Царевич-голубок

Сказка.               

1

   Жили в некотором государстве царь с царицей. И был у них единственный сын Ванюша, пригожий да ласковый – кудри шелковые, глаза голубые, ростом высок, строен да ладен.
   Все царевича любили за доброту и чистое, кроткое сердце. Мать-царица души в нем не чаяла и с малых еще лет называла не иначе как голубок-Ванюша, а за ней и весь царский двор за глаза царевичем- голубком его называл.
   Вот вырос царевич и стал юношей, стал на девушек красных заглядываться да мечтательно в небо смотреть. Призадумались  царь с царицей и решили, что пора бы уже Ванечке жениться. Дело государственное – созвали они послов иноземных да заморских и стали расспрашивать, нет ли у них в государствах царевен на выданье. Принялись тут послы своих царевен расхваливать да расписывать. Всяк старается, как может, потому как о добронравии, кротости и богатом приданом царевича по всему свету молва шла, и породниться с ним любой государь почитал за великую честь и удачу.
   А царевич в ту пору лег на шелковы подушки спать, и приснился ему сон, что восходит он на гору великую. Поднимается выше и выше, а небо вокруг все темнее становится. Вот взошел он на самую вершину, над ним только звезды сияют, у ног облака проплывают, зарницы плещутся, а под ними во все стороны, сколько глаз видит, земли все чужие, незнаемые. «Где же дом родимый,- спрашивает царевич, - где батюшка с матушкой?»  Глядь – лестница рядом появилась, в вершину горы упирается, конец в небе теряется. Стал царевич взбираться по лестнице. Вдруг небо совсем почернело, пропали звезды, закрутились вокруг царевича тучи. Налетел страшный вихрь, рвет на Ванюше дорогие одежды, кудри златые развивает, сбросить с лестницы хочет. Думал царевич спуститься, глянул вниз – нет под ним ни горы, ни земли, висит он один среди неба на лестнице. Запрокинул царевич голову, вдруг видит - вверху над ним чья-то рука из тьмы показалась. Рука белая, лилейная, а на пальчике кольцо бирюзовое. Увидел ту руку царевич и проснулся в страхе великом. Что за дивный сон!
   Ходит Иван-царевич день, ходит два, не может того сна позабыть, вот напасть!
   На третий день не утерпел, рассказал свой сон отцу, матери. Помрачнел старый царь, призадумался, а царица вздохнула, заплакала. «Было, говорит, у меня когда-то кольцо бирюзовое, что желания заветные исполняло, подарок твоего батюшки. Да пропало оно давным-давно: влетел к нам в палаты черный орел, сорвал кольцо с моего пальца и исчез».
   -Не печальтесь отец, матушка,- говорит царевич, на себя досадуя, что родителей зря растревожил, - Страшен сон, да милостив Бог. А мой сон - безделица, не стоит он ваших дум да слез.
   А сам пошел к старому конюху Савватею. Был тот Савватей крив, горбат да плешив, а славился тем, что умел он по разным приметам, провидеть судьбу человеческую. Рассказал Савватею свой сон. Тот головой покачал, вздохнул тяжко и говорит: «Сон твой, царевич-голубок, вещий, не зря томишься. И сулит он тебе беды великие: вскорости все потеряешь, всего лишишься. Но не тужи, царевич. Запомни мои слова:  как уйдет из под ног твоих земля-матушка, одно у тебя будет спасение - в той руке с бирюзовым колечком. Коснись его – и спасен будешь».
    Задумался царевич, затуманилось пригожее лицо, нахмурились шелковы брови. Долго бродил он в печали по дворцу да по царскому саду и все думал о словах Савватея. Тут позвал его царь-отец и сказал ему свою царскую волю:
    «Пришла пора тебе, Ванюша-голубок, жениться. Подумали мы с матушкой, послушали послов иноземных и решили, что лучшей жены, чем Алена-царевна, царя Василия дочь, тебе не найти. Она и умна и красива и добра, и приданое царь Василий дает за ней богатое. Снаряжай теперь же, царевич, посольство, бери с собой бояр именитых, дары, и поезжай в васильево царство свататься».
    Поклонился Иван-царевич отцу, обнял матушку и тотчас вышел.
    А на дворе уж посольство собирают: грузят на повозки богатые дары, ларцы с драгоценными камнями, сосуды златые, меха собольи, снаряжают для охраны смелых воинов, выбирают самых крепких и сильных коней.
   На рассвете помолился царевич Богу, бросил прощальный взгляд на родимый дом, и двинулось великое посольство в дальний путь.

                2

   Едет посольство неделю, едет другую: путь неблизкий. В лесах дичь стреляют, в реках да озерах ловят рыбу, тем и кормятся.
   Да только зашли они в такие места, где ни зверь не живет, ни птица не поет, а только стоит лес черный, дремучий. Ни входа в него, ни выхода, ни солнышка красна, ни неба не видать: одни древние ветви сплетаются, да листья шумят в вышине. Хотели назад повернуть, оглянулись - не видно дороги: где прошли – бурелом лежит, да трава по пояс стоит. День по чащобе плутали, два плутали, сами с ног сбились, коней измучили, повозки поломали – все зря! Видят – дело нечисто, стали лагерем, разослали в разные стороны сметливых охотников. Ждали до вечера, но никто из них не вернулся, пропали охотники в том лесу.
   Вот ночь настала, разожгли костры, сели ужинать, горюют, сокрушаются, а Иван-царевич залез на высокое дерево и видит: вокруг темно и на небе ни звездочки, а в одном месте, и, кажется, совсем недалече от них, горит в лесу огонек.
   Обрадовался царевич-голубок, спустился с дерева, кликнул слугу своего верного, дружка-Михалку, опоясались они мечами и пустились в лес, к тому огоньку. Долго через бурелом пробирались, все платье об сучки изорвали, вдруг видят – вот он, огонек, мелькает за деревьями - и  скорей туда.
   Вышли они на большую поляну, на поляне горит костер, сидит у того костра мужичок и ест из котла кашу железной ложкой. Борода у него в три косицы заплетена, усы за плечи закинуты, а на самые глаза большая бобровая шапка надвинута.
   Говорит ему Иван-царевич ласково:
   - Здравствуй, добрый человек, хлеб да соль! Я – царский сын Иван. Ехал я с посольством в чужие края, да заплутал совсем  в этом лесу. Не подскажешь ли, как выбраться нам отсюда? Я за то щедро тебе заплачу, одарю дорогими подарками.
   Мужичок ложку свою облизал, засмеялся в ответ скрипуче.
   -Из леса этого,- говорит, - выхода нет. А посулы твои мне смешны и подарки не надобны. Я здесь сам, кого хочу - награждаю, кого хочу – казню. А вот загадаю я тебе, царевич, загадку. Отгадаешь – исполню любое желание, а не сможешь – пеняй на себя!
  Не стерпел тут Михалко речи предерзкой, выхватил острый свой меч:
    - Ты над кем, сморчок, насмехаешься? Кому смеешь погибель сулить? Царский сын пред тобой, мужичье неотесанное! Есть у царевича и слуги верные! Есть, кому за него постоять!
    Ничего не сказал мужичок, только шапку приподнял над левым глазом – а глаз черный, смоляной, дна не видать, посмотрел он тем глазом на царского слугу, и пал Михалко замертво. А мужичок снова шапку на глаз надвинул и говорит царевичу:
       - Что ж, царевич-голубок, загадывать ли загадку?
       - Загадывай, - вздохнул царевич.
       - Ну, слушай:
                «Не на земле, не на воде
                стоит дом в шесть окон,
                шкурами крыт,
                красным шелком подбит.
                А у самых дверей
                рвут на части гостей
                с каждого краю шестнадцать зверей».
   Царевич-голубок подумал и говорит:
   - Это голова человеческая, о двух глазах, двух ушах, да двух ноздрях, а звери те лютые – зубы.
   - Верно говоришь, царевич. Что ж, проси, чего хочешь!
   Посмотрел царевич на мертвого Михалку у ног своих и говорит:
   - Сделай так, чтобы слуга мой ожил.
   Отвечает ему мужичок:
   - Глуп ты, царевич, раба своего пожалел, а о  посольстве забыл, забыл, зачем ты ко мне пришел. Хочешь – перенесу всех вас к дому родному, хочешь – в чистое поле, да на верную дорогу, хочешь – прямо к невесте тебя доставлю. Ведь на погибель себе и посольству слугу вызволяешь! Знай, царевич, спасешь его сейчас, да и сгинете все вместе в моем лесу со всем своим посольством, и никто о том не узнает!
   - Друга в беде оставлять - бесчестье,- говорит царевич.- Не в радость мне будет веселая свадьба и целая жизнь, если верный Михалко тут мертвым останется. Уж лучше с чистой совестью смерть, чем с такой ношей на совести жизнь.
    -Что ж, будь по-твоему! – приподнял мужичок шапку с правого глаза – а глаз тот у него весь золотой, так и блестит-сияет, посмотрел тем глазом на мертвого - и ожил Михалка. А мужичок, котел да костер тут же пропали с поляны, будто их и не бывало. Лишь тьма ночная вокруг сгустилась.
   Михалка смотрит вокруг себя, ничего понять не может и не помнит совсем ничего. Царевич не сказал ему о том, что с ним было, и вернулись они к своим людям. Тяжело было на сердце царевича, и лег он спать, даже тушеной зайчатинки не покушав.
   
                3

      Лег Иван-царевич на сырой мох и заснул. И приснился ему дом родимый, будто царь-батюшка смотрит на него в великой тревоге, а царица-матушка руки к нему протягивает и зовет: «Ванечка, голубок мой сизокрылый, где же ты?»
     Стекла по щеке у царевича горючая слезинка, да и капнула на мох.
 Проснулся он и видит: на том месте, куда слезинка попала, будто движется что-то.
Пригляделся, а там маленькая-премаленькая старушонка, такая крохотная, ростом с ноготок будет, идет по моху, как по высокой траве, на клюку опирается. Посмотрела на царевича и стала ему что-то говорить, да только ничего не слышно, будто комарик вдалеке пищит. Наклонился к ней – все равно не слыхать. Иван-царевич тогда взял ее осторожненько, да и  прямо в ухо к себе посадил.
    Слышит, тихо-тихо говорит старушонка ему в самое ухо:
    -Спасибо тебе, добрый молодец, за угощеньице редкое.
    -Какое такое угощеньице? – удивился Иван-царевич.
    -А за слезку твою солененькую, - старушонка та отвечает в ухе, - Я сто лет живу, слыхать-то про соль слыхала, а вот пробовать не доводилось, а тут два ведра сразу собрала, хватит мне еще на сто лет.
    -Если так, - говорит царевич со вздохом, - то за такое угощенье  не меня, а  беду мою благодари.
    -Какая же беда с тобой приключилась?
    Царевич ей все и рассказал.
    -Не кручинься, добрый молодец. В лесу заплутать – беда небольшая. Как тебя звать – величать?
   -Я Иван – царский сын.
   -А как зовет тебя батюшка?
   -Царь-батюшка зовет меня Ваней да Ванюшей.
   -А как зовет тебя твоя матушка?
   -Матушка зовет – голубок-Ванечка.   
   -Вот и я тебя так звать стану. Не тужи, царевич, не тужи, голубок, - говорит старушка с улыбкой,- Я тебе помогу.
   -Как же ты мне поможешь?
   -А вот как, сейчас возьми мой платок, да и накрой им все свое посольство великое.
   Удивился царевич: - «Да в твой платочек разве что маковое зернышко завернуть можно, да и то краешек видно будет».
   -Делай, что говорю, - старушонка серчает, - И все твое посольство, с конями и поклажей, да со всеми воинами в платочке окажется.
   Взял царевич старушкин платочек, встряхнул его  и накрыл все посольство с конями, поклажей, со спящими воинами да боярами. В один миг чудесный платочек все собрал, и сам в узелок завязался.
   -А теперь, - говорит старушка, - вот тебе два маковых зернышка. Съешь одно и обратишься в голубя, и другое зерно тоже в рот возьми, но не глотай, пока не улетишь из этого леса. А как окажешься в безопасном месте - проглотишь его и снова в человека обратишься.
   Сделал царевич все, как старушка его научила: съел одно зернышко, а другое во рту держит, не глотает. Смотрит – вместо рук у него крылья сизые: превратился он в голубя. Подхватил голубь клювом узелочек с посольством, взмахнул крыльями и полетел прочь из заколдованного леса.
   Поднялся высоко в синее небо, под самые облака, смотрит – вон она, дорога прямоезжая, весь путь из конца в конец  сверху виден. Опустился он на дорогу и тогда проглотил зернышко. Враз обратился он снова в человека, и посольство из платочка выкатилось и стало на дороге, как ни в чем не бывало.
   Обрадовался царевич:
   -Ай да старушка! – думает, - Вот спасибо тебе, бабушка!
   Двинулись они снова в путь.
                4

   Шли, шли и к вечеру вышли на берег Великой реки. Воды в ней синие, глубокие, бурные. Ни брода, ни переправы, одна только маленькая лодочка на берегу рассыхается. Стали думать, как через реку переправиться, решили было плоты строить, а царевич и говорит: «Ложитесь-ка спать, господа, утро вечера мудренее». А сам перед рассветом достал старушкин платочек, да и накрыл им все посольство. В один миг все собралось и в узелок завязалось.
   Положил Иван-царевич узелочек в карман, сам сел в ту лодочку, оттолкнулся от берега и поплыл. Плывет царевич, веслом упирается, еле-еле с волнами справляется.
   Вдруг потемнело небо, вихрь налетел, забурлили, запенились воды, разгулялись высокие волны, одна выше другой. Хотел царевич назад повернуть, да куда там: все больше и больше его к середине реки, на самую стремнину относит.
   Глянул царевич вниз и видит: в темной пучине огромная рыба-Осетр играет, как юла вертится, волну поднимает. Вон кто чудит! Один глаз у того Осетра, показалось ему, черный, а другой золотой. Вдруг ударил  Осетр хвостом по воде, поднялась великая волна, царевича с лодкой вверх подкинула, трижды кругом повернула, да и бросила на самую середину реки, на каменный остров. Лодка в щепы разбилась, а царевич-голубок чуть живой на берег выбрался.
   Поскорей узелок с посольством развязал: как там они.
   Выкатилось посольство целехонько, только промокли все с головы до ног. Стоят, отряхиваются, понять ничего не могут.
   Повинился перед ними царевич, рассказал, как хотел всех переправить, да с волной не справился. Получается, по его вине на камень-остров этот попали. Ну да, Бог простит.
   Стали думать, как быть, как с того острова выбираться.
   Кликнули трех лучших пловцов, привязали им к поясам крепкие веревки, благословили на подвиг – выручайте, братцы – и поплыли молодцы. Долго было их видно в синих волнах, да вдруг пропали все трое. Вытащили на берег три пустые веревки. Загоревали пуще прежнего, плыть -  охотников больше нет.
   Вот сидят они на том острове день, сидят другой, а волны все выше. Стало кончаться у них пропитание. Пробовали было рыбу ловить – куда там: изорвали об острые камни все неводы, а на крючок если что и попадалось, то такое, что крещеному человеку не только есть, а и смотреть грешно.
   Загрустил царевич-голубок. Кусок в горло нейдет: отломил лишь от пирога капустного краешек, мнет в руках, не ест, горемычный.
   Пошел он прогуляться по берегу со старым боярином Касьяном Тимофеевичем. Боярин, как может, его утешает, а царевич идет, глубоко вздыхает.
   Вдруг видят, тянет сеть рыбак, человек чужой.
   Обрадовался царевич и скорей к нему:
   -Здравствуй, - говорит, - добрый человек! Как ты тут оказался, и где же лодка твоя? Не отвезешь ли ты одного человека на берег? Дам тебе за то золота, камней драгоценных, сколько захочешь!
   А рыбак знай себе, тянет сеть, и не глянул на царевича.
   -Нет, - говорит, -  у меня лодки. И золота твоего мне не надобно, глянь-ко себе под ноги.
   Посмотрел царевич под ноги и ахнул: все камни на острове золотые да алмазные! Что за чудеса! Стоит и не знает, что тому рыбаку сказать.
   И видит тут царевич, попали  в сеть три осетра, бьются, извиваются, а вокруг каждого веревка обвязана.
   -Ничего твоего мне не надобно, - говорит рыбак, - А вот загадаю я тебе загадку. Верно ответишь – исполню, что пожелаешь и улов свой отдам, а не верно – пеняй на себя: в реку брошу, там жить будешь.
   Тут Касьян Тимофеевич, боярин важный, за царевича вступился:
   -Ты почто, нечестивец, грозишься? Аль не видишь, что царевич с тобой говорить изволит? А вот кликну сейчас дружину, они с тебя враз буйну голову снимут!
   Покосился тут рыбак на боярина левым глазом, а глаз у него весь черный, как вороново крыло. Глянул только – и пропал вдруг боярин Касьян Тимофеевич, а на месте его, видит царевич, бьется на камнях толстый усатый налим. Скакнул раз-другой и – бултых в реку! А рыбак отвернулся и снова сеть тянет.
   -Что ж, - говорит, - загадывать ли загадку?
   -Загадывай, - вздохнул царевич-голубок.
   -Ну, слушай.
                «Сидит птица красна,
                никому не видна,
                без слов говорит,
                без огня горит,
                без голоса поет,
                весь век крылом бьет,
                нигде не летает,
                от ласки тает.
Сидит та птица в яйце, а яйцо в клетке. А как птица издохнет – и клетке конец!»
   Царевич подумал и говорит:
   -Это – сердце человеческое. Оно одно без слов все сказать может, в гневе  и без огня разгорается, от радости поет, а от ласки тает.
   - Верно, - рыбак отвечает, - Теперь проси, чего хочешь, и улов забирай.
   Говорит ему  Иван-царевич:
   - Верни мне боярина Касьяна Тимофеевича и троих пловцов обратно людьми! 
   Рыбак только головой покачал:
   -Глуп ты, царевич, - говорит, - Пропадете ведь все на камне моем! Рыб спасаешь, а сам с людьми погибаешь!
   -Что ж, - царевич отвечает, - Лучше человеком умереть, чем рыбой бессловестной.
   Оглянулся тут рыбак через правое плечо, а правый глаз у него золотой, так и горит, посмотрел он тем глазом на осетров да налима – и стали они снова людьми. А рыбак тот пропал, будто и не было.
   Стоят пловцы и боярин Касьян Тимофеевич, озираются, не вспомнят, что с ними было. Ничего не сказал им царевич о том и вернулся к посольству грустней прежнего.
 
               
                5

   Сел царевич на камушек, стал думу думать. Смотрит на берег – вон он: видно и лес и дорогу в далеке, а не достать, не доплыть. Ходят кругом острова злые синие волны, ходит-играет в глубине страшный Осетр. Что делать? И за что такие напасти?
   Взял Иван-царевич пирога кусочек, отломил было, да видит, скачет у камня воробышек, серый бочок - бурый вершок, скачет, чирикает. Бросил ему царевич свой кусок пирога и снова задумался.
   Воробышек к пирогу-то подскочил, а царевич глянул на него  и глазам не поверил, что за чудеса: сидит на воробье верхом, как на лошади, старичок махонький, с ноготок ростом, да шустрый такой. Увидал тот старичок кусочек царевичева пирога, с воробья соскочил резвохонько, хвать пирог обеими ручками и вмиг проглотил, воробью только крошки оставил. Поклонился Ивану-царевичу и говорит что-то, да только так тихонько, что ничего не разберешь. Наклонился царевич – все равно не слыхать. Взял он тогда того старичка осторожненько, да  прямо в ухо к себе и посадил.
    Слышит, говорит ему старичок в  ухе:
    -Спасибо тебе, добрый молодец, за угощеньице редкое. Сто лет на свете живу, а пирогов таких вкусных не пробовал.
    -Ешь, угощайся, дедушко,– говорит Иван-царевич, - Вот еще кусочек возьми, - и поднес пирог к уху. Только и услышал: «Хрум!»  А старичок в ухе спрашивает:
   -Нет ли у тебя, добрый молодец, еще пирога?
   Подивился Иван-царевич, старичок маленький, а пирог против него велик, как же он управляется? Поднес старику остатний кусок. Снова: «Хрум!» в ухе, и снова старичок спрашивает:
   -А нет ли у тебя, добрый молодец, еще пирога?
   -Это, дедушко, последний мой кусок был, - отвечает царевич, -Уж и не знаю, когда в другой раз поедим.
   -Что ж так то?
   -Да вот так и так, - и все ему царевич рассказал.
    -Не кручинься, добрый молодец,- старичок говорит,- беда твоя небольшая. Как тебя звать – величать?
   -Я Иван – царский сын.
   -А как зовет тебя батюшка?
   -Царь-батюшка зовет меня Ваней да Ванюшей.
   -А как зовет тебя твоя матушка?
   -Матушка зовет – голубок-Ванечка.   
   -Вот и я тебя так звать стану. Не тужи, царевич, не тужи, голубок, - говорит старичок с улыбкой,- Я тебе помогу.
   -Как же ты, добрый дедушко, мне поможешь?
   -А вот как, за доброту твою, за то, что не пожалел для меня кусочка последнего, подарю я тебе суму свою дорожную.
   -Спасибо, - говорит царевич, сам улыбается, - Да только что же я в той суме носить стану? В нее разве что конопляное семечко положить можно, да и то краешек видно будет.
   -Сума моя не простая, - серчает старичок, - В нее что ни положишь - все поместится! Соберешь в суму всю свою поклажу, а потом вот как сделай. Вот тебе  два конопляных семечка, съешь одно и обратишься в голубя. И другое семечко тоже в рот возьми, но не ешь его, покуда с острова этого не улетишь. А в безопасном месте проглотишь семечко и снова в человека обратишься.
   Посадил царевич старичка снова на воробышка, взял с поклоном двумя пальчиками его суму дорожную, взял и два семечка конопляных.
   Поднял он с земли золотой камень с лесной орех, положил в старикову суму – пропал в сумке камень! Поднял камень с кулак, тоже положил – и тот поместился! Поднял камень величиной с голову – и тот в волшебную суму ушел! Ай да сумочка!
   Набрал царевич золотых камней да алмазов в старикову суму со всего острова, а она все легче перышка. Достал он старушкин платочек, да вмиг собрал в него все посольство. Проглотил одно конопляное семечко, а другое во рту держит. Смотрит – вместо рук у него крылья сизые: превратился он в голубя. Подхватил голубь клювом узелочек с посольством, да суму с драгоценными каменьями, взмахнул крыльями и полетел прочь с заколдованного острова на берег.
   А как берега коснулся, проглотил и второе семечко, и стал снова Иваном-царевичем. Выкатилось и посольство из узелочка, удивляются, радуются нежданному спасению. Собрались на дороге и снова в путь отправились.

                6

   Долго ли, коротко ли ехали, открылось перед ними широкое поле.
   Видят – вдали пыль столбом поднимается, скачут им навстречу всадники, под копытами степь дрожит, клинки на солнце как молнии блестят, а впереди всех скачет на черном коне богатырь, ростом великан, весь в доспехи златые закован, а на голове страшный шлем с золотым забралом- личиной.
   Выехали им навстречу воины из посольства, выставили щиты красные, натянули луки тугие. Подскакал к ним богатырь на полет стрелы, приподнял  на шлеме личину, глянул только на царевичево войско левым глазом – а глаз тот чернее ночи – вмиг все воины в пепел обратились, да и рассыпались на ветру, развеялись по степной траве.
   Окружили посольство враги, всех людей в полон взяли, а повозки с  дарами разграбили. Содрали с Ивана-царевича дорогие одежды, связали руки белые и потащили через степь в свой стан.
   А в стане на высоком холме, в золоченом шатре сидит на шелковых коврах  да подушках тот богатырь в золотых доспехах, в шлеме с личиной. Привели, поставили перед ним Ивана-царевича слуги жестокие.
   -Ты кто таков? – спрашивает богатырь громовым голосом.
   -Я Иван, царский сын, - отвечает царевич, - А ты – лихой человек, разбойник и вор! За злодейство твое и грабеж не будет тебе прощения.
Да знай, что не все твои слуги забрали, и, если отпустишь меня и людей моих, дам тебе золота и камней драгоценных, сколько ты и не видывал.
   Засмеялся воин под личиной, как гром по степи прокатился.
   -Не разбойник я и не вор, я мечом злата не добываю и выкупа твоего мне не надобно. Я сам, кого хочу – одариваю, кого хочу – казню.
   Приподнял он личину и глянул на царевича правым глазом, а глаз тот у него золотой, так и сверкает. Враз царевич преобразился: вместо изодранного платья на нем парча да золото, шапка богатая, вся в драгоценных каменьях! А у ног его шесть открытых сундуков с золотыми монетами сами собой очутились.
   Посмотрел богатырь на те сундуки левым глазом, глазом черным, бездонным, и рассыпались они в прах. Посмотрел на царевича – и пропало платье парчовое, шапка, и снова стоит он гол, как сокол.
   -Загадаю я тебе, царевич, загадку, - говорит богатырь, - Разгадаешь – отпущу  на все четыре стороны, а не разгадаешь – пеняй на себя: испепелю да по степи развею.
   -А что же с людьми моими теперь будет? – царевич спрашивает.
   -А они, - говорит богатырь, - теперь навек мои рабы.
   Царевич и говорит со вздохом:
   -Не мила мне тогда будет свобода, если люди мои в рабстве останутся. Если загадку твою разгадаю, обещай все посольство освободить, а в рабство меня  одного  возьми.
   -Что ж, будь по-твоему! Вот тебе моя загадка:
                «Кто дал, Тот и взял,
                В воде не тонет, в огне не горит,   
                Невидима, неслышима, не ест, не спит,
                Рукой не ухватишь, стрелой не достанешь,
                Голову снимешь – живет,
                Сердце вырвешь – живет,
                В землю зароешь – живет».         
   Царевич подумал и говорит:
   -Это – бессмертная душа человеческая.
   -Верно, царевич, - говорит богатырь, - это твоя душа. Что ж, ступай к посольству, объяви, что все люди свободны. Самого же тебя теперь в тяжкие железа закуют, да в яму бросят.
   Повернулся царевич-голубок и вышел к посольству.
   Поклонился он боярам и воинам, милостиво на слуг своих посмотрел и говорит им ласково:
   -Прощайте, люди добрые. Вы теперь свободны. Воротитесь в царство родное, отнесите горькую весть царю-батюшке да милой моей матушке, скажите, что не увидят они больше своего сына любимого. Да не говорите им только, что я в плену: придет батюшка с войском меня вызволять – войско погубит и сам пропадет: богатырь сей не простой, одним глазом всех в пепел обратить может. Скажите уж лучше, что в дремучем лесу меня зверь разорвал, что я в великой реке утонул, что убит я стрелою случайной, а правды поклянитесь не говорить.
   Пало тут все посольство на колени, плачут, бьют челом царевичу:
   -Царевич-голубок, господин наш добрый! Не отсылай ты нас прочь, не можем мы бросить тебя на погибель, с тобой хотим остаться и долю твою разделить! Ни шагу прочь с этого места не сделаем, в прах обратимся, но тебя не оставим!
   Задумался царевич, как ему быть. Достал он из кармана сумку старикову махонькую, бездонную, что с золотого острова привез, отдал ее боярину Касьяну Тимофеевичу и говорит:
   -Вот тебе, боярин, сумочка чудесная, береги ее ревностно: здесь хранятся богатства несметные.
  Подозвал он к себе верного Михалку, достал из кармана старушкин чудесный платочек, да и накрыл им все посольство и боярина Касьяна Тимофеевича вместе со всеми. В один миг все в платочек собралось и в узелок завязалось.
   Говорит царевич слуге:
   -Доверяю тебе, верный мой Михалка, все, что у меня осталось: бояр, служилых людей и сокровища. Спрячь этот узелочек и храни его, как зеницу ока. Сам же ступай теперь к царю Василию, да наймись во дворец  работником. Кто ты таков и откуда – не сказывай. Если же через тридцать дней и еще три дня меня не дождешься, возвращайся с посольством в царство родимое.
   Спрятал Михалка узелочек, поклонился до самой земли, обещал все исполнить и отправился в путь.
   А царевича-голубка схватили богатыревы слуги, заковали руки и ноги в железа тяжкие, привязали на цепь и бросили в сырую яму.

                7

   Вот сидит Иван-царевич в яме день, сидит другой, ни пить, ни есть ему не дают, день и ночь его стражи грозные стерегут.
   На рассвете третьего дня услышал царевич сквозь сон чей-то писк. Открыл глаза и видит: бежит мимо него земляная крыса, а в зубах у нее что-то блестит, и шевелится. Изловчился царевич, да из последних сил стукнул крысу своей цепью. Крыса взвизгнула и ношу свою выронила.
   Присмотрелся Иван-царевич, глазам своим не верит: выпал из крысиной пасти человечек махонький, ростом с ноготок, одет воином, а на голове волосы красные, да блестящие, как огонь горят. Вскочил человечек на ноги, взмахнул рукой - и отлетела, покатилась отрубленная крысиная голова. А человечек царевичу в пояс поклонился, и что-то говорит, да только тихо, ничего не слыхать.
   Лег царевич-голубок на сырую землю, поближе к нему, и слышит, говорит человечек тихо-тихо:
   -Спасибо тебе, добрый молодец, спас ты меня от смерти лютой. Кабы не ты, не видать бы мне больше ни матушки, ни батюшки, ни света белого. Расскажи, кто ты таков, и почему в яме на цепи сидишь.
   Рассказал ему царевич про свою беду. А человечек говорит:
   -Слыхал я про тебя, царевич-голубок, да не думал, что свидимся: ведь те старушка, да старичок, что тебе помогли – мои родители.
   -Низкий им поклон, - говорит царевич, - Здоровы ли теперь твои батюшка с матушкой?
   -Матушка теперь слепа, а отец – без памяти. Ты, царевич, про то не ведал, а ведь платочек-то чудесный – то было матушкино зрение, а сумочка волшебная – батюшкина память.
  -Ах, кабы я про то знал, - говорит царевич с горестью, - не принял бы подарков бесценных! А теперь-то они далеко, со слугой моим в васильево царство идут.
   -Ничего, - человечек-воин говорит, - Не печалься об этом, царевич. Как они тебе не нужны станут, сами назад, к своим хозяевам вернутся. А за спасение свое я тебе помогу из плена выбраться. Вот тебе два просяных семечка, съешь одно – превратишься в голубя. Улетишь отсюда подальше, в безопасном месте, как земли коснешься, проглотишь другое и снова человеком сделаешься. А еще дам тебе волос со своей головы, волос тот не простой, чудесный, с ним тебе никакой враг не страшен: на кого махнешь им – вмиг тому голову срубишь. Да бери смело, ты меня не обделишь: волосок этот – мысль моя острая, один отдам, другой вырастет, была бы голова на плечах!
   Съел Иван-царевич просяное семечко и превратился в голубя, а другое семечко в клюве держит. Привязал человечек огненный волосок голубю на лапку, взмахнул голубок-царевич крыльями и взлетел из тяжелых оков высоко в голубое небо.




                8

   Полетел царевич прочь от вражьего стана. Хорошо в ясном небе, свободно! Внизу под солнцем поля колосятся, реки серебрятся, леса шумят, а вокруг – все земли чужие незнаемые расстилаются.
   Вдруг закрылось на миг солнце, повеяло сверху холодным ветром. Видит царевич-голубок, летит на него черный коршун, быстрый, как стрела, один глаз золотой, другой – черный, как ночь.
    Налетел на голубка и ударил его клювом острым. Бросился царевич вниз, и - вот беда - выронил из клюва семечко волшебное.
   Полетело просяное семечко и упало на просяное поле. Царевич за ним, коршун – за царевичем. Пал голубок на землю и под куст забился. А коршун в небо взмыл и давай над полем кружить. Долго кружил, да черным глазом  на землю смотрел. Лежит голубок ни жив, ни мертв, шелохнуться боится, только видит, как тень над полем проносится. А коршун покружил-покружил, да и прочь полетел.
   Голубок из-под куста выбрался и - давай скорей над полем летать, семечко волшебное искать. Да где там, семечко просяное, и поле просом засеяно: увидит царевич семечко на земле, скорей к нему, склюет – а оно простое, не волшебное.
   До вечера так он, голубок, летал, досыта наелся, а человеком не стал.
   С рассветом снова над полем поднялся, снова летал, да семечко искал – все зря! Так три дня прошло, а на четвертый пролетел царевич над полем в последний раз и отправился в васильево царство.

                9

   Скоро увидел он большой царский дворец, вокруг - терема, один красивей другого. Полетел он на широкий двор, к высокому терему, на растворенное окно, где Алена-царевна, забавы ради, зерна для птиц небесных рассыпала.
   Стал тут Иван-царевич по окошку прохаживаться, зернышки поклевывать, да на царевну-красавицу поглядывать.
   Увидала его царевна и говорит своей нянюшке:
   -Глянь-ка, Пелагеюшка, какой голубь красивый прилетел.
   -Голубь как голубь, - отвечает Пелагеюшка за пряжей, - А кудри золотые шелковые впрямь хороши, и глазки голубые приветливы.
   -Что ты такое говоришь, Пелагеюшка! – удивилась царевна, - Оторвись от пряжи! Почему говоришь ты, что у голубя золотые кудри, да голубые глазки?
   -А потому, - нянюшка отвечает, а сама  глаз от пряжи не отрывает, - что и не голубь это вовсе, а человек заколдованный.
   Подивилась царевна Алена ее словам, а сама руку белую к голубю протянула. А тот и прочь не летит, на руку садится, да нежно так воркует, будто сказать что-то хочет.
   -Ах, нянюшка, - говорит Алена, - Как бы нам того голубя расколдовать?
   -Не девичье то дело, голубков в добрых молодцев обращать, - ворчит Пелагеюшка, - Когда срок настанет, он и сам в честного мужа обратится. Если, конечно, сил у него достанет.
   -А если не достанет?
   -Что ж, - говорит Пелагеюшка, - Значит судьба его – век голубком летать, да по чужим дворам зерно подбирать.
   Задумалась царевна Алена, велела клетку золотую принести, дала голубю ключевой воды, да отборных зерен и в клетку посадила, а дверцу закрывать не стала. Повесила клетку над окошком в светелке, сама села рядом за вышивание. Сидит, песни поет, мечтает, да на голубя поглядывает.
   Так и стали они жить: вылетит голубок утром из клетки, полетает немного в синем небе и скорей назад, к царевне Алене. Сядет к ней на плечо, смотрит на нее, будто налюбоваться не может, и воркует ей что-то нежно в розовое ушко.

                10

   Прошла неделя. Раз по утру затрубили трубы, забегали слуги, раскрывают ворота дубовые, расстилают дорожки шелковые: едет к царю Василию Черный Рыцарь заморский царевну Алену сватать.
   Пришла царевна в свою светлицу печальная, села, пригорюнилась.
   -Ах, голубок мой, голубок, - говорит, - Не люб мне этот рыцарь, а батюшка хочет, чтоб я замуж за него шла. Подарил ему рыцарь шесть сундуков с золотом, да большой царский наряд златотканый весь в жемчуге и драгоценных каменьях, и сказал батюшка, что через три дня будет наше обручение и свадьба. Стала я плакать да отказываться, а рыцарь тот глазами сверкнул, засмеялся и обещал, что через три дня соглашусь женой его стать. А как ушел рыцарь, стал меня батюшка стыдить да уговаривать, жениха расхваливать. А я за нелюбимого идти не хочу.
   Раскрылись тут двери резные, и внесли слуги шесть алмазных сундуков с нарядами – подарками от рыцаря. Но царевна на них и не взглянула, велела назад нести.
   Настала ночь. Легла царевна спать, а царевич-голубок не спит, все думает, как из беды своей выбраться.
   Вдруг видит, зажглись в темноте два глаза, как два угля горящих. Присмотрелся и видит: сидит неподвижно на кровати черная мышь и смотрит спящей царевне прямо в лицо.
   Вылетел голубок-царевич из золотой клетки, начал крыльями хлопать, царевну будить, да мышь прогонять, а мышь вдруг как прыгнет, да как вцепится в голубиную шею зубами. Поднялся шум, проснулась царевна, прибежали люди с огнем. Смотрят, лежит на полу голубок пораненный, да по светлице перышки его летают, а больше нет никого.
   Наутро встала царевна сама не своя, и ходит, как во сне, и говорит, как во сне. А на голубка своего только два раза взглянула.
   На другую ночь поставили у дверей светлицы стражу, а голубка в клетке заперли, чтобы не летал, царевну не будил.
   Легла Алена-царевна спать, а голубок не спит. Вот среди ночи видит, зажглись два красных  глаза, сидит на окне черная сова и смотрит-таращится спящей царевне в лицо. Начал тут голубок по клетке летать, о прутья золотые крыльями биться. Свалилась клетка, поднялся шум, проснулась царевна, вбежала в светлицу стража, а совы и след простыл.
   Наутро снова встала царевна сама не своя, ходит, как во сне, говорит, как во сне, смотрит, а не видит, слушает, а не слышит. А на голубка только раз и посмотрела.
   На третью ночь осталась в светлице у царевны нянюшка Пелагеюшка, а клетку с голубком и вовсе унесли, чтоб людям спать не мешал. Стихло все во дворце, а голубок не спит, чует недоброе, бьется в клетке. Вдруг слышит, вскрикнула Пелагеюшка, а из светлицы выскочила черная кошка, сверкнула на царевича огненными глазами и пропала.
   А наутро встала царевна, ни на кого не взглянула и только сказала:
   -Приведите Черного Рыцаря, согласна я стать его женой.

                11

  Тут затрубили трубы, забегали слуги, раскрывают ворота дубовые, расстилают дорожки шелковые:  едет Черный Рыцарь на обручение. Обрадовался царь Василий, велел все к свадьбе готовить.
   Одели царевну Алену в дорогой наряд, оплели волосы в жемчуга, подали корону драгоценную и повели под руки во дворец.
   Все в большом зале у престола царского собрались. Все шумят, радуются, одна нянюшка Пелагеюшка грустна да задумчива. Взяла она клетку с голубком  во дворец,  и, как только Черный Рыцарь вошел, дверцу раскрыла.
   Вот подвели царевну-красавицу к Черному Рыцарю, подала она ему руку, и, видит царевич-голубок, надел ей рыцарь на палец кольцо бирюзовое. Тут и вспомнил Иван-царевич про свой вещий сон и про то, что сказал ему конюх Савватий.
   Как стрела вылетел голубок из клетки, подлетел к царевне и сел ей на белую руку. И, как коснулся кольца бирюзового, вмиг стал опять человеком.
   Так и ахнули гости, а рыцарь вдруг закричал страшным голосом, выхватил меч и бросился с ним на царевича. Едва увернулся безоружный царевич от удара, оглянулся вокруг: как быть - и вдруг видит, летит к нему над толпой чей-то меч. Это верный друг Михалка средь гостей стоял, и острый свой меч ему бросил.
   Схватил Иван-царевич меч на лету, и стали они с Черным Рыцарем биться. Каменный пол под ними дрожит, звон от мечей по округе летит, да только чувствует царевич, как взглянет на него рыцарь, будто сверкнет красным огнем – руки, ноги его немеют, силы из них убывают. Стал  рыцарь его одолевать, и тут вспомнил царевич про волосок огненный, подхватил волосок, да и махнул им в воздухе. Грянул тут гром великий, стекла из окон повылетели, покатилась голова рыцаря с плеч долой, к самому Васильеву престолу.
   Тут Алена-царевна вздрогнула, будто ото сна очнулась, озирается кругом удивленно, понять ничего не может. А как увидела царевича-голубка - кудри золотые, шелковые, глаза голубые, ласковые - покраснела, как маков цвет, сердечко девичье забилось, узнало друга милого.
                12

   Подошел царевич к царю Василию, поклонился в пояс и сказал:
   -Не прогневайся, царь, что заморского зятя тебя в одночасье лишил. Гость сей был не добрый, и царевна Алена не по своей воле за него шла: околдовал ее злой чародей. Я – царский сын Иван, пришел просить тебя о великой милости: отдай за меня дочь Алену. Полюбил я ее, как только увидел, а, когда узнал сердце ее чистое, полюбил еще больше. Клянусь быть ей верным мужем и защитником, а тебе – благодарным и почтительным сыном.
   Говорит царь Василий сердито, нахмурившись:
   -Не похож ты на царского сына, предерзкий гость. Появленье твое удивительно, платье порвано, окровавлено. Не колдун ли ты, добрый молодец? Не принес ли ты горя на царский двор?
   Так ему Иван-царевич ответил:
   -Много дней назад благословил меня батюшка-государь  посвататься к царевне Алене. Много я с тех пор бед испытал, много чудес повидал, но все вперед шел, знал, что к счастью своему приближаюсь. Понял я, царь: у судьбы прямых дорог нет, птица в небе и та прямо не летает. Но честь всегда путь указывает, и кто ее голос слышит, тому выбирать легко.
   Говорит царь Василий, нахмурившись:
   -К царской дочери свататься одной чести да удали мало. Ай не знаешь, как сватать положено, ай не знаешь обычаев дедовских? Где посольство твое, где дары драгоценные?
   -И посольство мое и дары - со мной, - говорит Иван-царевич и Михалку-дружка подзывает.
   Развязал узелочек Михалка, и все посольство царевича выкатилось и встало перед царем Василием. Вышел вперед родовитый боярин Касьян Тимофеевич, да тряхнул стариковой сумочкой. Как посыпались оттуда алмазы да золото – весь двор ими заполнился, все палаты царские светом озарились, а гости от блеска едва не ослепли. Василий-царь аж с престола вскочил, уж не хмурится, от блеска рукой заслоняется, да на дочь веселей глядит, только спрашивает:
   -Дочка моя, Аленушка, скажи-ка отцу, не таи, люб ли тебе этот молодец?
   А царевна Алена в ответ улыбнулась светло, отцу поклонилась и встала под его благословение.
   Так и взял царевич Иван Алену-царевну в жены.
   Начался тут великий пир и веселье. Гости все возликовали, и царь Василий доволен остался и приданым невиданным и счастьем единственной дочери.
   А платочек чудесный и сумочка в тот же день незаметно исчезли: видно и вправду вернулись к маленьким своим хозяевам, старушке и старичку.
   Возвратился Иван-царевич с молодой женой в родимое царство. Встретили их царь и матушка царица с почетом и любовью. Передал царевич матери кольцо бирюзовое, узнала она супружеский подарок, улыбнулась, надела его царевне Алене на палец и сказала: «Береги кольцо, дочка, оно тебе не раз еще пригодится, а мое заветное желание теперь уж исполнилось: сын мой счастье свое нашел».
    И сыграли они такую свадьбу веселую да богатую, что ее до сих пор вспоминают.