клен

На краю, у растрескавшихся досок забора – воробьиный холодок коры, кора вся в трещинках и шершавинках, по коре муравьиные тропы туда, вверх, в прохладный шелест, в зеленое и голубое               
 
 
  А великолепная параллельная ветка, а одуревший скворец Сигизмунд , весь в сине черных переливах.
А  я, сидящий на параллельной ветке и болтающий ногами.
Приятно было срезать стремительные побеги у корней. Сизоватый
  налет легко снимался пальцем как влага на запотевшем стекле, кожица с веток снималась легко, оставляя длинную влажную полоску цвета парафина, а лизнуть – горько…
 А в грозу… Ветер рвет простыни, хозяйки выскакивают путаясь в волосах и юбках,-- Сашка, Витька, Анатолий, ану бегом в хату...! Хлопает калитка, громыхает пустое ведро, катаясь по двору, истошно кричат куры, в домах захлопывают форточки поспешно крестясь, зажигая лампадки из красного стекла. Огромная невыносимо черная туча утробно рыча, шевеля краями, ложится на сомлевшие от страха домики.
-- А де він ,оп ять на деревi сидить, ану злазь сейчас же…
Мне весело, хочется прыгать, в раскатах грома я слышу свое имя.
   Клен мотался пятнами света, будто кто-то невидимый играл зеркалами называя цвета от фосфорически зеленого до бурого, почти черного. Тень то бросалась на стену, то стремительно оплывала обнажая дрова, сарай, курятник…
А на самом верху где страшно, где все качается и дорога, и крыши там и сям выглядывающие из зелени, и пыльная прожаренная солнцем даль, и люди велечиной с горошинки двигающиеся туда-сюда…
 
Метро, шарк, стук, зудящий звук электрички, сзади давит кто-то зло и упорно, я напрягаюсь, я не хочу уступать, я не оборачиваюсь там  глаза, лютые волчьи. Спины, пальцы, носы, браслеты, наушники, -- сейчас выходите.., -- Граждане, помогите инвалиду..., -- а он мне, представляешь, давай говорит кофе выпьем, а сам сидит.., из под локтя - маленький подвижный ротик то открывающий то закрывающий мелкие беличьи зубки… Сосед всполошено и страшно посмотрел на меня, будто увидел свое отражение. Между ног и сумок я вижу сдвинутые коленки, потихоньку вдавливаюсь влево пытаясь увидеть лицо, но лицо закрыла закрыла бурая шея  заросшая редкими толтыми волосами, зато теперь видно юношу со странным изумленным  взглядом под густыми   бровями, он водит рукой, то трогая себя за нос ритмически выпячивая нижнюю губу, то пытаясь поймать что-то очень тонкое , двое  влюбленных – нежно, за  талию, --  че,че,че..,  да-а, че,че.., да, да, да…-- шепотом.    Сопение, вздохи, пыхтение, руки вцепившиеся в поручни, тормозной скрежет, крики станционных громкоговорителей. Женщина склонилась над книгой, надо же, еще и читает, она вдруг подняла голову и я вздрогнул от взгляда в упор.У эскалатора толчея, мальчик с рюкзаком настойчиво оттесняет меня к парапету, он хочет быть первым… На соседнем эскалаторе девушка, видна только рука с тускло блеснувшими ногтями да прядь русых волос, надо посмотреть, но на выходе меня относит в сторону, успеваю увидеть синий блеснувший край плаща да стройную ногу, она ли это…
А зимой… Оледеневшие сережки клена, похожие на стрекозиные крылья тихо и тоненько звенели на ветру. А кружевные тени среди воробьиных шажков на оглушительно скипящем снегу.
Длинный скрипучий звук, голову страшно сжимают, меня долго и мучительно протискивают   в длинный узкий, все уже, туннель, и вот я в месте неподдающемуся никакому описанию, но я словно слышал, словно знаю и движение, и прохладный шелест, и блики, и кисловатый запах, а лизнуть – горько…
         Вот, Сигизмунд, какие сны мне снятся.