Ангара

               
               
       
                ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА
               

    Помните моё признание при всех, что я не однолюб?

  Есть, есть у меня такой грех, есть. Но я пишу не в покаяние.
Любовь с первого взгляда – это болезнь моей натуры, и она протекает даже не в хронической форме - она прогрессирующая.
Влюбляюсь во всё и всех, если кто-то или что-то запало в душу, глубоко задело её.
    Город Усть-Илимск и река Ангара, я отождествляю эти два имени в одно, следовательно, и любовь с первого взгляда в равной степени относится к обоим.

        Ещё только пролетая над городом и приземляясь, почти приводняясь, так взлётная полоса расположена вдоль реки, я уже влюбился бесповоротно и навсегда в город и в реку. И это ведь с воздуха, а когда я вышел из самолёта, то просто утонул в ароматной прохладе настоянной на цветах и запахе самой Ангары…я был сражён наповал от всего, что предстало перед глазами! Эта дикая, непричёсанная красота местности…нет, обо всём сразу писать я не буду. Город, тайга – это другая тема.

Я же хочу описать Ангару и всё, что меня с ней связывает.
 Пусть я, такой - разэтакий, падкий на красоту, но ведь и она тоже не простая. Хотя – она ведь женщина и всё женское ей  присуще. Я о том, что она умела пользоваться своей красотой - влюблять в себя, соблазнять ею.                Но об этом потом. 
   
          Моё близкое знакомство с ней началось в моём тридцати-трёхлетнем возрасте. Товарищ по работе пригласил на рыбалку, вниз по Ангаре. Такой соблазн – в лодке по реке!
  Столько впечатлений я получил!!!
    В общем, она меня всего в себя влюбила. Приехал покорять её, а получилось совсем наоборот. Нет – нет, не думайте, что я грущу о своей былой свободе, наоборот – счастлив, что она вошла в мою жизнь. Без неё, я уже не мог жить. Купил чудо лодочку «Обь», мотор «Вихрь», естественно, рыбацкие снасти. Можно приступать к тесному знакомству.

  Боже мой, сердце готово было выскочить и бежать вперёд меня! Первый  самостоятельный выезд!

  Пока я собирался, готовя лодку, упал густой туман. Мой причал был у моста, но даже его не было видно, не говоря о противоположном береге.
Но нетерпение и страсть – непреодолимы. Это состояние, я думаю, все в своё время испытали,  состояние трепета от первого свидания! Кого удержит непогода?..

  Отталкиваюсь от берега, завожу мотор, разворачиваюсь и - вперёд. Но в тумане разве знаешь, где перед, а где зад? Интуитивно выхожу на быстрину, справа должен быть мост. Беру левее, прибавляю газ. Туман проглотил меня вместе с лодкой в одно мгновение. Страха нет. Уверен, что иду к посёлку Тушама. Сердце поёт, но голос его начинает подрагивать, что-то долго нет каких-либо ориентиров, а красный пятак солнца играет в тумане со мною в прятки. Не пойму, почему оно то слева, то впереди, то справа. Слава богу, туман немного присел, и я увидел первый береговой ориентир – покосившийся столб электропередачи.  Откуда на Ангаре столб? Подъезжаю поближе, ба! Так ведь это насыпная коса у «Гидромеханизации»!  Вот это да, сжёг целый бак бензина, а даже посёлок Невон не прошёл. Ах ты, Ангара, хитрюшка, поиграла со мной. Я не сержусь. Это она мою любовь на прочность проверяет. Спасибо, что на камни не завела.

  Туман ещё больше присел. Теперь видно и невонский мыс, а это уже хороший ориентир. Поменял бачок. Да, теперь дальше тушамского посёлка не уйдёшь. Ну и ладно. Вот ведь, Ангара, какая, умеет пошутить!

        Весь извёлся в ожидании конца недели. Кто её выдумал - целых пять дней?..
                Наконец, суббота!

      - Здравствуй, Ангара! Я уже соскучился по тебе. Подошёл к берегу, коснулся воды рукой – поздоровался.Холодная, но ласковая. «Ну что, покатаемся, красотка?»
Столкнул лодку на воду. Они уже знакомы. О чем-то тихо зашептались. Лодка с пониманием кивала, с квохтаньем покачалась. Интересно, о чём это они? Пусть посекретничают, а я пока загружу её и повешу мотор.      

    И вот мы летим вниз по течению. «Обичка» по воде просто стелется, кажется порой, что мы её даже не касаемся, только пенный след выдаёт.
Сосны на крутом берегу машут шапками нам вслед: «Счастливого пути!».
Я с благодарностью, оглядываясь, машу рукой в ответ. Гуднул тепловоз на мосту. Нам, что ли?

    Ангара гостеприимно принимает меня, нового знакомца.   
Берега, как ворота, открываются, пропуская нас, и уходят назад, смыкаясь.
Навстречу бегут острова и островки, то скалами нависая над водой, то, как
картуз, брошенный кем-то на мелководье, успевший зарасти мелким кустарником. В протоках, как в узких калитках, Ангара шаловливо бочком протискивается меж берегов, а протиснувшись, расправляет плечи, отбрасывает волосы за спину и, довольная простором, оглядывает далёкие берега, сопки и клубящиеся над ними облака. Чайки, пытаясь заигрывать, обмахивают её крыльями, низко пролетая, даже прикасаясь к ней и вдруг взмывают, кружат, падают и снова взмывают, словно признаются в любви.

   Там, вдали, синь неба сливается с синью далёких лесов на холмах и вливается в Ангару…или наоборот, сразу и не поймёшь. Может, это она поднимается вверх, приобретает синий цвет и течёт обратно?

  Позади остров Малый Каменный. Река игриво трогает бакены, шутливо притапливает вешки и манит, манит за собой, открывая, не тая от меня свои  тайны. Захватывает дух от красоты, простора, от синего высокого балдахина, раскинутого над ней.

    - Сама красавица и умеет жить красиво,- восхищаясь, подумал я.

       А вот и остров Березовский показался вдали. Как теплоход на воздушной подушке, идёт мне навстречу, не касаясь воды. Мы, не сбавляя оборотов двигателя, разминаемся с  ним. Жаль, гудка у нас нет, а то бы поприветствовали друг друга. Я всё же приподнялся над сидением и помахал ему рукой, а он будто обдал нас водяной пылью.

    Ангара приглашала в протоку, расстилая без единой складочки цветную скатерть. На ней, аппетитно пушились безе из облаков, тортинки с палочками и всякая вкуснотища. Ну, как тут не соблазнишься. Ай да Ангара!
Неужели и я ей приглянулся?

    Но, как говорится: «В гостях хорошо…».
- Не буду злоупотреблять твоим радушием, хорошая моя, приходи теперь ты ко мне в гости в зимовьё.

   Вернулся на фарватер, обогнул остров, чуть ли не посуху обошёл островок-башмачок и ткнулся лодкой в берег. Еле заметная тропка вела вверх, на сопку. Там, среди высоких сосен и густого ольшаника, как гриб надо мхом,  высилось зимовьё. А Ангара, добрая душа и здесь постаралась, устроила мне незабываемый приём. Раскатала изумрудную дорожку из брусничника и  толокнянки с узором из красно – белых ягод, на импровизированном столе расставила бутафорные приборы из сосновых шишек. И тут! - женщина есть женщина,  разве могла она обойтись без музыкального сопровождения? Да нет же! Стоило ступить на дорожку, как тут же грянул птичий хор. Каких голосов здесь только не было, правда, стройностью исполнения хор похвастаться не мог, это была какофония, но какое счастье было слышать всё это! Из ольхового куста выскочил юркий бурундук, метнулся по дорожке, вскочил на подпорку двери и взлетел на крышу. Эге, и это продумано было в сценарии как приглашение войти. Нет слов благодарности тебе, радушная, добрая хозяйка. Спасибо! Ах, какая мягкая, приятная дорожка, даже захотелось снять обувь.

  Да разве можно такой красоте в лицо метнуть окурком? Разве что только в пьяном угаре. Но как можно прийти к любимой девушке с пьяной физиономией? Ангара выпивох не любит, заманит и погубит. Сколько таких ухажёров она извела, и сколько ещё таких воображающих её доступность будут жалеть о своём хамском отношении к ней.

    Я с удовольствием принял приглашение войти в зимовьё. Там было не просторно, но уютно. Правда, после прежних постояльцев пришлось делать уборку. Собрал пустые банки, бутылки, пакеты и прочий хлам, отнёс и закопал. Ну вот, теперь действительно уютно, можно раздеться и прилечь на лежак отдохнуть.

  Только закрыл глаза, и тут же явилась она: невысокая, смуглая, с коротко подстриженными чёрными волосами, красивыми карими глазами и доброй,
милой улыбкой на лице. Сердце запрыгало, заметалось в груди…

  - Боже, как она похожа на ту, что ждёт меня дома!..
Я успел задремать? 
…А то лицо всё ещё стояло перед глазами.

    Ангара заволновалась: «Ты где пропал, эй, засоня! Хватит спать, я тебе уже рыбки прикормила в ямках. Иди, по уди маленько, развейся!».
  - Ну, разве не прелесть эта девушка в своей доброте и заботе?- мне даже стало как-то неловко от её внимания.

  - Конечно, конечно, я сейчас! Уже спускаюсь!
Ласково погладил воду ладошкой в благодарность за заботу, прыгнул в лодку. А Ангара своей ладошкой похлопала по днищу лодки, поторапливая, и тут же помчалась впереди, показывая дорогу.

  Вышел на фарватер у изголовья острова Сенного. Заглушил мотор и сплавом, согласно скорости потока, пошёл по течению реки. Ангара сказала правду: в ямках и за камнями действительно хариус брал хорошо. За один сплав до конца острова ведро было полное. Из него торчали хвосты, вертикально – поленьями, выловленных крупных рыб.

  - Знатный улов! Спасибо тебе, Ангара. Ты очень добра,- в знак благодарности я снова погладил воду, опустив руку за борт.
Она по-доброму улыбнулась, махнула на прощание крылом чайки, как ладошкой, перекатилась гибкой волной через вешку и ушла.

  Вернувшись к зимовью, я устроил пир всем пернатым, кто любит полакомиться потрошками свежего хариуса. Слетелись:  сороки, вороны,
сойки и, конечно же, падкие на дармовщинку чайки. Ешьте, ешьте да благодарите добрую реку. 



                ГНЕВ


    - Нет, с неделей надо определённо что-то делать. Как безразмерная - тянется и тянется, ни конца, ни края ей нет. А я уже так соскучился по Ангаре.
Ребята приезжают с рыбалки, и такие страхи рассказывают про неё, даже не верится. Не может так поступать добрая река, нет, не может, она на такое не способна.

     Не дожидаясь субботы, в пятницу после работы быстро собрался, поцеловал жену и бегом на причал. По обыкновению ласково поздоровался с Ангарой, и замер в ужасе. Вода у берега была покрыта щепками и масляными разводами.               

         - Миленькая, как же это, кто это?..
    Быстро загрузил свою ласточку – лодку «Обичку», с первого рывка завёл мотор и полетел вниз по реке.

    Ангара явно нервничала, сердилась. Волны били в киль лодки и брызгами гнева осыпались вокруг, изредка попадали на меня.

  - Милая, да кто же тебя так обидел?
У невонского мыса, толкаясь бортами, кружились целым плавучим островком лодки. Это идущие вниз рыбаки по традиции, заведённой ими же,
разливали и поглощали в неимоверных  объёмах спиртное. Мера была одна – до беспамятства. Тормозов в этом деле не существовало. И эти люди шли на свидание с Ангарой? Ещё даже не переступили её порог, а уже не в состоянии идти дальше. И кому понравятся такие ухажёры?

  Обойдя стороной нехороший «остров», шлёпаю днищем лодки по гребням волн, усугубляя гневное дыхание реки.

    - Что там белеет у берега и длинным шлейфом уходит вниз по течению?
Боже! Да это ведь пена, пена, как изо рта отравленного ядом человека! Ужас охватил меня. Да как же это можно, люди! Сердце разрывается от жалости к
Ангаре. «Аварийный сброс», разве можно оправдаться этим? Река безмолвная, с ней, значит, можно так поступать? Сбросить бы этот «сброс» в суп тому, кто это придумал или не подумал о последствиях. В эту пену на лодке заходить страшно, того и гляди она, словно кислота, сожрёт днище. А потом что?.. Эх, люди, люди, что же вы делаете…

    А Ангара гневается и гневается на всех, в том числе и на меня.
Волны всё круче, небо потемнело и налилось неимоверной тяжестью. Кажется, сама природа насупила сурово брови. К боли в сердце прибавился смутный страх. Страх возмездия?

    Лодка уже не скачет по волнам, а тяжело взбирается на гребень и ухает вниз. Небо слилось по цвету с рекой.

  - Я ещё на реке или уже в небе?- что-то неприятно заползало по спине. Только бы добраться до зимовья. Милая Ангара, как вымолить у тебя прощение?

    Сыпанул, да ещё зарядами, мелкий град. Тент не поднимешь, волна опрокинет неуправляемую лодку. Надо терпеть и просить у природы пощады. Но не тут-то было: со шквальным ветром небо послало целый обвал
льда. Это уже не град, а бомбёжка. Льдышки, как голыши, ударили по воде, лодке и по мне. Делать нечего: не глуша мотор, выключил скорость и - к транцу за тентом. По спине и голове ударяли ледяные снаряды, выпущенные тучей, как из пращи. Боль, перед страхом - бледнеет. Хочешь жить – терпи. С непостижимой для себя скоростью  поднял над головой и опустил на ветровое стекло тент. Боковушки – это уже не к спеху. От того, что мне удалось укрыться, небо, кажется, ещё больше разгневалось. Оно с удвоенной яростью трепало тент и било градинами. Ангара кипела и пенилась, как вода в котелке. Видимости никакой. Надо идти строго против волны. Только бы дойти. Мотор, хватая воздух, на гребнях, вместо воды вскрикивает, как от страха. Да, и ему не сладко…
   
     Ужас её гнева закончился внезапно. Природа выплеснула его сполна. Ангара ещё сердито била волной в киль, а небо уже распрямило брови и из-под них смотрели успокоенно-чистые, невозможной синевы глаза.

    Вот и поворот к зимовью. Волна, прощая, ударила в борт, а затем  с укоризной легонько шлёпнула лодку по транцу, как мать провинившегося мальца по попке, подтолкнув к берегу.

  Я понимал, что попал под горячую руку и получил хорошую трёпку, но обижаться не имел права, ведь сам отношусь к той когорте недоумков, от которых природа страдает.

  К зимовью добирался с трудом. Вокруг было бело от ледяных голышей и очень скользко. Но что меня ожидало наверху! Дорожка, прежде зелёная, стала белой, само зимовьё как в больничных бинтах. Открытая дверь - как немой  крик страдальца… а на крыше лежала вывороченная с корнем сосна, волосы которой обречённо свисали над дверным проёмом.  Картина трагедии, разыгравшейся здесь, уколом отразилась на сердце.

    Как ни тяжело, но надо вещи поднимать из лодки. Спустился, там река
с ней о чём-то то ли спорили, то ли просто разговаривали на холодном языке ледяных окатышей, метра на два от берега укрывших воду. Их и в лодке было предостаточно. Пришлось делать «раскопку», прежде чем взять вещи.

    Наконец они в зимовье - можно расслабиться. Благо крыша и печка - целы. Заложил дрова, сунул бересты, поджёг. Печка задымила, не желая пропускать его в холодную, сырую трубу, но вскоре загудела, запела капельками воды на горячей спине. Что значит для зимовья «буржуйка» - сразу стало уютно от тепла. Запели на улице напуганные непогодой птицы…
Жизнь продолжается!
                - Жизнь хороша-а-а,
                и жить хорошо-о-о!..
               
    Огонь в печке прибавил мне оптимизма, немного притупившегося там, на реке.
Ощущение голода усилилось. Он бродил по организму в поисках чего-нибудь съестного, а что там найдёшь, никаких запасов. Надо покопаться в рюкзаке, уж там то обязательно чего-то съестного найдёшь.

  - Ну, я же говорил. Колбаска, тушёнка, сгущённое молоко, хлеб, сухарики к
чаю. Закачу-ка праздник для живота, а то он, бедный, от страха к спине прилип. Сквозь него позвоночник видно,- подтрунивал я над собой.

  Чайник запел, можно готовиться к трапезе.
Как всё вкусно на природе, пальчики оближешь, даже после сухариков.       
      
       - Ну вот, теперь с голодным можно бороться. Даже в глазах прояснилось.
Пойду, гляну, как там Ангара,- подумал я, одеваясь.

  Она всё ещё о чем-то шушукалась с лодкой: «Тоже мне, секретчики!».
Ледяные голыши в траве помельчали, потемнели и лежали каждый в своей лужице.
Появились чайки. Они, молча и как-то хмуро бороздили прохладный воздух над водой. Волны улеглись и стали видны струи течения, которые то свивались в косу, то расплетались и, перетекая друг дружку, исчезали в тёмной глубине.
Похоже, река перестала гневаться, отошла. Добрая, она не умела долго обижаться.

    Пойду наверное, может, на уху поймаю.
  Вышел на своё, подсказанное рекой, место. Вроде бы вечер уже, а лодки гудят и гудят. Идут на деревни: Ёдарму или на Кату, а может, и дальше – на Фролы. Пусть идут, у всех свои «козырные» места, только бы меня не зашибли, по ходу. А рыбалке гул их моторов не мешает. Одного за другим вылавливаю нескольких хариусов, на зависть рыбакам в проходящих лодках.

    На уху и «жарёху» есть. Не забыв поблагодарить Ангару, ухожу к себе. Пока не совсем стемнело, потрошу и чищу рыбу. Знатная будет уха.
Я уже слышу аромат и чувствую во рту её вкус. Только грустно лакомиться ею, одному. Надо в другой раз позвать с собой друга, вдвоём веселее будет.
    
     Над рекой густо высыпали звёзды, как будто кто сыпанул подкормку рыбам. Только хариуса не подкармливают, это озёрную рыбу, разве что.
Тут же нахлынули воспоминания связанные с родиной. Далёкой – далёкой родиной, куда теперь попасть непросто. Родная Украина с её прудами полными карпов, сазанов и карасей, часто видится мне во сне и наяву. Тамошние рыбацкие зорьки, чуткий поплавок из гусиного пера на тихой глади среди камыша.   
Где-то запоздало стучит дятел. «Я и то уже поужинал, а он чего это?..»
Ангара, похоже, укладывается спать, кто-то, заботливо укрывая, тащит одеяло тумана с ног к голове. Жаль, что не я. Может, ей была бы приятна моя забота.
Ну, ладно, милая, у тебя был нелёгким этот день, отдыхай и пусть тебе приснится что-нибудь хорошее. То же пожелал и той, похожей на Ангару, которая ждёт меня домой. «Спокойной всем ночи!»
               
    - Да кто там стучится, входите, дверь не запирается… это кто там такой воспитанный? Да входи уж, дверь открыта. Надо встать, кто это там?..
Ба-а! Так это уже утро! А кого там принесло ко мне?- открыл дверь и спугнул дятла.
- Так вот, кто этот воспитанный – невоспитанный гость, в такую рань разбудил, негодник,- с теплотой подумал я.
Ну, коль встал, не ложиться же обратно на, пусть и уютный, лежак.

    Туман стал толстым и многослойным. Ну, этот - «кто-то» перестарался, сколько же одеял он на бедную девушку уложил? Теперь ей до вечера спать придётся, не выбраться самой  из-под такой кипы.

    Ледяные осколки вчерашней «бомбёжки» почти все истаяли, только грязи наделали. Ну, ничего, лето это безобразие быстро исправит.

  - Да-а, туман густой, на фарватер выходить небезопасно. Вон - такая рань, такой туманище, а моторы уже гудят – зашибут ведь, переедут и не остановятся, народ-то всякий ездит,- думал я, спускаясь и скользя по косогору к лодке.

   Сел в лодку, оттолкнулся веслом от берега и заскользил по течению вдоль берега по протоке. Забросил снасть в воду. В трёх метрах от лодки поплавка уже не видно. Всё же настроил глубину и сплавлялся наудачу, даже не надеясь на поклёвку. Но Ангара всё-таки ко мне благоволит. Поплавок резко,
неожиданно утонул. Верно, зацеп, подумал я, место ведь мной не испытано.
Но стоило мне повести спиннинг, как почувствовал – нет, не зацеп. Там, под водой, кто-то крепко держал крючки и таскал снасть из стороны в сторону. Сердечко тоже задрожало, как и леска. Но я чувствовал по повадке: нет, это был не хариус. Леска вдруг пошла без особого напряжения. Кто же там сидит? Ждать ответа пришлось недолго, из воды показалась стреловидная голова, за ней серебристое длинное тело.

  - Вот это да! Да ведь это сиг! Как он соблазнился на наживку для хариуса?
Такой улов меня крайне удивил и обрадовал. Сига обычно ловят сетью.
Ай да Ангара! Ну, спасибо тебе -  уважила, я тронут.

    Дальше я уже не пошёл. Зачем своей жадностью обижать добрую реку. Такой подарок! Только она может быть настолько щедрой, несмотря на все обиды, причиняемые ей. А может, это гостинец, и он предназначается той, которая так на неё похожа?.. Я так и передам!
 
  Одеяла зашевелились, взволновались и поползли цветными слоями. Открыли солнце, лежащее на дальних горах, и оно жарко вспыхнуло. Казалось, что влажные одеяла запарили и стали таять прямо на глазах, оголяя Ангару.

  - Вот,- догадался я,- кто укрыл, а теперь убрал одеяла с реки.
Она благодарно, во всё лицо улыбнулась светилу за его заботу и внимание.
И заискрилась радостью, что мир не исчез, что он такой же красивый, каким был всегда. Взмахнула руками, и лёгкие облачка лебяжьим пухом разлетелись по синему небосводу, а разметавшийся подол лёгкого платья, скользнув по холмам, вернул тайге первозданную, яркую, сочную зелень.
Проснувшееся утро умылось в её прозрачной, прохладной воде и озарило счастьем весь мир.

       
               
                ОБЛАКО               
               

    - Вадя, а не сходить ли нам с тобой на рыбалку? Как ты на это смотришь?- как-то на работе спросил я друга.

    - С тобой…на Ангару!?- от восторга прямо загорелся. Весь день только и разговоров что о рыбалке. Коллега по цеху, Люба, смеётся: «Вадим, смотри пожара не наделай в мастерской. Вот ведь заполыхал!».
    То я один не мог дождаться пятницы, а теперь – вдвоём. Как он загорелся!..
Каждый день, как последний! Нашёл подходящую одежду, купил спиннинг и снасти, а глаза светились так, что я даже боялся, доживёт ли он до пятницы.

   Ура! Наконец – пятница. Он прямо на работу притащил всё необходимое, что он представлял себе для похода на Ангару.

     - Ну, ты даёшь, Вадя, куда такая спешка,- а у самого всё внутри аж дрожит, быстрее бы конец смены.

    И вот мы на берегу. Первым делом спустился к воде, поздоровался, как всегда, – погладил ладошкой.

     - Ты зачем это руки намочил, нам же грузиться надо?- удивился он.

    - Это я так здороваюсь с Ангарой каждый раз, когда собираюсь идти вниз.Он посмотрел на меня, на реку и бегом к воде. С сомнением оглянулся на меня, но провёл по воде ладонью: «Что, это так надо, да?».

    - Не знаю, так надо или нет, но я полюбил её. Прикоснуться к ней – это как снова выразить свои чувства. Она меня, кажется, понимает,- объяснил ставшее уже ритуалом своё действие.

  Вадим снова посмотрел на воду, на меня и махнув рукой, помчался к будке за мотором.

   «Вихрь» чихнул и ровно заработал. Мой «первый помощник» пересел ко мне, и лодка, обогнув песчаный островок, помчала нас в голубую даль. Искоса поглядываю на напарника. Не могу сдержать улыбку – такое восторженное выражение у него на лице. Наверное, и у меня было такое же,
когда впервые почувствовал добрые руки Ангары.

   Вадим то глядел вперёд, открыв рот и распахнув во всю ширь глаза, то оглядывался назад, где пенный след ещё долго сплетался со струями течения.
Я его хорошо понимал: равнодушный к красоте человек художником быть не может.
Лодка шла легко, словно скользила по воде, не касаясь килем водной глади.
Легко обгоняли других. Попали в вилку хвоста идущей впереди лодки, и потому нас плавно раскачивало, а гребень его какое-то время не давал вырваться на гладкую поверхность воды. Вот и Мигун, а там, впереди, Берёзовый и Малый Каменный. От скорости, от красот реки и у меня захватывает дух, что уж говорить о друге? Но то ли ещё будет!

    Уходим с фарватера за остров, у Тушамы спрямляю путь к перекату. Вадим аж привстал: «Мы, что, по этому зеркалу пойдем?- смотрит на меня,- Эх, жалко!».  А мне ведь тоже жалко, но так хочется и друга окунуть во все красоты реки. Действительно – зеркало!  Там даже чайки, летящие низко, отражаются в зелёно-голубом стекле. Это чудо!

  Ещё спрямляю путь, идём между намытых течением островков по протоке…ну, буквально по канавке шириной с метр. Лодка-то пройдёт, мотором бы не задеть. Вадим весь съёжился, ожидая резкой остановки на песчаном дне. Протоку - метров пятьдесят, проходим на полных оборотах…
Смотрю, он расслабился.

    - Ну, Гришка, ты…капитан! Ты уже все мели знаешь!- отпустил мне комплимент.
  - Вот к зимовью будем подъезжать, вот там – да-а!- сам увидишь.
Река разметалась, как девушка во сне.
   - Вот это да! Так там же не правый берег, это остров, а где же берег!?
   - Удивляешься? Удивляйся! Это хорошо, значит - видишь красоту,- с незатухающим восхищением от всего увиденного думал я.
Ангара никогда не повторяется, её красота не может наскучить, она всегда предстаёт в новом, неожиданном свете. Каждый раз её видишь, как впервые.

    - А вот и остров Березовский! Заходить на разгрузку в зимовьё мы не стали. Обогнув его, вышли на исходную позицию для рыбалки. У поворотного бакена заглушили мотор, бросили сплавной якорь и быстро «зарядили» спиннинги.

    - Так нам же здесь не дадут рыбачить, слышишь: гудят…
   - Не бойся, если рыба подошла, то и рыбалка будет, а лодки нам не помеха,- успокоил я его.

   Сравнили приманки по моим…
Вадим выверил нужную глубину на леске: «Ну, с почином, что ли!?»
Я метнул снасть в сторону фарватера, а он - в сторону острова. Слышу растерянное: «Гриша, смотри, что у меня…». Оглянувшись, я чуть не захохотал, но, пощадив его самолюбие, спокойно, как само собой разумеющееся сказал: «Ну, «борода», у кого не бывает, случается». Закрепил свой спиннинг и стал помогать распутывать огромный клубок спутавшейся лески. Наконец с большим трудом нам это удалось, и мы снова сделали заброс.
Поклёвки не заставили себя долго ждать. Под восторженные возгласы Вадима мы вытаскивали одного за другим  упиравшихся хариусов. Пусть не килограммовых, но и не молодь. Нас снесло к острову, так что пришлось забрасывать снасти с одного борта в сторону фарватера. Вот тут действительно нашли подтверждение опасения Вадима. Лодки проносились чуть ли не по поплавкам. Мы возмущались, грозились кулаками, но это не помогало. Наше внимание привлёк один «Крым», он нёсся, как и все, на полном газу, но почему-то плавно уходил с фарватера в нашу сторону. Я стал с беспокойством выбирать леску, готовясь удирать от летевшей на нас лодки. Но та плавно свернула, не доходя до нас, и на полной скорости приближалась к острову. Мы с Вадимом замерли в предчувствии беды. Я знал, что берег острова хоть земляной, а всё-таки крутоват для такого причаливания. И тут до нас донёсся тупой удар, непродолжительный рёв мотора и…тишина. Мы уже хотели поспешить им на помощь, но тут над водой разнёсся многоэтажный, как небоскрёб, мат… а за ним нервный, судорожный хохот. От души отлегло: раз матерятся, значит обошлось.
   
  На хорошую уху мы поймали, программа минимум выполнена, пора и к зимовью.

         Как всегда (место изучено), пролетаю на полных оборотах узкую борозду прохода, чуть не касаясь правым бортом островка (Вадим даже отшатнулся), и вот наш берег.

  Нет, лихачество не моё эго, просто хотел знанием Ангары укрепить веру друга в моей компетентности хождения по ней. И это, кажется, мне удалось. Он так посмотрел на меня, качнув головой, что и слов не надо, это означало: "Высший класс, или «могёш!».

     Причалили. Я пошёл с рюкзаками в зимовьё, Вадя остался потрошить рыбу. Почуяв еду, пожаловали чайки и вороны. Они тут же растаскивали потроха, воюя за каждую порцию. Топить в зимовье не стал, было достаточно тепло, ведь лето. Сложил костерок на старом, обжитом  месте. Рядом стол, лавки – удобно. Сходил, зачерпнул воды из реки, повесил котелок над огнём.

    Пока мы делились впечатлениями о плавании, рыбалке и крушении судна, картошка с луковицей сварились, пора опускать рыбу.

   Уха получилась отменная. Запах стоял такой аппетитный, что удержаться от пробы не было никакой возможности.

    Разлили по мискам, понюхали и зажмурились от предвкушения ожидаемого нас удовольствия. К нам на ужин прилетели сойки, подняли такой наглый стрёкот, что пришлось поделиться с ними – нам вершки, а им, конечно, корешки. У них аппетит был не хуже нашего.
       
   Незаметно подкрались сумерки. Они наползали с правого берега, пряча от нас тайгу и горы. Скользнули по воде, съели тропинку и нависли над костром, силясь проглотить и его. Но он-то никак не хотел поддаться темноте, сердито фыркал искрами и фукал ей в лицо едким дымом. Мы заметили эту борьбу и, чтобы помочь костру, подкинули сухих дровишек. Он воспрянул, полыхнул, метнув в темень копья пламени: «Ну, чья взяла?» и,торжествуя, выстрелил снопом искр. Темень в панике заметалась, но, чувствуя за собой превосходство сил, кружила вокруг, выжидая удобного времени для нового нападения. А оно было на её стороне. Это понимал костёр, и это понимали мы. Усталость брала своё - скоро на боковую.

     Вадим толкнул меня, показывая на небо: «Смотри, это искры от нашего костра, да сколько  много».

    - А это дорога домой, если сломается мотор,- глупо пошутил я, указывая на Млечный Путь.
Большой ковш Медведицы, подленько хихикая, подливал и подливал нам за шиворот прохлады.

     - Бр-р-р,- вздрогнули мы, не сговариваясь,- не пора ли нам пора,- вскочили разом, тоже не сговариваясь, захохотали по этому поводу, обнялись и пошли в зимовьё.

    Вадим вскочил ни свет ни заря: «Гриша, Гриша, уже пора, хватит спать, рыба уйдёт.

    - Эх, лучше бы ты…друг называется, поспать не даёшь,- разленился я
со сна,- глаза не открываются, а ты…

        - А что делать? Надо вставать. Сам пригласил его с собой,- бухтел я без обиды, про себя.

  Стоило выйти из зимовья – сон как рукой сняло. Костёр полыхал вовсю.
Чайник и котелок с ухой уже парили.

  - Ну, Вадим, ты даёшь! Ты что, не спал, что ли? Ещё ведь темно, а ты уже на ногах.

  - Так, Гриша, я ведь твоя правая рука. Обязан рано вставать и делать побудку. Не так, что ли?

   - Да так, так, неугомонный ты мой помощник,- извиняющимся тоном сказал я.

   - Всё, что надо с собой, уже в лодке,- с превосходством улыбнулся Вадим.
   
   Позавтракали не спеша, времени - море.
  - Ах ты, мой неугомонный напарник. Ишь как - «правая рука», да ты ещё  пока неисправный будильник…в такую рань. Кого ты там увидишь? Поплавок на ощупь, что ли, проверять будешь,- продолжал я накручивать в себе недовольство ранней побудкой.

    Пока я бухтел внутри себя, искры нашего костра на небе по-угасли.
Далёкая заря сама ещё только разлепила веки. Слабой синевой растворяла и теснила темноту с дальних гор и тайги, коснулась правого берега Ангары и заплескалась в ней. Вот теперь можно и отчаливать.
   
         - Ну что, «правая рука», по коням!
    Вадим только и ждал этой команды, вскочил, как солдат.
Вышли на своё место. Ангара на фарватере встретила нас, как старых
знакомых. Тугими струями течения мягко и игриво потолкала в борта, пыталась ещё и покружить в вальсе, но мы, увлечённые мыслью о рыбалке, не сумели понять её. А она, даже когда я опустил за борт сплавной якорь, пыталась обратить на себя наше внимание. Но азарт…

   Он застил наше сознание, переводил его стрелки с ощущений прекрасного на меркантильное «Дай!».

    Что-то было не так. Я подсознательно это чувствовал, понимал, но что?..
Рыбалка не клеилась – хариус то ли игнорировал нас, то ли не было его здесь.
У Вадима без конца шли «бороды» заставляя нервничать нас обоих. А тут зацепы пошли, как на чей-то заказ. Потеряли самые уловистые наживки.
Наспех их не сделаешь, надо идти на берег.

  Уже там, на берегу, наделав про запас наживок и, накурившись до одури, до меня вдруг дошло, или совесть подсказала, что когда я ходил один – об Ангаре помнил всегда, разговаривал с ней или просто чем-нибудь выказывал ей свою любовь, а тут увлёкся горением друга и забыл о ней.

    - Прости меня, добрая река, прости.
       
    До обеда мы на реку не выходили. Вадим не понимал почему, а объяснять долго, да и стоит ли.

   А к обеду погода начала портиться. По небу поползли странного цвета облака. Чувствовалась какая-то тревога. Ангара посерела, словно показывая свою обиду. Чайки куда-то исчезли. Что-то тут не так.

   С обеда всё-таки вышли на рыбалку. Клёв был вялый. А тут ещё со стороны Ёдармы поползла какая-то серая, подкрашенная розовыми завитками туча.
И даже не туча, а туман. Он быстро полз по воде, приближался, неся непонятную тревогу. Вадима тоже обеспокоило это явление, но мы продолжали забрасывать снасти, с тревогой посматривая на странный туман.
И вот он накрыл нас. Стало как-то неуютно. А леска от спиннинга до поплавка вдруг выгнулась дугой и тонко зазвенела. У Вадима то же самое. Мы с тревогой переглядывались, не понимая, что происходит. Вдруг он странно хохотнул, указывая на мою голову. Да я и сам чувствовал, что там происходит что-то невероятное. Боковым зрением увидел над собой нимб. Самый настоящий, светящийся вокруг головы. Я боялся пошевелиться.
Конечно, теперь мы понимали, это электричество, только оно могло такое сотворить. Поскольку я был без шапки, волосы наэлектризовались, стали дыбом и мелкие разряды между волосков создавали иллюзию нимба. Если бы не опасение иметь дело с электричеством, да ещё на воде, можно было бы возгордиться нимбом. Но нам было не до шуток. Мы даже боялись поднять спиннинги, а вдруг шарахнет. Лески продолжали выгибаться и петь, но туман уходил. Что это за странное явление? Ни до, ни после такого не происходило.

    Стоило этому туману уйти - начался клёв. Настроение поднялось.
   - Милая, это не твои ли проделки? Ты нам показала, кто здесь хозяин? Так я и не забывал, но спасибо, что напомнила,- про себя разговаривал с Ангарой, водя ладошкой по воде.

    Остаток этого дня и утренний клёв воскресенья прошли при хорошей погоде и рыбалке. Вадиму хватало впечатлений. В мастерской только и было разговоров об Ангаре, рыбалке и о странном тумане. Люба слушала, улыбаясь: то ли не верила, то ли завидовала. Он заливался соловьём, когда упоминал красоты реки, и я понимал и разделял его восхищение.      
 


                НА  АНГАРЕ
               

Раннее утро. За палаткой рассвет разливает по небу свои краски.
И даже не краски, а пока ещё намёк на них.

    В палатке становится светлее.

       - Со-о-олнышко, ну, пожалуйста!..  Так не хочется просыпаться!

    Бледная синева сменяется чуть похожей цветом на мёд пеленой, а та в свою очередь сменяется розоватой, припудрив блёстками лёгкие облачка.
И кажется, что это прекрасные феи, раздевшись донага, купаются в солнечных лучах.

  Стенка палатки светлеет, и на ней, как в театре теней, всё чётче проступает тень отдельных травинок…  А вот и зонтики дудника на длинных ножках…  И слабые тени куста.

   Театр – театром, но мы здесь не на отдыхе. Ждут лодка и спиннинги.
   Вылезаю из палатки, а солнышко тут как тут, бьёт по глазам из зеркал хохочущей Ангары:

    - Эй, горе-рыболовы, проспали утренний клёв!
    За ноги вытаскиваю упирающегося товарища из палатки на свет божий. Он сначала нехотя, но потом широко распахивает глаза, выражая всем существом восторг.  Ещё бы – красавица Ангара с визгом плескала в нас брызгами солнечных лучей, овевала тёплым, ласковым ветерком и, убегая,  насмехалась над нами: «Тоже, рыбачки!»

  Туманчик мы явно проспали.  Его распотрошил сквознячок и кое-где развесил на ветках кустов, как лебяжий пух.

    Утру рады все!
В зеркале воды видно, как ему кланяются горы и тайга  противоположного берега, а с нашего - тальник. И самому хочется поклониться и утру, и Ангаре, и солнцу - всему этому прекрасному миру, в котором мы живём.

  Запели пчёлы, перелетая с цветка на цветок. Важно, степенно загудели шмели. Все рады такому утру, но работа есть работа, её никто не отменял.
Это мы, беспечные городские люди, можем приобрести пропитание в магазине. У этих трудяжек другой подход: лето зиму кормит.
   
    А день разгорается!
Небо накипает новыми кучевыми облаками. И откуда они только берутся?
Где-то далеко дятел выбивает частую дробь. Между островов, по-видимому, кто-то заблудился – лодочный мотор гудит то громче, то глуше.   
Нет, утренняя рыбалка отменяется, а днём всё равно никто не рыбачит…

    А тут такое романтичное настроение!  В нас с товарищем проснулась великая тяга к прекрасному!   Легли на берегу - глазами в небо, каждый думал о своём.

  - Смотри! Смотри, змей Горыныч! – тычет пальцем в небо товарищ.
    - Где? А, вижу, и правда!..
    - А вон там пудель на крокодила в стойку стал!
     - Смотри, видишь? – Дон Кихот и Санчо. Только Санчо сидит задом наперёд.  Ха-ха-ха! – хохочем, - умора…

    - А там вон?..  А там?..   А вон?..

  Господи, это не небо, а просто мастер-класс какой-то!

    Мы лежали, обнаруживая всё новых и новых персонажей. Хохотали и восхищались. Нечасто нам приходится так развлекаться.

   Чуть ли не по головам пробежал бурундук. Влетел на веточку прямо над нами и с любопытством вертел головой. Он заразил нас шаловливым настроением.
    - Давай, поймаем его!
    - Как это?
     - Я подставлю шапку, а ты стряхнёшь его.
    - Ты думаешь, он такой глупый?..

     Я потихоньку подвёл под него шапку, а товарищ очень осторожно протянул руку к ветке и дёрнул её. Бурундучок действительно упал в шапку, но я даже не успел сообразить и захлопнуть ловушку, как он пулей вылетел оттуда. Свистнул, нервно подёргивая своим торчащим хвостиком, словно обозвал нас, и юркнул под куст.

    Мы почувствовали себя не очень умными. Но это ни в коем разе не испортило нашего настроения, хохоча над своей глупой выходкой, мы катались по мягкому мху толкаясь, как расшалившиеся пацаны.

    Солнце сквозь кроны сосен подмигивало нам - приглашало творить глупости и радоваться жизни. И мы, обезумевшие от свободы и, уже далеко не мальчишки, стали носиться по высокой траве наперегонки со стрекозами, распугивая бабочек и кузнечиков.

    Эх, разгуляй,  гуляй!  Расступись, лето!   

    Двое в набедренных повязках, немолодых дуралея носились по траве, прыгали через кусты, сбивали зонтики дудника. Поднимали тучи мошкары и вопили, поднимая руки к небу: «Жизнь, мы тебя любим!..»

     А Ангара, понимающе хихикая, подобрав подол берегов, разметав зелёные волосы, бежала в лето, красиво и зазывно изгибая свой стан.
Она осознавала свою красоту и не скрывала этого.
И мы откликнулись. Разве тут удержишься?  Оттолкнули лодку, запустили мотор и помчались за ней.

    Лодка неслась, разрезая синь неба, расталкивая и подминая облака, а под ними мелькали на отмелях камешки и струящиеся водоросли. В лицо бил душистый с берегов ветер, вышибая слезу.

     Перекрикивая гул мотора, кричу товарищу:
     - Ты чего это ревёшь? – а сам смахиваю слёзы.
    - Так красотища ведь!

Растрогавшись, можно было и в самом деле зареветь.
И мы, как завороженные, мчались и мчались вперёд.
Перед нами расступались, сдвигались горы на берегах, а за нами ласточкиным хвостом – раздвоенный пенный след.

    Нет! Тот, кто не ходил по Ангаре на лодке, вряд ли поймёт нас.
На ходу, черпая её прохладную чистоту, пьёшь и не можешь утолить жажду. А она игриво смеётся и пытается вырвать из рук кружку.
Она играет с нами: то «замырит» на отмели, то зазвенит на перекатах, то вдруг остановится и разольётся огромным зеркалом, вмещая в себя и небо с облаками, и белый, долгий-долгий след от пролетевшего самолёта, и сине-зелёные дальние горы, и ближние -  в щетине елей.

     Не угнаться нам за красоткой!  Возвращаемся.
А она и не думала убегать. Наоборот, бежит нам навстречу с сияющими глазами. Озоруя, гонит волну и играет с нами, подбрасывая и шлёпая по днищу лодки своей ладошкой, брызжет мелкими каплями. Обнимает нас радугой, которая превращается в кокошник и сияет у неё надо лбом.

     А вот и наш островок!
     - Эх! Сколько же у нас незваных гостей! – пока мы отсутствовали, к нам на бивак прилетела стая ворон и сорок, устроив из наших продуктов пир. Галдели, стрекотали и дрались за лучший кусок. Здесь же хозяйничали горностаи, бурундуки и мышки.

     - Да ладно, пируйте, у нас запасов хватит!
    - Эй! А где же ведёрко с ухой? – Кроме птиц, здесь ещё гости были -  вокруг царил беспорядок. Земля и вещи истоптаны копытцами.

   - Ага, значит, на острове ещё и козы…
Побежали искать ведро и вора, что утащил.
Слышим, брякает наша пропажа. Недалеко в кустарнике стоит козёл и пытается освободиться от улики, застрявшей на его рогах.

     - Ах ты, негодник, ухи захотел? А ну-ка, отдай ведро!
Но он не желал попадаться нам в руки. Пришлось попотеть…

     Но и это «чп» не испортило нашего настроения.
Так же ласково гладило по голове солнце. Вторя ему, перебирал наши волосы и отгонял  надоевшую мошкару ветерок.  Перекусили продуктами из вещмешка и стали готовиться к вечернему клёву.
Да, собственно, что там готовить?  Снасти все в лодке, разве что сделать несколько верховых «мушек» да поменять поводки на придонных обманках.

    Солнце перевалило далеко за полдень. Тени стали длиннее.
    - Ну, что, девушка? – обращаемся к Ангаре, - Устрой нам хороший клёв.
Она загадочно посмеивается, играя бликами.

    - Да знаем, знаем, после жаркого дня на хороший клёв не надейся. О хитростях рыбалки ведаем!

    Снова отталкиваемся и уходим по спокойной воде к шевёрам и перекатам.
Там, шурша и звеня, перекатывается вода, и на быстрине может быть поклёвка.

  Подошли. Стали выше переката на «мёртвый» якорь.
Тишина!  Только под булями  и носом лодки булькает водой шалунья.
Где-то с острова доносится мычание коров. Там, за протокой, «бурундуцкая» деревня Усольцево.

    Разворачиваем снасти. Проверяем и перецепляем наживку.

    Первый заброс… проба и настройка снастей.

    Второй. Свист лески и шорох разматывающейся катушки. Всплеск.
«Мухи» ложатся как  надо. Быстрая струя воды уносит их. Они ныряют, всплывают и, кажется, бьются, как живые.
Не успели уйти из стремнины. Удар! Леска зазвенела от напряжения, а сердце запело от волнения. «Есть!» - и упирается, похоже, приличных размеров «петух» - хариус.

    С трудом подвожу его к борту: «Ах, красавец!» – ну точно петух.  В плавниках играют все цвета яркого представителя куриного блюстителя порядка. Вывожу его из воды. Он бьётся, изгибается, весь ощетинившийся плавниками.  А Ангара не хочет его отпускать, тащит обратно.

    Ну и хитрющий ведь! Стоит ему коснуться воды хвостом…
И… всё-ё-ё…
Оборвав тонкую пластинку щеки, победно раскрывает рот: «Ну что, взяли?» – и уходит на глубину. Но мы не в том настроении, чтоб унывать.
Раз поклёвка есть, будет и улов.
Но тут пошла одна мелочь. Видимо, Ангара решила проверить нас на жадность. Но и мы не лыком шиты, знаем её хитрости и отпускаем молодь обратно в воду.

    -  Ну, что я говорил? – пошла настоящая рыбалка. Ангара отблагодарила нас за понимание.

    Вечерело.
Солнце поплавком качалось на перистых облаках над самым горизонтом.
Затем плавно, как на озёрной поклёвке карася, пошло слегка в сторону и…утонуло.
    Разделав и посолив улов, занялись костром и приготовлением царского ужина - отборные  потрошки, зажаренные в рыбьем же жире!..
Комары, учуяв такое пиршество, слетелись со всех окрестностей.
Пили, пели и танцевали. Некоторые в пьяном угаре падали в сковороду, а которым повезло меньше – прямо в костёр. Но этого никто, кроме нас, не замечал.

    Пиршество продолжалось до поздней ночи.
    Уже и луна обнималась с Ангарой, и звёзды конопушками высыпали на её лице…

  А вот и лёгкий туман, как прозрачная паранджа, под которой спрятались веснушки, и только глаза лукаво смотрели на нас

    Поужинали. В палатку лезть не хотелось.Смотрели в чёрную глубину неба. Там загорались и гасли чёрточки метеоров, мерцали далёкие звёзды, словно подмигивали нам, мол: «Не бойтесь, вы не одни в этом мире, нам сверху всё видно».

      На востоке небо было чернее чёрного. На западе – ещё светлое, а на юге оно висело розовой шторой. Там была цивилизация, там – город, там – дом…
Но как-то странно: ни дом, ни уют семьи не могли перебороть чувства свободы, приобретённой здесь, чувства единения с природой - пением настырных комаров, шорохом звёзд, убаюкивающим шёпотом Ангары.

     Мы молча наслаждались тишиной, но каждый, наверное, думал об одном:
    - Господи, убереги эту красоту и для наших будущих детей и внуков…
Пусть и они, однажды попав на этот островок, видят, ощущают и обоняют эту красоту, красоту своей Родины. Любуются светлой чистотой этой реки и упиваются тишиной первозданной природы.

      - Образумь, Господи, алчущих наживы! – только боюсь, что моя мольба, мольба атеиста, - это глас вопиющего в пустыне.

     И всё же я Тебя молю!..



                БРИЛЛИАНТЫ И МЕХА
               

     Не знаю, как для кого, а для меня лето промчалось быстрее, чем любая неделя.

         Отполыхали золотом и рубином острова Ангары. Редкие в это время птицы зябко ёжились в голых ветвях деревьев и кустов. Малахитовой зеленью могли похвастаться лишь ели, пихты да сосны. Бурыми стали берега. Всё чаще проносились шальные ветры, снимая оставшиеся кое-где листья, не желавшие покидать свои ветви. Зачастили холодные косые дожди. Кричали, собираясь к дальнему перелёту, гуси.
По ночам был слышен далёкий протяжный плач лебединого клина. Сколько же тоски и грусти было в их голосах! Иногда приходили мысли: «Если вам так тяжело покидать родные края, так оставайтесь…» - нет, природу не перебороть, да и не стоит этого  делать.

    Вот и закончился пятый рабочий день.

    На Ангару! На Ангару! Ноги сами несут, их торопить не надо.
Лодка, увидев нас, замурлыкала, выгибаясь, словно кошка, тёрлась боком о слани причала.

      - Ну, что, родная, соскучилась? Потерпи, потерпи, сейчас пойдём.
Сотворили ритуал встречи с рекой, погрузились. Надвинули шапки на лбы – пошли!

    Сама по себе холодная вода, выглядела ещё холодней от серого, неприветливого неба. Мелкие волны горохом застучали в днище лодки, когда она вышла на глиссирование. Усы следа стали мельче и длиннее. Открывались и закрывались за нами ворота берегов. В мелкой волне не было видно шевёр от камней и мелей, шли интуитивно, по знанию подводных сюрпризов, а потом - по вешкам, бакенам, береговым знакам. Вадим всё ещё удивлялся: «Как ты знаешь, где можно, а где нельзя идти?».

      - А я ведь уже не первый год хожу. Были и мели, и сломанные о камни винты, не одна крышка редуктора, да и «сапоги»…через всё пришлось пройти, метод «тыка» это подразумевает. Вот теперь хожу почти спокойно где можно, но уверенным на сто процентов быть невозможно.
   
      Серая туча впереди сбросила ширму с разлохмаченной бахромой: это идёт нам навстречу снеговой залп.

      - Давай-ка, Вадя, натянем тент, засыплет ведь,- скомандовал я по-дружески помощнику.

      Только успели «зачехлиться», как ударил мелкий, но довольно густой снег. Видимость на нуле, вместо ориентиров - интуиция, но на вешки пока не наезжали.
      
          Заряд был недолгим. Немного посветлело, но серое небо, там вдалеке, пило из Ангары такую же серую воду. На камнях сидели, нахохлившись, чайки.
Они провожали нас поворотом головы. Иногда взлетали и тут же падали обратно. Лодка шла ходко, главное - не подвёл бы мотор.
   
      Решили разгрузиться перед рыбалкой. Подошли к своему берегу. Захватили всё, что можно было унести. Кое-как взобрались к зимовью…
И остолбенели. Нашего пристанища не было. На его месте куча обгорелых остатков зимовья. По-сокрушались, покурили у пожарища и обратно.
Слов не было. Только серчишко что-то сдавило, как в кулаке. Делать нечего.
Решили устроить бивак на островке в головах Сенного. Там я видел не вывезенную хозяином копёшку, да и двухместную палатку я всегда брал с собой – мало ли что. Вот и пригодилась.
Разворошили копну, накрыли палаткой и гнёдышко готово. Пока возились, заморосил мелкий, колючий дождик. Как из пульверизатора - кто-то давил и давил на его грушу.

      - Не было печали, а теперь всё в одни ворота. Ну, да ладно, Ангара не даст пропасть,- говорю я погрустневшему Вадиму.
     - Айда рыбачить, а там видно будет. Мы зачем приехали?- подбадриваю друга.
      Вышли на своё место рыбалки. Поймали на уху – ужин обеспечен. Теперь проблема - дрова. Островок лысый, только по краям у воды тальник. А что, для костра соберём. Сказано – сделано.

      Дождик перестал. Появились просветы в небе. Кровоточащими порезами смотрелся закат.

     - Вадя, кушать и спать. Надо согреть берложку, ночью будет заморозок,- распоряжаюсь я. Он посмотрел на меня, на закат, но промолчал.

     Для «сугрева», на всякий случай, он захватил «мерзавчика».

      - Ты как знал, что понадобится это зелье,- говорю по возможности бодрым голосом.

     Подняли за «упокой» нашего зимовья. По-хлебали ушицы. Снова брякнули
кружками за всё хорошее. Опять по-хлебали.

      - А теперь за любовь вообще и к Ангаре, в частности.
Выпитое зелье сделало своё дело. Река не казалась такой уж серой, и неприятный раньше закат стал симпатичнее, словно след помады поцелуя.
Настроение поднялось на сорок градусов. Уже и сырая трава - не сырая, и новая ночлежка – хоромы. Ветер утих, комаров нет: живи - не хочу!
Смеялись, вспоминая все приключения, неприятности, случавшиеся с нами и не только на Ангаре. Но время действия содержимого «мерзавчика» закончилось. Сразу как-то похолодало, даже река, кажется, ёжилась и зябко поводила плечами.

     - Эх, одеяло бы сейчас ей из тумана,- вспомнил я свои мысли по этому поводу,- согрелась бы немного, бедная, в стог ведь к себе не позовёшь.

           Забрались мы с Вадимом в стожок, укрылись полушубками. Благодать! Тихо, тепло и уютно даже. Подумал о жене, о внуке, как они там? Она, наверное, тоже думает, переживает. Думает, мы в зимовье, а мы…

     Вадим долго ещё сопел, покашливал и ворочался. Наконец – тишина, только лодка с рекой никак не наговорятся. Шепчутся и шепчутся, иногда хихикают: наверное, вспоминают что-то весёлое.

    Вадим, как всегда, поднялся раньше. Меня разбудило его громкое восклицание. Столько восторга было в его голосе, что я, даже не потянувшись со сна, заинтригованный причиной его поведения, высунулся из норы. То, что увидел, поразило меня до глубины души. Вся трава островка была усыпана «бриллиантами». Они сияли, переливались всеми цветами радуги. От такой красоты глаза могли «выпасть». Радость видеть такое ослепительное явление наполнило душу счастьем настолько, что я мог просто взлететь и с высоты упиваться этим чудом. Ногу невозможно было опустить, чтобы не наступить на драгоценности Ангары. Не об этом ли подарке они шушукались вечером с лодкой? Ну, Ангара, ну выдумщица! Надо же такое придумать! 

    Вадим не смог взлететь от счастья, он просто помчался по «бриллиантовой» россыпи. Но что это? Мелодичный звон покатился по островку и всё усиливался с каждым его шагом. Неужели это капельки воды,
заледенев на травинках, так взыграли в лучах раннего солнца? Нет, это не может быть действительностью! Я похлопал себя по щекам, кулаком протёр глаза: ничего не исчезло… Значит, всё-таки это мне не привиделось! «Бриллианты» не только горели, но и звенели под ногами Вадима. Мне до обиды было жалко искорок, пропавших под сапогами сошедшего с ума друга.   

      Это чудо исчезло неожиданно, словно задача удивить нас Ангарой была выполнена.
    - Спасибо, милая, тебе удалось удивить и порадовать нас,- с нежностью подумал я.

      Снова вокруг стало по-будничному просто, но от полученного душой  подарка в груди ещё долго было тепло.

      Разогрели вчерашнюю уху, попили чаю и – на фарватер.
На плохой улов нам не приходилось жаловаться ни разу. То ли нам везло, то ли всё-таки нам помогала Ангара?.. Я думаю, что без её помощи здесь всё же не обошлось. И на этот раз она нас не оставила без улова.

      День прошёл незаметно. «Бороды» на Вадином спиннинге хоть и случались, но всё реже. Меньше нервничал, и от того было больше удачных забросов.

     К вечеру потянул сиверко, запахло снегом. Закат упал в фиолетовую тучу.

     - Так, Вадя, сегодня ночью нам будет тепло.

      - Почему ты так решил?- удивлённо спросил он.

       - Так нас снегом завалит, будет как в берлоге – тихо и тепло.
И действительно, не успело стемнеть, как повалил, натурально – повалил, снег. Пропали из вида ближние острова, затем тальник. Хорошо, что Вадим догадался растянуть тент на лодке, тут и она исчезла из вида. Да что там лодка, тальник – за два метра ничего не было видно. Хотелось посмотреть, что будет дальше, но валил такой снег, что пришлось спешно лезть в берлогу.
   
     Мы ещё долго перебирали в памяти и обсуждали происшествия, случавшиеся на реке, и не только с нами. Были комичные, но и трагические тоже были.
      Матёрые рыбаки, исполнив «традицию» у невонского мыса, хорошо откушали спиртного за удачу. Только она, почти тут же от них отвернулась. А отвернулась, если быть точнее, у скалы "Мигун". Против течения поднимались две лодки, видимо возвращались с рыбалки. Что произошло между этими и теми - мы не знали. Подходя к Берёзовому острову, зачем-то оглянулись. То, что увидели, потрясло нас. Там шло настоящее Цусимское сражение. Лодка, идущая вверх по течению, на полном ходу, переезжает «казанку», которая шла вниз. Другие, видимо в отместку, сразу двумя лодками таранят ту, что шла в город. Мы с Вадимом просто потерялись в уме от увиденного. Что было дальше - мы не видели, точнее - мы «ноги в руки» и подальше от этой компании.

      Вспомнили и курьёзный случай. Забросили снасти с одного борта, и вот у меня поклёвка. Только стал выбирать леску, Вадим кричит: «Есть!». Вот это, думаем, рыбалка! Выбираем лески одновременно, смеёмся от удачи…а потом и вовсе расхохотались. Оказывается, мы одного хариуса тащили вдвоём. У меня попался, как положено, а Вадим каким-то образом моего хариуса поймал за хвост. Вот вспоминаем и хохочем.

      - Ладно, посмеялись и хватит, а то ведь завтра только утренний лов. Хватит-то хватит, а попробуй, усни когда память не спит.

    - Эй, Гришка, хватит спать, посмотри, что творится!- разбудил меня крик.
    Вылезаю на свет божий. Я, что, ослеп? Вокруг белым-бело, да не просто бело, а по щиколотки снега. Вот это да! Снежищи-то, снежищи! Деревья на островах, как в белых полушубках, да и сами острова. На бакенах и вешках шапки снега. Вот это да, красавица сама принарядилась. Ей бы ещё вчерашние бриллианты…впрочем, она и без них такая – глаз не оторвать!

     И снова жаль наступать на такую чистоту, даже если босиком.

    Ангара кокетливо подмигивала нам, кивая на фарватер, мол: «Я знаю, что красива, любуйтесь сколько угодно, но вы ведь не за этим здесь».

    Нам остаётся только вздохнуть и послать ей воздушный поцелуй.

               Радуй нас подольше, красавица.
          Пусть твоя красота не угасает и доброта не иссякает!