Чёрная всадница Часть XVII

Картинка из интернета

                ПЕРЕЕЗД   СЕМЬИ  БРАТА  В  НОВЫЙ  ДОМ

       Как и было договорено, Отто и Зольда выполнили волю Гертруды, однако, не до конца. Они разделили наследство Гертруды на три части, о чём мне сказал Отто. Но Зольда не спешила передавать мне мою долю, а я особенно и не требовала.
       В наши края пришла осень. Начинался сбор урожая и подготовка к осенним ярмаркам. Благодаря обнаруженному кладу Отто рассчитался с тёткой  Мартой, нанял ещё работников, и просторный, красивый дом к осени был готов. Своими размерами дом мог поспорить даже с тёткиным. Скорбящая Зольда заказала траурную панихиду у священника Йозефа за упокой родителей. Вначале священник отказался упоминать Гертруду за её тёмные делишки, но за врученные на ремонт храма деньги и подарок двух наборов ювелирных украшений из рубина и бирюзы, он всё-таки решил провести положенный обряд, в котором не отказывалось даже большим грешникам, особенно когда за них «слёзно» просят их родственники.  Спустя три месяца после событий с кладом, брат сообщил мне, что при разделе наследства Зольда категорически отказалась со мной делиться, мотивируя тем,  что это всё принадлежало её покойной матери.
       Я как-то не очень даже расстроилась и ушла спать несколько раньше обычного. А дети в этот день никак не желали угомониться.  Когда Зольда с Отто вышли на минуту из комнаты, любопытные малыши потянулись к дверце, где были спрятаны украшения. Дверца была не заперта. Вероятно, Зольда, по рассеянности, позабыла закрыть её на ключ. Для  детей эти украшения были всего лишь красивыми игрушками. Схватив шкатулку они захотели с ними поиграть, но из страха, что их цацки отнимут непонятливые взрослые, проскользнули в мою комнату, и, усевшись на пол, начали их рассматривать. Потом им пришло в голову прикладывать их к моей голове и шее, когда я крепко спала. Как я потом узнала, когда большая часть украшений улеглась на моей голове, шее, руках, ушах, вдруг, мой медный медальон вспыхнул и сглотнул их. Перепуганные дети подняли крик, на который сбежались все домочадцы. Узнав причину, Зольда пришла в ярость и разразилась бранью. От её крика я проснулась, не понимая, в чём дело:
       – Верни немедленно все украшения, ведьма проклятая!
       – Какие украшения? Ты можешь всё объяснить без крика?
       – Я сейчас же пойду к отцу Йозефу и расскажу о всех твоих делах, если ты не вернёшь всё на место.
       – Тебе что, детей своих не жалко или всю семью хочешь подставить под пытки и плаху? Если уж заставят каяться, то придётся рассказать, как на самом деле это произошло. А кто будет разбираться, мой медальон всему виной или твои дети? Не забывай также, что все в деревне знают, чем твоя покойная мать занималась. Я лежала и спала и откуда мне было знать, что дети учудят. Дети вместо тебя исполнили волю божию! Вспомни, что ты в этой самой комнате перед распятием Христа говорила. А, может быть, это твоя мать с того свету постаралась, поскольку это её идея, чтобы я с вами в долю вошла.
       – Да она просто издевается над всеми нами! Вот что, Отто, переезжаем в новый дом, а тебе, Эльза, даём не больше полугода сроку, чтобы ты отсюда съехала: хочешь - в монастырь, хочешь - к фрау Гретель в мастерскую. А дом будем продавать.
       – Зольда, этот дом пока ещё принадлежит мне, – подала голос Ингеборг.  – Хотите переезжайте в свой новый дом, а я остаюсь в своём с Эльзой, Гансом и Анетт. А ты, – обратилась она ко мне. – Немедленно верни им украшения.
       – С большим удовольствием всё бы вернула, но как я могу это сделать, если они исчезли. У меня волшебной палочки в наличии не имеется. Можете проверить всю постель, на которой я спала, и перетрусить все мои вещи в этой комнате. А что касается отъезда, наверное, мне нужно будет подумать, пока Зольда не подсыпала мне яду в тарелку.
       Вскочив с кровати, я накинула на плечи тёплую накидку и выскочила во двор. Меня обступила Мица со своими пушистыми  детками. Все четверо начали тереться спинками о мои ноги и хором мурлыкать мне, да с таким искренним намерением меня успокоить, с таким неподдельным теплом, что моя душа стала понемногу оттаивать и согреваться. Потом к нам присоединилась Альва. Так я довольно долго сидела в этой благодарной компании, а из дома всё это время доносились понемногу затихающие крики нашей скандальной семейки.  Вышла матушка и велела мне идти спать. 
       Утром я проснулась от стука. Отто с Зольдой начали готовиться к переезду. Быстро впихнув в себя завтрак, я сказала, что собираюсь идти в осенний лес, что-то там для всех нас, остающихся в старом доме, наберу. На выходе меня догнала Анетт и протянула мне узелок с пирожками, которые она для меня с вечера припрятала. Я засунула их в плетёный заплечный короб, который удобно размещался за спиной. В руках я держала ещё две лёгкие корзины для ягод.
       Я шла по мягкой осенней дорожке, покрытой первой опадающей листвой.  Впереди виднелся начинающий желтеть лес, в который, кроме меня, за ягодами и грибами шла шумная ватага молодых девушек и женщин. До меня донеслись их насмешливые голоса.
       – Эльза, присоединяйся к нам!
       – Говорят, что ты чего-то там умеешь шептать! Может, нам укажешь дорогу туда, где больше ягод, орехов и толстоногих штайнпильцев*?
       – Свят, свят! Опомнитесь, бесстыжие! Чего мелете?
       – Ну, так о тебе говорят в деревне.
       – Идите своей дорогой, а я своей пойду, коли вам что-то кажется! – прокричала я им в ответ и свернула в другую сторону, в берёзовую рощу.
       Я ещё раз почувствовала, что отсюда надо уезжать, но куда, пока не знала.
       Пройдя через ряды белоствольных красавиц, я вышла на маленькую лесную поляну. Меня окружили кусты дозревавшего синего терновника, краснеющего шиповника, вперемежку с малиной и колючими лианами ежевики, усеянными спелой крупной ягодой, а чуть поодаль - заросли орешника. Наевшись вдоволь, я стала собирать ягоду.  Набрав полные корзины, я уселась отдохнуть на ствол упавшего от урагана дерева.
        Вдруг, из глубины леса послышался протяжный гулкий шум за спиной, похожий на медвежий рёв. Я вначале испугалась, но потом любопытство взяло вверх. Прикрыв собранные корзины листами лопуха, я пошла, с трудом пролезая сквозь густые заросли, на этот рёв. За плечами у меня оставался висеть мой дорожный короб с пирожками, который цеплялся за колючки и усложнял мою задачу. Но оставить его где-то уже не было смысла. Чем ближе я подходила, тем отчётливей был слышен страдальческий рёв, обращённый к тем, кто может услышать его и помочь в беде. Выйдя на узенькую тропинку, я, наконец, приблизилась и увидела медвежонка-годовика, попавшего лапой в капкан, из которого он не мог её вытащить, и, потому, отчаянно ревевшего на весь лес. Я собралась с силами, сконцентрировалась на медвежонке и начала посылать ему мысленно сигналы:
       – Доверься мне. Я твой друг. Я твой друг. Я тебе помогу.
       Медвежонок на минуту замолчал, а я, сняв с плеча свою дорожную корзину, вытащила из него пирожки и начала их ему подбрасывать, не прекращая при этом посылать свои сигналы.  Бедный зверь, видимо, сутки или больше просидел в капкане и, конечно, проголодался. Его голос чуть изменился, уже выражая радость от неожиданно появившейся еды. Я продолжала заклинания, приговаривая:
       – Усни-усни. Спать-спать…
       Съев все пирожки, довольный медвежонок действительно начал засыпать. Я не знала, сколько времени продлится моё действо и кинулась искать сук. Найдя сук нужного размера, я подошла к спящему зверю, не переставая уговаривать железо раскрыться. Пот лил с меня ручьём. Но времени, чтобы передохнуть, не было. Я не успела даже прикоснуться к замку капкана моим орудием, как капкан раскрылся сам. Значит, мои заклинания набирали силу! Медвежонок свободен.  Направив перстень на рану, я её заживила.
        Закончив опасную работу, вытерев с лица кусачий липкий пот, я пошла обратной дорогой к своим корзинам. Я представила себе раздосадованное лицо охотника, который найдёт свой капкан без добычи. Перевязав корзины волокнистым лыком, я перекинула их через плечо и направилась домой. Начался дождь, и мне надо было поспешать.
       Когда я входила в дом, из кухни донёсся голос Зольды:
       – Пойдёте к нам в дом? Или нам других кнехтов нанять? – обращалась она к Анетт и Гансу.
       – Мы хотим остаться с фру Ильзой.
       – Второй раз предлагать не буду.
       Увидев меня в дверях с корзинами, Анетт поспешила мне на помощь.
       – Что с вами, Фру Ильзе, вы такая бледная, словно таскали на своих плечах тяжёлые мешки. Вам бы сейчас водой ополоснуться, но боюсь фру Зольду. Она сейчас на всех кричит, даже герр Отто с ней не спорит.
      – Ничего, завтра они съедут в свой новый дом, а мы тут спокойно заживём. Будем с тобой вместе в лес за грибами и ягодами ходить, запасов наберём. Авось не пропадём зимой! А дальше видно будет. В крайнем случае, если они дом продавать надумают, вернёмся к фрау Гретель или к тётке Марте переедем.
       Спать я легла со спокойной душой. Ночью мне приснился спасённый мною мишка, который указывал мне на большую лесную поляну, полную ягод и грибов.
       Утром я проснулась от выкриков Зольды.  Три большие телеги с вещами, сундуками и кое-какой мебелью были готовы ещё с вечера.  Священник накануне освятил новый дом и благословил его новых хозяев. Альву они привязали за поводок к телеге, а поймать Мицу и усадить её в корзину оказалось очень непросто.  Мица отскакивала в сторону, но далеко от них не убегала, а словно издевалась своим необычным поведением. Заметив меня, Зольда бросила в мою сторону упрёк:
       – Чему улыбаешься? Как только ты появилась в нашем доме,  даже кошка перестала меня слушаться, словно не я, а ты её хозяйка.
       – А ты перестань её ловить, а лучше поймай котят. Тогда она сама за ними побежит. Дом у вас большой, трёхэтажный, так что лишний крысолов не помешает. Да и Мица уже немолодая.
       – А, вообще-то, правда! Эй, дети! Живо поймайте одного котёнка!
       Дети кинулись ловить котят. У Мицы было три разных по окрасу котёнка:  трёхцветка, рыжий, и один чёрный.  Мальчишки быстро поймали первых двух, а девочка схватила на руки чёрного.
       Но Зольда вырвала чёрного котёнка из её рук и бросила на землю так, что перепуганный котёнок кинулся в бурьян и там спрятался.  Затем она попыталась отнять трёхцветку, но малыш поднял плач, визгливую мелодию которого тут же подхватила оставшаяся без котёнка малышка. Отто рявкнул:
       – Берём в дом обоих!
       Мица, увидев, что её детей собираются куда-то увозить, прыгнула рядом с малышами на телегу. Ингеборг и Анетт уселись рядом, а Ганс повёл стадо на пастбище. Этим вечером он должен загнать скот во двор нового дома, где их ждал просторный хлев. Было договорено, что до октября Ганс у них поработает пастухом, а потом приплод повезут на осеннюю ярмарку продавать, а часть скота пойдёт на убой. Нам они дадут двух коз и четырёх овец, чтобы к весне в доме было молоко, так как Анетт ждала ребёнка.  Как только они отъехали, я почувствовала большое облегчение, а чёрный котёнок, которого я тут же назвала Вилли, вылез из своего укрытия и побежал ко мне с плачем.
       – Ну, чего расплакался? Меня тоже оставили одну, так что сегодня посидим вместе, а к вечеру Анетт вернётся. Не пропадём, малыш!
       К вечеру вернулись уставшие Анетт и Ганс. А счастливому Вилли теперь с моего разрешения было позволено жить в доме. Он это понял по-своему. Ночью прыгнул ко мне на кровать, и, промурлыкав мне кошачью сказку, подобрал под себя лапки, свернулся калачиком и заснул на подушке крепким сном безвинного младенца.
       Сегодня утром я проснулась в хорошем настроении и собиралась после завтрака пойти в лес и найти ту полянку, которую мне позапрошлую ночь показал во сне медвежёнок.  Анетт вечером намеревалась пойти со мной, но утром ей отчего-то нездоровилось. Я её попросила не надрываться, не поднимать тяжёлые вещи и больше думать о своём будущем ребёнке. Но Анетт с её крестьянской природой не очень воспринимала мои доводы. Для крестьян работа на первом месте, здоровье – на втором. Понять их можно, потому как сельскохозяйственная деятельность особая, напрямую зависящая от капризов природы: накосили сено – высушили; не успели убрать – дождь намочил; сено сгнило – скот зимой без корма! Такова суровая правда крестьянской жизни. Потому крестьянка Анетт не научилась себя жалеть.
        Утром, приготовив завтрак на всех оставшихся и заварив душистый чай из высушенного кипрея, я велела Анетт после завтрака оставаться в постели. Вилли тут же прыгнул к ней в постель, и, устроившись на животе, довольный жизнью, замурлыкал ей песенку.
       – Молодец, Вилли, – подбодрила я его. – Лечи Анетт, а я постараюсь побыстрее обернуться. После вчерашнего дождя в молодом ельнике штайнпильцы в роскошных коричневых шляпах поджидают! Они нужны Анетт в её положении. А ты, дорогая, чтобы до моего прихода не вставала с постели, не то рассержусь!
       Вначале я шла по знакомой тропинке в надежде выйти на указанную мне во сне тропу. Но на пути попадались только буреломы и ямы,  которые я обходила благодаря своему богатому «лесному» опыту. Вдруг, с ветреной стороны до меня донёсся волчий вой вперемежку с поскуливанием. Вероятно, после ухода из дома вредной Зольды лесные духи стали подбрасывать мне попавших в беду зверят! После прошлой встречи с медведем  я осмелела и пошла в направлении раздававшихся звуков. Когда я подошла к этому месту совсем близко, мне на глаза попался пушистый чёрный комочек, жалобно скулящий. Он оказался маленьким щеночком, по толстым лапам которого угадывался в будущем большой зверь. Я вытащила из своего дорожного короба бутылочку с молоком, приготовленное мне с вечера заботливой Анетт, кусок хлеба и сыра  и поднесла к его мордочке. Голодный щенок  присосался к горлышку и пил, почти ничего не проливая. На спине его и хребте виднелись следы крови и зубов.  Наверное, какой-то хищник тащил его в зубах, а потом, видимо, сам чего-то испугавшись, уронил добычу и умчался в чащу. Напившийся, довольный малыш позволил мне посмотреть его раны, лишь бы не трогали его еду, что я и сделала с помощью магического перстня. А когда всё было окончено, я услышала под ногами волчий вой. Оглянувшись на звук, я увидела, что стою около ямы, вырытой каким-то охотником. Мне всё стало ясно. Молодой волк, забежавший в деревню за ягнёнком, схватил вместо него щеночка и, побежав с ним в лес, свалился в охотничью яму, успев по неопытности выронить свою добычу. Иначе бедный щенок давно бы был в волчьем желудке. Что мне теперь делать с этим «горе-охотником», который завыл ещё громче и жалобней, словно почувствовал, что если я не помогу, так погибать ему в руках того охотника, который эту глубокую яму вырыл. Кусок хлеба с сыром я сбросила в яму волку, который набросился на него с жадностью,  словно это был кусок мяса. Да, проголодались ребятки! Да и я хороша! Ещё неизвестно, как зима к нам повернётся, а я зверей кормлю. Но что сделано, то сделано. Нужно и волка спасать. Сунув щенка в короб, я пошла набрать валежника. Откуда только у меня, вдруг, взялись такие колдовские силы, сама не знаю. Собрав и положив около ямы валежник, я начала усыплять серого приятеля. Он,  съев угощение, стал внимательно смотреть мне в глаза. Как только он заснул, я сбросила в яму весь хворост, по которому проснувшийся волк сможет выбраться наружу, и быстрым шагом помчалась домой. Около дома я вынула из корзины полусонного щенка и, бросив около порога  пустые корзины, вошла в дом с виноватым видом, не зная, что сказать Анетт. Анетт уже хлопотала на кухне, а вертевшийся рядом с ней Вилли кинулся ко мне. Но увидев у меня на руках незнакомого соперника,  выгнул свою маленькую спинку и зашипел, показывая, кто в доме хозяин.
       – Это что такое? Нельзя так гостей встречать! Тем более, что Вольф теперь будет жить у нас, а когда подрастёт, будет наш дом сторожить, – объяснила я.
       Но Вилли не из тех, кто так просто сдаётся! Увидев, что лохматый Вольф направляется к его миске с остатками каши с молоком, он кинулся в драку. И если бы я не бросилась ему наперерез, быть бы Вольфу одноглазым!
      – Фру Ильзе, чем мы его кормить будем? Впереди зима, ведь. Вилли может на мышах продержится, а этому мяса нужно.
      – Честно говоря, я об этом не подумала. А, может, на тушёной капусте да на каше посидит? А с Вилли он ещё подружится, тогда тот с ним и мышкой поделится. А ты чего встала? Я тебе лежать велела!
       Вечером пришёл усталый Ганс, державший в руках две мои брошенные под порогом пустые корзины:
      – Фру Ильзе, что же вы их в дом не внесли – штайнпильцы быстро портятся. Нужно их подсушить около печки, и развесить на сушку.
      Я глянула в корзины и обомлела: они были наполнены белыми грибами до самого верху.
       – Ой, да, действительно, я запамятовала. Давайте за работу возьмёмся, и нам зима не так страшна будет!
       – Через пару дней у хозяев начнётся забой скота. Они передали, чтобы Анетт пришла помогать разделывать туши. А также тушить, коптить и солить мясо и делать на зиму колбасы, тогда они нас не обидят.
       Я увидела, как Анетт побледнела и посмотрела на меня.
       – Иди, Анетт. Принесёшь остатки требухи для наших «воспитанников».
       На следующее утро я проснулась с рассветом в надежде всё же разыскать эту самую полянку. Наверное,  и грибы, которые, как я поняла, мне принесли лесные эльфы, находятся в тех местах. С каким бы удовольствием я продала бы пару безделушек, которые проглотил мой злополучный медальон, и тогда не нужно было бы думать о зимних проблемах. Но медальон ничего не хотел выпускать из своего чрева – ни денег, ни безделушек.  Конечно, впереди ярмарка, на которую обещала  взять меня с собой тётка Марта, но ждать её ещё полмесяца. Если мои рукоделия продадутся там, накуплю муки и круп. Но пока сидеть без дела я тоже не могла. Позавтракав и одев на спину свой старенький короб, я направилась к двери.
       – Фру Ильзе,  еду с собой возьмите. Только, пожалуйста, никого больше из леса не носите и съешьте всё сами, а то отощаете, и влетит мне тогда от Гудрун на том свете за то, что плохо за вами смотрела! – крикнула мне вдогонку Анетт и, догнав, протянула узелок с глиняным горшочком.
       В этот раз я пошла по дорожке, на которую мне указывал мой внутренний голос. Приключений не случилось. Полянка была, наконец-то, найдена. Грибов, ягод там было видимо-невидимо. Я решила набрать пока грибов. Они словно сами меня подзывали.
       Поставив тяжёлые корзины на землю, я села на одно из множества упавших от бури старых деревьев, чтобы передохнуть и перекусить. Моё внимание привлек шорох подсыхающих листьев. Сквозь редеющую листву я разглядела рыжего лиса, который катил по лесной дорожке какой-то шарик. Наверное, ежа катит рыжий разбойник!  Сбросит его в ближайший ручей, и когда тот поплывёт, схватит за мягкое пузико! Я бросилась спасать ежа. Лис кинулся в сторону, и ёж был спасён.
       Вдруг, из-за кустов раздался тоненький голосок:
       – Эльза, ну когда же ты, наконец, повзрослеешь? Забыла самое главное правило белой ведьмы: быть спокойной и недоступной, как королева, не вмешиваться в лесные дела. Лис остался без обеда, и должен теперь идти дальше охотиться.
       – Ежа жалко. Но кто ты такой?  Покажись!
       – Я – старый лесной эльф, и твои чудачества уже и меня смешат.
Тебе, ведь, даже Вилли нечем кормить.
      – Как это нечем? Вилли будет мышей ловить и кушать!   
      – А мышей и крыс тебе не жалко? – и старый эльф в зелёном костюмчике влез на бревно и начал дико хохотать. Хватит тебе в лес ходить, сиди дома и шей свои игрушки, тем более, что скоро ярмарка начнётся! Продашь свой товар, так накупишь и муки, и круп и всего остального. Зиму переживёте. А весной готовься к новой жизни.
       – Какой новой? Меня из дому выгонят?
       – Сама уйти захочешь. Один лесной колдун свой век доживает, а тебе в скором времени его место занять. Только прекрати вмешиваться в лесные дела. Твоё дело лечить зверей, а не воспитывать! Волк никогда не сможет питаться травой. Вот только тебе нужна будет колдовская мазь на всё время службы. Прими от меня в подарок коробочку с лечебной мазью, которая залечивает раны, как кровоточащие, так и нагнивающие.
        Поблагодарив старого эльфа, я направилась домой. Оказавшись возле своего крыльца, я на этот раз даже не удивилась, увидев два больших короба с дарами леса.
       – Фру Ильзе, – услышала я в дверях голос Анетт. – Я только что закончила обед варить. Сейчас вынимаю из печи суп с бобами и грибами. Да ещё поджарила грибков на сковородке!
      
* Штайнпильцы – белые грибы