Убийство из Беги и смотри

 «В последнее время трупов не хватает...»
                Р. Акутагава ,«Жизнь идиота»


Это было представление по поводу какого-то религиозного праздника. Не могу уже теперь припомнить, какого. Это было весной. Но вряд ли Пасха. Дело в том, что ничего даже ещё не успело толком начаться. Иначе бы я сделал бы выводы из содержания театрального действа.
Меня пригласил мой друг, звукорежиссёр, а у нас как раз выдалась редкая возможность пойти куда-то всей семьёй. В общем, это был тот случай, когда невозможно отказаться. Хотя ни я, ни жена, ни, похоже, даже дочка не особенно и хотели. Последняя, впрочем, выказывала некоторое любопытство. Но и она уже миновала тот счастливый возраст, когда некритично воспринимаются внешние атрибуты веры. Я даже опасался, как бы её вовсе не отвратило от православия. Но друг уверял, что всё будет, если не здорово, то очень неплохо. Конечно, всякий кулик  своё болото хвалит; но у меня не было оснований не доверять этому человеку, который ко всем делам относился даже с излишней скрупулёзностью.
Вероятно, инсценировался какой-то библейский сюжет. Предполагалось много музыки и красок. Всё должно было происходить на стадионе при стечении огромного количества народа, причём среди приглашённых были весьма известные и высокопоставленные особы.
Любые официозные предприятия всегда вызывали у меня привкус скуки, если не отвращение. Но, когда заранее не ожидаешь от зрелища ничего хорошего, тем более в тайне надеешься, что всё-таки могут случиться какие-нибудь приятные неожиданности, пусть даже совсем маленькие.
Мы уже уселись, но дочка захотела пи'сать. Друг, едва указав нам места, скрылся из глаз. Даже если бы я его вновь нашёл, отвлекать звукорежиссёра по пустякам было бы некорректно. Начало представления – как это бывает, частенько – задерживалось. То ли обнаружились какие-то технические неполадки, то ли ждали ещё какого-то исключительно дорогого гостя. Поводив носом туда и сюда, я решил, что у нас есть еще, по меньшей мере, десять минут, чтобы найти туалет. Жена подумав, пошла с нами. Трибуны были заполнены на две трети, но публика продолжала прибывать. На всякий случай, мы попросили соседей сообщать, что места заняты. Самым коротким путём за пределы огромного зала было спуститься вниз, где пролегало что-то вроде гаревой дорожки, и по ней влево, к двери, которая издали казалось открытой. Я смутно припоминал, что где-то там видел указатель с нужной надписью.
 Пришлось проталкиваться сквозь поток встречного народа. Я вёл дочку за руку впереди, а жена приотстала от нас метров на двадцать. Я обернулся, высматривая её в толпе и тут понял, что началось нечто отнюдь не запланированное по сценарию.
Какие-то люди в форме и с автоматами, одновременно появившись сразу в нескольких местах, короткими выкриками добивались от толпы подчинения. Всё это немедленно вызвало в памяти картины старых добрых советских фильмов про фашистов. И правда, незнакомцы выглядели как-то похоже. Впрочем, я не успел разглядеть знаков, украшающих их одежды. Зато я прекрасно заметил дуло автомата, направленное в мою сторону и инстинктивно спрятал дочку за спину. Народ на дорожке куда-то рассосался, некоторые, давя друг друга, полезли на трибуны, другие упали ниц, прикрыв затылки руками. Жена моя было среди немногих, оставшихся на ногах.
Вооружённый тип, тот который был ближе других к нам с дочкой, отвлёкся на кого-то, возражавшего ему с высоты трибун. Он полез по лесенке наверх, расталкивая всех локтями и автоматом – так наверное пастух движется среди бурлящей отары.
Решение было принято мгновенно. «Бежим!» – крикнул я жене и, покрепче сжав вспотевшую от страха ладошку дочки, бросился с ней к двери. Благо, бежать до неё оставалось не более пятнадцати метров. Как случается нередко в наиболее ответственные моменты жизни, время моё растянулось. Хорошо, что дочкино сознание изменилось синхронно с моим. Но я волновался за жену – она была слишком гордой, чтобы улепётывать от этих гадов. Успеет ли она?
Успели люди в форме. Это были первые выстрелы, которые прозвучали на стадионе. Но, как я уже сказал, время для нас стало более вместительным, т.е. появился шанс убежать от пуль. Мы бежали, а пули летели за нами и пролетели мимо. Несколько пуль шлёпнулось в деревянную обшивку двери рядом с моей головой и плечом, слева. Ещё две прошли справа, выше головы дочери. Они таки обогнали нас, я видел эти дырки, и кажется, даже сумел заметить как подлетали эти смертельные мухи и плющились о препятствия. Отлетевшие от двери щепки  царапнули меня по лицу. Но мы уже были по ту сторону. Не останавливаясь, мы побежали по коридору направо. Я чуть не оторвал дочке руку. Вдруг мы спохватились и оглянулись. В коридоре было почти темно. Во всяком случае, лампы не горели – наверное тоже результат диверсии. Свет узким клинышком протискивался только сквозь щель приоткрытой двери, той самой, в которой застряли не попавшие в нас пули. Сердце стучало у меня где-то в горле и пульсировало у дочки в ладошке. Я увидел огнетушитель слева на стене и подумал, что размозжу им голову первому, кто выглянет из-за двери – если только это будет не жена.
Мы услышали шаги. Спокойные. Почему-то они отдавались гулко, как будто каблуки стучали по мрамору. Но ведь там была гаревая дорожка? Стадион молчал как мёртвый. Огнетушитель уже был у меня в руках, и дочка с ужасом следила за моими манипуляциями.
Дверь, скрипя, отворилась шире. Я замахнулся. Пожалуй, я успел бы тысячу раз опустить на вражескую голову свой снаряд. Но оттуда вышла жена. Она надменно посмотрела назад и аккуратно, медленно прикрыла за собой дверь. И только тут раздался выстрел – тихий как эхо. Её выпустили. Наверное просто никто не ожидал подобной наглости. Никто не решился в неё стрелять. Там, на стороне стадиона, послышался какой-то скрежет – похоже, дверь запирали на засов. Захватчики больше не хотели терять заложников, а мы - были на свободе. Я швырнул тяжеленный огнетушитель и, только услышав грохот, испугался, что он мог взорваться. Но из него лишь выделилось полстакана пенящейся жидкости. Я схватил жену за руку и почувствовал, какая она вся деревянная. Она была в шоке. Конечно же, всё это ей не так просто далось. Мы шли по коридору в сумерках, мы искали выход. У меня в голове, залетевшей в комнату птичкой, металась мысль насчёт того, что бандиты ведь могут быть и где-нибудь здесь, на выходах, – надо опасаться. Но опасаться уже не было сил. Выход почему-то не находился. Коридор повернул налево и ещё раз налево, все двери по сторонам были закрыты. Наконец я увидел ещё одну приоткрытую дверь и заглянул. Боже мой! Это был путь всё на тот же стадион.
Дочь и жена вопросительно уставились на меня в полумраке. Я боялся даже на секунду потерять из поля зрения, но то, что я мог видеть через щель, всё более привлекало моё внимание. Прежде всего, там, совсем неподалёку, сидел один очень известный человек, политик, в прошлом чуть ли не премьер-министр. И вот над ним-то персонально с удовольствием измывался один из, захвативших стадион, вооружённых типов. Каким образом эта дверь осталась открытой? Ведь похоже, именно тут правительственные ложи... Я приложил палец к губам, запрещая дочке, которая хотела что-то спросить. Я уже решил, что необходимо как можно быстрее увести их как можно дальше отсюда. Но, окинув напоследок рассеянным взором верхи трибун через стадион напротив, заметил там людей в камуфляже, крадущихся к распоясавшимся бандитам между кресел, как ящерицы.
Решение было принято мгновенно и как будто без участия моей воли. Я попросил жестами дочку и жену спрятаться подальше, а сам проскользнул в дверь и бесшумно спустился на несколько ступенек, отделявших меня от одного из новоявленных фашистов. Впрочем, может это был и не фашист, не знаю. Не то чтобы я так уж не любил именно фашистов (хотя за что их любить?), но этот тип мне очень не правился.
Он как раз в этот момент приставил пистолет к горлу, пытающегося сохранить остатки самообладания, депутата или как там его. Морда у нападающего была сальная, был он не молодой – наверное из главарей, на низко сдвинутой фуражке - какой-то невразумительный, но претенциозный герб. Я ещё успел заметить струйку пота, бегущую у депутата с виска. Спецназовцы уже начали работать, ещё мгновение и начнётся стрельба – будет поздно. А этот слишком увлёкся своей безнаказанностью...
Когда я вновь начал что-то соображать, всё уже произошло. Не знаю точно, как мне удалось выбить у него из рук оружие. Вернее, я даже и не выбивал, а затолкал ему пистолет куда-то в пах. Нажать курок он не мог, потому что я сразу же вывихнул ему руку в запястье. От боли или от испуга он сложился в три погибели, причем так, что задняя часть шеи расположилась как раз на острой спинке сиденья. Я только наблюдал, как это делают мои руки. Не то, чтобы когда-нибудь в жизни они были уж такими сильными. Но этого человека мне хотелось лишить жизни, и это было сильнее меня. Он как-то сразу посинел и сник, даже похрипеть как следует не успел, и агонии, которые так  любят показывать в экстремальных фильмах, практически не было. Может, он и дёргался, но я на это не обращал внимания, я его душил. У меня не было никакой техники, я просто раздавил его, сломал ему позвоночник об спинку стула. Стул, кажется, тоже сломал. Наверное, я при этом сам издавал какие-то звуки. Во всяком случае, я почувствовал потом, что у меня свело мышцы на лице, и я ещё долго продолжал бессмысленно морщиться и скалиться - совсем как злящаяся собака - наверное, подвернись мне тогда под руку ещё ублюдок-другой, я бы укокошил и этих – сил бы хватило.
Всё это происходило на фоне беспорядочного шума, который наступил внезапно, вслед за мёртвой тишиной, как только спецназовцы обнаружили своё присутствие. Стрельба, визги, матерные выкрики... Шлепки ударов, треск ломающихся сидений, топот бегущих... Среди всей этой какофонии мой звериный рык утонул, словно в океане. Руки у меня превратились в железные крючья и не хотели разжиматься. Пистолет со стуком упал на пол. Завалилось назад сидение с убитым. Мне не хотелось на него смотреть. Я поднял глаза. Депутат глядел на меня с благодарностью, но и с тревогой – кто я такой? Но я не ждал царских щедрот. Мавр сделал своё дело, мавр может уйти. Единственное, чего я опасался, так это того, что какой-нибудь спецназовец по дури стрельнёт мне в спину. Однако я поднялся и вышел за дверь. Публика уже потекла в коридор. Жена и дочка смотрели на меня испуганными глазами.
–  Пойдём, – сказал я.
–  Куда? – спросила жена.
–  Наверное сейчас откроют все двери. Хотя...
Свет неожиданно зажёгся, хотя и не весь. Всё равно было темновато.
Появился человек, который пытался организовать отступление толпы.
–  Спокойно, спокойно, – говорил он.
Слава Богу, людей из открытой двери вышло немного. Иначе неизбежно бы случилась паника и давка. Наверное, на самом деле я орудовал в правительственной ложе. В такие только начальников и пускают. Выстрелов не было слышно. Спецназ уже, похоже, почти навёл на стадионе порядок. Оставалось за них только порадоваться. Но мне не хотелось никаких разбирательств.
–  Пойдёмте, – предложил вновь объявившийся организатор и повёл группу выдавившегося в коридор народа навстречу вдруг ярко забрезжившему в конце коридора свету.
–  Идите, – сказал я. – И не говорите, что вы были во мной. Идите домой. Я только помою руки и вас догоню. Не ждите меня...
Поток уже унёс их, а я, оглядываясь как преследуемый зверь, двинулся в противоположном направлении, в ту часть коридора, где было темнее всего. Может быть, я надеялся найти там ещё какую-нибудь жертву?
За дочку и жену почему-то я успокоился. Был уверен, что для них всё кончилось! Но у меня вызывали беспокойство собственные руки – мне было противно, когда они притрагивались к моим же бокам и бёдрам. Должен же здесь быть туалет?
Я опасался преследований. В конце концов, на меня должны были обратить внимание. А куда смотрела охрана? Такая высокопоставленная особа... Я вытер лоб рукавом. Нет, я не слышал шагов погони. Все они слишком заняты собой. Им не до героев. Даже обидно. Так можно и преступников упустить. Да наверняка -  кого-нибудь с толпой и упустят. И откуда они взялись, эти спецназовцы? Быстро сработано – что-то не похоже на них. Может, это были учения? Красные или – пардон – коричневые нападали, а зелёные должны были их обезвредить? Проверка в самых что ни не есть натуральных условиях? Тогда, значит, я замочил кого-нибудь из них? Ой ты Боже мой, может быть этим и объясняется, что они в нас не попали и не убили жены? Что ж он тогда над своим шефом так издевался? Или мне показалось? Может, хоть за это мне будет поблажка?..
Эти полусерьёзные мысли трещали у меня в голове, как горох в погремушке, пока я шёл назад по дурацкому коленчатому коридору. Я уже его не узнавал, здесь я не был. Наверное открылись какие-то другие ходы. И никого. По-прежнему - ни единой души. Никому я не нужен. И хорошо. Но немного жутко.
А дочка-то так напугалась, что и про своё «пи'сать» забыла. Да, долго бы нам пришлось искать заведение, точно бы на представление опоздали. И спросить некого. Но мне всё-таки нужно помыть руки. Я даже смотреть на них боюсь – наверняка стошнит. Какой я всё-таки чувствительный. И чего такого сделал – замочил какую-то мразь. Человека спас. Впрочем, ведь он его не убивал, только играл. Да и нравится ли мне этот политик? На самом деле он мне не намного больше нравится, чем тот, который не него нападал. Но нет, всё-таки политик лучше – у него в лице что-то интеллигентное. А этот... Жалко ли мне его? Да нет, вот – нисколечко... Из-за чего же я тогда переживаю? Противно...
Я в который раз трясу руками, но я не гипнотизёр, который только что собрал пассами с пациента энергетическую скверну, – это не тот случай – стряхивания не помогают. Нужна вода – благотворная, живая, пусть водопроводная, с хлоркой... С хлоркой даже лучше – нужно умыть руки.
И вот я слышу чудесное журчание. За одной из дверей. Далеко я однако ушёл от выхода на стадион. Здесь большой спортивный комплекс. Может, какой-нибудь бассейн?
За дверью комната, в комнате какой-то привратник.
–  Ой, куда вы? – говорит он, когда я пробую промчаться мимо. – Туда в обуви нельзя.
Я послушно снимаю ботинки и даже носки и, держа их в руках, ступаю вперёд. Он смотрит на меня, как на идиота, но больше ничего не говорит. Я исчезаю за следующей дверью – там кафель и пустота – ни тебе писсуаров, ни тебе умывальников. Обнаруживаю одну деревянную скамейку у стены. Где-то вдалеке, в закоулках этого, неожиданно открывшегося мне, многокомнатного гулкого пространства, отчётливо шлёпается  вода. Мне даже кажется, что я слышу пение какого-то горластого купальщика под душем. Туда!
Я обнаруживаю одинокую душевую кабинку в огромном пустом зале – может быть, это дно бассейна? Прежде, чем открыть воду, я расстегиваю ширинку и бессовестно ссу в сливное отверстие. Как оказалось, пи'сать я тоже очень хочу. И вспоминаю, что руки у меня грязные и отдёргиваю их от члена, и таким образом забрызгиваю мочой штаны и полы плаща, но довожу дело до конца. Всё это уже когда-то было. Я возвращаюсь назад, к скамейке, и разоблачаюсь. Кто-то прошёл мимо, совершенно голый, мужик – и то хорошо – не обратил на меня никакого внимания – это успокаивает. Слышны голос, эхо. Вот заработала ещё одна душевая. Всё как у людей. Я стыдливо сложил своё тряпьё на краешке скамейки. Наверное, здесь какие-нибудь спортивные душевые?.. Ну и что? Разве я не заслужил один раз помыться здесь сегодня? Я решительно иду в кабинку. Вода гудит и плюётся перед тем, как потечь как следует. Пожалуй, она сопротивляется больше, чем тот тип перед смертью. Почему оказалось так легко его завалить?
Наконец, я подставляю ладони под тёплые струи. На них не было крови. Почти не было. Нет, всё-таки была. Бог знает, где я её собрал. Может, оцарапался, а может, у него не шее что-нибудь прорвалось. Суставы пальцев болят и не хотят до конца разгибаться. Я подставляю под воду лицо и чувствую боль в мелких ранах от щепок. Может быть, там занозы? Я всё ещё стараюсь держать ладони на почтительном расстоянии от тела. Наверное я похож на девушку, придерживающую несуществующую юбку. Это смешно. Ещё смешнее, чем представить себя ощипанным орлом. Я похихикиваю и журчу. Мне никто не мешает. Я почти счастлив. Я прибавляю ещё чуть-чуть горячей воды. Щас запою!.. Только вот мыла, мыла бы. Да, мыла здесь не хватает. Ну ничего, только подольше нужно оставаться под водой.


Рецензии