Папка, найденная в стене

Человечество воистину может быть благодарно своему столь прозаичному взгляду на мир. Ибо то, что открылось бы людям, коль ум их был бы в состоянии связать неприметные факты, коим они не придавали значения, заставило бы их впасть в великое безумие, что было бы первым но верным шагом к собственной гибели. Человечество с легкостью может похвастаться тем, что видит перед своим носом молекулу и не видит то, частью чего она является. Воистину, окинув бы своим взором последние достижения всех наук в общем, человечество смогло бы увидеть лишь малый намек на истинное свое положение. Благо, человечество еще не до такой степени развито, чтобы увидеть явь, а не то, что оно принимает за таковую. Ибо то время, когда взор человечества окинет истинное положение дел, станет временем его конца.
      Если бы я тогда придал значение рассказу друга моего покойного отца, то, скорее всего я бы не писал бы это сейчас. В мае 1963 года я встретил старого друга отца Остина Френсиса в одном из баров Провиденса.Он приехал погостить к своему племяннику, что жил в паре кварталов от меня. Он был моряком с большим стажем. Я ничуть не совру, если возьмусь утверждать, что он провел в море добрые две трети своей жизни. И вот только сейчас, когда годы начали брать свое, он сошел на берег и больше не собирался возвращаться к буйной жизни моряка.
      Остин был не просто моряком, он был штурманом. От его решений зачастую зависела судьба корабля и всей команды. И у него получалось, Причем получалось превосходно. Все корабли, на которых он работал, за свою историю плавания с Остином ни разу не садились на мель, редко попадали в шторм и всегда возвращались вовремя и с выполненной задачей. Он был подобен лозоходцам, что интуитивно чувствовали земную твердь и легко могли найти в горе место, где разработка земных недр принесла бы самую большую прибыль. Он точно так же чувствовал и море. Он знал, когда оно хмурилось, а когда радовалось. Он знал, когда океанский бриз говорил о близящимся штиле или предвещал шторм. Он в буквальном смысле слова чувствовал морские течения и их направления. И этот дар сослужил ему очень хорошую службу.
      Когда я зашел в бар, Остин спокойно сидел и пил пиво в небольшой компании умудренных годами мужчин. Хотя в баре было не протолкнуться, заметил он меня сразу. Радушно поприветствовав, он пригласил меня за стол к своей компании.

      -Присаживайся! Мы тут с моими старыми друзьями моряками собрались. Думаю, тебе будет интересно послушать старые морские истории!-зазывал меня Остин. Мне и в правду было интересно. К подобным историям я всегда тяготел.
      -Конечно же, присоединюсь! Как же я могу пропустить такое?

      Сев за стол и поздоровавшись со всеми, я стал внимательно слушать истории, что наперебой травили морские волки. Доза выпитого алкоголя давала о себе знать, являя моему взору улыбчивые, красные лица моряков. Они долго рассказывали разные истории о якобы увиденном ими "Летучем Голландце" или о жутком шторме, свидетелем которого стал тот или иной моряк. Все истории были безумно захватывающими и интересными, однако все они меркли в сравнении с историей Остина. Её я запомнил отчетливо. Она врезалась мне в память, будто клеймо на теле чернокожего раба.

      -Наш корабль,"Норд" вышел в путь из Гастингса, что в Англии. Я тогда еще совсем малым был. Только-только, можно сказать, начинал осваивать морское дело. Это был мой второй или третий рейс. Корабль был небольшим, емким и грузоподъемным, но вот со скоростью дела обстояли не ахти. Да и путь нам предстоял не близкий: Австралия. Но, благо, ветер и течение сопутствовало нам. И вот, на день, наверное, сто двадцатый, мы все-таки добрались до Австралии, что было неслыханной удачей.
      На суше мы пробыли не более пары дней, хотя отправиться должны были тут же. Шторм, от которого бежал наш корабль, все-таки нагнал нас, но уже, благо, на берегу. Да и капитан искал, чем бы разжиться. Только потом мы узнали, что он контрабандой промышлял. Знал бы раньше, тут же ушел бы. Но вот мы вновь отправились в плавание. На этот раз путь наш следовал в США. Мы проследовали через индонезийские острова и направились напрямик через тихий океан. Гнусная была затея, я еще тогда капитану говорил. Но кто ж будет слушать еще не окрепшего в плаваниях матроса? н
      Ну так вот. Шел, наверное, день шестидесятый. Ночью за бортом был полнейший штиль - ни единого дуновения ветра. Вся команда, естественно, спала. И сны в эту ночь и в последующие несколько, были на редкость странными и удивительными. Просто фантастичными, я бы сказал! Нам всем снились темные глубины морей. Существа, похожие на рыб, коих глаз человеческий не видывал. И так было несколько дней, пока сны, не переросли в кошмары. Наш врач начал бояться, что, проходя через острова, команда какую-то местную лихорадку подхватила. Но все исчезало, стоило встать солнцу. И вот в один из дней разыгрался страшный шторм. Даже я его ни духом ни умом не чуял. Просто на ровном месте разразилась настоящая буря! Мой первый шторм! Эх, в жизни этого не забыть! Да и страшно как было! Я там уже всем святым молился, только бы выжить, а у самого, душа в пятки ушла. И вот, в самый пик шторма я увидел вдали остров. Но до чего же странным он был! Я до сих пор думаю, не почудилось ли мне? В тот момент я мог поклясться, что миг назад его не было. Он просто всплыл! Разразил морскую толщу и явил мне себя. Я видел - ну, как - видел - скорее различал на нем какие-то постройки. И я почувствовал, честн слово, взгляд. Как будто с острова на меня кто-то смотрел. Кто-то огромный. От этого взгляда просто хотелось провалиться сквозь землю, слиться воедино с палубой - что угодно, дабы не ощущать его вновь. И тут, как ответ на мои чувства, меня с ног сбила волна. Когда мне удалось подняться на ноги, острова уже не было, как и ощущения взгляда.
      Шторм бушевал еще какое-то время. Последующие ночи, по-моему, как ни странно, были спокойными. Ни кошмаров, ни странных снов не было. Наваждение прошло, если не считать полного штиля, оставшегося еще на несколько дней. Я не могу найти объяснения тем снам и кошмарам, но они явно были недобрым предзнаменованием. После этого я стал как можно больше обращать внимания на сны и на всякие мелочи. И знаете, что? За все мои последующие сорок пять лет плавания мне ни разу не снилось подобных снов. Это явно было каким-то тайным предзнаменованием.
      Рассказ моряка вызвал бурю эмоций среди подогретых алкоголем мужчин. Остин явно был доволен реакцией своих друзей. Мужчины еще некоторое время бурно обсуждали услышанный рассказ, затем снова перешли к другим. Я же, пораженный данной историей, долго прокручивал её у себя в голове и представлял себе те образы, что видел Остин. Но немногими порами позже я забыл о ней и вслушивался в новые.
      Признаться, историю Остина я забыл уже на следующее утро. Попытки пошевелить мозгами и вспомнить её быстро подавлялись головными болями и тошнотой, вызванными сильным похмельем. Да, тогда я немного злоупотребил пивом за этими историями. Позже я еще пару раз пытался вспомнить тот рассказ и записать, как я делал со всеми интересными историями, которые слышал. Но впоследствии воспоминания убегали от меня, не оставляя после себя и призрачного следа.
      Вспомнил я её спустя только два года. Она всплыла в памяти сама собой после прочтения статьи в одной из городских газет об исчезновении нескольких грузовых кораблей в Тихом океане. Самым примечательным в этой истории было то, что никаких сигналов бедствия не поступало. Предположительно, корабли сгинули в жутком шторме, что разыгрался одной ночью в море, а к утру достиг и берега. После прочтения статьив из моего подсознания всплыла та история, рассказанная Остином Френсисом. Я с удовольствием для себя прокрутил её у себя в голове несколько раз и записал в книгу, в которую обычно всегда записывал интересные истории. И почти так же благополучно о ней забыл на несколько дней.
      Но затем я вспомнил её снова после того, как ко мне в гости зашел старый друг, Гарри Брейман. Мы выпили по бокалу виски и принялись за неспешную беседу. Он рассказал мне о своем недавнем сне, который приснился ему на прошлой неделе и с тех пор изо дня в день повторялся. Сон был диковинным и красочным, так что забыть его было довольно-таки нетрудно. Описание сна в письменном виде со слов Гарри Бреймана я излагаю ниже:

      "Перед тем, как заснуть, я долгое время петлял по бесконечным коридорам, что были наполнены непроглядным мороком и мглой. В душе расцветало какое-то еле уловимое и трудно различимое чувство напряженности и и беспокойства. И вот в какой-то момент я осознал, что вижу чудные картины морских глубин. Перед моим взором проплывали стайки рыб, как больших, так совсем мелких. Где-то вдали, во многих сотнях метрах от меня, содрагая водную толщу, гулким и глухим звуком ревела туша кита.
      Давление воды то ощущалось, то нет. Иногда я чувствовал его всем телом, но как-то приглушенно. В некоторые моменты я понимал, что нахожусь в десятках киллмотров под водой. Там, где вечный мрак, ведь ни один отчаянный луч солнца не осмеливался туда проникнуть. Там, где царила вечная тьма и ужаснейший холод, где, благодаря моему воображению, вырисовывался знаменитый и ужасный греческий Тартар, вечная тюрьма свергнутых титанов. Там, где моему взору представлялись самые уродливые и противные рыбы моря, когда-либо существовавшие. В некоторых из них я узнавал рыб, о которых читал в энциклопедических томах. А некоторых я даже и описать не могу, такого причудливого и устрашающего вида они были.
      Но моему взору открывались не только глубины глубин, но и прозрачная, бирюзовая с зелеными отблесками гладь, изнеженная и испещренная лучами теплого солнца. Тут я видел уже знакомых мне скалярий и множество других мелких рыб, что всплыли ближе к поверхности, дабы согреться в лучах теплого и дружелюбного солнца. Периодически перед моим взором проносилась стайка-другая рыб с неописуемо яркой и красивой окраской. Было впечатление, что на их чешуе смешались все цвета спектра: начиная от красного с оранжевым, и кончая темно-фиолетовым.
      В какой-то момент мой взор перенесся с глубин на поверхность океана. Там, где-то вдали, на горизонте маячил остров. Он медленно приближался вместе со странными, глухими, рычащими гортанными звуками, исходившими неведомо откуда. Прошла целая вечность перед тем, как он полностью явился моему взору. Эти фантасмагоричные и гротескные образы засели глубоко у меня в памяти. Этот остров был в прямом смысле неправильным. Ни один бог не смог бы создать такое.
      Остров был усыпан разными постройками с высокими шпилями, испещренными непонятными знаками и иероглифами. Мне встречались небольшие колонны, в высоту меньше среднего человеческого роста, и огромные, намного выше Эмпайр-стейт-билдинг. Но не это меня шокировало. Геометрия этих построек и ландшафта была просто-напросто невозможной. Ни одно строение с этого острова не укладывалось в рамки известных геометрических законов. Они и не поддавались ни одному закону физики. Они то расширялись, то сужались до размера спички, то снова превращались в огромные столбы, которые было невозможно охватить и двумя руками. Угловатость этих зданий просто поражала собой. Углы были везде, даже там, где их быть не должно априори. Этот остров являл собой больную фантазию экспрессионистского художника. Евклид, гений своего времени и составитель основных геометрических законов, перевернулся бы в гробу, увидев подобное, не побоюсь этого слова, извращение основы основ.
      Но это меркло по сравнению со всем тем, что явилось мне потом. Взгляду моему открылась такая же гротескная гора, что вздымалась над островом и окидывала его весь своей тенью. Но в какой-то момент ко мне пришло осознание того, что эта громада есть не природное изваяние горной породы, а живое существо. Я увидел то, что невозможно передать словами. Ни одним из существующих, существовавших или тех, что стоят на изготовке, дабы заменить собой устаревшие, превратив их в архаизмы и предав их глубокому забытью. ЭТО неописуемо.
      А те странные слова звучали все громче и громче, пока не превратились в безумную и непонятную тарабарщину. Она, будто барабанный бой, ударяла в уши, заставляя барабанные перепонки сотрясаться от этих гортанных звуков. Сколько бы я не пытался их вспомнить, ни разу не получилось.
      И, на кульминации громкости этих животных звуков, гора, сотрясая почву, явила мне свое лицо. Господи, Кристофер, я бы отдал все свои картины, дай мне высшие силы хотя бы одно слово, что могло это существо описать. Оно было огромно. Настолько огромно, что все шпили фантастического острова меркли по сравнению с ним. Оно глядело на меня. Вокруг стояло невыносимое зловоние и дул ветер ужаснейшей силы. И ветер шел от существа. Оно дышало. Только представь себе его размеры, если его выдох способен создать волну, что в один миг сотрет с лица земли небольшой архипелаг! А слова уже стали неразличимы и превратились в какофонию, от которой хотелось скорее убежать. На этом моменте я всегда просыпался. В холодном поту, с безумно бьющимся сердцем. И я с счастьем для себя понимал, что нахожусь в своей комнате, в объятии любимых мною картин и образов. И сон этот является мне каждую ночь. "

      Так, в красках и подробностях, поведал мне свой сон мой друг. Да, художественная натура всегда была хватка на красочные эпитеты. В тот момент в моем подсознании самым незаметным образом начинали сплетаться воедино рассказ Остина, недавний шторм на тихоокеанском побережье и сон Гарри. Тогда, скорее к счастью, чем к горю, я понимал лишь одну тысячную из того, что мне пришлось узнать впоследствии. И я рад этому. Ибо, если все это знание накатило на меня сразу, я бы в миг обезумел и стал бы вечным гостем в доме мягких стен.
      Я посоветовал другу обратиться к сведущему врачу, на что он протестующе заявил о картине, которую ему надо закончить в самые кратчайшие сроки. А кошмары его могут подождать. Спорить с Гарри было бесполезно: твердолобости ему было не занимать.
      Мои попытки каким-либо образом повлиять на друга потерпели фиаско и я больше не возвращался к этой теме, хотя серьёзно беспокоился за друга. В тот вечер мы еще долго сидели и общались на самые разные темы. Гарри ушел лишь ближе к полуночи, хорошенько захмелевший. Признаюсь, пил он, как конь, но пьянел далеко не быстро. Это меня в друге-художнике удивляло всегда. Я, находившийся, благо, в еще приемлемом и практически трезвом состоянии, еще около часа просидел за переводом книги, который мне нужно было закончить к началу будущей недели.
      Но, как я ни пытался отвлечься от мыслей о сне, у меня ничего не получалось. То ли любопытство, то ли беспокойство за здоровье друга заставило меня в конце концов отложить перевод и оригинал в сторону. Я налил себе чая и присел в кресло, рассуждая о его сне. Он являл собой один из сотен множеств кошмаров, что снились когда-то всем. Но и было в нем что-то странное, что настораживало и беспокоило. Гарри всегда выказывал интерес к творчеству маринистов и не так давно бывал на выставке их работ. Может быть, те образы как-то просочились в его разум и смешались в необузданном кошмаре? Мне в это верилось мало, и я продолжил искать причину.
      Я еще очень долго рассуждал и думал на эту тему. Но ни одного ответа не находил. Тот рассказ почему-то засел у меня в мыслях и все время прокручивался, являя взору моей фантазии гротескные картины. Но чем я больше думал и представлял себе этот загадочный остров, тем сильнее мне этот сон не нравился. Но в какой то момент, я почему то вспомнил историю Остина про то, как он увидел тот остров в море во время шторма. Он приписывал острову какие-то странности, но какие именно, он не описал. Я точно запомнил только его слова про взгляд чего-то огромного. То существо, что описал Гарри, тоже было огромно. Да и он говорил, что дыхание его может вызвать страшные волнения на море. Так, может быть, шторм, в который попал Остин, является производным от дыхания того существа? Все это показалось мне просто фантастикой. Я еще недолго подумал над этой теорией, но, в конце концов, решил, что я все притянул за уши, настолько невероятная картина передо мной вырисовывалась. А время все неумолимо шло и перевалило за половину второго. Тщательно помыв чашку, я отправился спать, откинув недавние думы на день-другой.
      Проснувшись, я приготовил себе кофе и принялся за работу. На этот раз мне нужно было перевести один из романов какого-то итальянского писателя-романтика, чья работа, признаюсь, была мне совершенно отвратительной. Не представляю, зачем издательство потратило деньги на перевод этого среднего чтива. Я уже с головой ушел в работу, изредка попивая кофе с бутербродом, когда в дверь громко постучали. Надев более или менее приличную рубаху, я в предвкушении отправился к двери. На пороге стоял невысокий парнишка-почтальон.

      -Здравствуйте. Вы Кристофер Мид?
      -Да.
      -Вам посылка и письмо от некого мистера Альфреда Илуорка. Распишитесь вот здесь. - Сказал парнишка и протянул мне планшет с бланком. Я расписался в нужной графе и отдал планшет обратно. Взяв посылку и попрощавшись с парнем, я захлопнул дверь.

      Альфред Илуорк был моим старым знакомым. Нынче он преподавал в Мискатоникском университете современную литературу. В последнее время связь с ним была далеко не такой, как в былые времена. Но, признаться, я тогда испытал благоговейный трепет перед прочтением письма. Посылку я положил на стол, где покоилась и книга того итальянского писателя. Вскрыв конверт, я достал оттуда бумагу, несколько раз аккуратно сложенную. Слова были выведены на бумаге красивым почерком. Этот почерк я узнаю, пожалуй, когда угодно. Впав на минуту-другую в меланхолию воспоминаний о былом, я вернулся из мира прошлого в настоящее. Мой взор наконец обратился к содержимого письма, которое я изложу здесь.

Дорогой Кристофер!

      Надеюсь, ты еще не забыл старого друга. Я прошу прощения за долгое молчание. Здесь очень много работы. Каждый день приходится вдалбливать в эти еще неотесанные куски камня, что зовутся студентами, свет знания. Да и ректор сильно на меня надеется. А это место мне важно, ты знаешь. Да и от места чуть повыше я бы не отказался. Как там твои дела? Надеюсь, все хорошо. Как поживает Гарри? Все еще занимается тем, что малюет неведомо что и выставляет это за произведение искусства?
       Надеюсь, ты когда-нибудь уволишься из этого заурядного издательства и приедешь сюда. Нам нужны такие хорошие переводчики, как ты. Ты был бы на хорошем счету. Кстати, буду очень рад тебя видеть у себя в августе. Как раз созреет урожай винограда, что выращивает моя женушка Мэри.
      Но пишу я тебе не только из-за нашей дружбы, которая, надеюсь, продлится еще многие и многие годы. Надеюсь, ты получил и мою посылку. А то я слыхал о нескольких глобальных забастовках почтовых работников. Нехорошо будет, если она задержится. Там небольшой томик стихов за авторством Георга Рейтера Фишера. Довольно интересное чтиво, признаюсь тебе. Идея его стихов очень необычна, что я хвалю.
      Так вот, я был бы очень тебе благодарен, если бы ты помог мне с переводом этого томика на французский язык, которым, насколько я знаю, ты владеешь в совершенстве. Буду очень тебе благодарен, если поможешь.
С наилучшими пожеланиями, А. Илуорк.


      Я отложил письмо в сторону и взял в руки посылку. На тёмно-синей обложке небольшой книги было написано: "Хозяин туннелей". Название меня заинтересовало. Бегло просмотрев содержание, я понял, что передо мной еще одно исчадие необузданной человеческой фантазии. Хоть подобное я не любил, ибо был, есть и буду рационалистом и реалистом, далеким от таких полетов фантазии, я решился перевести книгу.
      Написав ответ на письмо, я отложил его на край стола, решив отправить его позже. Книгу я положил на полку книжного шкафа, пообещав себе, что просмотрю её более тщательно, но немного позже. Оставшийся день я провел в работе над переводом романа. К вечеру на столе в моем кабинете возвышалась стопка машинописных листов, которые следовало завтра же утром отнести в редакцию.
      За окном уже давно сгущались сумерки. Я сидел на диване, пил кофе, наблюдал в окно за прячущимися от неожиданно начавшегося дождика людьми. Тут-то я и вспомнил о просьбе Альфреда. Взяв в руки "Хозяина туннелей", я уселся на диван и погрузился в чтение. Признаюсь, к подобным произведениям я любви не питал. Как по мне, так это лишь трата чернил. Все эти нынешние авторы ничего собственного не придумывали. Все они, как один, начитались Гёте и Гофмана, а теперь, воодушевленные классическими произведениями, старались их превзойти. Но попытки их были настолько тщетны и примитивны, что и читать было противно. Но и были среди таких вот поклонников-недоучек и выдающиеся.
      Фишер явно был не от мира сего. Его стихи были очень странными. То тут, то там мелькали фантастические существа. Но, стоило мне перевернуть странницу и увидеть новые строки, сердце забилось сильнее.

                Нездешним разумом одушевлен
                Коралловый многоколонный Рлей.
                В кате грезит вздыбленный дракон:
                Рлей, крипта Кутлу, в бездну погружен.


      Мне в какой-то момент стало жутко. Рлей очень напоминал остров из сна Гарри и из рассказа Остина. Я продолжил чтение уже с большим интересом.

                Их шпили - под могильной глубиной,
                Их странный отсвет смертным так незнаком.
                Лишь змей крылатый тем путем влеком
                Меж светом дня и склепом под волной


      В этом отрывке некоторые оригинальные слова были зачеркнуты, а рядом подписаны другие, которые немного оживляли картину. Но та строчка про крылатого червя заставила меня отложить книгу в сторону. Гарри рассказывал, что видел во сне крылатых червей, которые обитали глубоко под водой. В таких глубинах, в которые не проникает ни свет, ни взгляд. Куда человеку еще очень долго не добраться.
      Обдумав все, я решил разобраться в том, кем был этот Фишер. В моём разуме, как я ни откидывал эти бредовые мысли, сложилась такое впечатление, что рассказ старика Остина, сны Гарри и этот Фишер связаны. Но как? Логического объяснения я этому не находил. Да его и не могло быть. Убедив себя, что мне всего лишь кажется, я захлопнул книгу и решил отправиться спать. Но в голове все еще крутились подобные мысли, поэтому я решил успокоить их тем, что побольше разузнаю об этом Фишере и обязательно поговорю с Гарри.
      В последующую неделю я ждал письма от Альфреда, который должен был передать мне сведения об Георге Фишере. У них в Аркхеме с этим было легко. С Гарри я увидеться не смог. Он несколько дней назад уехал в Пенсильванию на какой-то съезд художников-модернистов и должен был вернуться лишь в понедельник будущей недели.
      Письмо наконец-то пришло, положив конец моим ожиданиям. В письме Альфред написал, что он учился в Мискатоникском университете в двадцатых годах, участвовал в каком-то проекте университета по изучению фольклора, английского языка и сновидений. Фишер погиб в своем доме шестнадцатого марта тридцать седьмого года при землетрясении. О нем очень лестно отзывался профессор Уилмарт, который считается пропавшим без вести с двадцать пятого апреля того же года года. Он отправился в командировку по стране, но, когда он не прибыл в срок, его объявили в розыск. Его "Форд ТФ" был найден в реке недалеко от Стервятникова Насеста, но труп найти так и не удалось.
      Эта история меня смутила, но, тем не менее, прояснила кое-что. Меня привлекло слово "сновидение". Еще одна ниточка, что вела к моему другу. Дочитав письмо до конца, в небольшой приписке с надписью P.S. Альфред советовал мне ознакомиться с произведениями некого Говарда Филлипса Лавкрафта, сославшись на их схожесть.
      Эта фамилия была мне знакома. Я как-то читал аннотацию к одной из его книг в одном книжном магазинчике. Я тогда диву дался, кто печатает такую дребедень. Но в данном случае меня захватило любопытство. В этот же день я разжился парой небольших книг за авторством этого самого Лавкрафта.
      Чтиво, на мой взгляд, было слишком фантастичным и лишенным логики. Но в некоторых местах я вздрагивал, находя все новые и новые нити, что вели к Гарри, Фишеру и Остину. В его рассказе "Зов Ктулху" описывался загадочный остров Р'льех и существо Ктулху. Описание острова очень было похожим на рассказы вышеуказанных людей. Фишер и Гарри явно описывали Ктулху. Я даже заподозрил, что мой впечатлительный друг начитался Лавкрафтовских рассказов, коими и были вызваны кошмары.
      В один из дней, когда я ожидал приезда друга-художника, на улице разразилась страшная буря. Было объявлено штормовое предупреждение. Корабли не смели выходить в море. Ветер был просто ужасающим, а лило, как из ведра. Молнии то и дело освещали небосклон яркими вспышками. А гром был такой силы, что посуда на столе легонько дрожала. Благо, наутро буря стихла. В этот день должен был вернуться Гарри, но его все не было. Не вернулся он и на следующий день. И через день - тоже. Я начал волноваться.
      На четвертый день ко мне домой явился какой-то парень. Он молча сунул мне в руки письмо, а сам удалился прочь, не сказав и слова. Проводив его озадаченным взглядом, я уставился на письмо. На конверте я узнал почерк друга-художника. Не задумываясь, я тут же, на пороге, надорвал конверт и извлек из него бумагу, исписанную его торопливым почерком.

Кристофер, срочно приходи ко мне. Это очень важно. Мне надо, чтобы ты это увидел. Повторяю, это очень важно. Большего я написать не могу. Я понимаю твою озадаченность, но забудь про неё и приходи сюда. Кажется, я скоро умру.

      От прочтенного я впал в ступор. Что случилось с ним, если он написал такое? По почерку было видно, что он очень сильно торопился. Его руки тряслись, из-за чего почерк был не очень аккуратным. Выйдя из ступора, я тут же бросился в дом. Наспех одевшись, я отправился прямиком к к другу.

      Дверь в его квартиру была не заперта. Он сидел в гостиной на диване, уткнувшись пустым взглядом в мольберт. Выглядел он ужасно. Бледный, вся одежда в пятнах краски, волосы растрепанные, а вокруг глаз - фиолетовые круги. Увидев меня, он тут же кинулся ко мне и крепко обнял.

      -Кристофер! Благо, ты здесь! Они идут за мной. Они уже близко. - Торопливо высказал мне друг, разнимая объятия.
      -Гарри, что произошло? - Недоумевал я.
      -Я все расскажу. Но позже. Ты должен увидеть это, пока ОНИ не явились за мной. - Пробормотал он в том же духе и за рукав увлек меня за собой в гостиную.
      -Да ради всего святого, Гарри, объясни, кто такие Они? Ты когда в последний раз спал? Тебе нужно срочно обратиться ко врачу! - Попытался воззвать друга к логике я, но он лишь отмахнулся.
      -Я не знаю, кто эти Они и знать не хочу! - Не слыша меня, ответил он. Подведя меня к мольберту и указав на картину, он шепнул:
      -Смотри.

      Я устремил взгляд на полотно и тут же отшатнулся, не в силах терпеть увиденное. На полотне изображалось чудовище, которому нет описания. Голова его была подобна телу осьминога, а туловище напоминало человеческое. За огромной тучной фигурой находились крылья, явный рудимент. Чудовище возвышалось над шпилями острова, чей ландшафт был фантасмагоричен и невозможен. Его неевклидова геометрия просто поражала своей угловатостью и гротеском. Я видел перед собой Ктулху в своей обители, в Р'льехе. Я не мог ошибиться, это было именно то, что описывал в своих мифах Лавкрафт и в своих стихах Фишер.

      - Эту картину я нарисовал позапрошлой ночью. Прошу, не надо ничего говорить! Я знаю, ты реалист до мозга костей, но её рисовал я и в то же время не я. Я приехал поздней ночью, четыре дня назад. Проснулся я позавчера на полу с кистью в руках. В тот день бушевала буря. Я еле заснул. О господь всемогущий, лучше бы я не засыпал. Те образы, они были живее любого живого. Я видел, я ощущал, я чувствовал. Я БЫЛ ТАМ! Я БЫЛ В Р'ЛЬЕХЕ И ВИДЕЛ ЕГО! КТУЛХУ! Он увидел меня и послал за мной своих слуг. Я видел слишком много. В ужасе я проснулся и увидел это! Больше я не смыкал глаз, пребывая в бреде. Я пришёл в себя лишь пару часов назад. Но я чувствую их дыхание. Они уже близко, и...
      - Черт, Гарри, что ты несешь? Ты пьян? Тебе надо срочно обратиться ко врачу! Ты скоро умрёшь от недосыпа! А эти образы явлены тебе рассказами этого Лавкрфта! Не надо отрицать, что ты не читал! Вон, я вижу его книгу среди других.
      - Да, читал. Но они не имеют к этому никакого отношения! Да, Лавкрафт знал больше других о Древних и написал об этом. За что и поплатился жизнью. Да, я осведомился и записал все! Но сны начали являться мне раньше. Намного раньше!
      - Господи, да ты до сих пор бредишь! - Взорвался я.
      - Бред? БРЕД?! Нет, это не бред Кристофер, не бред! Ты должен мне помочь! Должен! Я собрал информацию, за которую и поплатился. Сохрани её! Они тебе не навредят, ты им не нужен. - Тараторил художник, копаясь в ящике стола.
      - Гарри, успокойся черт подери! Это всего лишь вымысел! Порождение твоей фантазии! - Пытался достучаться до него я. Но все было тщетно. Достав из стола небольшую папку, он сунул её мне в руки.
      - Кристофер, меня уже не спасти. Они учуяли меня. Я им нужен. Сохрани это в тайне! А теперь это все. Картину я отправлю тебе бандеролью, если выживу до завтра. Если нет, то завещаю тебе.
      - Ты понимаешь, что делаешь? Я останусь на этом месте, пока ты не успокоишься! - Заорал я. Друг обвёл меня взглядом и достал из нижнего ящика стола пистолет.
      - Уходи. - Промолвил он, направив дуло на меня. Я содрогнулся от мысли, что могу получить пулю в лоб. И от кого? От лучшего друга?
      - Гарри, положи пистолет, - спокойным голосом сказал я. Он взвёл курок. По нему было видно, что шутки давно кончились. Мой друг сошел с ума, решил на тот момент я. Все мое нутро отказывалось принимать его слова за правду, но где-то в глубине сознания, в самом его глубоком месте я понимал, что он прав. Я знал это, сопоставив факты, но разумом их отрицал, пребывая в счастливом неведении.

      Я ничего не сказал, лишь развернулся и вышел из квартиры. Дверь за моей спиной захлопнулась. Не медля ни секунды, я побежал на улицу к первой же телефонной будке. У одной из будок меня чуть не сбил какой-то тип в темном пиджаке. Злобно выругавшись, я бегом проскочил мимо. Благо, ближайшая будка была свободна и я смог вызвать полицию.
      Когда полиция ворвалась в квартиру, художника там не оказалось, как и картины. В квартире стояла ужасная вонь, которой не было, когда я в последний раз там был, а по стене в дальнем углу комнаты проползла свежая трещина.
      Больше я никогда не видел Гарри. Я ознакомился с его документами и до сих пор не понимаю, как я еще в состоянии что-либо осознавать. В этих листах написано то истинное положение вещей, что человеческий разум осознать не может. Я понял, почему каждый раз отвергал любые мысли о причастности к этому всему Ктулху. Я понял, почему отрицал связь между стихами Фишера, Лавкрафта, рассказом Остина и снами Гарри.
      Что случилось с Гарри Брейманом? Его забрали. Сейчас его разум, перевоплотившийся в обличье, неведомое глазу живому, покоится в Р'льехе. Там в своем чертоге мертвый Ктулху грезит и ждет. Я долго изучал бумаги Гарри. Он уезжал не на съезд художников, он уезжал для того, чтобы раздобыть информацию. И он её нашел. Официальный документ о существовании некой секты в Виргинии, что поклонялась Древним. Их кровавые ритуалы поразили всех своей жестокостью. Поймали их не более месяца назад на месте поклонения Древним. Древние-великие боги, существовавшие за миллиарды лет до человека, за миллиарды лет до первой жизни во вселенной. Они есть те, кто родился вместе с ней. Но по какой то неведомой причине они скованы в темницах в разных концах безграничной вселенной. Аллегория Гарри о том, что образы глубин напомнили ему греческий Тартар, темницу титанов свергнутых Зевсом и остальными богами, была очень удачной. Но они живы, и до сих пор могущественны. Великий Ктулху, Азатот и многие другие ждут своего часа, когда Йог-Сотот, Иной от них, явит им ключ. Если кому-то придет в голову мысль о войне с Древними, то можете избавиться от этой бредятины. Невозможно бороться с тем, представление о ком вызывает ужас, несравнимый ни с чем. Как возможно бороться против существ, чье обличье не подразумевает физических оков бренной оболочки тела? Они могут проникать сквозь такие тонкие материи, что и не снилось нашим ученым, сквозь материи, о которых человечество начнет догадываться лишь через много лет. Как Ктулху, будучи лишенным тела, в своем вечном сне проникает сквозь призмы материй и являет себя во снах людей. Но даже тогда, когда человек будет догадываться о существовании этих материй, это будет означать лишь приближающийся крах нашего существования. Ибо тогда, когда человечество взглянет на картину полностью, оно сойдет с ума и проклянет свет знания, предпочтя его средневековой тьме неграмотности и примитивности. Древние были, Древние есть и Древние будут даже спустя миллиарды лет после исчезновения нас с вами в истории. История рода человеческого для них есть лишь миг сна, в котором они пребывают веками.
      Эти бумаги собственного написания я прилагаю к бумагам покойного Гарри Бреймана. Надеюсь, их не найдёт никто. Если найдут, то, право слово, мне их очень жаль. Я бы сжег эти бумаги, но что-то не позволяет мне это сделать. После исчезновения Гарри я знаю, что Они наблюдают за мной. Они не хотят, чтобы эти бумаги были преданы огню. Папку с этими документами я замурую в небольшую нишу в стене своей квартиры около западного окна. Надеюсь, эти бумаги прочтут те люди, которые будут в состоянии их уничтожить. Это предостережение о том, что они здесь. Они наблюдают. Они знают. Они спят. Но когда-нибудь, звезды встанут в нужном им порядке и из черного морока глубин явится остров Р'льех, и люди услышат ЕГО послание. А пока его сон длится, взываю вас к голосу не разума, а инстинкта! Не поддавайтесь великому двигателю прогресса, что увлекает нас вперед, к краху, ибо Древние пребывают во тьме и ждут своего часа.
Кристофер Мид


Не мертв, кого на веки объяла тьма.
В пучине лет умрет и смерть сама.(с) Некрономикон