Казанские кошки. Алабрыс

АЛАБРЫС
В городе Балаклава до самой луны светит курортное солнце, и отдыхающие дефилируют друг перед другом в настоящих тельняшках и бескозырках. Моряцкую продукцию продают тут же, в сувенирных лавках вдоль залива вместе с «жемчужинами желаний» и магнитиками на холодильники.
Причал похож на забитую до отказа городскую автостоянку, только вместо «окушек», «тайот» и «лендкрузеров» – лодочки, катера и яхты, а вместо горячего городского асфальта – прохладное, манящее в свои пучины море. Все вокруг пропитано отдыхом и беззаботностью. Впрочем, это курортное чувство обманывает отдыхающих только до поры-до времени – до встречи с первым попавшимся экскурсоводом. А таковым здесь становится любой местный житель, у которого в собственности есть хотя бы маленький парусник. Худые, иссушенные солеными морскими ветрами лица капитанов этих суденышек печальны. Они заунывно, как песнь, за 50 гривен, излагают туристам каждый свою правду о 2, 5 тысячелетней истории Балаклавы. Они непременно путают даты и легко меняют местами исторические периоды – ведь их никто не проверит и не поставит двойку за неверно вызубренный урок. Преподаватели истории не так часто пользуются услугами балаклавских частных гидов.
История крымской Балаклавы так же печальна, как история казанского острова Свияжск. Не углубляясь в причины и подробности, можно уже на первых минутах экскурсии осознать, что количество очень страшных смертей за все время ее существования во много тысяч раз больше времени ее существования. Народ здесь топили, сбрасывали с утеса, расстреливали, вешали, взрывали, живьем замуровывали в катакомбы… В общем, резвились.
Под грузом чужих смертей и несчастий, обрушившихся на нас за время этой получасовой  морской прогулки, в печали и горести возвращаемся мы к месту стоянки. Наш грустный капитан швартует суденышко и приветливо здоровается с кем-то на берегу:
- Здорово, Алабрыс! – он достает откуда-то из закромов суденышка пару килькообразных рыбок и бросает на берег.
Рыбок на лету ловит большой серо-голубой кот, очень искусно разрисованный по бокам черными полосками. Он глотает серебристые дары моря, не жуя, и, выпучив, как Петр I, глаза, требует еще. И еще две рыбки приземляются в раскрытую розовую клыкастую пасть.
- У нас тут при каждой лодке своя кошка, - поясняет капитан, - встречают, провожают, чужих не подпускают.
Окидываем взглядом причал – так и есть: кошки, как часовые, сидят каждая у своей «парковки». С завистью смотрят они на ужин Алабрыса, но на его территорию не заходят. Еще мы замечаем, что все кошки, хоть и разной комплекции (наш самый крупный), одинакового окраса – серо-голубые с причудливыми полосками-загогулинами по бокам. Угадывается в этом рисунке какая-то солидная порода, только какая?
Капитан охотно и совершенно бесплатно – бонусом – рассказывает, что все эти кошки - потомки одного кота, привезенного сюда лет десять назад из Казани. Сначала-то все балаклавские кошки были разноцветные, а вот после того казанского - пошли такие - полосатые, и теперь только такие и плодятся. Привез его одной крымской татарочке жених в подарок, а кот сбежал, отведал вольной морской жизни – так поймать и не смогли.
- Вот такой он и был, - погладил капитан крутолобую алабрысовскую голову, извлекая из ее недр громкую тракторную песнь, – здоровый и звали его Алабрыс. Его тут все знали, все кормили. А уж года два как – не видно Алабрыса. Может, помер где. Всех его детей теперь Алабрысами зовут – они откликаются, потому что на «кыс-кыс» похоже.
- А, по-моему, на «брысь»… - спорит мой вечный дух противоречия.
Но капитан лишь снисходительно усмехается. И в подтверждении своей версии кричит кошке, завистливо поглядывающей на него со стороны правого борта, ударяя слово по третьему слогу:
- АлабрЫса, АлабрЫса! – Алабрыса вопросительно смотрит на кошачьего хозяина судна. Тот равнодушно умывается, размазывая лапой ядреный рыбий дух по щетинистым щекам.
Кошка быстренько подбегает к нашему капитану, заглатывает рыбку и пулей мчится восвояси.
…Попрощавшись с капитаном, мы заходим  в близлежащий магазинчик и покупаем два кило свежемороженой кильки. Выходим на причал:
- АлабрЫса! АлабрЫса! – кричим на разные голоса, подражая капитану, и тут же десятки одинаковых по окрасу кошек: толстых и худых, с диким мяуканьем кидаются к нам и в секунду уничтожают всю кильку. Вместе с пакетом. Вместе с запахом, так и не успевшим коснуться раскаленного асфальта.
Не поблагодарив, облизываясь и почесываясь, алабрысы медленно рассортировываются по причалам, ждать своих капитанов.
А мы остаемся стоять у балаклавского магазинчика, подводя в уме итоги услышанному и увиденному. Итоги же подводят нас не только к общеизвестной мысли о том, что мир тесен до неприличия даже в среде братьев наших меньших. Но и к тому: что Кот Казанский – Алабрыс - прославившийся на всю Россию ловлей мышей, вдруг уехал за тридевять земель - в Балаклаву - и перешел исключительно на рыбную кормежку.
Без сомнения в Балаклавском порту чудная жизнь для кошки породы «обыкновенная», но слишком уж никакая для представителя всемирно известных котов. Известных в искусной и бескомпромиссной ловле мышей. Мог ли кот казанский - ум астраханский - Алабрыс - провести весну жизни, глядя в глаза полудохлых рыбин? Нет. Иначе каждый день во всех отношениях он бы становился все больше и больше похожим на этих убогих – вечно просящих и ожидающих подачки. И даже близкие друзья не смогли бы определить, кого он напоминает больше млекопитающее или рыбопоглощающее.
В общем, энтузиазм, вызванный переходом на рыбу, остался для нас непостижимым.
Ведь если оно так, как нам рассказали, то кто ж теперь будет ловить живую, увертливую и такую мясную мышь в средней полосе России?
Август, 2010 год.