Нашествие 28

(продолжение)

Начало см. Агент НКВД:
http://www.proza.ru/2014/02/13/1150


ПРАЗДНИК ДЛЯ ШПИОНОК

1.

Встречу Нового, 1943 года, для курсантов «группы майора Шульца» было решено провести особенно празднично, а главное, пьяно, следуя пословице, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

На сорок с лишним человек, половина которых были женщины и девушки, было заказано сорок бутылок шнапса. Преподавателям и инструкторам на стол решено поставить бутылки с сухим вином. Они должны оставаться трезвыми до окончания вечера. 31 декабря был объявлен свободным от занятий днем. Поздравить курсантов намеревался прибыть сам адмирал Канарис.

Зал курсантской столовой был на скорую руку украшен еловыми ветками и гирляндами, в углу поставлена елка, увешанная игрушками, привезенными Павлом из многолетних запасов Карл-Хорста.

Накануне организуемой «пьянки» Павел отозвал в сторону Елену Шухову.

– Девочка моя, – сказал он, – завтра вам придется выпить много-много шнапса. Отказаться от этого никто из курсантов не имеет права. Я думаю, что ты понимаешь, с какой целью это делается. Ваши пьяные разговоры будут фиксироваться на магнитофон и присутствующими на вечере среди вас нашими осведомителями.

Девушка кивнула головой и подняла на Павла удивленные глаза:
– А почему вы мне говорите это?
– Я нарушаю приказ, но я не хочу, чтобы ты в пьяном виде нечаянно наговорила и наделала глупостей.

Девушка хотела что-то сказать, но Павел положил ей свою ладонь на рот.
– Молчи и слушай. Я завтра перед тем, как вы сядете за столы, дам таблетку, которая поможет тебе оставаться трезвой. Ты должна будешь только имитировать опьянение. Правда, на следующее утро у тебя будет сильно болеть голова, но это и не удивительно после обильных возлияний. А теперь иди. Ты свободна. О нашем разговоре – никому ни слова.
– Я буду молчать, герр майор. Спасибо.

2.

Вечером 30 декабря на имя Лоры пришла телеграмма из Варшавы. В ней сообщалось, что на бригаденфюрера Диле поляками было совершенно покушение. Бригаденфюрер пострадал, но остался жив и будет санитарным самолетом доставлен в берлинский госпиталь для офицеров СС 31 декабря.

– Не добили, – иронически пошутила Лора.
– Он все-таки твой муж, – проговорил Павел.
– По бумагам, Пауль, по бумагам, – ответила Лора – А фактическим моим супругом я имею право считать тебя. У меня от тебя сын и еще твоя дочка. Разве этого мало, чтобы я могла так думать.
– Больше, чем надо, моя фрау Лора, – успокоил ее Павел и поцеловал в грустные глаза. – Но Альфи тоже пожалеть надо. Просто, по-человечески. Мы еще не знаем, что с ним.

3.

Стараниями Павла курсанты его группы были одеты во вполне приличные мундиры солдат вермахта, а женская половина во внеучебное время носила платья или юбки с блузками, поэтому Канарис, окинув взглядом их строй, был удовлетворен внешним видом подопечных «майора Шульца». Он знал, что каждый из стоящих перед ним курсантов и курсанток прошли углубленное обучение шпионским наукам. Одному перечню предметов, которыми напичкал майор фон Таубе эти славянские головы, может позавидовать иной немецкий агент. Надо же было умудриться, пригласить для них первоклассного гримера, научившего их перевоплощаться в совершенно иных людей; ввести уроки танца и основы этикета; курсанткам, словно они дамы, преподать науку обольщения мужчин, научить отыскивать в сильном поле слабые стороны. И это все для русских Иванов и Марусек, едящих деревянными ложками или руками, пьющих водку из алюминиевых кружек, оправляющихся за углом, в лучшем случае, в вонючих и загаженных уличных сортирах, не подозревающих о существовании элегантного белья.
Кто знает, с чем придется столкнуться каждому из них, но каждый из них теперь знает, что делать и как поступать в той или иной ситуации.

– Рад видеть вас, – сказал негромко Канарис. – Это правда, я рад видеть вас, коллеги. Я так называю вас, ибо мы теперь принадлежим к одному классу – классу разведчиков и имеем возможность заниматься самым романтическим делом и возвышаться над всеми прочими, кто не входит в наш класс. Я уверен, что вы все с успехом выполните порученные вам задания и вернетесь живыми и здоровыми, чтобы получить свои заслуженные награды и занять свое место в Великой Германии наряду с немцами, потому что, служа Германии, вы становитесь настоящими немцами. Поздравляю вас с наступающим Новым годом и желаю всем вам успехов. Хайль Гитлер.

Строй дружно отрепетировано откликнулся:
– Хайль!
– Очень приличные лица, майор, – сказал Канарис, усаживаясь за столик рядом с Павлом. – Вы добились отличных результатов в подготовке агентов. Сорок три человека – сорок три штаба. Мы будем все видеть, что происходит у русских, словно сквозь прозрачное стекло и больше не допустим подобного промаха, как под Сталинградом, прозевав скопление мощного кулака противника.
– Благодарю вас, экселенц, за высокую оценку нашего труда, – ответил Павел.

Канарис ушел после первого тоста. Брасслер, сопровождавший адмирала, задержался.

– Здесь много красивых девушек, – сказал он. – Пожалуй, лучше побыть с вами, чем сидеть в ресторане среди чопорных немок с мужьями.

Один тост следовал за другим сначала со стороны столиков с преподавателями и инструкторов, затем стали произносить тосты и осмелевшие курсанты и повеселевшие курсантки, среди которых была и Елена Шухова, которой Павел дал специальную таблетку, производства абверовской химической лаборатории. Опьянение ей не грозило, но Павел попросил ее все-таки, по возможности, «лишнего» не пить.

Уже к полуночи веселье пошло во всю Ивановскую. Курсанты и преподаватели смешались, подсаживаясь друг к другу, танцевали с курсантками, с ними же уединялись в укромных, как им казалось, уголках. Пошли пьяные разговоры. Прислушивался к ним и Павел.

Отпустив очередную свою партнершу по танцу, Павел подошел к Елене Шуховой, на плече которой рыдала курсантка Тоня Харитонова, служившая в Красной армии писарем в штабе дивизии. Елена гладила ее по рассыпавшимся черным волосам, отросшим с зимы, как она начала обучаться в Катынской разведшколе.

– В чем дело? – строго спросил Павел Елену. – Почему Харитонова плачет?

Харитонова подняла на Павла покрасневшие и опухшие от слез глаза и пьяно пробормотала:
– Н-н-ничего, герр м-майор. Маму вспомнила. Маму жалко.

Из личного дела Харитоновой, Павел знал, что та сдалась в плен в августе сорок первого, находилась в концлагере, служила осведомительницей и подсадной уткой, жила в лагере с одним из шарфюреров. добровольно согласилась пройти обучение в разведшколе, через месяц была заброшена в партизанский лагерь и выдала его расположение. Награждена бронзовой медалью «За заслуги». В школу зачислена помимо Павла, попав в поле зрения Канариса во время его инспекторской поездки и по его рекомендации. Из характеристики, данной Харитоновой в Катынской разведшколе, было известно о том, что она пыталась склонять девушек к сожительству с нею, за что однажды была отправлена на гауптвахту. Однако в «группе майора Шульца», предупрежденная об отправке в штрафной концлагерь, она держала себя в рамках. Что же вызвало у нее слезы? Только ли шнапс?
– Докладывай, Шухова, о чем плакала Харитонова? – спросил Павел Елену.
– Она вспомнила, что перед самой войной она готовилась к свадьбе. Вспомнила жениха – командира Красной армии. Ругала войну и фюрера, напавшего на нашу страну, что став шпионкой, она уже никогда не сможет выйти замуж за своего Валеру, воюющего где-то на фронте против немцев, а она должна пахать на немцев, – сказала Елена и спросила: – Что вы теперь с нею сделаете, герр майор?
– Что ты ей ответила?
– Ничего. Вы как раз подошли.
– Она не говорила тебе о том, что собирается по прибытии сдаться НКВД? Что «наши» простят вас? Советовала тебе последовать ее примеру?
– Н-нет, – моргнув, ответила Елена, – не говорила, герр майор. Она говорила, что теперь остается только верно служить…
– Врешь, говорила, – резко оборвал ее Павел. – Ей было приказано так говорить. Она провокатор. Что ты сказала ей?
– Честно, герр майор, ничего.
– Хорошо. Будем считать, что ты мне доложила о ее словах о явке с повинной. Завтра напишешь рапорт. Не бойся, за это она получит еще медальку.
– Почему вы мне так говорите, герр майор?
– Потому что симпатизирую тебе. Могу оставить тебя при себе, а не бросать на головы красноармейцам. При известном условии. Поняла?

Павел усмехнулся про себя: не сообщать же ей, что он советский разведчик; пусть думает, что немецкий офицер желает ее уложить в постель.

Девушка покраснела и тихо и обреченно прошептала:
– Поняла, герр майор. Вы могли бы мне просто приказать.
– Я не собираюсь тебя насиловать, Лена. Я хочу, чтобы ты тоже питала ко мне симпатии.
– Яволь, герр майор, – проговорила Елена. – Я постараюсь проявить к вам симпатию…

(продолжение следует)

http://www.proza.ru/2014/04/17/822