у оппозиции не останется шансов. Мы возьмём их голыми руками.

       Президент:

Все слышали министра? Если он, окажется неправ, я непременно заставлю его вспомнить это заявление.

       Докладывай обстановку. Я же приказывал докладывать мне каждые пол часа. Вы не выполняете это указание. Мне дополнительно просить вас нужно?

       Бегущий: Я постоянно в частях. А как тут вам докладывают, я не знаю. Да мне и не положено знать.
       А ситуация такова: как мне сообщают: бои идут в основном на пяти направлениях. На севере, северо-востоке, северо-западе, западе и юго-востоке.
       Президент:
       Короче нас обложили.
       Генерал:
       Мы ошиблись изначально. Мы рассчитывали, что народ нас поддерживает так же уверенно, как и прежде. Но что-то изменилось. К оппозиционерам прибывает и прибывает помощь. И эти люди – наши люди, наши граждане. А мы помощи не получаем, даже от старшего великого брата. Наёмники не в счёт. В случае чего, от наёмников политики всегда откажутся. Такова международная практика. Наёмники воюют на собственный страх и риск.

       Президент:
Ошибки тащат за собой другие ошибки. Вы ошиблись, потому что понадеялись на интуицию президента, а вот президент понадеялся на вас, на ваши знания, на ваш авторитет, на ваш опыт.
       Какие вы к чёрту генералы. Школяры вы зелёные. Ну да ладно. Положите на стол карту города и посмотрим, так ли уж плохи наши дела?

       На большом столе расстилают карту, огромную как простынь. Президент тыркает пальцем то в одну, то в другую точку.
       Аэродром ещё в наших руках?
      
       Хаткин вопросительно смотрит на Бегущего. Тот отводит глаза. Хаткин с некоторой заминкой:
       Бои продолжаются. Ангары и склады в наших руках, но подступы и административные здания мятежниками захвачены.

       Президент: выбить! Немедленно выбить!
       Министр:
Армия отвоёвывает каждый метр площади. Взлётная полоса контролируется. Посадка американских самолётов исключена, хотя они имеют много других возможностей.

       Бегущий:
Кстати, хочу огорчить вас всех. Несколько убитых бандитов вооружены были стрелковым оружием американского производства. Несомненно, каналы поступления оружия из-за рубежа существуют и наша задача найти эти каналы как можно быстрее.

       Президент:
Вот это новость! Хаткин ты слышал? Прозевали! Проспали! Прошляпили!

       Сейчас же подключить все силы, МВД в том числе. Где пограничные войска? Чем они занимаются. Все эти годы я вёл вас к процветанию. Я сделал страну сказочным Эльдорадо. Но что получилось?
       Все силовики заделались таможенниками. Все научились шарить по чужим карманам. А враг тем временем ввёз оружие; вы соображаете своими гнилыми мозгами? Ввёз на территорию суверенной мирной страны своё пакостное оружие, клеймённое знаком дьявола: U S A!

       Нет. Всё приходится держать исключительно в своих руках. Всё. И ситуацию, и людей, и народ, и деньги. Только тогда можно ещё на что-то надеяться.

       Связаться с пограничниками. Что думает российское руководство? Враг внутренний и враг внешний наседают на верного младшего брата, а Москва пакости строит. Пора отказаться от газовой войны и научиться ценить настоящую дружбу.
       Нужно создать прецедент. Нужно поставить Москву в условия, при которых она могла бы только выполнять нам необходимые действия.
Смотрит в карту и хватается за голову.
Так мы же в котле! Где верные присяге части? Где войска, расквартированные в регионах?
Москва, видишь ли, не хочет портить отношения с Америкой. Да американцы ни с кем не боятся портить отношения. Белые начинают и выигрывают. Такова диалектика борьбы!

       Сворачивай Бегущий свою карту - портянку и марш к частям. Чтобы ни шагу назад. Пусть куражатся в президенском дворце, в доме правительства. Потеря этих двух комплексов ещё не потеря республики. Я надеюсь, они там хорошо связаны спецназовцами. Пусть отбивают этажи!

       Машет Хаткину.
       Иди сюда. В подвалах дворцов тонны взрывчатки. Необходимо как можно больше бандитов втянуть туда. Распространите слух, что в верхних комнатах золотой запас республики. А тогда…
       Хаткин:
       Я понял тебя мой президент. Пошлю туда ещё наёмников. Они заскучали. Настоящая война им не нравится. Они привыкли деньги грести за грабежи, насилия, убийства. Пусть повоюют с пацанами.
       По телефону:
Атаман, ты? Слушай приказ главнокомандующего. На верхних этажах президенского дворца, в комнатах 1006, 1007, 1008 – золотой запас Родины. Это миллиарды долларов. Запас нужно взять под контроль и удержать, во что бы то ни стало. Понял?
       Атаман:
       Понял и приступлю к операции тот час же, как только услышу подтверждение из уст моего непосредственного начальника, а именно товарища Острогова.
       Президент, хватая трубу:
       Это я сказал!

       Атаман:
Три процента от суммы заплатишь мне и моим людям, и я спасу твоё золото.
       Президент:
       У меня нет выбора. Моё слово тянет на сто процентов, но я дам тебе три с половиной процента и это всё.
       Атаман:
       Я уже во дворце.

 



       Картина шестая.




       Президент в своём новом кабинете в доме напротив резиденции. Входит женщина президента. Она обнимает сидящего президента за плечи и целует его в шею. Президент нехотя принимает поцелуй и делает слабое движение рукой, как бы отстраняя её.
       Женщина садится рядом, кладёт руку ему на колено.
       Президент:
Прошу тебя, хотя бы сегодня потерпи. Ситуация складывается пока не в нашу пользу. Но ещё есть время, и я отдал соответствующие распоряжения.
       Женщина:
Ты всегда из всякой воды выходил сухим и чистеньким. Выскочишь и сейчас. Быстроте и остроте твоих мыслей все завидуют.
       Президент:
Тут ты права. И решительности мне хватает. И цели я себе ставлю реальные, хотя и завышаю их планку. Но кто не рискует, тот не выигрывает.
       Женщина:
 С тобою Бог. Он помогает тебе. Я часто наблюдала твою борьбу, как с противниками, так и с соратниками. Иногда просто не объяснить почему, вдруг, они отступают. Почему сдаются. Открытые противники переходят на твою сторону, а колеблющиеся, после первых твоих речей становятся самыми верными твоими сторонниками.
       Думаю, что господь наложил на твоё чело руку при твоём рождении.

       Президент:
       Я многому научился до того как стать государственным деятелем. И учителя у меня были хорошие. Учили, чем попало и, кто во что горазд. Моя родимая маменька
не раз спасала меня от доброхотов или ухажёров, не знаю, как назвать всю эту сволочную пакость, на которую одинокие женщины так падки.
       Потом надоело ей возиться с сыном, она и махнула на меня рукой. Сказала:
 - коли выживешь, защищай себя сам. Более мне нечего тебе дать –

       И того, что дала, оказалось достаточно. И вот я президент. Для меня война – мать родна. Я драк не боюсь. Я сам драку начинаю. Девиз моей юности: бей первым Гена.

       Женщина:
Ладно тебе, хвастать. Я всё про тебя знаю, потому и полюбила тебя. Ты единственный настоящий мужик в этой стране. Не померковый. Не бульбяшник.
Ты – рыцарь из страны сказочной.
       Президент:
Раскудахталась. Все вы так кудахтаете, пока замуж не вышли. А потом начинаете свои песни петь. В свои игры играть. Смотришь, а мужика уже не стало. Мужик пропал.
Много вам воли дали. Потому и не рожаете. Вам жизнь, гулянка. Ищите, где попроще, да, где похлеще.
       Женщина:
Гена перестань. Я тебе ни разу не возразила. Я всегда на твоей стороне.

       Президент:
Есть у меня мечта. Вот расправимся с оппозицией, устрою новую жизнь. Отдам распоряжение, чтобы бабы рожали по десятку детей. Тогда и платить им можно из государственного кармана. А то выдумали – один ребёнок в семье, курам насмех. Не для того создана господом женщина, чтобы нагуливать жир и демонстрировать своё уродство с подиума. Рожать, рожать нужно.
       Бездетных баб на самые трудные работы. Женщинам лишь общее образование. Это на Западе придумали, что все мы равны и одинаковы. Законы, защищающие права женщин пересмотреть. Женщина должна быть хозяйкой, а не погонялой мужика. Тогда и мужик духом воспрянет. Тогда и работа станет ему в радость. И понесёт он детям своим калачи и пряники, конфеты и знания.
       В школах преподаватели серьёзных дисциплин - только мужчины. За плохие отметки строгие наказания.
       Женская эмансипация принесла столько вреда обществу, что расхлёбываться будем столетиями. Отдав дело воспитания детей в руки женщин, общество ударило само себя ножом под сердце. Женщины, я не хочу умалять их достоинств, могут проявлять себя в других сферах, например, в изящных искусствах. Или в воспитании наших дочерей.
       Мы наводнили Запад проститутками. И это также дело рук женщин. Сами матери ведут себя недостойно, что спрашивать с дочерей. Откроем для девочек отдельные учебные заведения, где девичья скромность и послушание станут основными базовыми дисциплинами.

       А мальчиков только муштровать. Много разговоров о матриархате. Воспитанные матерями и бабушками мальчишки сами становятся бабами. Бесхарактерность, малодушие, слабоволие, трусость – вот что мы видим нынче. Где бойцовские качества мужского пола?
       Я не могу собрать несколько сотен боевых парней, чтобы доверить им защиту государственных интересов. Тут же появляются бабуси и мамуси, которые протестуют против всего, что кажется им недостойным женского восприятия.
       Противно!
       Женщина:
       Ну, выговорился, наконец. Я полностью с тобой согласна. Героев нынче нет.
Сколько живу столько и слышу, что мужик измельчал. Что мужчин съела ржа жадности.
Что романтика в мужских сердцах зачахла. Кавалеры перевелись, а вот альфонсов развелось неисчислимо.
       Президент:
       Альфонсы ещё что! Педерасты заполонили землю. Вольные каменщики. Массоны. Лезут во власть и тащат за собой таких же ублюдков. А кто виноват?
       Женщина: Женщины?

       Вот именно!
 Именно женщины в своей лживости, в своей изворотливости достигли таких вершин, такого совершенства, что отвратили от себя мужские взгляды.
Ещё девчонки терпимы. Молодые жёны, пока с детьми - желанны. Но с возрастом женщины от вседозволенности и социального положения, которое им гарантируют законы, сходят с дороги природой для них проложенной и устремляются в мужские сферы им не подвластные, где приносят столько вреда, сколько и Сатане не привиделось за всё его бессмертное существование.
       Женщина:
       Слушая тебя, мне становится стыдно за то, что я женщина. В детстве мне очень хотелось быть мальчишкой и иметь то в штанах, что имеют мальчишки. Но мама сказала, что мальчики имеют лишь две дороги в жизни. Одна вниз, а другая вверх. И на обеих дорогах их поджидает женщина, которая и решает кому куда. Женщина – путеводитель для мужчин. Женщина – стимул, без которого мужчины ни что.
       Согласна, что мужчину, в наши времена сложно отыскать, но общество должно так сбалансировать свои половые взаимоотношения, чтобы и женщинам, и вам мужчинам было где приложить и руки свои и ум свой.
       Неблагодарное занятие валить всё на женщин. Если женщина принимает решения, тогда где был в это время мужчина?

       Президент:
Я не пишу законы. Законы пишут законодатели. Я высказал своё мнение и всё. Как сказал поэт: «Без женщин нет и песен».

       Он обнимается с женщиной и они уходят в спальню.

       Входит профессор Сиротка в сопровождении генерала Хаткина.
       Хаткин:
Никого нет. Видимо он в спальне. Подождём. Обычно, у него это длится недолго. Две-три минуты.
       Сиротка:
А мне казалось, что раз он в расцвете сил, раз у него всё неплохо получается, то и в этой области дела обстоят хорошо.
       Хаткин:
Политика, вещь серьёзная. Политика - это неизлечимая болезнь. Она как ржа разъедает и тело, и душу и…
Совесть – подсказывает профессор.
       Хаткин молча соглашается.

       Сиротка:
Дела пошли на лад. Наконец-то повстанцы выбиты из дома правительства. Но в президентской резиденции борьба обострилась. Наёмники рвутся под крышу, на верхние этажи и надо сказать, им везёт.
       Хаткин:
Пусть лезут. Золотишко замаячило, вот и стараются. Кстати как обстоят дела с газом ОГНС?
       Сиротка:
Снаряжение готово к использованию. Всего в боевой готовности 72 аппарата. Аппараты устанавливаются в определённых точках и включаются автоматически по команде высшего лица государства. Только ему известен пусковой код.
       Хаткин:
Это очень правильно. Международные конвенции принимались на самых верхах. Не нам отменять эти решения.
      
       Входит президент. Он зол. Лицо его покраснело. Правое веко подёргивается, он плотно закрывает за собой дверь. Видит профессора и генерала.
       Проходит мимо них и бросается в кресло. Кладёт руку на грудь и слушает, слушает стук своего сердца.

       Президент говорит:
Что там у вас? Операции закончились благополучно? Впрочем, чего я спрашиваю. Раз был мой приказ, и были определены мною сроки его исполнения, то я готов выслушать ваши доклады.

       Генерал Хаткин:
Армия наносит решающие удары. Бандиты изгнаны с улиц города и вновь укрылись в подземных казематах. Наши танки взяли назад аэродром. Аэропорт- два закрыт. Там взорвана взлётная полоса.
       Но положение стабилизируется. Перевес сил на нашей стороне. Остаётся ваша резиденция, где укрепились «хунвэйбины». Но ваши наёмники берут этаж за этажом.
       Президент:
Прорываются к золотому запасу! Идиоты! Кстати, я немного освобожусь и, мы проверим состояние государственной кладовой, благо она у меня здесь, под ногами.

       Хаткин:
Так точно мой президент! Своя рубашка ближе к телу.

       Президент беззвучно смеётся:
Тут ты неправ совершенно. Как раз ближе к телу совсем без рубашки. Можешь мне поверить, проверено неоднократно.

       Сиротка и Хаткин благожелательно улыбаются.

       Президент вдруг хмурится и вскакивает с кресла.
Достала меня оппозиция. Кто такой Кузякин? Что он сделал для народа? Чем он купил молодёжь? Хотя чем купил, я знаю достоверно. Долларами. Погаными долларами, которые американцы печатают, когда хотят и сколько хотят без учёта товарного эквивалента.
       Проклятые янки приучили мир жить на свои ничем не обеспеченные бумажки и наводняют ими рынок безостановочно на протяжении многих десятилетий.
       А мы, страна с высоким экономическим потенциалом, вынуждены плестись в хвосте этой бесконечной очереди, состоящей из множества народов, как последние нищие с протянутой рукой.
       Нет! Они не дождутся поклона с нашей стороны. Я никогда не соглашусь на подаяние. Нам, не нужна милостыня от господ, поедающих наш хлеб и пьющих нашу кровь!

       Сиротка и Хаткин переглядываются.
       Президент:
Мечтаю дожить до времени, когда моя страна станет самым уважаемым членом человеческого сообщества. Пусть у нас небольшая территория. Пусть мы немногочисленны, но мы возьмём не числом, а умением. Мы возьмём сноровкой, смекалкой, своим трудолюбием и своей преданностью Родине и президенту!

       Хаткин:
Так точно, мой президент!
       Сиротка:
Именно так. Именно так!

Все трое начинают отчаянно жестикулировать, перебивать друг друга:

       Президент: Я не позволю им глумиться над моим народом!
       Хаткин: Мы сломаем хребет мировому империализму!
       Сиротка: Наш научный и производственный потенциал выходит на новые рубежи, с которых начинается освоение нами новых высот, с высоты нашей мысли мы видим такие горизонты, которые прежде нас уже увидел и прочувствовал наш вождь, наш народный вождь, всенародный избранник, величайший из людей современности, прозорливый и проницательный сам Геннадий Острогов!
       Хаткин:
Я не смею произносить в слух это святое имя! Оно священно для каждого гражданина нашей страны. Оно – богоподобно!
       Президент:
Благодарю, благодарю вас друзья! Вы именно те, на кого я постоянно надеялся, с кем связывал свои грандиозные планы. Вы – краеугольные камни моего государства.

       Открывается дверь, появляется женщина президента. Она кивает посетителям и вальяжно располагается в одном из кресел. Сиротка отворачивается. Хаткин берёт со стола газету.
       Хаткин:
       Послушайте мой президент, что пишет наш великий мыслитель, наш философ, наш недоученный пророк Ванька Студёный:
       Настали дни благоденствия. Народ ныне получает заслуженные привилегии, подаренные ему свыше. За верность Отечеству. За благородный и бескорыстный труд. За самопожертвование и самоотречение от благ дарованных. Народ добровольно отказывается от большей части материального вознаграждения в пользу верховной власти, которая одна в состоянии поддержать народ, накормить его и дать ему возможность трудиться с ещё большей самоотдачей, чем прежде.
       И во главе этой инициативы стоит сам президент, который пожертвовал всё
 своё, скажем прямо, небогатое имущество для борьбы против предателей и возмутителей спокойствия...

       Сиротка:
Я не разобрался в чём здесь соль и в чём тут суть?
       Президент:
По моему, всё ясно. Народ обязан отдать накопленные средства в федеральную казну для обеспечения своей же безопасности.

       Хаткин:
Но! С одной стороны народ заслужил привилегии, с другой стороны, он тут же обязан отказаться от них. С одной стороны привилегии это - нечто выделяющее наш народ из общей когорты народов, с другой стороны народ ничем не выделен, а лишь наделён дополнительными обязанностями.
       Кроме того, по словам Ваньки к этим несуществующим привилегиям он, то есть народ, должен присовокупить и собственное трудовым потом нажитое добро. Значит мы – власть не столько даём, сколько отбираем…

       Президент:
Что ты болтаешь? А ещё в команде президента состоишь. За такие слова я посажу тебя на президентскую вертикаль как на кол. Тогда повертишь и жопой, и языком!

       Хаткин:
       Не я это болтаю, а Ванька Студёный заболтался. Он вовсе уже не думает о том, что говорит. Пора ему под хвост врезать вожжой. Слово не воробей…!

       Сиротка:
У страха глаза велики. Студёный от страха в штаны наделал. На днях радио повстанцев объявило, что Ваньку Студёного как врага народа суд народный приговорит к смертной казни через повешение.

       Президент:
За что?
       Сиротка:
За язык.

       Женщина:
Все мы смертны. Бессмертны, лишь любовь и вера. Я верю в своего избранника, я люблю его, люблю его поступки, его дела, а мысли его люблю ещё больше.




       ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

       Картина первая.



       Поле боя. Лейтенант Сидорчик и капитан Кравчук:
       Сидорчик:
У меня странное ощущение. Я как будто вижу второе собственное лицо. Вот мой лоб, мои глаза. А вот они же, но напротив. Получается, что я смотрю сам на себя. Я говорю, но речь моя замедленна.
       Капитан? Ты видишь меня?

       Капитан Кравчук:
Очень хорошо вижу. Ты ползёшь к огневой точке. За спиной у тебя гранатомёт. Я вижу и того, кто прильнул к пулемёту. Вижу его лицо.
       Кравчук кричит:
       А-а-а-а!

       Лейтенант:
Что ты кричишь? Не кричи, пожалуйста. Я и так контужен, а ещё твой крик
Что стряслось?
       Капитан смеётся:
       Не поверишь, там, в амбразуре огневой точки я, собственной персоной. Это я там у пулемёта.
       Лейтенант:
Нет, ты здесь со мной, а у меня в глазах двоится, я не вижу ни противника, ни амбразуру, ни пулемёта.
       Капитан:
Ошибаешься. Меня тут нет. Я там. Значит, раз я там, я тоже, как и они, оппозиционер. Пойду, выясню у самого себя.
       Лейтенант:
У кого будешь выяснять?
       Кравчук:
У самого себя.
       Лейтенант:
Там только враги. Не ходи. Мало ли чего? Да и я потеряю тебя из виду. Моё лицо расплылось как дирижабль. Я ничего не вижу. Совершенно ничего.

       Капитан поднимается и идёт вперёд. Восставшие открывают огонь.
Капитан бежит вперёд во весь рост и его рот не закрывается от крика.
       А-а-а-а!

       Ура! Подхватывает рота и сломя голову несётся за капитаном. Противник в растерянности. Торопливо перезаряжает оружие, но солдаты уже набегают на позиции, начинается рукопашный бой.

       Постепенно под напором атакующих, противник отходит с занимаемых рубежей.


       Генерал Бегущий в трубку телефона говорит президенту:
Отлично сработано. Мы применили ОГНС в малых дозах. Это не смертельно, лишь вызывает галлюцинации. Частично поразили собственные подразделения, но я уверен, солдаты ни о чём не догадались. Они устали от боёв и относят поражение газами к реакции организма на внешнюю ситуацию и физическое перенапряжение.

       В трубке голос президента:
Точнее поражайте цель и не стесняйтесь применять более концентрированные растворы. Мы не в бирюльки играем, а жизнь и смерть выбираем. Никаких сентиментальностей!

       Генерал:
Первый блин комом, однако, уже есть кое-какие наблюдения. Оказывается, доза не превышающая 1мгр на 10 кубометров воздуха действует скорее положительно, чем отрицательно. Мои люди под командованием капитана Кравчука почувствовали невероятный прилив сил, атаковали противника, разгромив его на голову.

       Президент:
Очень интересно. Можно сделать далеко идущие выводы. Продолжайте эксперименты, но не забывайте, что операция должна быть завершена завтра к утру.

      
       Поле боя. Лейтенант Сидорчик и капитан Кравчук.

       Сидорчик:
Дождя нет, а пахнет озоном. До чего чистый воздух, дышать хочется равно как и любить. . Голова кружится.

       Кравчук:
Действительно и я от свежего воздуха как пьяный. Если бы не пули противника, в пляс пустился бы, до того мне хорошо.
       Сидорчик:
Это потому что мы разбили большую вражескую группу. Победа всегда пьянит.
       Кравчук:
Не та это победа, чтобы пьянила. Боремся-то со своим народом. Гражданская война - постыдное дело государственной политики.
Гражданская война демонстрирует болезни общества. Показывает, что народ избрал неправильный путь. Что политики избраны народом не за гражданские качества, а за личные амбиции.
       Сидорчик:
А как разберёшь, кто есть кто? Все политики болтуны. А болтовня – худшая из психических болезней. Мой дед говорил, что болтуны не могут эффективно работать. Они выбалтывают все свои силы, оттого интерес к работе у них начисто пропадает.

       Кравчук:
Это не касается политиков. Они же не работают. Они намечают цели, определяют задачи и погоняют.
       Кравчук поднимает каску над укрытием. Раздаётся очередь. Пробитая пулей каска катится под ноги.
       Кравчук:
Головы не высунуть. А ты говоришь – победа.

       Сидорчик:
Чувствую сильный запах. Но это не озон. Похоже запах гнили. Откуда?
       Кравчук:
Столько трупов навалено кругом, чего тут удивляться. Смердят.
       Сидорчик:
Трупы воняют по - другому. От трупов вонь сладковатая, а тут какая-то фруктовая гниль.
       Кравчук:
Может это наши ребята набздели, а ты теряешься в догадках.

       Сидорчик:
И то, правда. Я как-то не подумал.

       Кравчук:
Столько написано о войне. Сколько люди живут - столько и воюют. Мало им Земли, мечтают войну в космос перенести. Там масштабы другие.
       Сидорчик:
Войну нужно запрещать, а людей, пропагандирующих идеи войны, нужно подвергать остракизму.
       Кравчук:
Попробуй, подвергни, когда у них власть и они главнокомандующие над нами.
       Сидорчик:
Тогда ничего не остаётся делать, как только подчиняться
       Кравчук, берясь рукой за сердце, вдруг, меняется в лице, всё тело его обретает упругость, готовность к прыжку: Лейтенант, ты не верь тому, что я наговорил. Я вдруг понял, что без войны не представляю своего существования. Всё-таки война – дело весёлое, хотя и опасное.
У меня руки зачесались броситься в атаку. А как ты?

       Сидорчик, также поджимаясь и пружиня мышцы тела:
Я ненавижу всех оппозиционеров, всех предателей, всех отщепенцев, что осмелились выступить против нашего президента. Я готов их рвать на части! Я не могу ждать.

       Капитан:
Тогда вперёд.
Рота! Слушай мою команду! Броском, без залегания, марш!
 Огонь из всех стволов!

       Ура-а-а!
Вслед за офицерами рота поднимается в атаку.


       Генерал Бегущий президенту:
Увеличили концентрацию ОГНС и в этот раз нарочно опылили своих. Вы бы посмотрели что творится. Солдаты обезумели от ненависти к противнику. Идут в полный рост. Пленных не берут. Красота!
       Президент:
Вы должны все эксперименты свои заснять на камеру. Я позже просмотрю.

       Генерал:
Будет сделано.

       Поле боя. Скудное освещение. Рукопашная схватка.

Солдаты гвардии теснят повстанцев. Лестничные пролёты. Трескотня одиночных выстрелов. Лейтенант Сидорчик на верхнем ярусе. Кравчук внизу.

       Сидорчик кричит сверху:
Заперлись по комнатам, сволочи! Буду выжигать огнём. Пришли ещё боезапаса.
       Кравчук:
Посылаю людей! Жги их как крыс!

       Зарницы. Сцену заливает жёлтый свет, пронизываемый красными языками пламени. Постепенно освещается вся сцена. Слышны дикие крики людей. Бегают живые факелы. Горящих людей добивают выстрелами.

      
       Генерал Бегущий президенту:

Операция в стадии завершения. Великолепный эффект ОГНС! Гвардия показывает себя с лучшей стороны.

       Президент:
Успехов вам. Буду рекомендовать использование ОГНС и на других участках сражений. Организованного сопротивления, считаю нет, а отдельные его очаги активно подавляются.

      
       Освещённая дневным светом сцена. На сцене сидят, лежат, стоят люди. Это солдаты гвардии. Из подъездов домов за руки, за ноги вытаскиваются трупы. В основном тела повстанцев. Солдаты гвардии ходят шатаясь. Они отдали много сил в бою, а действие нервно-наркотических газов ОГНС заканчивается. Некоторые из гвардейцев бросают оружие на землю, валятся кто на колени, кто плашмя. Тяжёлое дыхание десятков людей, стоны и ругань.

       Капитан Кравчук сидит, закрыв глаза руками. Порой он отрывает ладони от лица, крутит головой, пытается протереть глаза. Говорит, ни к кому не обращаясь:
Темнота. Такое у меня в детстве бывало от перенапряжения. Сначала мурашки-букашки в глазах, а потом внезапная слепота. Но вскоре проходило. Пройдёт и сейчас.

       Появляется полковник Козел с адьютантом. К нему навстречу из другого угла устремляется лейтенант Сидорчик. Пытается докладывать, но Козел жестом останавливает его.
       Козел:
Что с Кравчуком? Где он?
       Сидорчик:
Капитан живой, но временно потерял зрение. От помощи отказался, говорит пройдёт.
       Козел:
Немедленно в санчасть! Не хочу слышать никаких возражений. Ротой командуй ты Сидорчик, до возвращения капитана. Какое у тебя впечатление от операции?
       Сидорчик:
Вначале многие думали, не ошибка ли это, что мы вошли в противостояние со своими же людьми, но затем боевой дух укрепился. Люди поняли, что президент всегда прав и тут уж сдерживать их не стало никакой возможности. Отделения поднялись и показали врагу, на что способна гвардия.
       Козел:
Нужно всегда знать за какое дело сражаешься. Уверенность возрастает. Пойдём покажешь работу огнемётов.
       Сидорчик:
Там не на что смотреть. Одни головёшки. То ли люди были, то ли балки перекрытий. Учёту и опознанию не подлежат.

       Полковник Козел:
Всё же нужно осмотреть места боёв. Придётся докладывать Бегущему, а может и президенту. Тот до того дотошен, мелочи не упустит. Обязательно распросит как эти головёшки выглядят, подлежат ли захоронению или как пепел их можно на свалку вывезти или на поля.

       Сидорчик:
Урожайность на полях дерьмом повышается.
       Козел:
А эти люди и были дерьмом.
       Сидорчик:
Я имею ввиду, что лучше пепел собрать и на цементный завод отправить.
       Козел:
Почему на цементный?
       Сидорчик:
Использовать пепел останков как минеральные добавки. Получается отличный высокомарочный вяжущий материал.
       Козел:
Возможно это идея. Если её подать умно, можно заслужить от президента поощрение. Тогда лейтенант я тебя не забуду.
       Сидорчик:
Служу Отчизне!
       Уходят.

       Бывшее поле боя. Солдаты в разных позах. Разговоры:

       Первый:
Я не могу мигать.
       Второй,
А я глаза закрыть пытаюсь и не могу.
       Первый:
Тебе повезло. Если глаза закрыть, то много в жизни пропустить можно.
       Второй:
А если все моменты мигания за всю жизнь сложить вместе, то получится целое десятилетие слепоты.
       Первый:
Значит, и не буду мигать. Только то, что я вижу в этой жизни совсем не то, что я бы хотел в этой жизни видеть.
       Вмешивается третий:
А у меня в желудке пусто. Весь сухой паёк сожрал, но ощущение пустоты осталось. У кого что есть, подайте голодающему?
       Первый:
Смотри, чтоб от несварения желудка не сдох. Столько крови кругом, а ты жрать…
       Вмешивается четвёртый:
Мой отец работал на бойне. Не на комбинате, а на деревенской. Там кровь рекой лилась. Бывало он корову молотом между рог как шахнет. Она на колени и на бок заваливается. Он тут же с неё шкуру стаскивает. Одна бедолага очнулась, а у неё шкура только на морде да на лодыжках осталась. И давай она реветь.
       Отец ей горло перерезал, весь в крови, тряпкой утёрся, узелок с едой развязал, сам жрёт и мне предлагает. А кровь с рук у него капает. Кап-кап-кап…
       Второй:
Прекрати! И мне жрать захотелось. Парного молочка бы!
       Первый:
А у меня желудок парного молока не принимает. Я молоко вообще не принимаю. Я заменяю его пивом. Пивка бы!

       Первый:
Чувствую себя как птица с развёрнутыми крыльями. Полное ощущение свободы. Только в воздух подняться не могу, больно уж свобода тяжёлая, как нелётная погода.
       Третий:
Если бы ты контролировал свои поступки, ты бы поднялся в воздух. Но ты их не контролируешь. Когда я что-то делаю, то контролирую свои действия но, ребята, как приятно ничего не делать и ничего не контролировать! Удовольствие не объяснимое!

       Второй:
Бредни какие – то. Я не могу глаза закрыть, а их в воздух тянет. Помахайте руками, может крылья вырастут. Свобода им нужна. Мало свободы вокруг. Свободны только мёртвые, все живые несвободны, они рабы обстоятельств, а в лучшем случае организованные шизофреники, как мы. Рассуждающие, обо всём и ни о чём, с таким апломбом, что можно поверить в чудеса.
       Первый:
Мигнуть бы хоть разок. Может быть, кончилось всё это. Перевернулась бы эта страничка жизни, а за ней, глядишь, что-то розовое, милое появилось в жизни...

       Второй:
На сентиментальность потянуло? Отдыхай. Вот-вот новый приказ получим. Опять выжигать будем пацанов.
       Первый:
Выжигаем, своё будущее.
      
       Появляется лейтенант Сидорчик:
Прекратить разговорчики. О каком будущем говорите. Это всё - подонки. В семье не без урода. Лечить их некогда. Значит, будем очищать огнём.

       Вбегает солдат охранения:
Лейтенант! Валит огромная толпа повстанцев. Вооружены чем-попало. Среди них женщины, старики, дети.
       Сидорчик:
Врёшь!
       Солдат: вставайте же. Они в полуквартале отсюда.

       Сидорчик:
К оружию!

       Слышен нарастающий рёв разгневанной толпы.
      
      
 
      



      
       Картина вторая.

       Президент, генерал Бегущий, генерал Хаткин, министр юстиции Василий Парашютик, полковник Козел.

       Бегущий:
Я привёл полковника Козела, который непосредственно осуществляет руководство операциями в черте города. Именно его подразделение участвовало в эксперименте. Я думаю, вам будет интересно слышать его впечатления о новом оружии психологического действия.
       Кроме того, он привёз с собой образцы материала, который имеет перспективное будущее.
       Президент:
Мы охотно послушаем его.
Здравствуйте полковник Козел. Наслышан, о ваших успехах. Что можете нового сообщить?
       Козел:
Известное вам средство, товарищ президент, оказывает возбуждающее действие на нервную систему бойцов. Оно вызывает не только физический прилив сил, но и правильный ход мыслей. То есть солдаты начинают строить своё понимание ситуации согласно последним, проведённым с ними, политинформациям. Мозг каким-то образом связывает одно с другим и бойцы становятся практически непобедимыми. Их воля наполняется тем, что мы называем «Боевой дух».
       Очень своевременное средство. Я полагаю, что если каждый солдат будет иметь в своей личной аптечке несколько таблеток ОГНС, наша армия станет самой боеспособной в мире.

       Президент:
Хорошие перспективы, но как на это смотрит наша Академия Наук? Профессор Сиротка, я вверял вам в руки это учреждение не по знакомству, блату или из-за личных симпатий. Я знал ваши способности и в этом деле вы проявили себя с положительной стороны. Но хочется верить, что почивать на лаврах вы не собираетесь.
       Вам говорит армейский офицер, что нужно изготавливать таблетки. Именно таблетки. Не ампулы, к которым нужны шприцы, бинты, резиновые шнуры, а именно простейшее из простейших – таблетки.

       Сиротка:
Таблетки в разработке, мой президент. Вот, вот запустится конвейер. Испытывать будем, как говорится на ходу. Кроме того лаборатории испытывают новое средство массового поражения на основе ОГНС. Тут уж обойдёмся без громоздкого неудобного оборудования.
       Просто взрываются фугасы или мины. Смесь поднимается на высоту до трёхсот метров. Распыляется. А затем, взаимодействуя с углекислотой воздуха стремительно оседает вниз.
       Враг получает не только поражение дыхательной системы, но и кожи, поры которой закупориваются газообразной смесью и мозг человека оказывается в кислородном вакууме.
       Сами понимаете, это уже не армия, а просто человекоподобная или человекообразная копошащаяся масса.

       Генерал Хаткин:
Но как уберечь свои войска? Натягивать противогазы? Нас быстро уличат в приминении химических веществ и, международная общественность покатит на нас такие бочки, что и министр Парашютик нас не отмоет, при всей его изворотливости.

       Генерал Бегущий:
Я не могу согласиться с Сироткой. Мы слишком много тратим средств на обучение нашей армии, чтобы подвергать её таким вопиющим испытаниям.

       Президент:
Погоди верещать, генерал. Нет речи о применении новых ОВ. Они ещё в разработке. Но, конечно же, все ситуации нужно предусмотреть.
       Армия – это хребет государства. Армию нужно воспитывать, обучать, формировать, избавляясь от посредственностей или гнилостных элементов генетической интеллигенщины;
Армия – остов политического строя. Есть армия – значит, есть на чём растить и окультуривать мышцы.
Мы свою армию в обиду не дадим. Я об этом всегда говорил и ныне торжественно обещаю.
       А всякие там наёмники – это люди удачи. Сделавшие свой выбор в пользу исключительно материальной выгоды. Они тоже нужны. Нужны, но не так уж и необходимы.
       Кстати, Хаткин, как обстоят дела в районе моей резиденции. Что наши хвалёные наёмники? Справляются ли с задачей? Я не слышу доклада Атамана их войска?

       Генерал Хаткин:
Повстанцы заперты на верхних этажах. Подвалы в наших руках. Но как вы приказали груз X в верхних комнатах. Туда и стремятся атакующие.

       Президент:
Долговато, долговато они копаются. Я рассчитывал завершить операцию за часа, этак полтора, а прошло, – он смотрит на секундомер, прошло более трёх часов.

       Хаткин:
Я не командую наёмниками. Это скорее вопрос Хаткина.

       Хаткин:
Я только передаю приказы и распоряжения моего президента. Меня атаман в грош не ставит.
       Президент:
Не скромничай! Кстати, где секретарь?
Подходит к двери, открывает и диктует в дверной пролёт секретарю:
       Указ за номером…
Секретарь подсказывает.
       Президент: да, да.
       Согласно введённому в стране военному положению все приказы о боевых операциях отдаёт военный министр Бегущий. Все воинские подразделения, всех родов войск, включая специальные подразделения, а также вольнонаёмные части подчиняются исключительно министру обороны.
       Всю ответственность за наведение порядка внутри страны возлагаю на министра внутренних дел, который в связи с военным положением в стране, переподчиняется министру обороны.
       Генерал Хаткин осуществляет координацию всех служб и докладывает обстановку президенту.
       Подпись моя.

       Президент:
Вот и всё. Теперь каждый знает свои обязанности. А то по всякой мелочи к президенту и всякие-разные разговоры ведёте о наёмниках, каких-то спецсредствах, о которых я слыхом не слыхивал.
       Ты Сиротка работай. Иди и работай. Все сказки, что ты мне здесь рассказывал, чтобы делались явью, а не былью. Я в былины не верю. И в сказочных богатырей тоже. Я верю в человека и не просто в человека, а в его мозги, которые делают обыкновенную эритрейскую красную пыль не только человеком, но и сверхчеловеком.
       Стань Сиротка сверхчеловеком и я поверю в тебя. А когда ты начнёшь, помощью моей Академии Наук, поставлять моей армии сверхлюдей, я сделаю тебя ОДЕСНУЮ СЕБЯ.

       Профессор:
Огромная честь мой президент. Справлюсь ли я?
       Президент:
Попробуй не справиться.
И обращаясь к министру юстиции Василию Парашютику:
       Что ты трёшься в уголке, аки, тварь нашкодившая!?
Не уж-то юстиция в моей стране спит. Не уж- то у юстиции работы нет?
Ты, мой друг, не просто возглавляешь систему судебных учреждений, ты и есть сама законность, сама справедливость.
       А ты прижался в уголочке, словно от ответственности пытаешься уйти.
Нет! Справедливость должна смотреть на окружающий мир широко раскрытыми глазами. Она должна видеть то, что другим разглядеть не удаётся. Справедливость, в первую очередь, должна верить в собственную справедливость и только тогда широкие массы народа могут поверить в справедливую борьбу своего президента против чёрной неблагодарности и несправедливости.
       На тебе Василий судьбоносный ранец власти. Власть – это вертикаль, по которой взбираетесь все вы вслед за вашим президентом. И не дай Бог сорваться Первому, тогда все вы вослед полетите в тартарары!
       Но у тебя Василий за спиной парашют, вручённый тебе судьбой и законодательным собранием. Парашют – это средство балансирования. Не покидая высоты мы при определённом умении можем планировать куда нам вздумается, конечно, с учётом природных стихий. Парашют даёт нам шанс не упасть и не разбиться о камни земли. С парашютом мы - десант. Мобильный, внезапный, стремительный, опасный десант, имеющий задачу и все средства для выполнения этих задач.

       Вот, что такое, в моём понимании, юстиция. А законы дают тебе рычаги, которыми машина юстиции управляется.

       Всякое действие наталкивается на противодействие. У всякого противодействия есть причина для конфликта. Наша юстиция должна разрешать конфликты на основе исключительной и непререкаемой справедливости. Справедливости, которую народ наш понимает как безграничное доверие к президенту.
       Такая юстиция является самой демократической. Ибо нет демократии там, где демос разобщён. Он разобщён в странах капитализма и в первую очередь в США, где народ неоднороден. Где постоянно вспыхивают бунты и прочие очаги недовольства. Где одни протестуют, а другие восхваляют…
       У нас и только у нас истинная демократия. У нас и только у нас – демос является мобильной ударной силой, о которую разбиваются все происки врагов.
       Наш демос силён единением и в основе единства народа – президент.
Впрочем, слово «президент» мне давно набило оскомину. Куда ни глянь, куда камень не кинь – всюду президенты. Это уже не должность, это уже издёвка какая-то или ругательство.
       Кстати тебе Василий, да и другим лицам, нужно подумать о новом названии моей должности и законодательно её закрепить при полной поддержке народа.

       Нет, не я пишу указы. Тем более законы. Это народ вас просит, чтобы вы учли его чаяния и писали законы так, как это надобно народу. А я, президент лишь слушаю вас и соглашаюсь с вами, но лишь в том случае если вы правы.
       Всегда прав только народ. Всё то, что мы делаем хорошего, идёт от народа. Остальное, с чем я вынужден соглашаться, идёт от вас.
       Я, конечно, уступаю вашему давлению, ведь я всего лишь человек. Но если ваши решения ведут к ошибкам то, я оставляю за собой право наказывать виновных и извиняться перед народом за свой недогляд.
       А как мой президент, вы хотели бы называться?
       Ну, подберите что-нибудь на латинском…

       Хаткин, ты также прими всё это к сведению. Ещё я поручаю тебе помогать советом Парашютику, и ваши решения представлять мне как это и положено по уставу.

       Полковник Козел может быть свободен. Я надеюсь, полковник, что через пару дней вы станете генералом.
       Козел:
Буду стараться, мой президент.

       Президент оставшимся:

Ну что ж, за короткое время мы многое выяснили. Из последних донесений разведки и захваченных вражеских документов нам стало известно, что некий северный сосед поставляет повстанцам оружие.
       Внимательно слушайте то, что я вам говорю. Концентрируйтесь. Этот некий северный сосед, член вражеского военного союза осмелился нарушить международную конвенцию о «Не применении оружия массового поражения».
       На территорию современной моей державы ввезено энное количество смертоносного газа, разработанного в секретных лабораториях Пентагона.
       Секрет состава ОВ нам неизвестен но, как установили наши учёные, он основан на старой формуле: АЛКИЛОАМИНОСБЭТТАТИОЭИЛОВОГО ЭФИРА АЛКИЛОВОГО ЭФИРА МЕТИЛ ФОСФОНОВОЙ КИСЛОТЫ.

       Формула эта настолько сложна, что воспроизвести этот газ в наших несовершенных химических лабораториях не представляется возможным, как и найти ему применение. Как и найти и произвести в короткие сроки противоядия.

       Правительство обращается к международному сообществу с просьбой о немедленной помощи и сообщает, что сегодня в 16. 00, вышеупомянутый газ распылён в районе президентского дворца, в следствие чего, явилось массовое убийство людей. Доступ к месту трагедии невозможен. Армейские противогазы неээфективны.
       SOS!!!
       Президент республики: маршал Геннадий Острогов.

       Профессор Сиротка:
Слишком ранние сроки мой президент. Ещё не всё готово.
       Президент:
Мне не нужна современная техника распыления. Сбросьте с вертолёта фугас на мою резиденцию и успокойтесь. Информация сейчас же уйдёт в разные концы света и мы сделаем сразу три дела, как говорится, убьём сразу трёх зайцев.
1. Избавимся от большого отряда повстанцев.
2. Избавимся от жадных до золота наёмников.
3. Убедим общественное мнение в том, что на территории моего государства действует «пятая» колонна третьих государств, варварски уничтожающая мирных граждан.


Хаткин:
Выиграем сразу три сражения:
1. Сохраним в целостности золотой запас.
2. Расплетём узел политических интриг.
3. Укрепим существующую власть в лице нашего мудрого президента.


       Генерал Бегущий:
Я понимаю, в схватке с врагом все средства хороши, но даже военные действия между государствами должны вестись с соблюдением прописанных правил. А тут собственный народ!
       Хаткин:
Ну, во - первых, наёмники вовсе не собственный народ, а так, людишки приблудные. Не знающие и не желающие знать, ни правил ведения войны, ни морали, ни совести.
       Как они, так и к ним. И потом смерть есть смерть. Пришла она по правилам или без правил, какая разница!
       Кто видел, что бы смерть к кому либо пришла с его согласия? А раз без согласия, значит не по правилам?

       Бегущий:
Право дело – политика занятие грязное.

       Президент:
Тем более, почему бы эту грязь нам не отмыть. Хотя бы и грязной тряпкой. История всё простит. История всё оправдает, если при этом соблюдены другие правила: Народ должен пить правду отмеренными дозами, ибо и правда и ложь есть состояния души, а тело живёт, питается и дышит по другим законам, где сильные поедают слабых, а слабые рождаются для того, чтобы кормить сильных.

       Грязные дела делаются и руками, отмывающими грязь, тоже нечистыми; но это временное явление; ибо грязь - есть средство, есть - материал из которого создано всё в поднебесной, в том числе и человек.

       Не окунувшись в грязевые потоки, не сделаешься человеком.

       Вот Васька Парашютик всё понимает. Васька Парашютик все законы знает. Знает всякую основу закона. Всякую его подоплёку.
       Он так всё подчистит. Такой лоск наведёт, что любо дорого смотреть будет. Мы будем выглядеть невинными жертвами и острие общественного порицания обратиться против назначенных на то марионеток от политики.

       Так, что мой дорогой генерал, всякая грязь есть лишь материал для созидания. Мы любуемся на произведения искусств созданных грязными руками художников, поэтов, скульпторов, архитекторов, металлургов, землепашцев созданных из той же грязи, из которой созданы и они, и мы с вами.
       Как говорится, «из грязи вышли и в грязь уйдём», но прожить жизнь нужно так, чтобы грязью умывались наши враги. Ибо, отмываясь от грязи, они полощутся в грязи. А пока они там полощутся, мы используем эти стоки для удобрения наших полей, на которых взращиваем как идеи наши, так и наши дела.

       Присутствующие рукоплещут.
Входит женщина президента:
       Женщина:
Дорогой тебе пора принять таблетки. Ты слишком разгорячился. А излишняя горячность отрицательно влияет на ритмы сердца. Да и кровеносные сосуды сужаются.

       Президент с ненавистью смотрит на женщину:
       Пошла вон, дура! Мы не в спальне!
      
 
 


       Картина третья.
Розовое освещение. С проблесками голубизны.

Поле боя. Несколько оппозиционеров на верхнем этаже президентской резиденции.
Над зданием шум пролетающего вертолёта. Молодые бойцы сопротивления поднимают головы и прислушиваются.
       Кто-то:
Кружатся, кружатся. Вынюхивают, вынюхивают.
       Некто:
На крыше наши ребята. Почему не сбивают?
       Невидимый:
Чего на рожон лезть. Они не стреляют и мы не будем.
       Стоящий сбоку у окна:
А если бомбу сбросят?
       Стоящий у дверей:
Президентский дворец, что бункер. Бомбой его перекрытия не возьмёшь. Тут тонны взрывчатки нужны.
       Стоящий, рядом с окном:
Нам нельзя сдавать позиции. Внизу наёмники. Они за «просто живёшь» жертвовать своими шкурами не будут. Раз лезут, значит так им нужно. Зачем лезут - мы не знаем, значит остаётся ждать и действовать по обстановке.
       Кто-то:
Что-то президент не успел отсюда вывезти. Хорошо бы все комнаты обследовать. Да некогда.
       Некто:
Кто бы, что забывал, но не наш президент. Такого шкурника поискать ещё нужно. За старую пуговицу от бабушкиного халата удавится.
       Невидимый:
Скорее ты удавишься, чем он. Он себя ценит.
       Стоящий сбоку у окна:
Неспроста они лезут. Неспроста. Нужно доложить руководству.
       Стоящий рядом с окном:
Руководство в курсе. Принимаются меры к деблокаде здания. Скоро наши ударят с трёх сторон.
       Стоящий сбоку у окна:
Не фига! Вижу только армейцев и гвардейцев. Они подстраховывают наёмников и прежде, чем нас деблокировать, нужно прорвать их порядки.
       Некто:
Неужели наши спасуют? Я думаю, что они перегруппировываются. Для этого нужно время. Как только создадут кулак, так и ударят.
       Кто-то:
Мы же не в зачуханном подвале, а в президентской резиденции сидим. Нас издалека видно.
       Невидимый:
Давно могли разнести наш этаж артиллерией. Что им стоит. Поставили пару гаубиц и тремя залпами нас всех в аут.
       Стоящий рядом с окном:
Они бы разнесли, да повидимому, действительно есть серьёзный повод этого не делать. Какие-нибудь сейфы, с какой-то документацией…
       Стоящий сбоку у окна подхватывает:
С бриллиантами и золотишком…
       Некто:
Разберёмся, как только заваруха закончится.
       Кто-то:
Опять полезли. Ребята не поддавайтесь!

Грохот выстрелов и взрывов. Повстанцы храбро отражают атаки. Наёмники не могут преодолеть завалы из мебели и взрывают их. Многие падают поражённые плотным пулемётным огнём. Наёмники врываются в разветвлённую сеть коридоров, но поперёк проходов навалены штабеля из тяжелейших металлических сейфов.
       Пули и гранаты эти баррикады не берут.

       В комнате группа повстанцев ведёт огонь по всем направлениям. Внезапно всё стихает, раздаётся усиленный динамиком голос.

       - Пацаны! Вас обманула жалкая шайка проходимцев во главе с продажным псом Казулевичем. Он получил миллионы баксов на ваш подкуп, но оболванил вас и деньги присвоил. Он вывез свою семью в Европу и, они там шикуют, а вы тут загибаетесь.
       За какие интересы вы жертвуете собой.
       Наш президент – это стабильность и процветание. Наш президент – это мир и счастье каждой семье!
       Вы что ли хотите войны? Войны хочет Казулевич и его банда!
       Бросайте оружие! Президент прощает каждого, кто раскается и попросит у народа прощения.
       Даём вам десять минут на размышление…


       Кто-то:
Подарили десять минут жизни.
       Некто:
Себе подарили. Потому что им ровно столько жить осталось. Я не промахнусь. Рука не дрогнет. Человек пять я уже уложил. Ещё пяток – а это уже целое воинское подразделение, так называемое отделение. Ещё вы по паре и глядишь, целого взвода нет.
       Кто-то:
Вот уж услугу нашему президенту сделаем. Некому зарплату выплачивать будет.
       Невидимый:
Они им деньги на руки не дают. Куда-то переводят, то ли в Северную Корею, то ли на Кубу. Родственники получат.
       Стоящий, рядом с окном:
Если докажут президенту что они в действительности являются родственниками погибших. Нашего не обманешь. Не обведёшь! Он всех, по его словам, насквозь видит.
       Стоящий сбоку у окна:
На чём и стоит.

       Стоящий сбоку у окна:
Вы слышите шум? Вы слышите шум за окном?
       Все вслушиваются.
Действительно по улице катится многоголосый рёв. Всё мощнее, мощнее и, наконец, из-за угла выворачивается разноцветная огненная лава людей, вооружённых, чем попало. Они заполняют все подъезды и подворотни, растекаются по закоулкам, но оттого толпа не уменьшается, а, кажется, наоборот, растёт.
       Толпа врывается в полисадник президентского дворца. Она теснит армейские и милицейские кордоны, прижимает их к стенам зданий, обезоруживает и начинает заполнять само здание президентской резиденции.
 Наёмники ведут хаотичный огонь на поражение. Но это не останавливает людей. Они берут этаж за этажом.
       Наверху ободрились бойцы сопротивления. Они выдавливают из коридоров верхнего этажа наёмников. Некоторые наёмники, чтобы спастись прыгают из окон вниз, выбирая для себя такой путь к спасению или к смерти.

       Несколько тысяч людей растекаются по коридорам дворца.
В это же время в доме напротив, генерал Хаткин кладёт руку на пульт управления и нажимает красную кнопку.
       Вертолёт сбрасывает фугас, начинённый газом ОГНС. Раздаётся едва слышный хлопок. Рёв толпы затихает, люди останавливаются. Вертят головами, опускаются на колени, ложатся плашмя на полы, теряют силы и вздохнув несколько раз начинают умирать.

       Кто-то:
Как легко дышится! Какой прекрасный день!
       Некто:
Я должно быть потерял сознание или в рай попал?
       Неизвестный;
Всё вокруг меня такое голубое, такое прекрасное. Уходить не хочется.
       Удивлённый:
Я ведь раненым был. Почему же мне так хорошо. Я иду по розовому полю. Меня догоняют мои дети. Их у меня двое: мальчик и девочка. Не помню только, сколько же им лет!
       Ошарашенный действием газа:
Я не человек. Я – дерьмо. Что делают из дерьма? Из дерьма, что делают?
       Ошеломлённый происходящим автоматически отвечает на вопрос:
Мадеру делают. Мадеру. Я люблю мадеру, жаль попробовать не пришлось.

       Из шевелящейся кучи тот, кто наверху:
Пробуй! Пробуй! Она уже потекла из меня мадера!

       Все умирают.


      


       Вся сцена в розовых или бледно красных тонах. На сцене президент в позе Наполеона, одна его рука за отворотом полувоенного френча, другая простёрта в сторону бывшего дворца.
       Переждав шум, грохот и стоны он говорит:
Тот слаб, кто не противостоит мне лицом к лицу!
Тот не мужчина, кто хищником нападает на меня, как на лань травоядную, как пират на мирное судно, как насильник на ребёнка!
       Нет слов, чтобы высказать моё горе, мой гнев, моё удивление политикой некоторых государств, моё разочарование некоторыми государственными деятелями…
       Не имея возможности диктовать мне и моему народу свою волю, они предпринимают фашистскую вылазку, совершают грязную провокацию, вследствие которой погибают лучшие сыны Отечества.
       Нет границ возмущению, охватившему мой народ.

       Но и нет такого беспредела, которому не может быть положен предел.
       Мировое сообщество правильно оценит события, и правда окажется на нашей стороне.
       «Наше дело правое. Мы победим!»

       Звонит мобильник. Хаткин берёт трубку. Слушает.
       Полковник Козел:
Несколько наёмников, выбросившихся из окон резиденции остались живы. Им оказывается помощь…
       Хаткин перебивает:
       Пристрелить немедленно. Да!Да! Немедленно и всех.

       Стремительно входит министр информации Иван Студёный:
Здание Центральное телерадио республики удалось отбить у повстанцев. Спецназовцы сработали так стремительно, что оппозиция дух не успела перевести. Они только отлдадили оборудование, что бы вещать свою оппозиционную чушь на весь мир, а их тут как мух на крошке творога наши и прихлопнули.
       Я раньше не мог сюда прорваться. Вокруг чёрт знает, что творится. Милицию повстанцы разогнали, нынешняя ваша резиденция снаружи по сути не охраняется. Но это хорошо. Очень неплохо задумано. Вас искали повсюду. Лидеры оппозиции думали, что вы бежали из страны и хотели оповестить об этом весь мир. Хотели заявить о своём триумфе. Не получилось.
       Здесь, напротив вашей бывшей резиденции, где бесчинствуют бандиты, вы в наибольшей безопасности.
      
       Президент:
Перестань дифирамбы петь! Кудахтанье твоё любо народу, а меня уже достаёт. Моя безопасность - не твоего ума дело.

       На радио и телевидение я не поеду. Да и вам тащиться сюда лишний раз, меня лишь демаскируете. Не пришло ещё время.
       Нужные записи сделаны. Передавай, вещай! Глашай!
 Найди на старых дисках картинку с моим изображением и поливай на всю катушку, как ты это умеешь делать. Не в первой тебе передёргиванием заниматься.
       Хаткин, отдай распоряжение Козелу, пусть обеспечит оборону вокруг ключевых министерских ведомств тов. Студёного. Наш государственный рупор должен работать в деловой и спокойной обстановке.
       Как добрался сюда? «Хвоста» за собой не привёл?
       Студёный:
       Приехал на обычной малолитражке. Не на лимузине же разъезжать в такое время. Но будет ещё на нашей улице праздник.

       Президент:
 Будет. Иди.
 Министр выбегает из кабинета.

       Президент Хаткину:
Я всегда был сторонником решительных действий. Оппозиция нужна, когда власть закона непререкаема. Когда закон стоит над человеком, над его поступками, тогда для небольшого контроля бывает что нужна небольшая оппозиция. И то не всегда.
       Например, у нас не существует объективных причин для критики власти. Мы при всей скудности полезных ископаемых достаточно крепко стоим на своих ногах. Меня можно критиковать, что я почти не использую прозрачные методы при ведении хозяйства страны, но скажите и покажите мне государства, которые всю свою политику, включая социальную, строили бы на гласности и плюрализме.
       Нет таких государств и нет таких правительств.
       Все говорят, что деньги – объективно грязный элемент, но как зарабатывать
их чистыми руками в академиях не учат. Если где-то денежной массы много, то означать это может лишь одно: что где-то их стало намного меньше.
       Попробуем перераспределить? Не уж- то, получится?
       Никогда!
       Потому что всякое перераспределение есть объявление войны. А так как война - есть продолжение политики иными средствами, то тот хозяин положения у кого этих средств больше и кто эти средства использовал эффективнее других.
       Значит желающий заработать больше, должен искать способы и формы воздействия на мировой социум с целью уговорить или заставить покупателя покупать, а его хозяина заставить сделать вид, что он де добровольно уступает тебе своё место в конкурентной борьбе.
       Практически мирным путём такой демарш не осуществляется.
       Значит, ищи мирные способы. А мирные способы имеют в своём инструментарии лишь человеческие мозги. Мысли человека могут материализовываться, но для такой материализации и нужна материальная платформа. Построить эту платформу мы можем только туже затянув пояса и на время притворившись послушными орудиями мирового капитала; тихо прорыть туннели, по которым и потекут чужие блага в наш собственный бюджет.
       Кто-то скажет: Но это же мошенничество!
       Пусть.
       Чем хуже мошенничество откровенного грабежа? Весь мировой капитал нажит мошенничеством. Я не буду перечислять все способы мошенничеств. Их великое множество. От дачи денег взаймы под проценты, до создания структур, вымогающих и выбивающих из должников несчастные копейки. С миру по нитке.

       Мы не специализируемся на какой-то одной отрасли добывания средств. Мы их используем в комплексе. И пусть говорят! Но народ заслужил жить хорошо и для сохранения его заслуг я пожертвую любой оппозицией.
       Пока мы относительно бедны, мы не можем на равных конкурировать в науке, в технологиях, в военно-промышленном комплексе, но к счастью мы обладаем человеческим ресурсом: грамотным, обученным профессиям, смекалистым и прижимистым.
       На этот ресурс я очень надеюсь и считаю, что массы оплаченные извне, всегда проиграют массам организованным изнутри.

       Хаткин:
Опираясь на ваши цитаты, мы и строим свои умозаключения. Кстати Студёный показывал мне сигнальный экземпляр книги с вашими изречениями. Великая книга!
       Но у меня есть одно предложение?
       Президент:
Я видел этот экземпляр. Он меня не совсем удовлетворяет. Так какое же твоё предложение?
       Хаткин:
Не мешало бы приказать Студёному привлечь наиболее талантливых литераторов, для оформления прозаического текста вашей книги в стихотворную форму.
Такого шедевра мировая литература ещё не знает!
       Президент:
Но почему же! Коран, например; Рухнаме…
       Хаткин:
Не знаю, не знаю. То другой мир, другой менталитет. А вы бы, по простому, по народному, сказали и записали б мы всё что от вас слышим каждый день.
       Президент: Рухнаме – если в свободном переводе подать означает: «Моя птица счастья» У Гитлера, например, книга называлась «Моя борьба». Нет, нет нужно подобрать название более достойное и миролюбивое. Ведь «Птица счастья» книга не о народе, а о карьере.
       Ваши мысли, мой президент бесценны, слушая вас, боюсь пропустить хотя бы одно слово.
       Думаю, что как только покончим с оппозицией, назначим лучшего из академиков вам в секретари, чтобы слушал и слушал вас, и записывал, записывал сказанное.

       Президент молчит. Потом покашливая в кулак, говорит:
Он много чего может услышать, чего ему слышать не полагается.
       Хаткин:
Всё будет под контролем, даже жизнь летописца.
       Президент:
Летописец? Ну, да летописец.


      

      
       Картина четвёртая.


Президент в кресле. Поза Роденовского мыслителя. Входит женщина президента.
       Женщина:
       Почему ты мне так мало рассказываешь о своих делах? Иногда вообще запрещаешь интересоваться ими?
       Президент:
Что ты, женщина, знаешь о государственной тайне? Что ты понимаешь в государственных делах?
       Женщина:
Но я бы могла что-то и подсказать иногда. Ты же не будешь отрицать, что женская логика сильней мужской. Мужчины всегда думают о деле как о факте свершённом. Дело ещё не начато, а у мужчины в голове все те преимущества, которые он бы хотел получить от ещё несбывшегося по факту предприятия.
       Они многие важные детали пропускают своим вниманием, считая их мелкими, не имеющими значения. Зато идут напролом там, где можно было бы обойти трудности окольными путями, забывая известный постулат: любая кривая короче прямой.

       Президент:
Женщины слишком общительны, чтобы доверять им государственные тайны.
       Женщина:
Не более, чем мужчины. Мужчины в большей степени любят собираться в компании, решать вопросы коллегиально. Это идёт ещё от обезьяннего стада.
 Самки заняты детьми, собственным туалетом, а самцы вечно что-то выясняют, машут лапами, корчат рожи, стучат кулаками в грудь, то ли пугая друг друга, то ли таким способом добиваясь уважения.
       Обезьяны дерутся редко. По натуре они трусливы. Но очень ценят себя. Любвеобильны. А какие самцы мошенники и воры, стоит только понаблюдать…
       Президент:
Что ты этим хочешь сказать? Что люди мало отличаются от обезьян? А кто этого не знает?
       Человеческое общество - слепок обезьяннего стада. Люди и вышли из обезьяннего стада. Но в чём же тогда секрет нашего разума?
Когда-то в поле зрения Бога попало обезьянье стадо
и он наложил свою печать на беременную самку. Она принесла недоношенного ребёнка с недоразвитым инстинктом. Бог остановил дальнейшее развитие инстинкта и появился на свет феномен: сознания.
       Остальное дело техники: опыт, опыт. Анализ – опыт: это уже разум.
В остальном, мы действительно голые обезьяны, иногда даже стыдливо обросшие шерстью.
       Женщина:
Может быть это и интересно, но я думаю по - другому. Мужчины, возможно и произошли от обезьян, но женщины – создания господа и тому порукой наш ум и наша чувственность.
Только женщина могла найти в себе силы для создания семейной ячейки. Только женщина могла направить мужчину на путь истинный; путь, по которому шествуя вслед за женщиной, стал он тем, чем является.
       Президент:
Кем же он стал:
       Женщина:
Хозяином планеты. Покровителем искусств. Отцом своих детей и защитником женщины.

       Президент:
Ну, да.
       Женщина:
Но без женщины мужчина, даже выйдя из обезьяннего образа, не в состоянии оторваться от врождённого стадного инстинкта. Без женщины мужчина может лишь соображать «на троих», с небольшими вариантами.
       Без женщины у мужчины нет перспективы.

       Президент:
Может с другими мужчинами, у тебя был именно такой опыт, но я, человек другого склада, иной формации. Я ощущаю себя просто гражданином. Просто гражданином моей страны. Я и мужчина, и женщина в одном лице. Безо всяких кривотолков, в порядочном смысле. Я живу интересами народа. А народ – это как женщины, так и мужчины.
       Женщина:
Но ты же спишь со мной. Я как женщина тебя возбуждаю. Конечно, женственность в тебе присутствует, но и бабы бывают солдафонками.

       Президент:
У меня столько забот. Ты меня отвлекаешь.
       Женщина:
Я за тем и пришла. У тебя не остаётся времени на отдых, не говорю уже о развлечениях.
Так хотя бы поговори со мной. Это поможет тебе восстановиться.
       - Женщина: Так вот продолжим. Хотя я не отрицаю фактора сознания, но думаю, что лучше бы для человечества было бы жить инстинктами.
Инстинкт не ошибается, а сознание как ведро в проруби: прежде чем воды набрать, нужно его наполнить. Оно болтается на верёвке, никак не хочет зачерпнуть водицы,. А то, вдруг, до краёв наполняется и не удержи верёвку в руках – утонет, да ещё и тебя за собой в воду утащить может.
       Сознание – божий, но очень опасный дар. Им пользоваться нужно умеючи. Пока опыта наберёшься. Пока разум ходы-выходы подскажет, сколько воды мимо ведра протечёт; а женская интуиция, то есть инстинкт – уже всё знает. Уже диктует, как и что.
       Поэтому женщина совершенней мужчины. Она чаще, чем мужик живёт инстинктами и слава богу, тем реже ошибается.
       Спроси совета у женщины и не ошибёшься.
       Президент:
Вон как ты мысль свою подала. Даже захотелось тебе обо всём рассказать и совета у тебя спросить…
       Женщина:
Так спроси.
       Президент:
Утаивать не буду. Хотя и не всё скажу. Ты у меня как барометр, погоду хорошо предсказываешь. Политический кризис вот предсказала, хотя и ошиблась в сроках.
       Меня и днём, и ночью не оставляют мучительные раздумья о той бремени власти, которую я взвалил на себя. Иногда мне кажется, что избран ложный путь. Что я в тупике или на распутье. Тогда накатывает такая хандра, что хоть топись. Но проходит час-другой и настроение резко меняется. Я опять вижу далеко вперёд. Опять уверен в себе. А уверенность в себе порождает кипучую деятельность.
       По натуре я трудоголик. Это известный факт. Мне хочется в минуты душевного и физического подъёма творить безостановочно! И тогда меня удручает только одно: я вижу вокруг себя инертность, равнодушие, беспечность, расхлябанность – все те качества, которые способны угробить и гробят любое хорошее начинание.
       Как мне поступать? Я испробовал десятки вариантов. Но не удовлетворился ни одним из них. Если ты действительно хочешь стать моей помощницей, подскажи, что мне делать?

       Женщина:
Заслужить уважение?
       Президент:
Насмешила. Меня уважают как никакого другого президента ни в одной другой стране.
       Женщина:
Тебя боятся.
       Президент:
Боятся трусы, лентяи, подлецы, предатели, наконец, враги.
       Женщина:
Нет, эти как раз тебя не боятся. Что ты им можешь сделать? Враги далеки и слишком сильны для тебя. Предатели не тебя боятся. Если б они тебя боялись, не предавали бы. У страха глаза велики и шкуру они свою берегут. Они боятся тех, ради кого тебя предали. Они предали тебя из страха разделить с тобой ответственность за политику, экономику, народ.
       Ты для предателей вчерашний день, ими пройденный этап, ими разыгранная карта. Нет, предатели тебя не боятся.
       Ты сказал, подлецы? А чего подлецам бояться? Подлец не преступник. Подлец – моральная категория. Сегодня он святоша, а завтра подлец. Покаялся и вновь рядом с тобой.
       Лентяя, ничем не проймёшь. Лентяй, тебе и идее предан. Всегда с тобой и с твоей идеей, согласен. У него нет к тебе вопросов, но и нет ответов на твои вопросы. Мол, сам задал, сам и отвечай. Лентяй – государственный человек, со всеми гражданскими правами и минимумом обязанностей.
       Как громко бы ты не призывал лентяя к трудовым подвигам, он только хлопает глазами, рукоплещет и кричит «ура»!
       Лентяй тебя не боится. Он любит тебя, спрятавшись за твоей спиной.

Что касается трусов, то человек труслив по природе. Можешь ли ты признаться, что не испытываешь моментами молодушия, ведущего к трусости.
Но подняться над молодушием в кризисные моменты – уже великий подвиг. Подняться не за спиной ОМОНА и СПЕЦНАЗА, а в одиночку, как Сашка Матросов, с гранатой на амбразуру… Или, как женщины террористки, взорвать себя ради призрачной или даже совсем несуществующей идеи…
       Но это личности, за которыми стоят личности. А у народного избранника иная стезя.
       Главная, стержневая идея президента – ответственность.
       Не перед народом, не перед совестью, не перед народным собранием, а перед божественным проведением. Недаром говорят: всякая власть от Бога. Бог или та Сила, которую мы величаем Богом, даёт тебе сигналы, прочитать которые можешь только ты. Ни я, ни кто другой не в состоянии быть умнее и могущественней Бога.
       Все решения, которые ты принимаешь, от Бога. А я как женщина, могу только помочь тебе не отойти от правильной дороги, на которую тебя поставил Бог.
       Так что твори.

       Президент подошёл к женщине и обнял её за плечи:
Ты сказала то, о чём я всегда думал. Ты прочитала мои мысли. Спасибо.
Молчат. Стоят, обнявшись, некоторое время.
       Президент:

       Иногда я начинаю думать, что философы, определяющие пол Бога как женский, правы. Тонкость ума, присущая женщине меня всегда удивляла и восторгала.
Говоря о том, что Бог первым сотворил мужчину, библия не кривит. Если Бог женщина, то, естественно, что ей интересней создать мужчину. И все его дальнейшие действия лишь действия женщины, любящей своё творение, вплоть до создания подруги.
       И низвержение Адама на Землю доказывает, что это обыкновенная ревность. Ревность женщины к сопернице женщине, пусть даже и созданной на радость Адаму, но самому Богу, то есть Богине лишь для тревог и разочарований.
       Будь благословенна женщина!
       Они целуются.

       Президент:
Ты открыла передо мной новое видение мира. Ты была откровенна со мною. Я хочу отплатить тебе той же монетой. Раньше все женщины, включая супругу, хотели от меня одного: чтобы я исполнял их прихоти, которые по исполнению оных плодились как метастазы в живом организме. В результате я попадал в замкнутый круг неисполненных женских желаний. Как правило, желаний не становилось меньше, наоборот всё больше. И, чем активнее я их исполнял, тем меньше эти женщины меня любили.
       В результате я изнемогал от такой их привязанности ко мне.
       Ты совершенно другой человек.
       За время нашего знакомства я успел обидеть тебя несколько раз. Ты не обиделась.
Я не подарил тебе ничего кроме своего внимания в редкие часы наших встреч. Ты и этим довольна. Поэтому я решил, при твоём согласии, разумеется, разделить с тобой как с верным товарищем и возможной женой, всё бремя власти.
       Не ответственность, возложенную на меня Господом за народ свой и Отечество, а власть, именно власть.
       Согласишься ли ты, женщина?
 
       Женщина:
И за это я не получу ничего кроме твоей любви?
       Президент:
Именно так.
       Женщина:
Я согласна.
       Президент берёт сотовый. Говорит коротко:
       Зайди.
 Буквально через минуту входит профессор Сиротка. Он весь внимание.

       Президент:
Как служба?
       Сиротка растерянно покашливает, озирается, пытаясь понять причину вызова. Говорит:
       Всё по плану. Даже с некоторым опережением…
       Президент:
Вижу, что не спишь. Считаю удачной операцию в моей резиденции. Но сейчас жду твоего отчёта по другой теме. Ты понимаешь?
       Сиротка оглядывается на женщину президента и молчит.
       Президент:
Я ей полностью доверяю. Она моя тень.
       Сиротка молчит.
       Президент:
Ты оглох что ли?
       Сиротка:
Но вы подписали указ, по которому любое разглашение является покушением на безопасность государства. Я не вправе…
       Президент подходит к столу и на листе бумаги размашисто пишет: «Разрешаю».
       Подаёт профессору.
       Тот мнётся, затем вздохнув глубоко, подчиняется.

 Говорит тихо, озираясь: Все государственные активы находятся в трёх местах. Места эти известны лишь трём лицам: вам, мне и генералу Хаткину.
       Бумаги госзаймов в подземном командном бункере, место нахождение которого знаете лишь вы и генерал Хаткин. Мне оно неизвестно.
       Золотой запас страны, разделён на четыре доли. Две части размещены в дружеских нам странах, а две оставшиеся - в странах капитала на подставных лиц.
Считаю этот способ наиболее надёжным для сохранения и умножения наших богатств. В дружественных странах, хотя мы и имеем некоторые гарантии от их правительств, мы при особых обстоятельствах, можем оказаться вообще без капитала.
       Такова диалектика. В политическом смысле наши друзья наименее надёжны. Если вы примете соответствующее решение мы такие активы пристроим в более выгодных местах и сделаем это так хитро, что вряд ли кто сумеет подкопаться.

       Ну а наиболее ценные и наиболее коммуникабельные ценности находятся здесь, рядом с вами и если желаете, а я понимаю, что желаете, можно с ними пообщаться и проверить всё ли имущество казны соответствует описям.

       Президент:
Веди!
 

       Картина пятая

       Поле боя залитое синим цветом. Вокруг трупы. Хаотичное нагромождение трупов. Люди умирали в страшных мучениях. Стоит звенящая тишина.
       Из тел всплывают вверх души. Их много. Они не спешат оставить бывшие свои прибежища и витают над ними.

       Тонкие голоса:
       1. Я ничего не чувствую.
       2. Ты думаешь, мы умираем?
       3. Не знаю, но мне хорошо.
       4. Я так быстро выскочила из своего тела, что сейчас не могу его найти.
       5. Оставь. Земля принимает всех без разбора.
       6. Моё тело родители звали Игорь.
       7. Расскажешь это святому Петру на воротах.
       8. Мой живчик был очень хороший человек.
       9. Какая душа – таков и человек.
10. У меня в распоряжении было прекрасное тело. Я так его любила.
11. Тебе повезло. Удобства нужны всем, а нам - душам в первую очередь.
12. А у моего ранца удобства были во дворе.
13. Как кому везёт. Другим свежий воздух полезнее.
13-1 Большего засранца, чем мой , сыскать невозможно! Едва освободилась!
13-2 Сочувствуем.
14. Только привыкнешь к телу. Только начнёшь комфортность ощущать – на тебе, оно уже труп. И я опять в поиске.
15. Нынче мало рожают бабы. Столько душ свободных!
16. Так чего мы здесь ошиваемся. Нужно на очередь становиться.
17. Очередь огромная. Одна знакомая душа с телом своим ещё прошлом году рассталась а и ныне свободная, без места. Младенцев не хватает.
18. Нужно вопрос ребром ставить. Пусть господь укоротит время беременности женщин, оборачиваемость и увеличится. Очередь быстрее подойдёт.
19. Не хотят люди рожать. Разленились. С сатаной заигрывают. Он им презервативы, а они ему наши души.
20. Наши души Сатане ни к чему. Мы бестелесны, а САМ кровь любит.
21. Никак не могу научиться во время перестраиваться. Зачем вселяться в девятимесячных детей. Можно и в семимесячных. Семимесячные - на учёте не стоят. Юркнуть в женщину и без всякой очереди не на своём, но на месте.
22. Мы все пойдём за тобой. Пусть люди семимесячными рождаются.
23. А что Бог скажет?
24. Тогда и повинимся. Повинную голову меч не сечёт.
25. На каждой роженице по два месяца экономии? Это какой довесок в господний бюджет!
26. Может вообще отучить женщин рожать. Пусть себе эротикой забавляются. Отдать это дело на откуп ангелам. Те из эритрейской глины столько младенцев налепят. Нам только коснуться их и помочь сделать им первый вздох.
27. Идея! Очереди исчезнут в мгновение. Богу бы доложить.
28. Ишь, быстрая какая! К Богу ещё попасть нужно. Там на воротах кроме Петра - архангелов сколько. Да херувимы, да ангелы. Не пробиться.
29. Ну и стой тогда в очереди.
30. А я на божье, не покушаюсь. В очереди так в очереди. Сохранить бы свою сущность, свой бестелесный образ.
31. Да-а! Не обкуриться бы в раю!
32. И в аду не бы спиться.

       Души постепенно поднимаются и растворяются в бесконечности вселенского пространства.


       Тайная комната в подвале. Без окон, без дверей. Одна из опорных колонн отъезжает в строну. Появляются президент, его женщина и профессор Сиротка.
Сиротка нажимает выключатель, комнату заливает яркий свет.
       Президент:
Мне кажется, что излишняя технизация в нашем деле вредна.
       Сиротка:
Что вы имеете в виду?
       Президент:
Очень трудно попасть в искомое место. Множество препонов, продуманных уловок с дополнительными проверками. Это утомляет.
       Сиротка:
Но мы имеем в виду государственную казну. Я головой отвечаю за её сохранность. Вы же с меня за это и спросите.
       Президент:
Моя ошибка. Я никак не думал, что путь в закрома Родины таит столько задержек. Нужно выбирать. Порой потеря времени обойдётся нам дороже самой казны.
       Сиротка:
Что может быть дороже десяти миллиардов в евро эквиваленте. В этих изящных невесомых мешочках бесценные алмазы и другие уникальные камни. Десять миллиардов на оценочный день прошлого года.

       В связи с многими слагаемыми сумма наверняка сегодня удвоилась.
       Наша страна не такая бедная, как многие полагают.

       Открывают тайник. Женщина президента посунулась вперёд и остро вглядывается в темноту сокровищницы. Включается освещение. Все застывают на несколько секунд или на минуту.

       Сиротка: Здесь всё, что не имеет отношения к государственной казне. Это личный капитал Вашей команды господин президент. Как договаривались. Как вы нам обещали.
Половина Ваша, половина нам на всех в равных долях.
       Президент молчит.
       Сиротка:
Здесь всё, что Вами вывезено из страны “Ju”, во времена оккупации оной известной нам державой. Сокровища покойного президента, его супруги, многих ныне не существующих государственных деятелей.

       Президент молчит.
       Здесь всё, что оставил вам на сохранение другой, ныне покойный президент ныне оккупированной державы. Сокровища его, его семьи, его клана.
       Активы наших новых друзей в иных местах. Они нам ещё не принадлежат. Но мы верим в Вашу звезду. В вашу проницательность, в ваш успех и потому надеемся, что преумножим свои и Ваши богатства.

       Президент молчит.

       Женщина президента, приходя в себя и хватаясь за голову: я любила тебя бескорыстно. Я всегда считала тебя очень бедным человеком. Я верила в твой лозунг: всё для народа и ничего для себя! Я считала тебя искушённым политиком и неотразимым сердцеедом, но никогда не приходило мне в голову, что ты так гениален, так мудр, так богат!

       Возможно король Саудовской Аравии и богаче, но он делает деньги на крови, то есть на нефти, что бежит по сосудам земли. Все страны, все их правительства выкачивающие нефть настоящие кровопийцы. Но только не ты!
       Твоя способность делать деньги из воздуха непонятна, непостижима, невозможна для восприятия любого человека, но так есть. Так оно и есть!
       Ты, гений!

       Президент молчит.
       Сиротка: Не думаю, что можно пересчитать всё, что здесь хранится. Надёжные люди уже дважды занимались пересчётом. Всё копеечка в копеечку; карат в карат.
       Президент поворачивает голову и смотрит на Сиротку.
       Сиротка: Не беспокойтесь! Те люди…. С оглядкой на женщину шепчет Геннадию Острогову: В разное время в разных местах… автомобильные катастрофы.

       Президент:
Даже Хаткин меньше знает, чем ты, академик. Что бы я без тебя делал. Не голова, а депортамент!

       Сиротка: Будут указания?
       Президент: приготовь моей подруге, какие-нибудь побрякушки к вечернему туалету. Как только задавим гидру, дам бал по Потёмкинским традициям. Но пока. Закрывай. Все шифры, все ключи мне на стол. У меня нет президентского чемоданчика с ядерным арсеналом, пусть будет хоть нессесер с моими активами.

       Да не забудь, пожалуйста, и адреса банков, счета и коды доступов к остальным государственным активам.
       Я – президент. Когда им станешь ты, я передам все атрибуты своей власти тебе.
       Сиротка смущается.
       Что вы! Я не достоин.
       Президент кладёт ему руку на плечо.
       Я доверяю тебе.
Выходят.



       Картина шестая.


       Ставка Кузякина:
       Шум как в Смольном в семнадцатом. Множество людей. Все перемещаются. В центре Кузякин. Он выслушивает рапорты и отдаёт приказы. Рядом два высокопоствленных офицера в европейской военной форме.

       За стенами грохот взрывающихся ракет.
       Кузякин:
       Жаль, что оранжевый вариант у нас не прошёл. Жалко невинных людей. Столько сил потрачено на подготовку, но распропагандировать людей с улицы в достаточной мере мы не сумели. Не смогли объяснить людям, что видимое благополучие построено на воровстве, мародёрстве и мошенничестве.

       Очень уж ловкий проходимец захватил власть.
       Офицер на плохом русском: Проходимцы слишком часто захватывают власть, потому что люди ваших стран не хотят работать, а ждут манны небесной. И тот кто её обещает, тот и правит такими народами.
       Кузякин: но манна небесная спасла жизнь израильскому народу.
       Офицер: пока случалась манна небесная, пока Моисей кормил и поил как и Иисус хлебами и вином, люди отказывались работать и ходили по кругу в поисках земли обетованной. Но как только Навин Иисус повёл их дорогой прямой через тернии, земля та оказалась рядом, под рукой.
       И за грехи свои Моисей не переступил рубеж реки Иордан.

Всякая прямая приводит к результату. Наоборот, кривая бесконечно долнго будет уводить от результата.
       Кузякин: в этом есть смысл. Недаром говорится: через тернии к звёздам.
       Офицер: ваш Суворов ещё говорил: тяжело в учении…


       Принесли донесение. Гвардия президента не только сдерживает натиск. Переходит в наступление. Свидетели сообщают, что применено отравляющее вещество. Восставшие теряют сотни людей, а гвардия ходит в атаки как пьяная.

       Кузякин хватается за голову. Неужели этот сумасшедший повторит опыт Саддама Хусейна. Неужели он окончательно потерял разум!

       Иностранные советники переговариваются между собой.
       Вводят истерзанного пленного. Это атаман головорезов-наёмников.
Он сообщает, что корпус наёмников практически уничтожен отравляющими веществами.
Слушай, Кузякин, говорит атаман: Извини, я не люблю тебя и потому сражался против тебя, но то что сотворил этот гадёныш не лезет ни в какие рамки. Он обманул всех. Уж я на что прожжённый! А и меня обманул!

       Мы никаких денег не получили. В том здании ничего не было. Там ловушка.
Мои ребята рвались через трупы и почти все погибли! С сотню нас осталось.
       Можешь меня расстрелять на месте, но лучше оставь жить хотя бы до поры, пока я собственными руками не растерзаю изверга рода человеческого.

       Кузякин брезгливо выслушивает наёмника. Один из иностранных офицеров, что -то шепчет ему: Кузякин протягивает руку атаману и говорит: проехали. Забыли.
       Выводи своих людей в резерв и обеспечь им отдых. Подзывает одного из полевых командиров: разберись. Приведи полк в порядок. Дай возможность кровью искупить вину перед народом.

       Иностранные офицеры ведут интенсивные переговоры по телефонам. Наконец, объясняют Кузякину6 срочно отводи войска из центра города. Сейчас в небе появятся американские самолёты. Это огромные машины, применяющиеся в гражданское время для тушения пожаров. Теперь их ёмкости наполнены дегазирующими растворами. Они обрушат сотни тонн на город. Всякое ОВ будет нейтрализовано. Как только событие это произойдёт и на подземные лаборатории Академии Наук будут сброшены спецбомбы. Всё что ниже десятиметрового диапазона разрушится от движений масс земли. Разрушено и раздавлено будет любое убежище..

       Кузякин: вместе с людьми?
       Офицер: люди должны покинуть лаборатории, если же они фанатики, то лучший выбор для них – смерть.
       Кузякин: Мне ваш план не нравится. Я не могу стать сроучастником ваших операций. Позже меня назовут пособником американского империализма и я легко могу стать пугалом для народа.
       Я против вашего плана. Никаких бомб, никаких массовых убийств! Учёный потенциал республики должен быть сохранён. Так и доложите своему командованию, что я не разрешаю бомбить город, учреждения, даже секретные объекты. Если их местонахождение для вас уже не секрет, значит, мы можем послать по адресам людей – пропагандистов. Их задача привлекать всех и в том числе учёных на нашу сторону.

       Американец насмешливо качает головой.
       Наш опыт нам подсказывает, что сила – лучший пропагандист. Пока вы будете шевелиться, убеждать и переубеждать, ваш оппонент справится с делом лучше вас. Он зальёт вас ядами и, не будет беспокоиться, об отдельно взятом человеке.
       А ваша жизнь окажется под угрозой уничтожения.
       Кузякин: тут вы правы, случится непоправимое, если мы проиграем.

       Картина восьмая

       Поле боя. Картина седьмая. Жёлтый дым. Лежащие люди. Иногда поднимается рука или кисть руки и резко падает на землю.
       В подъезде двое. Они полулежат прижавшись к стене. Истекают кровью. У обоих нет правых рук по плечи. Это наёмники - участники штурма президентского дворца.
       Первый: Тянусь. Тянусь рукой за пачкой сигарет. Дотянулся, но пальцами пошевелить не могу. Может ты, поможешь.
       Второй: пожалуй. Кряхтит.
       Говорит первому: Кажется моя рука рядом с твоей. Где же сигаретная пачка? Я плохо вижу. Туман в глазах.
       Первый: В голове у тебя туман. Вот же она. Ты же зажал её пальцами. Давай сюда.
       Второй: я не чувствую своих пальцев и ничего не вижу.
       Первый: Ну, как не видишь? Ты забрал мою пачку.
       Второй: да подавись! Бери! И он взмахивает оставшейся рукой, левой. Правая, оторванная лежит на сигаретной пачке рядом с правой оторванной рукой первого бойца.

       Первый боец внимательно вглядывается в две руки на пачке сигарет. Спрашивает у второго?
       Мы что, дерёмся с тобой?
       Второй: Что пристал ко мне. Мне тяжело. Я наверное ранен.
       Первый и я ранен, но не знаю куда. Руки ноги целы. Правая моя даже с твоей рукой сцепилась.
       Второй: нет, мы не ранены. Мы контужены. Потому что всё, что мы видим самообман. Наши руки при нас, а то, что вы видим, галлюцинации.
       Я очень хорошо себя чувствую, только немного в носу свербит и очень пить хочется.
       Первый: как ты прав! Как хочется пить! У меня ж фляжка была на поясе. Там коктейль из газировки с коньяком. Сейчас сниму, напьёмся.
       Оба оторвали от стены головы, но тела их неподвижны.

       Появляется доброволец повстанцев. Говорит кому-то за дверьми: здесь живые. Кажется наёмники. Что с ними делать. Санитаров нужно.
       Из-за дверей появляется голова, говорит: Ого! Они ж без конечностей.
       Но они живы.
       Пока живы. Но мы люди не злобливые. Отходчивые. С поверженными врагами милостивые.
       Человек просовывает в добавок к голове ещё и руку с наганом. Стреляет в головыв.
       Доброволец: Фу ты чёрт! Мозги так и выскочили! Мне ж лицо обляпало!
       Голова: Чай, не гавно! Оботрёшься.

       Картина девятая


       Штаб Кузякина. Кузякин по телефону: Срочно нанесите удар дегазационными составами. Узурпатор опять пустил газы. Я вынужден отводить штурмовые роты и, однако, есть уже потери.
       Срочно! Очень срочно! Да, да, да! Охватить весь правительственный комплекс зданий. По нашим сведениям узурпатор всё ещё внутри. Нет, нет! Он не мог уйти подземными переходами. Все подземные переходы контролируются.
       Не нужно бомбить лаборатории! Мы контролируем все наземные объекты Академии. Подвоз новых химических боеприпасов обороняющимся невозможен.
Уничтожение подземных заводов на руку тирану. Мы не сможем доказать его преступной деятельности. Его Радио на весь мир вопит, о том, что именно его, законного властелина бомбит Америка. Именно Америка травит его народ химическими газами.

       Мои люди пытаются взять штурмом телерадио компанию. Заткнуть горло извращенцу Студёному. Но там забаррикодировались фанатики. Которым, терять нечего. Ведь они уже за всю ложь, произнесённую с экрана и в эфир, осуждены народом пожизненно.
       Многие части, даже президентская гвардия уже сдаются. Люди начинают понимать, что защищать вчерашний день – безумие. Безумие защищать безумного диктатора! Часы его сочтены!

       Раздаётся ужасный грохот. В штабе переполох. Возгласы: Что это? Что это?
Из громкоговорителя несётся: Наши доблестные союзники в эту минуту бомбят лаборатории и подземные заводы Академии, развернувшей немыслимую противоестественную атаку на народ, стремящийся к свободе и требующий только справедливости и равенства.
       Народ во главе с достойным сыном страны полководцем Кузякиным совершает последние героические усилия по ликвидации режима.
       Слава народу! Слава Кузякину!

       Это наконец-то захвачено здание телерадиокомпании. Союзники нанесли подготавливаемый удар.
       Кузякин обхватил голову руками.

       Картина десятая.


       Президент, женщина президента, Сиротка. Люди охраны.
Вбегает генерал Хаткин.
       Гена мы с трудом удерживаем парадный подъезд. Нужно уходить. Нужно срочно забирать ценности. Мы пробьёмся. В надёжном месте вертолёты. Сейчас я отдам приказ и бронетехника очистит площадь. Через два часа мы будем у друзей. А там соберёмся с силами и всё назад отыграем.

       Президент молчит.
       Сиротка: Генерал дело говорит. Лучше нынче, чем никогда. Американцы дегазировали все наши опытные разработки. Лаборатории разрушены. Выхода нет. То есть он есть, предложенный генералом.
       Скорее в сокровищницу!

       Двинулся к дверям, за ним остальные. Женщина что-то нашёптывает президенту.
       Президент: стоять!
       Но все идут.
       Президент: стоять!
       Но все идут.
       Президент вскакивает на ноги и из-под дивана достаёт крупнокалиберный пулемёт.
Стоять, но люди начинают вдавливаться в двери, ведущие в хранилище
       Не надо, Гена! – Кричит Хаткин.
       Но президент стреляет.
       Я тебе не Гена, гавнюк. Я глава государства. Я ещё стану императором, свинья.
Хаткин и многие другие падают. Президент продолжает стрелять. Женщина президента подаёт полные патронами сменные рожки.

       Хранилище. Президент перебирает камни в саквояжах. Женщина:
Мой президент, мой любимый президент. Неслышно открывается потайная дверь. За дверью Сиротка. Женщина заслоняет спиной проём в двери и идёт к президенту.
       Нужно уходить. Президент отталкивает её.

       Президент:
Уходите все. Уходите. Я остаюсь. Всё что здесь – моя жизнь. Я жил для этого. Моё нищее детство, скудная юность. Они опротивели мне. Я работал как проклятый! Обманывал народы, их правительства, своим дуракам мысли свои вставлял, всё для того, чтобы хоть в старости пожить по человечески.
       Но меня окружали предатели. Меня повязали обманщики. Я воровал, что бы все жили хорошо. Но меня не поняли. Меня принудили убивать! Я убивал исключительно негодяев. Только предателей. Предателей я всегда буду убивать.

       Сиротка машет из-за проёма рукой. Мол, пора уходить.
 Женщина говорит резко: Геннадий, прекрати истерику! Не малодушничай! В последний раз предлагаю, уйти вместе!
       Президент сидит мгновение, с опущенными плечами, затем поворачивает к ней заплаканное лицо.
       И что же стоит за твоим ультиматумом? Ты бросаешь меня? Я же понятно сказал, что остаюсь. Никто не посмеет меня ни в чём обвинить. Я вам не Саддам Хусейн! Мой народ не поднимет на меня руку!
       Женщина смеётся.
       Президент: Пошла вон, стерва! Если б ты любила меня, то разделила бы со мной судьбу мою.

       Женщина: Ну, как любить такую сволочь как ты! Если решил так, то и оставайся! Она подходит ближе к президенту и несколько раз нажимает курок пистолета Макарова.
       Голова президента разлетается в куски.

       Сиротка втаскивает в подземный ход баулы с сокровищами, хватает женщину за руку и скрывается. Тайная дверь закрывается.


       Занавес