Брокен. гл. 4

Арсений Ла Флор, двадцать шестой ученик Брокена, проснулся от холодного ветра. Ему снилась война и выжженные поля. Своими загребущими, огромными руками действующая  власть присвоила несколько лет назад их маленький таинственный Брокен.

Узнав о передаче особняка в собственность княжества, Ла Флор был потрясен. Он не знал, что думал по этому поводу последний хозяин, ведь согласно слухам старинный дом забрали без какого-либо выкупа.
Война была временным кошмаром.

 Он не воевал, потому лишь что боялся насилия и огня, но не спасся- война пришла сама. Ла Флор был ранен во время ночной облавы на партизан, укрыв в своем сарае нескольких отчаянных смельчаков, не успевших закончить школу. Укрыл и не выдал. Рана зарубцевалась.
Впервые после войны Ла Флор подал запрос, получил одобрение и приехал сюда. Как домой вернулся. Брокен по сути и был его истинным домом. Ла Флор касался руками каждой ветки в саду, каждого знакомого пенечка, каждой скамеечки. Было счастье и счастье будет- он был уверен. Вопреки. Ведь на втором чердаке сохранили фортепьяно.

В лесу гулял повзрослевший Август Сварт, которого он не видел двадцать добрых лет. И Сварт, как будто не изменившийся, был все так же ответственен, серьезен, но лишь до захода солнца. До полуночи, за чашкой травяного чая, они сидели, вспоминая и мечтая пережить вновь каждую детскую шалость, каждое приключение в том самом Брокене. Сварт молчал, давясь своими болями и страхами- ведь у каждого есть боли и страхи. Сварт, с которым в школе они дружили только на уроках, Сварт, нехотя помогавший ему делать домашние задания, тот Сварт о котором он знал немного и с завистью наблюдал в те невозвратимые годы, был сейчас как Ла Флор. Или даже хуже.

Ла Флор думал что Сварт сильнее- выбор директора, который был безмолвен, но ясен, не радовал Августа, но говорил о многом. А сейчас просто наступала их осень. И они поменялись местами- Ла Флор, чувствовавший в Брокене свою обделенность и ущербность, закалился и расцвел после Хаоса и Темноты. Август, любимец и счастливчик…сломался что ли. Нет, слегка надломился. И это сделало их ближе. Хоть раньше между ними была стена предубеждений, тайн и гордости.
 Теперь прятать нечего- и неоткого. У них было общее прошлое, общее настоящее и, что логично, будущее, до которого Ла Флору нет дела. У него есть время Сейчас, фортепьяно и чудесная, целительная брокенская земля. У него есть Август Сварт- как воспоминание о неплохом в общем-то времени. И пусть Монро говорит что хочет…Монро всегда жил одним лишь будущим, и никогда- настоящим. Будущее принесло ему только пепел. Монро пессимистичен. Он цепляется за Сварта, надеясь утянуть его, потому чго надежды Монро похоронил Хаос и сожгла война, а Ла Флор никогда ни на что особо не надеялся. И ничего не потерял. Больше он никогда не взял в руки заступ.
Постепенно сошли мозоли с рук. Появились стайки тунеядцев. Ему нравилась роль грозного хранителя холодных коридоров. Он был по натуре немного меланхоличен. Но это в свой час. 
Август вообще издевался и издевается над всеми и вся. Но Август в Брокене, и это означает что Хаос отступил, конец света отложен. Сварт смеялся, смеется и смеяться будет. Как тот мальчик, что срывал цветы по краю брокенской дороги, засушивая их между страницами коричневого дневника. Он улыбался Ла Флору, зная его цену и ценя его. Август все также шутил и строил планы на некоторое настоящее. Он был здесь. И сухой тысячелистник в его мягкой и холодной как ледышка ладони становился свежим.
******
Пальцы стиснули холодную трубу и от предвкушения удовольствия Вильгельм даже причмокнул. Лампа-коптилка давала мало света, но достаточно, чтобы установить ножки и подкрутить боковые колесики. Линзы он уже поменял. Совсем скоро.
-Так-так.-раздалось над самым ухом мальчика и в тот же миг прохладная и очень цепкая сильная рука сомкнулась вокруг его запястья.-Болтаемся после отбоя, Вильгельм?
Он их всегда различал. Даже в темноте, не видя бородавки, что была главным отличием Олафа.
Любимцем Ла Флора был Олаф. Любимцем весьма странного толка- два года назад мальчик, слушая в очередной раз игру Ворона за закрытыми дверьми не выдержал и постучавшись громко, попросил научить его музыке. Вильгельм, бывший свидетелем этого, не поверил- столь грубо прерванный Ворон поманил его брата и начал учить. Его брат оказался очень способным и, может быть благодаря этому, избегал на редких уроках Ла Флора угощения деревянной линейкой.
-Воруем ключи?
-Не судите всех по себе, Арсений!-огрызнулся Вилли. Он носил тщательно выглаженные рубашки и считал себя хорошо образованным. В этом была доля истины- Вильгельм читал больше всех воспитанников Брокена и разбирался в точных науках. За три года в Брокене он изучил два классических языка. Увлечение астрономией заставило Вильгельма пробраться ночью в первую башню.
Старинный телескоп на штативе, множество колесиков и стекол к нему он получил от госпожи Корделии, через воспитателя Эрика Монро, у которого вообще можно было выпросить все, что угодно.
-Отродье чертово! Возвращайся в комнаты!-прокаркал Ла Флор.
-От чертова отродья слышу.-отозвался Вильгельм.-Идите себе куда шли, а я не намерен уходить. Я планирую смотреть восход Урании на востоке и мне дано разрешение воспитателем Монро.
Потеряв дар речи от такого хамства, Ворон протянул руку чтобы сзватить мальчишку за шкирку. Но в ладонь ему ткнулось письменное разрешение, аккуратно сложенное, и оно было с зубчатым ободком. Бумагу из личного блокнота Монро ни с чем не спутаешь. При тусклом свете читать неудобно, но почерк Монро было трудно подделать.
Потоптавшись на месте, и клацнув зубами от бессилия, Ла Флор вышел. Воспитанники Эрика чересчур обнаглели.
 “И вечно он делает все назло.”-вот такая мысль промелькнула в голове Ворона.
Когда дверь за его спиной закрылась, Вильгельм начал настраивать боковые линзы: нежно-алая Урания начала показываться из-за пепельной линии светающего неба.

*****
В городе было гораздо теплей. Бесконечные дома, кривые улочки, вкусные запахи из кофеен. И любимые Вильгельмом книжные магазины.
-Преподобный Лавдэй. Как отличить паскудника-колдуна от обычного шалопая.- прочитал вслух Вильгельм и засмеялся.- Этот преподобный Лавдэй, по-видимому, знаком с одним из наших мучителей, а братец? С кем-нибудь черным-пречерным.
-Замолчи!- огрызнулся Олаф, и кончики ушей его порозовели.
Злата, которую близнецы вытащили в город, только улыбнулась неуклюжей шутке Вильгельма. Она предпочла бы остаться в эту субботу в Брокене, погулять в деревне, пообщаться с молодежью или собирать поздние груши Брокенского сада, но Олафу понадобились струны, да и Вилли попросил ее поехать за компанию. Отпускать близнецов вдвоем никто не собирался, но присутствие Златы убедило госпожу Корделию.
 Купленная Вильгельмом дешевая брошюра с обрывками текстов из какого-то ведьмогонческого предназначалась в подарок для Ла Флора, которому скоро стукнет бог знает сколько лет. Олаф отговаривал брата от такого возмутительного подарка, но того было невозможно переубедить. Злата была уверена- Вильгельм всеми силами пытается досадить Ла Флору, то ли мстя за дружбу брата, то ли пытаясь пошатнуть авторитет все знающего Арсения. Наблюдать за этими состязаниями было неприятно.
Злата и близнецы пересекли площадь и собирались сделать привал в какой-нибудь чайной, но молодая цыганка в разноцветных юбках и платке на плечах, столь же пестром и старом как сам город возникла перед троицей бог знает откуда.
-Погадаю, судьбу расскажу. Все расскажу, красавица.- сказала цыганка, маня Злату.
Вильгельм скептически поднял бровь.
Златана протянула руку. Посмотрев на ладонь, цыганка вдруг бросила ее руку и забормотав что-то на своем непонятном наречии, перекрестилась.
-Что? Что вы там увидели?
Цыганка вздохнула так, словно несла всю скорбь кочевья и тысячелетия гонений ее народа.
-Линия. Линия жизни твоей. Ох страх, прерывается линия. Не жилец ты на этой земле.
-Я умру? Когда?
-И продолжается вновь твоя линия. Один. Два. Три. Снова идет.
Злата посмотрела на свою ладонь, но кроме черточек ничего там не увидела.
-А плата?
Но цыганка убежала, точно ветром сдуло.
 Вильгельм и Олаф начали ощупывать свои карманы. Златана покопалась в сумочке. Это было странно, но ничего у них не пропало. Только настроение Златы упало еще ниже.
-Да это просто чушь.-сказал Вилли.-Они всех морочат предсказаниями, глаза отводят и обчищают карманы. Приободрись.
-Но цыганка не взяла у нее даже платы.-возразил Олаф.
-Ты еще тут лезешь!-шикнул на младшего Вильгельм.- Давай туман разводи! Мало ей твоего пианиста!
-Может хватит вспоминать Арсения, а?
-Арсения?-с удивлением переспросил Вильгельм.- Значит Арсения…
Ла Флор все еще действовал на Злату устрашающе, хоть и была она благодарна ему за спасение от вервольфа. Август же делал вид, будто не замечает натянутой любезности между двумя своими подопечными.
-Мне надо вернуться в школу.
-Может, погуляем  мороженого съедим? 
-Нет, ребята. Без меня. Мне необходимо вернуться в Брокен.-Злата вновь посмотрела на разорванную несколько раз линию жизни на своей ладони.-Поговорить со Свартом и узнать, что это все значит. Если он знает.
-А если он не знает, так и будешь думать над всякой страшной чушью?
-Это не чушь, правда.
-Ты такая доверчивая, что любой уличной гадалке поверишь?
-Но не любая гадалка скажет о смерти. И жизни потом, ведь это действительно было со мной.
-Ты с того света вернулась?-удивился Олаф.
-Да. Когда мне было восемь лет, я утонула в пруду. Я пошла ловить самодельной сеткой карасиков, наклонилась неловко и упала. Вода сомкнулась над головой, такая грязная и мутная. Потом сестра рассказала, что еле-еле откачали меня.
Злата нащупала в сумочке обратный билет. Может быть ей удастся обменять его и на полдня раньше вернуться в Брокен.
Ведь цыганка сказала ей, что суждено еще два раза быть на грани смерти и жизни.
-Тогда я с тобой поеду.- сказал Олаф, придерживая ее.- А то еще тебе в дороге плохо станет.
-Да еще и Ворон вечерком собирался выкапывать гладиолусы.- с ехидей сказал Вильгельм.-Что касается меня, то я намереваюсь пробыть здесь до семи часов. Ничто меня не удержит от прогулки в такой славный солнечный день.

****
Путь со станции они решили сократить. Злату тянуло в этот лес. Ей хотелось снова увидеть круг из двадцати шести камней, посидеть в нем, но Олаф выбрал дорогу через деревню.
У колодца сидел старик. На коленях его щурилась сонная кошка.
-Добрый день.- сказала Злата. Старик, родственник старосты, как она знала, тот самый, что часто приходил к брокенским воротам и Август выходил поговорить с ним в любое время.
-И вам добрый, дети. Не ходите в лес.
-Мы не пойдем.
-В лесу сейчас сыро. Осень
-Когда-то здесь гулял мальчик. Он был из ваших, в темно-синей форме. Но мы не увидели в нем зла. У него были серьезные глаза и тихий голос. Он собирал тысячелистник и сушил зверобой. Зайцы ели с его ладоней, кошки ластились к нему. Он не давил улиток и прививал наши дикие яблони. Мальчик вернулся много лет спустя. Вырос, очень вырос, как все, кого коснулась война. Земля скрипела под его ногами и высоко в небесах пели птицы. Птицы ведь всегда радуются.
Олаф потянул Злату за рукав.
-Нам пора!
Злата попрощалась и пошла вперед, по дороге к Брокену.
-Такой странный старикан.
-Он очень старый. Август говорил, ему около ста лет.
-Что это был за мальчик? О ком он говорил?
-Когда-то здесь была школа. Для мальчиков из обеспеченных семей.
-Про это знают все. Но никто не знает, почему она закрылась.
-И я не знаю.
-О ком тогда тот дед говорил?
-Не знаю. Может быть о Вороне.
Злата ушла в свои мысли и Олафу оставалось только догадываться. Мальчик, который прошел войну и вернулся в Брокен, может быть кем угодно.

*********
-Помнишь, ты мне сказал, что страшное оружие это улыбка того, кто едва появился, и исчезнет?- спросила Златана, садясь на краешек каменной чаши.
Фонтан был пуст. Серебристых рыбок выловили перед чисткой, воду слили, а потом как-то незаметно быстро подкралась осень. Пухлощекий лучник со сложенными крыльями караулил фонтан. Глаза ему выпачкали углем, пытаясь с помощью нарисованных ресниц и зрачков сделать белый взгляд чуть осмысленнее.
И Злата вспомнила, как смотрела на этот дворик из окна заместительского кабинета. То было три с половиной года назад и потрогать фонтанчик было самым горячим желанием того года.
-Ах, это!- рассмеялся Олаф.
-Да, я подумала сначала, что ты в меня влюбился. Но Вилли меня успокоил.
-Нет, конечно. Сама посуди- когда мы влюбляемся, то что испытываем сначала?
-Ну не знаю.- подумав, ответила Злата.-Может, удивление?
-Радость. Большущую радость. Видя улыбку любимого, мы прямо на седьмом небе, особенно если эта улыбка адресована нам.-Олаф продолжал:-Но можно ввести себя в заблуждение. Приписать этой улыбке все, что ты хочешь. Особенно если плохо знаешь того, в кого влюбился.
-Странно влюбляться в того, кого едва знаешь.
-Вилли бы сказал, что влюбляться вообще странная и бесполезная затея.
-Вы с ним поссорились из-за этого?
-Нет, мы же близнецы. Мы не можем долго сердиться друг на друга.
-Значит вы влюбились в одну девушку?
-Вильгельм способен влюбиться только в целую эпоху. Он даже музыки не любит. Как можно не любить музыку?
-Не знаю. По-правде, и я к ней равнодушна.
-Ты любишь наблюдать, действовать, узнавать, сопротивляться. Вам с Вилли нужно обязательно показать, дать пощупать, иначе вы не поверите, что это есть.
-Значит, какая-то девушка отвергла твои чувства?
-Все гораздо хуже. Не спрашивай меня- мне кажется я сошел с ума. Даже Арсению я не могу все рассказать, а тебе и Вилли подавно.
-Значит, друг и брат не поймут тебя, но поймет Ворон?- Злату передернуло.
-Ворон…он вовсе не Ворон. Он просто, как бы так сказать…
-Как?
-Не как все. Он живет, понимаешь? Он не существует- как я, как ты, как Вилли. Он не считает часов и минут. Он просто ходит- и ходит. И смеется. Он просто чудесный.
-Так ты его полюбил?!-вырвалось у ошеломленной Златы.- Только не говори, что ты в Ворона втрескался!
-Нет-нет, что ты. Влюбиться в Ворона значило бы увидеть всю картину мира целиком. Но это не Арсений. И, кроме того, мне так нравятся рыжие волосы.
“Госпожа Корделия.”-догадалась Злата. Олаф влюбился в Августову учительницу.
-Эй ребятня!- раздалось ровнехонько над их головами.
Олаф вздрогнул.
-Вы чего тут сидите-то? Идите в дом, ужинать!
-Спасибо, мы уже идем!- отозвалась Злата, поднимая глаза.
 Волосы Эрика Монро, ярко-рыжие, как сама осень загорелись в вечернем свете и он пропал прочь, так, словно бы его и не было в окне. Злата поспешила в дом за Олафом.

Госпожа Корделия, величественная и рыжая как валькирия, спускалась по парадной лестнице. Закутанная до подбородка в пунцовый бархат тяжелого платья, она скрывала того, кто шел за ней след в след, черной тенью. Того, кто выглянув из-за ее плеча сказал тихо и отчетливо:
-Вот только посмейте сообщить мне, что Вильгельм все еще шатается в городе.