Чёрное кольцо

Облокотившись о подоконник высокого узкого окна, Дэйни задумчиво смотрит вдаль. Выражение её лица сосредоточенно, почти мрачно; нервно покусывая губы, она машинально барабанит пальцами по подоконнику. Но вдруг взгляд её оживляется: Дэйни задорно встряхивает кудрями и устремляется прочь из комнаты. Она торопливо спускается по лестнице, почти бегом пересекает двор – а вскоре конь уже мчит её сквозь лес, и ветер играет длинными волосами всадницы, шелестит полой плаща, звенит колокольчиками в гриве коня…
– Приветствую тебя… матушка, – Диниш, в элегантной серебристой тунике и узорном венце, бежит по ступенькам ей навстречу и подаёт руку, помогая сойти с коня. – Кажется, так я должен теперь называть тебя – по обычаям людей?
На губах эльфа играет чуть насмешливая улыбка; но в его синих глазах Дэйни безошибочно читает искреннюю радость. Выбежавшая Сольфэлль непосредственно виснет на шее матери.
– А где мальчики? – спрашивает Дэйни, имея в виду Лоарха и Гвидда, сыновей Диниша и Сольфэлль. – Несут стражу на окутанных туманом рубежах Волшебной Страны?
Диниш подтверждает её предположение лёгким кивком.
– Я и сам собираюсь туда, – после паузы медленно, словно нехотя, говорит он. – Сумрак у наших границ сгущается…
– Я знаю.
Сольфэлль, заметив, что мать явно намерена переговорить с её мужем наедине, оставляет их одних. Дэйни берёт Диниша под руку, и они неспешно идут по длинной террасе, овеваемой свежим, влажным ветерком с реки. Они молча поднимаются по лестницам; очутившись в просторном длинном зале, Дэйни вдруг замедляет шаг. Её взгляд притягивают ковры на стенах: многое из того, что выткано на этих полотнах, известно ей по рассказам близких, либо сама принимала участие в тех событиях – но изображения на других гобеленах ничего не говорят её памяти, хотя она узнаёт на них себя и тех, кто ей дорог.
– Кто соткал это? Фэлль? Девы из Алдалиндора? – спрашивает она и, не дожидаясь ответа, прикасается к ковру…
Вопреки ожиданию, рука ощущает гладкую поверхность камня вместо мягкой ткани.
– Спецэффект, присущий стенам в этом зале, – поясняет Диниш. – Признаюсь, я до сих пор не вполне разобрался, как этого достигли. Замок построен давно, задолго до моего рождения: то и дело я обнаруживаю у своего жилища весьма забавные свойства. По-видимому, эти стенные панно показывают не только прошлое, но и будущее: однако этот оригинальный декор проступил не так уж давно.
– Да, да, я помню, что стены в этом зале были как тёмное зеркало, – подхватывает Дэйни, садясь в кресло и удобно облокачиваясь о высокую резную спинку.
Помолчав, внучка Льювина без видимой логики произносит:
– Ты скоро отправишься на границу, Дин?
– Да… матушка, – с прежней улыбкой подтверждает он.
Дэйни недовольно передёргивает плечами.
– Перестань насмешничать, Дин, – чуть резко говорит она. – Тебе вовсе не хочется называть меня «матушкой»! – и добавляет совершенно иным тоном. – От этой бешеной скачки у меня в горле пересохло…
На столе появляются узорный серебряный кувшин и два хрустальных кубка; точно алмазы, грани хрусталя искрятся в свете солнечных лучей, проникающих в зал сквозь высокие окна. Диниш наливает оба кубка до краёв, один с поклоном подаёт гостье, другой берёт сам.
– За тебя, госпожа моя! – он подносит кубок к губам.
– Ай! – непроизвольно вырывается у Дэйни, когда её кубок, выскользнув из пальцев, брызжет об пол пригоршней сверкающих осколков.
– Люди в таких случаях говорят – это к счастью, – Диниш выразительно взмахивает длинными ресницами и подаёт ей свой кубок. – Будем пить из одной чаши, как в былые времена – как герои той легенды, что так любит твой супруг…
– Перестань, – Дэйни отпивает несколько глотков, но возвращать кубок не спешит. – Ты знаешь, о чём я хочу говорить с тобой?
– Догадываюсь, – он протягивает руку за кубком: Дэйни возвращает ему хрустальную чашу, и их пальцы на мгновение соприкасаются, чуть медлят в этом будто бы случайном сплетении.
– Ты сказал: сумрак сгущается, – говорит Дэйни. – Почему это происходит?
– Слишком многие ищут дорогу в Страну Волшебства, – отвечает Диниш и, придвинув поближе другое кресло, тоже садится. – Но не в этом проблема. Что толкает их к поискам? Можно искать непостижимое ради него самого, а можно – ради мелкого и тленного, зачастую низменного. Поймать единорога ради его волшебного рога, а то и просто ради хвастовства перед приятелями – вот пример цели, заставляющей искать тропу в наши владения. Некоторые… ослы, – уголки губ эльфа презрительно кривятся, – всерьёз мнят себя столь неотразимыми, что полагают, будто леди Волшебной Страны затеют состязание, в котором приз – вышеупомянутое сокровище. Есть и такие, кто искренне верит, что его страна вступит на бескрайнюю полосу экономического и духовного процветания, если похитить хоть одно из четырёх великих атрибутов магии… Лишь немногие ищут нечто, повинуясь необъяснимому зову – только они и способны зачерпнуть хотя бы каплю из древнего источника Силы. Дороги должны оставаться открытыми – для них; а всех прочих приходится выпроваживать при помощи мороков, а то и посредством оружия.
– Дороги должны оставаться открытыми, – повторяет внучка Льювина. – А что, если изменить сами дороги – так, чтобы их могли найти лишь те немногие, кто следует иррациональному зову внутренней магии?
– Изменить дороги? Замкнуть их в кольцо? Или завязать узлами?
– Нет. Они должны оставаться прямыми. Но прямой может быть и широкая мощёная улица, и тонкая верёвка, натянутая над пропастью. Ты и я пройдём по ней, а кто-то – нет.
– И что ты предлагаешь, Дэйни? – опершись на подлокотники кресла, Диниш напряжённо подаётся вперёд.
Дэйни невольно придвигается ближе к собеседнику, соскальзывая на краешек сиденья. Лица эльфийского филида и волшебницы почти соприкасаются.
– Это кольцо, – она порывисто срывает со среднего пальца перстень с чёрным камнем, в глубине которого мерцает белая искра. – Дольше ему незачем оставаться у меня – всё, что могла, я вложила в него. Возьми его, Айнумэро – оно поможет тебе защитить границы Волшебной Страны и прямые дороги, что ведут в неё.
Кольцо-путь. Эленнар, мой прапрапрадед, выковал это кольцо для Льювина, Хранителя Магических Дорог. Путь дружбы. Льювин отдал кольцо тебе, своей внучке. Тропа ученичества. И ты отдаёшь это кольцо – мне? Дорога – Любви?!
– Но почему ты не отдала его своему мужу? – вырывается у эльфа. – Почему – мне?
– Разве это необходимо объяснять? – чуть покраснев, потупляется Дэйни.
Диниш улыбается – без обычной язвительности, мягко и тепло.
Да, я знаю. Вряд ли стоит говорить об этом вслух. Ты… ты любишь его, это так; у меня есть Сольфэлль, я счастлив с ней, ты верна её отцу – и всё-таки…
Когда-то я его ненавидел. Я готов был убить его! Это казалось так просто, Дэйни! Вызвать его на поединок – неважно, из-за чего. По меркам людей он неплохо владеет оружием, он выстоял против твоего брата – но, без хвастовства, против меня у него было бы маловато шансов. В конце концов, не просто так меня прозвали Коварным!
Если бы я его убил, ты бы стала моей, рано или поздно. Рано или поздно – моим врагом. Я слишком хорошо знаю тебя – ты возненавидела бы меня за то, что я оружием завоевал право на твою любовь. Ты не признаёшь ничего, кроме голоса собственного сердца. И тогда я потерял бы тебя.
А когда ты прибежала в Алдалиндор, сама не своя от того, что он изменил тебе… Ты и не подозреваешь, чего мне стоило сохранять внешнюю невозмутимость, когда ты пыталась соблазнить меня! Я знал, что в твоих глазах я – лишь орудие мести ему; и всё же был миг, когда я готов был забыть об этом, как и о том, что ты любишь его. Ты могла стать моей возлюбленной – а потом, придя в себя и разобравшись в том, что он не так уж и виновен перед тобой, возможно, начала бы раскаиваться в своём необдуманном поступке. И я потерял бы тебя.
Лес Вуррау… Там – казалось проще всего. Ничего не предпринимать. Он умер бы от яда чудовища, и его ничто не спасло бы! Никто не обвинил бы меня – потому что никто другой и не сумел бы его исцелить. Но ты была в таком отчаянии… Нет, я не мог оставаться равнодушным к твоему горю! Я бывал жестоким, Дэйни, был и остался Коварным – но только не с тобой. И не с твоей дочерью. Я люблю Сольфэлль – но и ты тоже безмерно дорога мне. В тревоге и сомнениях ты идёшь не к нему – ко мне. Потому что ты доверяешь мне…
– Ты права, Дэйни, – вслух произносит Диниш. – Мы ведь и без слов понимаем друг друга, не так ли?
– Да… Айнумэро, – она поднимает на него глаза и застенчиво улыбается.
Диниш надевает кольцо с чёрным камнем на мизинец левой руки и поднимается на ноги. Дэйни тоже встаёт, не сводя глаз с эльфийского филида. Он берёт её за руки и прижимает их к своим губам.
* * * * *
Ульв беспокойно ворочается во сне. Бывшему менестрелю и королю снится, что он стоит на краю обрыва. Крылья – драконьи, птичьи? – он явственно чувствует их за своей спиной. Он пытается взлететь – и вместо этого с замирающим сердцем падает, мучительно долго падает в бесконечную пропасть… Он уже видит острые камни: это – конец… Но внезапно он оказывается на спине белой лошади: она мчится по пенной кромке прибоя, а большой ворон с льдисто-синими глазами Диниша парит в небе, и в карканье птицы слышится насмешка…
Лёгкий шелест шёлка… Нет, это уже не во сне. Ульв открывает глаза. Дэйни медленно, будто в раздумье, идёт по комнате, сжимая левой рукой правую.
– Сольфэлль шлёт тебе привет, – Дэйни наклоняется к мужу и прикасается губами к его щеке; чуть помедлив, она целует его в губы – уже от себя.
– Сольфэлль? – Ульв непонимающе смотрит на жену.
– Ну, и Дин, конечно, тоже, – Дэйни садится на край кровати и рассеянно поправляет смятую складку платья.
Чёрное кольцо! На её руке нет чёрного кольца! Зловещее воспоминание лавиной обрушивается на Ульва: Ланнона, явившаяся к нему в облике его любимой – ведьма, заставившая его нарушить клятвы верности, зачавшая от него сына, ставшего его злейшим врагом… Ульв невольно отстраняется от женщины, сидящей подле него.
– Ты так и не научился смотреть не только глазами, – с нескрываемой досадой произносит Дэйни. – Волшебное кольцо, душистый завиток каштановых волос, отполированные ноготки, нежные поцелуи, язвительные речи… Так и только так ты меня видишь?
– Не сердись, – он садится на кровати, накрывает руку Дэйни своей рукой. – Я должен бы сообразить – в Каэр Лью-Вэйл никто чужой не проникнет.
– А если я сменю облик, ты меня не узнаешь, – с неподдельным разочарованием протягивает она; высвободив руку, она встаёт и подходит к окну.
Небрежно присев на подоконник, она прислоняется к косяку, чуть запрокинув лицо к небу, и негромко произносит:
– Стёрся след в сумбурном сне… Снежно-серебряная скачет стремглав…
Ульв проводит рукой по лбу. Сон! Белая лошадь – снежно-серебряная…
– Чёрное кольцо я отдала Динишу, – спокойно говорит Дэйни. – Ему оно нужнее, чем мне. Ворон в высях вечно ворожит, – с прежней странной интонацией добавляет она.
* * * * *
– Матушкино кольцо? – Сольфэлль сжимает руку Диниша; убедившись, что её догадка верна, дочь Ульва и Дэйни пристально смотрит в глаза мужа. – Скажи мне правду, Дин: давно ты любишь мою мать?
В её взоре нет негодования, ревности, осуждения. Участие и – понимание.
– Да… по человеческому счёту, наверное, уже довольно давно, Фэлль, – Диниш чуть вспыхивает, но не отводит взора. – Но это вовсе не…
– Я знаю, – она мягко улыбается.
Её пальцы ласково скользят по его щеке, бережно отводят прядь платиновых волос.
– Фэлль, я люблю тебя, – он обнимает её. – А Дэйни… твоя мать… она никогда не изменяла твоему отцу. Это правда, Фэлль!
– Я знаю, – повторяет она, а её руки по-прежнему гладят его лицо. – Давно знаю. Отец… он всегда словно страшился какого-то подвоха с твоей стороны. И я знаю, он не хотел, чтобы я… чтобы мы с тобой были вместе. А ты и мама… ещё в детстве я замечала, что вы иногда смотрели друг на друга как-то особенно. Словно вокруг никого нет, а вы продолжаете давний разговор о чём-то, что касается только вас…
– Ты мудрая, Фэлль, мой Солнечный Лучик, – он ещё крепче прижимает её к себе. – Да, всё так. А теперь, если тебе это неприятно, скажи об этом прямо. Я бы не хотел огорчать тебя, пусть и невольно, Фэлль.
А ещё я боюсь потерять тебя. Ты для меня – словно лесной родник, к которому возвращаешься снова и снова: его вода утоляет жажду, уносит усталость, исцеляет раны. Мелодия ручейка веселит или убаюкивает: и всё вокруг – трава, деревья, птицы – становится во  сто крат прекраснее. Солнечные лучи серебрят прихотливые изгибы струй, тень листвы окутывает их узорным одеянием… С тобой я обрёл душевный покой, которого мне всегда недоставало.
А твоя мать… Дэйни – это бескрайнее море. Твой отец, думаю, уже убедился в этом. Но как не любить набегающие на берег волны? Волны, которые стремительно мчат вперёд быстроходную ладью? Даже бурное море, ярящееся среди скал? Бескрайний простор, неизвестность, опасность – и первозданная красота стихии…
– Но я вовсе не сержусь, Дин, – Сольфэлль обвивает руками его шею. – Айнумэро, мой любимый… – чуть слышно шепчет она. – Будь осторожен, когда отправишься к рубежам Магии…
Диниш самоуверенно усмехается и подхватывает жену на руки. Сейчас он ощущает себя непобедимым…
* * * * *
Идти по границе Миров, по Грани – для истинного мага, тем более Перворождённого, это почти то же, что для смертного – пробираться хорошо знакомой лесной тропкой, неприметной для прочих. Особенно в Самхейн и Белтейн, когда границы Миров истончаются. Но сегодня Диниш ощущал странную, непривычную тяжесть, незримый гнёт: каждый шаг давался с трудом, словно приходилось ворочать огромные булыжники, причём безо всякой магии. У самой Грани колыхался тёмный полог сумрачного марева: но дело было не в нём.
Кольцо, вдруг понял Диниш, останавливаясь. Сила, дремлющая в чёрном кольце, жаждет воплощения. Как? Ответ пришёл почти мгновенно. Высокая каменная арка ворот, украшенная затейливой вязью орнамента. Два исполинских дерева с переплетёнными кронами. Тёмный провал – вход в курган. Круг, образованный массивными каменными столбами. Огромный пламенеющий глаз…
Видения стремительно сменяли друг друга, чуть касаясь сознания, но, точно бурные морские волны, едва не сбивая с ног. Ослепительной молнией вспыхнуло последнее видение: четверо, двое мужчин и две женщины, держатся за руки, замкнув круг Силы. Дэйни… её муж… Фэлль… и он сам. Это видение длилось чуть дольше, чем все остальные. А потом пала тьма.
* * * * *
– Дин! Ди-и-ин! – растрёпанная девчонка в зелёном платье и венке из полевых цветов бежит по высокой густой траве и заливисто хохочет. – Догоняй, Дин!
Юный эльф тоже смеётся. Трава цепляется за ноги и подол платья Дэйни, а эльфу – хоть бы что, перед ним растения словно расступаются в стороны, давая дорогу. Поэтому он чуть замедляет шаг. Это потом он научится пользоваться своими преимуществами, хитрить, ковать козни – но не с ней.
Запыхавшись, Дэйни спотыкается и падает в мягкую траву. Диниш подбегает к ней, поднимает её на руки.
– Вот и догнал, – со счастливой улыбкой говорит он.
– А вот и нет, – капризно возражает она, но не вырывается.
Большая бабочка с бархатистыми крыльями кружит возле них. Девочка с восхищением следит за ней. Эльф едва заметно взмахивает длинными ресницами – и бабочка, сделав небольшой круг, плавно опускается на запястье девочки…
* * * * *
– Так. Держи лук выше. Натягивай тетиву. Сильнее! Не бойся, не порвётся, – уверенно наставляет Диниш.
Стройная девушка в серой тунике сосредоточенно хмурится, глядя на чёрную точку в центре круга – цель, куда должна попасть стрела. Выражение лица – холодно-отстранённое; но в глазах таится упрямый огонёк. Стрела срывается с тетивы – и летит, летит…
– Мимо! – с гневной досадой восклицает девушка и бросает лук на землю.
Ты яришься, натолкнувшись на неудачу. Твой гнев – мне он видится как неукротимое море. Волны бьются о берега, словно хотят сокрушить скалы, швыряют на камни корабль, который ещё недавно плавно несли вперёд…
* * * * *
– Дин! Айнумэро! – снова слышит он зовущий его голос – её голос.
Он открывает глаза. Небольшая поляна в глубине алдалиндорских Поющих лесов – он сразу узнал это место. Здесь они впервые повстречались – девчонка с растрёпанными каштановыми кудрями, в которые вплелись травинки, и эльфийский мальчишка, которому ещё только предстояло заслужить лестное прозвище Коварного.
– Дэйни, – то ли вздох, то ли беззвучный шёпот.
Он видит её лицо, склонённое над ним: Дэйни – только не маленькая девочка, а достигшая расцвета женщина, волшебница и королева.
– Долго же мне пришлось звать тебя, Дин, – с тревожной ноткой в голосе говорит она. – Не думала я, что ты можешь уйти так далеко! – и добавляет. – Прости. Это я виновата. Кольцо… Порыв, ярость – этого было слишком много. Я была и осталась такой. Я невольно вложила всё это в Силу дедушкиного кольца…
Он почти не слушает. Просто смотрит на неё. А она всё ещё под впечатлением только что пережитого страха за него.
– Если бы… – голос её срывается, и на глаза против воли набегают слёзы. – Я бы этого не пережила, Дин… Ты смеёшься?! – тут же изумлённо вскидывается она.
– Я представил себе картинку в духе сентиментальных баллад, что просто обожают некоторые люди, – Диниш закидывает руки за голову, лениво потягивается – до чего же приятно ощущать себя живым! – и мечтательно смотрит вверх, на плывущие по небу облака. – И похоронили бы нас с тобой рядышком под заунывные стенания менестрелей, для которых подобный сюжет – что сладкая мозговая кость для голодного пса! И вырос бы на моей могиле большущий куст волчьей ягоды… – или чертополох? – и врос бы вершиной в твою… Или наоборот? – он снова смеётся, легко и беззаботно, потом поднимается с земли, берёт Дэйни за руки и ласково притягивает её к себе.
– Тебе это кажется забавным? – она тоже улыбается, а солнечные лучи играют в непросохших слезинках в уголках глаз.
– Мы всё равно были бы вместе, – он пожимает плечами. – Разве это так важно – где именно и как?
– Ты так уверен, что мы были бы вместе? – медленно произносит она и тут же спрашивает. – Почему ты именно сюда захотел вернуться, Айнумэро?
Он смотрит на неё долгим, нежным взглядом.
– Потому что отсюда я никогда не уходил совсем, – тихо отвечает он.
В кронах Поющих деревьев шумит ветер; мерцающие тусклым золотом листья дождём сыплются на землю. Ещё продолжается безумное время Самхейна, когда смешиваются границы и дороги Миров; а для двоих, что кружат в танце на зелёной лужайке Волшебной Страны, в шелесте опадающих листьев звучит вечная мелодия Белтейна...