Реинкарнация17

      


           РЕИНКАРНАЦИЯ  17

Едва только Чумак успел зайти на кухню, как раскрытая книга бросилась в глаза. Он подумал, что забыл её.
--Не волнуйся.,--Услышал он Голос.—Продолжим?
--Конечно. На чём мы остановились?
--Посмотрим, могу ли Я изменить направление твоих мыслей. Тебе нравится секс?
--Я люблю его.
--Большинство людей любит, кроме тех, у кого о нем весьма странное представление. Итак, что, если я скажу тебе, что с завтрашнего дня ты сможешь заниматься сексом с каждым, к кому ты почувствуешь влечение и любовь?
--Это будет происходить против их воли?
--Нет. Я устрою так, что каждый, с кем ты захочешь отпраздновать любовь таким способом, тоже будет хотеть делать это с тобой. Все они будут испытывать сильное влечение и любовь к тебе.
--Bay! Ура! Конечно, да-а-а!
--Есть только одно условие: всякий раз будет остановка. Ты не сможешь переходить от одной женщины к другой без всякого перерыва.
--Как скажешь.
--Итак, чтобы испытать экстаз подобного физического союза, ты должен также испытать состояние отсутствия сексуальной связи с кем бы то ни было, хотя бы на время.
--Кажется, я понимаю, к чему Ты ведешь.
--Да. Даже экстаз не может быть экстазом, если нет периода, когда экстаз отсутствует. Для духовного экстаза это так же справедливо, как и для физического. Ничего нет угнетающего в жизненном цикле—только радость. Просто радость и еще раз радость. Подлинные мастера всегда чувствуют себя счастливыми, и не меньше. Оставаться на уровне мастерства — вот то, что ты мог бы сейчас пожелать. Тогда ты сможешь входить в состояние экстаза и выходить из пего, всегда оставаясь счастливым. Тебе не нужно будет экстаза, чтобы чувствовать себя счастливым. Ты будешь счастливым, просто зная, что экстаз существует.
    
                Глава 6

Теперь, если можно, мне хотелось бы поменять тему и поговорить об изменениях Земли. Но прежде мне хотелось бы высказать свое наблюдение. Похоже, о многих вещах мы говорили не один раз. Иногда мне кажется, что я опять и опять слышу одно и то же.
Это хорошо! Так и есть! Как я уже говорил, так задумано.
--Это сообщение подобно пружине. Когда она сжата, ее кольца приближаются друг к дpyгy. Одно кольцо накладывается на другое, и создается впечатление, что она в буквальном смысле “идет по кругу”. Только когда пружина отпущена, ты видишь, что она растягивается, превращаясь в спираль, и кольца отходят дальше, чем ты мог себе представить.
--Да, ты прав. Многое из того, что было сказано, повторялось несколько раз, всякий раз по-другому. Иногда в том же виде. Верное наблюдение. Когда ты закончишь с этим сообщением, ты должен уметь повторять важные моменты практически дословно. Может настать день, когда ты этого захочешь.
--Ладно, достаточно ясно. Теперь, пойдем дальше: многие считают меня “линией прямой связи с Богом”, и они хотят знать, действительно ли наша планета обречена? Я знаю, я уже спрашивал об этом, но сейчас мне хотелось бы получить прямой ответ. Будут ли, как многие предсказывают, на Земле происходить изменения? А если нет, что означают все эти видения? Это все вымыслы? Должны ли мы молиться? Меняться? Есть ли что-то такое, что мы должны делать? Или, как ни прискорбно, все это безнадежно?
--Я рад услышать эти вопросы, но мы не будем “идти дальше”.
--Не будем?
--Нет, потому что ты уже получил ответы на эти вопросы и нескольких Моих предыдущих объяснениях о том, что такое время.
--Ты имеешь в виду ту часть, когда мы говорили о том, что “все, что должно когда-либо произойти, уже происходило”?
--Да.
--Но что ТАКОЕ “все, что уже происходило”? Как оно происходило? Что происходило?
--Все происходило. Все уже происходило. Любая возможность существует как факт, как свершившиеся события.
--Как это может быть? Я все еще не понимаю, как это может быть.
--Я постараюсь выразить это так, чтобы тебе стало понятнее. Слушай, если это тебе поможет. Приходилось ли тебе наблюдать, как дети играют в компьютерные игры, используя CD-ROM?
--Да.
--Ты когда-нибудь задавал себе вопрос, откуда компьютер знает, как реагировать на каждое нажатие клавиш, управляющих курсором?
--Да, конечно, это приводило меня в изумление.
--Все это занесено на диск. Компьютер знает, как реагировать на каждое нажатие клавиши, потому что все возможные движения уже занесены на диск, вместе с соответствующей реакцией.
--Это пугает. Почти сюрреалистично.
--Что? То, что каждое завершение игры и каждый поворот и изгиб, ведущие к этому завершению, уже запрограммированы па диске? В этом нет ничего “пугающего”. Это просто технология. И, если ты узнаешь, что технология компьютерных игр чего-то стоит, сейчас ты поймешь и технологию Вселенной!
Представь себе, что Космическое Колесо—это CD-ROM. Все завершения игры уже существуют. Вселенная просто ждет, чтобы понять, какое из них выбрать на этот раз, И когда игра закончена, независимо от того, победил ты, проиграл или игра закончилась вничью, Вселенная спросит: “Хочешь играть опять?” Твой компьютерный диск не беспокоит, победил ты или нет, точно так же ты не можешь “ранить” ее чувства. Она просто предлагает тебе шанс сыграть опять. Все завершения игры уже существуют, и то, к какому ты придешь, зависит от сделанных тобой выборов.
--Значит, Бог—не более чем CD-ROM?
--Я бы не говорил так определенно. Но сейчас я пытаюсь использовать иллюстрации, воплощающие те концепции, которые в состоянии понять каждый. Мне кажется, что пример с CD-ROM—хорошая иллюстрация. Жизнь действительно во многом подобна CD-ROM. Все возможности уже существуют, и все уже происходило. Сейчас ты выбираешь, какую из них испытать. Это имеет непосредственное отношение к твоему вопросу об изменениях Земли.
То, что видят многие провидцы относительно изменений Земли, правда. Им открыто окно в “будущее”, и они видят его. Вопрос в том, какое “будущее” они видят? Как и в случае компьютерной игры, существует больше, чем один вариант. В одном из вариантов произойдет смещение пластов земной коры, в другом нет. На самом деле все версии уже имели место. Вспомни, времени...
—Я знаю, знаю. “Времени не существует” — ...это верно.
--И поэтому?
--Поэтому все происходит сразу.
--И это верно. Все, что когда-либо происходило, происходит сейчас, и все, что будет когда-либо происходить, существует прямо сейчас. Подобно тому как все движения компьютерной игры прямо сейчас существуют на диске. Так что, если тебе кажется, что было бы интересно, чтобы предсказания провидцев о конце света оказались правдой, сфокусируй па этом все свое внимание, и ты привлечешь это для себя. А если ты считаешь, что было бы лучше испытать другую действительность, сфокусируйся па ней, и это будет тот результат, который ты привлечешь.
--Итак, Ты не хочешь сказать мне, произойдут на Земле изменения или нет?
--Я жду, что ты Мне скажешь об этом. Тебе решать, твоими мыслями, словами и делами.
--А как насчет компьютерной проблемы 2000 года? Находятся такие, кто утверждают, что то, что сейчас называют отказом “Y2K”, вызовет огромный сдвиг в наших общественных и экономических системах. Это произойдет?
--А что ты скажешь? Что ты выберешь? По-твоему, ты никак не можешь на это повлиять? Говорю тебе, это было бы ошибкой.
--Ты можешь сказать нам, как все это обернется?
--Я здесь не для того, чтобы предсказывать твое будущее, и я не стану этого делать. Это все, что Я могу тебе сказать. Это все, что может сказать тебе любой. Не проявив должного внимания, ты попадешь именно туда, куда ты идешь. Следовательно, если тебе не нравится путь, по которому тебя направляют, измени направление.
--Как я могу это сделать? Как я могу повлиять на последствия такого масштаба? Что мы должны делать, слыша все эти предсказания о катастрофах, на которые не скупятся парапсихологические и духовные “авторитеты”?
--Обратись внутрь. Ищи свое место, руководствуясь внутренней мудростью. Пойми, к чему ты чувствуешь призвание. Потом делай именно это. Если это означает писать политикам и промышленникам, попросив их принять меры против такого обращения с окружающей средой, которое может привести к изменениям Земли, пиши. Если это означает призвать всех общественных лидеров вместе работать над проблемой Y2K, призывай. А если это означает просто идти своим путем, каждый день посылая свою положительную энергию и не позволяя тем, кто тебя окружает, впадать в панику, которая только привлекает проблему, иди своим путем. Важнее всего не пугаться. Ты не можешь “умереть”, что бы ни случилось, поэтому нет ничего такого, чего стоило бы бояться. Осознавай развитие Процесса и знай, что с тобой будет все в порядке.
Стремись соприкоснуться с совершенством во всем. Знай, что ты будешь именно там, где ты должен быть, чтобы испытать именно то, что ты выбрал, чтобы стать тем, Кто Ты Есть На Самом Деле. Это путь спокойствия. Во всем умей видеть совершенство. Наконец, не пытайся “бежать” ни от чего. То, чему ты сопротивляешься, продолжает упорствовать. Я говорил тебе это, когда писалась первая книга, и это правда. Люди, которых печалит то, что они “видят” в будущем, или то, что им “сообщают” о будущем, не в состоянии “пребывать в безупречности”.
--Дай еще какой-нибудь совет?
--Празднуй! Празднуй жизнь! Празднуй себя! Празднуй пророчества! Празднуй Бога! Празднуй! Играй в игру. Вноси радость в каждое мгновение, что бы, по твоему представлению, ни несло это мгновение, потому что радость —это Кто Ты Есть и Кем Ты Будешь Всегда. Бог не может создать ничего несовершенного. Если ты думаешь, что Бог мог создать что-то несовершенное, ты ничего не знаешь о Боге.
Итак, празднуй. Празднуй совершенство! Улыбайся, и празднуй, и видь только совершенство —тогда то, что другие называют несовершенством, не коснется тебя таким образом, чтобы быть несовершенным и для тебя.
--Ты хочешь сказать, что меня может не коснутся смещение земной оси, что я могу избежать последствий столкновения с метеоритом, или не 6ыть раздавленным при землетрясении, или избежать неразберихи, которая последует за Y2K?
--Ты наверняка можешь избежать негативного воздействия любого из этих событий.
--Это не то, о чем я Тебя спрашиваю.
--Но это то, что Я тебе отвечаю. Встречай будущее без страха, понимая Процесс и во всем усматривая совершенство. Это спокойствие, эта безмятежность, эта невозмутимость уведут тебя от большинства переживаний и последствии, которые другие назвали бы “негативными”.
--А что, если Ты ошибаешься? Что, если Ты вообще не “Бог”, а просто плод моего разыгравшегося воображения?
--А, ты опять возвращаешься к этому?
--Хорошо, что, если? Так что? Ты можешь думать о лучшем способе жизни?
--Все, к чему я призывал, это перед лицом всех этих зловещих предсказаний всепланетных бедствий сохранять спокойствие, сохранять невозмутимость, сохранять безмятежность, и исход будет наилучшим из всех возможных. Даже если Я не Бог, а просто “ты”, который все это выдумал, мог бы ты получить лучший совет?
--Heт, думаю, что нет.
--Значит, как обычно, не имеет значения, “Бог” Я или нет. С этим, как и с информацией всех трех книг, —просто живи мудро. Или, если тебе представляется лучший путь, следуй ему. Видишь ли, даже если действительно описанные в этих книгах беседы —дело рук Нила Доналда Уолша, вряд ли ты можешь услышать, лучший совет по любому из затронутых здесь вопросов. Так что смотри на это так: или говорю Я, Бог, или этот Нил довольно сообразительный парень. Какая разница?
--Разница есть: если бы я был убежден, что все это действительно говорит Бог, я бы слушал более внимательно.
--Ну и комик ты. Я тысячу раз посылаю тебе послания в самых разных формах, а ты игнорируешь большинство из них.
--Да, допускаю, что это так.
--Ты допускаешь?
--Хорошо, я действительно их игнорирую.
--Что ж, на этот раз попробуй не делать этого. Кто, по-твоему, подвел тебя к этой книге? Ты сам. Поэтому, если ты не можешь слушать Бога, прислушивайся к себе. Или к своему дружественному психическому восприятию.
--Ты меня разыгрываешь, но это натолкнуло меня на мысль еще об одной теме, которую я хотел бы с Тобой обсудить.
--Я знаю.
--Ты знаешь?
--Конечно. Ты хочешь поговорить о сверхъестественных способностях.
--Откуда ты знаешь?
--Я ими обладаю.
--Еще бы, уверен, что обладаешь. Ты —Мать всех, кто ими обладает. Ты—Главный Начальник, Top Banana. Ты Человек, Босс, Одно, Председатель Совета директоров.
--Дорогой мой человек, ты понимаешь... это... правильно. Спокойно, братец. В самую точку.
--Итак, я хочу знать, что такое “сверхъестественная сила”?
--Вы все обладаете тем, что ты называешь “сверхъестественной силой”. Это действительно шестое чувство. Ты, как и все остальные, обладаешь “шестым чувством относительно всего”. Сверхъестественная сила—это просто способность выйти за пределы своего ограниченного восприятия. Отступить назад. Почувствовать больше, чем может чувствовать ограниченный человек, каковым ты себя представляешь; узнать больше, чем может знать он. Это способность подключиться к большей правде всего, что тебя окружает; почувствовать другую энергию.
--Как можно развить эту способность?
--“Развить”, хорошее слово. Это похоже на развитие мышц. Они есть у каждого из вас, но некоторые решают развивать их, тогда как у других они остаются неразвитыми и от них куда меньше пользы. Чтобы развить свою “экстрасенсорную” мышцу, ты должен ее упражнять. Использовать ее. Каждый день. Постоянно. Эта мышца существует прямо сейчас, но она маленькая. Она слабая. Она недоиспользуется. Поэтому у тебя время от времени случаются интуитивные “толчки”, но ты не хочешь согласно им действовать. У тебя возникает какое-то “предчувствие”, но ты его игнорируешь. У тебя появляется мечта, или “вдохновение”, но, уделяя ему недостаточно внимания, ты позволяешь ему исчезнуть. К счастью, ты уделил внимание “толчку” относительно этой книги, иначе ты не читал бы сейчас этих слов. Ты думаешь, ты пришел к этим словам случайно?
Итак, первый шаг в развитии экстрасенситивных “способностей”—знать, что они у тебя есть, и использовать их. Обращать внимание на всякое предчувствие, которое у тебя возникает, всякое чувство, которое ты испытываешь, всякий интуитивный “толчок”, который ты ощущаешь. Обращать внимание. Затем действовать согласно тому, что ты “знаешь”. Не позволять своему уму отговаривать тебя от этого. Не позволять своему страху увести тебя в сторону. Чем чаще ты будешь бесстрашно следовать своей интуиции, тем больше твоя интуиция будет тебе служить. Она всегда была здесь, по ты только сейчас стал обращать на нее внимание.
--Но я не говорю об экстрасенситивных способностях типа всег-да-находить-место-для-парковки. Я говорю о настоящих способностях. Таких, которые позволяют заглянуть в будущее. Таких, которые дают возможность знать о людях то, чего ты не мог бы узнать никак иначе.
--Именно об этом говорю и Я.
--Как эти способности работают? Должен ли я прислушиваться к людям, которые ими обладают? Если экстрасенс что-то предсказывает, могу я это изменить или мое будущее “запечатлено в камне”? Как некоторые сенситивы могут сказать, о чем ты думаешь, в ту самую минуту, когда ты входишь в комнату? Что, если...
--Подожди. Ты задал четыре разных вопроса. Давай чуть помедленнее, и будем разбираться в каждом отдельно.
--Хорошо. Как работают экстрасенситивные способности?
--Есть три правила, управляющие психическими явлениями, которые позволят тебе понять, как работают экстра-сенситивные способности. Давай их рассмотрим.
1. Все мысли есть энергия.
2. Все находится в движении.
3. Все время существует сейчас.
Экстрасенситивы—это люди, открывшиеся тому, что создает эти явления: вибрациям. Иногда они создают картины, которые возникают в уме. Иногда —мысли, выраженные словами. Экстрасенс становится специалистом по ощущению этих энергий. Вначале это может быть нелегко, так как эти энергии очень неплотные, быстро исчезающие, едва уловимые. Они подобны легкому бризу летней ночью, когда тебе кажется, что он шевельнул твои волосы —а может быть и нет. Подобны чуть слышному, донесшемуся издалека звуку, который ты вроде бы услышал, но неуверен в этом. Подобны смутному видению, захваченному боковым зрением,—ты готов поклясться, что оно было, но, сколько бы ты ни оглядывался, его нет. Оно исчезло. А было ли оно вообще?
Это тот вопрос, который постоянно задает себе начинающий экстрасенс. Опытный никогда не задает вопросов, потому что заданный вопрос прогоняет ответ. Задавание вопросов требует участия разума, а это последнее, что хочет сделать экстрасенс. Интуиция обитает не в разуме. Чтобы быть сенситивом, ты должен быть “вне ума”. Потому что интуиция обитает в психике. В душе.
--Интуиция—ухо души.
--Твоя душа —всего лишь инструмент, достаточно чувствительный к “улавливанию” тончайших вибраций жизни, к “чувствованию” этих энергий, к ощущению этих волн в поле и их интерпретации. Ты обладаешь шестью чувствами, а не пятью. К ним относятся твое обоняние, ощущение вкуса, тактильные ощущения, зрение, слух и... знание. А теперь о том, как работают экстрасенсорные способности.
Всякий раз, когда у тебя появляется мысль, она посылает энергию. Это есть энергия. Душа экстрасенса захватывает эту энергию. Подлинный экстрасенс не станет останавливаться, чтобы ее интерпретировать, он, вероятно, просто “выпаливает”, па что похоже ощущение этой энергии. Вот почему он может сказать тебе, о чем ты думаешь. Любое появляющееся у тебя чувство обитает в душе. Твоя душа—сумма твоих чувств. Их хранилище. Могут пройти годы с тех пор, как ты поместил их туда, а по-настоящему открытая душа будет “чувствовать” эти “чувства” здесь и сейчас. Это происходит потому, что... теперь вместе: Такой вещи, как время, не существует...
Именно поэтому экстрасенс может рассказать тебе о твоем “прошлом”. “Завтра” тоже не существует. Все происходит прямо сейчас. Каждое событие посылает волну энергии, оставляет несмываемый отпечаток на космической фотопластинке. Экстрасенс видит, или чувствует, отпечаток “завтра”, как будто это происходит прямо сейчас — а так оно и есть. Таким образом некоторые из них предсказывают “будущее”. Как это происходит, физиологически? По-видимому, не осознавая до конца, что он делает, экстрасенс, сильно фо-кусируясь, посылает собственную субмолекулярную сос тавляющую. Если хочешь, его “мысли” оставляют тело, проносятся сквозь пространство и достаточно быстро попадают настолько далеко, что могут осмотреться вокруг и “увидеть” с расстояния то “теперь”, которого ты еще не испытываешь.
--Субмолекулярное путешествие во времени!
--Можно назвать и так.
--Субмолекулярное путешествие во времени!
--Х-х-хорошо. Превратим это в водевиль.
--Нет-нет. Я буду хорошим. Я обещаю... правда. Продолжим. Я действительно хочу это услышать.
--Хорошо. Субмолекулярная часть экстрасенса, поглотив энергию образа, полученного в результате фокусирования, мчится обратно к физическому телу, неся с собой энергию. Экстрасенс “получает картину” —иногда с содроганием —или “испытывает чувство”, и упорно старается никак не “обрабатывать” данные, а просто—и мгновенно—описывать их. Экстрасенс учится не спрашивать, что он “подумал”, внезапно “увидел” или “почувствовал”, а просто позволяет “пройти через себя”, так, чтобы все это по возможности его не затронуло.
Проходят недели, и, если увиденное или “почувствованное” событие действительно происходит, его называют ясновидящим —и это, конечно, правда!
--Если это происходит так, как Ты описал, почему некоторые “предсказания” оказываются “ошибочными”, то есть они никогда не “происходят”?
--Потому что экстрасенс не располагает “предсказанным будущим”, он получает только проблеск одной из “вероятных возможностей”, наблюдаемых в Вечный Момент Сейчас. Это всегда вопрос считывания, и экстрасенс делает свой выбор. Точно так же он мог сделать другой выбор—выбор не связан с предсказанием.
Вечный Момент содержит все “вероятные возможности”. Как я уже объяснял несколько раз, все уже происходило — миллионом различных способов. Все, что остается тебе, — выбирать что-то из того, что ты воспринимаешь. Все это вопрос восприятия. Изменяя свое восприятие, ты изменяешь свое мышление, а твое мышление создает твою действительность. Какие бы последствия ты ни предвкушал в любой ситуации, для тебя они уже здесь. И тебе остается только осознать их. Узнать их. Вот что означает “прежде чем ты задашь вопрос, у Меня уже есть ответ”. По существу, на свои молитвы вы получаете ответ еще до того, как посылаете молитву.
--Как же получается, что мы не получаем всего того, о чем молимся?
--Об этом сказано в Книге 1. Ты не всегда получаешь то, что просишь, но ты всегда получаешь то, что создаешь. Созидание следует за мыслью, которая следует за восприятием.
--Это ошеломляюще. Хотя мы с этим уже и покончили, это не перестало быть ошеломляющим.
--Ты так считаешь? Вот почему хорошо это повторять. Когда ты слышишь несколько раз, у тебя появляется больше шансов охватить все умом. Тогда это перестанет “ошеломлять” твой ум.
--Если все происходит сейчас, что указывает мне, какую часть этого всего я испытываю в мое мгновение этого сейчас?
--Твой выбор—и твоя убежденность в твоем выборе. Эта убежденность создается твоими мыслями относительно конкретного предмета, а эти мысли возникают в результате твоего восприятия —то есть из того, “как ты на это смотришь”. Экстрасенс видит выбор, который ты делаешь сейчас относительно “завтра”, и видит, как все разворачивается. Но настоящий экстрасенс всегда скажет тебе, что это не обяза тельно должно происходить именно так. Ты можешь “выбрать вновь” и изменить последствия.
--В сущности, когда я должен изменить переживание, я уже это сделал!
--Совершенно верно! Теперь ты это ухватил. Теперь ты понимаешь, как жить среди парадоксов.
--Но если это “уже произошло”, то с кем оно произошло? А если я изменяю это, кто тот “я”, который испытывает изменение?
--Существует не один “ты”, который движется вместе со временем. Все это было подробно описано в Книге 2. Я предлагаю тебе перечитать это место. А потом, для лучшего понимания, объедини то, что было там, с тем, что ты услышишь сейчас.
--Хорошо. Достаточно ясно. Но мне хотелось бы продолжить наш разговор об экстрасенсорном искусстве. Масса людей претендуют на то, чтобы быть экстрасенсами. Как отличить настоящих от фальшивых?
--Каждый является “экстрасенсом”, так что все они “настоящие”. В чем ты хочешь видеть их задачу? Стремятся они помочь тебе—или обогатить себя? Экстрасенсы—так называемые “профессиональные экстрасенсы”,—которые стремятся обогатить себя, часто обещают что-то совершить с помощью своей психической энергии—“вернуть утраченную возлюбленную”, “привлечь славу и богатство”, даже помочь сбросить вес!
Все, что они обещают, они могут сделать—но только за определенное вознаграждение. Они даже “считывают” информацию о другом человеке—твоем боссе, любимой, друге—и рассказывают тебе о них. Они предлагают: “Принеси мне что-нибудь. Шарф, фотографию, образец почерка”. И они могут рассказать тебе о другом. Иногда совсем немного. Потому что каждый оставляет след, “психический отпечаток”, энергетический шлейф. И человек, действительно обладающий экстрасенсорными способностями, может его чувствовать.
Но подлинный экстрасенс никогда не предложит вернуть вам кого бы то ни было, заставить человека изменить свое мышление или вызвать любые другие последствия с помощью своей психической “энергии”. Настоящий экстрасенс — тот, кому дана жизнь, чтобы развиваться, и он использует этот дар — знает, что никогда нельзя оказывать давление на свободную волю другого человека, никогда нельзя вторгаться в мысли другого человека и никогда нельзя нарушать психическое пространство другого человека.
--По-моему, Ты говорил, что не существует ни “правильного”, ни “неправильного”. Откуда вдруг все эти “никогда”?
--Всякий раз, когда Я говорю “всегда” или “никогда”, эти слова следует понимать в контексте того, чего, Я знаю, ты стремишься достичь; того, что ты пытаешься сделать. Я знаю, что все вы хотите развиваться, расти духовно, вернуться к Единству. Вы стремитесь ощутить себя важнейшим вариантом величайшего из собственных представлений о том, Кто Вы Есть. Вы стремитесь к этому каждый отдельно и как раса.
Сейчас в Моем мире не существует ни “правильного”, ни “неправильного”—как я у же говорил много раз—и, сделав “плохой” выбор, ты не будешь гореть в вечном огне ада, потому что ни “плохого”, ни “ада” не существует—до тех пор, конечно, пока ты не начинаешь думать, что они существуют.
--Но все еще существуют законы природы, заложенные в физическую Вселенную,—и одним из них является закон причины и следствия.
--Одно из самых важных выражений этого закона формулируется следующим образом: Все последствия, причиной которых послужил человек, в конечном счете переживает он сам.
--Что это значит?
--Что бы ты ни заставил испытать другого человека, однажды ты испытаешь сам. У членов вашего объединения есть более красочное выражение для описания этого закона.
“Что уходит наружу, то снаружи приходит”.
--Верно. Другим это известно как предписание Иисуса: Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними.
--Скорее это не от Иисуса, а от иудеев. Это основное правило иудаизма. Ииисус был еврееем и, конечно, перенял это прпавило. Иисус учил закону причины и следствия. Именно его можно назвать Основным Законом. Что-то вроде Основного Указания.
--О! Бог--Адвокат!
--Решил пошутить?
--Знаешь, мы не должны шутить подобным образом. Это лишает правдоподобия весь диалог.
--Понимаю. Разговор с Богом должен быть серьезным.
--Ну хорошо, хотя бы правдоподобным.
--Хорошо, вернемся к тому, как ты можешь отличить подлинного экс трасенса от “фальшивого”. Подлинный экстрасенс знает Основное Указание и живет согласно ему. Вот почему, если ты попросишь его вернуть “давно утраченную любовь” или прочесть ауру человека, образцом почерка или фотографией которого ты располагаешь, подлинный экстрасенс скажет тебе: “Сожалею, но я этого делать не стану. Я никогда не буду чинить препятствия, вмешиваться или просматривать путь другого человека.
Я не буду пытаться влиять, направлять или оказывать на него то или иное воздействие. И я не стану разглашать информацию, касающуюся кого бы то ни было, личную или конфиденциальную”. Если человек предлагает тебе выполнить одну из этих “услуг”, значит, он, как вы называете, “темная личность”, пользующаяся твоими человеческими слабостями и незащищенностью для вытягивания денег.
--Но как же те экстрасенсы, которые помогают людям находить без вести пропавших близких—похищенного ребенка, убежавшего из дому подростка, которому гордыня не позволяет позвонить домой, даже если ему этого отчаянно хочется? Или классический случай установления местонахождения человека—живого или мертвого—по просьбе полиции?
--Во всех этих вопросах уже содержится ответ. То, чего подлинный экстрасенс всегда избегает,—это навязывать другому свою волю. Он здесь только затем, чтобы служить.
--Хорошо ли просить экстрасенса установить контакт с умершим? Можем ли мы делать попытки поддерживать связь с теми, кто “ушел раньше”?
--Зачем тебе это нужно?
--Чтобы узнать, не хотят ли они нам что-то сказать, что-то сообщить.
--Если кто-то с “другой стороны” захочет, чтобы ты о чем-то узнал, он найдет способ сделать так, что ты узнаешь, можешь не беспокоиться. Тетя, дядя, брат, сестра, отец, мать, супруг и любимый человек, которые “ушли раньше”, продолжают свое собственное путешествие и с удовольствием движутся к полному пониманию. Если, кроме всего прочего, в их намерения входит вернуться к тебе —посмотреть, как ты живешь, или дать тебе понять, что у них все хорошо, —можешь быть уверен, они сделают это. Так что, следи за “сигналами” и улавливай их. Не отбрасывай их как плод своего воображения, “принятие желаемого за действительное” или совпадение. Следи за сообщением и принимай его.
--Я знаю леди, которая ухаживала за своим умирающим мужем и умоляла его, если он все же должен уйти, вернуться к ней и дать ей знать, что у него все в порядке. Он пообещал выполнить ее просьбу и через два дня умер. Не прошло и недели, как леди проснулась однажды ночью, потому что почувствовала, как кто-то садится на кровать рядом с ней. Когда она открыла глаза, она готова была поклясться, что видит своего мужа, который сидит у нее в ногах и улыбается. Но когда она моргнула и опять открыла глаза, его уже не было. Когда она мне об этом рассказывала, она сказала, что, по-видимому, у нее была галлюцинация.
--Да, это очень типично. Вы получаете сигналы —неопровержимые, очевидные сигналы—и вы их игнорируете. Или отбрасываете их как игру воображения. Тот же выбор перед тобой сейчас, с этой книгой.
--Но почему мы так поступаем? Почему мы просим о чем-то—например, о мудрости, которую содержат эти три книги,—потом, получив то, что просили, отказываемся этому верить?
--Потому, что вы сомневаетесь в величии Бога. Подобно Фоме, прежде чем вы поверите, вы должны увидеть, почувствовать, прикоснуться. А то, что вы хотите узнать, нельзя ни увидеть, ни почувствовать, к этому нельзя прикоснуться. Это из другого царства. И вы не открыты этому, вы не готовы. Однако не стоит тревожиться. Когда ученик будет готов, появится учитель.
--Значит—возвращаясь к исходной теме,—Ты утверждаешь, что мы не должны обращаться к экстрасенсу или идти на спиритический сеанс, пытаясь установить контакт с теми, кто находится на другой стороне?
--Я не утверждаю, что вы должны или не должны делать что бы то ни было. Я просто не уверен в том, каким будет результат.
--Хорошо, а если предположить, что не я хочу что-то услышать от них, а у меня есть что-то такое, что я хотел бы сообщить им?
--По-твоему, ты можешь что-то сказать и они этого не услышат? Самая слабая мысль, имеющая отношение к живущему, как вы называете, “с другой стороны”, заставляет его сознание мчаться к вам. В твоей голове не может появиться ни одной мысли, ни одного представления о том, кого вы называете “покойным”, без того, чтобы Сущность этого человека не осознала их. Для такой связи вовсе не нужен медиум. Лучший “медиум”—любовь.
--А как же двухсторонняя связь? Разве медиум не может быть здесь полезен? И вообще, возможна ли такая связь? Или все это пустая болтовня? Это опасно?
--Сейчас ты говоришь о связи с духами. Да, такая связь возможна. Опасна ли она? По существу, “опасно” все, чего ты боишься. Ты и создаешь именно то, чего боишься. И тем не менее на самом деле нет ничего такого, чего следовало бы бояться. Твои любимые никогда не бывают далеко от тебя, не дальше мысли, и, если ты в них нуждаешься, они всегда здесь, готовые дать совет или утешить. Если ты очень переживаешь по поводу того, все ли “в порядке” с любимыми существами, они пошлют тебе знак, сигнал, коротенькое “сообщение”, в котором скажут тебе, что у них все хорошо.
Тебе даже не нужно призывать их, потому что души тех, кто любил тебя в этой жизни,—стоит им почувствовать малейшее затруднение или нарушение твоей ауры —тянутся к тебе, влекутся к тебе, мчатся к тебе. Одна из первых возможностей, которые открываются им в их новом существовании,—это возможность оказывать помощь и утешать тех, кого они любят. И, если ты действительно открыт им, ты будешь чувствовать их утешительное присутствие.
--Значит, рассказы людей, которые “готовы поклясться”, что умерший любимый человек был в комнате, это правда?
--Вне всякого сомнения. Кто-то может почувствовать запах духов любимого человека, или дымок его сигареты, или услышать едва уловимые звуки песни, которую тот любил напевать. Или, неизвестно откуда, может вдруг появиться какая-то его личная вещица. Вдруг “без всякой причины” “обнаружится” его носовой платок, кошелек, запонка или украшение. Ты “находишь” их под диванной подушкой или под стопкой старых журналов. Они тут как тут. Рисунок, фотография, запечатлевшая особый момент, —просто когда вы скучаете по этому человеку, думаете о нем, испытываете грусть по поводу его смерти. Все это не “просто случается”. Эти вещи не “просто появляются” в “нужный момент”, случайно. Я говорю тебе: Во Вселенной не существует совпадений.
--Все это очень просто. Очень просто.
--Вернемся к твоему вопросу: нужен ли так называемый “медиум”, или “канал”, для связи с существами, находящими ся вне тела? Нет. Может ли он иногда оказаться полезным? Иногда. Очень многое опять-таки зависит от экстрасенса, медиума—и от его мотивации. Если кто-то отказывается работать с тобой таким образом—или выполнять любую работу по  “посредничеству”—без солидной компенсации, беги, не иди к такому, ищи другие пути. Такой человек занимается этим только ради денег. Не удивляйся, если ты недели, месяцы или даже годы будешь возвращаться к одному и тому же, пока он будет использовать твое желание или потребность установить контакт с “духовным миром”.
Человек, который здесь—подобно духу—только для того, чтобы помочь, не попросит для себя ничего, кроме того, что необходимо для продолжения работы, которую он стремится выполнить. Если экстрасенс или медиум исходит из того, чтобы тебе помочь, можешь быть уверен —ты получишь полную помощь в обмен на то, что ты можешь дать. Не пользуйся этим исключительным благородством духа, давая слишком мало или не давая ничего, если ты знаешь, что можешь дать больше. Ищи того, кто искренне служит миру, искренне стремится поделиться мудростью и знаниями, проникновением в сущность и пониманием, заботой и состраданием. Плати этим людям, и плати щедро. Отдавай им дань самого высокого уважения. Вручай им любые суммы. Потому что они—Приносящие Свет.

                Глава 7

--Мы о многом поговорили. Да, мы действительно о многом поговорили. Может, сделаем еще один заход? Ты готов продолжать?
--А ты?
--Да, теперь я готов к разговору. Наконец я вошел во вкус. И хочу задать тебе все вопросы, которые хотел задать целых три года.
--Я не против. Давай.
--Здорово. Сейчас я хотел бы поговорить о еще одной эзотерической тайне. Ты расскажешь мне о реинкарнации?
--Конечно.
--Многие религии утверждают, что реинкарнация —ложная доктрина, что у нас есть только одна жизнь, один шанс.
--Я знаю. Это не совсем точно.
--Как они могут так ошибаться в таком важном вопросе? Как они могут не знать такую фундаментальную истину? ( И кроме того, ведь я—живой свидетель,--подкмал Чумак).
--Ты должен понимать, что множество религий основаны на страхе, их учения построены вокруг доктрины о Боге, которому нужно поклоняться и которого нужно бояться. Именно благодаря использованию страха все земное общество преобразовалось из матриархального в патриархальное. Именно благодаря использованию страха древние священники заставляли людей “замаливать свои грехи” и “чтить слово Божие”. Именно благодаря использованию страха церкви заполучали и контролировали свою паству.
Одна из церквей даже настаивала, что Бог покарает вас, если вы не будете ходить в церковь каждое воскресенье. Не ходить в церковь было объявлено грехом. И не в любую церковь. Нужно было посещать определенную церковь. Если бы ты пошел в церковь другой конфессии, ты тоже совершил бы грех. Это была простая и неприкрытая попытка контролировать посредством страха. Поразительно то, что она работала. Адово пламя, страхи все еще работают. ( Я бы подписался под этим двумя руками,--прокомментировал Чумак мысленно).
--Эй, Ты же Бог. Не ругайся.
--Кто ругался? Я констатировал факт. Я сказал: “Адово пламя, страхи—все еще работают”. Люди всегда будут верить в ад и в Бога, который может их туда отправить, пока верят, что Бог похож на человека —безжалостного, эгоистичного, злопамятного и мстительного. В давние времена большинство людей не могли представить себе Бога, который может подняться над всем этим. Поэтому они приняли учение многих церквей, которые говорили, что нужно “бояться ужасного возмездия Господня”. Люди как будто не верили, что они могут быть хорошими и поступать подобающим образом сами по себе, в силу заложенных в них мотивов. И для того, чтобы не сбиться с верного пути, им пришлось создать религию с доктриной о гневливом, карающем Боге.
--А идея реинкарнации становилась поперек дороги этой религии.
--Отчего так? Что в этой доктрине было столь опасного? Церковь провозглашала: лучше тебе быть хорошим, а не то... И вдруг появляются проповедники реинкарнации и говорят: “После этой жизни у тебя будет еще один шанс, а после него — еще один. И еще много шансов. Поэтому не волнуйся. Старайся. Не пугайся до потери пульса. Пообещай себе стараться еще лучше и продолжай жить”. Естественно, что древняя церковь и слышать не могла о таком. Поэтому она сделала две вещи. Во-первых, объявила доктрину о реинкарнации ересью. Потом создала таинство исповеди. Исповедь могла дать верующему то, что обещала реинкарнация. То есть еще один шанс.
--И тогда у нас возникла схема, в которой Бог покарает тебя за грехи, если только ты не исповедаешься в них. Исповедавшись, можно быть спокойным, зная, что Бог услышал твою исповедь и простил тебя.
--Да. Но тут была одна загвоздка. Прощение грехов не могло исходить непосредственно от Бога. Ему приходилось проходить через церковь, и ее священники налагали “епитимью”, которую нужно было исполнить. Обычно грешник должен был прочесть несколько молитв. Теперь у человека было две причины, чтобы оставаться верным церкви. Церковь обнаружила, что исповедь—настолько хорошая карта, что вскоре объявила грехом не ходить на исповедь. Каждый должен был исповедоваться хотя бы раз в год. В противном случае у Бога появлялась еще одна причина гневаться.
Все больше и больше правил—многие из них случайные и непостоянные—стали провозглашаться церковью, и за каждым правилом стояла угроза вечного Божьего проклятия, если, конечно, в его нарушении не исповедаться. Тогда Бог прощал человека, и проклятие ему больше не угрожало. Но тут появилась еще одна проблема. Люди пришли к выводу, что можно делать все, что угодно, если каждый раз в этом каяться. Церковь оказалась в затруднительном положении. Страх покинул сердца людей. Они перестали ходить в церковь и отвернулись от нее. Люди приходили “исповедаться” раз в год, исполняли свою епитимью, освобождались от грехов и продолжали жить как прежде.
Не было никаких сомнений в том, что нужно было опять поселить страх в сердцах людей. Тогда было изобретено чистилище.
--Чистилище?
--Чистилище. Его описывали как нечто сродни аду, но души попадали туда не навечно. Эта новая доктрина объявила, что Бог заставит тебя страдать за твои грехи, даже если ты в них исповедался. Согласно новой доктрине, Бог устанавливал определенную порцию страданий для каждой несовершенной души, в зависимости от того, сколько и каких грехов за ней числится. Были грехи “смертные” и “простительные”. Смертные грехи посылали человека прямиком в ад, если до смерти он не успевал в них исповедаться.
Снова посещаемость церкви резко возросла. Сумма получаемых от верующих денежных взносов сразу же увеличилась, особенно много стало пожертвований, потому что доктрина о чистилище также включала в себя способ, которым можно было откупиться от страданий.
--Прости, не понимаю?
--Согласно учению церкви, человек мог получить специальное отпущение грехов—хотя, опять-таки, не прямо от Бога—от служителей церкви. Так человек мог избежать—полностью или хотя бы частично—страданий в чистилище, которые он “заработал” своими грехами.
--Что-то вроде “уменьшения срока за хорошее поведение”?
--Да. Но, конечно, такое помилование получали очень немногие. Как правило, те, кто делал ощутимые пожертвования в пользу церкви. За действительно большую сумму человек мог получить полное отпущение грехов. Тогда он вообще не попадал в чистилище. Это был прямой билет в рай. Такая особая милость Бога была доступна даже еще меньшему количеству верующих. Возможно, королевской семье. И чрезвычайно богатым людям. Количество денег, драгоценностей и земли, которую отдавали церкви за полное отпущение грехов, было огромным. Но такое положение вещей вызывало в массах неудовлетворенность и возмущение. У беднейших из крестьян не было никакой надежды получить у епископа отпущение грехов, поэтому простые люди потеряли веру в систему, и снова возникла угроза, что церковь начнет терять свою паству.
--А теперь что сделали церковники?
--Они придумали ставить свечи за упокой души. Люди приходили в церковь, зажигали свечу для “бедных душ в чистилище” и, читая молитвы за упокой (ряд молитв, которые произносили в определенном порядке), снимали годы со “срока” дорогих им усопших и таким образом освобождали их из чистилища раньше, чем в противном случае позволил бы Бог. Для самих себя люди ничего не могли сделать, но, по крайней мере, они могли молиться о милости для усопших. Конечно, было полезно бросить одну-две монетки в прорезь ящика за каждую зажженную свечу.
Множество маленьких свечей мерцали за красным стеклом, множество песо и пенни падали в жестяные ящики. Так люди пытались заставить Меня “облегчить” страдания душ в чистилище.
--Надо же! Это невероятно! Ты хочешь сказать, люди не видели, что за этим стоит? Люди не видели, что это просто отчаянная попытка отчаявшейся церкви заставить ее членов от отчаяния сделать все, чтобы защититься от десперадо, которого они называли Богом? Хочешь сказать, что люди действительно купились на это?
--Буквально.
--Не удивительно, что церковь объявила реинкарнацию ложью.
--Да. Но Я создал вас не для того, чтобы вы могли прожить только одну жизнь —бесконечно малое время по сравнению с возрастом Вселенной,—сделать ошибки, которые вы неизбежно сделали бы, и потом надеяться, что в конце все будет хорошо. Я пытался представить такое положение вещей, но не мог понять, какова бы в нем была Моя цель. Вы тоже не смогли бы этого понять. Поэтому вам приходилось все время говорить нечто вроде: “Неисповедимыми путями творит Господь чудеса Свои”. Но Мои пути никогда не были неисповедимыми. Всему, что Я делаю, есть причина, и это совершенно ясно. В этой трилогии Я уже много раз объяснял, зачем Я вас создал и в чем цель вашей жизни.
Реинкарнация идеально подходит для Моей цели, то есть для того, чтобы создать и испытать Кто Я Есть через вас, жизнь за жизнью, и через миллионы других наделенных сознанием существ, которые Я расселил по Вселенной.
--Значит, есть жизнь на других...
--Конечно, есть. Ты что, действительно веришь, что вы одни в этой громадной Вселенной? Но к этой теме мы тоже еще вернемся позже...
--...Обещаешь?
--Обещаю. Итак, твоя цель как души—испытать себя как Все, Что Есть.
--Мы развиваемся. Мы... становимся. Становимся чем? Мы не знаем! Мы не можем этого знать, пока не доберемся до места назначения!
--Но для Нас это путешествие радостно. И как только Мы “доберемся туда”, как только Мы создадим следующую высшую идею о том, Кто Мы Есть, Мы создадим более великую мысль, высокую идею и будем продолжать радоваться вечно. Ты со мной?
--Да. Теперь я почти смог бы повторить это дословно.
--Хорошо. Итак... смысл и цель вашей жизни—решить и быть Теми, Кто Вы Есть в Действительности. Вы делаете это каждый день. Каждым поступком, каждой мыслью, каждым словом. Насколько вы довольны своим опытом бытия Теми, Кем Вы Есть, настолько вы движетесь в русле процесса созидания, внося лишь незначительные исправления то там, то тут, чтобы больше приблизиться к совершенству.
Моисей, Илья, Иисус—вот пример людей, которые были очень близоки к “совершенству” в смысле отражения своего представления о себе. Они очень ясно понимали, кем они являются и каково их отношение ко Мне, и свою жизнь они посвятил тому, чтобы “отразить” свое понимание. Они хотели воплотить в жизненный опыт свое представление о себе в собственной реальности, познать себя как такового на практике. И, несомненно, у них были разные представления обо Мне, они исходили из разных уровней осознания того, Кто Я Есть, и того, каково их истинное отношение ко Мне. Эти уровни осознания находили свое отражение в их мыслях, слонах и поступках.
Однако у них было доброе сердце—и разница между ними в том, что у одного не было практически ничего в смысле физических приобретений, но он никогда не хотел большего, а у другого “было все”, но он так и не получил того, чего действительно хотел. Тут мы прекратим наш рассказ об этих  душах, потому что они уже сделали свой следующий выбор относительно желательного опыта и, фактически, уже получают его.
--Ты имеешь в виду, что оба уже реинкарнировали в новые тела?
--Было бы ошибкой думать, что реинкарнация --возвращение в другое физическое тело—является единственным возможным вариантом. Я знаю одного простого смертного, который уже реинкарнировался более полутфсячм раз. Он, кстати, читает эту книгу и Я уверен аплодирует Мне за эту главу. Ты хочешь, что-то спросить?
--Да. Каковы другие варианты?
--По правде говоря, любые. Я уже объяснял в этой книге, что происходит после того, что вы называете смертью. Некоторые души чувствуют, что они еще многое хотели бы узнать, и поэтому они идут в “школу”, в то время как другие—которые вы зовете “старыми душами”—учат их. Чему же они их учат? Тому, что им нечему учиться. Что им никогда не нужно было ничему учиться. Что все, что им нужно сделать, —это вспомнить. Вспомнить, Кто и Что Они Есть в Действительности.
Их “учат”, что опыт того, Кто Они Есть, они получают в реализации, в бытии тем, Кем Они Являются. Им напоминают об этом, ненавязчиво показывая такой опыт. Другие души уже вспомнили об этом к тому времени, как они оказались—или вскоре после того, как они оказались,—“по ту сторону”. (Сейчас Я использую хорошо знакомый тебе язык, разговорный, чтобы слова мешали как можно меньше.) Эти души могут стремиться к немедленной радости переживания того, чем они желают “быть”. Они могут выбирать из миллионов, квадриллионов аспектов Меня и решить испытать выбранный аспект сразу же. Некоторые могут предпочесть вернуться для этого в физическую форму.
--Любую физическую форму?
--Любую.
--Значит, правда, что души могут возвращаться в облике животных и что Бог может быть коровой? И что коровы действительно священны? Святая корова!
--Кхм...
--Извини.
--У тебя была целая жизнь, чтобы разыгрывать комедию. И, кстати, взглянув на твою жизнь, можно сказать, что ты с этим неплохо справился.
--Ба-бах! Не в бровь, а в глаз. Если бы у меня здесь были кимвалы, я бы в них ударил.
--Спасибо, спасибо.
--Но серьезно...
--Ответ на вопрос, который ты, по существу, задал —может ли душа вернуться как животное,—да, конечно. Но настоящий вопрос в том, захочет ли она. Наверное, ответ—нет.
--У животных есть душа?
--Любой, кто когда-либо смотрел в глаза животному, уже знает ответ.
--Тогда откуда я могу знать, что моя бабушка не вернулась к нам как моя кошка?
--Процесс, о котором мы здесь говорим,—это эволюция. Самосозидание и развитие. Эволюция двигается в одном направлении. Всегда вверх. Самое большое желание души—это испытывать все высшие аспекты себя. Поэтому она стремится двигаться вверх, а не вниз, по лестнице эволюции, пока не испытает состояние, которое назвали нирваной—полное Единение со Всем. То есть со Мной.
--Но если душа желает все высшего опыта себя, зачем ей снова возвращаться в человека? Это наверняка не может быть шагом “вверх”.
--Я с удовольствием отослал бы тебя за ответом к одному человеку, который, как Я говорил, испытал более полутысячи реинкарнаций. Но ты можешь не поверить и потому отвему Сам. Если душа возвращается в человеческую оболочку, это всегда попытка получить дальнейший опыт, то есть эволюционировать дальше. У людей наблюдается много уровней эволюции. Душа может возвращаться много раз—много сотен раз—и продолжать развиваться вверх. Однако движение вверх, самое большое желание души, не достигается при возвращении в более низкие формы жизни. Поэтому таких возвращений не бывает. По крайней мере пока душа не достигает полного воссоединения со Всем Сущим.
--Значит, есть “новые души”, которые приходят в мир каждый день и принимают низшие формы жизни.
--Нет. Каждая созданная когда-либо душа была создана Сразу. Мы все присутствуем здесь Сейчас Но, как Я уже объяснял, когда душа (часть Меня) достигает конечной реализации, она может выбрать “начать сначала”, буквально “все забыть”, чтобы снова все вспомнить и воссоздать себя заново еще раз. Так Бог продолжает снова и снова испытывать Себя.
Кроме того, души могут “повторно использовать” любую форму жизни на любом уровне так часто, как им нравится. Без реинкарнации—возможности возвращаться в физическую форму—душе пришлось бы свершать все, к чему она стремится, за одну жизнь, что в миллиард раз короче, чем один миг на космических часах. Поэтому, конечно, реинкарнация —это факт. Она реальна, она целесообразна, и она совершенна.
--Хорошо, но меня смущает еще одно. Ты сказал, что времени как такового нет, что все происходит прямо сейчас. Так?
--Так.
--Ты также подразумеваешь—а во второй книге Ты углублялся в эту тему,—что мы существуем “все время” на разных уровнях, или в разных точках пространственно-временного континуума.
--Правильно.
--Хорошо, но вот тут и начинается сумасшествие. Если один из “меня” в пространственно-временном континууме “умирает”, а затем возвращается в мой мир как другой человек... тогда... тогда, кто же я? Получается, я существую как два человека одновременно. И если я продолжаю возвращаться в мир всю вечность, а Ты говоришь, что так и есть, тогда я являюсь сотней людей сразу! Тысячью. Миллионом. Миллионом версий миллиона людей в миллионах точек в пространственно-временном континууме.
--Да.
--Я этого не понимаю. Мой ум не может этого охватить.
--Вообще-то, ты молодец. Это очень продвинутая концепция, и ты с ней неплохо справился.
--Но... но... если это правда, тогда “я”—та часть “меня”, которая бессмертна,—должна развиваться биллионом разных способов в биллионах разных точек Космического Колеса в вечный момент настоящего.
--Опять правильно. Именно это Я и делаю.
--Нет, нет. Я говорил, что я должен это делать.
--Опять правильно. Именно это Я только что сказал.
--Нет, нет, я сказал...
--Я знаю, что ты сказал. Ты сказал именно то, что я сказал, что ты сказал. Путаница возникает из-за того, что ты все еще считаешь, что Нас тут больше, чем один.
--Это не так?
--Нас никогда не бывает больше, чем один. Никогда. Ты только сейчас это понимаешь?
--Ты имеешь в виду, что я говорил здесь с собой?.
--Что-то вроде того.
--Ты имеешь в виду, что Ты не Бог?.
--Я этого не говорил.
--Ты имеешь в виду, что Ты Бог?
--Именно это Я говорил.
--Но если Ты Бог, и Ты это я, и я это Ты, тогда... тогда... я Бог!
--Ты есть Бог, да. Это правильно. Ты постиг эту идею во всей ее полноте. В иудейском Ветхом Завете так и сказано—Вы—Боги. Но я не только Бог—я также все другие.
--Да. Но значит ли это, что никто и ничто не существует, кроме меня?
--Разве Я не говорил: “Мы —одно”?
--Да, но...
--И разве Я не говорил: “Мы все Одно”?
--Дa. Но я не знал, что Тебя следует понимать буквально. Я думал, это метафора, скорее философское утверждение, чем констатация факта.
--Это констатация факта. Мы все Одно. Вот что подразумевается под словами: “...так как вы сделали это одному из сих... меньших, то сделали мне”. Теперь ты понимаешь? Да. Наконец-то! Много времени тебе понадобилось.
--Но... Прости меня, что спорю с Тобой, но... когда я нахожусь рядом с другими людьми—с женой или детьми,—мне кажет-ся, что я отдельно от них, что они не такие, как “я”.
--Сознание—замечательная вещь. Его можно поделить на тысячу фрагментов. На миллион. На миллион миллионов. Я поделил Себя на бесконечное количество “фрагментов”, и каждый “фрагмент” Меня может посмотреть на Себя и заметить чудо того, Кто и Что Я Есть.
--Но зачем мне нужно проходить через период забытья или неверия? Я до сих пор еще не полностью верю! Я до сих пор пребываю в забытьи.
--Не будь так суров к себе. Это часть Процесса. Все идет нормально.
--Тогда зачем Ты мне рассказываешь все это?
--Потому что ты начинал терять удовольствие. Жизнь переставала приносить тебе радость. Ты начинал настолько погружаться в Процесс, что забыл, что это просто процесс. Поэтому ты воззвал ко Мне. Ты просил Меня прийти к тебе, помочь тебе понять, показать божественную истину, открыть тебе величайший секрет. Секрет, который ты скрывал от себя. Секрет о том, Кто Ты Есть.
Я так и сделал. Еще раз заставил тебя вспомнить. Будет ли это иметь значение? Изменит ли твои завтрашние поступки? Заставит ли тебя посмотреть сегодня на мир по-другому? Исцелишь ли ты раны пострадавших, успокоишь ли тревогу испуганных, удовлетворишь ли потребности неимущих, возрадуешься ли великолепию совершенных, увидишь ли Мой образ повсюду? Изменит ли это последнее вспоминание истины твою жизнь, позволит ли тебе изменить жизнь других? И не вернешься ли ты к забытью, не провалишься ли обратно в эгоизм и не будешь ли снова обитать в сфере ограниченного представления о том, кем ты являешься, что было у тебя до пробуждения?
--Как это будет?

                Глава 8

--Жизнь действительно длится вечно, правда?
--Несомненно.
--Ей нет конца.
--Нет.
--Реинкарнация —это факт.
--Да. Ты можешь вернуться в смертную форму, то есть в физическую оболочку, которая может “умереть”, когда и как пожелаешь.
--Решаем ли мы, когда вернуться?
--Да, когда вернуться и возвращаться ли вообще.
--Решаем ли мы, когда уйти? Выбираем ли мы, когда хотим умирать?
--Никакой опыт не навязывается душе против ее воли. Это невозможно по определению, ибо душа сама создает весь свой опыт. Душа не хочет ничего. У души есть все. Вся мудрость, все знания, вся сила и слава. Душа—это та часть тебя, которая никогда не спит и никогда не забывает. Желает ли душа, чтобы тело умерло? Нет. Желание души—чтобы вы никогда не умирали. Однако душа покидает тело—меняет оболочку, оставляя позади большую часть материального тела,—в тот же миг, как только увидит, что больше нет смысла оставаться в этой оболочке.
--Если душа желает, чтобы мы никогда не умирали, почему же мы умираем?
--Вы не умираете. Вы просто меняете форму.
--Если душа желает, чтобы мы никогда этого не делали, почему мы так делаем?
--Душа не желает ничего подобного! Ты—“меняющий форму”! Когда дальше бесполезно оставаться в определенной оболочке, душа меняет ее—намеренно, добровольно, радостно—и двигается дальше по Космическому Колесу.
--Радостно?
--С великой радостью.
--Ни одна душа не умирает с сожалением?
--Ни одна и никогда. Я хочу сказать, ни одна душа не сожалеет, что ее теперешняя физическая оболочка меняется, что она скоро “умрет”? Тело никогда не “умирает”, но просто меняет форму вместе с душой. Но Я понимаю, что ты имеешь в виду, поэтому Я пока использую твои слова. Если ты четко понимаешь, что хочешь создать в том опыте, который вы называете жизнью после смерти, или если ты по-настоящему веришь, что после смерти ты воссоединишься с Богом, в таком случае ни одна душа никогда не сожалеет о том, что вы называете смертью.
В таком случае смерть—это восхитительный момент, чудесный опыт. После нее душа может вернуться в свою естественную форму, в свое нормальное состояние. В нем она найдет невероятную легкость, ощущение полной свободы, бесконечность. И осознание Единства, которое одновременно благословенно и возвышенно. Невозможно, чтобы душа сожалела о такой перемене.
--Значит, Ты говоришь, что смерть—радостный опыт?
--Для души, которая этого хочет, да.
--Но если душа так сильно хочет вырваться из тела, почему она просто не покинет его? Почему она не уйдет?
--Я не сказал, что душа “хочет вырваться из тела”. Я сказал, что душа радуется, когда она не в теле. Это разные вещи. Ты можешь быть счастлив, занимаясь одним делом, и так же счастлив, занимаясь чем-то другим. То, что ты радуешься во втором случае, не означает, что ты несчастлив в первом. Душа не несчастлива с телом. Совсем наоборот, душе приятно быть тобой в твоей настоящей форме. Это не препятствует тому, что душе может быть так же приятно быть не связанной с телом.
--В смерти явно есть много такого, чего я не понимаю.
--Да. И так происходит потому, что вы не любите думать о смерти. Но вы должны созерцать смерть и утрату каждый раз, когда постигаете любой момент жизни, иначе вы вообще не постигнете жизнь целиком, а только ее половину. Каждый момент заканчивается в тот миг, когда начинается. Если вы этого не видите, вы не видите его изысканность и называете его обыкновенным. Каждое взаимодействие “начинает заканчиваться” в тот момент, когда оно “начинает начинаться”. Только когда ты сможешь по-настоящему созерцать и глубоко понять эту истину, богатство каждого момента—и самой жизни —полностью откроется тебе.
Жизнь не может довериться тебе, если ты не понимаешь смерти. Ты должен не просто понять ее. Ты должен любить ее так, как ты любишь жизнь. Ты великолепно проводил бы время с каждым человеком, если бы полагал, что видишься с ним в последний раз. Твое переживание каждого момента было бы усилено безмерно, если бы ты думал, что это последний подобный мо мент. Ваш отказ принимать собственную смерть ведет к отказу принимать собственную жизнь.
Вы не видите жизнь такой, какая она есть. Вы упускаете момент и все, что он несет вам. Вы смотрите мимо него, вместо того чтобы взглянуть сквозь него. Когда ты пристально всматриваешься во что-то, ты видишь это насквозь. Созерцать пристально означает видеть насквозь. И тогда иллюзия перестает существовать. Тогда ты видишь вещь такой, какая она есть на самом деле. И только тогда ты можешь по-настоящему радоваться ей, то есть найти в ней радость. Радоваться—значит сделать что-то радостным. И тогда ты сможешь наслаждаться даже иллюзией. Ибо ты будешь знать, что это иллюзия, и в этом половина удовольствия! Именно то, что ты все считаешь реальным, доставляет тебе все мучения.
Что для тебя не реально, то для тебя не мучительно. Позволь мне повторить. Что для тебя не реально, то для тебя не мучительно. Это как кино, спектакль, который разыгрывается на сцене твоего ума. Ты создаешь сюжет и действующих лиц. Ты пишешь строчки. Мучения исчезают в тот самый момент, как ты понимаешь, что нет ничего реального. Это так же относится к смерти, как и к жизни.
Когда ты поймешь, что смерть —тоже иллюзия, ты сможешь сказать: “О смерть, где же твое жало?”. Ты сможешь даже наслаждаться смертью! Ты сможешь наслаждаться даже смертью другого человека. Тебе это кажется странным? Эти слова кажутся странными? Только если ты не понимаешь смерть—и жизнь.  Смерть никогда не бывает концом, она всегда начало. Смерть—это открывающаяся дверь, а не закрывающаяся.
Когда ты поймешь, что жизнь вечна, ты поймешь, что смерть—это твоя иллюзия, которая заставляет тебя беспокоиться о теле и таким образом помогает тебе верить, что ты есть свое тело. Но ты не тело, и поэтому его разрушение не должно тебя беспокоить. Смерть должна научить тебя, что то, что реально, то и есть жизнь. А жизнь учит тебя, что неизбежна не смерть, а временность. Временность—единственная истина. Нет ничего постоянного. Все меняется. Каждый момент. Каждый миг.
Если бы что-нибудь было постоянным, оно не смогло бы быть. Ибо даже сама концепция постоянности может иметь значение только благодаря концепции временности. Поэтому даже постоянность временна. Посмотри на это внимательнее. Задумайся об этой истине. Постигни ее, и ты постигнешь Бога.
Но когда ты смотришь, как твоя жизнь разворачивается перед тобой, не разворачивайся сам. Держи Себя в единстве! Замечай иллюзию! Наслаждайся ею! Но не становись ею! Ты не иллюзия, но ее создатель. Ты в этом мире, но ты не от него. Так используй свою иллюзию смерти. Используй ее! Пусть она станет тем ключом, который больше откроет тебя жизни.
Ты видишь, что цветок умирает, и ты смотришь на него с печалью. Но посмотри на цветок как на часть целого дерева, которое меняется и вскоре принесет плоды, и ты увидишь истинную красоту цветка. Когда ты поймешь, что цветение и опадание лепестков —признак того, что дерево готово приносить плоды, ты поймешь жизнь. Посмотри внимательнее, и ты поймешь, что жизнь—это своя собственная метафора. Всегда помни, что ты не цветок, и даже не плод. Ты дерево. Твои корни глубоко погружены в Меня. Я почва, из которой ты вырос, и твои цветы и плоды вернутся в Меня, делая почву еще плодороднее. Так жизнь производит жизнь и никогда не сможет познать смерть.
--Это так прекрасно. Это так, так прекрасно. Благодарю Тебя. Теперь Ты поговоришь со мной о том, что меня тревожит? Мне нужно поговорить о самоубийстве. Почему существует такое табу на прекращение собственной жизни?
--Действительно, почему так?
--Ты хочешь сказать, что убивать себя не неправильно?
--Я не могу ответить на твой вопрос так, чтобы удовлетворить тебя, потому что он основан на двух ложных концепциях, он содержит две ошибки. Первое ложное предположение—это существование того, что “правильно”, и того, что “неправильно”. Второе ложное представление—возможность убийства. Поэтому твой вопрос распадается, как только его проанализировать. “Правильно” и “неправильно”—это философские противоположности в человеческой системе ценностей, которые не имеют ничего общего с конечной реальностью; Я неоднократно подчеркивал это на протяжении всего диалога. Более того, они не являются постоянными конструкциями в вашей собственной системе, но скорее ценностями, которые время от времени претерпевают изменения.
Вы меняете свое представление об этих ценностях, как вам удобно (что справедливо, ведь вы развивающиеся существа). Но каждый раз вы настаиваете, что не делали этого и что именно ваши неизменные ценности составляют основу целостности вашего общества. Таким образом, вы построили свое общество на парадоксе. Вы продолжаете менять ценности, но все время провозглашаете, что только неизменные ценности вы... цените] Чтобы ответить на проблему, представленную этим парадоксом, нужно не лить холодную воду на песок, чтобы он затвердел, но восхищаться движением песка. Восхищаться красотой построенного из пего замка, а потом восхищаться новой форме, которую принимает песок с приливом.
Восхищайтесь двигающимися песками, когда они образуют новые горы, на которые вы будете взбираться и на вершине которых—и при помощи которых —вы будете строить свои новые замки. Но помните, что эти горы и эти замки изменяющиеся, а не постоянные. Славьте то, чем вы есть сегодня, но не проклинайте то, чем вы были вчера, и не препятствуйте тому, чем вы станете завтра. Поймите, что “правильно” и “неправильно”—это плод вашего воображения и что понятия “хорошо” и “не хорошо” просто свидетельствуют о ваших последних предпочтениях и представлениях.
Например, если отвечать на вопрос о прекращении собственной жизни, то текущее представление большинства людей на вашей планете заключается в том, что это “не хорошо”. Многие из вас также настаивают, что нехорошо помогать другому человеку, который желает прекратить свою жизнь. В обоих случаях вы говорите, что это “противозаконно”. Возможно, вы пришли к этому выводу потому что сознательное прекращение жизни происходит относительно быстро. Действия, которые прекращают жизнь за более длительный период времени, не противозаконны, хотя приводят к тому же результату.
Таким образом, если в вашем обществе человек убивает себя из пистолета, членам его семьи не выплачивают страховку. Если он убивает себя сигаретами, они страховку получают. Если доктор помогает совершить самоубийство, это называют человекоубийством, а если это делает компания— производитель сигарет, это называется коммерцией. Так что кажется, что весь вопрос лишь в длительности. Законность самоуничтожения, его “правильность” или “неправильность”, кажется, зависит от того, насколько быстро оно происходит, а также от того, кто его выполняет. Чем быстрее смерть, тем “неправильнее” она кажется. Чем медленнее смерть, тем ближе она к “хорошим делам”.
Любопытно, что истинно гуманное общество пришло бы к диаметрально противоположным выводам. Каково бы ни было разумное определение того, что вы называете гуманностью, чем быстрее смерть, тем лучше. Но ваше общество наказывает тех, кто хочет поступить гуманно, и награждает тех, кто поступает безумно.
Безумие думать, что Бог требует бесконечных страданий и что быстрое, гуманное окончание страданий “неправильно”. “Наказывайте гуманных, вознаграждайте безумных”. Этот девиз может избрать только общество ограниченных существ. Вы отравляете свой организм, вдыхая канцерогены, употребляя пишу, напичканную химикатами, которые в конце концов вас убивают, и дыша воздухом, который постоянно загрязняете. Вы отравляете свой организм сотней разных способов в тысячи разных моментов, и при этом знаете, что эти вещества для вас вредны. Но благодаря тому, что они убивают вас дольше, вы совершаете самоубийство безнаказанно.
Если вы отравляете себя тем, что действует быстрее, то говорят, что вы нарушили моральный закон. Вот что Я тебе скажу: Убивать себя быстро не более аморально, чем убивать себя медленно.
--Значит, человека, который покончил с собой, Бог не наказывает?
--Я не наказываю. Я люблю.
--А как насчет популярного утверждения о том, что те, кто надеются “избежать” своих затруднений или прервать свое состояние, совершив самоубийство, обнаруживают, что в жизни после смерти они получают то же затруднение или состояние и поэтому не могут ни избежать, ни прекратить ничего?
--Твой опыт в жизни после смерти—это отражение твоего сознания в тот момент, когда ты в нее входишь. Но ты всегда существо свободной воли и можешь изменить свой опыт, когда пожелаешь.
--Значит, с любимыми людьми, покончившими жизнь самоубийством, все хорошо?
--Да. Все очень хорошо. На эту тему есть чудесная книга В книге говорится о сыне автора, который покончил с собой, когда был подростком. Она помогла стольким людям! Это важная книга. В ней больше сказано на тему самоубийства, чем мы будем говорить здесь, и те люди, кто глубоко страдают или кого долго мучают вопросы из-за того, что любимый человек покончил с собой, с помощью этой книги смогут начать исцеление. Печально, что бывают такие страдания или вопросы, но я думаю, что во многом это результат того, чем наше общество “нагрузило нас” касательно самоубийства.
Вы часто не видите противоречий своих собственных моральных конструкций. Противоречие между действиями, которые, как вам хорошо известно, сократят вашу жизнь, но выполняемыми медленно, и действиями, которые сократят вашу жизнь быстро,—одно из самых ярких в человеческом опыте.
--Это противоречие кажется таким очевидным, когда Ты раскладываешь все по полочкам. Почему мы сами не можем увидеть такие очевидные истины?
--Потому что, если бы вы видели их, вам бы пришлось что-то с ними делать, А вы этого не желаете. Поэтому у вас нет иного выбора, как только смотреть прямо на что-то и не видеть этого.
--Но почему мы не захотели бы что-то делать с этими истинами, если бы мы их увидели?
--Потому что вам кажется, что для того, чтобы с ними сделать что-то, вам придется отказаться от своих удовольствий. А у вас нет такого желания. Большинство вещей, которые медленно убивают вас, доставляют вам удовольствие. И большинство вещей, которые доставляют вам удовольствие, удовлетворяют ваше тело. Именно это характеризует вас как примитивное об щество. Ваши жизни в основном построены вокруг поисков удовольствий тела.
Конечно, все существа повсюду стремятся к удовольствиям. В этом нет ничего примитивного. Фактически, это естественный порядок вещей. Разные общества и существа внутри обществ отличает то, что они определяют как удовольствие. Если жизнь общества структурирована в основном вокруг удовольствий тела, уровень функционирования этого общества отличается от уровня функционирования общества, жизнь которого структурирована вокруг удовольствий души.
Однако это не значит, что ваши пуритане были правы и что все радости тела следует отвергать. Это значит, что в возвышенном обществе удовольствия физического тела не составляют основную долю удовольствий, которыми наслаждаются его члены. Они не имеют первостепенной важности. Чем возвышеннее общество или существо, тем возвышеннее его удовольствия.
--Погоди минуту! Это звучит как субъективная оценка. Я думал, что Ты—Бог—не делаешь субъективных оценок. Является ли субъективной оценкой сказать, что гора Эверест выше, чем гора Мак-Кинли? Является ли субъективной оценкой сказать, что тетушка Сара старше, чем ее племянник Томми? Это субъективные оценки или наблюдения?
--Я не сказал, что “лучше” иметь более возвышенное сознание. Фактически, нет. Так же как не “лучше” быть в четвертом классе, чем в первом. Я просто наблюдаю, что представляет собой четвертый класс.
--На этой планете мы не в четвертом классе. Мы в первом. Да?
--Дитя мое, вы еще даже не в детском саду. Вы в яслях.
--Чем я могу счесть эти слова, как не оскорблением? Почему для меня это звучит так, как будто Ты унижаешь человеческую расу?
--Потому, что твое “я” глубоко погрузилось в пребывание тем, чем ты не являешься, и в непребывание тем, чем являешься. Большинство людей слышат оскорбление там, где высказано просто наблюдение, если они не хотят признавать замеченное. Но пока ты что-то держишь в руках, это нельзя отпустить. И невозможно отречься от того, что ты никогда не признавал.
--Невозможно изменить то, что ты не принял.
--Совершенно верно. Озарения начинаются с безусловного приятия того, “что есть”. Это известно как движение в Естественность, Бытие. Именно в Бытии можно найти свободу. То, чему ты сопротивляешься, упорствует. То, на что ты смотришь, исчезает. То есть теряет свою иллюзорную форму. Ты видишь вещи такими, каковы они Есть. А то, что Есть, всегда можно изменить. Только то, что Не Есть, изменить нельзя. Поэтому, чтобы изменить Бытие, нужно войти в него. Не сопротивляйся ему. Не отрицай его.
То, что ты отрицаешь, ты провозглашаешь. То, что ты провозглашаешь, ты создаешь. Отрицание чего-либо—это воссоздание такого же опыта, потому что сам акт отрицания воплощает его. Приятие чего-либо дает тебе контроль. То, что ты отрицаешь, ты не можешь контролировать, ибо ты утверждаешь, что этого нет. Поэтому то, что ты отрицаешь, контролирует тебя. Большая часть твоей расы не хочет принять, что вы еще не доросли до детского сада. Она не хочет принять, что человечество еще в яслях. Но именно неприятие держит его на этом уровне.
Ваше “я” настолько глубоко погружено в пребывание тем, чем вы не являетесь (высокоразвитыми), что вы не являетесь тем, чем вы есть (развивающимися). Таким образом, вы работаете против себя, боретесь с собой. И, следовательно, развиваетесь очень медленно. Быстрое продвижение по пути эволюции начинается с признания и приятия того, что есть, а не того, чего нет.
--И я буду знать, что я принял “то, что есть”, когда больше не буду чувствовать себя оскорбленным, услышав “то, что есть”.
--Именно. Ты чувствуешь себя оскорбленным, когда я говорю, что у тебя синие глаза? Так вот что Я тебе скажу: чем возвышеннее общество или существо, тем возвышеннее его удовольствия. То, что является для вас “удовольствием”, свидетельствует о вашем уровне развития.
-- Помоги мне с термином “возвышенный”. Что Ты под ним имеешь в виду?
--Твое существо—это Вселенная в масштабе микрокосма. Ты и твое физическое тело состоите из грубой энергии, которая сгущается вокруг семи центров, или чакр. Изучи чакры и их значение. Об этом написаны сотни книг. Эту мудрость Я уже дал человечеству. То, что приятно твоим нижним чакрам или что их стимулирует, не приятно твоим высшим чакрам. Чем выше ты поднимаешь энергию жизни по своему физическому существу, тем возвышеннее будет твое сознание.
--Ну вот, опять. Кажется, это довод в пользу воздержания. И, по-моему, основной аргумент против выражения сексуального влечения. Люди с “возвышенным” сознанием не “исходят” из интересов своей основной, первой, или нижней чакры в отношениях с другими людьми.
--Это правда.
--Но на протяжении всего диалога Ты говорил, что человеческую сексуальность нужно прославлять, а не подавлять.
--Правильно.
--Тогда помоги мне разобраться, потому что, по-моему, тут противоречие.
--Мир полон противоречий, сын Мой. Отсутствие противоречий не обязательно для истины. Иногда великая истина лежит внутри противоречия. В данном случае присутствует Божественная Дихотомия.
--Тогда помоги мне понять эту дихотомию. Потому что всю свою жизнь я слышал, как желательно, как “возвышенно” “поднимать энергию” из основной чакры. Это было главное оправдание для мистиков, живущих в несексуальном экстазе. Я понимаю, что мы отошли от предмета смерти, и прошу прощения за то, что увлек нас на эту не связанную с ней территорию...
--За что ты извиняешься? Беседа идет так, как идет. “Тема” всего этого диалога—что значит быть в полной мере человеком и как устроена жизнь в этой Вселенной. Это единственная тема, и затронутый тобой вопрос непосредственно к ней относится. Хотеть знать о смерти—значит хотеть знать о жизни. Я указывал на это раньше. И если наш разговор вылился в расширение нашего исследования и включения в него самого акта, в котором создается жизнь и который прославляет ее, пусть будет так.
Теперь давай проясним еще одну вещь. “Высокое развитие” не требует, чтобы любое выражение сексуальности заглушалось и вся сексуальная энергия была поднята до верхней чакры. Если бы дела обстояли так, не существовало бы “высокоразвитых” существ, потому что вся эволюция прекратилась бы.
--Весьма очевидно.
--Да. И поэтому тот, кто говорит, что самые святые люди никогда не занимались сексом и что это был признак их святости, не понимает устройства жизни. Позволь Мне изложить все в очень ясных выражениях. Если тебе нужна мерка, по которой можно судить, что хорошо для человеческой расы, а что нет, задай себе простой вопрос: Что бы случилось, если бы все это делали? Это очень простой критерий, и очень точный. Если бы все выполняли какое-то действие и результат оказался бы максимально полезным для человечества, значит, оно “способствует развитию”. Если бы действие, которое выполняли все, навлекло бы на человечество беду, значит, оно не очень “возвышенное” и вряд ли его следует рекомендовать. Согласен?
--Конечно.
--Значит, ты только что согласился, что ни один настоящий мастер никогда не скажет, что сексуальное воздержание— это путь к мастерству. И все же именно идея о том, что отказ от секса является почему-то “высшим путем” и что сексуальное влечение—это “низменное желание”, сделала сексуальные отношения постыдными и стала причиной возникновения связанных с ними чувства вины и всяческих извращений.
И все же, если аргумент против сексуального воздержания заключается только в том, что оно препятствует продолжению рода, разве нельзя возразить, что после того, как секс послужил цели воспроизведения, в нем больше нет необходимости? Человек занимается сексом не потому, что чувствует свою ответственность за продолжение человеческого рода. Сексом занимаются потому, что это естественно.
--Это заложено в генах. Ты повинуешься биологическому импульсу.
--Совершенно верно! Генетический сигнал гарантирует выживание вида.
--Но когда выживание вида обеспечено, разве не “возвышенно” “игнорировать сигнал”?
--Ты неправильно интерпретируешь сигнал. Биологический импульс не гарантирует выживание вида, он гарантирует опыт Единения, которое является истинной природой твоего существа. Когда достигается Единение, возникает новая жизнь, но не поэтому люди стремятся к Единению. Если бы воспроизведение было единственной целью реализации сексуального влечения—если бы сексуальные отношения были бы просто “системой доставки”,—вам бы сейчас уже не нужно было вступать в сексуальные отношения друг с другом. Вы можете соединять химические элементы, из которых образуется жизнь, в чашке Петри.
Но это не удовлетворило бы самые основные побуждения души, которые, как оказывается, намного значительнее, чем просто воспроизведение, и которые связаны с воссозданием того, Кто и Что Вы Есть в Действительности. Биологический импульс приказывает не создать больше жизни, но испытать больше жизни—и испытать эту жизнь такой, какова она есть в действительности: манифестация Единения.
--Вот почему Ты никогда не сделаешь так, чтоб люди перестали заниматься сексом, даже если они уже давно перестали рожать детей.
--Конечно.
--Но некоторые говорят, что секс следует прекратить, когда люди больше не хотят или не могут иметь детей, и что те пары, которые продолжают им заниматься, просто уступают низменным физиологическим импульсам.
-- Да.
--И что это не “возвышенно”, что это просто животные инстинкты, которые спрятаны под более благородной природой человека Это возвращает нас к теме чакр, или энергетических центров.
--Я уже говорил, что “чем выше ты поднимешь энергию жизни по физическому существу, тем возвышеннее будет твое сознание”.
--Да! И это, кажется, значит: “Никакого секса”!
--Нет, не значит. Не тогда, когда ты это понимаешь. Позволь Мне вернуться к твоему предыдущему комментарию и прояснить кое-что. Нет ничего низкого или нечестивого в сексе. Вы должны выбросить эту идею из головы и из своей культуры. Нет ничего низменного, неприличного или “недостойного” (а тем более ханжеского) в страстном, полном желания сексуальном соединении. Физические импульсы—это не манифестация “животных инстинктов”. Эти физические импульсы были заложены в организм Мной. Кто, по-твоему, создал вас такими?
Но физические импульсы—это лишь один элемент в сложном сочетании твоих реакций на других людей. Помни, ты тройственное существо с семью энергетическими центрами. Когда ваша реакция друг на друга исходит из всех трех частей, всех семи чакр одновременно, тогда вы получаете высший опыт, который вы искали и для которого вы были созданы!
И нет ничего порочного в этих энергиях, но если ты выбираешь только одну из них, то это “не целостно”. Ты перестаешь быть целостным! Когда ты не целостен, ты не являешься полностью собой. Вот что значит “порочный”.
--Вот это да! Я понял. Я понял!
--Предостережение против секса для тех, кто выбирает быть “возвышенным”, никогда не исходило от Меня. С моей стороны это было приглашение. Приглашение—это не предостережение, но вы сделали его таковым. Я приглашал вас не перестать заниматься сексом, но перестать быть не цельными. Что бы ты ни делал—занимался сексом или завтракал, шел на работу или гулял по пляжу, прыгал со скакалкой или читал хорошую книгу, — что бы ты ни делал, делай это как целостное существо, ибо ты есть целостное существо.
Если, занимаясь сексом, ты исходишь только из своего нижнего центра, ты действуешь только из основной чак-ры и упускаешь самую богатую часть секса. Но если ты занимаешься любовью, исходя из всех семи энергетических центров, у тебя высший опыт. Как это может быть порочным?
--Не может. Я не могу себе представить, чтобы такой опыт был порочным.
--Таким образом, приглашение поднимать жизненную энергию через свое физическое существо к высшей чакре никогда не должно было стать предложением или требованием отключиться от нижних чакр. Если ты поднял энергию до сердечной чакры или даже до чакры макушки, это не означает, что в основной чакре энергии быть не может. На самом деле, если ее там нет, ты отключился от нижних чакр. Подняв жизненную энергию к высшим центрам, ты можешь выбрать вступать или не вступать в сексуальные отношения. Но если их не будет, это произойдет не потому, что они бы нарушили какой-то космический закон о свя-тости. И отказ от секса не сделает тебя более “возвышенным”. А если ты выберешь заняться сексом, это не “опустит” тебя до одного только уровня основной чакры, если только ты не сделаешь противоположное отключению от низа и не отключишься от верха.
Так вот тебе приглашение—не предостережение, но приглашение: Поднимай свою энергию, свою жизненную силу на высший уровень, какой только возможен в каждый момент, и ты будешь возвышенным. Это не имеет никакого отношения к тому, занимаешься ли ты сексом или нет. Это имеет отношение к поднятию твоего сознания, что бы ты ни делал.
--Я понял! Хотя я не знаю, как поднять мое сознание. Не думаю, что я знаю, как поднять жизненную энергию через чакры. И я не уверен, что большинство людей хотя бы знают, где эти центры.
--Любой, кто серьезно желает знать больше о “физиологии духовности”, может это выяснить достаточно легко. Я давал источники этой информации раньше в очень ясных выражениях.
--Ты имеешь в виду, в других книгах, через других писателей.
--Да. Их книги описывают, не только как поднять жизненную силу вверх по телу, но также как оставить свое физическое тело. Читая эти книги, ты можешь вспомнить, как радостно отпускать свое тело. Ты поймешь, как можно никогда больше не бояться смерти. Ты поймешь дихотомию: как можно радоваться, пребывая в теле, и радоваться, освободившись от него. Однако, ты уже…….




 




--Существует  ли  такая  вещь, как             реинкарнация? Сколько у  меня  было жизней в прошлом? Кем я тогда был? «Кармический долг»--это реальность? Трудно поверить в то, что по этому поводу все еще возникает вопрос, Я с трудом  могу себе это  представить. Было  так много сообщений  о вспоминании прошлых  жизней  из  исключительно  надежных   источников.   Некоторые  люди поразительным  образом воскресили в  памяти  подробные  описания событий,  и доказано, что при этом была исключена всякая возможность того, что они могли каким-то   образом   выдумать   или   изобрести   что-то,   чтобы   обмануть исследователей или своих близких.
        --У тебя было  653 прошлых жизней, раз уж ты настаиваешь на точной цифре. Это  твоя  654-я. В  других ты был  всем. Королем, королевой, рабом.  Учителем, учеником, мастером.  Мужчиной, женщиной.Воином, пацифистом. Героем, трусом. Убийцей, спасителем. Мудрецом, глупцом. А сейчас детективом и будешь им долго, пока самому не надоест. Всем этим ты был
 --Я иногда  чувствую себя экстрасенситивом. Существует ли вообще такая вещь,  как «ясновидение»? Есть  ли  оно  у меня?  Находятся ли люди, которые называют себя экстрасенсами, «в сговоре с дьяволом»?
--Да, такая вещь, как ясновидение, существует. У тебя оно есть. Оно  есть у каждого. Нет человека, у которого не  было  бы  способностей,  которые  ты называешьэкстрасенситивными, есть только люди, которые их не используют.  Применять ясновидение и другие подобные способности -- это не более чем пользоваться шестым чувством. Очевидно, что это не означает  «быть  в сговоре с дьяволом», иначе я бы не дал тебе это чувство.  И  конечно,  нет никакого дьявола, с которым можно было бы сговориться.
               
       (Уолш. «Беседы с Богом»)
Это Вот





            



         Г Л А В А  1



(Чумак огляделся. Здание, где он оказался, напоминало офис полиции. Пройдя вперёд он убедился в этом и,не встречая препятствий дошёл до двери кабинета на котором красовалось6 »Начальник парижской полиции Г. Чуркин». Ну вот дожил и до »чурки». В это время к нему подошёл полицейский и спросил.
--Что застыл у кабинета месье Чуркин?
Чумака удивило, что тот сделал ударение на последнем слоге. Значит он не »чурка»--это уже радует. Не »чурка» и начальник полиции. А имя этого человека, который стоит передо мной я должен знать, но не знаю. Что ж, будем знакомиться. Чумак зашёл в кабинет и сел за стол. Всё—он Чуркин.)
В ту ночь на Чуркине не было фрака, поэтому все
знали, что никому не грозит опасность. (ещё одна примета, которую предстоит узнать Чумаку. И ещё многое предстояло ему узнать об этом человеке,которого он »играл» при своём перевоплощении).
Об этом щеголеватом охотнике за людьми, главе парижской полиции, ходила легенда, которую знали и в которую верили во всех ночных притонах от Монмартра до бульвара де ла Шапель. Парижане-- даже те, у кого есть причины бояться детективов, --предпочитают, чтобы они выглядели колоритно. У Чуркина была привычка обходить ночные заведения, как фешенебельные, начинающиеся с рю Фонтен, так и более убогие, сгрудившиеся вокруг Порт-Сен- Мартен. Даже в самых скверных районах слева
от бульвара Сент-Антуан его нередко видят пьющим пиво и прислушивающимся к жалобным звукам танго в тонкой пелене табачного дыма. Он утверждает, что ему нравится незамеченным сидеть за столиком с кружкой пива при тусклом свете разноцветных лампочек, предаваясь под громкий аккомпанемент джаза мыслям, которые могут зародиться и кружить только за мефистофельским изгибом его бровей. Однако это заявление не вполне правдиво, поскольку его присутствие столь же «незаметно», как
присутствие духового оркестра. Правда, он молчит, всего лишь довольно улыбаясь и куря сигары всю ночь напролет.
Легенда также гласит, что давно замечено--когда Чуркин одет в обычный костюм, то он просто вышел развлечься. При виде такого костюма владельцы сомнительных кафе становятся разговорчивыми, низко кланяются и предлагают ему шампанское. Когда Чуркин облачен в смокинг, это означает, что он идет по следу кого-то или чего-то, но сейчас всего лишь размышляет и наблюдает--владельцы кафе хотя и насторожены, но отводят ему удобный столик и предлагают крепкий напиток, к примеру коньяк. Но когда Чуркин появляется во фраке, да
еще при знаменитых накидке, цилиндре и трости с серебряным набалдашником, когда его улыбка становится чуть более вежливой, а фрак под левой рукой слегка топорщится, это чревато неприятностями, о чем все прекрасно осведомлены. Оркестр начинает играть нестройно, официанты роняют одно-два блюдца, а понимающие клиенты, если они привели с собой любимую »крошку», спешат увести ее, пока кто-нибудь не выхватил нож. ( Ну, чем не Одесса времён Мишки Япончика).
Как ни странно, эта легенда правдива. Его самый вернвый друг—Джек Братон, говорил Чуркину, что прибегать к подобной процедуре ниже достоинства детектива. Строго говоря, это вообще не входит в его обязанности. Но Джек понимал, что убеждать его бес-
полезно, так как сам процесс доставляет ему колоссальное удовольствие. Он будет продолжать наслаждаться этим, покуда чьи-нибудь более проворные нож или пуля не настигнут его в освещенном газовыми фонарями переулке в каком-нибудь богом забытом районе, с наполовину вытащенным из трости клинком и опаловыми запон- ками, упавшими в грязь.
Иногда Джек сопровождал и помогал Чуркину по вечерам, но только раз ему выпало присутствовать, когда на нем был фрак.(Дальнейшее повествование ведётся от лица Джека Бретона). Той ночью им пришлось повозиться, покуда они не надели на преступника наручники и не передали его жандармам. Джек заполучил две дырки в новом шелковом цилиндре и ругался на чем свет стоит, на что Чуркин отвечал смехом. Поэтому в октябрьский вечер, с которого начинается данное повествование, Джек испытывал то, что его собратья по перу именуют смешанными чувствами.


Чуркин позвонил мне, предложив прогуляться. Я спросил, официально или нет, получив ответ «нет», который прозвучал ободряюще. Мы проследовали под розовыми огнями бульваров к шумному и грязному району вокруг Порт-Сен-Мартен, где повсюду бордели, а кто-нибудь обязательно роет носом мостовую. В полночь мы уже пребывали в ночном клубе на уровне полуподвала, с солидными порциями выпивки на столике перед нами. Среди иностранцев, осо-
бенно англмчан, бытует устойчивое мнение, будто французы не пьянеют. Помню, что это утверждение опровергалось Чуркиным, когда мы сидели за
столиком в углу и заказывали бренди, стараясь перекричать шум.
В помещении было очень жарко, хотя вентиляторы усердно разгоняли табачный дым. Голубой луч прожектора скользил над силуэтами танцующих, выхватывая из темноты призрачное накрашенное лицо, тут же поглощаемое колеблющейся массой. Оркестр медленно играл
танго, неторопливому страстному ритму которого подчинялись с закрытыми глазами продавщицы и их кавалеры. Я наблюдал за появляющимися и исчезающими лицами. Свет стал зеленым, некоторые выглядели пьяными, и все казалось жутким и сверхъестественным. Когда стоны аккордеона смолкали, можно было расслышать гудение
вентиляторов.
--Но почему именно это место?--спросил я.
Звякнув блюдцами, официант ловко придвинул через
стол наши напитки.
--Не смотрите туда сразу,--сказал Чурокин, не поднимая глаз,--но обратите внимание на мужчину, сидящего в углу через два столика от нас, который так старается не глядеть в мою сторону.
Вскоре я посмотрел в указанном направлении. Было слишком темно, но один раз зеленый луч прожектора коснулся господина, на которого указывал Чуркин. Мужчина, смеясь, обнимал за плечи двух девушек. Я смог разглядеть черные напомаженные волосы, тяжелый подбородок, крючковатый нос и глаза, тут же метнувшиеся в сторону, как это делает паук, которого осветили фонарем в темном углу. Это не соответствовало общей прозаической атмосфере, хотя я не мог объяснить почему. Мне ка-
залось, что я узнал бы этого человека, увидев его снова.
--Наша добыча?--спросил я.
Чуркин покачал головой.
--Нет, по крайней мере сейчас. Но у нас здесь назначена встреча ... А вот и наш человек! Он идет к нашему столику. Заканчивайте вашу выпивку.
Фигура, на которую он указал в этот раз, пробиралась между рядами столиков, явно ошарашенная обстановкой. Это был маленький человечек с большой головой и седыми бакенбардами. Когда зеленый свет прожектора
блеснул в его глазах, он закрыл их и налетел на сидящих у одного из столиков. Открыв глаза снова, человечек устремил панический взгляд на Чуркина. Детектив подал мне знак, мы поднялись, и коротышка последовал за нами к задней стене помещения. Я быстро посмотрел на мужчину с крючковатым носом. Прижимая к груди голову одной из девушек и рассеянно ероша ей волосы, он, не мигая, уставился на нас...
Возле оркестровой эстрады, где
грохот стал оглушительным, Чуркин нащупал дверь. Мы оказались в коридоре с побеленными стенами,
низким потолком и тусклой электрической лампочкой у нас над головой. Маленький человечек стоял впереди нас, склонив голову набок и нервно помаргивая. Его глаза с красными ободками вокруг обладали странной привычкой делаться круглыми и сжиматься, как бы в такт пульсу. Щетинистые усы и седые бакенбарды казались несоразмерно большими на его костлявом лице; скулы поблескивали, но лысая голова выглядела так, словно была покрыта пылью. За ушами торчали два седых пучка. На нем был мешковатый и поношенный черный костюм.
--Не знаю, что нужно месье,--заговорил он прон-
зительным голосом,--но я запер свой музей и пришел
сюда.
--Это месье Лебрун Лео,--представил его Чуркин.--Он владелец старейшего музея восковых фигур
в Париже.
--Музей Лебруна,--объяснил человечек, вскинув
голову и выпрямившись, как будто позировал перед фотоаппаратом.--Все фигуры изготовляю я сам. Надеюсь, вы слышали о музее Лебруна?

Он с беспокойством посмотрел на меня, и я кивнул, хотя, безусловно, не слышал об этом учреждении. Музей «Гревен»--да, но музей Лебруна был для меня новостью.
--Сейчас у нас не так много посетителей, как прежде,--покачал головой Лебрун.--Это потому, что я не переезжаю на бульвары, не устанавливаю электрическое освещение и не подаю напитки. Ба!-- Он яростно стиснул свою шляпу.--Это же не луна-парк, а музей! Это искусство! Я работаю ради искусства, как работал мой отец, который заслужил похвалу великих людей ...
Человечек обращался ко мне с вызовом и одновременно с мольбой, энергично жестикулируя и продолжая теребить шляпу. Чуркин оборвал его тираду, двинувшись по коридору и открыв еще одну дверь. В центре комнаты с окнами, занавешенными потрепанными красными портьерами, которую, несомненно, использовали для скоротечных любовных свиданий, сидел за столом молодой человек, вскочивший при виде нас. Такие места обладают тошнотворной атмосферой похоти и дешевых духов, вызывая в воображении малопри-
ятные сцены при свете лампы с пыльным розовым абажуром.
Молодой человек, куривший сигареты, пока воз-
дух не стал почти удушливым, выглядел здесь неуместно. Он был загорелым и жилистым, с короткими темными волосами, острым взглядом и военной выправкой. Даже усы были под стрижены по-военному. Чувствовалось, что во время вынужденного ожидания он нервничал, но сейчас заметно расслабился.
--Я должен извиниться,--заговорил Чуркин,--за
использование этой комнаты для совещания, но нам необходима приватность... Позвольте представить: капитан Массон. А это--мой помощник-доброволец  месье Бретон и месье Лебрун.
Молодой человек поклонился, не улыбнувшись. Очевидно, он не совсем привык к гражданской одежде--его руки постоянно двигались вверх и вниз по бокам пиджака. Посмотрев на Лебруна, он мрачно кивнул.
--Отлично! Значит, это тот самый человек?
--Я не понимаю!--заявил Лебрун. Он выпрямился, и его усы еще сильнее ощетинились.--Вы ведете себя
так, месье, словно меня обвиняют в каком-то преступлении. Я требую объяснений!
--Пожалуйста, садитесь,--сказал Чуркин.
Мы расселись вокруг стола, над которым горела лампа с розовым абажуром, но капитан Массон остался стоять, ощупывая левый бок пиджака, как будто в поисках сабли.
--Я всего лишь хочу задать несколько вопросов,--
продолжал Чуркин.--Вы не возражаете, месье Лебрун?
--Естественно, нет,--с достоинством отозвался человечек.
--Насколько я понимаю, вы уже давно являетесь владельцем музея восковых фигур?
--Сорок два года. И впервые...--Лебрун устремил
на Массона глаза с красными ободками,--полиция сочла нужным ...
--Но количество посетителей вашего музея неве-
лико?
--Я уже объяснил вам почему. Меня это не заботит. Я работаю исключительно ради искусства.
--Сколько у вас служащих?
--Служащих?--Мысли Лебруна направились в иное русло, и он снова заморгал.--Только моя дочь. Она продает билеты, а я забираю их у посетителей. Всю работу я делаю сам.
Чуркин держался снисходительно, почти добродушно, но другой мужчина в упор смотрел на Лебруна, и мне показалось, что в его пронзительных глазах мелькают искорки ненависти. Массон также сел.
--Вы не собираетесь спросить его ...--начал он, яростно сжав кулаки.
--Да,--кивнул Чуркин, достав из кармана фотогра-
фию.--Месье Лебрун, вы когда-нибудь видели эту мо-
лодую даму?
Склонившись вперед, я разглядел очень хорошенькое, но довольно пресное лицо, кокетливо смотрящее с фотографии, с живыми темными глазами, мягкими полными губами и вялым подбородком, принадлежащее девушке лет девятнадцати-двадцати. В углу стоял штамп самого
модного парижского фотографа. Девушка явно не была мидинеткой. Массон смотрел на черно-белый снимок так, словно он обжигал ему глаза. Когда Лебрун закончил изучать фотографию, Массон протянул руку и перевернул снимок оборотной стороной вверх.
 Его смуглое лицо, как будто отполированное песчаными бурями, было бесстрастным, но в глазах горело пламя.
--Подумайте как следует,--сказал он.--Это моя не-
веста.
--Не знаю.--Лебрун прищурился.--Вы не можете
ожидать от меня ...
--Вы когда-нибудь видели ее раньше?--настаивал
Чуркин.
--Что это значит, месье?--осведомился Лебрун.--
Вы все смотрите на меня, как будто я ... Что вам нужно? Лицо вроде бы знакомое. Я, безусловно, где-то его видел, так как никогда не забываю лица. Я всегда изучаю тех, кто приходит в мой музей, чтобы поймать ...--он развел руками,--поймать в мимике живых людей подходящее выражение для моих восковых фигур.
Серьезно глядя на нас, Лебрун шевелил пальцами, как будто под ними был воск.
--Но я не понимаю, почему я здесь? Что я сделал? Я никому не причиняю вреда. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое.
--Девушка на фотографии,--сказал Чуркин,--ма-
демуазель Манон Трюшон. Она дочь покойного министра и сейчас мертва. В последний раз ее видели входящей в музей Лебруна, откуда она не вышла.
После долгой паузы, во время которой он проводил рукой по лицу, прижимая ее к глазам, старик жалобно произнес.
--Месье, я всю жизнь был порядочным человеком. Я не знаю, что вы имеете в виду.
--Мадемуазель Трюшон убили,--объяснил Чуркин.--Ее тело сегодня обнаружено плавающим в Сене.
--Она была избита,--добавил Массон,--и умерла от
ножевых ран.
Лебрун смотрел на них так, словно они прижимали его к каменной стене остриями штыков.
-- Вы же не думаете, что я ...--пробормотал он на-
конец.
Массон внезапно улыбнулся.
--Если бы я так думал, то задушил бы вас. Но, на-
сколько я понимаю, такое произошло не впервые. Месье Чуркин говорил мне, что полгода назад другая девушка вошла в музей Лебруна и ...
--Меня никогда об этом не расспрашивали!
--Нет,--кивнул Чуркин.--Музей был лишь одним из мест, которые она посетила. Мы думали, месье, что вы
вне подозрений. Кроме того, ту девушку так и не нашли. Она могла исчезнуть по своей воле. Таких случаев известно немало.
Несмотря на испуг, Лебрун заставил себя спокойно встретить взгляд детектива.
--Почему,--спросил он,--месье так уверен, что она
вошла в мой музей и не вышла оттуда?
--Я вам отвечу,--вмешался Массон.--Я был помол-
влен с мадемуазель Трюшон. В настоящее время я дома в отпуске. Мы обручились год назад, и с тех пор я не видел ее. За это время многое изменилось, но это вас не касается. Вчера мадемуазель Трюшон должна была пить чай в павильоне Дофин со своей подругой мадемуазель Ивонной и со мной. Она повела себя ... странно. В четыре часа она позвонила мне, сообщив, что должна отменить встречу, и не назвав никакой причины. Я позвонил мадемуазель Ивонн и узнал, что она получила такое же сообщение. Заподозрив, что происходит что-то ненормальное, я немедленно отправился домой к мадемуазель Трюшон.
Когда я прибыл, она как раз уезжала в такси. Я сел в другое такси и последовал за ней.
--Последовали?
Массон резко выпрямился. Его скулы напряглись.
--Не вижу причин оправдываться. У жениха есть свои права ... Меня удивило, когда я увидел, что она направляется в этот район. Для молодых девушек это неподходящее место даже днем. Мадемуазель Трюшон вышла из машины перед музеем Лебруна. Меня это озадачило, так как я никогда не замечал в ней интереса к восковым фигурам. Я не знал, следовать за ней туда или нет. У меня тоже
есть гордость.
Этот человек никогда не взрывался. Он принадлежал к людям той суровой закалки, которой требовала Франция для своих солдат.
--На вывеске я увидел, что музей закрывается в пять. Была только половина пятого, и я стал ждать. Когда музей закрылся и мадемуазель Трюшон не появилась, я подумал, что она воспользовалась другим выходом. Кроме того, я был ... сердит, про- стояв на улице безрезультатно.--Он склонился вперед, глядя на Лебруна.--Но так как она не вернулась домой, я начал наводить справки и узнал, что в музее нет другого выхода. Что вы на это скажете?
Лебрун отодвинул свой стул назад.
--Есть!--возразил он.
--Но полагаю, не для посетителей,--вставил Чуркин.
--Конечно нет! Это дверь в проход через заднюю стену музея, позади фигур, куда я подхожу, чтобы включить или выключить свет. Она служебная. Но месье сказал ...
--И она всегда заперта,--задумчиво продолжал Чуркин.
Старик всплеснул руками с криком.
--Что вы от меня хотите? Вы собираетесь арестовать меня за убийство?
--Нет,--ответил Чуркин.--Мы хотим взглянуть на
ваш музей. И по-прежнему хотим знать, видели ли вы когда-нибудь эту девушку.
Поднявшись и дрожа всем телом, Лебрун оперся на стол высохшими руками и посмотрел в лицо Чуркину. Его глаза постоянно расширялись и сжимались.
--В таком случае отвечаю: да!--сказал он.--Потому
что в музее происходят вещи, которых я не понимаю.
Я опасался, что схожу с ума.--Его голова поникла.
--Сядьте,--предложил Чуркин,--и расскажите нам
об этом.
Массон протянул руку и осторожно надавил на плечо старика. Тот сел, барабаня пальцами по заросшему бородой подбородку.
--Не знаю, сможете ли вы понять, что я имею в виду.--Голос его звучал пронзительно. Чувствовалось, что он давно хотел кому-нибудь довериться.--Цель, иллюзия, дух музея восковых фигур--это атмосфера смерти, тишины и неподвижности. Словно сон, она ограждена от дневного света каменными гротами и лишена каких-либо звуков, кроме эха. А тусклый зеленый свет подобен мерцанию морских глубин. Все застыло в позах страха или величия. В нишах--подлинные сцены из прошлого. Марат, заколотый в своей ванне. Людовик 16 с головой под ножом гильотины. Бледный умирающий Наполеон Бонапарт в своей постели в маленькой комнатушке на острове Святой Елены, покуда шторм бушует снаружи, а слуга дремлет на стуле ...
Казалось, маленький человечек обращается к самому себе, но при этом он цеплялся за рукав Чуркина.
--Понимаете? Мой мир--это молчание и неподвиж-
ные фигуры в полумраке. Думаю, это подобно смерти, ибо смерть может состоять из людей, застывших навсегда в тех позах, в которых она их настигла. Но это единственная фантазия, которую я себе позволяю. Я не воображаю, будто они живы. Ночью я часто брожу среди моих фигур и захожу за перила. Я смотрю на мертвое лицо Бонапарта, представляя, что стою в комнате, где он умирает, и мне кажется, что я слышу завывание ветра и клокотание в его
горле ...
-- Что за вздор!--фыркнул Массон.
--Нет, позвольте мне продолжать!--жалобным го- лосом настаивал Лебрун.--Господа, после этого меня
охватывает слабость --я весь дрожу и промываю себе
глаза. Но я никогда не верил, что мои фигуры по-настоящему живые. Если бы одна из них шевельнулась... --его голос вновь стал пронзительным, --я бы подумал, что схожу с ума!
Очевидно, именно этого он боялся. Массон вновь сделал нетерпеливый жест, но Чуркин остановил его. Поддерживая рукой подбородок, детектив с растущим интересом наблюдал за Лебруном из-под полуопущенных век.
--Вы смеялись над людьми, которые обращаются к восковым фигурам, принимая их за живых людей?--Старик посмотрел на Чуркина, который кивнул.--И видели, как они принимают живого человека, стоящего неподвижно, за восковую фигуру, и с криком вздрагивают, когда тот шевелится? Ну, в моей Галерее ужасов есть фигура мадам Люшар, убивавшей своих жертв топором. Вы слышали о ней?
--Я отправил ее на гильотину,--кратко ответил Чуркин.
--Ах! Вы понимаете, месье,--с беспокойством про-
должал Лебрун,--что некоторые из моих фигур--ста-
рые друзья. Я люблю их и могу с ними разговаривать. Но эта мадам Люшар ... Я не мог ничего с ней сделать, даже когда лепил ее. Воск под моими пальцами сам собой приобретал дьявольскую форму. Это был шедевр. Но она меня пугает.--Он вздрогнул.--Мадам Люшар стоит в Галерее ужасов, скромная, хорошенькая, со сложенными руками. В меховой горжетке и маленькой коричневой шляпке она выглядит как девушка на выданье. Но однажды вечером, несколько месяцев назад, когда я закрывал
музей, я мог поклясться, что вижу мадам Люшар в ее
шляпке и горжетке, идущую по залитой зеленым светом галерее ...
Массон стукнул кулаком по столу.
--Пошли,--с отчаянием произнес он.--Этот человек
безумен.
--Но нет, это была иллюзия... Она стояла на своем
обычном месте. Месье,--обратился Лебрун к Массону,--лучше слушайте внимательно, так как это касается вас. Вы говорите, что мадемуазель, которая исчезла,
была вашей невестой. Отлично!.. Вы спрашиваете, почему я помню вашу невесту. Я вам отвечу.
Она вошла в музей вчера примерно за полчаса до закрытия. В главном зале было только два или три человека, поэтому я заметил ее. Я стоял около двери, ведущей в подвалы, где находится Галерея ужасов, и сначала она подумала, будто я сделан из воска, поэтому с любопытством на меня посмотрела. Шикарная девушка! Потом она спросила меня: «Где сатир?».
--Что, черт возьми, она под этим подразумевала?--
свирепо осведомился Массон.
--Одну из фигур в галерее. Но слушайте!--Лебрун
снова склонился вперед. Его седые усы и бакенбарды, костлявое лицо вздрагивали от возбуждения, бледно-голубые глаза расширились.--Мадемуазель поблагодарила меня. Когда она начала спускаться, я подумал, что нужно подойти к входу и посмотреть, сколько осталось до закрытия. Перед тем как отойти, я посмотрел вниз на лестницу ... На каменных стенах отражался тусклый зеленоватый свет. Мадемуазель находилась почти у поворота. Я слышал ее шаги и видел, как осторожно она идет по ступенькам. А потом --могу поклясться!--увидел на лестнице еще одну фигуру, молча следующую за девушкой.
Мне показалось, что это фигура мадам Люшар из моей галереи, так как я разглядел на ней меховую горжетку и коричневую шляпку.
Сухой пронзительный голос смолк. Массон скрестил на груди руки.
--Вы либо законченный мошенник,--резко сказал
он,--либо и в самом деле сумасшедший.
--Потише!--вмешался Чуркин.--Более вероятно,
месье Лебрун, что вы видели обыкновенную женщину.
Вы попытались это проверить?
--Я ... испугался,--ответил старик. Казалось, он вот-вот заплачет.--Но я знал, что никто похожий за весь день в музей не заходил. Я был слишком напуган, чтобы подойти и посмотреть этой фигуре в лицо--я думал, что могу увидеть ... восковое лицо со стеклянными глазами. Поэтому я подошел к дочери, которая дежурила у входа, и спросил, продавала ли она билет кому-нибудь, соответствующему описанию мадам Люшар. Она ответила, что нет. Как я и думал.
--Что вы сделали тогда?
--Прошел в свои комнаты и выпил бренди. я подвержен простудам. Я не покидал свои комнаты до закрытия музея ...
--Значит, вы в тот день не проверяли билеты?
--Было так мало народу, месье!--Старик уныло до- бавил.--Я в первый раз упоминаю об этой истории. А вы говорите мне, что я сумасшедший. Возможно, я не знаю.
Он стиснул голову руками. Вскоре Чуркин поднялся и надел мягкую шляпу, отбрасывающую тень на его узкие непроницаемые глаза. От ноздрей мимо уголков рта пролегли складки.
--Давайте начнем с музея,--сказал он.
Мы вывели Лербуна, казавшегося наполовину ослепшим, в кафе, где звуки танго буквально ударили по нервам. Мои мысли вернулись к первому человеку, на которого указал Чуркин--мужчине с крючковатым носом и странным взглядом. Он сидел в том же углу, так же держа между пальцами сигарету, но с остекленевшими глазами пьяного. Компаньонки покинули его, и он с деревянной улыбкой разглядывал стопку блюдец на столе.
Когда мы поднялись по лестнице на улицу, яркие
краски площади успели потускнеть. Большая каменная арка Порт-Сен-Мартен чернела на фоне звездного неба; ветер рвал осеннее одеяние деревьев и разбрасывал мертвые листья по тротуару с царапающими звуками, словно издаваемыми маленькими нервными ножками. В некоторых окнах кафе еще горел свет и можно было разглядеть
официантов, складывающих стулья. Двое полицейских, мрачно совещавшихся на углу, отсалютовали Чуркину, когда мы пересекли бульвар Сеи-Дени и свернули направо на Севастопольский бульвар.
Мы не видели никого, но я чувствовал, будто за нами наблюдают из подъездов, что какие-то люди при виде нас прижимаются к стенам и что тайная деятельность за прикрытыми ставнями окнами
прерывается, когда мы проходим мимо. Рю Сент-Апполин--короткая и узкая улочка, на углу которой находится шумный бар с танцевальным залом,
где тени снуют за портьерами. Кроме этого места, нигде не было ни огонька, помимо светящегося номерного знака 25 слева. Мы остановились напротив, перед витыми каменными колоннами по бокам дверей, окованных железом. Мрачная вывеска с почти неразличимой надписью позолотой гласила: «Музей Лебруна. Коллекция чудес. Основан Л.Лебруном в 1862 г. Открыт с 11.00 до 17.00 и с 20.00 до 00-00».
В ответ на звонок Лебруна двери открылись с лязгом засовов. Мы очутились в маленьком вестибюле, очевидно открытом для публики в дневное время. Он был освещен пыльными электрическими лампами, вмонтированными в потолок в форме буквы «О». Надписи позолотой на стенах описывали экстраординарные качества ужасов внутри музея, познавательную ценность картины пыток, практи-
куемых испанской инквизицией, христианских мучеников, бросаемых львам, и множества исторических личностей, заколотых, застреленных или задушенных. Наивность этих описаний не уменьшала их привлекательности. Только в
мертвеце не проснулось бы здоровое любопытство к подобным ужасам. Я заметил, что из всей нашей компании именно трезвомыслящий Массон наиболее внимательно разглядывает эти объявления. Его темные глаза впитывали каждое слово, когда он думал, что мы не наблюдаем за ним.

Но я смотрел на девушку, которая нас впустила. Очевидно, это была дочь Лебруна, но она нисколько не походила на отца. У нее были зачесанные назад каштановые волосы, густые брови, прямой нос и черные глаза, смотрящие столь пристально, что казалось, они видят вас насквозь. Она смотрела на отца так, словно удивлялась, что его не переехал автомобиль.
--Это полиция, папа?--быстро заговорила девушка. --Из-за вас, господа, мы закрылись и несем убытки.-- Она нахмурилась.--Объясните, что вам нужно. Надеюсь, вы не наслушались папиного вздора?
--Ну-ну, дорогая моя!--успокаивающе произнес Лебрун.--Пожалуйста, включи свет в музее ...
--Нет, папа. Сделай это сам--я хочу поговорить с
ними.--Она посмотрела на отца, который кивнул и с глуповатой улыбкой пошел открывать стеклянные двери в задней стене, потом повернулась к нам.-- Пожалуйста, господа, пройдите сюда. Папа позовет вас.
Девушка провела нас через дверь справа от кассовой будки в тускло освещенную гостиную, полную лоскутков, кисточек, кружев и запаха вареной картошки, после чего остановилась позади стола, скрестив руки на груди.
--Папа совсем как ребенок.--Она кивнула в сторону музея.--Вам лучше говорить со мной.
Чуркин кратко изложил ей факты. Он не упоминал о том, что сообщил нам Лебрун, и говорил почти беспечным тоном, давая понять, что ни девушка, ни ее отец не могут иметь ничего общего с загадочным исчезновением. Но, глядя на мадемуазель Лебрун, я понимал, что именно это вызывает у нее подозрение. Она смотрела на Чуркина, рассеянно бродя по комнате. Мне казалось, что ее
дыхание слегка участилось.
--Мой отец как-нибудь это комментировал?--осве-
домилась девушка, когда детектив умолк.
--Он только сказал,--ответил Чуркин,--что не ви-
дел, как она уходила.
--Это верно.--Костяшки пальцев девушки заметно побелели.--Но я видела.
-- Видели, как уходила мадемуазель Трюшон?
--Да.
Я снова обратил внимание на игру мышц возле скул Массона.
--Мадемуазель,--заговорил он,--я не люблю возра-
жать женщине, но вы ошибаетесь. Я все время находился снаружи.
Девушка посмотрела на Массона, словно только что заметила его. Она медленно окинула его взглядом с головы до ног, но он не отвел глаза.
--И как долго вы там находились, месье?
--По крайней мере, до пятнадцати минут после за- крытия музея.
--Тогда все ясно,--кивнула девушка.--Мадемуазель
задержалась перед уходом, чтобы поболтать со мной.
Я выпустила ее сама.
Массон взмахнул кулаком, как будто пытаясь разрушить стеклянную стену, отделяющую его от девушки.
--Ну, в таком случае наши проблемы решены,--улыбнулся Чуркин.--Вы болтали с ней пятнадцать минут, мадемуазель?
--Да.
--Тогда остается только один пункт, в котором мы, полицейские, полностью не уверены.--Чуркин наморщил лоб.--Мы считаем, что кое-что из ее одежды пропало. Как она была одета, когда вы с ней говорили?
Мадемуазель Лебрун заколебалась.
--Я не обратила внимания.
--Тогда скажите нам, как она выглядела!--вмешался Массон.--Это вы можете сделать?
--Обычно. Как многие.
--Она блондинка?
Снова колебание.
--Брюнетка. С карими глазами, большим ртом и миниатюрной фигурой.
--Мадемуазель Трюшон действительно была брюнеткой, но высокой и с голубыми глазами.Господи!--Массон снова стиснул кулаки.--Почему вы не хотите говорить правду?
--Я сказала правду. Конечно, я могу ошибаться. Месье должен понимать, что за день сюда приходит много людей и у меня не было причин запоминать именно эту девушку. Должно быть, я что-то напутала. Но я сама выпустила ее из музея и с тех пор не видела.
В гостиную вошел старый Лебрун.
--Я включил свет, господа,--быстро сообщил он при виде напряженного лица дочери.--Если вы хотите произвести подробное обследование, вам понадобятся фонари--место никогда не освещается ярко. Прошу вас, мне нечего скрывать.
Чуркин повернулся к двери, но остановился как бы в нерешительности. В эту секунду локоть Лебруна задел абажур лампы, сдвинув его набок таким образом, что желтый свет упал на лицо детектива, демонстрируя торчащие скулы и мрачные глаза под сведенными бровями, беспокойно бегающие по комнате ...
--Этот район...--пробормотал он.--У вас здесь есть
телефон, месье Лебрун?
--В моем кабинете, месье. Я провожу вас.
--Да-да, мне срочно нужно позвонить. Но сначала еще один момент. Кажется, вы говорили нам, друг мой, что, когда мадемуазель Трюшон вошла вчера в музей, она задалa вам странный вопрос: «Где сатир?». Что она под этим подразумевала?
Лебрун выглядел слегка обиженным.
--Месье никогда не слышал о Сатире Сены?
--Никогда ..
--Это одно из моих прекраснейших изделий. Разумеется, исключительно плод воображения,--поспешил объяснить Лебрун.--Оно связано с одной из популярных парижских легенд--человекоподобном монстре, который живет в реке и утягивает женщин на дно. Думаю, у этой легенды есть какие-то реальные основания. В музее имеются документы--если хотите, можете на них взглянуть.
--Посмотрим. А где находится фигура?
--У входа в Галерею ужасов, возле подножия лестницы. Я удостоился больших похвал за нее ...
--Проводите меня к телефону. Если хотите, можете начинать осмотр музея,--обратился Чуркин к нам.--Я скоро к вам присоединюсь.
Мадемуазель Лебрун села в старое кресло-качалку возле лампы и взяла со стола корзинку с рукоделием.
--Не буду мешать вам, господа,--сказала она, не отрывая глаз от иглы.--Вы знаете дорогу.
Девушка начала раскачиваться в кресле и работать иглой над рубашкой в красную полоску, пригладив волосы и исподтишка наблюдая за нами. Массон и я вышли в вестибюль. Он достал портсигар
и предложил мне сигарету. Закуривая, мы изучали друг друга. Казалось, место сковывало движения Шомона, словно гроб. Он надвинул шляпу на брови, нервно шаря глазами в поисках врага.
--Вы женаты?--внезапно спросил Массон.
--Нет.
--Помолвлены?
--Да.
--Тогда вы можете понять мое состояние. Я сам не свой. Вы должны извинить меня. С тех пор как я увидел тело ... Ладно, пошли.
Я чувствовал странную близость к этому энергичному, но подавленному молодому человеку, оказавшемуся вне своей стихии. Когда мы вошли в стеклянные двери музея, он выглядел настороженным--сама походка выдавала человека, которому приходилось сражаться под палящим
солнцем. Но на его лице я видел нечто вроде благоговейного страха.
Тишина музея вызывала у меня дрожь. Здесь пахло сыростью и--если это можно описать подобным образом--одеждой и волосами. Мы находились в огромном гроте, отступающем назад почти на восемьдесят футов и поддерживаемом резными каменными колоннами. Грот плавал в зеленоватом свете, источник которого я не мог определить. Он искажал и делал призрачными очертания всех предметов--арки и колонны колебались, словно де-
коративные камни в аквариуме с золотыми рыбками. Казалось, у них отросли зеленые щупальца, покрытые переливающейся слизью.
Но подлинным ужасом наполняли меня неподвижные фигуры. Рядом застыл полицейский--можно было поклясться, что он настоящий. Вдоль стен за перилами виднелись другие экспонаты. Они как бы смотрели прямо перед собой, словно были осведомлены о нашем присутствии и намеренно отводили взгляд. Желтоватое освещение выделяло их из общего зеленого сумрака. Думерг, Муссолини, принц Уэльский, король Альфонсо, Гувер, идолы спорта, экрана и сцены--хорошо знакомые и вылепленные со сверхъестественным мастер-
ством.
Но чувствовалось, что это всего лишь комитет по встрече--дань респектабельности и повседневной жиз-
ни, подготовляющая к тому, что находится позади. Я
слегка вздрогнул при виде женщины, неподвижно сидящей на скамейке в центре грота, и сгорбившегося рядом с ней мужчины, пока не понял, что они также восковые. Мои шаги отдавались гулким эхом, когда я неуверенно шел через зал. Проходя на расстоянии фута от скамейки с застывшими фигурами, я испытывал почти непреодолимое желание коснуться плеча женщины в надвинутой на глаза соломенной шляпке, дабы убедиться, что она не заговорит. Ощущать на себе взгляд стеклянных глаз ничуть
не лучше, чем взгляд глаз настоящих. Обернувшись, я
увидел Массона, с подозрением рассматривающего фигуру прикорнувшего на скамейке пьяницы ...
Грот выходил в ротонду, где было почти совсем темно, если не считать слабого света вокруг моделей. Над аркой ухмылялась физиономия шута, который наклонялся, будто собираясь притронуться ко мне своим жезлом с погремушкой. При каждом моем шаге колокольчики на его колпаке слегка позвякивали. Здесь, в темной ротонде, эхо стало еще более гулким, запах пыли, одежды и волос--более ощутимым, а восковые фигуры--более жуткими.
Д'Артаньян выпятил грудь, положив руку на рапиру. Гигант в черных латах поблескивал в тени, подняв топор. Потом я увидел еще одну арку, тускло освещенную зелеными лампами, где лестница между каменными стенами вела вниз, в Галерею ужасов ...
Одна лишь надпись над аркой, возвещающая об этом, вызвала у меня колебания. Я знал, чего мне ожидать, но не был уверен, хочу ли я это видеть. Стены вокруг лестницы словно давили на вас, вызывая ощущение безысходности. Я вспомнил, что именно здесь старый Лебрун видел
спускающуюся по ступенькам Манон Трюшон и думал, что видит следующий за ней кошмарный призрак женщины в меховой горжетке и коричневой шляпке ... Внезапно я почувствовал желание вернуться.
Лестница сделала резкий поворот. На фоне грубой каменной стены, отражающей зеленый свет, поднялась черная тень, и моя душа ушла в пятки. Мужская фигура с сутулыми плечами, лицом, скрытым средневековым капюшоном, откуда торчал подбородок, предполагавший некое подобие улыбки, и раздвоенными копытами вместо ступней, в руках-- женское тело. Сатир! Казалось бы, внешне обычный человек, но гениальный мастер выявил его нечестивую натуру с помощью мелких деталей вроде
копыт, выпирающих ребер и торчащего подбородка. Хорошо еще, что глаза не были видны ...
Я быстро двинулся мимо жуткой статуи по извилистому коридору, заканчивающемуся еще одной ротондой. Здесь находились группы фигур, каждая из которых воплощала определенную сцену, являясь шедевром дьявольского мастерства. Прошлое обретало дыхание. Марат лежал, откинувшись в своей оловянной ванне, с отвисшей челюстью, торчащими сквозь голубоватую кожу ребрами и рукой, вцепившейся в нож, который торчал в окровавленной груди. Рядом стояла служанка, схватившая бес-
страстную Шарлотту Корде, а в дверь ломились солдаты в красных шапках с раскрытыми в крике ртами. Но за окном вы видели сентябрьское солнце и плющ на стене снаружи. Старый Париж оживал вновь ...
Я услышал капающий звук, и меня охватила паника. Окидывая взглядом других персонажей-- инквизиторов с клещами, короля под ножом гильотины в окружении беззвучных барабанов,--я чувствовал нечто противоестественное в том, что они не двигаются. Я бы не удивился, если бы они шагнули вперед в своих разноцветных костюмах и начали говорить. Звук не был моей фантазией. Что-то капало, медленно и ритмично ...
Я поспешил вверх по лестнице, сопровождаемый эхом шагов. Мне хотелось света и ощущения человеческого присутствия среди этой удушающей атмосферы воска и париков. Добравшись до последнего поворота лестницы, я попытался взять себя в руки. Казалось нелепым бояться сборища манекенов. Чуркин и я как следует посмеемся над этим за бренди и сигаретами, когда выберемся
из этого кошмарного места.
Когда я поднялся, Чуркин, Лебрун и Массон вхо-
дили в верхнюю ротонду. Я окликнул их. Но очевидно, в моем лице было нечто, немедленно замеченное ими даже при тусклом свете.
--Что, черт возьми, вас беспокоит, Джек?--осведо-
мился детектив.
--Ничего.--Мой голос выдавал мою ложь.--Я вос-
хищался восковыми фигурами внизу-- группой Марата
и другими. И я хотел взглянуть на сатира. Он просто великолепен. А эта женщина в его руках ...
Голова Лебруна дернулась.
--Что вы сказали?!--воскликнул он.
--Я сказал, что фигура сатира с женщиной в руках чертовски хороша ...
Лебрун выглядел загипнотизированным.
--Должно быть, безумны вы, а не я,--медленно произнес он.--В руках сатира нет никакой женщины.
 
 

                Глава 2

--Сейчас там есть женщина,--сказал Чуркин.--
Настоящая женщина. И она мертва.
Он направил луч большого фонаря на группу, а мы столпились вокруг. Восковая фигура сатира слегка прислонялась к стене на площадке у поворота лестницы. Ее руки были изогнуты таким образом, что миниатюрное тело женщины лежало на них, не нарушая равновесия. Я уже знал, что фигу-
ры имеют стальной каркас, позволяющий выдерживать и больший вес. Основная доля веса женщины приходилась на правую руку сатира, которая прикрывала верх ее головы, а щека и верхняя часть тела были скрыты грубой сержевой тканью плаща сатира...
Чуркин передвинул луч фонаря вниз. Нога сатира, покрытая жестким волосом, и его раздвоенное копыто были испачканы кровью, лужа которой темнела у основания фигуры.
--Уберите ее оттуда,--приказал Чуркин.--Только
осторожно--ничего не сломайте.
Мы подняли легкую ношу и положили ее на каменную площадку. Тело было еще теплым. Чуркин осветил лицо женщины. Карие глаза были широко открыты, в них застыли боль, ужас и потрясение; бескровные губы втянулись, а плотно прилегающая к голове голубая шляпка съехала набок. Луч медленно скользнул по телу... Я услышал рядом тяжелое дыхание.
--Я знаю, кто это,--сказал Массон, пытаясь говорить спокойно.
--Ну?--осведомился Чуркин, все еще стоя на коле-
нях с фонарем в руке.
--Это--Ивонна Делани лучшая подруга Манон. Де-
вушка, с которой мы собирались пить чай в тот день, когда Манон отказалась от встречи и ... О боже!--воскликнул Массон и ударил кулаком по стене.--Еще одна!
--Еще одна дочь экс-министра,--задумчиво промолвил Чуркин. --Графа де Делани. Это его дочь, не так ли?
Он устремил на Массона спокойный взгляд, но рядом с его скулой подергивался нерв, а лицо было злым, как у сатира.
--Да,--кивнул Массон.--Как ... как она умерла?
--Заколота в спину.--Чуркин приподнял тело бо- ком, чтобы мы могли увидеть пятно с левой стороны голубого жакета.--Должно быть, ей пронзили сердце. Пуля бы не вызвала такое сильное кровотечение... Давайте посмотрим... Никаких признаков борьбы. Одежда не в беспорядке. Разве только это ...
Он указал на тонкую золотую цепочку на шее девушки. По-видимому, она носила на ней какую-то подвеску, скрывая ее под платьем на груди, но кончики цепочки порвались и подвеска исчезла. Сама цепочка застряла под воротником жакета, поэтому смогла удержаться.
- Нет ... борьбы, безусловно, не было,--бормотал детектив.--Руки обмякшие, пальцы разжаты... Быстрый
точный удар прямо в сердце... Где же сумочка? Проклятье! Мне нужна ее сумочка! Куда она делась?
Он нетерпеливо пошарил лучом фонаря, который случайно осветил лицо Лебруна. Старик, вцепившийся в сержевый плащ сатира, вскрикнул, когда свет попал ему в глаза.
--Вы хотите меня арестовать? Но я не имею к этому никакого отношения! Я ...
--Замолчите!--прервал его Чуркин.--Эта девуш-
ка, друг мой, мертва менее двух часов. Когда вы закрыли музей?
--Незадолго до половины двенадцатого, месье,--как только вы меня вызвали ...
--А вы спускались сюда перед закрытием?
--Я всегда так делаю, месье. Некоторые лампы не выключаются с основного пульта наверху--мне приходится спускаться, чтобы выключить их.
--Но тогда здесь никого не было?
--Абсолютно никого!
Чуркин посмотрел на часы.
--Двенадцать сорок пять. Прошло чуть больше часа с тех пор, как вы спускались сюда. Насколько я понимаю, девушка не могла войти через парадную дверь?
--Это невозможно, месье! Моя дочь не открыла бы ее никому, кроме меня. Мы пользуемся специальным звонком в качестве сигнала. Но вы можете спросить ее ...
Луч фонаря скользнул по полу площадки и двинулся вверх по стене. Фигура сатира стояла спиной к задней стене музея, поэтому повернувший на лестнице видел ее в профиль. Луч задержался у лестницы, ведущей дальше вниз. В этом углу горела тусклая зеленая лампа, освещая только бок капюшона сатира, но яркий свет фонаря продемонстрировал, что часть стены была деревянной, выкрашенной под камень.
--Понятно,--пробормотал детектив.--Полагаю, там
еще один вход в музей?
--Да, месье. За этими стенами вниз, к Галерее ужасов, ведет узкая лестница: так я могу добраться к скрытым лампам изнутри. Рядом есть еще одна дверь ...
--Куда?--Чуркин резко повернулся.
--Ну... в крытый проход, ведущий к Севастопольскому бульвару. Но я никогда не открываю дверь в этот проход. Она всегда заперта.
Луч фонаря медленно переместился от подножия деревянной двери к основанию статуи. По полу тянулся кривой след брызг крови. Стараясь не наступать на них, Чуркин подошел к стене и надавил на нее. Участок дерева, выкрашенного под камень, легко поддался, уйдя внутрь. Стоя позади детектива, я видел, что за ним находится тесная каморка с лестничным пролетом вниз, к Галерее ужасов, а параллельно ложной деревянной стене-- еще одна тяжелая дверь. Я чувствовал на своем рукаве
дрожащие пальцы Лебруна, покуда Чуркин обследо-
вал с помощью фонаря замок этой двери.
--Американский замок,--сказал он,--и не защелкнутый. Сегодня вечером этой дверью пользовались.
--Вы имеете в виду, что она открыта?--вскрикнул
Лебрун.
--Отойдите!--раздраженно приказал Чуркин.--
В пыли могут быть следы ног.--Достав из кармана но-
совой платок, он обмотал им пальцы и повернул дверную ручку.
Мы оказались в каменном проходе, тянущемся параллельно задней стене музея. Это было нечто вроде переулка между двумя зданиями--какой-то забытый архитектор снабдил его жестяной крышей на деревянных подпорках, так что высота прохода не превышала семи-восьми футов. Можно было разглядеть только кирпичную стену сосед-
него дома с массивной дверью без ручки вдалеке слева. Левый конец прохода также упирался в кирпичную стену. Но в правом конце темного туннеля мы видели свет, проникающий с улицы, откуда доносился шум транспорта.
Луч фонаря Чуркина осветил лежащую на сырых
каменных плитках белую женскую кожаную сумочку с рассыпавшимся содержимым. На белом фоне выделялся черный узор и поблескивал серебряный замочек. У стены напротив валялась черная маска домино с оторванной с одной стороны резинкой. Каменные плитки у подножия стены были забрызганы кровью.
Глубоко вздохнув, Чуркин повернулся к Лебруну.
--Что вам об этом известно?
--Ничего, месье! Я прожил в этом доме сорок лет и пользовался этой дверью менее дюжины раз. Ключ ... я даже не знаю, где ключ!
Детектив мрачно улыбнулся.
--Тем не менее замок совсем новый. И дверные петли смазаны. Ну, не важно.
Я последовал за ним к выходу на улицу. В конце выложенного каменными плитками прохода тоже была дверь, но распахнутая и прижатая к стене. Чуркин присвистнул.
--Здесь, Джек, настоящий пружинный замок с предохранителем от взлома, именуемый «бульдогом». Его невозможно взломать. Тем не менее, дверь открыта! При закрытой двери в проходе, должно быть, совсем темно. Интересно, есть ли тут освещение? Ага, вот оно!
Он нажал на маленькую, почти невидимую кнопку в кирпичной стене на высоте около шести футов. Лампы наверху, скрытые среди деревянных подпорок, осветили проход. Издав краткий возглас, Чуркин почти сразу же выключил свет.
--В чем дело?--спросил я.--Почему бы не оставить
свет? Если вы хотите обследовать проход ...
--Тише!--прервал меня он.--Джек, единственный
раз за всю мою карьеру я должен бы был вмешать это дело  рутинную процедуру Сюртэ. Агенты должны до рассвета пройтись по этому проходу частым гребешком, а мне придется расхлебывать последствия. Я не могу позволить  сделать это... Быстро! Закройте дверь.--Он бесшумно сделал это сам.--Теперь оберните пальцы носовым платком и подберите сумочку и ее содержимое. Я должен поскорее обследовать все остальное.
С тех пор как Чуркин шагнул в проход, он ходил
только на цыпочках. Я последовал его примеру, покуда он склонился над заляпанным кровью полом. Бормоча себе под нос, детектив начал соскребать с пола и насыпать в конверт что-то поблескивающее в луче фонаря. Я подобрал сумочку и ее содержимое, стараясь ничего не упустить. Маленькая золотая пудреница, губная помада, носовой платок, несколько карточек, письмо, автомобильный ключ, адресная книжка, записки и мелочь. Потом Чуркин знаком велел мне идти за ним, и мы двинулись назад через дверь музея и фальшивую стену к статуе сатира.
Но детектив задержался у фальшивой стены, глядя на зеленый свет в углу. Озадаченно нахмурившись, он посмотрел на две двери, словно что-то измеряя на глаз.
--Да,--произнес Чуркин, обращаясь наполовину к
самому себе.--Если это ...-- он постучал по секции сте-
ны,--было закрыто, а дверь в проход открыта, зеленый
свет был бы виден под щелью.--Он повернулся к Лебруну.--Подумайте хорошенько, друг мой! Вы сказали нам, что, покидая музей около половины двенадцатого, везде погасили свет?
--Конечно, месье!
--Везде? Вы в этом уверены?
--Могу поклясться!
Чуркин постучал по лбу костяшками пальцев.
--Тут что-то не так. Эти лампы--во всяком случае,
вот эта--должны были гореть. Капитан Массон, сколь-
ко сейчас времени?
 Перемена темы была такой внезапной, что Массон, сидящий на лестнице, опустив подбородок на руки, ошеломленно поднял взгляд.
--Прошу прощения?
--Я спросил, сколько сейчас времени,--повторил детектив.
Массон достал большие золотые часы.
--Почти час ночи,--угрюмо ответил оп.--А какого
черта вас это интересует?
--Не знаю.--Чуркин казался слегка повредившим-
ся в уме, поэтому я знал, что он на пути к открытию.--На какое-то время мы оставим тело мадемуазель Ивонны здесь. Только еще один взгляд ...
Он снова присел на корточки возле тела. Оно перестало внушать страх--с его пустыми карими глазами, сдвинутой набок шляпке и странной позой тело казалось менее реалистичным, чем восковые фигуры. Притянув поближе золотую цепочку на шее девушки, Чуркин стал изучать ее.
--Рывок был резким,--заметил он, дернув за цепочку в качестве иллюстрации.--Звенья маленькие, но крепкие, а они сразу порвались.
Когда Чуркин поднялся, собираясь вернуться на-верх, Массон остановил его.
--Вы намерены оставить ее здесь одну?
--Почему нет?
Молодой человек рассеянно провел рукой по глазам.
--Не знаю,--ответил он.--Полагаю, ей это не повре- дит. Но вокруг нее всегда было много людей ... когда она была жива. А здесь так темно ... Не возражаете, если я останусь с ней?
Чуркин с любопытством смотрел на него.
--Понимаете,--продолжал Массон с неподвижным
лицом,--я не могу смотреть на нее, не думая об Манон... Боже мой!--Его голос дрогнул.--Я ничего не могу с собой поделать!
--Успокойтесь!--сказал Чуркин.--Пойдемте с
нами наверх. Вам нужно выпить.
Мы вернулись через грот и вестибюль в гостиную
Лебруна. Скрип кресла-качалки замедлился, когда ма-
демуазель Лебрун посмотрела на нас, откусывая нит- ку. Должно быть, она поняла по выражению наших лиц, что мы нашли больше, чем искали,--кроме того, бросалась в глаза кожаная сумочка. Чуркин молча направился к телефону, а Лебрун достал из буфета маленькую бутылку бренди. Его дочь измерила взглядом количество напитка, которое он налил Массону, и поджала губы. Вскоре она спова стала раскачиваться в кресле.
Мне было не по себе. Часы тикали, кресло поскрипывало. Я чувствовал, что эта комната всегда будет ассоциироваться у меня с запахом вареной картошки. Мадемуазель Лебрун не задавала вопросов --ее тело было напряжено, а пальцы двигались механически. Казалось, какие-то грозные силы собираются вокруг рубашки в красную полоску, которую она зашивала. Выпивая бренди вместе с Массоном, я видел, что он тоже смотрит на нее ... Несколько раз отец девушки начинал говорить, но
мы хранили молчание.
Наконец в комнату вернулся Чуркин.
--Я хочу спросить у вас, мадемуазель ...--начал он.
--Марион!--вмешался ее отец голосом, полным муки. --Я не мог рассказать тебе! Это убийство! Это ...
--Пожалуйста, успокойтесь,--остановил его Чуркин.--Я хочу спросить у вас, мадемуазель, когда вы
включили свет в музее этой ночью.
Девушка не стала спрашивать, что он имеет в виду. Она отложила шитье и ответила.
--Вскоре после того, как папа ушел встретиться с
вами.
--Какие именно лампы вы включили?
--Я повернула выключатель, который контролиру-
ет лампы в центре главного грота и на лестнице в под-
валы.
--Почему вы это сделали?
Она смотрела на него без всякого интереса.
--Это был вполне естественный поступок Мне показалось, будто я слышу, как кто-то ходит по музею.
--Полагаю, вы не нервная особа?
--Нет.--Ни намека на улыбку--было очевидно, что все, связанное с нервами, вызывает у нее презрение.
--Вы пошли проверить?
--Да ...--Так как детектив продолжал смотреть на нее, подняв брови, она добавила.--Я заглянула в главный грот, где, как мне показалось, слышала звуки, но там никого не было. Я ошиблась.
-- Вы не спускались по лестнице?
--Нет.
--Сколько времени был включен свет?
--Точно не знаю. Минут пять--может быть, больше. А теперь объясните мне,--резко осведомилась она, вы-
прямившись в кресле,--что означают эти разговоры об
убийстве?
--Некая мадемуазель Ивонна Делани,--медленно
отозвался Чуркин,--была убита. Ее тело поместили в
руки сатира на повороте лестницы ...
Старый Лебрун схватил Чуркина за рукав. Два не-
лепых клочка седых волос торчали на лысой голове как уши собаки. Красноватые глаза расширялись и сжимались.
--Пожалуйста, месье! Она ничего об этом не знает!
--Не вмешивайся, старый дурень!--огрызнулась девушка.--Я сама с ними разберусь.
Отец подчинился, поглаживая седые усы и бакенбарды. Его лицо выражало гордость за дочь и одновременно мольбу опрощении.
--И так, мадемуазель,--снова заговорил Чуркин,--
имя Ивонна Делани вам знакомо?
--По-вашему, месье, я знаю имена и лица всех случайных посетителей этого места?
Чуркин склонился вперед.
--А почему вы думаете, что мадемуазель Делани посещала это место?
--Вы сказали, что она здесь.
--Ее убили в проходе за домом, ведущим на улицу,--объяснил Чуркин.--Вероятно, она никогда в жизни не посещала этот музей.
Девушка пожала плечами, снова потянувшись за
шитьем.
--В таком случае музей тут ни при чем, верно?
Чуркин вынул сигару. Казалось, он размышляет над ее словами, сдвинув брови. Мари Лебрун опять начала шить, улыбаясь, словно одержала верх в трудном поединке.
-- Мадемуазель,--задумчиво промолвил детектив,--
я намерен попросить вас выйти и взглянуть на тело. Но мои мысли возвращаются к нашей беседе ранее этим вечером.
--Да?
--К беседе, касающейся мадемуазель Манон Дюшон, которую мы нашли убитой, а тело утопленным в Сене.
Девушка вновь отложила шитье.
--Проклятье!--воскликнула она, хлопнув ладонью
по столу.--Неужели меня никогда не оставят в покое?
Я сообщила вам все, что знаю об этом.
--Если я правильно помню, капитан Массон попросил вас описать мадемуазель Трюшон. В результате провала в памяти или какой-то иной причины ваше описание было неправильным.
--Я же сказала, что, вероятно, ошиблась! Должно
быть, я думала о ком-то еще ...
Чуркин зажег сигару и взмахнул спичкой.
--Вот именно, мадемуазель! Вы думали о ком-то еще. Сомневаюсь, что вы когда-либо видели мадемуазель Трюшон. У вас внезапно потребовали описание, и вы пошли на риск, быстро описав другую девушку, пришедшую вам в голову. Это заставляет меня интересоваться ...
--Ну?
--…интересоваться,--задумчиво продолжал Чуркин,--почему вам пришла в голову именно эта девушка. Иными словами, почему вы дали нам точное описание мадемуазель Ивонны Делани.
Чуркин выиграл. Это было видно по слегка опущенным уголкам рта, задержке дыхания, застывшем на мгновение взгляде, покуда быстрый ум девушки искал лазейку. Потом она рассмеялась.
--Не понимаю вас, месье! Данное мной описание могло подойти очень многим.
--Ага! Значит, вы признаете, что никогда не видели мадемуазель Трюшон?
--Я ничего не признаю! Как я сказала, мое описание могло бы подойти и тысяче женщин ...
--Но только одна из них лежит здесь мертвая.
--...а то, что оно подходит и мадемуазель Делани, всего лишь случайное совпадение.
--Спокойно!--Чуркин сделал предостерегающий
жест сигарой.--Откуда вы знаете, как выглядит мадемуазель Ивонна? Вы ведь ее еще не видели.
Лицо девушки покраснело от гнева. Чувствовалось, что причина не в обвинениях, а в том, что Чуркин одержал над ней верх. Любой, оказывающийся более проворным в словесной дуэли, приводил ее в ярость. Она снова пригладила длинные волосы.
--Вам не кажется, что вы слишком долго испытываете на мне ваши ищейские трюки? С меня довольно!
Чуркин покачал головой с отеческим видом, кото-
рый разозлил ее еще сильнее.
--Право, мадемуазель, нам нужно обсудить и другие вопросы. Я не могу расстаться с вами так легко.
--Как полицейский, вы обладаете этой привилегией.
--Совершенно верно. Думаю, мы должны признать, что смерти Манон Трюшон и Ивонн Делани тесно связаны друг с другом. Но сейчас мы переходим к третьей даме--куда более загадочной фигуре, чем первые две. Похоже, она исполняет в этом месте роль призрака. Я имею в виду женщину, чье лицо никто не видел, но которая появляется в меховой горжетке и коричневой шляпке. Кстати, этим вечером ваш отец выдвинул любопытную теорию ...
--Матерь божья!--фыркнула девушка.--Неужели вы слушали выдумки этого выжившего из ума старика?
Говори, папа! Ты рассказал им ... все это?
Старик не без достоинства выпрямился.
--Я твой отец, Мари. Я пытался рассказать им то, что, по моему мнению, является правдой.
Впервые холодное бледное лицо девушки согрело выражение нежности. Подойдя к отцу, она обняла его за плечи.
--Слушай, папа, ты устал. Пойди в спальню, приляг и отдохни. Этим господам больше незачем с тобой беседовать. Я могу сообщить им все, что они хотят знать.
Она посмотрела на нас, и Чуркин кивнул.
--Ну ...--неуверенно произнес старик,--если вы не
возражаете... Это было страшным потрясением. Не знаю, когда еще я был так расстроен ...--Он повысил голос.--За сорок два года наше имя стало известным. Имя значит для меня очень многое ...
Лебрун виновато улыбнулся нам, потом повернулся и заковылял в тень, где словно растворился среди салфеточек, набитых конским волосом стульев, и тусклого света уличного фонаря, проникающего сквозь плотные портьеры. Мари Лебрун глубоко вздохнула.
--А теперь, месье?
--Вы по-прежнему готовы утверждать, что женщина в коричневой шляпке--миф?
--Естественно. У моего отца бывают ... фантазии.
--Как раз в связи с этим я хотел бы упомянуть один маленький пункт. Ваш отец гордится своим именем. Содержание подобного музея--прибыльный бизнес?
Теперь она держалась настороженно, ища западню.
--Не вижу связи.
--Тем не менее связь есть. Он говорил о своей бедности. Полагаю, финансами занимаетесь вы?
--Да.
Чуркин вынул сигару изо рта.
--Значит, ему известно, что ваши вклады в различных банках Парижа составляют в сумме почти миллион франков?
Девушка не ответила, но ее лицо побледнело, а глаза расширились.
--У вас есть что сообщить мне?--небрежно осведо-
мился Чуркин.
--Нет.--Ее голос звучал хрипло.--Кроме того, что вы ... умный человек. Полагаю, вы расскажете ему?
Чуркин пожал плечами.
--Не обязательно. О! Кажется, прибыли мои люди.
С улицы донесся звон колокольчика машины уголовной полиции. Она остановилась, и мы услышали голоса. Чуркин поспешил к парадной двери. Подъехала еще одна машина. Лицо Массона было озадаченным.
--Что, черт возьми, все этот значит?-- осведомился он.--Не могу понять, чем мы тут занимаемся!--Словно вспомнив о присутствии Мари Лебрун, он смущенно улыбнулся.
Я повернулся к девушке.
--Мадемуазель, полиция наверняка перевернет все вверх дном. Если вы желаете удалиться, уверен, что Чуркин не станет возражать.
Мари Лебрун устремила на меня серьезный взгляд. Я с удивлением осознал, что в соответствующей обстановке она бы выглядела красивой. Если бы девушка расслабилась, ее сильное и гибкое тело обрело бы изящество; подходящие одежда и косметика усилили бы красоту лица и
блеск волос. Прекрасное видение словно стояло за спиной реальной девушки в убогом черном платье. Очевидно, она прочитала эти мысли на моем лице, и какое-то время мы вели молчаливый диалог. Тогда я еще не знал, что подобное общение поможет мне в ближайшем будущем, в минуты смертельной опасности. Она кивнула, как будто отвечая.
--Вы весьма искренний молодой человек.--Это говорило видение! Легкая улыбка мелькнула на плотно сжатых губах. Я почувствовал тесноту в груди, словно призрак воплотился в телесной форме, а наши невысказанные слова эхом отзывались в комнате.-- Вы мне нравитесь. Но я не желаю удаляться. Мне интересно посмотреть, что будет делать полиция.
Через дверь мы видели входящих полицейских--сержанта в униформе, двоих быстроглазых мужчин в фетровых шляпах, фотографов с коробками и штативами на плечах. Я слышал, как Чуркин дает указания. Он вернулся в комнату в сопровождении одного из мужчин в фетровых шляпах.
--Вести расследование будет инспектор Бернард Дассен,--сообщил Чуркин.--Я передаю все ему в руки. Вы поняли, инспектор, что я сказал вам насчет прохода?
--Мы будем осторожны,--кратко ответил Дассен.
--И никаких фотографий.
--Никаких--там. Понятно.
--Теперь относительно этих вещей.--Чуркин подо- шел к столу, на котором лежали сумочка и ее содержимое вместе с найденной в проходе черной маской домино.--Взгляните на них. Все они были в проходе.
Внимательное, чисто выбритое лицо инспектора склонилось над столом. Его пальцы быстро пробежали по предметам.
--Насколько я понимаю,--спросил он,--сумочка принадлежала убитой?
--Да. На застежке ее инициалы. Среди содержимого я не обнаружил ничего значительного, кроме этого.
Чуркин протянул клочок бумаги, очевидно в спешке оторванный от угла блокнота. На нем были написаны имя и адрес. Инспектор присвистнул.
--Господи! --пробормотал Дассен—Значит, он в этом замешан? Понятно! Соседний дом... Мне задержать его?
--Ни в коем случае! Я собираюсь лично с ним побеседовать.
Позади я услышал слабый звук. Мари Лебрун ухватилась за спинку качалки, которая неожиданно скрипнула.
--Могу я спросить,--заговорила она,--чье имя там
написано?
--Можете, мадемуазель.--Инспектор резко взглянул на нее из-под полей шляпы.--Здесь написано: «Симон Беактрис, авеню Монтень, 645. Телефон: Елисейские Поля, 11-73~. Вам это знакомо?
--Нет.
Казалось, Дассен намерен продолжить расспросы, но Чуркин коснулся его руки.
--В адресной книжке нет ничего существенного. Здесь ключ от машины и водительские права. Сообщите дежурному патрульному номер автомобиля, пусть проверит, не оставили ли его поблизости ...
Вызванный Дассеном полицейский вошел и отдал честь. Получив указания, он заколебался.
--Я могу добавить кое-что, месье, возможно связанное с этим делом.--Когда Чуркин и инспектор повернулись к нему, полицейский смутился еще сильнее.--Может быть, господа, это не имеет значения. Но этим вечером я заметил у входа в музей женщину. Я обратил на нее внимание, потому что дважды прошел мимо в течение пятнадцати минут и оба раза она стояла у двери,словно не решаясь позвонить. При виде меня она поворачивалась к двери спиной, как будто стараясь дать понять, что ждет кого-то ...
--Музей был закрыт?--осведомился Чуркин.
--Да, месье, я это точно знаю. Меня это удивило, так как обычно он открыт до полуночи, а когда я проходил первый раз, было только без двадцати двенадцать ... Женщина выглядела озадаченной.
-- Сколько времени она там оставалась?
--Не знаю, месье. Когда я проходил в следующий раз, было начало первого и она уже ушла.
--Вы бы узнали эту женщину, если бы увидели ее
снова?
Полицейский с сомнением нахмурился.
--Ну ... освещение было очень тусклым, но думаю, я узнал бы ее. Да, я почти уверен.
--Отлично!--кивнул Чуркин.--Пройдите вместе
с остальными к телу убитой и посмотрите, та ли это женщина. Только будьте внимательны. Погодите! Вам не показалось, что она ... нервничала?
--Даже очень нервничала, месье!
Отпустив его взмахом руки, Чуркин посмотрел на
Мари Лебрун.
--Вы никого не видели и не слышали снаружи, мадемуазель?
--Никого.
--В дверь не звонили?
--Я уже говорила вам, что нет.
--Хорошо, хорошо.--Чуркин подобрал черную мас- ку.--Это, инспектор, нашли около пятен крови. Мне ка-
жется, девушка стояла в проходе спиной к кирпичной стене соседнего дома на расстоянии, скажем, около полутора метра от нее. Убийца, очевидно, стоял прямо перед девушкой--судя по тому, как брызнула кровь, он ударил ее через левое плечо под лопатку. На это указывает направление раны. Маска тоже наводит на размышления. Как видите, резинка оторвана с одной стороны, словно за нее сильно дернули ...
--Дернул убийца?
--Ну а как вы можете это объяснить?--проворчал Чуркин..
Дассен поднес к лампе белую внутреннюю сторону маски.
--Ее надевала женщина!--воскликнул он.--Нижний
край касался верхней губы на маленьком лице, и на нем осталось красное пятно ...--инспектор царапнул его ногтем,--да, от губной помады. Слабое, но достаточно заметное.
Чуркин кивнул.
--Маской действительно пользовалась женщина. Что еще?
--Подождите! Предположим, ее надевала убитая?
--Я тщательно осмотрел ее, инспектор. На ней не было губной помады. К тому же цвет помады, как видите, очень темный. Ею красилась смуглая женщина, вероятно, брюнетка. А теперь взгляните на резинку.--Чуркин щелкнул ею.--Она достаточно длинная, если судить хотя бы по тому факту, что обычная маска домино доходит до верхней губы, и мы знаем, что лицо было маленьким. Если
маленькая женщина надевала маску с очень длинной резинкой ...
--Да,--кивнул Дассен, когда Чуркин сделал па-
узу.--Значит, у нее длинные и густые волосы, которые
обхватывала эта резинка.
Чуркин улыбнулся и выпустил облачко сигарного
дыма.
--Следовательно, инспектор, мы имеем дело с миниатюрной брюнеткой, щедро пользующейся косметикой и с пышными волосами. Думаю, это все, что может сообщить нам маска. Она вполне ординарного типа--такую можно легко купить в магазине.
--Что-нибудь еще?
--Только это.--Достав из кармана конверт, Чуркин вытряхнул из него на стол очень мелкие осколки стек-
ла.--Они валялись на полу в проходе,--объяснил он--
а один застрял в стене. Оставляю их на ваше усмотрение, инспектор,--в данный момент мне нечего добавить. Не думаю, что вы найдете следы ног или отпечатки пальцев ... Джека и капитана Массона я беру с собой для беседы с месье Беатрикс. Потом, если я вам понадоблюсь, можете звонить мне домой в любое время. Сейчас у меня нет никаких указаний.
--Мне нужен адрес убитой. Нам придется уведомить родственников, что мы забираем тело для вскрытия.
--Дассен,--усмехнулся Чуркин, похлопав инспектора по плечу,--ваша прямота и практичность просто очаровательны. Уверен, что отец мадемуазель Делани был бы благодарен за новости, сообщенные ему таким образом. Нет-нет, об этом позаботимся я или капитан Массон. Но сообщите мне, что хирург обнаружит в ране. Едва ли вы найдете оружие ... А, вот и вы! Ну?
Появился полицейский с фуражкой в руке.
--Я посмотрел на тело, месье,--сказал он.--Уверен,
что это не та женщина, которую я видел у двери музея.
Дассен и Чуркин обменялись взглядом. Последний осведомился.
-- А вы можете описать нам ту, которую видели?
--Это нелегко. В ней не было ничего особо примечательного. По-моему, хорошо одетая блондинка среднего роста ...
Дассен надвинул шляпу почти до бровей.
--Господи!--воскликнул он.--Сколько же в этом деле замешано женщин? Мы только что получили описание одной--благодаря маске,--а теперь у нас оказывается и блондинка! Что-нибудь еще?
--Да, месье.--Полицейский вновь заколебался.--По-моему, на ней были меховая горжетка и маленькая коричневая шляпка.
После долгой паузы, во время которой Массон прижимал руки к голове, Чуркин вежливо поклонился мадемуазель Лебрун.
--Миф,--сказал он,--становится реальностью. Же-
лаю вам доброй ночи, мадемуазель.
Чуркин, Массон и я шагнули в прохладную темно-
ту улицы.

         


                Г Л А В А  3

Давно зная Чуркина, я понимал, что, хотя сейчас
было больше часа ночи, это не помешает ему разыскивать любого человека, с кем он хочет поговорить,--не из-за спешки, а потому, что ночь и день были для него едины. Он ухитрялся спать в любое время, когда у него выдавалась свободная минута, если вовсе не забывал это делать. Когда расследование увлекало его, он не замечал времени и не позволял никому замечать его.
--Если хотите, можете сопровождать нас, капитан,--
обратился Чуркин к Массону, когда мы вышли из му-
зея.--Джек и я отправляемся на весьма любопытную
беседу. Но сначала предлагаю чашку кофе. Мне нужна
информация, и пока что, капитан, только вы можете сообщить мне ее.
--Хорошо, я пойду с вами,--мрачно согласился Массон.--Все, что угодно, лишь бы не возвращаться домой и не укладываться в постель. Этого я не вынесу. Лучше не спать всю ночь. Пошли!
Автомобиль Чуркина стоял на углу бульвара Мон-
мартр. Около него светилось окно ночного кафе. Столики еще не убрали с тротуара, хотя улица была пуста и ветер колыхал навес. Кутаясь в пальто, мы уселись за один из столиков. Далеко над бульваром мерцал нимб, светящийся по ночам вокруг Парижа; с улиц доносился шум транспорта и квакающие гудки такси. Мертвые листья шуршали по тротуару. Нервы у всех нас были напряжены. Когда официант принес кофе с коньяком, я залпом выпил свою порцию.
Массон поежился и поднял воротник пальто.
--Похоже, я начинаю уставать,--сказал он. Его на-
строение внезапно изменилось.--Эта погода ... Кого мы
собираемся повидать?
--Человека по имени Симон Беатрикс,--ответил Чуркин.--Впрочем, это лишь одно из его имен. Кстати, Джек, вы уже видели его этим вечером--это первый человек, на которого я указал вам в ночном клубе. Что вы о нем думаете?
Я замешкался. Впечатление почти полностью затерялось в потоке ужасов, обрушившихся на нас после посещения ночного клуба. У меня сохранилось лишь воспоминание о зеленых лампах, таких же жутких, как в музее, освещающих лицо с неподвижными глазами и кривой улыбкой. «Симон Беактрис, авеню Монтень»... Он жил на одной улице со мной, а там не обитают люди с маленькими
доходами. Его имя было известно инспектору Дассену.
Казалось, он весь вечер таился где-то рядом, словно призрак. Я пожал плечами.
--Кто он такой?
Чуркин нахмурился.
--Симон Беатрикс--очень опасный человек, Джек. Пока что я не могу ничего добавить, кроме того, что он как-то связан с сегодняшними событиями.--Детектив с отсутствующим взглядом передвигал кофейную чашку взад-вперед по столу.--Я знаю, что вас обоих раздражает работа впотьмах, но обещаю, что, если мы застанем его дома, вы многое поймете в сегодняшних событиях.
Чуркин сделал паузу. Желтый лист влетел под навес и опустился на столик. Холодный ветер обдувал мне лодыжки.
--Нужно уведомить родителей мадемуазель Делани Ивонны,--медленно произнес Чуркин.
--Знаю. Чертовски неприятная задача ...--Массон заколебался.--Думаете, нам лучше позвонить?
-- Нет. Подождем до утра. Они не смогут прочитать об этом в утренних газетах, так как это произошло слишком поздно, чтобы успеть попасть туда. Я знаю ее отца и, если хотите, могу избавить вас от этой обязанности... Просто невероятно! Обе девушки из высшего общества. Обычные люди--да. Но они ...
--На что вы намекаете?--осведомился Массон.
--На ловушку,--ответил Банколен.--Сам не знаю. У меня в голове путаница. Тем не менее готов держать
пари на свою репутацию, что правильно понял призна-
ки... Мне нужна информация. Говорите, капитан! Расскажите мне об этих девушках--вашей невесте и Ивонн Делани.
--Но что именно вы хотите знать?
--Все! Вы просто говорите, а я сам отберу то, что важно.
Массон уставился прямо перед собой.
--Манон,--произнес он тихим напряженным голо-
сом,--была самой прекрасной ...
--Черт возьми, это мне не нужно!--Чуркин так ред-
ко терял присущую ему обходительность, что я с удивлением посмотрел на него. Он едва не грыз ногти. --Пожалуйста, избавьте меня от точки зрения влюбленного. Расскажите что-нибудь конкретное. Каковы были ее вкусы? Кем были ее друзья?
Столкнувшись с необходимостью дать рациональный ответ, Массон, казалось, не мог найти подходящие слова. Он смотрел на лампы наверху, на свою чашку, на листья, словно пытаясь пробудить воспоминания.
--Ну ... она была самой чудесной ...--Поняв, что делает ту же ошибку, он оборвал фразу и покраснел.--Манон живет со своей матерью--вдовой. Она любила дом, сад, пение... да, обожала пение!.. и ужасно боялась пауков--едва не падала в обморок при виде их. И она много читает ...
Массон продолжал свое сбивчивое повествование, путая прошедшее и настоящее время и вспоминая маленькие инциденты--Манон, срезающую цветы в саду, со смехом соскальзывающую со стога сена,--показывающие, какой она была простой, доброй и счастливой девушкой. Слушая рассказ об их серьезной и чистой любви, я пред-
ставлял себе девушку на фотографии: красивое лицо,
шелковистые волосы, маленький подбородок, глаза, видевшие только книжки с цветными картинками, письма, планы и встречи этих двоих под наблюдением матери, которая, как я понял по описанию Массона, была светской дамой.
--Ей нравилось, что я военный,--добавил Массон.--
Хотя воевать мне довелось немного. После Сен-Сира
меня отправили в Африку, и я побывал в нескольких
стычках с берберами, но моя семья всполошилась, и меня перевели на базу в Марокко. Чистой воды синекура! Мне это не по душе, но Манон была довольна, поэтому ...
--Понятно,--прервал его Чуркин.--А ее друзья?
--Ну, она редко где-то бывала--не любила выходить в свет,--с гордостыо отозвался Массон,--У нее были две близкие подруги--их называли неразлучными: Манон, Ивонна Делани и Каролина Дюранд. Они подружились в монастыре и сейчас не так близки, как прежде. Хотя не знаю ... Я редко бываю в Париже, а Манон редко писала мне о том, где бывает и с кем видится.
--Значит, вы не слишком много знаете о мадемуазель Делани?
--Н-нет. Она никогда мне особенно не нравилась.--
Он пожал плечами.--У нее была саркастичная манера
разговора, и она над всеми смеялась. Но сейчас Ивонна мертва, а Манон любила ее ...
--Понятно. А кто такая эта мадемуазель Дюранд?
Массон снова поднял свою чашку, но тут же поставил ее.
--Каролина? Ну ... просто подруга. Насколько я понимаю, она хотела пробиться на сцену, но семья ей не позволила. Каролина очень красивая, если вам нравятся высокие блондинки ...
Наступило молчание. Чуркин барабанил пальцами по столу; его глаза были полузакрыты.
--Нет,--сказал он наконец.--Полагаю, вы не в состоянии дать нам подробный отчет об этих двоих. Ладно! Если вы готовы ...--он постучал монетой по блюдцу, подзывая официанта,--мы можем идти.
Париж несправедливо обвиняют в пристрастии к ночной жизни--он укладывается спать достаточно рано. Бульвары были пустынными, а большинство окон--зашторенными. Большой автомобиль Чуркина быстро проследовал к центру города, где фонари тетров дремали под электрическими вывесками. Дома под звездным небом казались голубовато-серыми, а гудки автомобилей звучали приглушенно. Деревья на бульваре Капуцинов выглядели потрепанными и зловещими. Мы разместились на переднем сиденье--Чуркин вел машину с обычной для него скоростью семьдесят километров в час, казалось не замечая, что сидит за рулем. Наш клаксон отзывался эхом на рю Руаяль, а холодный ветер благодаря опущенному ветровому стеклу дул нам в лицо, донося запахи мокрых мостовых, каштанов и осеннего дерна. Про-
бравшись через лес белых фонарей на плас де ла Конкорд, мы свернули на Елисейские Поля. Быстро выехав из убогих кварталов у ворот Сен-Мартен, мы очутились в уютной атмосфере увитых плющом стен и аккуратных деревьев авеню Монтень.
Почти каждый день я проходил мимо дома номер 645, так как жил почти рядом. Это было высокое старое здание, отделенное от улицы серой каменной стеной с массивными коричневыми дверями, снабженными полированными медными ручками, которые я никогда не видел открытыми. Чуркин нажал на кнопку звонка. Вскоре одна из дверей открылась. Я услышал, как Чуркин обменивается с кем-то быстрыми фразами, и мы вошли, несмотря на протестующий голос, в пахнущий сыростью
двор. Протестующий голос, обладателя которого я не мог разглядеть в темноте, следовал за нами по дорожке. Из открытой двери дома проникал слабый свет. Но дверь быстро блокировал обладатель протестующего голоса, который, обойдя нас, пятился в прихожую.
--Но я говорю вам, что месье нет дома!
--Значит, он скоро будет дома,--отозвался Чуркин. --Подойдите сюда, друг мой. Я хочу посмотреть,
знаю ли я вас.
Свисающий с высокого потолка хрустальный шар осветил бледное лицо, коротко остриженные волосы и оскорбленный взгляд.
--Да-да,--продолжал Чуркин после краткой паузы.-- Я вас знаю. Вы фигурируете в моих досье. Ладно,
мы подождем месье Беатрикс.
Глаза на бледном лице почти закрылись.
--Хорошо, месье.
Нас проводили в комнату в передней части дома. Она была весьма просторной, с позолоченными карнизами, почерневшими от времени. Свет лампы с абажуром не проникал в дальние углы, но я видел, что высокие окна прикрыты стальными ставнями. Хотя в камине ярко горели дрова, помещение казалось холодным--изысканная резьба по позолоченному дереву, мраморные столы, стулья на тонких изогнутых ножках создавали ощущение, что с таким же комфортом вы могли бы разместиться в музее. В одном углу стояла огромная арфа. Каждый
предмет мебели выглядел ценным и в то же время не-
практичным. Меня интересовало, что за человек живет
здесь.
--Присаживайтесь к огню, господа,--предложил Чуркин.--Не думаю, что нам придется долго ждать.
Слуга исчез. Но он оставил открытыми двойные двери в прихожую, за которыми я видел тусклый свет. Я опустился в обитое парчой кресло у камина, откуда был виден свет в холле, думая, чьи шаги нам предстоит услышать. Я не хотел сидеть лицом к огню, стараясь не терять из виду дверь. Но Чуркин уставился на языки пламени, погрузившись в размышления и подперев рукой подбородок. Красные отблески играли на его лице под аккомпанемент треска дров и беспокойных шагов Массона по паркетному полу. Снаружи свистел ветер, и я смутно слы-шал, как часы на Доме инвалидов пробили два ...
Все произошло без предупреждения. В сумраке я четко видел тускло освещенный прямоугольник двери в холл, а сквозь него часть парадной двери, но не заметил, чтобы кто-нибудь вошел в дом, хотя слышал слабый щелчок замка. Внезапно большая белая кошка метнулась в комнату, остановившись у камина с громким мяуканьем и урчанием ...
Чей-то массивный силуэт прошел через прямоугольник, снимая цилиндр и накидку. Послышались негромкие шаги по паркету.
--Добрый вечер, месье Беатрикс,--поздоровался Чуркин, не меняя позы и не отрывая взгляда от огня.-- Я ждал вас.
--Когда вошедший подошел к нам, я поднялся, а Чуркин повернулся от камина. Перед нами стоял мужчина, почти такой же высокий, как Чуркин, и с необычайно развитой мускулатурой, не препятствовавшей, однако, изяществу движений, как у белой кошки, уставившейся на меня немигающими желтыми глазами. По-своему он был очень красив-- вернее, был бы красив, если бы не
свернутый набок крючковатый нос, к тому же ярко-розового цвета. На фоне правильных черт лица, крепкого подбородка, высокого лба, густых черных волос, продолговатых желтовато-серых глаз этот нос выглядел как слоновий хобот. Мужчина приветливо улыбнулся, но прежде, чем заговорить с нами, нагнулся и обратился к кошке.
--Ты не должна так плохо встречать моих гостей!
Голос у него был мелодичный и раскатистый-- чувствовалось, что он может управлять им, как регистрами органа. Взяв кошку на руки и положив ее на свою накидку, мужчина сел неподалеку от камина. Тяжелые веки наполовину прикрывали желто-серые глаза--светящиеся и почти гипнотизирующие. Пальцы, которыми он поглаживал голову кошки, были короткими и невероятно сильными. Причем его физическая сила явно не уступала интеллекту--казалось, он напрягает мускулы перед
смертоносным прыжком, вызывая желание отпрянуть,
словно перед нападением противника, вооруженного
ножом.
--Сожалею, что заставил вас ждать,--продолжал
мужчина мягким глубоким голосом. --Мы с вами давно
не виделись, месье Чуркин. Это ваши помощники?
Чуркин представил нас. Он стоял, небрежно опираясь локтем на каминную полку. Беактрис кивнул сначала Массону, потом мне и снова повернулся к детективу. Постепенно его лицо приобрело самодовольное выражение--он наморщил крючковатый нос и улыбнулся.
--Этим вечером я увидел вас впервые за много лет,--задумчиво продолжал Беактрис.--Мой друг Чуркин стареет--у него в волосах много седины. Сейчас я мог бы разломать вас на мелкие кусочки ...
Он расправил широкие плечи под смокингом. Пальцы почесывали шею кошки, которая продолжала разглядывать нас стеклянными желтыми глазами. Внезапно Беактрис повернулся ко мне.
--Вас интересует это, месье?--Он осторожно притронулся к свернутому набок носу.--Спросите месье Чуркина. Это его работа.
--Мы однажды дрались на ножах,--сказал Чуркин,
изучая рисунок на ковре. Он напоминал постаревшего и усталого Мефистофеля.--Месье Беактрис считал себя мастером искусства апашей. Я ударил его рукояткой ножа вместо того, чтобы использовать лезвие ...
Беактрис наморщил нос.
--Это было двадцать лет назад. С тех пор я усовершенствовал свое искусство. Во Франции нет никого, кто мог бы ... Но оставим это. Почему вы здесь?--Он засмеялся громко и не слишком приятно.-- Вы воображаете, будто у вас есть что-то против меня?
Как ни странно, длительную паузу нарушил Массон. Обойдя вокруг стола, он остановился в освещенном огнем участке комнаты и внезапно спросил.
--Кто вы такой, черт возьми?
--Ну, это зависит ...--Беактрис не проявлял ни удивления, ни раздражения--он казался задумчивым. --Месье Чуркин со свойственной ему поэтичностью сказал бы, что я повелитель шакалов, король моллюсков, верховный жрец демонологии ...
Массон уставился на него.
--Парижский преступный мир!--с усмешкой продолжал Беактрис.--Какой романтикой овеяны эти слова! Месье Чуркин, в сущности, обычный буржуа с душой дешевого романиста. Он заглядывает в грязное кафе, полное рабочих и туристов, и видит в них создания ночи, полные греха, наркотиков и кровожадности! Преступный мир! Ха! Что за мысль!
За этими словами, произносимыми с ухмылкой, ощущалась давняя борьба. Эти два человека были старинными врагами. Их вражда была такой же ощутимой, как жар пламени, но между ними находилась стена, которую Беактрис не осмеливался разрушить прямой атакой. Его слова всего лишь царапали эту стену, как кошачьи когти.
--Капитан Массон хочет знать, кто вы,--сказал Чуркин.--Я расскажу немного о вас им обоим. Прежде всего, вы носили звание доктора наук. Вы были единственным французом, когда-либо преподававшим английскую литературу в Оксфорде.
--Это не тайна.
--Но вы были антисоциальным элементом. Вы ненавидели весь мир и все человечество. К тому же вы считали ваше жалованье слишком скромным для представителя столь выдающегося семейства ...
--Это тоже хорошо известно.
--В таком случае,--задумчиво продолжал Чуркин,--мы, несомненно, можем проследить ваш путь по
вашему же весьма причудливому менталитету. Перед
нами человек, обладающий блестящим умом и в то же
время злобным нравом, который читал книги, покуда его мозги не начали лопаться под весом их содержания, склонный к размышлениям и самоанализу, который приходит к выводу, что все моральные ценности в этом мире ложны. Если кто-либо пользуется репутацией безукоризненно честного человека, значит, он грязный вор. Если женщина считается добродетельной, значит, она шлюха. Чтобы удовлетворить свою колоссальную ненависть-- которая является всего лишь ненавистью не
нашедшего своего места идеалиста,--он начинает копаться в прошлом своих друзей, поскольку вращается в компании, которую мы именуем приличным обществом ...
Казалось, скулы на лице Беактрис внезапно окаменели от ярости. Его нос стал багровым. Но он сидел неподвижно, поглаживая кошку.
--Поэтому,--снова заговорил Чуркин,--он начал
кампанию против приличного общества--род супершан-
тажа, шантажа без чести. У него были свои досье, свои шпионы, своя картотека, где каждые письмо, фотография, отельный счет ждали нужного момента. Он вел войну только против высокопоставленных лиц, выискивая в их прошлом мелкие грешки и всячески раздувая их. Женщина, собирающаяся выйти замуж, кандидат, баллотирующийся на государственную должность, мужчина, просто начинающий многообещающую карьеру,--все они могли ожидать удара. Не думаю, что дело было в деньгах. Конечно, он вымогал у этих людей фантастические суммы, но
еще больше ему нравилось разрушать репутации, сокрушать идолов и говорить: «Эй вы, достигшие таких высот! Я могу уничтожить вас одним махом».
Словно загипнотизированный, Массон придвинул стул и сел на его край, не сводя глаз с Беактрис.
--Понимаете, господа?--продолжал Чуркин.--Это
была радость человека, делящего свои шутки с дьяволом. Посмотрите на него! Он будет отрицать то, что я сказал, но вы можете разглядеть на его лице тайное удовлетворение ...
Беактрис тряхнул головой не потому, что его задели обвинения Чуркина, а стараясь согнать упомянутое выражение со своего лица.
--Но это было не все. Я говорил о шантаже без чести, поскольку, высосав из жертвы все возможное, он не держал слова и не отдавал ей доказательство, за которое она платила. Вместо этого он публиковал его, как намеревался с самого начала. Ибо его подлинной целью было уничтожение человека полностью, дабы извлечь из своей шутки последнюю каплю триумфа... О нет, жертвы не могли
впоследствии преследовать его судебным порядком. Он слишком хорошо заметал следы--никогда не писал своим жертвам и не угрожал им при свидетелях. Но его репутация пошла под откос. Вот почему его больше не принимают в гостиных и почему он нуждается в телохранителях днем и ночью.
--Я мог бы привлечь вас к суду за ваши слова,--сдавленным голосом произнес Беактрис.
Чуркин устало усмехнулся и постучал костяшками пальцев по каминной полке.
--Но вы не станете этого делать! Я ведь знаю, месье, что вы надеетесь свести со мной счеты иным образом.
--Возможно,--вкрадчивым тоном согласился Беактрис.
--Теперь что касается того, почему я здесь,--с деловитым жестом заговорил Чуркин.--Я пришел осведомиться о новейшем аспекте вашего бизнеса.
--Вот как?
--Да, я знаю о нем. В определенном районе Парижа открылось заведение, уникальное в своем роде. Вам нравится именовать его Клубом цветных масок. Разумеется, идея не нова--подобных мест_существует немало,--но это обладает изощренностью, которой не достигали другие. Членство в клубе ограничено именами из «Готского
альманаха», а вступительные взносы составляют огромные суммы. Теоретически имена членов клуба хранятся в глубочайшей тайне.
Беактрис слегка вздрогнул--он не подозревал, что Чуркину это известно,--но пожал плечами.
--По-моему, вы сошли с ума. Какова цель этого клуба?
--Общение мужчин и женщин. Женщин, несчастливых в браке, старых или ищущих возбуждения; мужчин, которым наскучили их жены и которые ищут приключений. Они знакомятся-- женщина находит мужчину, который удовлетворяет ее, а мужчина находит женщину, которая не напоминает ему жену. Они встречаются в вашем огромном, тускло освещенном зале с плотными занавесями, приглушающими звуки, и все носят маски. Мужчина
может не догадываться, что дама, которая заговаривает с ним и уводит его для приватной беседы в один из коридоров,--вполне достойная женщина, в доме которой он обедал вчера вечером. Они сидят, пьют, слушают ваш невидимый оркестр, а потом исчезают.
--Вы говорите: «мой» огромный зал,--фыркнул Беактрис.-- «Мой» невидимый оркестр ...
--Да. Вы владеете этим местом. Конечно, не под собственным именем--думаю, под именем какой-то женщины. Но вы контролируете все.
--Даже если это так--чего я не признаю,--заведение абсолютно законно. Почему оно должно интересовать полицию?
--Да, оно законно. Оно снабжает вас наилучшими материалами для шантажа, поскольку члены клуба не знают, что вы его владелец. Но если они хотят бывать там, полагаю, это их дело...--Чуркин склонился вперед.--Я объясню вам, почему это интересует полицию. В проходе, ведущем к вашему клубу и находящемся позади музея восковых фигур, известного как «музей Лебруна», этой ночью была убита женщина по имени Ивонна Делани.
Не будете ли вы так любезны сообщить мне, что вы об
этом знаете?


      «Г о т с к и й  альманах»--издание, публикующее статистические данные о европейской знати.


Лицо Беактрис расплывалось у меня перед глазами. Я слышал возглас Массона и видел, как он вскочил в отсветах пламени, но его фигура казалась призрачной. Ибо перед моим мысленным взором был узкий, выложенный каменными плитками проход позади музея. В левом его конце я видел многозначительную дверь без ручки, а в правом,
выходящем на улицу,--приоткрытую дверь с пружив-
ным замком, предохраняющим от взлома. Я вспоминал кнопку, зажигающую тусклый зеленый свет, и черную маску с оторванной резинкой, лежащую на полу возле пятен крови ...
Издалека, словно отзывающийся эхом в том коридоре, послышался вежливый голос Беактрис.
--Могу представить доказательства, что я никак не связан с упомянутым вами клубом. Но даже если я являюсь его членом--что тогда? Я всего лишь один из многих. Я также в состоянии доказать, что сегодня вечером даже не приближался к этому месту.
--Вы понимаете, что это значит?--крикнул Массон,
дрожа всем телом.
--Сядьте, капитан!--Голос Чуркина стал резким.
Он шагнул вперед, как будто опасаясь, что нервы Массона не выдержат.
--Но если это правда... Господи, он прав! Вы безумны!
--Этого не может быть!--С отчаянием оглядевшись вокруг, Массон встретился взглядом с Чуркиным и опустился на стул. Теперь он выглядел озадаченным офицером в мундире и с кобурой, сидящим на нелепом позолоченном стуле в нелепой, пышно декорированной комнате. Долгая пауза. Манон Трюшон, Ивонна Делани, Клуб цветных масок. ..
--Прежде чем вы сделаете дальнейшие комментарии, месье Беактрис,--заговорил Чуркин,--позвольте рассказать вам еще кое о чем, что мне известно. Как я уже отметил, клубом, по-видимому, владеет и руководит какая-то женщина--имя не имеет значения, так как оно, безусловно, вымышленное. Контакты с высшим светом для привлечения в клуб новых членов также осуществляет эта
женщина. В префектуре не знают ее имени--она явно
принадлежит к высшему обществу и обращается к людям, которым может доверять и которых способно заинтересовать такое предложение. Вы содержите весьма прибыльное заведение, которое может стать крайне опасным, если о нем узнают родственники членов клуба. Думаю, ваша солидная личная охрана всегда под рукой на случай неприятностей. Если о происшедшей там трагедии сообщат газеты и члены клуба перестанут приходить туда, опасаясь, как бы об этом не узнали их близкие, вы разорены.
Беактрис достал портсигар.
--Будучи всего лишь членом клуба,--сказал он,--я,
разумеется, не в состоянии понять все это. Тем не менее вы, кажется, говорили, что убийство совершено в проходе снаружи. Это не обязательно означает связь с клубом.
--Вы не правы. Проход фактически является одним из клубных помещений. Вы входите в него с улицы через дверь со специальным замком, причем дверь всегда заперта. Членов клуба снабжают ключом от этой двери--серебряным ключом с проштампованным на нем именем его владельца. Следовательно...--Чуркин пожал плечами.
--Ясно.--Беактрис с бесстрастным видом зажег сигарету и дунул на спичку.--В таком случае, полагаю, газеты получат полный отчет о происшедшем и о самом клубе.
--Они не получат ничего подобного.
--Прошу прощения?
--Я сказал, что газеты не получат ничего подобного,--повторил Чуркин.--Я пришел сюда, чтобы сообщить вам это.
--Не понимаю вас, месье,--пробормотал Беактрис после очередной длительной паузы.
--Ни слова об этой истории не просочится в газе-
ты. Клуб будет продолжать функционировать обычным
образом. Разумеется, если вы сами не станете об этом упоминать... Клуб обладает еще одной любопытной особенностью. «Цветные маски»--не праздный термин. Я информирован о признаках, по которым можно различать членов клуба. Те, кто не имеет партнера и всего лишь подыскивает наугад того, кто удовлетворит их, надевают черные маски. Те, кто ищет конкретное лицо, надевают зеленые. Наконец, те, у кого назначена встреча с каким-то конкретным лицом и кто не желает общаться
ни с кем больше, закрываются алыми масками--будто
выставляя сигнал «руки прочь». Этой ночью в проходе
нашли черную маску ... Я спрашиваю вас снова: что вы знаете об убийстве?
Теперь Беактрис вновь был в своей стихии. Расслабившись и выпустив струйку дыма из свернутого набок носа, он откинулся назад и насмешливо посмотрел на Чуркина.
--Дорогой мой, я не знаю абсолютно ничего. Вы говорите, что там было совершено преступление. Это весьма трагично. Тем не менее мне неизвестно, кто был убит, как и почему. Может быть, вы просветите меня?
--Вы знакомы с мадемуазель Ивонна Делани?
Беактрис нахмурился, глядя на свою сигарету. Я был уверен, что могу определить, когда этот человек лжет, а когда увиливает от ответа, говоря правду. Но сейчас он казался искренне удивленным.
--Странно!--пробормотал он.—Делани--очень приличная семья. Я был знаком с девушкой--правда, всего лишь поверхностно. Ивонна Делани--член клуба! --Беактрис усмехнулся.--Ну и ну!
--Это ложь!--холодно и резко произнес Массон.--А что касается мадемуазель Трюшон...
Я услышал, как Чуркин выругался сквозь зубы.
--Капитан, я бы попросил вас не вмешиваться.
--Трюшон?--переспросил Беактрис.--Никогда не слышал эту фамилию. Кроме того, она слишком распространенная. А что случилось с ней?
--Это не является предметом нашего разговора ... Позвольте мне продолжить о мадемуазель Делани,-- сказал Чуркин.--Ее нашли этой ночью заколотой в спину в музее восковых фигур, чья задняя дверь ведет в проход.
--В музее восковых фигур? Ах да, я знаю это место! Скверная история. Но по-моему, вы говорили, что она была убита в проходе?
--Да, но ее тело перенесли в музей через открытую дверь.
--С какой целью?
Чуркин пожал плечами. Но, судя по искоркам в его глазах, он наслаждался происходящим. У этих двоих был свой, весьма изощренный способ общения. Казалось, Беактрис слышит невысказанные слова Чуркина: «Ну, это нам и предстоит выяснить».
--Вы знакомы с месье Лебруном или его дочерью?--спросил детектив.
--С Лебруном? Нет, я никогда не слышал... Погодите! Это же владелец музея восковых фигур! Нет, месье, не имею чести быть с ним знакомым.
В очаге со стуком упало полено, и сноп искр отбросил желтый свет на лицо Беактрис. Под личиной идеального свидетеля, тщательно подбирающего слова, скрывалась насмешка. Сообразив, что дело перешло всего лишь к словесному фехтованию, он чувствовал себя вне опасности.
--Подумайте как следует, друг мой!--настаивал Чуркин.--Не хотите изменить мнение?
--О чем вы?--небрежно осведомился Беактрис.
--Я не ставлю себе в заслугу информацию о вашем клубе. Она была давно предоставлена мне нашими агентами. Но когда я этой ночью сам побывал в музее восковых фигур, определенные факты показались мне многозначительными.
Чуркин изучал свою ладонь, словно сверяясь с записками.
--Дверь из прохода на улицу снабжена замком с предохранителем от взлома, специальный серебряный ключ от которого вручается каждому члену клуба. Но в проход ведет еще одна дверь--в задней стене музея. Учитывая все принятые меры предосторожности, разумно ли предположить, что руководство клуба не обратило внимания на эту дверь с обычным пружинным замком, через которую любой случайный посетитель музея может шагнуть в проход? Конечно нет! Потом я заметил, что в эту дверь
вставлен абсолютно новый замок, недавно смазанный и в полностью рабочем состоянии. Однако месье Лебрун искренне заверил меня, что дверью никогда не пользуются и он потерял ключ. Но поведение его дочери меня заинтриговало ...
Ну, все достаточно очевидно, не так ли? Дочь месье Лебруна, выполняющая почти всю работу вместо своего дряхлеющего отца, увидела возможность извлекать капитал из музея Лебруна, помимо демонстрации восковых фигур. Вход в музей создает отличное прикрытие для членов клуба, которые боятся быть замеченными! Они могут
пройти к задней стене и проникнуть в проход без ключа.
--Одну минуту!--прервал его Беактрис, вскинув голову.--Эта мадемуазель Лебрун не может отказаться
впускать в музей обычных посетителей, а не только членов клуба ...
Чуркин снова засмеялся.
--Друг мой, я не настолько наивен, чтобы предполагать, будто эти два входа--с улицы, через дверь с замком «бульдогом», и из задней стены музея, через дверь, которую можно открыть изнутри,-- являются единственными преградами, требующими преодоления. Существует еще и дверь непосред- ственно в клуб. Мне сообщили, что ее также открывает серебряный ключ, который нужно предъявить охраннику внутри. Поэтому, каким бы путем ни вошел в проход член клуба, он должен иметь при себе
этот ключ.
Беактрис кивнул. Казалось, он рассматривает дело, как чисто абстрактную проблему.
--Некоторые намеки о ситуации в музее,--продол-
жал Чуркин,--дошли до меня, прежде чем я посетил
его. Мы в префектуре не дремлем, друг мой. У нас есть
отдел, поддерживающий связь с кабинетом министров
и с тремя ведущими банками Франции. Мы ежемесяч-
но получаем списки жителей Парижа, чьи доходы или
банковские балансы превышают их заработки. Таким образом, мы очень часто приобретаем доказательства, которые могут пригодиться позже. Когда сегодня мы обнаружили тело женщины, которую видели последний раз входящей в музей Лебруна (не выглядите удивленным--произошло два убийства), я проверил банковский баланс мадемуазель Лебрун в качестве рутинной процедуры. На ее счетах почти миллион франков! Этой ночью источник дохода стал очевидным ...
Чуркин развел руками. Он не смотрел на Беактрис, зато смотрел я. Мне показалось, что в глазах его мелькнуло тайное торжество, как будто он говорил: «Вы не все знаете!». Но Беактрис всего лишь лениво бросил сигарету в камин.
--И потому вы убеждены, что я знаю эту очаровательную даму?
--А вы все еще это отрицаете?
--О да. Я уже говорил вам, что являюсь лишь членом клуба.
--В таком случае интересно,--задумчиво промолвил Чуркин,--почему она так разволновалась при упоминании вашего имени.
Пальцы Беактрис мягко опустились на шею кошки.
--Это не все,--продолжая детектив.--Мы беседова-
ли с мадемуазель, задавая вопросы и отвечая, но не
объясняя, что имеем в виду, хотя каждый из нас это понимал. Некоторые вещи стали очевидными. Ее отец не знает, что она использует музей с определенной целью, и мадемуазель не хочет, чтобы он об этом знал. Старик гордится своим музеем, и если до него дойдет... Ну, мы не будем на этом останавливаться. К тому же, друг мой, она, несомненно, видела мадемуазель Делани раньше.
--Почему вы так думаете?--Беактрис слегка повысил голос.
--О, я в этом убежден. Вы, кажется, тоже утверждаете, что едва знакомы с мадемуазель Делани и не знаете мадемуазель Лебрун. Боюсь, дело становится запутанным.--Чуркин вздохнул.
--Послушайте!--сердито сказал Беактрис.--Я начинаю уставать от этого. Вы вломились ко мне в дом среди ночи и предъявляете обвинения, которые не можете доказать в суде. Мне это надоело!
Он медленно поднялся со стула, сбросив кошку на пол; его лицо стало безобразным и угрожающим.
--Пора заканчивать. Убирайтесь, иначе я вышвырну вас из дома! Что касается убийства, я могу доказать, что не имею к нему отношения. Я не знаю, когда именно оно произошло ...
--Зато я знаю,--безмятежно произнес Чуркин.
--Вы блефуете!
--Друг мой, мне незачем блефовать. Повторяю: мне известно с точностью почти до секунды, когда произошло убийство. Существует доказательство, позволяющее определить время.
Чуркин говорил спокойным, почти равнодушным
тоном. Между его бровями пролегла складка; он едва заметно поглядывал на Беактрис. Насколько я понимал, никакого доказательства, определяющего точное время смерти Ивонн Делани, не существовало. Но все мы знали, что он говорит правду.
--Хорошо,--кивнул Беактрис.--Около восьми я обедал в «Прюнье» на рю Дюфо, откуда ушел около четверти десятого. Можете легко это проверить. Уходя, я встретил друга--месье Дефаржа, чей адрес могу вам сообщить,--и мы зашли выпить в «Кафе де ла Мадлен». Рассталисъ мы около десяти, я сел в свой автомобиль и поехал в «Мулен-Руж». Так как теперь это танцевальный зал, можете удостовериться у служителей--меня там знают. Я сидел в одной из лож, ожидая одиннадцатичасового шоу, которое
закончилось к половине двенадцатого. Потом я поехал в своей машине в направлении Порт-Сен-Мартен, намереваясь--как видите, я этого не скрываю-- посетить Клуб масок Но, добравшись до угла бульвара Сен-Дени, я передумал. Было, кажется, около без четверти двенадцать, и я пошел в ночной клуб под названием «Серый гусь», где выпивал с двумя девушками. Вы, месье, вошли туда через
несколько минут и, безусловно, видели меня. Во всяком случае, я вас видел. Думаю, это достаточно убедительный отчет о моих передвижениях. Так когда же произошло убийство?
--Между без двадцати и без четверти двенадцать.
Казалось, весь гнев Беактрис испарился. Он снова расслабился и стал приглаживать волосы, глядя через плечо Чуркина в зеркало над камином. Потом он пожал плечами.
--Не знаю, как вы можете быть в этом уверены. Но меня это устраивает. Думаю, швейцар в «Мулен Руж» скажет вам, что я ушел вскоре после половины двенадцатого. В магазине напротив есть светящиеся часы. Учитывая десятиминутную поездку, парковку и прибытие в «Серый гусь» около без четверти двенадцать, каким образом я мог убить мадемуазель Делани, отнести ее тело в музей восковых фигур и оказаться в ночном клубе без единого пятнышка крови на мне? Конечно, вы можете расспросить
моего шофера, хотя вряд ли вы ему поверите.
--Благодарю вас за ваш рассказ,--спокойно сказал Чуркин.--Но в нем не было необходимости. Вас не обвиняют и--что касается меня--даже не подозревают.
-- Значит, вы признаете, что я не могу быть виновным в убийстве?
--О, да.
Губы Беактрис неприятно сжались. Он склонился вперед.
--Тогда почему вы здесь?
--Ну, всего лишь с целью сообщить, что вам нечего опасаться разоблачительных публикаций о вашем клубе. Понимаете--дружеский жест.
--А теперь, пожалуйста, выслушайте меня. Я человек скромный. У меня есть только мои увлечения --книги, музыка ...--его взгляд устремился к арфе в углу,--и моя малышка Мурка... Но, друг мой, если полицейских шпионов обнаружат в клубе, о котором вы говорили...--Он оборвал фразу и улыбнулся.--Доброй ночи, господа. Вы оказали честь вашим визитом в мой дом.
Мы оставили Беактрис неподвижно стоящим в отсветах пламени рядом с белой кошкой. Слуга проводил нас в пахнущий сыростью садик, похожий на колодец под холодным звездным небом. Когда наружная дверь закрылась за нами, Массон схватил детектива за руку.
--Вы велели мне помалкивать, и я повиновался,-- сказал он.--Но теперь я хочу знать. Это означает, что Манон ... ходила туда? Не стойте, как манекен,-- отвечайте! Ведь этот клуб--всего лишь шикарный ...
--Да.
Свет уличного фонаря падал сквозь деревья на лицо Массона. Какое-то время он молчал.
--Ну,--пробормотал он наконец, щурясь на свет,--
по крайней мере, мы можем хранить это в секрете от ее матери ...
Чуркин положил руку ему на плечо.
--Вы заслуживаете того, чтобы знать правду. Ваша Манон была ... Ну, слишком наивной, как и вы. Ни армия, ни что-либо еще никогда не придаст вам жизненного опыта. Вероятно, ваша Манон воспринимала это как шутку. Месье Беактрис обожает подобные шутки... Стойте спокойно, черт возьми!-- Пальцы детектива впились в плечо молодого человека, заставив его повернуться.--Нет, мой друг, вы не вернетесь к Беактрис. Об этом я позабочусь.
На улице царило напряженное молчание, покуда Массон вырывался из руки Чуркина.
--Если бы она пошла туда по своей воле,--продол-
жал детектив,--то, по всей вероятности, вышла бы отту-
да живой. Вы не понимаете чувства юмора месье Беактрис.
--Вы имеете в виду,--спросил я,--что Беактрис все-таки виновен в этих ... соблазнениях и убийствах?
Чуркин медленно ослабил хватку и повернулся--он выглядел озадаченным и удрученным.
--В том-то и вся загвоздка, Джек. Я этому не верю.
Подобный образ действий абсолютно в его духе, но ...
Слишком многое говорит против этого. В преступлениях отсутствует изящество--они слишком неуклюжи и чересчур прямо указывают на нашего друга. Кроме того... о, я мог бы назвать вам дюжину причин на основании того, что мы видели и слышали этой ночью! Подождите. Мы попробуем выяснить, чем он занимался перед возвращением домой.
Чуркин громко постучал по тротуару наконечником трости. Из тени деревьев на авеню Монтень шагнула фигура и двинулась в нашу сторону. Подав нам знак следовать за ним, Чуркин зашагал ей навстречу.
--Этой ночью,--объяснил он,--прежде чем мы на-
шли тело мадемуазель Делани, но будучи уверенным,
что музей восковых фигур и клуб связаны с убийством мадемуазель Трюшон, я сделал телефонный звонок, как вы, может быть, помните. Я видел месье Беактрис в ночном клубе, и его присутствие там показалось мне слишком...
ну, необычным. Нашего утонченного интеллектуала редко видят в подобных заведениях притворяющимся пьяным и ласкающим уличных девок. Поэтому я позвонил из музея, приказав одному из своих людей следовать за месье Беактрис, если он еще в «Сером гусе». Сейчас мы узнаем результат.
Мы остановились в густой тени дерева, сохранившего большую часть листвы. Там пульсировал красный кончик сигареты, который отлетел в сторону, описав дугу, когда мужчина шагнул вперед.
--Короче говоря, это слишком похоже на то, что месье Беактрис готовил себе алиби для чего-то,--закончил Чуркин.--Ну, Жан?
--Я обнаружил его в Ночном клубе, когда прибыл
туда,--ответил мужчина. Неверный свет уличных фона-
рей играл на его крахмальной манишке, а голос звучал властно, ибо Сюрте предпочитает, чтобы ее агенты оставались неузнанными.--Было ровно двадцать минут первого. Он прождал еще пятнадцать минут и ушел. Сначала я подумал, что он пьян, но это было притворство. Выйдя из «Серого гуся», он свернул за угол. Его автомобиль--лимузин «Испано» номер 2Х-1470 - был припаркован на расстоянии двух кварталов. Шофер ждал в машине, и мне показалось, что на заднем сиденье женщина. Он сел в лимузин, а я взял такси и последовал за ними ...
--Да?
--Они подъехали к маленькому жилому дому номер 28 по рю Пигаль на Монмартре. Улица была полна людей, и я смог хорошо рассмотреть пассажиров лимузина, когда они выходили. Там действительно была женщина--очень красивая блондинка в меховой горжетке и коричневой
шляпке.
--Снова эта дама.--Чуркин вздохнул.--Что было дальше?
--Я был почти уверен, что узнал ее, но все же, когда они поднялись наверх, я показал удостоверение консьержу и спросил, кто эта женщина. Он ответил, что это новая певица в «Мулен Руж»--вроде бы американка,--которая выступает под именем Смльвия.
--Это может объяснить, почему Беактрис хорошо известен в «Мулен Руж». Продолжайте.
--Он оставался наверху около часа, потом спустился, сел в лимузин и поехал прямо к гаражу на той же улице. Там он вылез из машины и пошел пешком к своему дому ...--Монотонный голос стал неуверенцым и смущенным.--Я ... э-э ... являюсь большим почитателем пения этой дамы. У меня при себе фотография из «Пари суар», если вы хотите убедиться в том, что я рассказал.
--Ха!--одобрительно воскликнул Чуркин.--От-
личная работа, Жан! Насколько мне известно, я ни-
когда не видел эту особу. Давайте-ка посмотрим на нее.--Его голос стал серьезным.--Вы сознаете, господа, что это, вероятно, та женщина, которую полицейский видел ожидающей у двери музея после закрытия--таинственная блондинка в коричневой шляпке? Зажгите спичку!
Вспыхнуло пламя, прикрываемое ладонями Жана, который осторожно поднес его к большой цветной фотографии с подписью: «Сильвия, великая американская певица из «Мулен Руж». Широко расставленные голубые глаза смотрели на нас наполовину кокетливым, а наполовину оценивающим взглядом. Полные розовые губы были слегка приоткрыты, изгибаясь в подобии улыбки, а голова чуть откинута назад. Нос был прямым, а подбо-
родок--упрямым. Волосы, подхваченные жемчужной
сеткой, были скорее каштановыми, чем желтыми,-- золотистый отблеск придавал им электрический свет. Мы молча разглядывали фотографию при свете спички, пока она не погасла.
--Погодите!--неожиданно воскликнул Массон.--
Зажгите еще одну спичку! Я хочу посмотреть ...
Его голос прозвучал озадаченно. Пробормотав «Этого не может быть ... », он умолк, а когда Жан снова чиркнул спичкой, взглянул на фотографию и шумно выдохнул.
--Кажется, месье, мне суждено всю ночь заниматься опознанием. Помните, я говорил, что у Манон раньше были две близкие подруги, которых называли Неразлучными? Ивонна Делани и Каролина Дюранд, которая мечтала о сцене, но семья помешала ей. Мне трудно в это поверить, но сходство поистине поразительное. Я почти готов поклясться, что Сильвия--это Каролина Дюранд. Господи! Поет в «Мулен Ружь! Должно быть, она ...
Снова наступила темнота.
--Месье абсолютно прав,--негромко заговорил Жан.--Как я упомянул, мадемуазель Сильвия считается
американкой, но с помощью угроз я вытянул у консьержа правду. Она француженка, и ее фамилия Дюранд.--Он тяжко вздохнул, словно говоря: «Еще одна иллюзия развеялась как дым!». Потом он осведомился: »Я еще буду нужен этой ночью, месье Чуркин?»
--Нет,--ответил детектив.--Думаю, господа, на одну
ночь с нас довольно. Вам лучше отправиться по домам. Я хочу подумать.
Он повернулся, сунув руки в карманы, и медленно зашагал в сторону Елисейских Полей. Я видел, как его высокая фигура с опущенной на грудь головой бредет под звездным небом среди теней деревьев. Вдалеке часы на Доме инвалидов пробили три.

       
                Г Л А В А  4



Следующим утром над Парижем нависли серые облака. Был один из тех осенних дней, когда завывает ветер, а солнце прячется в тучах, окрашивая их края холодным стальным блеском. Дома выглядят древними и зловещими, а каждый пролет Эйфелевой башни кажется примерзшим к небу. Когда я завтракал в десять, моя квартира имела весьма мрачный вид, несмотря на яркий огонь в гостиной. Его колеблющееся отражение на стенах напоминало мне об Симоне Беактрис и белой кошке ...
Чуркин уже успел позвонить мне. Я должен был
встретиться с ним у Дома инвалидов--весьма неопреде-
ленный адрес, но я точно знал, где его искать. Он привык посещать военную часовню позади гробницы Бонапарта. Не знаю, почему его так притягивало это место, но он не проявлял никакого интереса ни к одной из больших и знаменитых церквей, а только к этой каменной часовенке, где с балок свисали старые боевые знамена. Чуркин мог сидеть там часами, склонясь на свою трость и уставясь на тускло поблескивающие трубы органа.
Подъезжая к Дому инвалидов, я все еще думал о Беактрис. Этот человек стал для меня навязчивой идеей. Теперь я наконец вспомнил, почему его имя кажется мне смутно знакомым. Ну конечно же, он профессор английской литературы в Оксфорде, чья книга о викторианских романистах завоевала Гонкуровскую премию всего несколько лет
назад. Ни один француз--возможно, за исключением
месье Моруа--не понимал так глубоко англосаксонскую ментальность. Я припоминал его книгу, которая не была--в отличие от многих произведений французских авторов--вульгарно сатирической. Охотничьи угодья, чаши с пуншем, цилиндры, гостиные, набитые мягкой мебелью,
весь мир эля, устриц и зонтиков от солнца описывался с симпатией и удовольствием, чувствами, которые казались мне удивительными в таком субъекте, как Беактрис. А в главах о Диккенсе он ухватил тот трудноуловимый болезненный ужас, который таился в глубинах ума писателя и лежал в основе его наиболее ярких эффектов. Фигура Беактрис становилась все более искаженной, как в кривом зеркале. Я представлял его сидящим в своем холодном доме
с арфой, белой кошкой и носом, который, казалось, шевелился сам по себе, как живое существо. И он улыбался.
Сырой ветер продувал широкое открытое пространство перед Домом инвалидов. Золотые орлы на мосту Александра выглядели мрачными. Я прошел мимо часовых у железных ворот, поднялся по склону к величественному темному зданию и шагнул во двор, всегда наполненный эхом минувшего. Несколько человек бродило в аркадах, где стояли пушки; мои шаги громко стучали по камням, и повсюду ощущался запах ветхих мундиров. Здесь царила тень гробницы императора. у дверей часовни я остановился. Внутри было темно, если не считать огоньков свечей перед гробницами. Торжественные звуки органа звучали под арками, взмывая ввысь вокруг боевых знамен ...
Чуркин вышел мне навстречу. Присущая ему щеголеватость сегодня исчезла--на нем были старое твидовое пальто и поношенная шляпа. Он сделал нетерпеливый жест.
--Здешняя атмосфера подобна нашему делу--я не
припоминаю расследования, в котором смерть так глубоко проникает во все, к чему бы я ни прикасался. Я видел немало ужасных зрелищ, но эта гнетущая мрачность куда хуже. Она бессмысленна. Обычные молодые девушки, каких каждый день можно встретить в кафе, не имеющие врагов, не терзаемые великими страстями или ночными кошмарами, разумные, спокойные, даже не слишком красивые, вдруг умирают. Вот почему я думаю, что
конец этого дела будет ужаснее, чем любого другого…
Чуркин внезапно переменил тему.
--Джек, алиби Беактрис подтверждается по всем пунктам.
--Вы проверили его?
--Естественно. Все, как он говорит; мой лучший агент Франсуа Депортье--помните его по делу Помпиду?--собрал все показания. Швейцар в «Мулен Руж» вызвал лимузин ровно в половине двенадцатого. Он помнит это, потому что Беактрис посмотрел на свои часы, прежде чем сесть в автомобиль, а потом на светящиеся часы напротив, и швейцар машинально проследил за его взглядом.
--А это само по себе не кажется подозрительным?
--Вовсе нет. Если бы Беактрис пытался обеспечить себе алиби, он бы привлек к этому внимание швейцара--едва ли он мог полагаться на чисто психологический шанс, что швейцар тоже посмотрит на часы.
--Все же,--заметил я,--такой предусмотрительный
человек. ..
Чуркин взмахнул тростью, глядя в глубь темной аркады.
--Поворачивайте направо, Джек. Мы выйдем с дру-
гой стороны--мадам Трюшон, мать Манон, живет на бульваре Инвалидов... Хм! Предусмотрительный он или нет, а часы показывали половину двенадцатого. В это время на Монмартре всегда пробки. Ему запросто могло понадобиться от десяти до пятнадцати минут-- даже больше, чем он говорит,--чтобы добраться от «Мулен Руж» до ночного клуба. При таких обстоятельствах Беактрис как будто не имел физической возможности совершить убийство. И все же я готов поклясться, что он явился в «Серый гусь» с намерением обеспечить себе алиби! Разве
только ...
Детектив оборвал фразу и стукнул кулаком по ладони.
--Что я за тупица, Джек! Ну конечно, это так!
--Разумеется,--устало согласился я, отлично зная
его привычку.--Не хочу потворствовать вашему тщесла-
вию, спрашивая, о чем речь ... Но когда вы прошлой ночью говорили с Беактрис, мне показалось, что вы полностью раскрываете карты и сообщаете ему слишком много, Возможно, у вас была какая-то цель. Однако вы не рассказали ему о причине, по которой мы связываем его с Ивонной Делани. Я имею в виду его имя на клочке бумаги в ее сумочке. Когда он отрицал свое знакомство с ней, вы с помощью этого могли припереть его к стенке.
Чуркин приподнял брови.
--Если вы так полагаете, Джек, то вы очень наивны. Господи, неужели вам не хватает полицейского опыта для понимания, что, в отличие от театра, люди в реальной жизни не кричат и не падают в обморок, когда им предъявляют неопровержимое доказательство? Кроме того, этот клочок бумаги может ровным счетом ничего не значить.
--Чепуха!
--Во всяком случае, имя написано не почерком мадемуазель Делани. Когда я впервые взглянул на бумажку, то подумал, что люди обычно не записывают полное имя, полный адрес и телефонный номер тех, кого они очень хорошо знают. Если бы она была приятельницей Беактрис, то, вероятно, написала бы: «Телефон Симона: Елисейские Поля, 11-73». Как бы то ни было, я сравнил почерк с именами в ее адресной книжке. На клочке бумаги писал кто-то другой.
--Кто же?
--Это почерк мадемуазель Каролины Дюранд, именующей себя Сильвия... Слушайте, Джек. Похоже, мы загнали эту даму в угол, еще не повидавшись с ней. Сегодня утром она ушла очень рано. Жан стоял на часах и тут же нанес краткий неофициальный визит в ее квартиру. Мы заблаговременно выяснили в «Мулен Руж», что прошлой ночью Сильвия не выступала. Вечером она позвонила администратору, сообщив, что не сможет выступить, и, по словам консьержа, ушла из квартиры около двадцати минут двенадцатого ...
--В таком случае она бы успела добраться до парадного входа в музей восковых фигур, скажем, без двадцати пяти двенадцать. Если это ее видел полицейский околачивающейся там ...
Мы вышли на лужайку перед гробницей Бонапарта. Золотой купол тускло поблескивал под пасмурным небом. Чуркин остановился, чтобы зажечь сигару.
--Это была она,--сказал он.--Мы показали фотографию полицейскому, и он опознал ее. Сегодняшнее утро не пропало даром!.. Но позвольте рассказать вам остальное. Жан, как я уже говорил, побывал в ее квартире и нашел образцы почерка. Он также обнаружил серебряный ключ и алую маску.
Я присвистнул.
--Вы говорили, что алая маска указывает на человека, уже обзаведшегося партнером в клубе?
--Да.
--Частые визиты Беактрис в «Мулен Руж» и то, что прошлой ночью он отвозил ее домой, а она ждала в машине ... Генри, когда она села в эту машину? Вы опрашивали шофера?
--Ее не было в автомобиле, когда он отъезжал от «Мулен Ружь». Нет, я не опрашивал шофера и не дал знать мадемуазель Дюранд, что мы осведомлены о ее существовании.
Я уставился на него, когда мы зашагали по подъездной аллее.
--Пока что, Джек,--продолжал детектив,--мы по-
зволим Беактрис думать, что ничего не знаем о его связи с ней и о ее связи с клубом. Если вы проявите терпение, то поймете почему. Ее телефон прослушивался с целью, о которой вы также узнаете. И я позаботился, чтобы сегодня она пребывала вне досягаемости для Беактрис. Думаю, мы найдем ее в доме мадам Трюшон, куда направляемся сейчас.
Мы молча вышли за ворота, свернули налево и зашагали по бульвару Инвалидов. Я знал, что мадам Трюшон--вдова, которую до смерти мужа часто видели в чопорных салонах предместья Сен- Жермен. Она жила в одном из серых каменных домов, где на обеденный стол подают самые отборные блюда и самый старый портвейн. Можно было повернуть направо возле рю де Варенн и пробираться через мрачные улочки предместья, не подозревая о садах, раскинувшихся позади, и старинных шкатулках с драгоценностями, таящихся за потрескавшимися темными стенами.
Дверь открыл молодой человек, который стоял неподвижно и явно нервничал, глядя на нас. Сначала я принял его за англичанина--он был черноволосый, худощавый, очень аккуратно одетый, с румяным лицом, длинным носом, тонкими губами и светло-голубыми глазами. Впечатление усиливал черный двубортный костюм с узкой талией, широкими брюками и носовым платком в нагрудном
кармане пиджака. Но его осанка казалась неестественной--он словно наблюдал за собой уголком глаза, воздерживаясь от жестикуляции и походя на заводную игрушку с разладившимся механизмом.
--Ах да,--заговорил молодой человек.--Вы из поли-
ции. Пожалуйста, входите.
Он приветствовал нас с покровительственным видом, но, узнав Чуркина, сразу оживился. У него была странная привычка пятиться назад, словно стараясь не наткнуться на стоящий на пути стул.
--Вы родственник мадам Трюшон?--спросил детектив.
--Нет,--улыбнулся молодой человек.--Позвольте представиться. Меня зовут Виктор Грабе, я атташе французского посольства в Лондоне, но сейчас ...--Он попытался взмахнуть рукой, но быстро спохватился.-- За мной послали, и мне разрешили вернуться. Я очень старый друг семьи--рос вместе с мадемуазель Манон. Боюсь, приготовления окажутся слишком тяжелы для мадам Трюшон. Похороны и так далее ... Пожалуйста, сюда.
Холл был почти темным. Портьеры на двери справа были задернуты, но я ощутил густой аромат цветов, и по коже у меня забегали мурашки. Детский страх перед смертью преодолеть еще труднее, когда видишь человека лежащим в новом сверкающем гробу, чем в луже крови. Последнее зрелище вызывает только страх или жалость, в то время как первое сообщает с деловитой практичностью: «Вы больше никогда не увидите этого человека». Я ни разу не видел Манон Трюшон, живую или мертвую, но мог представить ее, так как помнил улыбку
и ясные озорные глаза на нечеткой фотографии ... Каждая пылинка в старом холле казалась насыщенной этим вызывающим тошноту цветочным запахом.
--Да,--кивнул Чуркин, когда мы свернули налево
в гостиную.--Я приходил сюда вчера вечером сообщить
мадам Трюшон о ... о трагедии. Кроме нее, я видел только капитана Массона. Кстати, он сейчас здесь?
--Массон?--переспросил молодой человек.--Нет. Он был здесь рано утром, но ушел. Не желаете присесть?
На окнах гостиной также были задернуты портьеры, а в камине из белого мрамора не горел огонь. Но старые голубые стены, картины в позолоченных рамах и потертые кресла придавали ей уют. В течение многих лет в этой комнате велись приятные и остроумные беседы за чашкой кофе, поэтому даже смерть не могла ее обезобразить. Над
камином висел большой портрет Манон в подростковом возрасте, подпиравшей подбородок руками и смотрящей вдаль. Большие темные глаза и улыбка словно освещали комнату, и когда мне в нос опять ударил приторный запах цветов, я почувствовал ком в горле.
Чуркин не стал садиться.
--Я пришел повидать мадам Трюшон,--сказал он.--
Она ... хорошо себя чувствует?
--Мадам Трюшон очень тяжело это воспринимает. Ее можно понять.--Грабе откашлялся, пытаясь сохранять дипломатическое спокойствие.--Потрясение было ужасным! Месье, вы ... вам известно, кто это сделал? Я знал Манон всю жизнь. Сама мысль, что кто-то мог ...
Он сжал кулаки, стараясь выглядеть уравновешенным молодым человеком, способным позаботиться о всех печальных приготовлениях, но не смог сдержать дрожь в голосе.
--Вы правы, месье. С мадам Трюшон сейчас есть кто-нибудь?
--Только Каролина Дюранд. Массон позвонил ей утром и сказал, что мадам Трюшон просит ее прийти. Вообще-то мадам Трюшон не выражала такого желания...--Его губы сжались.--Думаю, я в состоянии обеспечить все необходимое. Но она тоже может оказать помощь, если возьмет себя в руки. Она почти так же расстроена, как мадам Трюшон.
--Каролина Дюранд?--переспросил Чуркин, как будто слышал это имя впервые.
--Да, одна из нашей прежней компании, прежде чем мы разбежались кто куда. Она была близкой подругой Манон и ...--Он сделал паузу, и его светлые глаза расширились.--Это напомнило мне, что я должен позвонить Ивонн Делани. Она наверняка захочет прийти. Проклятье! Какая небрежность!
Чуркин колебался.
--Насколько я понимаю, вы не говорили с капитаном Массоном, когда он был здесь утром? Вы не слышали ...
--Не слышал? О чем, месье? Произошло что-то еще?
--Да, кое-что. Но это не важно. Вы проводите нас к мадам Трюшон?
--Полагаю, вас можно пропустить к ней,--кивнул молодой человек, разглядывая нас так, словно встречал посетителей в приемной посла.--Она захочет вас выслушать. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он повел нас через холл и вверх по лестнице, устланной ковром. Сквозь окно на сумрачной площадке виднелись клены с алой листвой во дворе. Уже почти наверху Грабе внезапно остановился. Сверху послышались бормотание голосов, потом несколько аккордов фортепиано и звуки, как будто чьи-то руки силой сдернули с клавиатуры. Один из голосов перешел в пронзительный истерический крик ..
--Они обе совсем обезумели!--проворчал молодой
человек--Каролина только ухудшает ситуацию. Понимаете, господа, мадам Трюшон бродит по комнате и терзает себя, глядя на вещи Манон и пытаясь играть на ее рояле. Может быть, вам удастся ее успокоить?
Когда он постучал в дверь в темном верхнем коридоре, внезапно наступило молчание.
--Войдите,--отозвался вскоре дрожащий женский
голос.
Это была девичья гостиная с тремя широкими окнами, выходящими в запущенный сад, за которым виднелась желтая полоса уличных деревьев. Тусклый свет, проникавший сквозь окна, делал серой мебель цвета слоновой кости. На табурете перед кабинетным роялем сидела маленькая женщина в черном, которая, повернувшись, посмотрела на нас острыми сухими глазами. Ее черные вьющиеся волосы были тронуты сединой. Но лицо, бледное и напряженное, оставалось гладким. При виде незнакомых людей ее взгляд смягчился.
--Виктор,--заговорила она,--ты не сообщил мне, что у нас посетители. Пожалуйста, входите, господа.
Женщина не стала извиняться, не ощущая своего мятого, почти убогого платья и растрепанных волос. В ней чувствовалось глубочайшее равнодушие ко всему окружающему, хотя она приняла позу хозяйки, когда поднялась приветствовать нас... Но мое внимание привлекла не мадам Трюшон, а стоящая рядом с ней Каролина Дюранд. Я бы узнал ее где угодно, хотя она оказалась ниже ростом, чем я себе представлял. Ее веки были красными и опухшими, а на лице отсутствовала косметика. Полные розовые губы,
волосы с золотым отливом и твердый подбородок соответствовали лицу на фотографии, но рот был испуганно приоткрыт, а волосы она откинула со лба назад. Казалось, девушка вот-вот упадет в обморок
--Меня зовут Чуркин,--представился детектив,--а
это мой коллега месье Бретон. Я пришел заверить вас, что мы разыщем того человека ... которого вы хотите найти.
Его голос, глубокий и спокойный, разряжал напряженную атмосферу комнаты. Я услышал слабый звук, когда Каролина Дюранд, все еще придерживающая одну из клавиш рояля, отпустила ее. Она отошла от инструмента энергичной, почти мужской походкой, но нерешительно остано-
вилась, замерев в проникающем через окна сером дневном свете.
--Я слышала о вас,--кивнула мадам Трюшон и повернулась ко мне.--Мы рады видеть и вас, месье. Это мадемуазель Дюранд--наш старый друг. Сегодня она гостит у меня.
Каролина Дюранд попыталась улыбнуться.
--Пожалуйста, садитесь,--продолжала старшая женщина.--Я охотно отвечу на все ваши вопросы. Виктор, включи свет.
--Нет!--вскрикнула мадемуазель Дюранд.--Пожалуйста, не надо света!
Хрипловатые нотки в её голосе во время пения, должно быть, заставляли многие сердца биться быстрее. Мадам Трюшон, только что казавшаяся наиболее напряженной и нервной из них двоих, посмотрела на нее с усталой улыбкой.
--Конечно, Каролина.
--Нет, пожалуйста, не смотрите на меня так! 
Мадам снова улыбнулась и села в кресло.
--Каролине приходится терпеть меня, господа. А я всего лишь полоумная старуха.--На её лбу обозначились морщины, а глаза уставились в пустоту. --Это накатывает на меня внезапно, как физическая боль. Какое-то время я спокойна, а потом ... Но я постараюсь вести себя разумно. Понимаете, хуже всего то, что я во всем виновата.
Мадемуазель Дюранд нервно опустилась на диван в тени, а Чуркин и я придвинули себе стулья. Грабе остался стоять в чопорной позе.
--Нам всем знакома горечь утраты, мадам,-- промолвил детектив.--И мы всегда считаем себя виноватыми, хотя бы из-за того, что недостаточно часто улыбались. Я бы не беспокоился по этому поводу.
Маленькие эмалированные часики особенно громко тикали в гнетущем сером молчании. Морщины на лбу мадам стали глубже. Она открыла рот, словно для яростного протеста, но, не находя слов, пыталась говорить глазами.
--Вы не понимаете,--сказала она наконец.--Я была
глупа. Я неправильно воспитывала Манон. Мне казалось, что ей лучше до конца жизни оставаться ребенком, и я прилагала к этому все силы.--Женщина сделала паузу, глядя на свои руки.--Сама я… ну,повидала многое. Пережила немало унижений. Но я шла на это по своей воле, а Манон ... Нет, вам этого не понять! ..
Мадам Трюшон казалась слишком маленькой для страстных эмоций, отражавшихся па ее бледном волевом лице.
--Мой муж,--с усилием продолжала она,--застре-
лился десять лет назад, когда Манон было двенадцать. Он не заслужил этого--он был прекрасным человеком, членом кабинета министров, и его ... шантажировали ... Тогда я решила посвятить себя Манон. Я забавлялась ею, как маленькой фарфоровой пастушкой. А теперь у меня не осталось ничего ... кроме ее безделушек. По крайней мере, я
могу играть на рояле песни, которые она любила,--«Лунный свет», «Рядом с моей блондинкой», «Это не только ваша рука» ...
--Думаю, мадам, вы пытаетесь нам помочь,--мягко
прервал ее Чуркин,--и я уверен, что вы помогли бы
найти убийцу Манон, если бы ответили на несколько вопросов.
--Конечно. Я прошу прощения... Спрашивайте.
Чуркин подождал, пока она не успокоится.
--Капитан Массон говорил мне, что после возвращения из Африки заметил перемену в Манон. Он не мог сказать ничего более конкретного, чем то, что ее поведение казалось «странным». А вы последнее время замечали в ней какие-нибудь изменения?
Женщина задумалась.
--Последние два месяца, с тех пор как Джереми-- капитан Массон--вернулся в Париж, Манон казалась совсем другой. Более нервной и мрачной. Однажды я застала ее плачущей. Но я видела такое и раньше, потому что ее расстраивала любая мелочь. Обычно она ничего не скрывала от меня. Поэтому я не расспрашивала ее и ждала, когда она сама мне расскажет ...
--Вы не видели никаких причин для этого?
--Абсолютно никаких... Тем более...--Она запнулась.
--Пожалуйста, продолжайте.
--Тем более что это явно было как-то связано с капитаном Массоном. Манон переменилась сразу после его возвращения. Она стала... напряженной, подозрительной, скованной--не знаю, как это назвать! Но она совсем не походила на себя.
Я смотрел на мадемуазель Дюранд, сидевшую в тени. Ее прекрасное лицо выражало мучительное сомнение, а глаза были полузакрыты.
--Простите, что спрашиваю об этом, мадам,-- продолжал Чуркин,--но вы понимаете, что это необходимо. Насколько вам известно, мадемуазель Трюшон не питала никакого особого интереса к какому-нибудь мужчине, помимо капитана Массона?
На лице мадам Трюшон мелькнул гнев, но его сразу сменила усталая терпимость.
--Нет, не питала. Хотя, возможно, это было бы лучше для нее.
--Понятно. Вы считаете, что ее гибель явилась результатом беспричинного и бессмысленного нападения?
--Естественно.--Глаза несчастной матери наполнились слезами.--Манон... выманили отсюда--не знаю, каким образом. Она собиралась пить чай с Ивонной Делани, ее подругой, и Виктором, но внезапно отменила по телефону встречу с обоими, а потом убежала из дома. Меня это
удивило, так как она всегда приходила попрощаться со
мной. Это был последний раз, когда я видела ее, прежде чем ...
--Вы не слышали этих телефонных разговоров?
--Нет, я была наверху. Когда Одетт ушла, я решила, что она отправилась пить чай. Виктор позже рассказал мне о ее звонке.
Чуркин склонил голову набок, словно прислушиваясь к тиканью эмалированных часиков. За серыми окнами я видел дрожащие на ветру клены с алыми листьями. Каролина Дюранд сидела на диване с закрытыми глазами--тусклый свет как бы омывал безупречную линию ее шеи; длинные ресницы были влажными. Стало так тихо, что звонок в дверь внизу заставил нас вздрогнуть.
--Люси в кухне, Виктор,--сказала мадам.--Не беспокойся--она откроет ... Ну, месье?
Звонок еще звенел, когда мы услышали быстрые шаги в нижнем холле.
--Мадемуазель Трюшон не вела никаких дневников или записок, которые могли бы нам помочь?--спросил Чуркин.
--Она начинала дневник каждый год, но никогда не вела его дольше двух недель. Я просмотрела ее бумаги и ничего там не обнаружила.
--Тогда ...--Чуркин внезапно умолк Его взгляд ос-
тавался неподвижным, а рука задержалась на полпути к подбородку. Чувствуя сильное возбуждение, я снова посмотрел на Каролину Дюранд, которая застыла, вцепившись в валик дивана ...
Мы четко услышали доносящийся из холла виноватый голос человека, звонившего в дверь.
--Тысяча извинений. Не мог бы я повидать мадамТрюшон? Меня зовут Симон Беактрис.
Никто из нас не шевельнулся и не заговорил. Глубокий, доброжелательный, полный сочувствия голос настолько приковывал к себе внимание, что даже если бы вы слышали его впервые, не видя говорившего, то заинтересовались бы, кому он принадлежит. Я хорошо представлял себе Беактрис, стоящего в дверях на фоне сырой листвы снаружи. Наверняка он держал в руке шелковую
шляпу, слегка наклонившись, словно приносил извинения, а в желто-серых глазах светилось участие.
Мой взгляд скользнул по лицам присутствующих.
Глаза мадам казались остекленевшими. Каролина Дюранд уставилась на дверь, словно не могла поверить своим ушам ...
--Неважно себя чувствует?--переспросил голос в ответ на бормотание горничной.--Очень жаль! Мое имя ей неизвестно, но я был близким другом ее покойного мужа и очень хочу выразить ей мои глубочайшие соболезнования ...--Последовала пауза, как будто Беактрис задумался.--Кажется, мадемуазель Каролина Дюранд сейчас здесь. Возможно, я могу поговорить с ней, как с другом семьи? Благодарю вас.
Легкие шаги горничной пересекли холл в направлении лестницы. Каролина Дюранд быстро поднялась.
--Не беспокойтесь, мама Трюшон,--сказала она, пытаясь улыбнуться.--Я спущусь и поговорю с ним.
Каролина тяжело дышала. Мадам оставалась неподвижной. Лицо девушки было белым как мел, когда она проходила мимо нас. Как только она закрыла за собой дверь, Чуркин быстро прошептал.
--Мадам, в этом доме есть черная лестница?
Вздрогнув, женщина посмотрела на него, и мне показалось, что они понимают друг друга.
--Да. Она спускается между столовой и кухней к боковой двери.
--Оттуда можно попасть в переднюю комнату?
--Да. В комнату, где Манон ...
--Вы знаете, где это?--обратился он к Грабе.--От- лично! Проводите туда месье Бретона. Скорее, Джек! Вы знаете, что делать.
Его взгляд велел мне любой ценой подслушать разговор. Грабе был так ошеломлен, что едва ли не спотыкался, когда вел меня, но понимал, что нужно торопиться и не издавать лишних звуков. Мы слышали, как Каролина Дюранд спускается по лестнице, но в темном холле ее не было видно. Грабе показал мне узкий лестничный пролет--к счастью, устланный ковром--и знаками дал мне дальнейшие
инструкции. Дверь у подножия слегка скрипнула, когда я входил в тускло освещенную столовую. Оттуда через полуоткрытые двери я мог видеть белые цветы. В передней комнате, где стоял гроб, портьеры на двери в холл были задернугы почти полностью. Я протиснулся туда, едва не опрокинув массивную корзину с лилиями. Закрытые ставни пропускали полоски света, позволяя видеть серый гроб с полированными ручками. В тишине комнаты, на-
полненной приторным запахом цветов, четко слышались голоса стоящих в центре холла. Потом я осознал, что они нарочно говорят громко, чтобы их слышали на втором этаже, и шепотом добавляют фразы, которые едва долетали до моих ушей.
--Насколько я поняла, месье,--я не запомнила ваше имя,--вы хотели меня видеть?
(Ты с ума сошел! Здесь же детектив!)
--Вероятно, вы не помните меня, мадемуазель. Я имел удовольствие встретить вас однажды у мадам де Лобек. Моя фамилия Беактрис.
( Я должен был повидать тебя. Где он?)
--Ах да. Вы понимаете, месье, что мы все очень расстроены ...
(Наверху. Они все там. Горничная в кухне. Ради бога, уходи!)
Меня интересовало, сколько еще времени ее хрипловатый голос сможет сохранять небрежный и равнодушный тон. Из-за портьеры мне было слышно даже ее дыхание.
--Наш общий друг, которому я звонил, сказал мне, что вы здесь, поэтому я рискнул спросить о вас. Не могу выразить, как глубоко я был потрясен, услышав о смерти мадемуазель Трюшон.
(Он подозревает меня, но не знает о тебе. Мы должны пойти куда-нибудь, чтобы поговорить).
--Мы все были потрясены, месье.
(Я не могу!)
Беактрис вздохнул.
--Тогда не согласились бы вы передать мои глубочайшие соболезнования мадам и сказать, что я буду счастлив сделать для нее все, что в моих силах? Благодарю вас. Не мог бы я взглянуть на бедную мадемуазель?
(Там нас не услышат.)
У меня душа ушла в пятки. До меня донеслись протестующие всхлипывания и шорох, как будто рука девушки коснулась рукава Беактрис и он стряхнул её. Но его голос оставался мягким и вкрадчивым. Стоя в центре комнаты, я чувствовал себя прижатым к стене. Испытывая ужас и отвращение, я подошел к гробу и скользнул за гигантскую корзину белых гвоздик у изголовья, вклинившись между ней и ширмой перед камином с риском задеть ее ногой. Ситуация напоминала черную комедию, оскорбительную
для Манон Трюшон, словно в ее мертвое лицо бросили
грязь. Я прижал пальцы к стальному боку гроба... Шаги приближались. Затем наступило долгое молчание.
--В чем дело, дорогая моя?--заговорил Беактрис.-- Ты не смотришь на нее. Похоже, ты так же слаба, как ее отец... Я должен с тобой поговорить. Прошлой ночью ты была слишком истерична.
--Пожалуйста, уходи! Я не могу на нее смотреть и не хочу тебя видеть! Я обещала оставаться здесь весь день, и если я уйду после твоего визита, детектив может ...
--Сколько раз мне повторять, что тебя не подозревают?--В его голосе послышались нетерпеливые нотки.--Посмотри на меня. Ты меня любишь, не так ли?
--Как ты можешь говорить об этом здесь?
--Ну хорошо. Кто убил Ивонну Делани?
-- Я же сказала, что не знаю!
--Если ты не сделала это сама ...
--Нет!
--... то, должно быть, стояла рядом с убийцей, когда он нанес удар. Говори тише, дорогая. Это мужчина или женщина?
Я представлял себе, как он шарит глазами по ее лицу, словно кот.
--Не знаю! Было темно ...
Беактрис глубоко вздохнул.
--Вижу, обстоятельства не подходят для беседы. Тогда прошу тебя быть вечером в обычном месте и в обычное время.
После паузы девушка спросила, запинаясь.
-- Ты не ожидаешь, что я ... вернусь в клуб?
--Вечером ты будешь петь в «Мулен Руж». Потом придешь в наш восемнадцатый номер и вспомнишь, кто убил твою дорогую подругу. Это все. Я должен идти.
Я так долго оставался скрюченным за гробом, что едва не забыл выскользнуть из комнаты и поспешить наверх, покуда Каролина Дюранд выпускает Беактрис через парадную дверь. К счастью, они не полностью раздвинули портьеры, и я смог удалиться незаметно. Их разговор, безусловно, исключал Беактрис как возможного убийцу, чего нельзя было сказать о девушке, и моя голова была полна смутных подозрений. Входя в дверь гостиной наверху, я слышал, как она поднимается по лестнице.
Мадам Трюшон и Чуркин оставались в тех же позах и выглядели по-прежнему бесстрастными, хотя Грабе при виде меня едва удавалось скрывать любопытство. Не знаю, как объяснил Чуркин мой уход мадам, но она не казалась удивленной моим отсутствием, и я решил, что детектив нашел какое-то правдоподобное объяснение. В следующую минуту вошла Каролина.
Она была абсолютно спокойна. Ей хватило времени воспользоваться пудрой и помадой и привести в порядок волосы. Ее взгляд перемещался от Чуркина к мадам в попытке догадаться, о чем они говорили.
--А, мадемуазель!--приветствовал ее Чуркин.--Мы
собирались уходить, но, возможно, вы сумеете нам по-
мочь. Насколько я понимаю, вы были близкой подругой мадемуазель Трюшон. Можете рассказать нам что-нибудь о происшедшей в ней перемене?
--Боюсь, что нет, месье. Я не видела Манон несколько месяцев.
--Но я полагал ...
Мадам Трюшон бросила на девушку добродушно-снисходительный взгляд.
--Каролина бросила за борт все семейные традиции,--сказала она.--Любимый дядя оставил ей наследство, и она ушла из дома. Я ... мне не хватило времени подумать об этом. Чем ты занималась, Каролин? И кстати,--мадам выглядела озадаченной,--как Виктор отыскал твой телефон?
Каролина Дюранд оказалась в скверном положении. Теперь всеобщее внимание сосредоточилось на ней. Должно быть, она ломала голову над тем, что именно нам известно. Беактрис сказал достаточно, чтобы вызвать страх, не да-
вая объяснений. Связывает ли Чуркин второе убийство
с первым и какое-нибудь из них с ней? Он ни разу не упомянул о гибели Ивонны Делани. Подозревает ли он в ней американскую певицу Сильвию? Должно быть, все эти проблемы вращались у нее в голове кошмарным калейдоскопом, так что можно было восхищаться ее самообладанием. Она небрежно опустилась на диван--ее широко расставленные голубые глаза не выражали ничего.
--Как много вопросов сразу, мадам Трюшон!--сказала девушка.--Я просто... живу в свое удовольствие. И я изучаю сценическое искусство, поэтому должна держать в секрете свое местопребывание.
--Разумеется,--кивнул Чуркин.--Ну, думаю, нам
больше незачем вас беспокоить. Если вы готовы, Джек ...
Мы оставили их среди сумрачных теней комнаты. Я видел, что Чуркин спешит уйти и что мадам Трюшон,
несмотря на ее вежливость, хочет побыть одной. Но за
последние несколько минут я заметил резкую пере мену в Грабе--он теребил галстук, прочищал горло, нервно посматривал на мадам, как будто не решаясь заговорить. Когда мы шли по холлу, Грабе положил руку на рукав детектива.
--Месье, не зайдете ли вы на минуту в библиотеку? Я имею в виду гостиную. Библиотека там, где...я...э-э ... просто подумал кое о чем ...
Войдя в комнату, он выглянул в коридор и снова обратился к нам.
--Вы говорили о ... как бы лучше выразиться?-- недавней перемене в поведении Манон ...
--Да?
--Почему-то никто не говорил мне об этом. Я приехал только вчера вечером, но регулярно переписывался с ее подругой, мадемуазель Делане, которая держала меня в курсе. Да и ...
Грабе был не глуп, несмотря на его чопорность и напыщенность. Его светлые глаза подметили выражение лица Чуркина и он резко осведомился.
--В чем дело, месье?
--Ни в чем. Вы были знакомы с мадемуазель Делани?
--Буду с вами откровенен. Какое-то время,--признался он, словно оказывая услугу,--я подумывал просить ее стать моей женой. Но она понятия не имеет об обязанностях дипломата и поведении, которое приличествовало бы моей супруге... Конечно, мужчины могут позволить себе небольшие ... э-э ... забавы. Но жена Цезаря...вы знаете цитату. Кроме того, я замечаю в ней некоторую ... э-э ...
жесткость. Она совсем не похожа на Манон! Бедная Манон всегда слушалась меня и с уважением относилась к моей карьере ... Но я отвлекся.
Достав яркий носовой платок, Грабе вытер румяное лицо. Казалось, он испытывает трудность в подходе к затронутой им теме.
--Что именно вы пытаетесь сказать, месье?--спросил Чуркин, улыбнувшись впервые за день.
--Мы все,--продолжал Грабе,--подшучивали над ...
э-э ... некоторыми качествами Манон--ее отказами даже прогуливаться с кем-либо, кроме Джереми Массона, и так далее. Вернее, притворялись, что подшучиваем. Лично я ею восхищался. Какая бы из нее получилась жена! Если бы я не рос с ней, то ...-- Он махнул рукой.--Я вспоминаю, как мы, когда наша компания играла в теннис в Туристическом клубе, пытались завлечь Манон на вечеринку. Все
смеялись, когда она отказалась, а Ивонна Делани заметила: «Ну ведь ее капитан в Африке!»--и изобразила, как он подкручивает усы и размахивает саблей, наступая на берберов.
--Да?
--Наверху вы спросили, интересовали ли Манон другие мужчины. Ответ: безусловно, нет. Но ...--Грабе понизил голос; взгляд его светлых глаз стал напряженным,--из недавнего письма, которое я получил от Ивонны, я понял, что Массон... э-э ... по гуливал и Манон знала это. Поймите, я ничего против него не имею. Это вполне естественно для молодого человека, если только он соблюдает осторожность ...
Я посмотрел на Чуркина. В эту информацию, поведанную Грабе в его сладкоречивой манере, было трудно поверить. Такое поведение не походило на Массона. Глядя на румяное остроносое лицо Грабе и представляя себе осмотрительность, к которой он прибегал, продвигаясь по службе («Это вполне естественно для молодого человека, если только он соблюдает осторожностъь,--говорила его мелкая душонка), я сомневался в полученных сведениях.
Но Грабе, очевидно, им верил. Чуркин же, к моему
удивлению, проявил величайший интерес.
--Погуливал»,--повторил он.--С кем, месье?
--Этого Ивонна не сообщала. Она упомянула об этом мимоходом и добавила довольно загадочно, что не удивится, если Манон отплатила ему тем же.
--И ни намека на конкретное лицо?
--Нет.
--Значит, вы считаете, что в этом причина ее изменившегося отношения к жениху?
--Ну ... не видя Манон некоторое время, я, конечно, не знал ни о каких изменениях, пока вы не упомянули о них наверху. Но это заставило меня вспомнить.
--У вас, случайно, не при себе это письмо?
--Ну ...--Его рука автоматически метнулась к внут- реннему карману.--Вполне возможно. Я получил его незадолго до отъезда из Лондона. Одну минуту.
Грабе начал сортировать бумаги, которые достал из кармана, бормоча себе под нос. Он заметил интерес в голосе Чуркина, и перспектива стать важным свидетелем сделала его еще более суетливым. Этот мелкий инцидент послужил началом целой серии событий, приведшей нас к раскрытию дела. Грабе достал из кармана брюк бумажник и еще несколько документов, но его рука зацепилась
за полу пиджака, и на пол упали конверт, пустая сигаретная пачка и предмет, который звякнул по паркету и остался лежать в тусклом свете, проникающем сквозь шторы ...
Это был маленький серебряный ключ. На миг я вновь ощутил стеснение в груди. Но Грабе
воспринял это с полным равнодушием, даже не обратив на нас внимания. Он наклонился, чтобы подобрать бумажник, когда Чуркин быстро шагнул к нему.
-- Позвольте мне, месье,--сказал он, поднимая ключ. Я также невольно сделал несколько шагов вперед и посмотрел на ключ на ладони Чуркина, когда он протянул руку. Ключ был чуть большего размера, чем те, которые обычно подходят к пружинному замку. На нем были выгравированы имя «Виктор Грабе» и
число 19.
--Благодарю вас,--рассеянно пробормотал Грабе.--
Нет, к сожалению, письма у меня нет. Но я могу принести его, если хотите ...
Он протянул руку, чтобы взять ключ, который Чуркин держал перед ним.
--Прошу прощения, что сую нос в ваши личные дела, месье,--сказал детектив,--но уверяю вас, что у меня имеется на то веская причина. Меня куда больше интересует ключ, чем письмо. Где вы его раздобыли?
Грабе впервые проявил признаки тревоги.
--Ну, это не может интересовать вас, месье!--Он судорожно глотнул.--Это...абсолютно личное дело. Клуб, в котором я состою. Я давно там не бывал, но привез ключ с собой из Лондона на случай, если мне захочется ...
--Клуб цветных масок на Севастопольском бульваре?
Теперь Грабе испугался по-настоящему.
--Вы знаете о нем? Пожалуйста, месье, это не должно стать известным! Если мои друзья... мое начальство... узнают, что я состою в этом клубе, моя карьера ...
--Насчет меня можете не волноваться, молодой человек. Я никогда об этом не упомяну.--Чуркин дружески улыбнулся.--Как вы сами выразились, для молодых людей это вполне естественно.--Он пожал плечами.--Меня интересует это только потому, что другие события, не касающиеся вас ни в малейшей степени, возбудили мое любопытство.
--Мне все же кажется,-- чопорно произнес Грабе,--
что это мое личное дело.
--Могу я спросить, как давно вы являетесь членом
клуба?
--Около...около двух лет. Я был там только полдю-
жины раз! В моей профессии необходимо соблюдать осмотрительность.
--Ах да! А что означает число 19 на ключе?
Грабе стиснул зубы.
--Месье,--отозвался он, с трудом сдерживая ярость,--вы сами признали, что это дело вас не касается. Это личный секрет! Не для ушей посторонних! Я отказываюсь что-либо сообщать вам. По вашей эмблеме я вижу, что вы масон. Стали бы вы откровенничать, если бы я спросил вас ...
--Ну-ну!--со смехом Чуркин.--Думаю, даже вы
должны признать, месье, что это едва ли одно и то же.
Зная цель этого клуба, я не могу не смеяться ...--Он снова стал серьезным.--Вы твердо решили не отвечать на мои вопросы?
--Боюсь, вам придется меня извинить.
Последовала пауза.
--Сожалею, мой друг.--Чуркин покачал головой.--
Потому что прошлой ночью там произошло убийство.
Поскольку мы не знаем имен членов клуба, а это первый ключ, оказавшийся в нашем распоряжении, возможно, понадобится доставить вас в префектуру для допроса. Газеты ... Это было бы весьма печально.
--У ... убийство?--взвизгнул Грабе.
--Подумайте, друг мой!--Я знал, что Чуркин едва сдерживает смех, но он понизил голос, заставив его звучать угрожающе.--Подумайте, какой сенсацией это окажется для газет. Подумайте о вашей карьере. Многообещающий молодой дипломат задержан для допроса в связи с убийством, совершенным в доме свиданий! Подумайте о реакции в Лондоне, о скандале в парламенте, о чувствах вашей семьи, о ...
--Но я ничего не сделал! Я ... Вы ведь не собираетесь привлечь меня ...
Чуркин с сомнением поджал губы.
--Ну,--признал он,--как я говорил вам, эту историю
совсем ни к чему предавать огласке. Не думаю, что вы
имеете отношение к убийству. Но вы должны все рассказать, друг мой.
--Господи! Конечно, я все расскажу!
Понадобилось некоторое время, чтобы его успокоить. После того как Грабе еще несколько раз вытер лицо платком и заставил Чуркина поклясться самыми страшными клятвами, что его имя нигде не будет фигурировать, Чуркин повторил вопрос о числе 19.
--Понимаете, месье,--объяснил Грабе,--в клубе
ровно пятьдесят мужчин и пятьдесят женщин. Все муж-
чины имеют... комнаты--большие или маленькие, в за-
висимости от платы ... Это номер моей комнаты. Никто
не может пользоваться комнатой кого-то еще ...--Есте-
ственное любопытство пересилило страх.--А кто был
убит?
--О, это не имеет значения ...--Чуркин оборвал
фразу.
Я пытался привлечь его внимание, так как вспомнил разговор между Каролиной Дюранд и Беактрис, когда последний сказал: «Ты придешь в наш восемнадцатый номер». Поэтому я осведомился небрежным топом.
--Восемнадцать--знак белой кошки?
Загадочный вопрос, казалось, озадачил Грабе, но Чуркин кивнул.
--Вы говорите, что состоите в клубе два года. Кто вас рекомендовал?
--Рекомендовал меня? Ну, это я могу сообщить, никому не причинив вреда. Меня рекомендовал молодой Жан де Гюго--автогонщик. Пользовался невероятным успехом у дам.
--Пользовался?
--Он погиб в Америке в прошлом году. Его машина перевернулась…
--Проклятье! И тут никакой нити!--Чуркин раз-
драженно щелкнул пальцами.--Сколько ваших друзей
являются членами клуба?
--Поверьте, месье, не знаю! Вы не понимаете. Туда приходят в масках. Я не видел без маски ни одной женщины, с которыми встречался. Входя в большой зал, где было так темно, что едва узнаешь человека даже без маски, я спрашивал себя: кто из моих друзей, даже из моей семьи может быть здесь? От этого мороз продирает по коже!
Детектив снова устремил на него холодный про- низывающий взгляд, но Грабе спокойно встретил его. Я не сомневался, что он говорит правду.
--И вы никогда не видели там никого, даже показавшегося знакомым?
--Я был там всего несколько раз! Хотя я слышал ...--он с осторожностью огляделся,--что существует нечто вроде внутреннего круга, члены которого хорошо друг друга знают, и что есть женщина, которая занимается привлечением новых членов. Но я не знаю, кто она.
Снова наступило молчание. Чуркин постукивал ключом по ладони.
--Только представьте себе!--неожиданно заговорил Грабе.--Вы приходите туда, встречаете девушку и узнаете, что она ваша невеста! Для меня это слишком опасно! Больше я туда ни ногой! Тем более убийство ...
--Хорошо. А теперь, месье, я назову вам цену моего молчания. Вы одолжите мне этот ключ ...
--Забирайте его совсем!
--...на несколько дней. Потом я его верну. Полагаю, новость о вашем возвращении во Францию появится в светской хронике?
--Очевидно. А что?
--Превосходно! Хм ... Номер 19 напротив номера 18 или рядом с ним?
Грабе задумался.
-- Я никогда не обращал внимания, но думаю, что ря-дом ... Да, теперь вспомнил.
-- В комнатах есть окна?
--Да. Все окна выходят во что-то вроде вентиляционной шахты. Но пожалуйста ...
--Лучше и лучше!--Чуркин положил ключ в карман
и застегнул пиджак. Потом он опять сурово посмотрел на Грабе.--Мне незачем предупреждать, чтобы вы не проронили ни слова о том, что рассказали нам. Понятно?
--За кого вы меня принимаете?--оскорбленным то-
ном осведомился молодой человек.--Но вы сдержите
свое обещание?
--Клянусь!--сказал детектив.--Тысяча благодарно-
стей, друг мой. Если хотите узнать, кто был убит, загляните в вечерние газеты. Всего хорошего!


      















               Г Л А В А  5



Ветер на улице стал значительно холоднее, а небо заметно почернело. Чуркин поднял воротник пальто и усмехнулся.
--Мы сильно обеспокоили молодого человека,--заметил он.--Мне не хотелось этого делать, но вот ключ... Он поистине бесценен, Джек! Впервые нам повезло. То, что я задумал, мы могли бы осуществить и без него, но теперь это в миллион раз легче! --Он энергично шагал по тротуару, продолжая усмехаться.--Вы собираетесь сообщить мне, что Беактрис назначил мадемуазель Дюранд встречу после шоу в «Мулен Руж», не так ли?
-- Вижу, вы поняли мой намек.
--Ваш намек? Дорогой мой, я был готов к этому. Он пытался опередить меня, явившись в этот дом, но я это предвидел. Теперь она будет страшиться встречи с ним весь остаток дня. Беактрис узнал у консьержа в доме мадемуазель Дюранд, куда она пошла. Консьерж получил указание сообщить ему адрес. Ха! Нам нужно, чтобы вечером у них состоялся долгий разговор там, где мы могли бы его подслушать.--Чуркин почти беззвучно засмеялся и хлопнул меня по плечу.--Несмотря на то, что сказал Беактрис, мозги у старика еще работают!
--Вот почему вы устроили так, чтобы она пришла к
мадам Трюшон?
--Да. И вот почему я заверил Беактрис прошлой ночью, что мы не собираемся разоблачать деятельность его клуба. Потому что он встретится с ней там, Джек! Понимаете, почему это было неизбежно? И более того, вы понимаете, какие столь же неизбежные события привели к этому?
--Нет.
--Ну, я изложу вам это за ленчем. Но сначала передайте мне слово в слово, что они сказали друг другу.
Я повиновался, стараясь ничего не упустить. Когда я умолк, Чуркин торжествующе хлопнул в ладоши.
--Это больше, чем я надеялся, Джек! Мы пошли с
нужных карт! Беактрис думает, что мадемуазель Дюранд знает, кто убийца, и намерен это выяснить. Прошлой ночью ему это не удалось, но на сегодняшнем свидании... Это в точности соответствует моей теории.
--Но к чему Беактрис заботиться о законе и порядке?
--О законе и порядке? Используйте ваши мозги! Речь идет не о законе и о порядке, а о шантаже! Имея на руках доказательства совершения определенным лицом убийства, Беактрис добавил бы самый лакомый кусочек к своей коллекции компрометирующих материалов. Я подозревал это ...
--Погодите,--прервал его я.--Даже если вы не сомневались, что Беактрис где-то встретится с Каролиной--хотя один Бог знает, как вам в голову пришла подобная мысль,--почему нужно было выбирать клуб? Мне казалось, это последнее место, куда он может отправиться, зная о ваших подозрениях.
--Напротив, Джек, это самое первое место. Поду-
майте! Беактрис понятия не имеет, что мы подозреваем, будто Каролина Дюранд или какая-либо другая женщина замешана в преступлении--он сам так сказал, судя по вашим словам. Несомненно, он догадывается, что за ним следят мои люди. (Я приказал человеку, который следует за
ним, вести себя как можно заметнее.) Если он встретится с Каролиной Дюранд в другом месте--в ее квартире, его доме, каком-нибудь театре или дансинге --мы, как рассуждает Беактрис, почти наверняка увидим ее и зададим себе вопрос: «Кто эта таинственная блондинка?».
А выяснив, кто это, мы узнаем, что она была рядом с местом преступления. Таким образом, под подозрение попадут они оба. С другой стороны, клуб-- вполне безопасное место. Существует только сотня ключей, замок практически недоступен для взлома, и полиция не может проникнуть туда, чтобы шпионить. Более того, в подобного рода заведение они могут входить в разное время, и дежурящая снаружи полиция не станет связывать их друг с другом...
Понятно?
--Значит,--спросил я,--вы намеренно подыграли
ему, сказав, что знаете о клубе, дабы он устроил там встречу с Каролиной?

Встречу, которую смог бы подслушать я или один из моих оперативников.
--Но к чему такой изощренный план?
Детектив нахмурился.
--Потому что Беактрис--изощренный преступник. Допрашивайте его, угрожайте, даже пытайте--и вы узнаете только то, что он сам хочет вам сообщить, и ни слова больше. Мы имеем дело с чрезвычайно гибким умом, и наша единственная надежда-- перехитрить его. Я знал, что он снова встретится с этой девушкой, даже прежде, чем узнал, кто она.
--Встретится снова,--мрачно повторил я.--Выходит, вы знали, что он уже встречался с ней.
-- О, это было очевидно! Я расскажу вам в свое время. А теперь благодаря нашему другу Грабе мы легко преодолеем наши трудности. В крепость нетрудно было проникнуть, но ключ делает это детской игрой. В нашем распоряжении соседняя комната, окна которой выходят в вентиляционную шахту... Беактрис должен обладать сверхъ-
естественными способностями, чтобы предвидеть это ... Знаете,--неожиданно спросил он,--какой самый существенный момент в его разговоре с Каролиной Дюранд?
--То, что ей, по-видимому, известно, кто совершил
убийство.
--Вовсе нет. Это я мог бы сказать вам заранее. Наиболее значительны ее слова: «Было темно». Запомните это! А теперь маленький визит на рю де Варенн перед ленчем. Нам нужно повидать родителей мадемуазель Делани.
Мы остановились на углу продуваемой ветром улицы, проходившей через самое сердце предместья Сен- Жермен.
--Слушайте,--неуверенно сказал я.--От этих сцен с
истеричными родителями меня бросает в дрожь. Если нас ожидает то же, что в доме мадам Трюшон, я предпочел бы отсутствовать.
Чуркин медленно покачал головой, глядя на фонарь на грязной стене.
--Только не с этими людьми. Вы их знаете, Джек?
--Слышал имя--вот и все.
--Граф де Делани принадлежит к самому древнему и достойнейшему роду во Франции. Фамильная честь для них нечто патологическое. Но при этом старик--ярый республиканец, так что не вздумайте обращаться к нему по титулу. Их предки--сплошь военные, и он больше всего на свете гордится своим званием полковника. На войне он потерял руку. Его жена--маленькая старушонка, почти совсем глухая. Они живут в огромном доме и проводят время, играя в домино.
-- В домино?
--Час за часом,--кивнул Чуркин.--В молодости старик был азартным игроком--из тех, кто, не задумы-
ваясь, ставит огромные суммы при каждом удобном случае. От домино он, должно быть, получает сардоническое удовольствие. Тем не менее...--Детектив колебался.--С ними нужно обращаться осторожно. Когда они узнают, что их дочь убили ... в общем, Джек, зацикленность на фамильной чести может создать трудности.
--Массон сообщил им?
--Искренне на это надеюсь. И я также надеюсь, что ему хватило ума не упоминать о клубе. Хотя, думаю, к музею восковых фигур они отнеслись бы не лучше ...
В Париже есть обширные скрытые пространства. Сады предместья Сен-Жермен появляются как по волшебству, когда высокие старые стены открывают свои ворота. Вы могли бы поклясться, что усаженные деревьями аллеи тянутся на мили, что бассейны и клумбы заколдованы и что такое просто не в состоянии существовать среди шумных парижских улиц. Здесь, на призрачных участках, высятся каменные дома с фронтонами и башенками. Летом,
когда цветы пламенеют на фоне зелени, а на деревьях играет солнце, эти дома кажутся гордыми, заброшенными и тоже призрачными. А осенью их фронтоны темнеют на фоне серо-белого неба, заставляя вас чувствовать, будто вы очутились в сельской местности за тысячи лье от Парижа или от реальности. Свет в окне удивляет вас. В сумерках на этих гравиевых дорожках мимо вас может с гро-
хотом промчаться темная карета, запряженная четверкой белых лошадей, с лакеем на запятках, и вы осознаете, что ее пассажиры мертвы уже две сотни лет ...
Я не преувеличиваю. Когда ворота поместья де Делани открыл старик, вышедший из будки привратника, и мы зашагали по заросшей сорняками гравиевой подъездной аллее, Париж полностыо перестал существовать. Автомобили еще не изобрели. Нам открылась лужайка, заполненная коричневыми узорами мертвых клумб и желтыми пятнами там, где листья падали с деревьев. Из-за дома донеслись шорох, скрип цепи, а потом лай собаки, чье эхо
разносилось далеко за пределами сырого сада. Словно в ответ, в одном из окон первого этажа зажегся свет.
--Надеюсь, эта зверюга на цепи,--сказал Чуркин.--
Его зовут Ураган. Он самый злобный ... Эй!
Он резко остановился. Из рощи каштанов справа от нас метнулась фигура и вприпрыжку бросилась прочь. Ветхое пальто взлетало над плечами, прежде чем человек скрылся за другой группой деревьев. Лай внезапно прекратился.
--За нами наблюдают, Джек,--заметил Чуркин.--
Ручаюсь, что это один из людей Беактрис. Собака спугнула его.
Я поежился. Тяжелая капля дождя упала на листву; за ней последовала другая. Мы поспешили к дому мимо древних столбиков для привязывания лошадей, спеша укрыться на крыльце. Само крыльцо, очевидно, было пристроено в прошлом веке, так как на стенах еще сохранились железные консоли для факелов. Должно быть, место было достаточно мрачным для молодой девушки вроде Ивонны Делани. За мертвыми виноградными лозами я разглядел несколько плетеных стульев, обитых ярким ситцем, а ветер шевелил страницы журнала, лежащего раскрытым на подушке качелей.
Когда мы приблизились, двери открылись.
--Входите, господа,--произнес почтительно тихий
голос.--Полковник де Делани ожидает вас.
Слуга проводил нас в тусклый просторный холл с панелями из черного орехового дерева. Помещение не было ветхим, но нуждалось в проветривании--в нем пахло старой древесиной, пыльными занавесями, политурой для меди и вощеными полами. Я снова почувствовал запах одежды и волос, как в музее восковых фигур, и уже не мог избавиться от ощущения, что это одежда и волосы мертвецов ...
Нас провели в библиотеку в задней части дома. За столом красного дерева, на котором горела лампа
с абажуром, сидел полковник де Делани. В задней стене комнаты, над высокими книжными полками, находились ромбовидные окна с голубыми и белыми стеклами, за которыми виднелась серебристая пелена дождя. Блики света падали на лицо женщины, сидевшей неподвижно в тени полок. Фигуры обоих де Делани окружала атмосфера напряженного ожидания, невыплаканных слез и обреченности. Старик поднялся.
--Входите, господа,--пригласил он глубоким голо-
сом.--Это моя жена.
Он был среднего роста и крепкого телосложения, но двигался с трудом. Желтоватое лицо могло бы казаться красивым, не будь оно таким мясистым. Свет отражался на его круглом лысом черепе; запавшие глаза под густыми бровями мрачно поблескивали. Я видел напрягшиеся мышцы рта под обвисшими бело-желтыми усами и складки подбородка над воротником с узким галстуком. Темный костюм, хотя и старомодного фасона, был из превосходного материала, а в манжетах рубашки видне-
лись опаловые запонки. Он кивнул в сторону полок.
--Добрый день!--послышался женский голос, высокий и пронзительный, как у многих тугих на ухо. Глаза на увядшем костлявом лице старухи разглядывали нас; волосы были белыми как снег.-- Придвиньте господам стулья, Андре.
Слуга повиновался, и мы сели неподалеку от стола, на котором я увидел набор домино. Кости были сложены стопками, как блоки игрушечного дома, и я внезапно представил себе графа де Делани сидящим здесь долгими часами, терпеливо возводя сооружения из домино и разрушая их, как серьезный ребенок. Но сейчас он мрачно смотрел на нас, теребя клочок голубой бумаги, похожий на телеграмму.
--Нам уже сообщили, месье,--сказал он наконец.
Атмосфера действовала мне на нервы. Я видел, как
женщина позади кивнула, напрягая слух, и мне казалось, будто какие-то зловещие силы собираются вокруг дома, чтобы разрушить его до основания.
--Это хорошо, полковник Делани,--отозвался Чуркин.--Мы избавлены от неприятной обязанности. Говорю откровенно--теперь нам остается получить как
можно больше информации о вашей дочери ...
Старик кивнул. Впервые я заметил, что он теребит бумагу только правой рукой--левая отсутствовала, а пустой рукав был засунут в карман.
--Мне нравится ваша прямота, месье,--сказал он.--
Вам не придется видеть, как мадам или я проявим сла-
бость. Когда мы можем ... забрать ее?
Я снова поежился при виде этих ярких неподвижных глаз.
--Очень скоро,--ответил Чуркин.--Вы знаете, где
нашли мадемуазель Делани?
--Кажется, в каком-то музее восковых фигур ...--раскатистый голос безжалостно повысился,-- заколотой в спину. Говорите. Моя жена не может вас услышать.
--Она действительно мертва?--внезапно спросила
женщина. Ее крик пронзил нас как нож.
Месье де Делани устремил на жену холодный взгляд. Мадам сразу сжалась и опустила глаза. Только высокие напольные часы тикали в наступившем молчании.
--Мы надеемся,--выждав паузу, продолжал Чуркин,--что родители могут пролить какой-то свет на ее смерть. Когда ее последний раз видели живой?
-- Я пытался это вспомнить. Боюсь ...--на сей раз
безжалостный голос был направлен против своего обладателя,--я толком не следил за дочерью, предоставив все ее матери. Вот если бы это был сын ... Мы с Ивонной были почти чужими. Она выросла активной, веселой, принадлежала к другому поколению.--Он прижал руку ко лбу, словно глядя в прошлое.--Последний раз я видел ее за обедом вчера вечером. Раз в месяц, в один и тот же день, я всегда хожу в дом маркиза де Бержерака играть в карты. Этот ритуал мы соблюдаем почти сорок лет.
Вчера вечером я ушел около девяти. Я знаю, что в это
время Ивонна еще была дома, так как слышал, как она ходит в своей комнате.
--А вы не знаете, собиралась ли она уходить?
--Не знаю, месье. Как я сказал,--его рот снова на- прягся,--я не контролировал дочь. Все указания насчет
того, что должна делать Ивонна, я оставлял ее матери
и редко наблюдал за их выполнением. Ну, вот и ... ре-
зультат.
Глядя на мадам, я видел, как на ее лице появилось жалобное выражение. Отец старой школы и любящая, довольно простодушная мать ... Насколько я понимал, Ивонна Делани не походила на Манон. Она могла бы выйти сухой из воды при любых обстоятельствах, не вызвав подозрений. Очевидно, та же мысль мелькнула у Чуркина, так как он осведомился.
--Вероятно, у вас никогда не было в привычке дожидаться ее возвращения?
--Месье,--холодно произнес старик,--мы в нашей
семье никогда не считали это необходимым.
--Она часто принимала у себя друзей?
--Я был вынужден это запретить. Их шум выглядел неподобающе для нашего дома, и я боялся, что он может потревожить соседей. Конечно, Ивонне разрешали приглашать друзей на наши приемы, но она этого не делала. Я обнаружил, что Ивонна подает нашим гостям то, что именуется «коктейлями»... --Челюстные мышцы старика изогнулись в презрителыюй улыбке.--Я информировал дочь, что винный погреб де Делони является непревзойденным во всей Франции и что я не желаю оскорблять
старых друзей. Это был единственный раз, когда мы пссорились. Она спросила у меня, почти крича, был ли я когда-нибудь молод. Молод!
--Вы сказали, месье, что видели вашу дочь за обедом. Она вела себя как обычно или вам казалось, что у нее было что-то на уме?
Месье де Делани коснулся кончика длинных усов и прищурился.
--Я об этом думал. Да, я заметил, что она... расстроена.
-- Она не хотела есть!--вскрикнула его жена так внезапно, что Чуркин уставился на нее. Полковник говорил тихо, и нас обоих удивило, что она это услышала.
--Моя жена читает по вашим губам, месье,--объяс-
нил хозяин дома.--Вам незачем кричать ... Это правда.
Ивонна почти ничего не ела.
--По-вашему, ее поведение было вызвано возбуждением, страхом или чем-то еще?
--Не знаю. Возможно, тем и этим.
--Ей было не по себе!--снова вскрикнула мадам. Ее сухая голова с лицом, которое некогда, вероятно, было красивым, поворачивалась из стороны в сторону; поблекшие глаза умоляюще смотрели на нас. --А предыдущей ночью я слышала, как она плакала!
Каждый раз, когда этот странный пронзительный голос, в котором звучали слезы, раздавался из тени под залитыми дождем окнами, я испытывал желание ухватиться за край стула. Я видел, что ее муж с трудом держит себя в руках--его губы плотно сжались, а веки трепетали над острыми глазами.
--Я встала и пошла к ней в комнату, как делала, когда она была маленькой и плакала в кровати!--Женщина судорожно глотнула.--Она не сердилась на меня. Я спросила: «В чем дело, дорогая? Позволь мне помочь тебе». А она ответила: «Ты не можешь помочь мне, мама, никто не в состоянии мне помочь!». Она вела себя так весь следующий день, а вечером ушла ...
Опасаясь вспышки эмоций, полковник де Делани снова повернулся к жене--его правый кулак сжался, а пустой левый рукав подергивался. Чуркин обратился к женщине, тщательно подбирая слова.
--Она рассказала вам, что ее беспокоило, мадам?
--Нет. Она отказалась.
--А у вас были какие-нибудь предположения?
--Нет. Что могло беспокоить бедную малышку? Ничего.
Ее голос перешел в стон. Паузу заполнил решительный голос полковника.
--Еще немного информации, джентльмены. Я узнал это от жены и от Андре, нашего дворецкого. Около половины девятого Ивонне позвонили по телефону, а вскоре после этого она ушла. Она не сказала матери, куда идет, но обещала вернуться к одиннадцати.
--Звонил мужчина или женщина?
--Они не знают.
--Какую-нибудь часть разговора не удалось услы- шать?
--Естественно, не моей жене. Но я расспросил Андре. Он смог услышать только одну фразу: «Но я даже не знала, что он вернулся во Францию!».
--«Я даже не знала, что он вернулся во Францию»--повторил детектив.--У вас нет предположений насчет того, к кому могли относиться эти слова?
--Нет. У Ивонны было много друзей.
--Уходя, она взяла машину?
--Взяла без моего разрешения. Ее вернул утром человек из полиции. Как я понял, машину оставили вблизи музея восковых фигур, где нашли Ивонну. А теперь, месье!..--Его кулак медленно опустился на стол, потревожив сооружение из домино.--А теперь, месье, дело в ваших руках. Можете объяснить мне, почему моя дочь, носящая фамилию де Делани, найдена мертвой в музее восковых фигур в таком скверном районе? Вот что я хочу знать больше всего.
--Это сложная проблема, полковник де Делани. В настоящий момент я не могу дать вам четкий ответ. Вы говорите, она никогда не бывала там раньше?
--Не знаю. В любом случае...--он сделал решительный жест,--это явно работа какого-то громилы или вора. Я хочу, чтобы его предали суду. Слышите, месье? Если нужно, я предложу достаточно большое вознаграждение за ...
--Думаю, ничего подобного не понадобится. Но ваша мысль приводит меня к главному вопросу, который я хотел задать. Вы говорите, что это «работа громилы или вора», но вы, вероятно, знаете, что ваша дочь не была ограблена--я имею в виду, в обычном смысле слова. Ее деньги не тронули. Убийца забрал какой-то предмет, висевший у нее на шее на тонкой золотой цепочке. Вы знаете, что это за предмет?
--На шее?--Старик покачал головой, нахмурившись и закусив усы.--Представить себе не могу. Это, безусловно, не была одна из драгоценностей Делани. Я держу их запертыми, и моя жена надевает их только по официальным поводам. Возможно, какая-то безделушка, не имеющая особой ценности. Я никогда не замечал ...
Он вопросительно посмотрел на жену.
--Нет!--крикнула она.--Не может быть! Ивонна ни-
когда не носила ни ожерелье, ни медальон--она говорила, что это старомодно. Я бы знала, месье!
Каждая нить приводила в тупик, ни один ключ не давал ровным счетом ничего. Мы долго молчали, покуда шелест дождя не перешел в грохот, а окна не сделались темными от воды. Но вместо того чтобы разочаровать Чуркина, эта последняя информация, казалось, стимулировала его. Он с трудом сдерживал возбуждение--при свете лампы под его скулами обозначились треугольные тени, а между маленькими усиками и остроконечной бородкой блеснули в улыбке зубы. Но его глаза оставались серьезными, только взгляд переместился от месье де Делани к его жене. С урчанием гирь напольные часы начали бить двенадцать. Каждый удар звучал как из могилы,
усиливая нервное напряжение. Месье де Делани посмотрел на свое запястье, нахмурился, потом взглянул на напольные часы, вежливо давая понять, что разговор затянулся.
--Не думаю,--заметил Чуркин,--что нам нужно
продолжать расспрашивать вас. Решение находится не
здесь. Чувствую, что любая попытка проникнуть глубже в дела мадемуазель де Делани окажется тщетной. Благодарю вас, мадам, и вас, месье, за вашу помощь. Я буду информировать вас о нашем прогрессе.
Хозяин дома поднялся вместе с нами. Впервые я обратил внимание, как потряс его разговор--его крепкая фигура оставалась прямой, но в глазах светилось отчаяние. Он стоял, прекрасно одетый, будто собрался на праздник, и свет лампы играл на его лысине ... Мы вышли из дома в дождь.

--Звонят из кабинета судебного следователя. Говорит Чуркин. Соедините меня с центральным медицинским бюро.
Гудение проводов и щелчки.
--Медицинское бюро, стол дежурного.
--Это судебный следователь. Доложите о результатах вскрытия Манон Трюшон. Дело А-53, убийство.
--Дело А-53, доложено комиссаром первого отдела в два часа дня 19 октября 1930 года в главное управление. Тело женщины, найденное у подножия Пон-о- Шанж. Правильно?
--Да.
--Сложный пролом черепа, причиненный падением с высоты не менее двадцати футов. Непосредственная причина смерти--колотое ранение в третьем межреберном пространстве, нанесенное ножом шириной 13 миллиметров и длиной в 90 миллиметров, проникающее в сердце. Менее значительные раны и ушибы ... Порезы битым стеклом на голове, лице, шее и руках ... К моменту обнаружения мертва около восемнадцати часов.
--Это все... Соедините с четвертым отделом главного управления.
--Главное управление, четвертый отдел.
--Судебный следователь. Кто ведет дело А-53, убийство?
--А-53. Инспектор Лионель.
--Если он в здании, соедините меня с ним.
Подступали холодные осенние сумерки. До этого времени я не мог повидаться с Чуркиным--незадолго до ленча его вызвали на работу по какому-то рутинному вопросу, и было уже начало пятого, когда я появился в его кабинете во Дворце правосудия. Но и тогда я не застал его в просторной пустой комнате с лампами под зелеными абажурами, где он ведет допросы. У него имеется личный кабинет на самом верху здания, отгороженный от шума и
суеты, но соединенный батареей телефонов со всеми отделами Сюрте и полицейской префектурой в нескольких кварталах отсюда.
Иль де ла Сите, представляющий собой остров в форме узкого корабля, тянется вдоль Сены почти на милю; в его заднем, расширяющемся конце находится собор Нотр-Дам, а в переднем, сужающемся наподобие бушприта--сонный парк, смело именуемый площадью Галантной Зелени. Между ними возвышается над суетой Нового моста Дворец правосудия. Окна личного кабинета Чуркина расположены под самой крышей и выходят на Новый мост, сужающуюся оконечность острова и продолжение реки. При взгляде в них возникает иллюзия панорамы всего Парижа.
Помещение выглядит жутковато с его коричневыми стенами, креслами, мрачными
реликвиями в стеклянных контейнерах, фотографиями в рамках и старым ковром на полу, стертым почти до дыр бесконечными шагами Чуркина. Мы сидели практически в темноте, были включены
лишь тусклые лампы над книжными полками в нише.
В их желтом свете вырисовывалась силуэтом голова Чуркина, застывшего у окон с телефонной трубкой в руке. Я устроился напротив, также возле окон, в наушниках, позволяющих слушать телефонные разговоры. Слыша гудение и щелчки, неясные голоса со всех концов здания, я словно держал в руках чуткие нити, протянувшиеся из этой комнаты почти в каждый парижский дом.
Последний разговор по телефону сменило молчание. Я видел, как длинные пальцы Чуркина нетерпеливо постукивают по подлокотнику кресла, и мой взгляд устремился к окнам. Они слегка дребезжали, поскольку с реки дул холодный ветер. Стекла были мокрыми от дождя.
Я различал фонари на Новом мосту далеко внизу--он,
как всегда, был переполнен пешеходами, автомобилями и автобусами. Еще дальше, на сужающемся конце острова, поблескивали огни, отражаясь в реке. Но больше ничего
видно не было. Фонари на обоих берегах Сены растворялись в дожде.
Но мы были далеко от этой веющей холодом перспективы, сидя в комнате с закрытыми окнами, полной сигарного дыма, с ковром, стершимся от шагов преследователя убийц.
--Говорит инспектор Лионель,--послышался голос
в наушниках.
--Лионель? Это Чуркин. Что у вас по делу об убий-
стве Трюшон?
--Пока только рутина. Сегодня я ходил повидать ее мать, и мне сказали, что вы уже побывали там. Говорил с Дассеном. Он ведет дело Делани, не так ли?
--Да.
--По его словам, вы считаете, что оба дела связаны с Клубом масок на Севастопольском бульваре. Я хотел вломиться туда, но Дассен сказал, что вы распорядились держаться подальше от клуба. Это верно?
--Да, пока что.
--Ну, если таковы инструкции, то все в порядке. Но у меня нет никаких идей. Тело нашли у Пон-о-Шанж, возле одного из «быков» моста. Течение там быстрое, так что тело, должно быть, сбросили в воду где-то очень близко, и оно застряло. Мост находится рядом с концом Севастопольского бульвара. Из клуба туда можно добраться по прямой.
--Кто-нибудь заметил что-то подозрительное?
--Нет. Мы опрашиваем местных жителей, и работа еще продолжается.
--А лабораторные рапорты?
--В лаборатории ничего не могут добавить. Тело пробыло в воде слишком долго, так что на одежде не осталось никаких указаний. Есть еще одна ниточка, если вы не позволяете заниматься клубом ...
--Осколки стекла в порезах на лице? Вероятно, стекло необычного типа--несомненно, матовое и, возможно, цветное,--и вы нашли кусочки. Да, инспектор, она либо выпрыгнула, либо была выброшена из окна, а все окна в этом клубе ...
В трубке послышался досадливый возглас.
--Да,--нехотя признал голос.--В некоторых порезах находились осколки темно-красного, очень дорогого стекла. Значит, вы их заметили? Мы опрашиваем всех стекольщиков в радиусе мили от Порт-Сен-Мартен. Если они ремонтировали это окно ... Какие будут указания?
-- Сейчас никаких. Продолжайте расследование, но помните: никаких действий в Клубе масок без моего разрешения.
Голос что-то проворчал. Чуркин положил трубку,
нервно поглаживая подлокотник кресла. Мы оба молчали, прислушиваясь к звукам в здании и шуму дождя.
--Итак,--заговорил я,--Манон Трюшон была убита в
клубе. Это, кажется, установлено. Но Ивонна Делани ...
Ее убили потому, что она слишком много знала о первой смерти?
Чуркин медленно обернулся.
--Почему вы так думаете?
--Ну, ее поведение дома в тот вечер, когда исчезла Манон,--плач, возбуждение, слова, обращенные к матери: » Ты не можешь мне помочь. Никто не в состоянии помочь мне». Кажется, она обычно была весьма уравновешенной молодой дамой ...Вы считаете, что они обе были
членами клуба?
Чуркин придвинул к себе табурет, на котором стояли графин с бренди и коробка сигар. Свет из ниши позади очерчивал его скулы и сверкал алыми огоньками в жидкости внутри графина.
--Мы можем попробовать догадаться. Думаю, Манон Трюшон не была, но Ивонна Делани наверняка состояла в клубе.
--Почему »наверняка»?
--На это есть целый ряд указаний. Во-первых, потому, что она, безусловно, была знакома мадемуазель Лебрун, и притом хорошо знакома. Мадемуазель Лебрун прекрасно помнила Ивонну, хотя, возможно, не знала ее имени. Очевидно, у Ивонны Делани было в привычке входить в клуб через музей восковых фигур, и это указывает на то, что она была постоянным посетителем ...
--Погодите! Предположим, ее лицо было знакомо мадемуазель Лебрун потому, что она видела Ивонну Делани мертвой?
Чуркин задумчиво посмотрел на меня, наливая стакан бренди.
--Понятно, Джек. Вы пытаетесъ приписать хозяйке Музея преступное сокрытие убийства? Ну, это возможно с нескольких точек зрения. Мы обсудим это позже. Во-вторых, на членство мадемуазель Делани в клубе указывает черная маска, которую мы нашли в проходе возле ее тела. Она, несомненно, принадлежала ей.
Я выпрямился в кресле.
--Какого черта? Я четко слышал, как вы говорили инспектору Дассену, что маска принадлежала другой женщине, и доказали это!
--Да,--усмехнулся Чуркин.--Я был вынужден об-
мануть вас обоих, чтобы одурачить инспектора. Просто я испугался, что он заметит жуткую погрешность в моих рассуждениях.
--Но почему ...
--Почему я хотел его обмануть? Потому что, Джек, инспектор Дассен слишком человек действия, чтобы быть осмотрительным. Он верит, что невинную девушку заманили в клуб и жестоко убили, как я и хотел ему внушить. Если бы Дассен знал, что она была членом клуба, он тут же известил бы об этом ее родителей, друзей и кого угодно. В результате они пришли бы в ярость и выставили нас из дома или захлопнули дверь перед нашим носом. В любом
случае мы бы не получили никакой помощи и информации... Как вы, возможно, заметили, я не говорил ни одной семье, что эти детали взаимодействуют друг с другом или что какая-то из девушек связана с клубом.
--Я покачал головой.
-- Чертовски замысловатая игра.
--Она и должна быть такой! Иначе мы ни к чему не придем. Сейчас публичный скандал с этим клубом уничтожит всякую надежду добраться до истины. А что касается маски, тут было слабое звено в аргументах, которые я изложил инспектору. Если помните, женщина, чью внешность я определил по указаниям, не могла быть никем, кроме убитой девушки! Маленькая, смуглая, с длинными каштановыми волосами--все соответствовало идеально, и маска это подтверждала. Но с помощью фальшивого довода мне удалось убедить Дассена ...
--На маске были следы помады, а вы указали, что на убитой помада отсутствовала.
На этот раз усмешку сменил взрыв хохота.
--Однако вы сами подобрали помаду, которую она носила в сумочке! Конечно, вы понимаете, Джек, что отсутствие помады во время смерти не означает, что она никогда не надевала эту маску ... Я с сожалением думаю о том, как легко Дассен проглотил наживку. Все свидетельствует, что она, несомненно, надевала маску в прошлом, но не в ту ночь.
--А оторванная резинка?
--Резинку, друг мой, оторвал убийца во время спешного обыска сумочки. Уходя из дома в тот вечер, девушка положила в сумочку маску. По всей вероятности, старомодная строгость де Делани помешала ей подкрасить губы перед уходом, а потом она об этом забыла. Разумеется, она шла в клуб. Маска доказывает, что она была его членом ... Ну, давайте обсудим все в целом.
Чуркин откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев и уставился в окно.
--С самого начала нам известно, что «дама в коричневой шляпке», Каролина Дюранд, каким-то образом связана с исчезновением Манон Трюшон. Как вы помните, старый Лебрун видел ее следующей за Манон вниз по лестнице в подвал Музея в тот день и ошибочно принял ее за призрак. Мы также можем утверждать, что Ивонна Делани тоже была связана с этим исчезновением, ибо, учитывая ее членство в клубе, поведение девушки в тот вечер нельзя
интерпретировать иначе. Я не говорю, что эти двое непременно замешаны в убийстве. Напротив, мне кажется, я знаю, в чем заключалась их роль. Но они ужасно боятся, Джек, оказаться замешанными. Поэтому Каролина Дюранд и Ивонна Делани договариваются о встрече, и в ту же ночь Ивонну убивают.
Без двадцати пяти двенадцать мадемуазель Дюранд ждет у входа в музей восковых фигур, где ее видит полицейский. Она не только расстроена, но и пребывает в нерешительности. Несомненно, Каролина Дюранд договорилась встретиться с подругой либо в самом музее, либо в проходе, так как девушки подобного типа едва ли стали бы ждать снаружи у выхода на Севастопольский бульвар,--это не слишком приятное место для ожидания. Но что-то идет не так, Джек, и нам незачем ломать голову над тем,
что именно. Каролина прибывает к музею без двадцати пяти двенадцать, но музей оказывается закрытым!
Случайность может все расстроить. Чисто случайно я позвонил месье Лебруну с просьбой о встрече, побудив его запереть музей за полчаса до обычного времени. По прибытии мадемуазель Дюранд находит двери закрытыми, а окна темными. Такого раньше не бывало, и она колеблется, не зная, что делать. Несомненно, мадемуазель привыкла входить в клуб через музей, поэтому она не решается воспользоваться дверью, выходящей на Севасто-
польский бульвар. Ивонна Делани опередила ее. Мы не знаем, прибыла ли она также после закрытия музея или всегда входила с бульвара. Но в тот раз она явно использовала последний способ ...
--Почему?
--У нее не было билета, Джек!--Чуркин склонил- ся вперед и нетерпеливо хлопнул по подлокотнику кресла.--Вы ведь понимаете, что каждый член клуба, хотя бы для виду, должен купить билет в музей, прежде чем войти. Но среди ее вещей не было билета. Мы не можем предполагать, что убийца забрал его. Зачем ему это делать? Он оставил девушку в музее, следовательно, не пытался делать тайну из ее присутствия там.
--Понятно. Продолжайте.
--И так, мадемуазель Делани входит в одну из дверей, а ее подруга ждет на улице перед музеем. Покуда каждая ждет, спрашивая себя, где другая, мы перейдем к важным пунктам. Первый состоит в следующем. В проходе есть три двери, через которые убийца мог подобраться к жертве. Во-первых, дверь с замком «бульдог», выходящая на улицу. Во-вторых, дверь в сам клуб. В-третьих, дверь в музей.
Последняя для нас особенно примечательна--в ней пружинный замок, и открыть ее можно только изнутри музея. Ею пользуются, но только односторонне--направляясь в клуб. Уходящие из клуба не могут ее открыть--у них нет ключей. А почему? Потому что клуб функционирует ночью. После двенадцати, когда музей закрывается, члены клуба не могут проходить через музей и отодвигать засовы на массивной парадной двери, заставляя мадемуазель Лебрун вставать и запирать ее снова каждый раз, когда кто-то уходит! Это само по себе было бы непрактично, не говоря уже о том, что старый Лебрун наверняка бы это обнаружил и запретил. Вы сами видели, как дочь старалась скрыть от него свои действия... Нет-нет, Джекl Члены клуба имели возможность входить туда через музей, но пружинный замок защелкивался с внутренней стороны, так что при отсутствии ключа они должны были выходить только через дверь на бульвар.
Конечно, убийца мог подобраться к жертве с улицы или из клуба. Но,--продолжал Чуркин, подчеркивая каждое слово ударом по подлокотнику кресла,--в таком случае он не сумел бы внести тело в музей. Дверь в музей заперта изнутри. И ее нельзя открыть из прохода. Следовательно, друг мой, убийца мог войти в проход только из музея, открыв дверь изнутри ...
Я присвистнул.
--Вы имеете в виду, что, когда старый Лебрун закрыл музей в половине двенадцатого, он запер в нем убийцу?
--Да. Запер его в темноте. Любой, кто хотел выйти, когда Лебрун закрывал музей, вышел бы, так что это не было несчастным случаем. Убийца ждал там намеренно, зная, что мадемуазель Делани войдет в проход. Какой бы дверью она ни воспользовалась--из музея или с улицы--он бы добрался до нее. А прятаться он мог в каморке за фальшивой стеной, где стоит статуя сатира.
Когда Чуркин сделал паузу, чтобы зажечь сигару, его руки слегка дрожали от нетерпения продолжить рассказ. Мне в голову вновь пришла зловещая мысль.
--По-вашему, Чуркин в музее мог быть заперт обя-
зательно кто-то, вошедший туда снаружи?
--Что вы имеете в виду?--Пламя спички на момент
отразилось в его глазах. Он реагировал весьма чувствительно, когда подвергали сомнению какой-либо из пунктов его реконструкции событий.
--Мадемуазель Лебрун была в музее одна. Помните эту странную историю с тем, как она включила свет на лестнице? По ее словам, ей показалось, будто кто-то ходит по музею ... Кстати, --добавил я, внезапно вспомнив,--как вы узнали, что она это сделала? Вы спросили ее, и она призналась, но ведь не было никаких указаний ...
--Указания были,--возразил детектив, чье настроение опять улучшилось.--Что именно вы пытаетесь сказать мне, Джек? Что Мари Лебрун совершила убийство?
--Ну ... не совсем. Нет даже тени мотива. И я не понимаю, почему, заколов девушку, она стала бы тащить труп в собственный музей, где он бы указывал непосредственно на нее. Но ее присутствие там в одиночестве... и свет на лестнице ...
Чуркин взмахнул сигарой. Я чувствовал его ироническую усмешку.
--Дался вам этот свет! Позвольте объяснить, что произошло в действительности.--Он вновь склонился вперед, и его голос стал серьезным.--Итак, мадемуазель Делани находится в проходе, убийца--в каморке, а мадемуазель Дюранд ждет у входа в музей ... Что же произошло тем временем? Мадемуазель Лебрун, как вы сказали, одна в жилых помещениях. Она выглядывает в окно, выходящее на улицу, и при свете фонаря видит, как и полицейский, лицо Каролины Дюранд, которая нервно ходит взад-вперед. Каковы бы ни были ее недостатки, мадему-
азель Лебрун--добросовестная молодая дама и всегда
отрабатывает деньги, кто бы их ни платил. И она знает,
что нужно мадемуазель Дюранд. Если не впустить ее, это может привести к потере источника дохода. Поэтому она включает свет в главном зале и на лестнице, ведущей к двери в проход, чтобы осветить посетительнице дорогу, потом отпирает входную дверь.
Но мадемуазель Дюранд уже ушла! Было почти без двадцати двенадцать, и она решила войти через другую дверь. Улица пуста. Мария Лебрун озадачена. Внезапно у нее пробуждается подозрение. Не было ли это ловушкой? Представляю ее окидывающей задумчивым взглядом рю Сент-Апполин. Потом она снова запирает дверь. Входит в музей--и, думаю, в силу привычки,--вглядывается в зеленый сумрак ..
Что же тем временем произошло в проходе? Убийца ждал с половины двенадцатого в каморке между фальшивой каменной стеной и дверью из музея в проход. В половине двенадцатого свет в музее погасили. Убийца остался в полной темноте. Вскоре он слышит, как отпирают дверь на Севастопольский бульвар. В проеме виден силуэт женщины на фоне уличных огней ...
Сидя в комнате с высоким потолком, я представлял себе эту сцену. Наше затемненное помещение, полоса тусклого желтого света из ниши, склонившееся вперед сатанинское лицо Чуркина, шум дождя, колотящего в окна, звуки транспорта--все это отступало перед видением сырого прохода, который описывал детектив. Дверь на бульвар открывалась, и в ней при свете, похожем на лунный, появлялась женщина ...
--Это Ивонна Делани,--продолжал Чуркин.--
Она идет в проход, чтобы ждать, скажем, Каролину Дюранд. Убийца видит лишь силуэт --так как он вышел из музея, он не может быть уверен, что это его жертва, мадемуазель Делани, но думает, что это она. Однако ему нужно убедиться, а в проходе слишком темно.
Должно быть, убийца испытывал жуткие моменты, пребывая в нерешительности, слыша шаги девушки взад-вперед по проходу, но будучи не в состоянии ее видеть! Мадемуазель Делани шагает по коридору, мадемуазель Дюранд бродит у входа в Музей, и три сердца бешено колотятся из-за того, что музей закрыли на полчаса раньше и выключили свет ...Джек, если бы Ивонна Делани осветила коридор, нажав кнопку выключателя у входа, все сложилось бы по-другому. Но она этого не сделала. Мы знаем это по важному заявлению мадемуазель Дюранд, ко-
торое вы слышали: «Было темно».
Отмечайте, как время синхронизируется с каждым поступком, и вы увидите то, что неизбежно должно было последовать. Ровно в одиннадцать сорок Каролина Дюранд решает войти в проход через дверь с бульвара. Поэтому она отходит от музея и сворачивает на Севастопольский бульвар. Сра-
зу после этого мадемуазель Лебрун включает свет в музее и зеленые лампы в углу лестницы рядом с сатиром. Как я указывал, при открытой двери из музея в проход зеленый свет проникал туда, позволяя разглядеть человека на близком расстоянии.
Увидев свет, Ивонна Делани поворачивается. Свет
падает ей в лицо, она видит перед собой силуэт убийцы и отступает к кирпичной стене. Убийца больше не колеблется--прежде чем девушка успевает вскрикнуть, он притягивает ее к себе и вонзает нож ей в спину ... Это происходит, Джек, в тот самый момент, когда Каролина Дюранд отпирает дверь с бульвара своим серебряным ключом и открывает ее!
Чуркин сделал паузу; сигара выпала у него из пальцев. Кровь стучала у меня в висках, когда я представлял себе эту сцену: приглушенный зеленый свет, удар убийцы, когда замок щелкает при повороте серебряного ключа, еще одна женская фигура, возникшая в проходе. Должно быть, сердце убийцы едва не разорвалось при виде ее! Долгое молчание, щекочущее нервы, подобно миниатюрным пальчикам, и нескончаемый стук дождя ...
--Мы можем только догадываться о том, что произошло в проходе,--медленно заговорил детектив.--До сих пор мы реконструировали события с достаточной уверенностью, но в дальнейшем ... Свет был настолько тусклым, что убийца мог узнать жертву только вблизи. Поэтому неразумно утверждать, что Каролина Дюранд, находясь на некотором расстоянии, узнала убийцу или жертву. Однако,
судя по ее разговору с Беактрис, личность жертвы была ей известна.
Едва ли Каролина подбежала, чтобы разобраться в происходящем. Должно быть, она видела блеск ножа, кровь, падение тела, лицо убийцы, повернувшееся к ней, и наверняка не хотела видеть большее ... Девушка с воплем убежала, Оставив дверь открытой. Это наводит на мысль, что Ивонна Делани с кинжалом под лопаткой выкрикнула какие-то слова. Каролина Дюранд узнала голос и поняла, что закололи ее подругу. По одному лишь крику она вряд ли могла опознать голос. Значит, жертва произнесла несколько слов.--Чуркин сделал паузу, и его голос пророкотал во мраке.--Мы смело можем предположить, что Ивонна Делани, умирая, наэва- лa имя своего убийцы.
Внезапно зазвонил телефон. Детектив взял трубку.
--Алло! .. Кто? Мадам Трюшон и месье Грабе? Хм!  Ладно, пришлите их сюда.


         




                Г Л А В А  6


Я едва разбирал слова Чуркина. Я знал, что он разговаривает по телефону, но слышал его так, как слушает радио человек, поглощенный книгой. Более чем любой другой из моих знакомых, он умел подбирать слова, обладающие силой внушения. Фразы звенели в голове, как колокола, эхом отзываясь в каждом уголке мозга и пробуждая призраков. Побеленный коридор с проникающим в него зеленым светом казался теперь еще более
жутким, чем прежде. Внезапный прыжок убийцы из его каморки в темноту напоминал о свирепости дикого зверя. Я испытывал ужас, вероятно сходный с тем, который ощутила Ивонна Делани, когда злодей-- или злодейка--бросился на нее. Но еще ужаснее была мысль об умирающей девушке, выкрикивающей имя своего убийцы бесчувственным стенам ...
»Мадам Трюшон и месье Грабе». Эти слова я расслышал четко. Чуркин включил висящую над столом лампу, чей желтый свет упал на крышку стола, заваленную бумагами, оставляя в тени прочие части комнаты. Он опустился в мягкое кресло. Я внимательно смотрел на него--сутулая фигура, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, изрезанное морщинами лицо и черные с проседыо волосы, разделенные пробором посредине и закрученные
кверху, словно рожки. Одна рука лежала на столе. Рядом с ней я увидел поблескивающий на промокательной бумаге маленький серебряный ключ.
Служащий привел мадам Трюшон и Грабе. Чуркин поднялся поприветствовать их и указал на стулья перед столом. Несмотря на погоду, мадам была изысканно облачена в котиковую шубку и жемчуг; ее лицо выглядело почти молодым под полями черной шляпы. Мешки под глазами казались всего лишь легкими тенями--она совсем не напоминала неопрятную измученную женщину, которую мы видели утром. Теперь я понял, что ее глаза
не черные, а темно-серые. Но когда ее рука в перчатке постучала по столу газетой, лицо стало серым от отчаяния ...
--Месье Чуркин,--сухо заговорила женщина,--я
взяла на себя смелость прийти к вам. Инспектор поли-
ции, явившийся ко мне сегодня, позволил себе опреде-
ленные инсинуации, которые я не поняла. Я бы забыла о них, но ... увидела это.--Она снова постучала по столу газетой.--Я попросила Виктора привезти меня сюда.
--Совершенно верно,--нервно подтвердил Грабе.
На нем было тяжелое пальто, и я заметил, что он посматривает на серебряный ключ.
--Для меня это удовольствие, мадам,--сказал Чуркин.
Она сделала нетерпеливый жест, словно отмахиваясь от вежливости.
--Вы будете говорить откровенно?
--О чем, мадам?
--О смерти моей дочери. И Ивонны Делани. О ней вы не рассказали мне утром.
--Почему я должен был это делать, мадам? У вас и без того достаточно горя. Любое неприятное известие ...
--Пожалуйста, не пытайтесь увиливать! Я должна
знать. Я уверена, что эти смерти связаны друг с другом. То, что Ивонну нашли в музее восковых фигур, всего лишь полицейская уловка, не так ли?
Чуркин разглядывал ее, прижав пальцы к виску. Он не ответил на вопрос.
--Понимаете,--с усилием продолжала женщина,--
двадцать лет назад я сама была членом Клуба масок . Это далеко не новое заведение, Хотя, полагаю, теперь им управляют другие. Я знаю, где оно находится. Музей восковых фигур я бы никогда не заподозрила. Но я иногда подозревала, что Ивонна ходит в этот клуб. А когда я узнала о ее смерти, то сразу подумала о смерти Манон...--Она облизнула губы, продолжая судорожно постукивать газетой.--Внезапно, месье, это нахлынуло на меня. Я чувствовала, что что-то не так, матери всегда чувствуют... Манон была в этом замешана?
--Не знаю, мадам. Если была, то... невинно.
Ее глаза почернели.
--«До третьего и четвертого поколения...». Она процитировала Тору. Я никогда не была религиозной, но теперь верю в Бога. И в Его гнев--на меня.
Она начала дрожать. Грабе был так бледен, что его лицо казалось восковым.
-- Я предупреждал вас, тетя,--заговорил он
сдавленным голосом, зарывшись подбородком в меховой воротник.--Вы не должны были приходить сюда. Это бесполезно. Полиция делает все возможное, и ...
--Этим утром,--перебила его женщина,--когда вы
послали вашего друга слушать разговор Каролины с тем человеком, я должна была догадаться. Конечно, Каролина тоже замешана. Ее ужасное поведение!.. Моя малютка Манон ... Они все в этом участвовали ...
--Вы слишком возбуждены, мадам. Человек всего
лишь пришел выразить соболезнования, и мадемуазель Каролина приняла его ...
--Я скажу вам кое-что. Тогда я испытала шок, и это заставило меня задуматься. Голос этого человека ...
--Да?--Пальцы Чуркина начали негромко бараба-нить по столу.
--Я слышала его раньше.
--Вы знакомы с этим месье Беактрис?
--Я никогда не видела его, но слышала его голос четыре раза.
Грабе как завороженный уставился на серебряный ключ.
--Второй раз был десять лет назад,--продолжала мадам.--Я сидела наверху. Маленькая Манон была со мной--она училась вышивать. Мой муж читал в библиотеке--я чувствовала запах дыма его сигары. В дверь позвонили, горничная впустила посетителя, и я услышала голос в холле. Он звучал приятно. Муж принял визитера--я слышала их голоса, хотя не разбирала слова. Но посетитель несколько раз смеялся. Потом горничная проводила его ... Помню,
что его ботинки скрипели и он продолжал смеяться. Спустя несколько часов я почувствовала пороховой дым вместо сигарного и спустилась вниз. Мой муж застрелился из пистолета с глушителем, так как .. не хотел будить Манон ...
Позже я вспомнила, когда слышала этот голос первый раз. В Клубе масок, где я состояла, когда еще не была замужем. Голос принадлежал мужчине в маске, который смеялся точно так же. Вероятно, это было двадцать три или двадцать четыре года назад. Я запомнила это только потому, что в маске была прорезь, откуда торчал ужасный красный нос, свернутый набок Зрелище было таким кошмарным, что я не забыла ни этого человека, ни его голос ...
Она опустила голову.
--А третий раз, мадам?--спросил Чуркин.
--Третий раз,--ответила она, судорожно глотнув,-- был менее полугода назад, в начале лета. Это произошло в саду дома родителей Каролины Дюранд незадолго до вечера. На фоне желтого неба я видела беседку в конце аллеи, откуда доносился чей-то голос. В нем было своеобразное очарование, как будто мужчина объяснялся в любви, но солнце вдруг сделалось черным, потому что я узнала этот голос. Я сразу убежала, но успела увидеть, как из беседки вышла улыбающаяся Каролина Дюранд. Тогда я решила, что у меня просто разыгралось воображение.
Но сегодня, когда я услышала этот голос снова, все нахлынуло на меня, и я поняла... Моя маленькая Манон ... Не отрицайте--мне не нужны ваши увертки. Когда я прочитала в этой газете о Ивонне ...
Мадам Трюшон сердито посмотрела на Чуркина. Он молча наблюдал за ней.
--Вам нечего мне сказать?--спросила она вскоре.
--Нечего, мадам.
Снова пауза. Я слышал, как тикают чьи-то часы.
-- Понятно,--промолвила женщина.--Я ... я надея-
лась, что вы будете отрицать это, месье. Но теперь я понимаю ...--Слабо улыбнувшись, она пожала плечами,
щелкнула замком сумочки и огляделась вокруг.--Знае-
те, месье, я читала в газете, что Ивонну обнаружили в
объятиях восковой фигуры, именуемой Сатиром Сены.
Именно такое впечатление производил на меня этот человек Не знают насчет Сены, но он настоящий сатир ...
--Тетя, нам пора идти,--быстро вмешался
Грабе.--Мы отнимаем у месье время. Здесь от нас нет
никакого толку.
Чуркин поднялся вместе с ними. Женщина продолжала бессмысленно улыбаться. Детектив пожал протянутую руку и поклонился.
--Боюсь, я не в силах вас утешить, мадам. Но, по крайней мере, обещаю вам, что вскоре загоню этого человека в угол. И, клянусь Богом, он больше никогда не потревожит ни вас, ни кого бы то ни было. Всего хорошего, и ... крепитесь.
Его голова еще была опущена, когда дверь за ними закрылась; свет играл на седых прядях в волосах. Потом он медленно вернулся к столу и сел.
--Я старею, Джек,--внезапно произнес Чуркин.--
Еще несколько лет назад я бы тайком посмеивался над этой женщиной.
--Посмеивались? Господи!
--И был бы избавлен от ненависти ко всем человеческим существам, присущей Беактрис, только потому, что мог смеяться над ними. Это всегда являось самой существенной разницей между нами.
--Вы сравниваете себя с этим ...
--Да. Он видел, что мир дурно устроен, и, нанося удары по расплывшимся физиономиям, думал, что вносит вклад в создание нового мира. Ну а я, Джек? Я продолжал усмехаться, как сломанная шарманка, отбиваясь жалкими диссонансами от горестей и бед, с которыми сталкивался на улице... Будьте хорошим парнем--передайте мне бренди и разрешите хотя бы минуту говорить глупости! У меня так мало возможностей делать это... Да, я посмеивался, так как боялся людей, зависел от их мнения и не сумел бы перенести высказанного презрения ...
--Позвольте мне в свою очередь посмеяться над этой мыслью.
--Тем не менее это правда. Потому что люди могли меня недооценивать и я, подобно многим другим, старался сделать из себя нечто большее, чем был на самом деле. А ведь сильным был только мой мозг! Вот идет Генри Чуркин, внушающий почтение, восхищение и страх, а за ним маячит призрак, удивляющийся этому.
--Чему именно?
--Тому, Джек, что они могли принимать за мудре-ца злобного идиота, сказавшего: «Познай самого себя». Исследование собственного ума и сердца--дьявольская доктрина, повергающая людей в безумие. Тот, кто думает о себе слишком много, сам готовит себе ловушку. Ибо мозг--куда больший лжец, чем любой человек, поскольку лжет своему обладателю. Самоанализ порождает страх, а страх строит защитные стены из ненависти или смеха, заставляя бояться меня, но мне воздается за это сторицей, так как я боюсь себя сам... Ладно, это не имеет зна-
чения.
Его речь становилась сбивчивой. Я не понимал, в чем дело, но знал, что последнее время эти приступы черной меланхолии стали более частыми. Словно стараясь отвлечься, Чуркин взял в руки серебряный ключ и резко переменил тему.
--Я говорил вам, Джек, что вечером мы собираемся подослать кого-то в Клуб масок с целью подслушать разговор Беактрис с Каролиной Дюранд. Думаете, вы смогли бы это сделать?
--Я?
--Почему бы и нет? Вы согласны?
--Вообще-то,--сказал я,--это самое большое мое желание. Но зачем вам полагаться на мои способности при наличии стольких опытных сотрудников?
--Во-первых, потому, что вы одинакового роста и телосложения с Грабе, а вам придется воспользоваться его ключом и подвергнуться осмотру при входе. А во-вторых, чтобы посмотреть, как вы, будучи свободным от свойственных мне перемен настроения и не склонным к излишней нервозности, поведете себя под огнем. Предупреждаю, предприятие опасное.
--Это основная причина, не так ли?
--Полагаю, да. Что скажете?
--Сделаю с величайшим удовольствием,--быстро отозвался я, радуясь шансу обследовать клуб и участию в рискованной авантюре. При виде выражения моего лица Чуркин покачал головой.
--Это не игра, черт бы вас побрал!
Я сразу протрезвел. Быстрый ум детектива уже устремился в новое русло.
--Слушайте мои указания ... Хотя сначала я хочу сообщить, чего вам следует ожидать. Каролина Дюранд может знать, а может и не знать, кто убийца,--вы слышали мою теорию, но это всего лишь теория. У нас нет доказательств в ее поддержку. Но если она знает, Беактрис вытянет это из нее с куда большей легкостью, чем весь департамент полиции.
Хорошо бы мы могли получить запись на диктографе ...
--Чуркин,--прервал его я,--кто убийца?
Я отважился на прямой вызов его тщеславию, поскольку понимал, что если он в тупике, то не станет скрывать, но знал также, что этот вопрос рассердит его сверх всякой меры.
--Не знаю,--медленно ответил Чуркин.--Поня-
тия не имею. Очевидно, именно это так действует мне на нервы.
--И побуждает вас философствовать?
Он пожал плечами.
--Вероятно. Теперь позвольте рассказать вам о событиях, происшедших после убийства, как я их себе представляю. Вот что раздражает больше всего. Я могу описать само преступление, то, что привело к нему, и то, что за ним последовало, но лицо убийцы остается во мраке. Слушайте ...
Повернув кресло, он налил себе очередную порцию бренди и продолжал таким тоном, словно подкапывался под стену.
--Мы дошли до того момента, когда убийца нанес
удар и Каролина Дюранд убежала из прохода. Как только я заглянул в этот проход, для меня стало очевидным, что, несмотря на заверения старого Лебруна, будто весь свет отключают в половине двенадцатого, кто-то включил его в музее, по крайней мере, на короткое время. Кровавые пятна на стене, сумочка на полу--все было расположено по прямой линии от двери в музей. Свет, пускай даже очень тусклый, исходил оттуда, поэтому убийца мог видеть свою жертву и подобрать ее кошелек. Я спросил ма-
демуазель Лебрун, и она призналась, что включала свет на пять минут.
Это приводит нас к многозначительному выводу. Убийца обыскал сумочку. Что он искал? Не деньги-- они остались на месте. И явно не письмо и не открытку ...
--Почему?
--Думаю, вы согласитесь, что при таком свете можно было с трудом разглядеть лицо. Так каким же образом среди множества конвертов и записок в сумочке убийца мог бы найти то, что ему нужно? Ему бы не удалось прочитать ни слова. Но он не стал относить сумочку или ее содержимое на музейную площадку возле сатира, где света было достаточно, а оставил все на полу в проходе... Нет-нет, Джек, это был какой-то предмет, который он мог узнать даже в полумраке. Прежде чем определить, что это за предмет и нашел ли его убийца, позвольте задать вам вопрос. Почему он отнес тело в музей?
--Очевидно, стараясь скрыть тот факт, что девушку убили в проходе, и отвести подозрение от Клуба масок.
Чуркин посмотрел на меня, подняв брови, потом
вздохнул.
--Иногда, дружище, вы настолько несообразительны, что ... Он отнес тело в музей, дабы создать видимость, будто убийство произошло там? И, делая это, оставил сумочку посреди коридора, а ее содержимое разбросанным по полу? Оставил открытой настежь дверь в музей, чтобы все это заметили?
--Ему пришлось торопиться, и он забыл об этом.
--Однако ему хватило времени поместить тело в руки сатира, задрапировать его и позаботиться о других мелочах... Нет, это не подходит. Убийцу не волновало, где найдут тело. Он отнес его в музей с весьма определенной целью, а положить его в руки сатира ему пришло в голову уже после. Подумайте! Что вы заметили на теле?
--Боже мой! Разорванную золотую цепочку на шее.
--Да. На этой цепочке и был предмет, который искал убийца. Теперь понимаете? Он думал, что предмет лежит в сумочке, поэтому обыскал ее и обнаружил, что его там нет... Тогда он решил, что предмет находится на теле жертвы. Вероятно, в карманах. Но при таком тусклом свете
он не мог ничего разглядеть в карманах пальто, да и вообще не знал, где она его прячет. Поэтому ...
--Поэтому он притащил тело на лестничную площадку в музее, где света было больше.
--Есть и другая причина. Убийца знал: кто-то (хотя он, конечно, не знал, что это Каролина Дюранд) заглянул в проход и видел, как он закалывает девушку. Он заметил, как этот человек выбежал наружу--очевидно, позвать полицейского. Кто-то включил свет в музее--возвращаться туда
было опасно, но все же менее опасно, чем оставаться в проходе, так как он мог просто забрать тело с собой и запереть дверь. И он не хотел убегать через дверь на бульвар, не найдя того, что искал. Поэтому он отнес убитую на площадку возле сатира, а в следующую секунду обнаружил золотую цепочку и ... предмет. Надеюсь, вы скажете мне, что это за предмет?
Чуркин откинулся на спинку кресла и задумчиво
посмотрел на лампу.
--Конечно, я не уверен, но кое-что наводит на определенные предположения. К примеру, даже не принимая во внимание заверения мадам Делани, что Ивонна никогда не носила кулонов или чего-нибудь в таком роде, на цепочке был не легкий медальон или брелок из тех, которые мужчины прикрепляют к цепочкам для часов. Как я уже говорил, эта цепочка была крепкой. Ее разорвали надвое, продемонстрировав, что предмет был тоже доста-
точно прочным и держался не на хрупкой петельке. Возможно, это был один из них.
Он подобрал со стола серебряный ключ. Я посмотрел на круглую дырку в головке ключа и кивнул.
--Собственный ключ Ивонны Делани,--продолжал
Чуркин, бросив на стол ключ Грабе.--Признаю, что
это чистая догадка, но в отсутствие более надежной гипотезы предлагаю ключ. Почему он был так нужен убийце, который шел на страшный риск с целью раздобыть его? Как бы то ни было, убийца нашел ключ. Ему пришла в голову идея положить тело в руки сатира. Он делает это, и что происходит потом? Свет гаснет, словно внезапно опустился волшебный занавес--мадемуазель Лебрун убедилась, что в музее все в порядке. Прошло не более пяти минут с тех пор, как убийца заколол свою жертву. Он открывает дверь в проход, выскальзывает туда и удаляется через дверь на бульвар. Должно быть, его чертовски озадачивало то, что девушка, которая видела его за
работой, не вызвала полицию!
--Если ваша теория верна, почему она этого не сделала?
--Потому что она боялась полицейского расследования, которое могло связать эту историю с делом Манон Трюшон. Ей не хотелось быть замешанной ни в какие подозрительные события, сосредоточенные вокруг клуба, и даже объяснять свое присутствие там. Что она сделала, должно быть очевидным для вас.
--Да, могу догадаться,--согласился я. (В действи-
тельности я ни о чем не догадывался, но меня интересовал другой вопрос, и я постарался отделаться от мыслей о Каролине Дюранд.--Но один пункт в вашей теории кажется непоследовательным. По вашим словам, вы с самого начала считали, что той ночью убийца прошел в музей до его закрытия?
--Да.
--Через парадную дверь, купив билет?
--Да.
--Тогда какого дьявола вы не спросили Марион Лебрун, которая дежурила у входа, кто посещал музей тем вечером? Там никогда не бывает много народу. Она должна была видеть, как входил убийца!
--Потому что она ничего не сказала бы нам, а для
убийцы это послужило бы предупреждением.--Чуркин постукивал ключом по столу, подчеркивая каждое
слово.--Я подозреваю, что убийца - член клуба. А доб-
рая мадемуазель Лебрун очень старается защитить ... Но не убийцу, а всех членов организации. Не уберечь их от любого расследования означало бы для нее потерю весьма прибыльного бизнеса. Предположим, один, два или даже полдюжины членов клуба входили туда тем вечером через музей--по-вашему, мы бы получили от мадемуазель их описания?
--Думаю, что нет,--согласился я.
--А зная, что мы ищем одного из них, она могла бы--повторяю, могла бы--незаметно предупредить всех членов клуба, проходивших в это время через музей. Сколько раз я должен твердить вам, Джек, что наша единственная надежда--убедить всех, включая полицию, что это преступление всего лишь попытка ограбления или изнасилования? Разве вы не помните, как я подал эту мысль мадемуазель Лебрун, заметив мимоходом, что мадемуазель Делани, вероятно, никогда в жизни не была в музее?
После этого ей стало явно легче дышать... Не забывайте, что среди членов этого клуба--виднейшие имена Франции! Нам не нужен скандал. Мы не можем подвергать людей допросам третьей степени, что, возможно, пришлось бы по вкусу вам с вашей  прямотой... Существует еще один момент. Я убежден, что мадемуазель Лебрун играет важную роль в этом деле, но не вижу, какую именно. И все же я уверен, что она многое скрывает. Думаю, прежде чем расследование закончится, наши мысли все больше будет занимать эта особа, которая спокойно продает билеты. Если бы ее отец знал ...
Чуркин принялся вновь зажигать сигару, которая
гасла уже несколько раз, когда вдруг его рука застыла в воздухе, оставаясь неподвижной, покуда пламя спички не потухло. Но он не обратил на это внимания, устремив перед собой остановившийся взгляд.
--Продает билеты...--шепотом повторил он, словно
не веря своим словам.--Если бы ее отец ...
Его губы беззвучно шевелились. Он резко поднялся, ероша волосы.
--В чем дело? Что...--Я умолк при виде его яростного жеста.
Но Чуркин не смотрел на меня, шагая взад-вперед по комнате. Один раз я услышал его смех.
--Алиби...--бормотал он.--Это алиби ... Интересно,
кто ювелир? Нужно найти ювелира ...
--Послушайте! ..
--Да, но,--продолжал он, повернувшись ко мне с абсолютно непринужденным видом,--если бы оно у вас было, это стало бы неизбежным. Вам пришлось бы подумать о стене. Чем еще вы могли бы воспользоваться, чтобы это проделать?
--Как насчет сельтерской с бромом?--предложил я.--Черт бы вас побрал!
Я сердито сел. Черной меланхолии Чуркина как не бывало. Он торжествующе потирал руки, потом взял
свой стакан и поднял его.
--Присоединяйтесь к тосту,--предложил детектив. --Я пью за самого «спортивного» убийцу, какого когда-
либо встречал. За единственного убийцу в моей практике, который намеренно снабдил меня ключами к разгадке.

Свет фонарей отражается на мокрых тротуаров. Урчание и гудки такси, бормотание и неритмичное шарканье ног прохожих. Звуки оркестра по радио. Звяканье блюдец на мраморных крышках столиков кафе с грязными окнами и еще более грязной клиентурой. Пахнущие мокрыми опилками полы, множество зеркал, разбавленное пиво и пышные бакенбарды. Крики уличных торговцев, предлагающих шелковые галстуки по пять франков. Молодые дамы в белых пелеринах и жемчугах, осторожно
переступающие через сточные канавы, полные воды.
Проститутки с неподвижными черными глазами, задумчиво сидящие перед чашками кофе. Тихие звуки чахоточной шарманки. Охрипшие от криков разносчики, демонстрирующие картонные фигурки, которые кричат как петух, если потянуть за веревочку, и бумажные скелеты, которые танцуют канкан, если к ним поднести спичку. Красные и желтые электрические вывески, мерцающие с монотонным весельем, и алое колесо «Мулен Руж», вращающееся в ночном небе.
Бульвар Клиши, Монмартр. Стержень и пульс ночной жизни, к которому тянутся маленькие улочки со знаменитыми ночными клубами, прилипшими к холму. Рю Пигаль, рю Фонтен, рю Бланш, рю де Клиши вертятся на сверкающей оси, увлекая за собой удивленных посетителей. Ваш мозг кружится в ритме джаза. Вы уже пьяны или собираетесь напиться. У вас есть женщина, или вы вскоре ею обзаведетесь. Недалекие люди скажут вам, что Париж по ночам теряет свое очарование. По сравнению с великолепными сверкающими храмами веселья в Бер-
лине, Риме, Нью-Йорке, скажут они, парижские ночные заведения выглядят дешево и убого. Они будут настаивать на этом, словно доказывая превосходство электрического холодильника над холодным источником, хотя сравнивать их невозможно. Как будто эффективность является целью выпивки, занятий любовью или просто дуракаваляния! Упаси вас бог, веселые господа! Если такова ваша цель, вы никогда не сможете наслаждаться легкомысленной и неряшливой жизнью ночного Парижа. Эти детские тайны, этот шум, этот запах сырой листвы и опилок, это буйство разноцветных огней не вскружат ли вам голову и не запечатлеются ли в памяти до старости.

Тем вечером на бульваре Клиши я выглядел весьма серьезным. Однако мое сердце учащенно билось. Ощущение серебряного ключа в кармане белого жилета и маски, засунутой под него, вызывало легкую дрожь предвкушения авантюры. В последний момент планы Чуркина изменились. Он взял у комиссара схему расположения комнат в Клу-
бе масок (полиция располагает такими данными о каждом заведении подобного сорта). Туда имелся только один вход. Комнаты, лишенные окон на улицу, кроме нескольких зацементированных, составляют четырехугольник вокруг двора. В центре этого четырехугольника, словно отдельное здание, возвышается массивное сооружение, увенчанное стеклянным куполом,--огромный прогулочный зал, связанный с основным зданием двумя коридора-
ми: спереди, ведущим в салон, и сзади, тянущимся к кабинету администратора.
На плане, взятом у коммисара, видно, что все личные комнаты на нижнем этаже имеют одно окно и одну дверь, выходящие в узкий двор перед высокими стенами прогулочного зала. К этим комнатам также есть доступ через четыре двери в каждом
углу зала--таким образом, владельцы этих комнат могут добираться к ним из зала, не возвращаясь в салон. Однако имеющие комнаты на втором и третьем этажах должны подниматься к ним по лестнице из салона, отмеченной на плане черным квадратом возле бара. Взгляд на план второго этажа продемонстрировал бы, что комната номер 18, где Беактрис должен был встретиться с Каролиной Дюранд, находится прямо над комнатой номер 2 на представленном плане, а комната номер 19, принадлежавшая Грабе,--над комнатой номер 3.
Сначала Чуркин намеревался поместить в комнату номер 18 диктограф, но планировка здания, не говоря уже о полученной нами информации, делала такую попытку слишком опасной. Пришлось бы тянуть провода из окон через крышу. Учитывая, что охрана клуба сейчас была вдвойне настороже, что окна на улицу отсутствовали и что любое подозрительное движение во дворе не могло остаться незамеченным, этот замысел был отвергнут. Чуркин пыхтел от негодования. Он не подозревал о стольких препятствиях, а подкупать персонал клуба было уже поздно.
В конце концов было решено, что я должен проникнуть в клуб и каким-то образом спрятаться в комнате номер 18 до прибытия пары. Работа предстояла адская, так как это место являлось незнакомой территорией. Не дай бог меня поймают, это все равно что быть пойманным в колодце! Я не мог связаться с внешним миром и не мог взять с собой оружие. Учитывая темперамент ревнивых жен, которые могли, надев маску, пробраться в клуб, мы
понимали, что гости подвергаются вежливому осмотру
громилами во фраках, стоящими у двери.
Если бы я подумал как следует, то понял бы, что ввязываюсь в нелепую затею. Но перспектива выглядела слишком заманчивой. Кроме того, было рановато для не очень приятного стука в груди, начинающегося при приближении опасности. Часы только пробили десять, когда я шагал по бульвару Клиши в направлении «Мулен Руж». Мы выяснили, что выступление мадемуазель Дюранд начинается в одиннадцать и будет продолжаться не менее пят-надцати минут, а учитывая бисы, и все двадцать. После
этого она должна переодеться. Таким образом, придя в «Мулен Руж», я мог бы услышать по крайней мере несколько минут ее выступления и успеть занять свою позицию в комнате номер 18, опередив их. Благодаря прослушиванию телефона Каролины мы знали, что ее номер должен начаться точно по расписанию.
Поэтому под сверкающими огнями я поднялся по устланной красным ковром лестнице «Мулен Руж», купил билет, сдал пальто и цилиндр в гардероб и проследовал в сторону несущихся звуков джаза. Заведение уже не является театром, хотя на сцене с красным занавесом показывают миниатюрные ревю. В основном это пышно декорированный дансинг с вощеным полом и прожекторами на галерее, проделывавшими голубые и белые дыры в тумане табачного дыма. Сейчас помещение содрогалось от
судорог негритянского джаз-банда, где доминировали тарелки, большой барабан и вопли медных духовых, напоминающие кошачье мяуканье. Я не сомневался, что это сходство намеренное, хотя не мог понять почему--разве только причиной был экстаз исполнителей. Впрочем, мне было отказано в понимании негритянского искусства. Я сел в ложе с рядом с танц-полом и заказал бутылку шампанского.
Стрелки моих часов двигались медленно. Становилось все более жарко, людно и дымно. Крики перешли в вопли, аргентинский оркестр заставлял танцоров дергаться в ритме танго, дамы в вечерних платьях соскальзывали с табуретов у стойки и проплывали мимо лож, шаря по ним глазами. Когда свет начал тускнеть, а разговоры перешли в негромкое гудение, объявили о выступлении Сильвии. Перед тем как стало темно, в одной из лож
с противоположной стороны танцпола я заметил мужчину. Это был капитан Массон. Он сидел неподвижно, опираясь локтями на перила и уставясь на сцену ...
В душной темноте, наполненной запахом пудры, белый луч прожектора отыскал Сильвию, стоящую на фоне алого занавеса. На ней были белое платье и жемчужная диадема. Я находился слишком далеко, чтобы разглядеть выражение ее лица, но представлял себе голубоглазую девушку с розовыми губами и хрипловатым голосом, чья соблазнительная фигура днем так преобразила дом на бульваре Инвалидов. Даже сейчас можно было ощутить влажный блеск ее глаз, томный взгляд, устремленный поверх публики. Контакт между ней и залом был настолько
ощутимым, что от него пересыхало в горле. Он напоминал потрескивание тока, распространяясь теплыми волнами и оставляя в наэлектризованной тишине только напряженное дыхание зрителей. Скрипки заиграли трепетную, мечтательную мелодию ...
Эта девушка умела петь! Ласкающий звук ее голоса касался каждого нерва, пробуждал старые горести, заставлял испытывать боль, жалость и сострадание. Она пела с непринужденностью, беспечностью, роняя слова презрительно, как пепел с сигареты. Но представлять ее как  певицу не франзуженку было чистым безумием. В зале звучали любовные песни старого Парижа, чьи ритмы вызывали в воображении не только любовь, но и сточные канавы, подвалы, ухабы и холодный дождь.
Струны скрипок пели о страдании, чья-то
боль взывала к вам во время неожиданных пауз хрипловатого голоса, колола сердце, как тупой кинжал, который не в состоянии его пронзить ... Когда последние ноты замерли и тело Каролины расслабилось, я едва не опрокинул стул, вставая с него. Мне хотелось выбраться отсюда под прикрытием бурных аплодисментов. Мои руки дрожали,
когда я сунул несколько банкнот официанту, пробираясь в темноте к выходу. Позади я слышал восторженный рев, сотрясающий зал, хлопанье в ладоши, то затихающее, то усиливающееся вновь. Словно в тумане я взял в гардеробе пальто и шляпу.
Меня интересовало, как все это воспринял Массон, а также сколько собственных переживаний Каролины Дюранд звучало в ее песнях, дрожали ли ее колени, когда она принимала восторги публики. В этой женщине открылись глубины, о которых я не подозревал сегодня утром,--ее призывный взгляд и полные атласные губы могли свести с ума. «О, таинственная роза болот!..»
Порыв холодного ветра обрушился на меня, когда я вышел на улицу, я едва разглядел швейцара, который поднял руку в белой перчатке, останавливая такси. В памяти мелькнули слова Чуркина: «Возьмите такси, как сделал там Беактрис, и
посмотрите на часы, когда поедете в клуб». Алиби Беактрис ...
Машинально я посмотрел через улицу. Светящиеся часы в витрине ювелирного магазина показывали пять минут двенадцатого. Я сел в такси, сказал шоферу: «В Порт-Сен-Мартен, и побыстрее» и сверил свои часы с часами в витрине. Они показывали одинаковое время. Слово «побыстрее» производит впечатление на парижских таксистов. Напрягшиеся плечи водителя, рывок, с которым машина рванула вперед и помчалась по рю
Фонтен, подсказали мне, чего следует ожидать. Меня бросало из стороны в сторону, покуда за окошками мелькали витрины магазинов, но в моей крови бурлила жажда приключений. Громко дребезжали окошки, пружины сиденья со стуком подбрасывали меня.
Я запел французскую застольную песню, к которой вскоре присоединился водитель. Когда мы наконец свернули на бульвар Пуассоньер,
я снова посмотрел на часы. Девять минут даже при такой скорости и все двенадцать, прежде чем мы добрались до Порт-Сел-Мартен. Да, алиби Беактрис подтверждалось слишком хорошо. Мое горло слегка пересохло, когда я шел по Севастопольскому бульвару, а в ногах ощущалась странная лег-
кость. До фонарей на углу бульвар был темным. у тускло освещенного входа в кинотеатр стояло несколько бездельников, как мне показалось, наблюдающих за мной. Дверь в проход скрывалась в густой тени. Я не думал, что там кто-то прячется, но притормозил, чтобы ни на кого не налететь. Нащупав в кармане серебряный ключ, я осознал, что мои пальцы дрожат. Вставив ключ в замок, я легко и бесшумно открыл дверь.
На меня пахнула влажная духота прохода. Было совсем темно, место казалось насквозь пропитанным убийством. Разумеется, в проходе не прятались освещенные зелеными лампами призраки с ножами в руках, но даже воображать их было не слишком приятно. Нигде не слышалось ни звука. Интересно, бродил ли старый Лебрун по своему музею? Было ли в привычке у визитеров зажигать свет в проходе, нажав кнопку у двери? Вероятно, да, так как, когда дверь захлопывалась, разглядеть что-либо было невозможно. Очевидно, свет отключался в самом
клубе. Я надавил на кнопку.
Скрытые среди балок потолка лампы, похожие на лунное сияние, осветили каменные плитки пола. В одном месте, прямо напротив двери в музей, они были тщательно выскоблены, и чистый участок бросался в глаза еще сильнее, чем пятна крови. Я двинулся вперед, надевая маску. Мои шаги отзывались эхом. Инстинктивно я посмотрел на дверь в музей--она была закрыта. Мое воображение устремилось через зеленые гроты к входу с буквой «О», выложенной электрическими лампами на крыше. Должно
быть, там совсем пусто. Но мадемуазель Лебрун, очевидно, еще сидит в стеклянной будке, скромно одетая в черное, с рулоном голубых билетов у локтя и ящичком для денег под сильными и проворными белыми руками. Вероятно, весь день музей заполняла толпа любителей сенсаций, и она устала. Какие мысли скрывались под ее непроницаемым взглядом?
Кто-то поворачивал ручку двери в музей! Я посматривал на нее, двигаясь по проходу, но только сейчас заметил, что ручка бесшумно поворачивается взад-вперед. Ничто не внушает такой ужас ночью, как скрип дверной ручки в тишине. Какую-то секунду я думал, не лучше ли мне подождать. Но было нелепым предполагать, что это убийца. Очевидно, всего лишь какой-то член клуба...
Почему тогда он не открывает дверь, а стоит за ней, нерешительно подергивая ручку? Но ждать я не мог--это вызвало бы подозрение. Прикрепив маску, я зашагал к другой двери с правой стороны прохода. Когда я вставил ключ в замочную скважину, мне вне-
запно представилось, будто я заперт в лишенной окон и дверей каморке, где вижу перед собой красный нос Беактрис и слышу его мурлыкающий голос. Слишком поздно! Я уже открыл дверь.
В тот же момент свет в коридоре погас--должно быть, он отключался автоматически. Я очутился в фойе клуба, пытаясь выглядеть беспечно и вспоминая план первого этажа... Это был просторный холл высотой около пяти метров, с испещренными голубыми прожилками мраморными колоннами и полом, выложенным голубыми и золотыми плитками. Свет, падающий бледными гирляндами с верхушек колонн, оставлял нижнюю часть холла в полумраке. С левой стороны я увидел гардероб, а далеко справа--арочный проход, декорированный капидонами в тяжеловесном эдвардианском стиле. Я помнил по
плану, что он ведет в салон. Оттуда доносились шаги по мягким коврам, негромкий смех и бормотание оркестра. Воздух был насыщен запахом пудры. Сама атмосфера безусловной роскоши, скрытой мощными стенами от убогой улицы, пробуждала в голове экзотические образы, напоминающие яркие ядовитые орхидеи. Это ударяло по нервам, вовлекая в безумный танец ...
Я вздрогнул при виде показавшихся гигантскими в неверном освещении фигур, почти бесшумно приближающихся ко мне по мозаичному полу. Охрана! Мне предстояло испытание--осмотр этими людьми, появившимися из ниоткуда.
--Ваш ключ, месье?--послышался голос.
Охранники были в вечерних костюмах и белых масках, но их пиджаки оттопыривались под левыми подмышками, где была пристегнута кобура. (Чуркин говорил мне, что они вооружены короткоствольными пистолетами 44-го калибра, снабженными глушителями.) Я почувствовал на себе их взгляды--даже стоя прямо, эти люди казались
пригнувшимися, а их глаза скользили в разные стороны в прорезях маски. Передав пальто и шляпу гардеробщику, который незаметно убедился, что у меня нет оружия, я протянул ключ. Один из охранников пробормотал: «Девятнадцатый». После чего заглянул в книгу, и я пережил неприятный момент, когда их взгляды вновь устремились
на меня. Потом кольцо белых масок рассеялось, и охрана скрылась в тени. Но, идя к салону, я слышал скрип кожаной кобуры и все еще чувствовал на себе взгляды.
Когда я вошел в салон, мои часы показывали восемнадцать минут двенадцатого. Салон представлял собой очередной продолговатый холл, узкий, еще более тускло освещенный и увешанный черными бархатными портьерами. Красный свет исходил из ртов и глаз бронзовых сатиров, держащих в объятиях нимф. Фигуры в человеческий рост напомнили мне
сатира в музее восковых фигур. Футах в десяти слева я увидел большие стеклянные двери, которые, как я знал, вели в устланный коврами проход, соединяющийся с большим залом в центре двора. Я ощутил запах оранжерейных цветов, которыми был уставлен коридор. Совсем как в комнате с гробом Манон ...
Бормотание оркестра сквозь эти двери доносилось громче. Я слышал гул голосов и смех. Мужчина и женщина в черных масках рука об руку проплыли из салона в проход. В колеблюшихся черно-красных отсветах они казались впавшими в транс. Губы женщины застыли в подобии улыбки. Она выглядела старой, а мужчина--молодым и нервным. Еще одна пара сидела в углу с бокалами
коктейлей. Внезапно оркестр изменил темп, перейдя на чувственный ритм танго, и невидимая толпа словно задышала его истеричным бормотанием. Затем я увидел во мраке еще одну фигуру.
Человек стоял неподвижно, скрестив руки на груди, у подножия лестницы из черного мрамора в дальнем конце зала. Один из бронзовых сатиров, возвышаясь над ним, отбрасывал алый свет на массивные плечи и лицо в красной маске, из прорези в которой торчал горбатый красный нос. Человек улыбался ...
--Ваш номер, месье?--прозвучал голос у моего уха.
Я судорожно глотнул. Мне почудилось, что Беактрис, стоящий у лестницы, что-то заподозрил, глядя на меня. Однако он не двигался, казавшись еще выше ростом. Повернувшись, я увидел рядом женщину в белой маске, очевидно являющейся атрибутом служителей, и в черном платье с низким вырезом. От нее исходил резкий запах духов, а под маской я разглядел пару карих глаз с длинными ресницами.
--Девятнадцать,--ответил я.
Мой голос показался мне слишком громким, и я испугался, что Беактрис мог услышать его даже на расстоянии. Но потом вспомнил, что во время разговора с ним Чуркина я не произнес ни слова. С другой стороны, если он знал настоящего Грабе... Отойдя, женщина отодвинула занавес, скрывавший маленькую нишу. Внутри находился освещенный щит с пронумерованными кнопочками. Она нажала одну из них и задернула занавес.
--Дверь комнаты месье открыта,--сообщила мне женщина. (Были ли в ее глазах тревога и подозрение?)
--Благодарю вас,--небрежно отозвался я.
--Месье хочет что-нибудь выпить?--Когда я шагнул вперед, она скользнула передо мной с подобострастной улыбкой.--Я принесу бокал месье в главн:ый зал.
--Ну ... да. Пожалуйста, коктейль с шампанским.
--Хорошо, месье.
Женщина двинулась к бару. Опасность? Это походило на неуклюжую попытку отвлечь меня. Но я должен был заглянуть в главный зал хотя бы на пять минут. Я достал из портсигара сигарету и стал медленно зажигать ее, наблюдая за женщиной уголком глаза. По пути к бару она приблизилась к Беактрис, обернулась и произнесла несколько слов ...
Мое сердце сжалось. Стараясь, чтобы рука не дрожала, я положил портсигар в карман и направился к стеклянным дверям. Дышащие красным сатиры сардонически усмехались. Музыка танго ускорила темп, сопровождаясь яростным стуком ударных. В тени позади Беактрис я разглядел другие фигуры. Апаши!
Несомненно, это телохранители Беактрис. Не старые апаши, ставшие персонажами песенок в мюзик-холле, а новое, послевоенное поколение из Сен-Дени. Родившееся в голоде. Никогда, в отличие от американских гангстеров, не опекаемое полицией или воротилами преступного мира; всегда готовое к убийству, так как ни разу не видело легких денег. Такой апаш невелик ростом, хладнокровен и
опасен, как тарантул. Его можно встретить в спортзалах, у парижских застав, на рынках, играющим в домино в барах. Одет он крикливо и убого, говорит редко, носит вместо воротничка шейный платок, под которым прячет нож ... Трое из них сейчас сидели в нише рядом с Беактрис. Одеты чисто и аккуратно, но их словно окружает аура гниения.
Я видел кончики их сигарет, мерцающие во мраке. Белые маски скрывали желтизну лиц, но не лишенные мысли змеиные глаза. Никакие глаза так не пугают, как пустые.
Ничего не поделаешь--я вынужден пройти через
это... Я должен был лениво прошагать по уставленному цветами проходу. Он тянулся вперед без всякого освещения. В конце его слышались звуки, отзывающиеся эхом в огромном зале, и виднелись скользящие в полумраке черные, зеленые и алые маски людей, пытающихся хоть ненадолго забыть о своих домах...Я посмотрел на часы. Боже мой! Двадцать пять минут двенадцатого! Я уже не
успевал в зал за выпивкой. Каролина Дюранд могла прибыть в любой момент. Но у подножия лестницы стоял Беактрис. Подозревает ли он что-то? Если да, я погиб. Выхода не было. Приблизившись к середине прохода, я положил руку на горшок с цветами, представляя себе белые маски на физиономиях алашей. В грохоте ударных звучало пре- достережение.
Кто-то сзади прикоснулся к моему плечу ...

       

                Г Л А В А  7



Должно быть, я вздрогнул. До сих пор не знаю, как мне удалось не выдать себя, но, если бы не прозвучавшее приглашение, я бы наверняка это сделал.
--Коктейль с шампанским для месье,--с легким упреком произнес голос.
Я облегченно вздохнул, смутно различая женщину, держащую поднос. Но что дальше? Я не мог попросить ее отнести коктейль в зал--времени оставалось слишком мало. С другой стороны, подняться сейчас наверх одному было бы безумием, особенно учитывая присутствие Беактрис, стоящего у подножия лестницы на страже и наверняка опасающегося полицейских шпионов. В этот момент девушка заговорила снова.
--Месье, мне велели сообщить вам ... Боюсь, что с номером девятнадцать произошла маленькая неприятность ...
--Неприятность?
--Да, месье. Вашей комнатой не пользовались много месяцев. День или два назад уборщица разбила там окно. Я очень сожалею! Стекло до сих пор не вставили. Это причинит месье неудобства?
Я снова успокоился. Так вот почему девушка приняла на себя столько хлопот. Вот почему она говорила с Беактрис. Но не было ли другой причины? Стоп! Манон Люшон, найденная с порезами стеклом на лице, выпала из окна. Возможно, ее убили именно в комнате под номером 19.
--Это плохо,--недовольно произнес я.--Хм! Я знаю
правила насчет других комнат. Ну ладно. Дайте мне коктейль. Я поднимусь и взгляну на комнату.
Мое настроение сразу улучшилось. Я залпом выпил коктейль, резко отодвинул девушку и зашагал назад к салону. Мое сердце колотилось от возбуждения, но я старался не спешить. Я направился прямо к Беактрис, с достоинством поджав губы, как постоялец отеля, нашедший в своем номере тараканов, но в последний момент якобы передумал и с негодующим видом начал подниматься по
лестнице. Беактрис все еще стоял неподвижно, а его апаши продолжали курить в нише ...
Теперь осторожно! Я без помех добрался наверх, но теперь мне предстояло найти дорогу собственно к номеру 19, который должен был находиться на дальней стороне за углом. Я надеялся, что здесь нет служителей, могущих заметить мою нерешительность, и что двери пронумерованы. Стоп! Еще одно препятствие. Мы полагали, что двери комнат не заперты, но, похоже, чтобы отпереть дверь, нужно было нажать кнопку на табло внизу. С другой стороны, если кнопку нажимали сразу после прихода гостя, чтобы избежать беспокойств в дальнейшем, дверь комнаты Беактрис могла быть уже открыта.
Двери и окна личных комнат на нижнем этаже находились в одной и той же стене, но здесь, согласно плану, в каждой комнате имелись два окна, выходящие во двор, и дверь в стене напротив. Вот и номер 18! Я с трудом заставил себя повернуть ручку. Но дверь была открыта. Я проскользнул в комнату Беактрис и закрыл дверь за собой.
Было темно. Но слабый свет проникал через одно из окон, чьи створки были распахнуты. Тяжелые портьеры колыхались на холодном ветру. Слабо доносились звуки оркестра. Где, черт возьми, выключатель? Хотя зажигать здесь свет было бы рискованно. Во дворе могли находиться наблюдатели, знающие, что Беактрис еще внизу. Нужно было найти укрытие. От великого ума я добровольно от-
правился дьяволу в пасть, даже не зная, можно ли там
спрятаться! Я напрягал в темноте глаза, но ресницы цеплялись за прорези в маске, мешая видеть. Подняв маску на лоб, я подошел к открытому окну и выглянул наружу. Стекла были матовыми и темно-красными.
(Осколки темно-красного стекла нашли на лице Манон Дюшон, а разбитое окно находится в соседней комнате.) Холодный воздух приятно остужал разгоряченное лицо. Освободившись от удушающей жары внизу, можно было, по крайней мере, разумно мыслить... На фоне звездного неба темнели расположенные прямоугольником стены с
поблескивающими окнами. От моего окна до каменной мостовой двора внизу было добрых десять метров, а до стены главного зала, тянущейся вверх к стеклянному куполу, три с половиной—четыре метра.
Она поднималась выше окна, где я стоял, поэтому я мог видеть только часть двора непосредственно внизу, но я знал, что справа от меня находится проход из салона, а далеко слева--проход в помещение с фантастическим наименованием »апартаменты администратора». Стеклянный купол был слишком высоко от меня, чтобы я мог заглянуть сквозь него в главный зал. Я видел только неяркое свечение за грязными стеклами и слышал звуки оркестра.
Появилась луна. Ее голубоватый свет посеребрил крыши, а затем проник в узкий двор внизу. У меня похолодела грудь под влажной рубашкой при виде неподвижной фигуры в белой маске, уставившейся на мое окно. Маска казалась голубой и жуткой ... Выходит, из двора наблюдали. Я отскочил от окна,
нервно озираясь. Лунный свет падал поперек ковра, освещая резные дубовые стулья и китайскую ширму с серебряной филигранью. Тем не менее я все еще не мог толком все разглядеть, но, учитывая белую маску во дворе, пожирающую взглядом окна, включать свет было не- возможно.
Шагнув вперед, я налетел на стул. Прятаться
за ширмой было бы безумием--туда заглянули бы в первую очередь. Оркестр перестал играть, и воцарилась тишина, нарушаемая только скрипом окон на ветру. Не было ли это место западней? Щелкнул замок, и через пол протянулась узкая поло-
са света. Господи, они идут! Оставалось только одно. Китайская ширма находилась не более чем в двух метрах от окна. Я скользнул за нее, чувствуя тошноту и головокружение. Молчание. Я застыл,
присшиваясь к ударам своего сердца ...
--Моя дорогая Каролина,--произнес голос Беактрис,--я уже начал интересоваться, что с тобой произошло. Сейчас я включу свет.
Шаги по плотному ковру. Щелчок выключателя. На потолке появился рассеченный на секторы круг света. Он почти не рассеивал темноту--моя ширма все еще оставалась в тени. Неужели он еще не знает?.. Голос был спокойным и ленивым. Еще шаги--в мою сторону. Его локоть ударился о ширму ...
--Мы только закроем окно...--Голос стал ласковым.--Сюда, девочка! Ложись здесь, девочка!
Значит, он принес кошку с собой. Я услышал шорох, потом оконные створки со стуком закрылись, и в гнездо опустился шпингалет. В месте соединения двух панелей ширмы тянулась вертикальная полоска света. Приложив к ней глаз, я увидел маленький участок комнаты. Каролина Дюранд сидела спиной ко мне на диване, устало откинувшись назад. Свет лампы падал на ее каштановые, с золотистым отливом волосы и черный мех вечерней накидки. На столике с лампой стояли два бокала в форме тюльпана, а рядом с ними тренога с ведерком со льдом, откуда торчало горлышко бутылки шампанского в золотой фольге. (Я понятия не имел, каким чудом не опрокинул все это, пересекая комнату в темноте.) Потом в поле
моего зрения появился Беактрис. Он был без маски. Его массивное лицо вновь приняло самодовольное выражение. Он притронулся к своему носу, что, очевидно, вошло в привычку; желто-зеленые глаза казались озабоченными, но рот выражал удовлетворение. Какой-то момент он молча разглядывал девушку.
--Ты неважно выглядишь, дорогая,--заметил нако-
нец Беактрис.
--Тебя это удивляет?--Ее голос звучал холодно, даже монотонно--казалось, она с трудом сдерживается. Каролина подняла руку с сигаретой, и в свете лампы поплыло облачко дыма.
--Этой ночью здесь твой друг, дорогая моя.
--Вот как?
--Думаю, тебя это заинтересует. Молодой Грабе…
Девушка промолчала. Беактрис снова посмотрел на неё--его веки слегка вздрагивали, словно он изучал дверцу сейфа, которая не открывалась при обычной комбинации.
--Мы сказали ему, что одно из его окон разбила уборщица. Конечно, пятна крови уже счистили.
Пауза. Потом Каролина медленно раздавила в пепельнице сигарету.
--Симон, налей мне бокал шампанского и сядь рядом со мной.
Беактрис открыл бутьтку и налил два бокала. Все это время он наблюдал за девушкой, словно интересуясь, что означает ее поведение. Когда он сел на диван, она повернулась. Я увидел красивое лицо, влажные розовые губы и неожиданно твердый взгляд, который она устремила на него.
--Симон, я собираюсь обратиться в полицию.
--По какому поводу?
--По поводу смерти Манон Дюшон ... Я решила это сегодня днем. Никогда в жизни я не испытывала искренних эмоций ... Нет, не прерывай меня! Я когда-нибудь говорила, что люблю тебя? Я смотрю на тебя сейчас ...--она окинула его озадаченным взглядом, который был подобен удару хлыста, судя по реакции собеседника,--и вижу только неприятного субъекта с красным носом.--Внезапно Каролина засмеялась.-- Разве я когда-нибудь что-то чувствовала? Все, что меня интересовало,--это пение. Я вкладывала в него столько эмоций, пребывала в таком напряжении, что и окружающее воспринимала в терминах великой страсти. В действительности я была просто
невротичной дурой ...--Она сделала резкий жест, рас-
плескав шампанское.
--Куда ты клонишь?
--А прошлей ночью я увидела моего бесстрашного рыцаря во всей красе! Я отправилась в клуб встретиться с Ивонной и вошла в коридор, когда убийца заколол ее... А потом, Симон?
--Ну?--Он угрожающе повысил голос.
--Меня тошнило от страха. Я выбежала из клуба на бульвар и встретила тебя, выходящего из машины. Ты олицетворял для меня поддержку и безопасность, и я упала в твои объятия, так как едва держалась на ногах... И что же сделал мой титан, услышав о трагедии?--Она склонилась вперед, иронически улыбаясь.--Посадил меня в свой автомобиль и велел ждать его. Он собирался вернуться в клуб посмотреть, что случилось? Собирался защитить меня? Нет, Симон! Ты помчался в ближайший ночной клуб, где мог сидеть на виду и обеспечить себе алиби на случай, если тебя станут расспрашивать! И ты
оставался там сколько счел нужным, пока я лежала почти без чувств в твоей машине!
Беактрис мне и раньше не слишком нравился. Но я не испытывал такого бешеного гнева, который нахлынул на меня, когда я услышал все это. Больше я не опасался, что меня обнаружат. Расквасить ему нос было бы истинным наслаждением. Зло, обладающее смелостью, можно уважать, но такое ...
Когда Беактрис повернулся к ней, его физиономия распухла от злобы.
--Ты хочешь сказать мне что-то еще?--с усилием осведомился он.
--Нет.
Грудь девушки вздымалась, а глаза остекленели, когда она увидела, как его ручища поползла вверх по спинке дивана.
--Не делай этого, Симон. Позволь сказать тебе кое-что еще. Перед уходом из театра я отправила пневматической почтой письмо человеку по фамилии Чуркин ...
Ручища сжалась в кулак, а на запястье обозначились жилы. Я не видел лица Беактрис, за исключением челюстных мышц, но чувствовал, что приближается взрыв.
--Письмо содержит определенную информацию, Симон. Не скажу, какую именно. Но если со мной что-нибудь случится, ты отправишься на гильотину.--После паузы она добавила хриплым голосом.--Когда я оглядываюсь на то, что считала жизнью ... Сегодня я смотрела на Манон в гробу и со стыдом вспоминала, как дразнила ее, потому что она была ужасной домоседкой, считала ее дурочкой, которой необходима встряска... Господи, я презирала ее
за то, что ей доставляют удовольствие разные мелочи ...
Беактрис задумчиво кивнул. Его кулак разжался.
--Итак, дорогая моя, ты обратишься в полицию. Что же ты им скажешь?
--Правду. Что это был несчастный случай.
--Понятно. Мадемуазель Манон умерла в результате несчастного случая. А с твоей другой подругой Ивонной произошло то же самое?
--Ты знаешь, что нет. Это было преднамеренное убийство.
--Кажется, мы продвигаемся! По крайней мере, это ты признаешь.
Что-то в его голосе вывело Каролин из ступора. Она снова обернулась, и я увидел, как напряглись ее ноздри. Девушка понимала, что Беактрис угрожает исподволь, как человек, помахивающий плеткой, прежде чем ударить.
--Предположим, дорогая, --продолжал он, --ты рас-
скажешь мне, как произошел этот »несчасгный случай»?
-- Как будто ты не знаешь!
--Думаю, ты согласишься, что меня тогда не было в комнате. Могу с уверенностью сказать только то, что ты и твоя дорогая подруга мадемуазель Ивонна ненавидели бедняжку Манон... Пожалуйста, не смотри на меня с таким уничтожающим презрением --это выглядит чересчур мелодраматично... Вы обе не могли понять, почему она хотела иметь мужа и детей и жить в скучном коттедже в парижском пригороде или на еще более скучной военной базе в колониях. Поэтому вы организовали для нее здесь маленькое развлечение.
--В этом не было ничего плохого! Повторяю: я обращусь в полицию ...
Беактрис допил шампанское и наклонился, чтобы похлопать девушку по руке. Она отдернула руку, дрожа всем телом.
--Охотно признаю,--Беактрис сделал великодушный жест,--что движущей силой была мадемуазель Ивонна. Вам не удалось бы завлечь сюда вашу подругу Манон ни под каким предлогом, если бы мадемуазель Ивонна не твердила ей одну и ту же выдумку, доводя ее до истерики,--будто капитан Массон часто посещает этот клуб. Она в этом сомневается? Ну что ж, может убедиться сама ... Ка-
кая великолепная штука была придумана--заставить тихоню почувствовать вкус настоящей жизни! Привести ее сюда, напоить вином, а вечером представить какому-нибудь галантному кавалеру... Она бы не пошла сюда вечером? Сойдет и вторая половина дня--шампанское можно заказать и тогда ...
Каролина Дюранд закрыла лицо руками.
--Я не знаком с точными деталями вашего плана, дорогая моя,--снова заговорил Беактрис.--О многом могу лишь догадываться. Но твое поведение поведало мне кое-что.--Он пожал плечами. --Как бы то ни было, я одобрил идею, позволив вам провести сюда Манон без ключа и мимо охраны. Но что произошло в этой комнате--кстати, вы воспользовались комнатой месье Грабе, зная, что он в Лондоне и не сможет появиться в клубе,--что произошло здесь, мне неизвестно.
--Я ведь рассказывала тебе, не так ли?
--Пожалуйста, не волнуйся, дорогая Каролин.
--Я не понимаю, какую игру ты ведешь. Я боюсь тебя ... Ты знаешь, что это был несчастный случай. По крайней мере, во всем виновата Ивонна. Манон впала в истерику, когда мы пытались отговорить ее от встречи с Дререми Массоном.
--А потом?
--Ивонна слишком много выпила и пришла в ярость. Она заявила Манон, что мы раздобудем для нее мужчину не хуже, чем Массон. Это было ужасно! Я хотела только пошутить, но Ивонна всегда ненавидела Манон... «Я вобью тебе в голову немного здравого смысла, ты, сопливая маленькая лицемерка--крикнула она и бросилась к ней. Манон перепрыгнула через кровать, чтобы убежать от нее,
но споткнулась и...--Каролин судорожно глотнула.--Господи, когда я увидела разбитое стекло и лицо Манон... Мы услышали, как она упала во двор ...
Последовало гнетущее молчание. Я отвернулся от ширмы, чувствуя тошноту.
--Я не хотела ...--прошептала девушка.--Но ты во-
шел, сказал, что она мертва, и обещал убрать ее оттуда. Сказал, что сам все устроишь, иначе мы обе попадем на гильотину.
--Итак,--задумчиво промолвил Беактрис,--Манон погибла, случайно выпав из окна ... Дорогая моя, ты заглядывала в газеты?
--Что ты имеешь в виду?
Он встал и посмотрел на нее.
--Конечно, падение могло убить ее. Но здесь произошло кое-что еще. Газеты сообщают, что подлинной причиной смерти был удар ножом в сердце.
Беактрис продолжал помахивать рукой, словно хлыстом. Он поджал губы, а его лицо вновь приняло самодовольное выражение.
--Нож не нашли. И неудивительно--думаю, он при-
надлежит тебе. Если полиция постарается, то может найти его спрятанным в твоей уборной в «Мулен Руж» ... Надеюсь, дорогая моя, ты передала месье Чуркину не слишком много информации?
Съежившись в сумраке, я снова опустил взгляд; мои мысли путались из-за невероятных слов, которые я услышал. Потом Беактрис засмеялся. Его смех, неприятный и пронзительный, царапал нервы.
--Ты не веришь мне, дорогая?--настаивал он.--За-
гляни в газеты.
Снова молчание. Я не осмеливался сменить позу и приблизиться к щели, чтобы не выдать себя шорохом и не опрокинуть ширму.
--Ты... сделал... это?--тихо и с недоверием заговорила Каролин.
--Пожалуйста, выслушай меня. Я боялся, что это может проиэойти; с того момента, как твоя Манон выпала из окна. Я боялся, что у тебя сдадут нервы или начнутся угрызения совести и ты побежишь в полицию объяснять ваш «несчастный случай». Мадемуазель Ивонна казалась мне (и с полным основанием) более надежной. Ты же могла погубить всех нас. Но если заставить тебя молчать ...
--Ты заколол Одетт?!
--Возможно, я ускорил ее смерть. Она все равно прожила бы не более нескольких часов.--Беактрис явно наслаждался происходящим, и я услышал, как он вновь наливает себе шампанское.--По-твоему, я должен был отвезти ее в больницу и тем самым все выдать? Нет-нет! Полиция и так старается повесить что-нибудь на меня. Лучше было прикончить ее во дворе, что--строго между нами--я и сделал. Вспомни, что ты не видела ее после падения.
Я снова посмотрел в щель. Каролина сидела неподвижно, отвернувшись от меня. Беактрис задумчиво хмурился, глядя на бокал, чье содержимое он взбалтывал. За его самодовольством ощущалась холодная ярость. Я инстинктивно чувствовал, что он никогда не простит Каролине удар, нанесенный его тщеславию. Беактрис широко открыл глаза--
желтые, как у кошки.
--Нож, который я использовал, легко опознать. Кривое лезвие оставило отличительные признаки. Каким-то образом он попал в твою уборную. Тебе не удастся быстро его отыскать, но полиция сделает это без труда... Ты проклятая маленькая дура!--прошипел он, с трудом сдерживая гнев.--Если я подскажу им кое-что, они обвинят тебя в обоих убийствах! Ты подставила свою шею под гильотину прошлой ночью, когда была убита Ивонна Делани! Неужели ты этого не понимаешь? И тебе еще хватает наглости ...
Я решил, что Беактрис швырнет в нее бокал. Но он с усилием взял себя в руки, словно встревоженный собственной вспышкой.
--Не стоит так расстраиваться, дорогая ... Когда стемнело, я на своей машине отвез Манон довольно далеко и бросил тело в реку. Нет ни единой улики, связывающей меня с этой историей. Но ты ...
--А Ивонна?
--Каролина я не знаю, кто убил Ивонну. Но ты скажешь мне.
На сей раз Беактрис не стал садиться на кушетку рядом с девушкой. Он придвинул стул и устроился напротив; свет лампы украшал его нос нелепыми тенями. Потом Беактрис похлопал себя по коленям, и туда тут же прыгнула белая кошка. Какое-то время он молча поглаживал ее мех, рассеянно глядя на бокал с шампанским.
--Теперь, дорогая, если ты успокоилась, позволь мне продолжить. Я объясню, что именно хочу от тебя. Подтасовав улику против тебя, я всего лишь оберегал себя на тот случай, если окажусь под подозрением. Я должен оставаться вне подозрений, дорогая Каролина,--у полиции не должно быть против меня ни единого доказательства... В конце моей долгой и успешной карьеры я намерен покинуть Париж.
--Покинуть Париж?
Беактрис усмехнулся.
--Короче говоря, удалиться от дел. Почему бы и нет? Я достаточно состоятельный человек и никогда не был жаден до денег. Какое-то время я не хотел уходить, не сведя счеты с твоим другом Чуркиным,--он коснулся своего носа,--который оставил мне эту отметину. Сохранять ее как стимул меня побуждало честолюбие. К тому же мой успех у дам (в том числе у тебя, дорогая моя), как ни странно, был в немалой степени обязан этому дефекту. Изъян на красивом лице неизменно привлекает их.--Он пожал плечами.-- А что касается моего доброго друга Чуркина, осторожность, которая тебе, похоже, не свойственна, но которая спасала мою шкуру, покуда других отправляли на Чертов остров, велит мне воздержи-
ваться от конфликтов с ним.
Беактрис явно нравилось строить замысловатые фразы.
--Поэтому я удаляюсь--думаю, в Англию. Мне всегда нравилась жизнь сельского джентльмена. Я буду писать превосходную книгу, сидя у реки в саду, среди кустов лавра. Мой нос исправит хирург, я вновь стану красивым, и, увы, ни одна женщина на меня не взглянет!
--Ради бога, что ты пытаешься сказать?
--Как тебе известно,--продолжал он,--я обладаю весьма немалым финансовым интересом в этом заведении. У меня имеется партнер, о личности которого ты, вероятно, не подозреваешь. Разумеется, ты заметила, что я никак не связан с «офисом администратора». Снова осторожность! Этим занимается мой партнер... Так вот, дорогая моя, я все продал.
--Каким образом это касается меня?
--Терпение.--Беактрис поднял руку. Внезапно его голос изменился--в нем зазвучали нотки ненависти.--Я хочу, чтобы ты об этом знала, так как это касается всего вашего глупого, насквозь прогнившего племени! Тебе ясно, что я имею в виду? Это место принадлежало мне несколько лет. Я знаю каждого члена клуба, его или ее самые интимные дела, все скандалы, все мошенничества... Думаешь, я ис-пользовал эту информацию для того, что вы называете шантажом? Только слегка. У меня были куда более важные цели. Опубликовать эти сведения,Каролина, с чисто альтруистическим намерением продемонстрировать, какая шайка вороватых и склизких червяков маскируется
под человеческие существа ...
Этот человек был безумен. Глядя на его лицо в щель, я не мог в этом сомневаться. Заботы? Одиночество? Унижения? Несгибаемый идеалист, чувствительный и незаурядный человек, бьющийся в тенетах собственного ума? Его горящие желтым светом глаза, казалось, смотрели прямо в мои, и на какое-то мгновение мне показалось, что он меня видит. Кошка громко мяукнула, когда он ущипнул ее за шею, и соскочила с его колен. Это, похоже,
привело его в себя. Он выпрямился и снова посмотрел на девушку, съежившуюся на кушетке ...
--Я развлекал тебя целый год,--медленно заговорил Беактрис,--и мог бы вернуть тебя, если бы захотел. Ты попалась на удочку, потому что я много путешествовал, много читал и умело использовал красивые фразы. Ты научилась тому, о чем твоя бедная безмозглая головка никогда не мечтала,-- причем задешево и из первых рук. Я превратил Катулла в букварь для тебя, низвел Петрарку до уров-
ня твоего понимания, а также де Мюссе, Колриджа и прочих. Слышишь? Я научил тебя, какие нужно петь песни и как их петь, я положил на музыку несколько английских стихотворений и перевел их на лучший французский, чем смог бы Ронсар, ради твоего исполнения. Великие эмоции, чистая любовь, верность--теперь мы оба знаем, какое все это
притворство, не так ли? И ты знаешь, что я думаю о ...
людях.
Он глубоко вздохнул и вернулся к прежней, сардонической манере разговора.
--В моем сейфе лежит несколько рукописей, запечатанных в конверты и готовых к отправке во все парижские газеты. Это истинные истории о... человечестве. Вскоре после моего отъезда они будут опубликованы.--Он усмехнулся.--Газеты хорошо мне за них заплатят. Это станет сенсацией десятилетия, если они осмелятся ими воспользоваться.
--Ты безумен,--тихо произнесла Каролина.--Боже мой! Не знаю, что тебе сказать, я понимала, что ты собой представляешь, но не думала, что ты до такой степени ...
--Конечно, мне жаль,--продолжал Беактрис,--что это погубит клуб и никто больше не осмелится к нему подойти. Но я уже не заинтересован в нем финансово и боюсь, что эти заботы лягут на моего партнера ... А теперь, дорогая, давай попробуем быть практичными. В этих конвертах могут оказаться кое-какие сведения и о тебе. С другой стороны, имя Каролины Дюранд останется незапятнанным, если ...
Она повернулась к нему, вновь обретя хладнокровие.
--Я так и думала, Симон, что рано или поздно до этого дойдет.
--... если ты скажешь мне, кто убил Ивонну Делани.
--Прекрасный монолог, Симон.--Хрипловатый голос стал дразнящим.--Ты в самом деле думаешь, что я скажу тебе? И почему ты так хочешь это знать? Если ты собираешься стать респектабельным сельским джентльменом ...
--Потому что мне кажется, я уже это знаю.
--Вот как?
--Помнишь это великолепное слово »осторожность»? Я всегда осторожен, дорогая. Возможно, в будущем мне могут понадобиться деньги. А родители того, кто, как я думаю, совершил убийство, не только горды, но очень богаты ...
Каролина доставала из сумочки сигарету, как я был уверен, подняв брови.
--Подтверди мое мнение, дорогая Каролина,--Беактрис поднял руку,--что убийца--капитан Джереми Массон.
Мои колени подогнулись, и я увидел лицо Беактрис как в кривом зеркале. Массон! Очевидно, имя не могло так удивить девушку, как удивило меня. Но я услышал, как она вскрикнула. Во время долгой паузы оркестр заиграл снова. Его приглушенные звуки доносились сквозь окна.
--Симон,--Каролина делано усмехнулась,--теперь я убеждена, что ты безумен. Почему ...
--Несомненно, ты понимаешь, Каролина,--указал Беактрис,--что это преступление ради мести. Мести за Манон Трюшон. Мести молодой даме, которая стала причиной ее гибели. Кто вероятнее всего мог осуществить эту месть? Ну? Я прав?
В комнате стало очень жарко. Я вглядывался в щель ширмы, вспоминая отдельные эпизоды, когда поведение Массона выглядело странным, и опасаясь, что Каролина Дюранд что-то прошепчет, а я этого не услышу, так как оркестр заиграл очередное танго. Беактрис стоял перед девушкой, глядя на нее. Затем у самых моих ног послышалось урчание. Что-то пушистое скользнуло вдоль моей брючины и повернулось. Я увидел желтые глаза. Кошка!.. Я за-
стыл как вкопанный, будучи не в силах оторвать глаз от щели, потом обмяк, как желе. Беактрис выпрямился и уставился на ширму. Кошка  бегала туда-сюда, про-должая урчать.
--За этой ширмой кто-то есть,--неестественно громко произнес Беактрис.
Повисла еще одна пауза. Казалось, комната наполнилась зловещими скрипами. Каролина Дюранд не двигалась с места, но ее поднятая ко рту рука с сигаретой заметно дрожала. Слова Беактрис еще отдавались глухим эхом. Свет лампы поблескивал на его лице, расширенные глаза смотрели холодным смертоносным взглядом, а губы медленно
втягивались. Внезапно его рука метнулась к внутреннему карману пиджака.
--Это проклятый полицейский шпик!
--Не двигайтесь,--инстинктивно произнес я, не уз- навая собственного голоса,--иначе я уложу вас. Вы стоите на свету.--«Одурачь его, или ты пропал!»,-- стучало у меня в голове.
Беактрис уставился на окружающие меня тени, которые могли скрывать пистолет. Его массивное тело напряглось, словно стараясь разорвать путы. Белки глаз покраснели, а на лбу вэдулись вены. Нижняя губа приподнялась, демонстрируя два больших передних зуба. Нерешительность сковывала его и приводила в ярость ...
--Руки вверх!--скомандовал я.--Молча! Быстро!
Губы Беактрис изогнулись--с них было готово сорваться оскорбление, но осторожность помешала. На секунду одна его рука задержалась под столом, потом обе медленно поднялись.
--Повернитесь!
--Вы знаете, что не сможете выбраться отсюда, --отозвался Беактрис.
Я дошел до стадии, когда рискованная ситуация вызывает безумную радость. Возможно, мне оставалось жить всего несколько секунд, но я чувствовал желание смеяться, а мое сердце плясало в груди. Я шагнул из-за ширмы. Серая комната с позолоченными панелями и мебелью с голубой обивкой казалась полной ярких красок; даже
тени словно приобрели резкие очертания. Помню, что на панелях были изображены любовные приключения Афродиты.
Беактрис стоял спиной ко мне с поднятыми руками. Каролина Дюранд склонилась вперед на диване--она метнула на меня взгляд, и в тот же миг я сообразил, что моя маска все еще у меня на лбу. Я видел, как в ее глазах мелькнули одобрение и торжество. Она сделала жест рукой, рассыпав сигаретный пепел, и засмеялась, видя, что у меня нет
оружия... Я присоединился к ее смеху. Мне оставалось
только атаковать Беактрис сзади, пока он не позвал на помощь и не выхватил Оружие. Я взялся за тяжелый стул. Беактрис внезапно заговорил по-английски.
--Не беспокойся, Каролина. Они будут здесь через секунду. Я нажал кнопку под столом ... Славные ребята!
Дверь в коридор распахнулась. Я застыл. В сочившемся из коридора свете виднелись фигуры в белых масках, на фоне которых вырисовывался силуэт Беактрис с поднятыми руками. Я видел головы поверх шейных платков, вытягивающиеся шеи, как у змей, и стеклянные глаза. Их было пятеро.
--Отлично, ребята,--с удовлетворением произнес Беактрис.--Следите за ним --он вооружен. Только тихо! Без лишнего шума ...
Он повернулся лицом ко мне; его нос походил на жуткую красную гусеницу, ползущую по лицу; плечи опустились, руки болтались как плети, рот кривился в усмешке. Кровь стучала у меня в ушах. Апаши двинулись вперед, заслоняя тень и отбрасывая длинношеие тени. Ноги шуршали по ковру. Кародина Дюранд все еще смеялась, сжав кулаки. С тяжелым стулом в руках я попятился к окну ...
Шорох продолжался, как будто белые маски ползли на животах. Усмешка Беактрис стала шире. Сквозь смех послышался голос Каролины.
--Он справится с тобой, Симон! ..
--У него нет оружия! Хватайте его!
Фигуры со стеклянными глазами рванулись вперед на фоне желтого света. Я размахнулся и стулом ударил по окну. Послышался звон стекла, рама треснула, и замок выскочил из дерева. Повернувшись, я швырнул стул в ближайшую фигуру. Блеснуло лезвие, и раздался стук, когда нож ударился о раму над моей головой. Схватившись за подоконник и прикрыв лицо рукой от битого
стекла, я прыгнул в пустоту ...
Холодный воздух, проносящееся мимо серое пятно ... А потом вытесняющий их удар по лодыжкам, словно молоток, ломающий кости ... Я пошатнулся и упал на колени, чувствуя сильную тошноту. Нужно встать! Но мгновение ноги отказывались подчиняться, а глаза не могли ничего разглядеть... Я был в ловушке. Они могли обыскать весь дом и рано
или поздно загнать меня в угол. Ладно, черт побери. Заставлю их побегать! Голова кружилась--очевидно, от нервного перенапряжения.
Хромая, я побежал по двору. Где-то должны быть двери в главный зал. Если я вбегу туда и затеряюсь среди гостей, им будет нелегко меня найти. Где же дверь? Что-то заливало в глаза--наверное, кровь ... Впереди появился человек в белой маске, который бе-
жал ко мне, пригнувшись и стуча ногами по булыжникам. Боль сменила холодная ярость. Я набрал воздух в легкие, которые казались проколотыми, но у меня исчезли все чувства, кроме ненависти к апашам с их ухмылками и ударами ножами в спину. Я сумел заметить на бегущем клет-
чатый костюм. Костлявый подбородок выпятился, а рука метнулась к шейному платку ...
Апаш выхватил нож, удерживая большой палец на лезвии. Моя левая рука ударила его в самое уязвимое место, а правая--изо всех сил в челюсть. Дыхание апаша перешло в бульканье, и он рухнул на булыжники. Я снова побежал, слыша позади топот ног. Глаза слипались от крови. Вот и освещенная дверь. Вероятно, апаш охранял ее. Я потянулся к ручке, чувствуя липкую влагу на лбу, на носу и
в глазах. Когда я попытался смахнуть ее, в моей голове словно грянули взрывы. Мне пришла на ум абсурдная мысль--как бы меня не вырвало среди всей этой роскоши. Топот ног и крики приближались, наполняя двор. Я повернул ручку, почти упал внутрь и захлопнул за собой дверь ...
Коридор. Где-то играет музыка. Должно быть, я находился неподалеку от главного зала. Стук моего сердца разрывал барабанные перепонки. Я не мог идти дальше, поскольку ничего не видел. Дрожа всем телом, я скорчился у стены. Пол качался подо мной, а ноги казались резиновыми. Нащупав карман брюк, я достал носовой платок и быстро протер глаза ...
Увидев свет, я выпрямился. Кровь никак не останавливалась--господи, сколько же крови в человеческом теле!--и манишка превратилась в месиво. Позади я видел устланный ковром коридор без цветов и слышал бормотание голосов и звуки оркестра, а впереди--большую освещенную комнату. Кто-то преграждал мне путь, и свет образовывал яркий кружок вокруг пистолетного дула.
Я прибежал прямиком в офис администратора --то есть в ловушку ... Топот ног звучал глуше, но все-таки приближался ... В отчаянии я еще раз провел платком по глазам, вытер лоб и снова попытался выпрямиться. Может быть, атаковать человека с пистолетом? Мне с трудом удалось разглядеть, что это женщина
в алом платье. Она стояла посреди увешанной коврами комнаты, широко открыв темные глаза. Позади кто-то начал колотить в дверь, которую я инстинктивно запер за собой. Наверняка эта женщина --партнер Беактрис, совладелец клуба... Прилив надежды, внезапно открывшийся путь к спасению привели мои мысли в порядок. Зрение
начало проясняться, свежий воздух остудил легкие. Я шагнул вперед.
--Не двигайтесь!--предупредила женщина, и я узнал голос ...
--Не думаю,--спокойно сказал я,--что вы выдадите
меня, мадемуазель Лебрун.
          







        Г Л А В А  8



Даже сейчас я не мог не изумляться перемене в ней. На расстоянии я бы вообще не узнал Мари Лебрун. Девушка в убогой черной одежде, с лоснящимся лицом и тусклыми волосами--и эта яркая женщина! Я видел только алое платье и сверкающие белизной плечи над ним, поэтому обратился к платью, словно стоя у кассы музея восковых фигур и надеясь пройти бесплатно ...
--Не время пререкатъся!--сказал я.--Они будут здесь через минуту. Вы должны спрятать меня. Я ... я ...
Позади меня находилась дверь со стеклянной панелью, сквозь которую виднелся темный коридор в главный зал. Мне показалось, я вижу белые маски, пробирающиеся через зал и колотящие в дверь из прохода во двор... К моему удивлению, Мари Лебрун быстро шагнула вперед, задернула темный занавес перед стеклянной панелью и закрыла дверь на засов.
Она не спрашивала, в чем дело. Но у меня имелось хо-
рошее объяснение.
--Я могу сообщить вам сведения о Беактрис,--пробормотал я.--Он собирается предать вас, погубить клуб и ...

Теперь я обнаружил порез на лбу. Очевидно, падая, я ударился головой о кирпичную стену. Прижав платок к ране, я увидел, что Мари Лебрун стоит передо мной, глядя мне в глаза. Я не мог четко ее рассмотреть. Она все еще направляла мне в грудь яркий кружок вокруг пистолетного дула. Раздался громкий стук в стеклянную панель, казалось, ее пробуют на прочность.
--Сюда,--сказала Мари Лебрун.
Она взяла меня за руку. Пытаясь представить себе эту сцену позднее, я вспоминал лишь отдельные краткие моменты, как после попойки. Мягкие ковры и яркий свет. Яростный стук в стекло и крики позади. Потом черная глянцевая дверь, открывшаяся куда-то, и пустота. Меня словно толкнули на что-то мягкое. Открыв глаза в следующий раз, я понял, что на какое-
то время потерял сознание. (В действительности ме-
нее чем на десять минут.) Мое лицо ощущало приятный влажный холод и отсутствие липкости, но свет резал глаза, а на лбу, казалось, воздвигли сооружение из камня. Подняв руку, я обнаружил повязки.
Я полулежал в кресле. В ногах сидела Мари Лебрун, держа оружие и глядя на меня. Каким-то фантастическим образом преследование (по крайней мере, на данный момент) прекратилось. Я лежал неподвижно, пытаясь привыкнуть к свету и как следует рассмотреть девушку. То же самое продолговатое лицо. Те же самые темно-карие глаза и темно- каштановые волосы. Но теперь она была почти
красивой. Я припомнил, как осознал прошлой ночью в
музее восковых фигур, что, если убрать из ее жизни кассовую будку и стулья, набитые конским волосом, девушка обрела бы строгую грацию и уверенную осанку. Разделенные пробором и зачесанные за уши волосы поблескивали при свете; плечи казались высеченными из слоновой кости. Я смотрел в светящиеся глаза, которые утратили былую жесткость ...
--Почему вы это сделали?--спросил я.
Девушка вздрогнула. Снова это чувство тайного общения. Она поджала губы и ответила монотонным голосом.
--Рану следовало бы зашить. Я использовала пластырь и бинты.
--Почему вы это сделали?
Ее палец напрягся на спусковом крючке пистолета.
--Пока что я сказала им, что вас здесь нет. Это мой офис, и они мне поверили. Но напоминаю, что они все еще ищут вас и одно мое слово...--Глаза снова стали суровыми.--Я говорила вам, что вы мне нравитесь. Но если я узнаю, что вы здесь с целью повредить клубу или уничтожить его ...
Она сделала паузу, словно демонстрируя дар безграничного терпения.
--Если вы, месье, можете объяснить ваше присут-
ствие здесь законными основаниями, я охотно вам поверю. Если нет, я всегда могу вызвать звонком служителей. А пока что ....
Я попытался сесть, но почувствовал дикую боль в голове и снова расслабился. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь в просторной комнате, декорированной черной и золотой японской глазурью, на которую отбрасывала неяркий свет бронзовая лампа. Окна были задернуты черными бархатными портьерами, а в воздухе ощущался тяжелый аромат глицинии.
--Мы в моей личной комнате, смежной с кабинетом,--сказала девушка, проследив за моим взглядом.--Они не могут сюда войти--если я их не вызову. Итак, месье! ..
--Ваш старый стиль речи, мадемуазель Лебрун,--
мягко отозвался я,--не подходит к вашей новой роли.
А в вашей новой роли вы очаровательны.
--Пожалуйста, не думайте, что лесть... --резко начала она.
--Уверяю вас, я не имел в виду ничего подобного. Если бы я хотел завоевать ваше расположение, то стал бы оскорблять вас--это больше пришлось бы вам по вкусу, не так ли? Напротив, это вы в моей власти.
Я говорил небрежным тоном, стараясь выглядеть незаинтересованным. Заметив, что я полез в карман за сигаретами, она кивнула в сторону лакированной шкатулки на табурете рядом со мной.
--Объясните, что вы имеете в виду, месье.
--Я могу спасти вас от банкротства. Это удовлетворило бы вас больше всего на свете, верно?
Ее глаза сверкнули.
--Осторожнее!
--Разве я не прав?--спросил я, изображая удивление.
--Почему вы ... почему все считают, что меня не заботит ничего, кроме...--Девушка с трудом удержалась от вспышки и спокойно добавила.--Вы проникли в мою тайну, месье. Вы видите меня такой, какой я всегда хотела быть. Но пожалуйста, не пытайтесь увильнуть. Что вы имеете в виду?
Я тщательно зажег сигарету.
--Прежде всего, мадемуазель, мы должны признать определенные факты. А именно что вы были совладельцем, а ныне являетесь единственным владельцем Клуба масок.
-- По чему мы должны это признаватъ?
--Ради бога, мадемуазель! Все абсолютно законно ... Меня осенило вдохновение после того, что я услышал от месье Беактрис. А кроме того, ваш банковский счет на миллион франков! Такие деньги едва ли можно заработать, будучи всего лишь... скажем, привратником?
Это был выстрел наугад, только что пришедший мне в голову. Но я внезапно осознал, как был слеп, не понимая этого раньше. Мне следовало знать, что миллион франков--слишком большая сумма, чтобы приобрести ее только с помощью обеспечения прохода в клуб через музей.
--Думаю, я могу представить вам доказательство, что Беактрис намерен предать вас. Если я это сделаю, вы выпустите меня отсюда?
--Значит, вы все еще зависите от меня!--с удовле-
творением заметила девушка.
Я кивнул. Она посмотрела на револьвер и бросила его рядом со своим стулом, потом подошла и села в кресло рядом со мной, глядя на меня. Должно быть, по моим глазам было видно, что я ощущаю ее близость и смотрю на нее с мыслями, не имеющими ничего общего с банкротством. Это явно не вызывало у нее недовольства, и она заметно смягчилась. Я продолжал мирно курить ...
--Почему вы здесь?--осведомилась Мари Лебрун.
--Только для того, чтобы раздобыть доказательства по делу об убийстве.
--И вы ... раздобыли их?
--Да.
--Тогда вы обнаружили, что я в нем не замешана?
--Не замешаны ни в малейшей степени, мадемуазель Лебрун. И нет необходимости вовлекать в это клуб.
Она сжала кулаки.
--Клуб, клуб!.. Это все, что вы можете сказать? По-вашему, меня волнует только бизнес? Вы знаете, почему это место было мечтой моей жизни?
Суровая складка рта слегка разгладилась. Девушка постукивала по подлокотнику, глядя мимо моего плеча.
--Существует лишь одна безграничная радость--вести двойную жизнь: рабочей лошади и принцессы. Сравнивать их и ощущать разницу каждый день. Я делаю это. Днем я сижу в своей будке в хлопчатобумажных чулках, ругаюсь с мясником, экономлю каждый су, кричу на уличных мальчишек, сую билеты в грязные лапы, жарю капусту на дровяной плите, зашиваю отцовские рубашки и
скребу пол. Я делаю все это с удовольствием, так как чувствую, что меня ждут в тысячу раз большие радости. День заканчивается, я закрываю музей, укладываю отца спать и отправляюсь сюда. Это то же самое, что шагнуть в мир «Тысячи и одной ночи» ...
Девушка скрестила руки, дыша глубоко, как под наркозом. Казалось, она впитывает аромат глицинии, атласную ткань платья и все великолепие окружающей обстановки. Ее темно-красная туфля скользила взад-вперед по мягкому ковру, голова откинулась назад, глаза поблескивали под полуопущенными веками.
Я погасил сигарету и приподнялся. От моего движения мечта внезапно испарилась. Губы
девушки скривились в странной улыбке.
--Я долго играю со своими эмоциями, прежде чем они овладевают мной,--сказала она.--Ложитесь. Опустите голову на подушку.
Я беззвучно зааплодировал и повиновался. Мы снова разговаривали без слов. Тем не менее вскоре я сказал.
--Особую пикантность ситуации придают охранники, разыскивающие меня с ножами ...
--Теперь, когда мы начали понимать друг друга, вы расскажете мне, что подразумевали под моим «спасением»?
--Да. Для меня удовольствие напакостить этому слишком осторожному субъекту. Фактически я собираюсь рассказать вам все, что слышал этой ночью.
--Это разумно?
--Нет. Если одно из этих убийств на вашей совести ...
Мари Лебрун встряхнула меня за плечо.
--Клянусь вам, все, что я знаю о них, я почерпнула из газет. И если бы вы прошлой ночью не сообщили мне, что они связаны друг с другом, я бы об этом не догадывалась.
--Тем не менее прошлой ночью вы солгали. Вы сказали, что видели, как Манон Трюшон уходила из музея.
--Это из-за отца. Но это все! Ваш друг месье Чуркин знает так много ... Я просто думала, что она вышла через другую дверь, на бульвар.
Я пускал в потолок кольца дыма. Загнав в угол эту молодую леди, можно было удерживать ее там.
--Но, будучи одним из владельцев клуба, вы должны были знать, что она не является его членом. Как же вы объясняли то, что она «вышла через другую дверь»?
--Со временем,--заметила Мари Лебрун, изучая
меня,--вы научитесь допрашивать не хуже месье Чуркина... Бывают исключения. Если месье Беактрис распоряжается, в клуб допускают посторонних. Я могу доказать, что была в будке весь день. Я ничего не знаю! Вы мне верите?
Рискуя всем, я рассказал ей то, что слышал этой ночью. Ибо если она поверила моим словам о намерении Беактрис погубить клуб, то я получал могущественного союзника.
--Итак,--закончил я,--есть ли в офисе сейф с изве-
стной вам комбинацией, который вы могли бы открыть и посмотреть, лежат ли там сообщения, приготовленные для отправки в газеты?
Пока я говорил, Мари Лебрун сидела молча, но сейчас ее лицо стало неподвижным, как прошлой ночью. Угрожающие нотки снова прозвучали в ее голосе.
--Подождите здесь.
Девушка вышла через дверь в дальнем конце комнаты, заперев ее за собой. Я откинулся на подушки. Все складывалось великолепно. Охранники разыскивали меня в клубе, а я сидел буквально у них под носром в удобном кресле с сигаретами под рукой. Ситуация была почти идеальной. Беактрис весьма удачно проговорился о своей последней шутке. Если Мари Лебрун найдет доказательство в сейфе, то
наверняка сообщит мне все, что знает об этих убийствах.
Вернувшись менее через пять минут, она закрыла дверь, щелкнув замком, и встала спиной к ней. В руках у нее были бумаги, а глаза сверкали от гнева. Словно приняв внезапное решение, девушка подошла к одной из золотых курильниц, вынула из нее плитку благовоний, бросила туда бумаги и чиркнула спичкой. Языки пламени вырвались из золотой чаши. На фоне черно-золотой глазури, орнаментированной иероглифами и аистами, девушка походила на жрицу. Когда огонь погас, она выпрямилась и сказала.
--Я готова пойти к месье Чуркину и поклясться, что видела, как мой друг Беактрис заколол Манон Трюшон.
--А вы действительно это видели?
--Нет.--Она медленно подошла, снова напомнив мне жрицу с мстительным выражением лица. Казалось, все мышцы ее тела были напряжены.--Но я гарантирую, что это будет звучать убедительно.
--Не знаю, существует ли такая необходимость. И вы забываете об осторожности. Вы ведь боитесь, что ваш отец узнает ...
--Больше не боюсь. Он знает.
Я выпрямился и посмотрел на нее. Комната слегка поплыла, в висках застучали молоточки, и я не сразу сумел удержать равновесие.
--Он знает,--повторила девушка.--Секретов больше
нет. Мое имя может фигурировать в газетах, как имя любого другого. И думаю, это доставит мне удовольствие.
--Кто ему рассказал?
--Полагаю, он уже некоторое время что-то подозревал. Но я держу его в ежовых рукавицах. Кроме того, я намерена увидеть Беактрис в камере смертников, чего бы это мне ни стоило. ...
Сдержанная ярость в ее голосе заставила меня подумать, что, возможно, между этими двумя существовали не только деловые отношения. Но я молчал, пока она не заговорила снова.
--Потом я завершу свою карьеру прислуги и рабочей лошади. Я стану путешествовать. У меня будут драгоценности, отельные номера с видом на море и ... джентльмены, делающие мне комплименты. А когда среди них появится один вроде вас, которым я не смогу управлять...Но сначала,--девушка торжествующе улыбнулась,--я сведу счеты.
--Вы имеете в виду,--спросил я,--что согласны по-
мочь полиции всем, что в ваших силах?
-- Да. Я клянусь, что уничтожу Беактрис ...
--А я повторяю, что вам не понадобится лжесвиде- тельствовать! Показаний мадемуазель Дюранд и моих будет вполне достаточно. Вы поможете нам куда больше, сказав правду.
--О чем?
--О том, что вам точно известно. Чуркин убежден, что вы видели убийцу Ивонны Делани.
Глаза Мари Лебрун широко открылись.
--Значит, вы все еще не верите мне! Я утверждаю, что ...
--Вы можете не догадываться, кто убийца! Но Чуркин уверен, что прошлой ночью этот человек вошел в музей, прежде чем ваш отец закрыл его, и спрятался там. И более того, что убийца был членом клуба, которого вы знаете. Неужели вы не понимаете, что больше всего поможете нам, просто сообщив, какие члены клуба входили туда прошлой ночью через музей?
Девушка недоуменно уставилась на меня, подняв брови, потом засмеялась и села, хлопнув меня по плечу.
--Вы имеете в виду, что великий Чуркин с его непогрешимым логическим мышлением был настолько одурачен? Это просто великолепно!
--Перестаньте смеяться! В каком смысле одурачен?
Я повернул ее к себе. Она скользнула насмешливым взглядом по моему лицу.
--Вот в каком! Если убийца был членом клуба, он не входил той ночью через музей восковых фигур. Я видела всех входящих, и среди них не было ни одного члена клуба. Вы выглядите ошеломленным! Думаете, ваш Чуркин всегда прав? Я могла давно сообщить вам все это.
Я едва слышал ее смех. Все монументальное теоретическое сооружение с его шпилями и башенками, воздвигнутое на хорошо просчитанном фундаменте, внезапно с грохотом обрушилось. Если это правда, то от него останутся одни руины.
--Пожалуй, из меня вышел бы лучший детектив, чем из вас,--продолжала Мари Лебрун, освободив плечо.
--Погодите! Убийца не мог войти не через музей! Ведь расположение дверей ...
Она снова засмеялась.
--Мальчик мой, я не говорю, что убийца не вошел таким способом. Он, безусловно, вошел через музей. Но вы не правы в том, что ищете члена клуба. А теперь могу сказать вам две вещи.
--Ну?
Девушка глубоко вздохнула. Ее лицо от ощущения торжественности момента покраснело, а веки полуприкрыли глаза.
--Кажется, это не смогла обнаружить вся полиция Парижа. Во-первых, я знаю, где спрятано оружие.
--Что?!
--А во-вторых,--невозмутимо продолжала она,--я знаю, что преступление почти наверняка совершила женщина.
Для меня это было уже чересчур. Так, должно быть, чувствовала себя некая знаменитая путешественница в Стране чудес, когда суд внезапно рассыпался дождем игральных карт. Бессмыслица оборачивалась смыслом и наоборот.
--Ну ...--произнес я после долгой паузы.
--Вас это удивляет?--вежливо осведомилась Мари Лебрун.
--Черт возьми! Вы шутите?
--Ни в малейшей степени,--заверила она меня, приглаживая волосы.--После дешевых трюков вашего великого детектива прошлой ночью я жалею, что не могла рассказать это ему первому. Но я приберегу это удовольствие на будущее.
--Вы говорите, что нашли оружие ...
--Я знаю, где оно, но не тронула его. Скажите ... между прочим, как вас зовут?
-- Моя фамилия Бретон.
--Скажите, полиция ведь обыскала каждый дюйм музея, прохода и прочего, но не нашла оружие?
--Да-да, ваш триумф несомненен, но ...
--Но они потерпели неудачу, месье Бретон, потому что пренебрегли древним правилом. Нож находился у них перед глазами все время, но они не видели его. Вы спускались в Галерею ужасов?
--Да. Прежде чем обнаружил тело.
--Вы заметили мастерски оформленную сцену у подножия лестницы? Я имею в виду убийство Марата. Марат лежит, наполовину вывалившись из ванны с ножом в груди, с которого капает кровь. Так вот, мальчик мой, часть этой крови была настоящей.
--Вы имеете в виду ...
--Я имею в виду, что убийца спустилась в эту комнату и вынула нож из восковой груди Марата. Изготовляя эту фигуру, папа использовал самый длинный и острый нож, какой смог найти; воск защищал лезвие от грязи и пыли, не притупляя его, а извлечь нож не составляло труда. Закончив свою работу, убийца вернула нож в грудь Марата. Полиция смотрела на него прошлой ночью, а посетители--следующим днем, но никто ничего не заметил.
Я представил себе жуткую сцену в погребе, которую видел прошлой ночью, отметив ее кошмарный реализм. И тогда я вспомнил кое-что еще, заставившее меня искренне выругаться по своему адресу. Ведь именно там, перед Маратом, я слышал, как что-то капает! Позже я уверил себя, что звуки долетают от фигуры сатира, где лежало тело, но имей я хоть крупицу разума, то осознал бы, что я не мог слышать, как капает кровь на таком расстоянии! Звук все время доносился от сцены с Маратом ...
--Ну а как вы это заметили?--осведомился я.
--Выходит, я снова под подозрением? Дайте мне сигарету, ладно? Дело в том, месье Бретон, что я просто не могла ничего упустить. Я всю жизнь провела в музее восковых фигур. Если у одной из них оторвалась пуговица, я это замечаю ... Сегодня утром я увидела дюжину мелких изменений. Письменная доска Марата была сдвинута на четверть дюйма влево. Кто-то задел юбку Шарлотты Корде и повредил складку. А самое главное--кинжал был вонзен в восковую грудь не совсем по рукоятку, и несколько пятен возле ванны не были красной краской.
--Вы трогали все это?
Она насмешливо приподняла брови.
--О нет! Я ждала, когда полиция это обнаружит, и думала, что мне придется ждать долго.
--Где-то могут быть отпечатки пальцев ...
--Возможно, --равнодушно ответила девушка и по- дождала. пока я не зажгу сигарету, которую она вынула из лакированной коробки.--Меня не слишком интересует убийство мадемуазель Ивонны. Но я не ожидала, что вы не заметите указаний на то, что убийца--женщина, не являющаяся членом клуба.
--Почему?
--Убийца охотилась за тем, что мадемуазель Ивонна носила на золотой цепочке вокруг шеи.--Она посмотрела на меня.--Неужели это не очевидно?
--Мы уже решили, что это был серебряный ключ.
--Меня радует, что мое мнение совпало с мнением великого Чуркина. Ну, мальчик мой, зачем убийце мог понадобиться ключ, если не для того, чтобы войти в клуб? Как вы сами вошли туда этой ночью?
--Позаимствовав ключ у одного из членов клуба.
--Да. Вы позаимствовали мужской ключ, который могли проверить у входа. Но зачем убийце мог понадо-
биться ключ мадемуазель Ивонны, если он был мужчиной? Начинаю думать, что ваш Чуркин не так уж умен!.. Ключ взяла женщина, которая должна была хотя бы немного походить на мадемуазель Ивонну, чтобы ее впустили в клуб.
Она откинулась назад, вытянув руки над головой.
--Если бы вы могли назвать причину, по которой убийца хотел попасть в клуб...--предположил я с улыбкой.
--Боюсь, это немного слишком.
--Или если бы я мог выяснить, проходила ли в клуб прошлой ночью какая-то женщина, предъявив ключ мадемуазель Ивонны ...
--Едва ли вы захотите выйти и спросить об этом охрану,--сухо заметила Мари Лебрун.
--Это могли бы сделать вы.
--Слушайте, мальчик мой.--Она выпустила облачко дыма.--Мне наплевать, кто убил Ивонну Делане. Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь вам в этом разобраться, так как, судя по вашим словам, убийцей не мог быть Беактрис. Все, что я хочу,--это рассчитаться с ним.
--Одно связано с другим.
Ее глаза прищурились.
--Каким образом?
--Он и Каролина Дюранд являются косвенными соучастниками, не так ли? И она согласна выступить свидетелем обвинения.
Несколько секунд девушка курила молча, потом кивнула.
--Хорошо. Каков план кампании?
--Прежде всего можете ли вы выпустить меня отсюда?
Она пожала плечами.
--Что-то нужно будет предпринять. Скоро они закончат искать вас в других помещениях, и тогда ... Конечно, я могла бы позвать своих служащих, собрать гостей и вывести вас на виду у всех. Беактрис не посмеет этому помешать. Для него это чревато неприятностями ...
Я покачал головой.
--Так не пойдет. Беактрис будет предупрежден. Если он и не затеет драку, то наверняка уберется до прихода полиции.
--Славный мальчик!--одобрила она.--Вы нравитесь
мне все больше. Может, вам хватит духу попытаться выйти через парадную дверь переодетым? Я пойду с вами. Вы можете сойти за моего ... любовника.
--Было бы приятно даже притвориться им,--отозвался я.
Девушка не прореагировала. Она плотно сжала губы.
--Это будет опасным. Если вас поймают ...
Меня вновь обуяло возбуждение.
--Поверьте, мадемуазель,--искренне сказал я,--этой ночью я получил больше удовольствия, чем за последние шесть лет жизни. Приключение должно завершиться достойно ... У вас найдется что-нибудь выпить?
--Будьте благоразумны!.. Вам придется оставить здесь ваши пальто и шляпу. Я раздобуду вам другие. Вы снимете повязку и натянете шляпу поверх пластыря--вряд ли рана начнет кровоточить. Ваша рубашка выглядит ужасно--ее нужно прикрыть. У вас есть маска?
--Я ее где-то потерял. Вероятно, во дворе.
--Я принесу вам такую, которая прикроет все лицо. Они будут бдительно охранять дверь и, по-видимому, просить каждого уходящего показать ключ. Им должно  быть известно, каким ключом вы воспользовались. Я достану вам другой. Подождите, пока я не вернусь. В шкафу у туалетного столика коньяк «Наполеон».
Мари Лебрун снова вышла, но на сей раз не заперла дверь. Я поднялся. Боль метнулась из затылка к глазам, колени подогнулись. Я прислонялся к краю кресла и переждал, пока пол не перестал качаться, а комната не прекратила вращение. Тогда я направился к указанному шкафчику. В корзине с серебряной фольгой стоял коньяк «Наполеон» 1811 года. При воспоминании о том, как я пил
бренди прошлой ночью под суровым взглядом этой де-
вушки, ситуация начала казаться невероятно забавной.
Я выпил солидную порцию и почувствовал, как по венам распространяется тепло. Стало значительно лучше. Я стал наливать себе еще и увидел свое отражение в зеркале над туалетным столиком. Боже, ну и зрелище! Как после недельного кутежа--бледная физиономия, повязка на голове, рубашка, превратившаяся в покрытую красными пятнами тряпку ...
Нож этой крысы разрезал рукав
пиджака, чудом не полоснув по руке. Чокнувшись со своим отражением, я выпил вторую порцию. Отражение сразу помутнело. При таком состоянии, как у меня, коньяк, очевидно, и должен вызывать подобный эффект. Я непроизвольно проделал нечто вроде эксцентричного танцевального па и, к собственному удивлению, разразился смехом. Позолоченные аисты и павлины на стенных
панелях стали выглядеть дружелюбно. Дым благовоний разогревал бронзовые чаши светильников, и в комнате становилось невыносимо душно.
Вскоре вернулась Мари Лебрун. В руке у нее была мягкая черная шляпа слишком большого размера, которую она, должно быть, украла у одного из посетителей. Закончив приготовления, мы остановились у позолоченного шкафчика, готовые надеть маски. Девушка выключила светильники, кроме серебряного, в форме пагоды, который горел на крышке шкафчика ...
Отсутствие света подчеркивало тишину комнаты. Я расслышал слабые звуки оркестра за стенами. Мари Лебрун обернулась ко мне--при свете серебряной лампы ее лицо приобрело цвет старой слоновой кости. Брови изогнулись тонкими дугами, а губы были покрыты темно-красной помадой.
--Если нам удастся выйти в проход, куда потом?--
спросила она.
--В музей восковых фигур. Я должен найти этот
нож,--ответил я, сознавая, что думаю вовсе не о ноже.--
А затем к телефону. Лучше дайте мне ваш револьвер.
Девушка повиновалась. Она всего лишь прикоснулась ко мне кончиками пальцев, но я сразу вспомнил душную гостиную с мебелью, набитую конским волосом, за которой, обретая туманные очертания, маячил сказочный блеск «Тысячи и одной ночи». Мари медленно протянула руку к выключателю лампы.
--Я ношу черную,--сказала она, натягивая маску на лицо.--Потому что... у меня никогда не было любовника.
Непроницаемые глаза на секунду блеснули в прорезях маски. Потом свет погас. Когда мы двинулись к двери, девушка, остановив меня знаком, заглянула в кабинет. Потом она кивнула, и я последовал за ней через тускло освещенную комнату,
увешанную коврами, к двери со стеклянной панелью,
ведущей в коридор. В руке я держал серебряный ключ,
принадлежащий, по ее словам, члену клуба, недавно отбывшему в Америку. Бормотание оркестра становилось громче, восстанавливая нестабильность мира, населенного призраками в разноцветных масках. Веселье, очевидно, приближалось к кульминации ...
Звуки, приближаясь, обволакивали нас. В темном проходе я видел большую арку зала. Смех перемешивался с быстрой речью и звоном бокалов. Шум был приглушенным, но это только усиливало напряжение. Иногда чей-то голос вырывался из общего гула, но тут же вновь исчезал в нем. Оркестр «накатывал» музыку густыми, приторно-сладкими волнами. Мы вошли в зал, оказавшись среди
высоких арок из черного мрамора, с зеркалами, хитроумно расположенными таким образом, что парад арок казался бесконечным. Я снова ощутил иллюзию пребывания в морских глубинах, как ранее в музее.
Но теперь в них плавали призраки. Черные, зеленые, алые маски; фигуры, причудливо искажаемые зеркалами, двигающиеся рука
об руку, шелестя костюмами и платьями, или сидящие в углах с мерцающими кончиками сигарет ... Я посмотрел на Мари Лебрун, которую держал под
руку. Она также выглядела призрачно. В зеркале около меня появилась рука без тела, наклонявшая под звуки смеха обернутую салфеткой бутылку. Ниши, где стояли круглые столики со стеклянными крышками, были освещены изнутри; свет поблескивал в бокалах с шампанским, падая на улыбающиеся или сосредоточенные лица неподвижно сидящих людей ...
К одной из колонн прислонилась фигура в белой маске, держа руку во внутреннем кармане. Еще одна такая же фигура скользила по проходам. Благодаря игре зеркал она казалась движущейся вдалеке среди арок. Оркестр теперь грохотал почти у нас над головами--музыканты, выглядывающие из-за пальм, также были в белых масках ... Я чувствовал, как Мари Лебрун прижимает к себе мою руку. Ее участие помогало мне сосредоточиться, но я словно ощущал у себя на спине взгляды белых масок. Что, если в меня выстрелят сзади из пистолета с глушителем?
При таком шуме даже слабый хлопок не будет слышен. Я упаду, и меня потихоньку вынесут из зала, как пьяного ...
Я старался идти медленно. Мое сердце тяжело колотилось, а коньяк теперь только путал мысли ... Интересно, пуля в спину будет почти безболезненной или обожжет как раскаленное железо? Шум стихал. Сейчас я чувствовал сквозь жар и запах
духов аромат цветов из коридора в другом конце. Мы направились в салон. Я уставился на прикрытые белыми масками лица двух апашей, которые все еще сидели в нише, глядя на дверь. Они поднялись в черно-красных отблесках света, исходящих от бронзовых сатиров ...
Я стиснул в кармане рукоятку револьвера. Белые маски подошли, посмотрели на нас и двинулись
дальше ... Мы медленно шли через салон к фойе. Все казалось сном. Мои ладони были влажными, а спутница один раз едва не споткнулась. Если обнаружат, что она помогает мне ... Я слышал стук не то наших шагов, не то моего сердца ...
--Ваш ключ, месье?--послышался рядом тихий го-
лос.--Месье уходит?
Я был готов к этому, но мне все равно показалось, что вопрос прозвучал со злорадной усмешкой. «Месье не уходит,--словно говорил голос.--Месье останется на неопределенный срок». Я протянул белой маске ключ.
--А, месье Дарзак!--произнесла фигура.--Благода-
рю вас, месье.
Охранник отпрянул, когда Мари Лебрун слегка приподняла свою маску--он узнал ее и поспешил открыть дверь. Последний взгляд на мраморные колонны и тяжелые голубые портьеры фойе, на усмешку белой маски--потом звуки оркестра замерли, и мы вышли из клуба ...
Я почувствовал слабость и прижал голову к кирпичной стене, ощущая, как холод прохода проникает мне под накидку.
--Хороший мальчик!--шепнула Лебрун.
Я не видел ее в темноте, но чувствовал, как ее тело прижимается к моему боку. В крови у меня пело и плясало торжество. Теперь Беактрис в наших руках!
--Куда теперь?--послышался шепот.
--В музей восковых фигур. Мы должны найти этот нож. Потом Я позвоню Чуркину. Он ждет во Дворце
правосудия ... Очевидно, мы должны пройти к фасаду,
чтобы попасть в музей?
--Нет. У меня ключ от двери в коридор. Он единственный--остальным приходится выходить на бульвар.
Она повела меня к задней двери музея. Я ощущал струйки пота на теле, а рана на лбу опять начала кровоточить. Но триумф заставлял радоваться даже этому. Такая рана почетна.
--Подождите. Я зажгу спичку,--сказал я.
Вспыхнуло пламя. Внезапно пальцы Мари Лебрун впились мне в руку.
--Господи! Что это?
--Где?
Она указала на дверь в музей. Дверь была приоткрыта. Мы стояли, уставясь на нее, пока пламя не погасло, потом двинулись к двери. В темноте поблескивал замок, нам в лицо пахнул спертый воздух. Интуиция подсказывала мне, что ужасы этой ночи еще не закончились. Дверь даже слегка качалась на петлях и поскрипывала. Именно здесь
прошлой ночью стоял убийца, прежде чем броситься на Ивонну Делане. Не увидим ли мы внезапно вспыхнувший зеленый свет и силуэты головы и плеч на его фоне?
--Вы думаете, там кто-то есть?--прошептала девушка.
--Посмотрим.--Обняв ее одной рукой за талию, я достал револьвер и распахнул дверь ногой, потом шагнул в темноту. 
--Нам придется зажечь свет,--настаивала Мари.--
Позвольте мне пойти вперед. Я найду дорогу даже в темноте. Вверх к главному гроту... Будьте внимательнее на ступеньках.
Она даже не нащупывала путь, когда мы шли через каморку на площадку. В непроглядной тьме я почувствовал, как одежда сатира скользнула по моему запястью, и вздрогнул, словно от прикосновения рептилии. Наши шаги царапали грубый камень; влажный и спертый воздух был почти удушливым. Я споткнулся на лестнице. Если кто-то был рядом, он, несомненно, услышал нас.
Не знаю, каким образом Мари Лебрун находила дорогу в темноте. Я потерял всякую ориентацию, поднимаясь по лестнице и направляясь к гроту, но ощущал зловещее присутствие восковых фигур так же, как запах их одежды и волос. Мне на ум пришли слова старого Лебруна: «Если бы одна из них шевельнулась, я бы подумал, что схожу с ума ... »
Мари отпустила мою руку. Послышался щелчок выключателя, и зеленый свет озарил главный грот, где мы стояли. Девушка улыбнулась мне, но ее лицо было смертельно бледным.
-- Пошли,--прошептала она.--Вы хотели спустить-
ся в Галерею ужасов и найти нож ...
Мы снова пересекли грот. Он выглядел точно так же, как прошлой ночью, когда я обнаружил женское тело в руках сатира. Наши шаги эхом отзывались на лестничной клетке. Как бы осторожно вы ни приближались к фигуре сатира, она всегда появлялась неожиданно. Позади нее в углу горела зеленая лампа. Я поежился, вспомнив, как одежда сатира коснулась моей руки ...
Галерея ужасов ... Я мимоходом разглядывал разноцветные костюмы и восковые лица в полумраке, который был еще более жутким, чем темнота. Мы приблизились к группе Марата, но по какой-то причине я боялся смотреть на нее и уставился в пол. Казалось, что-то нашептывало мне отрывистыми словами, стучащими как молоточки по моим барабанным перепонкам, что я увижу нечто страш- ное ... Я медленно поднял взгляд. Все оставалось таким же. За железными перилами обнаженный по пояс Марат, откинувшись назад, смотрел на меня снизу вверх стеклянными глазами. Служанка в красной шапке кричала солдатам у двери, вцепившись в запястье убийцы--Шарлотты Корде. Я видел бледное сентябрьское солнце, проникающее сквозь окно ... Нет! Что-то было не так. Кое-чего недо-
ставало ...
В неестественном молчании послышался голос Мари Лебрун.
--Нож исчез!
--Да. Синеватая рука Марата сжималась у его окровавленной груди, но в ней не торчал нож. Дыхание моей спутницы стало учащенным. Мы знали, что где-то рядом убийца, отнюдь не вылепленный из воска. Желтоватый свет, казалось, истаивает, становясь все менее заметным... Я нырнул под железные перила и направился к восковым фигу-
рам; девушка последовала за мной ...
Доски пола макета комнаты скрипели у меня под ногами. По восковым фигурам словно пробегала легкая дрожь--я заметил, что матерчатая туфля почти соскользнула с ноги служанки. Шагнув за перила, вы вступали в прошлое. Музея больше не существовало. Мы находились в грязной комнате с коричневыми стенами на одном из верхних этажей дома в старом Париже времен революции. Сквозь окно, за кирпичной стеной, увитой засохшим виноградом, я словно видел крыши бульвара Сен-Жермен. Подобно фигурам, мы застыли в ужасе от совершенного здесь убийства. Я повернулся, и служанка усмехнулась мне; глаза солдата были устремлены на Мари Лебрун.
Внезапно Мари вскрикнула... Послышался скрип, и одна из оконных створок открылась. Оттуда на нас уставилось чье-то лицо. Обрамленное оконным проемом, оно смотрело на нас закатившимися зрачками и белыми глазными яблоками. Рот был открыт в жуткой ухмылке. Внезапно изо рта хлынула кровь, голова резко склонилась набок, и я увидел,
что в горле торчит нож. Это было лицо Симона Беактрис. Издав стон, он ухватился за рукоятку ножа, а потом перевалился через подоконник в комнату.

         


               Глава 9

Здесь я вынужден сделать паузу в повествовании, даже при перенесении этой сцены на бумагу она предстает перед мысленным взором настолько живо, что ударяет по нервам, и я чувствую себя истощенным, как тогда. Думаю, что в качестве кульминации ночных событий она могла бы ударить по нервам и крепче моих. С тех пор как в половине двенадцатого я вошел в клуб, события сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, способ-
ной довести до ручки кого угодно. И спустя недели лицо Беактрис, каким я видел его в тот ужасный момент, прежде чем он свалился к нашим ногам, преследовало меня по ночам. Лист, задевший оконное стекло в ночном мраке, даже внезапный скрип рамы пробуждали воспоминания так четко, что я кричал, требуя зажечь свет ...
Поэтому, надеюсь, меня не обвинят в слабости, если я скажу, что из происшедшего в течение следующего получаса не помню почти ничего. Позднее Мари Лебрун говорила мне, что все протекало спокойно и методично. Правда, сначала она вскрикнула, побежала и споткнулась, налетев на железные перила, но я подхватил ее, отнес наверх, и мы пошли звонить Чуркину. При этом мы вполне серьезно обсуждали, какую шишку можно заработать,
споткнувшись о перила и упав головой на каменный пол ...
Но я этого не помню. Следующим, что четко запе-
чатлелось у меня в голове, была неряшливая комната
со стульями, набитыми конским волосом, и настольной лампой под абажуром. Я сидел в кресле-качалке, потягивая какой-то напиток, а напротив меня стоял Чуркин. Рядом сидела Мари, прижав руки к глазам. Очевидно, я все рассказал Чуркину, так как помню, что описывал ему Беактрис. В комнате было полно народу--инспектор Дассен, полдюжины жандармов и старый Огюстен в шерстяной ночной рубашке.
Когда я закончил рассказ, последовало долгое молчание.
--Выходит, убийца прикончил Беактрис,--медленно произнес Дассен.
--Да,--отозвался я вполне нормальным голосом.--
Это все упрощает, не так ли? Но как Беактрис проник туда, я не знаю. Последний раз я видел его в комнате клуба, когда он натравил на меня своих громил. Может, у него здесь была назначена встреча ...
Дассен колебался, теребя нижнюю губу. Потом он шагнул вперед и сказал.
--Молодой человек, позвольте пожать вам руку.
--Да,--кивнул Чуркин.--Неплохо сработано,
Джек. И этот нож... Господа, мы все были глупцами. Нам следует поблагодарить мадемуазель Лебрун за помощь.
Он посмотрел на нее, опираясь на трость. Девушка усмехнулась, хотя ее лицо оставалось напряженным. Алое платье было в беспорядке.
--Я в долгу у вас с прошлой ночи, месье,--холодно
отозвалась она.--Думаю, в конце концов, вам придется
согласиться с моим анализом преступления.
Чуркин нахмурился.
--Не уверен, что смогу во всем согласиться с вами, мадемуазель. Ну, посмотрим. А пока что ...
-- Вы осмотрели тело?--осведомился я.--Его зако- лоли ножом с восковой фигуры?
--Да. И убийца не позаботился о том, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Дело завершено, Джек. Благодаря вам и мадемуазель мы знаем все, включая подробности гибели мадемуазель Трюшон.--Он мрачно уставился на лампу.—Здесь лежит Симон Беактрис! Теперь он никогда не сведет со мной счеты.
--Но как он оказался за этим окном? Вот чего я не могу понять.
--Ну, это достаточно очевидно. Помните лестницу между стенами, которая спускается из каморки позади разных восковых групп Галереи ужасов?
-- Да. Вы имеете в виду место, где включается свет?
Он кивнул.
--Убийца заколол Беактрис либо в этой каморке, либо рядом с ней. Должно быть, Беактрис бросился бежать, споткнулся, свалился с лестницы и пополз за группы, пытаясь найти выход. Он уже умирал, когда нашел окно в группе Марата.
--Это сделал ... тот же человек, который убил Ивонну Делане?
--Несомненно. А теперь ... Дассен!
--Да, месье?
--Возьмите трех или четырех человек и идите в клуб. Если понадобится, взломайте дверь. А если они будут сопротивляться ...
Инспектор мрачно улыбнулся, расправил плечи и
крепче натянул шляпу.
--Что тогда?--с довольным видом спросил он.
--Сначала попробуйте слезоточивый газ. Если они не угомонятся, применяйте оружие. Но не думаю, что это понадобится. Никого не арестовывайте. Узнайте, когда и почему Беактрис ушел среди ночи. Обыщите дом. Если мадемуазель Дюранд еще там, приведите ее сюда.
--Могу я попросить,--так же холодно заговорила
Мари Лебрун,--чтобы вы сделали это, по возможнос-
ти не тревожа посетителей?
--Боюсь, мадемуазель, что тревоги не избежать.--Чуркин улыбнулся.--Как бы то ни было, вероятно, лучше отпустить всех гостей, прежде чем приступить к делу, Дассен. Задержите только служителей. Перекрыв выход, вы сможете найти мадемуазель Люранд. Возможно, она все еще в комнате номер 18. Это все. Поторапливайтесъ.
Дассен отдал честь и подозвал четырех жандармов. Пятого он поставил в вестибюле, а шестого отправил на улицу. После этого наступило молчание. Я откинулся в кресле, нервничая и в то же время радуясь выпавшей минуте покоя. Мне казалось, что теперь напряжение пойдет на спад. (Ох, как же я ошибался!) Я наслаждался всем--тиканьем часов, горящим в камине углем, лампой под абажуром и потертой скатертью. Потягивая горячий кофе, я
смотрел на своих компаньонов. Чуркин в черной накидке и мягкой темной шляпе мрачно тыкал тростью в ковер. Плечи Мари Лебрун поблескивали при свете лампы; большие глаза с цинизмом и жалостью смотрели на корзину с рукоделием. Я не ощущал ничего--за шоком последовало онемение, препятствующее любым мыслям и эмоциям. Мы выдохлись. Только огонь потрескивал в камине, и дружелюбно тикали часы ...
Потом я вспомнил о старом Лебруне. Его серая фланелевая ночная рубашка доходила почти до пят, придавая ему нелепый вид. Голова на длинной и тощей шее склонилась вперед; седые бакенбарды торчали в разные стороны, а красные глаза озабоченно моргали. Маленький и неловкий, он проковылял через комнату в кожаных шлепанцах, которые были ему велики, держа в руках
пыльную черную шаль.
--Накинь ее на плечи, Марион,--пискнул старик.-- Ты простудишься.
Казалось, девушка вот-вот засмеется. Но Лебрун оставался серьезным. Он заботливо укутал шалью плечи дочери, и ей сразу расхотелось смеяться.
-- С тобой все в порядке, папа?--мягко спросила
она.--Теперь ты знаешь ...
Он судорожно глотнул, потом сердито посмотрел на нас.
--Конечно, Марион. Что бы ты ни сделала, я буду защищать тебя. Положись на своего старого отца.
Поглаживая ее по плечу, он продолжал сверлить нас глазами.
--Хорошо, папа. Тебе не лучше пойти спать?
--Ты всегда стараешься отправить меня в постель, дорогая. Но я не пойду. Я останусь и буду тебя защищать!
Чуркин снял накидку, положил на стол шляпу и
трость, придвинул стул и сел, постукивая пальцами по
виску. Что-то в его взгляде на Лебруна привлекло мое
внимание ...
--Месье,--заговорил Чуркин,--вы очень любите
вашу дочь, не так ли?
Мари Лебрун схватила старика за руку, словно собираясь закрыть его своим телом.
--Что вы имеете в виду?--резко спросила она.
--Конечно он прав!--пискнул старик, выпятив грудь.--Не сжимай мне руку, Марион. Она опухнет ...
--И что бы она ни сделала, вы бы всегда защищали ее?--тем же ленивым тоном продолжал детектив.
--Естественно! Почему вы спрашиваете?
Глаза Чуркина, казалось, были обращены внутрь его самого.
--Существующие стандарты должны быть хотя бы
понятны. А иногда они выглядят безумными. Интересно, что бы я чувствовал ...--Он оборвал фразу и озадаченно провел рукой по лбу.
--Не понимаю, о чем вы, месье,--сердито вмешалась Мари,--но мне кажется, у вас есть более важное дело, чем сидеть здесь и рассуждать о «стандартах мира». Ваше дело--арестовать убийцу.
--Вот именно,--задумчиво согласился Чуркин.--
Мое дело--арестовать убийцу.
Он говорил почти печально. Тиканье оловянных часов словно замедлилось. Чуркин изучал носок своего ботинка, двигая им по ковру.
--Мы знаем первую часть истории,--заметил он.--
Знаем, что Манон Трюшон заманили сюда, знаем, кто это сделал, знаем, что она выпала из окна и ее заколол Беактрис...Но кто настоящий убийца? Мадемуазель, кто заколол Ивонну Делани и Беактрис?
--Не знаю! Это ваше дело, а не мое. Я говорила месье Бретону, почему я думаю, что это женщина.
--А мотив?
Девушка сделала нетерпеливый жест.
--Разве он недостаточно ясен? Вы не согласны, что это была месть?
--Это была месть,--кивнул Чуркин.--Но весьма
необычный сорт мести. Не знаю, способен ли кто-то из вас или даже я понять его. Это странное преступле- ние. Вы объясняете кражу ключа тем, что женщина--которая отомстила за смерть мадемуазель Трюшон, убив Ивонну Делани,--воспользовалась им, чтобы войти в клуб. Хм ...
В дверь постучали.
--Входите!--пригласил. детектив.--Добрый вечер,
капитан! Думаю, вы знаете всех присутствующих?
Массон, державшийся прямо, но страшно побледневший, вошел в комнату. Он поклонился остальным, бросил удивленный взгляд на мою перевязанную голову и повернулся к Чуркину.
--Я позволил себе вызвать сюда месье Массона,
Джек,--сказал детектив,--после того, что услышал от
вас. Мне казалось, это его заинтересует.
--Надеюсь, я не помешал?--спросил Массон.--Вы говорили по телефону очень возбужденно. Что произошло?
--Садитесь, друг мой. Мы выяснили несколько ве-
щей.--Чуркин по-прежнему смотрел на свой ботинок.
Голос его звучал спокойно.--Например, ваша невеста
Манон Трюшон встретила свою гибель в результате непосредственных действий Ивонны Делани и Беактрис. Пожалуйста, не волнуйтесь ...
--Я не волнуюсь,--после паузы ответил Массон.--
Я не знаю, что мне ... Объяснитесь!
Он опустился на стул, вращая шляпу пальцами. Чуркин медленно и тщательно поведал ему все, что я узнал этой ночью.
--Как видите, друг мой, Беактрис считал убийцей вас. Это правда?
Он задал вопрос беспечным тоном, но Массон был потрясен. Уронив шляпу и судорожно сцепив пальцы рук, он тщетно пытался что-то пролепетать; его смуглое лицо побледнело еще сильнее.
--Значит, подозревают меня?--с трудом вымолвил
он.--Меня? Боже мой! Неужели вы думаете, что я мог
ударить девушку ножом в спину и ...
--Успокойтесь,--прервал его Чуркин.--Я знаю, что
вы этого не делали.
Кусок угля со стуком упал с каминной решетки. Я понемногу выходил из ступора. Протесты Массона вонзались в нервы, как ланцеты. Кофе обжигал горло ...
--Кажется, вы думаете, что знаете виновного,--фыркнула Мари Лебрун.--Хотя вы упустили... все самое важное.
Между бровями Чуркина  обозначилась складка.
--Ну ... не совсем все, мадемуазель,--возразил он. --Я бы так не сказал.
Что-то должно было произойти. Я чувствовал это,
хотя не знал, что именно. На лбу Чуркина пульсирова-
ла жилка, словно в такт тиканью оловянных часов.
-- В вашей теории, мадемуазель, будто убийца Ивонны Делани украл ключ с целью проникнуть в клуб, есть одна погрешность.--Подумав, детектив добавил.--Даже две.
Девушка пожала плечами.
--Во-первых, мадемуазель, вы не можете назвать причину, по которой убийца должен был стремиться попасть в клуб после преступления, А во-вторых, я просто знаю, что ваша теория неверна.
Чуркин медленно поднялся. Мы сразу напряглись, хотя он оставался спокойным, а взгляд его был почти рассеянным. Часы громко тикали ...
--Говорите что угодно о моей глупости, мадемуазель,--я соглашусь с вами! Я едва не испортил все дело. Только к концу дня истина стала для меня очевидной. Но гордиться мне нечем. Убийца намеренно подбрасывал мне ключи к разгадке. Вот почему это самое странное преступление за всю мою карьеру...Я глупец!--Его глаза внезапно сверкнули, и он расправил плечи.
Я нервно огляделся вокруг.
Массон, сгорбившись, сидел на своем стуле. Мари Лебрун склонилась вперед при свете лампы, стиснув руку отца.
--Глупец!--повторил Чуркин. Его взгляд снова стал
отсутствующим.--Помните, Джек, я говорил вам сего- дня, что должен найти ювелира. Ну, я нашел его. Именно там убийца починил свои часы.
--Какие часы?
Мой вопрос, казалось, удивил его.
--Вы ведь помните крошечные осколки стекла, которые мы нашли в проходе? Один из них застрял в кирпичной стене ...
Все молчали. Стук моего сердца оглушал меня.
--Понимаете, это было почти неизбежно, тем более в тесном проходе. Убийца разбил стекло своих наручных часов, когда заколол Ивонну ... Да, это было неизбежно, потому что ...
--О чем вы говорите, черт возьми?
--Потому что,--задумчиво промолвил Чуркин,--у полковника Делани только одна рука.
--Да, это он убил свою дочь,--продолжал Чуркин.--
И я никогда не прощу себе, что оказался настолько глуп, не понимая этого. Я знал, что Ивонна стояла спиной к стене и что убийца, вытаскивая кинжал в узком проходе, должно быть, ударил руку о стену и разбил часы... Но я не мог понять, почему он носил часы на той же руке, в которой держал нож.
Я слышал его голос словно издалека, уставясь на пламя в камине. Мой мозг все еще повторял слова: »Это он убил свою дочь». Заявление казалось настолько невероятным, что я даже не сразу испытал потрясение. Я мог думать лишь о полутемной библиотеке с залитыми дождем окнами в саду предместья Сен-Жермен и о коренастом старике с пышными усами и лысой головой, неподвиж-
но стоящем в своем прекрасно скроенном костюме, глядя на нас,--полковнике Делани ...
Иллюзию разрушил резкий голос.
--Вы понимаете, что говорите?--осведомился
Массон.
--Дело в том,--продолжал Чуркин тем же задумчи-
вым тоном,--что человек, как правило, носит часы на левой руке, если не левша. В последнем случае он носит их на правой, зато левой рукой работает, пишет и... наносит удар ножом. Поэтому я никак не мог понять, почему часы убийцы были на той же руке, которой он заколол девушку. Но если у человека только одна рука ...
По какой-то сверхъестественной причине сама мысль о полковнике де Делани словно придавала достоинство словам Чуркина, хотя он и обвинял старика в убийстве. Происходящее больше не казалось бессмысленным дурным сном, как во время безумных приключений в клубе. Но Массон с нелепым выражением лица схватил Чуркина за руку.
--Я требую объяснений или извинений...--пронзи-
тельным голосом начал он.
Чуркин пробудился от раздумий.
--Да,--кивнул он,--вы имеете право знать все. Я го-
ворил вам, что это странное преступление. Странное не только из-за мотива, но и потому, что старый игрок предоставил нам чисто спортивный шанс разгадать его. Он не хотел сдаваться добровольно, но подбрасывал нам ключи, и если бы мы правильно их поняли, признал бы свою вину.--Чуркин спокойно высвободил руку.--Полегче, капитан! Вам незачем возмущаться. Полковник де Делани уже признался.
-- Что?!
--Я говорил с ним по телефону менее четверти часа назад. Успокойтесь и позвольте объяснить вам, как все произошло.
Чуркин сел. Шомон попятился назад и плюхнулся на стул.
--Вы настоящий фокусник, месье!--сказала Мари
Лебрун. Ее лицо было еще бледным, но она отпустила
рукав отца и облегченно вздохнула.--Я думала, вы собираетесь обвинить папу.
--И я тоже,--заметил я.--Все ваши недавние разго-
воры ...
--Я просто интересовался, как бы повел себя нормальный отец. Да, это кажется невероятным. Но сегодня я понял, что это правда.
--Погодите!--остановил его я.--Все это--чистое бе-
зумие, которого я до сих пор не понимаю. Когда сегодня на вас нашло нечто вроде припадка и вы стали твердить: «Если бы ее отец знал …»--вся сцена словно ожила у меня перед глазами.--Мне казалось, вы говорите о мадемуазель Лебрун.
Детектив кивнул. Его взгляд затуманился.
--Так оно и было, Джек. Но именно это заставило
меня подумать о мадемуазель Делани и о том, каким невероятным тупицей я был, не понимая этого до сих пор. Повторяю: я чуть не испортил все дело. Прошлой ночью мадемуазель Лебрун могла сказать нам, кто убийца, так как она должна была видеть его входящим в музей. Но я был настолько глуп, что решил, будто убийца--член клуба, которого она оберегает. Мое непростительное самодовольство помешало мне задать простой вопрос и получить описание! Самый невежественный патрульный догадался бы это сделать!
Он сгорбился на стуле, судорожно сжимая и разжимая кулак и глядя на него так, словно искал там утраченную магическую силу. Его глаза выражали усталость и горечь.
--Я всюду вижу замысловатые планы, не догадываясь об очевидном... Ба! Я впадаю в старческий маразм. Я пытался быть чертовски умным и изощренным, а в итоге выставил себя дураком, но сейчас, наконец, задам вам этот вопрос, мадемуазель.
Выпрямившись с внезапной энергией, Чуркин по-
смотрел на девушку.
--Граф де Делани ростом около метр семьдесят сантиметров и очень крепко сложен. У него массивный лысый череп, пышные рыжеватые усы, проницательные глаза под нависшими бровями и прямая осанка. Он носит старомодный костюм, пенсне на черной ленте, гофрированную накидку и широкополую шляпу. Из-за накидки вы вряд ли заметили отсутствие руки, но человека с такой неординарной внешностью вы не могли не запом-
нить.
Глаза Мари Лебрун прищурились, затем блеснули.
--Я хорошо помню его, месье,--усмехнулась она.--
Прошлой ночью он купил билет около начала двенадцатого--точно не знаю. Я не видела его выходящим из музея, но это неудивительно--при выходе я могла его и не заметить... Просто великолепно! Все это вы могли узнать у меня в самом начале. Но как вы говорили, месье... боюсь, вы страдаете избытком изощренности.
Чуркин склонил голову.
--По крайней мере, теперь я могу сказать вам об этом.
--Повторяю, месье,--вмешался Массон,--вы не зна-ете этого благороднейшего человека! Он прирожденный аристократ, гордый и несгибаемый ...
--Знаю.--Чуркин мрачно кивнул.--Именно поэто-
му он убил свою дочь. Вам придется обратиться к исто-
рии Рима, чтобы найти сходный мотив. Виргиний! заколол свою дочь, Брут--отправил сына на плаху ... Все это ужасно--ни один нормальный отец так бы не поступил. Я считал эти истории о римских отцах и спартанских матерях выдумками. Но теперь ... Вы не прикроете чем-нибудь лампу, мадемуазель? Мои глаза ...
Словно загипнотизированная, девушка встала и набросила на лампу раскрытую газету. При приглушенном свете вокруг белели неподвижные лица. В камине сонно потрескивал огонь.
--И клянусь Богом,--внезапно заявил Чуркин,--
его будут судить по правилам, которые он применил к
своей дочери. Вы знаете Делани, капитан. Джек встречался с ними. Одинокий мужчина и глухая женщина с гордостью, застегнутой на все пуговицы. Они живут в огромном мрачном доме, без всяких развлечений; их немногие друзья помнят Третью империю. У старого игрока осталось только домино! У них есть дочь, которая взрослеет и ненавидит все это.
Она далека от их поколения, ее тошнит от душных банкетных залов, официальных трапез, чопорных приемов, всего забальзамированного мира. Ей безразлично, что на этой лужайке Дизраэли пил чай с Наполеоном III, когда ее отец был мальчиком, что ни с одним из членов ее семьи никогда не было даже намеков на скандал. Она хочет танцевать всю ночь в Шато де Мадрид, встречать рассвет в Булонском лесу, пить коктейли в барах, декорированных как ночной кошмар водопроводчика, водить скорост-
ные автомобили, менять любовников и иметь свою квартиру. Вскоре она обнаруживает, что родители не следят за ней. Вне дома она может вести себя как угодно, и они ничего не узнают.
Чуркин медленно перевел взгляд на мадемуазель Лебрун, казалось сдерживая улыбку. Пожал плечами.
--Ну, мы можем это понять, не так ли? Ивонна цеп-
ляется за все новое, что попадается ей на пути. Родители не контролируют ее расходы и не наблюдают за ее друзьями--разве только дома. Ей приходится вести двойную жизнь, и, сравнивая блистательный внешний мир с унылой домашней обстановкой, она становится все более не-
удовлетворенной. Если раньше Ивонна ненавидела ограничения, то теперь она ненавидит все, что отстаивает ее семья. Натура ее бунтует. Она ненавидит родителей--они такие чопорные, отсталые, Нудные ... у нее есть подруга, мадемуазель Дюранд, которая разделяет ее идеи. Уточним, что первой эти идеи усвоила мадемуазель Делани. Вдвоем они встречаются с общей подругой, воспитанной в традициях, которым их заставляли следовать ...
Должен ли я рассказывать о дальнейших событиях, которые привели к трагедии? Для месье Массона скажем только, что Манон Трюшон заманили в клуб--не важно как,--где она погибла. Но полковник Де Делани--другое дело! Каким образом он узнал, чем занимается его дочь? Я объясню вам, так как полковник рассказал мне об этом.
Деятельность Ивонны Делани служила Симону Беактрис хорошим материалом для шантажа. Беактрис ждал, пока не соберет побольше информации, за сокрытие которой семья заплатит крупную сумму, а потом отправился к отцу Ивонны. Конечно, все это происходило до эпизода с Манон Трюшон и даже до того, как Ивонна задумала сыграть с ней шутку. Могу представить себе Беактрис сидящим в библиотеке месье де Делани и сообщающим ему определенные
сведения ...
Что же произошло тогда? Какой кошмар обрушился на голову хозяина дома? Много лет он сидел там наедине с призраками. Он вспоминает дни, когда мужчины дрались на дуэли из-за малейшего пятнышка на имени женщины, смотрит на ряды книг, видит вокруг надежные стены своего древнего дома и пытается понять, что рассказывает ему красноносый гость. Пытается--и не может. Чтобы его дочь ...
В голове у него пустота. Приказал ли он вышвырнуть Беактрис из дома? Хотел ли он расквасить его самодовольную физиономию, превратив красный нос в кровавое месиво? Обрушился ли с грохотом весь его мир? Не думаю. Скорее всего, полковник просто встал, возможно чуть более бледный и скованный, и велел дворецкому проводить
Беактрис к двери, а потом сидел за столом, терпеливо сооружая дома из домино, покуда часы продолжали тикать.
Можно ли этому верить? Мысль жужжит у него в голове как москит, он пытается отогнать ее, говорит себе, что это чепуха, но жужжание продолжается. Такие мысли могут быть смертельно опасными для человека, который проводит все свое время в одиночестве. Призраки появляются вновь, досаждая ему напоминаниями о каждом представителе семейства де Делани. Он не может говорить ни с женой, ни с кем, а менее всего с Ивонной.
Об убийстве полковник еще не думает. Но я представляю его бродящим по своему меланхоличному саду, где уже опали осенние листья, где трость с золотым набалдашником вгрызается в землю, и в ушах его продолжается ядовитое жужжание ... И что же происходит тогда?
Треск угля в камине заставил меня вздрогнуть. Чуркин снова вцепился в подлокотники.
--Мне следовало давно об этом догадаться! Ивонна Делани готовит ловушку для Манон Трюшон. Мы знаем, что случилось--Беактрис заколол девушку, когда она споткнулась и выпала из окна. Но Ивонна Делани думает, что ее подруга погибла от пролома черепа в результате падения, и думает (с полным основанием), что это ее вина.
Ее маленький, жалкий и злобный мир распадается на части. Ивонна больше не чувствует себя беспечной циничной авантюристкой, которая хватается за любое удовольствие, считая его главной целью жизни. Ночью она возвращается домой, больная от страха,--бежит домой, как делают испуганные дети. Ивонна поднимается при лунном свете по широкой лестнице. Она не может думать ни о чем, кроме полиции--широкоплечих мужчин с кокардами на фуражках и грубыми руками, которые преследуют ее. Она осквернила своих домашних богов, стала причиной смерти безобидной девушки, никогда никому не причинявшей вреда. Не
знаю, видела ли Ивонна при свете луны лицо Манон Трюшон. Но ее мать проснулась, вошла к ней в комнату и, как всегда неуклюже, попыталась выяснить, в чем дело.
Об этом Ивонна не осмеливается рассказать никому. Но ей нужно поговорить об этом кошмаре, довериться кому-то, иначе она сойдет с ума. Поэтому, покуда мать обнимает ее, она тихо обращается в темнота к глухой женщине! Ивонна знает, что мать не слышит ее признание, но такое утешение прижаться к ней и рассказать, обо всем. Мать гладит и баюкает ее, не слыша ни единого слова!
Но эту истерику замечает не только мадам де Делани. Отец Ивонны, все еще пытающийся понять, все еще доводимый до безумия шепотом в голове, подслушивает разговор.
Массон издал стон, но никто не посмотрел на него, никто не понимал, что он чувствует. Мы все думали о старике, неподвижно стоящем в лунном свете ...
--Сидел ли полковник в своей библиотеке, терпеливо нагромождая друг на друга костяшки домино и прислушиваясь к часам? Сидел ли он с книгой и бокалом вина, убеждая себя, что не должен позорить имя де Делани, даже подозревая Ивонну, пока не услышал голос дочери? До тех пор он мог сомневаться, но теперь сомнений не осталось. Он слышит рассказ о клубе, слышит, что его дочь не просто запятнала свое имя скандалом, не только
стала причиной смерти невинной девушки. Она оказа- лась сводней, как какая-нибудь содержательница борделя. А самое главное, она--носитель зла и порока.
Мне незачем в этом копаться--полковник де Делани предложил дать показания. Все же я не считаю, что он обдумывал конкретный план убийства дочери. Он мог почувствовать импульс войти к ней в комнату и задушить ее на кровати при свете луны. Но холодная ярость сковывала его. Думаю, он просидел до рассвета, бессмысленно глядя в окно. Следующим вечером полковник слышит телефонный разговор и узнает, что его дочь и Каролина Дюранд вновь встретятся в клубе. Им нужно получить новости, нужно
знать, что Беактрис сделал с телом, дабы быть уверенными в своей безопасности. Поэтому ровно в половине десятого он надевает свою накидку и берет трость с золотым набалдашником, как делал в течение сорока лет, собираясь к другу играть в карты. Но на сей раз он идет не туда.
Что делал полковник де Делани, прежде чем подошел к музею восковых фигур спустя два часа, мы, вероятно, никогда не узнаем. Думаю, он просто бродил, становясь все более мрачным. Он знал о двух входах в клуб--Беактрис упомянул ему о них,--но не знал, войдет ли туда его дочь с бульвара или через музей. Возможно, даже тогда полковник всего лишь хотел посмотреть в лицо ей и ее сообщнице, продемонстрировав, что знает все. Я не уверен, что у
него имелся какой-либо план--во всяком случае, при нем не было оружия.
Вскоре полковник оказался в районе рю Сент-Апполин. Он видел убогие дома, слышал грохочущую музыку и впервые взглянул на мир, которым наслаждалась его дочь. Это было самым худшим ядом. Он вошел в музей восковых фигур и оказался в зеленом сумраке, среди великих мертвецов Франции ...
Чуркин ударил кулаком по подлокотнику кресла.
--Месье Лебрун был прав! Восковые фигуры стимулируют наше воображение. Это мир иллюзий, наполняющий нас ужасом, весельем или гордостью, в зависимости от нашего темперамента. Но ни на кого он не оказал такого мощного влияния, как на этого старика, который всегда жил в сумраке собственного мира. Раньше он только слышал прошлое, а теперь въяве увидел его. Я представляю полковника де Делани  спускающимся в пустую Галерею ужасов, персонажи которой оживали перед ним.
Он видел людей, которые убивали или были убиты ради абстрактных идеалов. Он видел жестокость и безумие, обретающие жуткое величие. Он видел деятелей революционного террора, сурово наблюдающих, как людские головы падают в корзину гильотины. Он видел безжалостную испанскую инквизицию, сжигающую еретиков во славу Божью. Он видел Шарлотту Корде, закалывающую Марата, и Жанну д'Арк, идущую на костер, подчиняясь страшному кодексу, нарушать который нельзя. Вот что видел полковник де Делани--единственный из всех посетителей музея.
Я представляю его стоящим среди тусклого зеленого света в черной накидке, снявши шляпу. На него давит тяжелый вес идеалов, в которые он верил. Он вспоминает, что совершила его дочь. Музей пуст. В следующий момент--хотя он этого не знает--свет погаснет. Вскоре сюда придет шлюха, сводня и убийца (такой он видит дочь). Он слышит последнюю дробь барабанов, перед ним, выйдя из могилы, марширует славное прошлое ...
Да исполнится воля Твоя! Со шляпой в руке он медленно шагает вперед и извлекает нож из груди Марата ...









Глава 10


Некоторое время Чуркин сидел молча, уставясь на ковер. Никто не произносил ни слова. Мы все ощущали присутствие безумного старика в накидке и с тростью, видели его упрямый подбородок и решительный взгляд.
--Странно ли,--негромко заговорил детектив,--что
полковник придерживался своей символики? Что, заколов дочь, он поместил ее тело в руки сатира? Полковник де Делани как бы приносил ее в жертву. Он видел сатира, спускаясь по лестнице, знал о фальшивой стене и двери в проход. Даже погасший свет не помешал его плану. Вы знаете, что произошло. По велению рока мадемуазель Лебрун снова включила свет, когда дочь полковника была в проходе. Он увидел ее, нанес удар, и тогда же мадемуазель Дюранд открыла дверь с бульвара.
Но теперь вам понятно, почему полковник искал серебряный ключ и забрал его? Потому что имя де Делани должно оставаться незапятнанным! Он мог принести дочь в жертву своим слепым богам, мог бросить ее в объятия сатира на созерцание всему миру, где ей было самое подходящее место. Но отмщение должно оставаться тайной его самого и слепых богов. Он отомстил, но мир не должен знать о причине. Если бы серебряный ключ нашли, полиция докопалась бы до истины, протрубив на весь мир, что женщина из семейства де Делани была шлюхой и сводней ...
Мрачно улыбнувшись, Чуркин провел рукой по глазам. Его спокойный голос стал слегка озадаченным.
--Я не пытаюсь ничего объяснить, помимо того, что уже сказал. Полковник де Деланир убил Беактрис наивно полагая, что Беактрис--единственный, кто может выдать тайну его дочери, заклеймив ее публично. Поэтому--я снова всего лишь цитирую то, что полковник сообщил мне по телефону,--он послал Беактрис записку, прося о встрече и сообщая, что готов заплатить, дабы защитить имя дочери. Он договорился встретиться с Беактрис в проходе, чтобы потом тот провел его в клубный офис для передачи денег. Проницательный и осторожный Беактрис по-
мнил об этой встрече, даже когда его апаши искали
Джека--несмотря на присутствие в клубе полицейско-
го информатора, он должен был выкроить время и повидать полковника ...
Месье де Делани снова спрятался в музее и снова вышел через дверь на бульвар незадолго до бегства из клуба мадемуазель Лебрун и Джека. Один и тот же нож совершил оба преступления.
--Я должен этому поверить,--хрипло сказал Массон.--Но его рассказ по телефону ... Вы имеете в виду, он добровольно признался, что сделал все это?
--Это относится к тому, что я по-прежнему считаю самой невероятной частью преступления.--Чуркин уб-
рал руку от глаз и повернулся ко мне.--Джек, когда мы
сегодня посетили его дом, вы сознавали, что все время он, как честный игрок, предоставляет нам шанс догадаться?
--Вы говорили это раньше,--проворчал я.--Нет, не
сознавал.
--В этом вся прелесть! Полковник ждал нас, полностью приготовив декорации. Помните, какой неестественной была его поза, как он приветствовал нас с непроницаемым лицом? А помните, что он делал? Как он сидел и вертел в руке--что?
Я попытался вспомнить, представив себе свет лампы, дождь, застывший взгляд полковника и в его руке ...
--Это выглядело как клочок голубой бумаги,--отве-
тил я.
--Точно. Это был билет в музей.
Слова меня как будто ударили промеж глаз. Голубые билеты, которые я вспоминал каждый раз, думая о мадемуазель Лебрун, сидящей в стеклянной будке ...
--Полковник размахивал перед нашим носом доказательством того, что побывал здесь,--продолжал Чуркин.--Он действовал согласно собственному кодексу, не позволяющему нанести удар и улизнуть, как обычному бандиту. Он не должен был признаваться, но представил полиции веское доказательство. Если они оказались слишком слепы, чтобы увидеть его,--что ж, свой долг он
выполнил. Я говорил раньше и говорю теперь, что это
самый странный убийца, с каким мне приходилось сталкиваться. Но полковник на этом не остановился. Он сделал еще две вещи.
--Какие?
--Он сообщил нам, что у него в привычке уже в течение сорока лет каждый вечер ходить в дом друга играть в карты и что он поступил так и в день убийства. Нам нужно было всего лишь проверить последнее заявление, и мы бы узнали, что произнесена ложь. Это было бы неопровержимым доказательством--друг не мог не заметить его отсутствие. Но я, тупица, не подумал об этом! А потом полковник сделал самый изощренный ход. Он знал, что мы должны были найти в проходе осколки стекла от его наручных часов. И вы помните, что он сделал?
--Ну? Говорите!
--Подумайте как следует. Мы как раз собирались уходить. Что тогда произошло?
-- Ну ... напольные часы начали бить ...
--Да. И полковник посмотрел на свое запястье, где не было часов, а потом, словно подчеркивая этот факт, нахмурился и взглянул на напольные часы. Более ясную пантомиму, Джек, невозможно себе представить! Как бы в силу привычки он смотрит на запястье, не находит там часов и, естественно, переводит взгляд на напольные часы.
Теперь я понимал, насколько все было очевидно, мне вспоминались тщательно взвешенные ответы полковника, рассчитанные на то, чтобы сообщить нам ровно столько, сколько нужно,--часть его грандиозной игры ...
--Несколько раз,--продолжал Чуркин,--месье де Делани почти не выдерживал--это было, когда вмеши-
валась его жена. Требовалось почти сверхчеловеческое самообладание, чтобы сидеть и слушать такое от матери убитой им дочери ... В конце концов, ему пришлось довольно грубо нас выпроводить. Даже он не мог столько вынести.
--Но что вы намерены делать?--осведомился Массон.--Что вы сделали уже?
--Перед тем, как прийти сюда,--медленно ответил
Чуркин,--и после того, как я услышал о происшедшем
здесь, я позвонил месье де Делани, сообщил ему то, что знаю, перечислил мои доказательства и попросил заполнить пробелы.
--Ну?
-- Он поздравил меня.
--Есть ли предел вашему позерству, месье?--фырк-
нула Мари.--Подумаешь, аристократия! Этот человек--
убийца! Он совершил самое жестокое и безжалостное
преступление, о каком я когда-либо слышала! И знаете, что вы сделали? Вы дали ему шанс спастись.
--Нет,--спокойно отозвался Чуркин.--Но я собираюсь это сделать.
--Вы имеете в виду ...
Чуркин поднялся на ноги, задумчиво улыбаясь.
--Я имею в виду, что собираюсь подвергнуть этого игрока-джентльмена самому худшему испытанию, какому подвергал кого бы то ни было. Это может стоить мне места. Но я говорил вам, что буду судить его по им же предложенным правилам--по правилам де Делани ... Мадемуазель, у вас есть параллельный телефонный аппарат? Можете принести его сюда и поставить на этот стол?
--Я не понимаю ...
--Отвечайте! Можете это сделать?
Девушка встала, поджав губы, и направилась к занавешенной арке в задней стене комнаты. Вскоре она вернулась с телефоном, волоча за ним длинный шнур, и поставила его на стол рядом с лампой.
--Если месье,--холодно сказала она,--соизволит
объяснить нам, почему он не может пройти в соседнюю комнату и ...
--Благодарю вас. Я бы хотел, чтобы вы все это слышали. Джек, вы не возражаете уступить мне это кресло?
Я поднялся и отошел, но Чуркин знаком велел нам подойти к столу и смахнул газету с абажура лампы. Лица моих компаньонов выступили из полумрака: Массон, склонившийся вперед, выпучив глаза; Мари Лебрун, неподвижная и бледная; ее отец, что-то бормочущий себе под нос ...
--Алло!--сказал детектив, откинувшись в кресле с
телефонной трубкой.--Инвалиды, 12-85 ...
Его полузакрытые глаза были устремлены на огонь. Одна нога ритмично покачивалась. По улице Ceнт-Апполин ехала машина. Раздались скрежет переключаемых скоростей, звук другого автомобиля, обогнавшего первый и серия ругательств. Шум проникал сквозь плотные портьеры с истеричной настойчивостью.
--Но это ... это номер де Делани!--сказал Массон.
--Алло! Инвалиды, 12-85? Благодарю вас. Я бы хотел поговорить с полковником ...
Еще одна пауза. Лебрун громко высморкался и вытер нос рукавом ночной рубашки.
--Сейчас он сидит в библиотеке,--задумчиво промолвил детектив.--Я велел ему ждать звонка ... Да? Полковник де Делани? Это Чуркин.
Он отодвинул трубку от уха. В комнате было так тихо, что можно было четко расслышать голос на другом конце провода. В этом голосе ощущалось нечто жуткое, потустороннее, бестелесное. Он был слабым и скрипучим, спокойным.
--Да, месье. Я ждал вашего звонка.
--Я предупреждал вас, что мне придется распорядиться о вашем аресте.
--Естественно, месье!--В голосе послышалось раз-
дражение.
--Я упомянул о скандале, который будет сопровож-
дать суд над вами. Ваше имя, имена вашей дочери и вашей жены вываляют в грязи; вы будете давать показания в переполненном зале суда, под вспышки фотокамер и взгляды рабочих, жующих сосиски ...
Чуркин по-прежнему говорил задумчиво. Скрипу-
чий голос оборвал его.
--Ну, месье?
--И я спросил, имеется ли у вас дома какой-нибудь яд. Вы ответили, что у вас есть цианид, который действует быстро и безболезненно. Вы также сказали ...
Он поднял трубку так высоко, что голос в ней стал еще громче.
--...И говорю снова, месье,--заявил полковник де Делани,--что я готов заплатить за то, что сделал. Я не боюсь гильотины.
--В этом нет сомнения, полковник,--мягко произнёс детектив.--Предположим, вы получите мое разрешение выпить эликсир забвения ...
Мари Лебрун шагнула вперед. Чуркин повернулся
к ней с испепеляющим взглядом, и она попятилась.
--У вас есть право спортсмена поступить так,-- спо-
койно продолжал детектив,--если вы готовы рискнуть.
--Не понимаю.
--Если бы вы выпили этот цианид, полковник, то искупили бы свою вину, а я смог бы замять дело. Связь вашей дочери с этим клубом, ее прошлые деяния, ваши поступки--короче говоря, все связанное с делом никогда не получило бы огласку. Я клянусь в этом. А вы знаете, что на мое слово можно положиться.
Даже за мили телефонных проводов можно было услышать свистящее дыхание и почувствовать, как старик напрягся в кресле.
--Что ... что вы имеете в виду?--хрип-
лый  осведомился голос.
--Вы последний из вашего славного рода, полковни. Ваше имя осталось бы незапятнанным в череде тех, кто его носил. Для всех! И если я, представитель полиции, говорю вам, что вы бы удовлетворили правосудие, оставив ваше имя недосягаемым для всех атак... Иначе представьте себе, как над вами будут смеяться во всех трущобах!
Как лавочники будут причмокивать губами, обсуждая
распутство вашей дочери ...--Его слова резали, как острые ножи.
--Ради бога,--прошептал Массон,--перестаньте его
мучить!
--... распутство вашей дочери, ее маленькую, но подлую роль в сводничестве и вовлечении в проституцию ... Я мог бы легко избавить вас от всего этого, полковник, если вы рискнете попытать счастья, как истинный игрок!
--Я все еще не понимаю ...--Голос надломился.
--Позвольте объяснить. Цианид у вас под рукой?
--В моем столе в пузырьке. Последние месяцы я подумывал ...
--Достаньте его, полковник, и поставьте на стол перед собой. В этом пузырьке немедленная и почетная смерть. Посмотрите на него.
Последовала пауза. Нога Чуркина стала раскачиваться быстрее, улыбка сделалась шире, а глаза заблестели.
--Понимаете? Одно движение--и вы мертвы. Отец,
оплакивавший смерть дочери, покончил с собой, оставив в наследство свое великое имя ... у вас есть поблизости колода карт? Нет, я не шучу!.. Есть? Отлично! Вот что я предлагаю, месье. Вы вытащите наугад две карты. Первую для меня, вторую--для вас. Вы здесь один. Никто никогда не узнает, что это за карты, но вы назовете мне их по телефону ...
Массон вскрикнул. Чудовищный смысл этой затеи внезапно дошел до него.
--Если карта, которую вы вытянете для меня,--про-
должал Чуркин,--окажется старше вашей, вы запре-те цианид в ящик и будете ждать прибытия полиции. Тогда--ужасы суда, грязь, скандал и гильотина. Но если старшею окажется ваша карта, вы выпьете цианид. И я клянусь, что ничто, связанное с этим делом, никогда не станет известным ... Раньше вы были игроком, полковник. Осмелитесь ли вы стать им теперь? Помните, что я полагаюсь на ваше слово. Ни одна живая душа не узнает, какие карты вы вытянули.
Долгое время ответа не было. Маленькая никелированная трубка в руке Чуркина приобрела кошмарный облик. Я представлял себе старика в полутемной библиотеке, его лысую голову, поблескивающую при свете лампы, твердый подбородок, зарывшийся в воротник, и гла-
за под нависшими бровями, устремленные на пузырек с цианидом ... Оловянные часы ритмично тикали.
--Хорошо, месье.--Голос стал еле слышным.--Я при-
нимаю ваш вызов. Сейчас я принесу карты…
--Вы дьявол!--крикнула Мари Лебрун, всплеснув
руками.
Внезапно ее отец издал нечто вроде хихиканья. которое прозвучало жутко. Его красноватые глаза расширились от восхищения, суставы потрескивали, когда он потирал руки, а голова одобрительно покачивалась ...
Снова тиканье часов, снова треск угля в камине, снова сигнал автомобиля на улице ...
--Я готов, месье,--громко проскрипел голос в трубке.
--Тогда вытягивайте карту для меня и назовите ее.
Сады предместья Сен-Жермен, шелест листьев в ночи, атласные рубашки карт и рука, шарящая среди них...Я покрылся гусиной кожей, когда голос сообщил.
--Ваша карта, месье, пятерка бубен.
--Не слишком крупная карта, полковник!--сказал Чуркин.--Перебить ее не составит труда. А теперь вы-
тяните карту для себя и помните, что я вам говорил.
Его полузакрытые насмешливые глаза встретились с моими. Тик-так, тик-так... За окном вновь промчалась машина ... Суставы пальцев Лебруна продолжали потрескивать.
--Ну, полковник?--спросил детектив, слегка повы-
сив голос.
В трубке послышался скрип. Массон смертельно побледнел.
--Моя карта, месье ...--Скрипучий голос запнулся. Потом раздался тихий свистящий звук, похожий на дыхание сквозь изогнутые в улыбке губы, и звон стекла, упавшего на дерево. Твердый и вежливый голос четко произнес.
--Моя карта, месье, тройка пик. Я буду ждать прибытия полиции.

Дома, уже не Чуркин, а Чумак с отвращением вспоминал финальный эпизод. Ведь он твёрдо знал, что убийцей была Мари Лебрун. Но это уже другая история и неизвестно, кто её доведёт до конца—Чумак или настоящий Чуркин.