Вместо эпилога

…часто мудрец
опутан любовью,
глупцу непонятной.
Старшая Эдда «Речи Высокого»

– Наконец-то, Дин! Где ты так замешкался? Совсем на тебя не похоже! – с явным облегчением воскликнул высокий черноволосый воин в простой кольчуге, распахнув дверь.
Он стоял на пороге дома, и скудный свет проскальзывал наружу, выхватывая из ночного сумрака силуэты коня и закутанного в тёмный плащ эльфа, только что спрыгнувшего на землю.
– Привет, Харлейв, – отозвался он и тотчас спросил. – Где Фэлль?
Харлейв махнул собеседнику рукой, жестом приглашая его в дом. Плотно притворив дверь, Харлейв вполголоса произнёс:
– Кажется, она задремала… Она спрашивала о тебе, Диниш – заметно было, что беспокоилась.
Эльф промолчал. К чему лишние слова? Конечно, Харлейв давно понял – Диниш любит Сольфэлль, дочь короля Ульва и Дэйни, внучки Архимага Льювина…
– Создатель Милостивец! Да ты в крови, Дин! – всмотревшись в соратника, встревожился Харлейв. – Ты ранен?!
– Нет, это кровь врага, – отозвался эльф, мельком кинув взгляд на свою одежду.
– Ты поймал шпиона? – уточнил собеседник.
– Да… даже хуже, – задумчиво произнёс эльф и добавил. – С Фэлль сейчас Джеллин?
* * * * *
Опасаясь коварных замыслов Бьорга, незаконнорожденного сына короля Ульва, Харлейв, двоюродный дядя принцессы Сольфэлль, а также его жена Джеллин и эльфийский филид Диниш по очереди бодрствовали возле девушки, когда она спала. Днём, конечно, принцесса тоже не оставалась без надёжной охраны преданных друзей: но день – дело иное. Сольфэлль и сама неплохо владела оружием – этому её обучил Харлейв. Но по ночам козни врагов тем опаснее, что их укрывает тьма…
Совершённый много лет назад невольный грех короля Ульва, как это нередко случается, принёс горькие плоды в свой черёд. Когда-то давно чародейка по имени Ланнона, прокравшись в отсутствие королевы в опочивальню государя Эскелана и приняв облик его жены, провела с ним ночь. Бьорг, сын Ланноны, став совершеннолетним, потребовал от короля признать его наследным принцем; не получив желаемого, он, слишком гордый и властный для шаткого положения незаконнорожденного – притом зачатого благодаря обману! – начал войну против собственного отца.
Эскеланские лорды никогда не были склонны ни к повиновению своим королям, ни к преданности им до гроба. За годы правления Ульва, за спиной которого всегда маячили королева-волшебница и тесно спаянный клан её родичей-магов, в особенности же колоритная фигура деда королевы, Архимага Льювина, в государстве, как водится, сформировалась клика недовольных. Однако не сами по себе внутренняя и внешняя политика короля Ульва (читай: магов из клана Льювина) не устраивали мятежников – главным образом их ужасно раздражало то, что они сами не имеют простора для проявления честолюбия и алчности. Потому, когда сын Ланноны восстал против своего отца, смутьяны тотчас с готовностью примкнули к нему.
Итак, два войска встретились – у деревушки Кэмболлан, на берегу озера Хэйрад. Место это, по-видимому, было роковым для Ульва: здесь он дал своё первое сражение мятежным лордам Эскелана, ещё не будучи королём – и проиграл битву. Увы, и на этот раз его постигла неудача. Под знамёнами короля и в дружине его сына очутились лорды, состоящие в близком родстве или же связанные узами давней дружбы: биться друг с другом им не очень-то хотелось…
Вопреки героико-эпическим канонам, отцу и сыну не пришлось встретиться в поединке; однако битва была проиграна королём Ульвом, а сам он получил тяжёлые раны. В той битве сражались и братья королевы, Эртхелер и Гвэйнир, искусные маги и доблестные воины. Сама же королева всё время находилась неподалёку, на волшебной ладье своего отца, надёжно укрытой прибрежными зарослями. Братьям королевы удалось вынести с поля битвы израненного Ульва; они и немногие спасшиеся воины из ближней дружины короля и его родичей, покинули Эскелан. Волшебная ладья унесла их в Каэр Лью-Вэйл, владение Архимага Льювина, укрытое от непосвящённых стеной тайны; но дочь короля и королевы, принцесса Сольфэлль, оставалась ещё в доме Харлейва, двоюродного брата королевы.
Харлейв жил в Брене, королевстве, соседнем с Эскеланом, в Халльгвиндир, имении своей матери, что в фюльке Сольгримир, где некогда правил его отец. Однако ярл Рэнхарт, он же дракон Гвейф, и его жена Сигрэйн, мать Харлейва, происходившая из древнего рода бренских эрлов, несколько лет назад уехали в Край Волшебства, чьи тропы незримо скользят вдоль старых прямых дорог. Харлейв остался со своей женой, волшебницей Джеллин, давней подругой королевы Дэйни; но и они начинали задумываться о том, что, пожалуй, неплохо бы переселиться в Каэр Лью-Вэйл или Волшебный Край. Однако они не могли оставить Сольфэлль одну; она же не желала уезжать, тем самым уступив права на престол Эскелана Бьоргу, которого она упорно не признавала своим братом.
Фьонн, магистр Мон-Эльвейга, в результате стремительно разворачивающихся в Эскелане событий очутился перед сложной дилеммой. Будучи отцом королевы Дэйни и дедом Сольфэлль, он, по идее, должен был бы ввязаться в эскеланскую междоусобицу, дабы отомстить за раны своего злополучного зятя, а заодно и поддержать притязания внучки. Однако магистр, во-первых, в настоящий момент не располагал достаточным для крупных боевых операций войском – большинство его подчинённых были откомандированы в сопредельные Миры, где занимались предписываемой уставом Ордена миротворческой, просветительской и иной полезной деятельностью (полезной как сопредельным Мирам, так и самому Ордену). Во-вторых же, грубое вмешательство во внутренние дела государств родного Мира было запрещено волшебникам магическим кодексом – в особенности же вмешательство в «родичей распри – худшие ссоры». То, что магистр сам являлся близким родичем одной из соперничающих сторон, лишь усложняло и без того запутанную ситуацию. Конечно, если бы кто-то из его близких попал в плен или, не приведи Создатель, погиб в ходе ожесточённой политической борьбы, Фьонн не колеблясь ринулся бы спасать узника или мстить за погибшего. Однако все, слава Создателю, были живы и свободны, а что касается ран зятя, то, конечно, оставайся Ульв в Эскелане, он легко мог бы пополнить число гробниц в родовом склепе на один номер; но в Каэр Лью-Вэйл, Стране Легенд, куда увезли его Дэйни и её братья, как и в Алдалиндоре, Краю Волшебства, герои никогда не умирают.
Льювин, являвшийся главным инициатором авантюрного предприятия по воцарению в Эскелане мира, порядка и справедливости, которым полагалось воплотиться в лице Ульва, потомка древнего королевского рода, за те годы, что внучка и её супруг правили в беспокойном королевстве, существенно охладел к своему былому политическому проекту. Ульв, как был, так и остался в душе менестрелем; и если ему и приятно было ощущение королевской власти, то связанные с ней тяготы и заботы раздражали и утомляли его. Дэйни Эскелан попросту опостылел. Сольфэлль, дочь короля и королевы, сиречь менестреля и волшебницы, годилась на роль мудрой правительницы ничуть не больше, чем её достойные родители. Иногда принцесса любила щегольнуть тем, как лихо она владеет оружием: «Опять воображаешь себя королевой Брюнхильд», – ворчал тогда рассудительный Харлейв. Хотя внешне девушка походила на мать, нравом она во многом была похожа на отца: мечтательна, беззаботна, упряма и легко переходила от воодушевления к отчаянию и наоборот. В глубине души она, как и большинство молодых особ женского пола, чаще грезила о любви, чем о власти.
Итак, маги согласились на том, что разумнее всего покинуть Эскелан, позволив Бьоргу завладеть короной этого злополучного государства, тем паче что Диниш, эльфийский филид, обладающий даром предвидения, открыл Дэйни грядущие судьбы Эскелана – отнюдь не радужные и, главное, не поддающиеся магической коррекции, да и политической тоже в ближайшее время не особо. Мать отлично знала, что её дочерью, настаивающей на своих королевских правах, руководит лишь упрямство. Дэйни попросила премудрого Диниша поехать в Брен и уговорить Сольфэлль возвратиться к своим родичам. Диниш и Харлейв были полностью согласны с Дэйни, однако девушка заупрямилась, не желая слушать разумные и логичные доводы. Эльф и сын дракона охотно сгребли бы принцессу в охапку и доставили к отцу с матерью (и прочим родичам); но они не могли насильно увезти Сольфэлль в Каэр Лью-Вэйл или же Страну Волшебства – потому что тропы, ведущие туда, открываются лишь ищущему их…
* * * * *
– Ты хочешь поговорить с Фэлль? – угадал сын дракона. – Разбудить её?
– Нет, не надо, – покачал головой Диниш. – Скажи Джеллин, пусть идёт отдыхать – я сменю её.
Он поднялся; вспомнив, что он забрызган кровью, эльф торопливо умылся и переменил верхнюю одежду. Джеллин вышла из комнаты принцессы и, сказав Динишу обычное «привет», поспешила к себе, чтобы хоть немного поспать.
Эльфийский филид бесшумно вошёл в комнату Сольфэлль. Девушка спала; он сел рядом и долго смотрел на неё. «Мой Солнечный Лучик», – тихо прошептал он и осторожно, чтобы не потревожить её, прикоснулся к рассыпавшимся по подушке длинным тёмно-русым волосам. Лицо и весь облик девушки – всё в Сольфэлль напоминало её мать, Дэйни; лишь цвет глаз и волос она унаследовала от своего отца, да и то лёгкий отблеск меди словно намекал на каштановые косы королевы Дэйни.
Внезапно девушка беспокойно шевельнулась – и открыла глаза. В полумраке комнаты, озарённом лишь светом луны – приближалось полнолуние – Сольфэлль не сразу разобрала, кто склонился над нею.
– Джелли, ты?
– Нет, это я, – отозвался эльф.
– О, Дин! – радостно воскликнула она и непосредственно схватила его за руку. – Где же ты был так долго?
Он не спешил с ответом; а она продолжала:
– Дин, мне приснился странный сон… Мне почему-то стало страшно во сне. Я видела всадника; он скакал в ночи, и его кроваво-красный плащ развевался за плечами, словно зарево пожара. И вдруг он исчез, когда подъехал к переправе… – девушка порывисто села и добавила. – Я знаю, он ехал за мной: и от этого мне сделалось так страшно, хотя я и знала, что он ехал не затем, чтобы меня убить.
– Не бойся, Фэлль, – Диниш взял обе её руки в свои. – Тот всадник сгинул на переправе: он никогда не придёт за тобой, поверь мне.
Что-то новое, незнакомое прозвучало в его тоне. Девушка пытливо посмотрела на собеседника. Лунный свет играл на его волосах цвета платины, придавая им сходство с сияющим серебристым ореолом; но на лицо эльфа падала густая тень.
– Объясни, Дин, – попросила Сольфэлль. – Где же ты был? Что произошло? Кто этот всадник и откуда ты знаешь, что его путь окончен?
– Потому что мой меч оборвал его путь, – не колеблясь, ответил эльфийский филид и добавил. – Ты слышала о Диарвейде ап Киннах, названом брате твоего единокровного брата Бьорга?
– Бьорг мне вовсе не брат, Дин! – сердито возразила принцесса.
– Не будем об этом спорить, – уклонился от скользкой темы эльф. – Если бы ты его видела, то не спешила бы отрицать ваше родство – он как две капли воды похож на твоего… вашего отца. Да, пожалуй, что с юридической точки зрения у Бьорга и впрямь нет прав на престол; но дело в том, что население Эскелана всегда отличалось потрясающим правовым нигилизмом! Между прочим, твой отец стал королём именно на волне смуты, а не потому, что обладал неоспоримыми правами, подкреплёнными соответствующими документами. Но не в этом суть. Говорят, что ни одна женщина до сих пор не устояла перед Диарвейдом; Ланнона, мать Бьорга, наложила на него некое заклятье, которое и влияло на женщин одурманивающим образом. И этого человека Бьорг направил к тебе – будто бы затем, чтобы говорить о мире и дружбе! Их разговор слышал дрозд Мэттон, сидя на ветке дерева у окна Бьорга. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Диарвейд ехал сюда, чтобы обольстить тебя и обманом завлечь в ловушку! Да, да, они заранее всё предусмотрели! Я встретил его на переправе и предложил ему повернуть назад, пока не поздно. Однако он нахально заявил, что его остановит только меч, и ничто другое. Мы сразились, я убил его и похоронил возле трёх валунов…
* * * * *
Произнося эти слова, он как будто снова увидел ночную дорогу, редколесье, берег реки… Ветер то и дело зловеще шумел в камышах, завывал среди камней; вероятно, подумал тогда эльфийский филид, смертному неприятно путешествовать в такую ночь, тем более что люди нередко суеверны и боязливы сердцем.
Диниш вышел из дома Харлейва накануне, чтобы проверить тайные сторожевые посты, расставленные предусмотрительным сыном дракона на всех трактах и лесных тропах, которые вели к Халльгвиндиру. Побывав на юго-восточной заставе, Диниш, вместо того, чтобы повернуть назад, вздумал пройти лесной тропой до переправы через ручей – тот, кто направлялся бы в Халльгвиндир из Эскелана, скорее всего, выбрал бы именно эту дорогу.
Филид перешёл через ручей по камням, обкатанным водой, и остановился на противоположном берегу. Тишина и темнота обнимали всё вокруг. Диниш уже подумал, не пора ли возвращаться, но настойчивое предчувствие останавливало его. Эльфу ночная мгла вовсе не помеха; Перворождённым вполне достаточно призрачного света луны и мерцания звёзд. Вдруг чуткое ухо Диниша уловило слабый звук… Он прислушался: звук равномерно повторялся, быстро приближаясь. Металл приглушённо постукивал о камень; сомнений не было, это подковы коня…
Диниш шагнул с тропы под сень густых древесных крон. Вскоре он увидел таинственного всадника – и сразу узнал его. Ночной путник мог бы проехать мимо, не заметив эльфа, если бы тот не преградил путь названому брату незаконного королевского сына, внезапно появившись посреди дороги.
– Поворачивай назад, воин! – властно потребовал эльфийский филид. – Поворачивай, пока не поздно, если не хочешь стать яством на пиршестве воронов и волков!
Прославленный воин и неотразимый любовник не дрогнул, не забормотал избитых формулировок ограждающих заклятий – он словно и не удивился, столкнувшись ночью на дороге с представителем древней могущественной расы, о которой смертные рассказывают много чудесного и зловещего.
– А почему это я должен поворачивать назад, сидхи? – иронично присвистнув, осведомился Диарвейд. – Почему ты встал на моём пути? Знай: никто меня не остановит, кроме меча!
– Разумеется, это средство надёжное, – согласился эльф, которому, пожалуй, пришёлся по нраву чёрный юмор собеседника. – Но ведь меч остановит навсегда, и тогда ни по одной из дорог в этой жизни тебе уже не ездить: я же настоятельно советую тебе избегать лишь тех путей, что ведут в Халльгвиндир. Я знаю, зачем ты туда едешь, и я говорю тебе: поворачивай назад!
– Ты хочешь слишком многого, сидхи, – мрачно усмехнулся Диарвейд и проворно спрыгнул наземь. – Я дал слово моему названому брату; как же я могу повернуть назад, не исполнив того, что обещал?
Нет, этот упрямец не повернёт назад! Эльфу давно не приходилось убивать врагов – с прошлого воплощения; тогда ему частенько доводилось принимать участие в битвах, но в нынешнем рождении он был избалован мирной жизнью, проходившей в основном в учёных занятиях вперемежку с творческими изысканиями. Однако это вовсе не значило, что он не умел обращаться с оружием – совсем напротив, Диниш, помимо распространённых в Эскелане и соседних королевствах видов оружия, владел приёмами таинственных боевых искусств, которым он обучился во время долгого путешествия в восточные районы Мира. Просто Диниша, как личность просвещённую, слегка тормозили правила гуманизма, затверженные в юности; однако эльф вспомнил о принцессе Сольфэлль, и его рука и дух ожесточились. Как бы то ни было, этот наглец ею не завладеет, даже если и мне самому тоже придётся погибнуть, решил Диниш.
Диарвейд хорошо сражался; однако, если принять на веру весьма распространённое представление о поединке как о суде Создателя, можно заключить, что названый брат Бьорга был приговорён без права помилования. Эльфийский меч рассёк его кольчугу и вонзился в грудь, чуть пониже сердца. А ведь так просто было – повернуть назад…
Поодаль от дороги высились три больших валуна; между ними земля просела, образовав неглубокую впадину. Диниш оттащил туда тело своего противника. Положив на грудь Диарвейда его меч, эльфийский филид торопливо прочитал заклинание – и камни, во множестве валяющиеся поблизости, нагромоздились над погибшим воином, образовав высокий каирн.
Диниш не испытывал ни особой радости по поводу своей победы, ни чересчур острых угрызений совести. Он убил храброго воина, с которым в бою гораздо охотнее встал плечом к плечу – но если бы в сложившейся ситуации пришлось выбирать снова, Диниш не поступил бы иначе. Нет, другому Сольфэлль не достанется!..
Эльф подозвал вороного коня, на котором ещё недавно картинно восседал горделивый Диарвейд ап Киннах. Перворождённые, Старшие, не в пример смертным, превосходно умеют ладить практически со всеми «меньшими братьями»; конь Диарвейда спокойно позволил победителю своего хозяина снять с себя уздечку и седло. Впрочем, освобождение от столь вопиющих признаков порабощения человеком животному, понятно, было по душе. Конь охотно понёс эльфа туда, куда прежде держал путь названый брат самозваного принца…
* * * * *
 – Теперь ты знаешь, где я был и что делал, Фэлль, – закончил свой рассказ эльфийский филид.
– Ты сказал не всё, что у тебя на сердце, – помолчав, промолвила дочь менестреля и волшебницы.
– Да, это правда, – с несвойственной ему покорностью кивнул Диниш. – Я люблю тебя, Фэлль! И посланца твоего брата я убил ещё и потому, что мне нестерпимо было думать, что он мог бы…
– Не говори так, Дин, – вздрогнула девушка. – Мне становится страшно…
Он отпустил её руки, встал и несколько раз прошёлся по комнате.
– Мне тоже страшно, Фэлль, – признался он. – Мне страшно, когда я заглядываю в своё сердце и вижу, какую власть ты имеешь надо мной. Я словно не принадлежу себе, и это больно сознавать; но если бы ты захотела назвать меня своим мужем, тогда…
– Дин! – беспомощный вскрик вырвался из самой глубины девичьего сердца. – Как бы я хотела этого! Но ведь ты предлагаешь мне отказаться от наследия моего отца? Оставить Эскелан Бьоргу?
Диниш сел рядом с девушкой и вдруг порывисто обнял её за плечи. Она не оттолкнула его, напротив, с улыбкой опустила голову к нему на плечо.
– Загляни в свою душу, Фэлль, – настойчиво произнёс эльф. – Нужен ли тебе Эскелан? Царства возникают и рушатся, и всегда находится кто-то, кто становится правителем. Почему бы им не стать твоему брату… лорду Бьоргу? – поправил себя Диниш, заметив, как брови девушки недовольно изогнулись при упоминании о нежеланном родстве.
Она молчала. Диниш продолжал, воодушевлённый этим знаком если не согласия, то, по крайней мере, отсутствия возражений против его доводов:
– Ты, вероятно, хочешь отомстить… лорду Бьоргу за поражение, которое он нанёс твоему отцу. Но для этого тебе не нужно ничего предпринимать, Фэлль! Предоставь Бьорга его судьбе – пусть он станет королём. Неужели тебе кажется, что в этом заключено счастье? Я вижу, что ждёт Бьорга. Он будет долго править; возможно, потом люди поймут, что он был не худшим из государей. Однако его любимый старший сын погибнет в бою; второй сын короля потеряет рассудок, и наследницей Бьорга останется дочь. Она станет женой властителя Эддорна; а Эскелан надолго погрузится во тьму смут и междоусобиц…
– А если королевой стану я? – нетерпеливо спросила девушка. – Что будет тогда?
– Бедная девочка! – вздохнул эльф, ласково гладя её волосы. – Неужели ты полагаешь, что сумеешь повернуть вспять естественный ход исторического развития? Если ты станешь королевой Эскелана, на тебя обрушится проклятие, которое Ланнона, не ведая, что творит, уже навлекла на своего сына, желая возвести его на трон!
– О чём ты говоришь? Что она совершила?
– Этого почти никто не знает, – философски отозвался эльф. – Известно лишь, что она втайне совершила какой-то обряд из числа запретных…
Девушка снова вздрогнула.
– Не бойся, мой Солнечный Лучик, – улыбнулся Диниш. – Там, куда я зову тебя, никакое проклятие злобной колдуньи не будет тебе грозить. Волшебный Край… Скажи, ты помнишь Каэр Лью-Вэйл? Ты ведь бывала там в детстве!
– Я помню сны, в которых видела затейливые замки и бескрайние цветочные поля, – помолчав, ответила Сольфэлль. – Архимаг Льювин, мой прадедушка… прабабушка Вэйл… дедушка Фьонн и бабушка Аэли … я ведь видела их всех и в тех снах!
– Потому что это было явью, – подхватил Диниш. – Фэлль, любовь моя, там твой настоящий дом! И Страна Волшебства будет твоим домом, если ты согласишься… Страна Волшебства… – повторил он с оттенком нежности. – О ней грезят смертные барды и слагают свои баллады, пути туда ищут многие мудрецы – а мне даже она покажется сумрачным и безрадостным краем, если рядом не будет тебя!
Тут он нараспев продекламировал:
Ветка сливы в окно заглянула,
Шмель хмельной в белой пене дремлет…
У окна по тебе я тоскую!..
– Странные стихи, – удивилась девушка. – Звучит красиво; однако ничего подобного я раньше не слышала.
– Так принято слагать стихи в стране Эннан, что находится далеко на востоке, – ответил Диниш. – Когда-то давно я бывал там. Жители этой страны умеют тонко чувствовать красоту природы и придают большое значение тому, что они называют искусством любви.
– А женщины там красивые? – с ревнивой ноткой в голосе спросила девушка.
– Барды той страны льстиво утверждают, что цветы вянут, не в силах вынести соперничества эннанских красавиц, – спокойно промолвил эльфийский филид.
– Как это скучно! Значит, им никогда не удастся потанцевать в венке из цветов! – поморщившись, воскликнула Сольфэлль. – Воображаю, все цветы вокруг завянут – это значит, скоро зима придёт! Терпеть не могу зиму! – и добавила с беспокойством. – А ты, Дин… у тебя была там возлюбленная?
Диниш не спешил с ответом; на губах его появилась загадочная улыбка.
– Почему ты молчишь? – возмутилась девушка. – Только что рассуждал, что я имею над тобой власть, а сам… Айнумэр! Я хочу знать…
– Если ты думаешь, что моё подлинное имя даст тебе ещё какую-то особую, дополнительную, власть надо мной, то ты впадаешь в банальное человеческое заблуждение, – снисходительным тоном промолвил эльф и серьёзно сказал.  – Нет, моя королева, у меня не было возлюбленной. Но и ты ответь на мой вопрос: ты поедешь со мной?
– Да, Айнумэр, – она обвила его шею руками, и губы её оказались совсем близко от его губ.
Некоторые сказители полагают, что эльфы – существа бесстрастные и холодные; но, как бы там ни было, едва ли это применимо к Динишу, или Айнумэру, если воспользоваться его подлинным именем. Как и все представители его мудрой расы, он обладал поистине стальной выдержкой; но в крови благородного эльфа имелась и некоторая примесь крови человеческой – возможно, именно она и вспыхнула страстью, дурманящей рассудок. Диниш нежно целовал лицо, шею, руки девушки; развязав шнурок, стягивающий ворот рубашки Сольфэлль, и отведя рукой лёгкую ткань, он прикоснулся губами к груди девушки и почувствовал, как она затрепетала от этой ласки… Однако он вспомнил о своём обещании, которое дал Дэйни – привезти её дочь в Каэр Лью-Вэйл «целой и невредимой»: это определение он со свойственной ему склонностью к философии толковал шире, нежели «живой и здоровой».
– Прости меня, я, похоже, совсем помешался, – он постарался овладеть собой, отстранившись от девушки. – Нет, нет, не теперь, Фэлль! Я ведь должен сначала попросить согласия твоих родичей.
– Почему же тебя прозвали Коварным, если ты так чтишь обычаи и законы? – поддразнила его Сольфэлль.
Девушка отчасти пожалела о щепетильности своего друга; рядом с ним она всегда испытывала блаженное чувство, что она под надёжной защитой, а ощущения от его ласк, пусть и немного вольных с точки зрения приличий, были очень приятными, так что Сольфэлль не собиралась сопротивляться, если бы Диниш продолжал в том же духе.
– Да уж было за что, – с ироничной усмешкой отозвался он и мягко добавил. – Но я вовсе не хочу быть коварным с теми, кого я люблю, Фэлль, мой Солнечный Лучик. Куда до тебя красавицам Эннана, шествующим среди поникших цветов и трав! Они – как знойное солнце пустыни, что сжигает всё живое вокруг; а ты – ты как ласковое весеннее солнышко, которое пробуждает молодые листья, спящие в тёмных и тесных почках… Как солнечные лучи, озаряющие землю в День Цветов, – добавил Диниш и снова поцеловал её, на это раз столь нежно, словно он касался губами тонких цветочных лепестков.
За окном чуть брезжил рассвет.
* * * * *
Сольфэлль задержалась на крыльце дома, стремясь охватить взором окрестности – на прощанье. Напоследок она оглянулась в ту сторону, где остался Эскелан…
Внизу, у крыльца, девушку дожидались Диниш, Харлейв с Джеллин и небольшая дружина, состоящая из волшебников и учеников магов, присланных Льювином и Фьонном. Кони нетерпеливо пофыркивали и били передними копытами о камни. Сольфэлль отогнала нахлынувшие воспоминания и стала спускаться по широким ступенькам. Внезапно на предпоследней ступеньке будто какая-то незримая сила подтолкнула её; подвернув левую ногу, девушка потеряла равновесие и чуть не упала. Диниш метнулся к ней на помощь; уцепившись за его руку, Сольфэлль пробормотала:
– Тысяча троллей! До чего же больно!
Эльфийский филид бережно подхватил девушку на руки. Харлейв и Джеллин подбежали к ним.
– Дай я посмотрю, что с тобой стряслось, – предложил сын дракона, но принцесса отрицательно качнула головой.
– Нет, не трогай, и без того больно, – отозвалась она.
Сейчас, когда лицо девушки приняло упрямо-несчастное выражение, проступило сходство Сольфэлль с её отцом, королём Ульвом, менестрелем из Срединного Мира. Такое выражение Диниш не раз подмечал на лице супруга Дэйни; почему-то всякий раз в подобных случаях эльф испытывал раздражение и затаённую неприязнь к Ульву.
Однако жалкая попытка Сольфэлль не обращать внимания на свою боль пробудила в Динише совершенно иные чувства. Ему хотелось лелеять её и заботиться о ней, надёжно оградить её от подстерегающих опасностей, от боли, от печали…
– Позволь мне, Фэлль, – тихо попросил он.
Усадив девушку на скамью, он опустился перед ней на колени и, сняв туфельку с маленькой ножки, несколько раз осторожно провёл ладонью от щиколотки до пальцев.
– Всё ещё больно?
– Нет, – удивлённо отозвалась она. – Почти нет; дай я попробую пройтись, Дин!
– Пока лучше поберечься, Фэлль, – эльфийский филид надел ей туфельку, поднял девушку на руки и усадил на своего коня, потом сел позади неё и обнял её за плечи.
Небольшой отряд ехал настолько быстро, насколько это возможно в густом лесу. Диниш и Харлейв превосходно знали эти края: но откуда же взялись овраги, буераки, крутые склоны, которые то и дело преграждают путь?.. Эльф и сын дракона переглянулись – оба подумали об одном и том же. «Ланнона, разрази её гром! Это из-за её проделок всё верх дном становится!»
Однако тропа, ведущая в Каэр Лью-Вэйл, всё же открывалась перед путниками, будто ковровая дорожка, разворачиваемая невидимыми силами; правда, развёртывалась она утомительно долго – обычно друзья и родичи Льювина, откуда бы они ни стартовали, попадали во владения Архимага гораздо быстрее. А тут ещё позади послышались звуки, недвусмысленно свидетельствующие о приближении другого отряда, очевидно, посланного в погоню за принцессой – опасность в отряде Харлейва и Диниша почувствовали все без исключения, а маги в подобных случаях никогда не ошибаются.
Наконец взорам беглецов – название это, не особенно почётное, тем не менее отражало сущность положения тех, кто сопровождал Сольфэлль – предстала пропасть с переброшенным через неё хлипким мостиком из дощечек и верёвок. Однако и посланные в погоню воины Бьорга не отставали; расстояние между ними и беглецами быстро сокращалось. Харлейв мрачно косился назад через плечо, Диниш нервно кусал губы. Прежде ни один враг не ступал на заветную дорогу, ведущую в дом Архимага!.. Нет, что-то скверное творится, просто из рук вон…
– Быстро все на мост! – отрывисто обронил Харлейв, когда его отряд остановился у обрыва. – Я вас прикрою!
Он соскочил с коня на землю – и принял облик дракона. Извергая пламя, он какое-то время действительно мог удержать воинов Бьорга на почтительном расстоянии от моста. Диниш спрыгнул с коня, намереваясь оказать деятельную поддержку начинаниям Харлейва; замешкалась и Джеллин.
– Быстро на мост! – рявкнул дракон. – Дин, Джелли, нечего попусту геройствовать!
Отряд гуськом растянулся по раскачивающемуся мостику. Из пропасти поднимались клубы тумана, доносился зловещий скрежет и вой… Когда все друзья очутились на противоположном берегу, Харлейв снова принял человеческий облик – он знал, что над роковой пропастью невозможно подняться на крыльях, можно лишь пересечь её по волшебному мосту.
Тучи стрел полетели вослед, когда сын дракона мчался вперёд, не обращая внимания на порывы ветра, раскачивающие мост. Всё-таки одна стрела достигла цели: она вонзилась в ногу Харлейва, пониже колена. Охнув, он инстинктивно уцепился за верёвку, служащую ограждением импровизированного моста. Джеллин на безопасном берегу вскрикнула и метнулась к мосту; Харлейв резким движением выдернул стрелу и, отчаянным усилием выпрямившись, помчался дальше, словно ничего не произошло. Лишь миновав мост и очутившись среди друзей, он бессильно рухнул на землю.
– Руби верёвки, Дин! – прохрипел сын дракона, между тем как Джеллин старалась остановить кровь, выбивающуюся из его раны. – Руби, ко всем троллям!
Наиболее отчаянные из воинов Бьорга уже медленно пробирались по мосту…
– Руби, Дин! – решительно повторил Харлейв.
…Мост обрушился в пропасть; вопли гибнущих воинов долго стояли в ушах их врагов и товарищей – а потом густое облако тумана поднялось из глубин и скрыло противоположные берега друг от друга.
* * * * *
– Я обязан тебе многим, Диниш – но чем я могу отплатить тебе за всё, что ты сделал для меня? – говорил Ульв. – Ты уже однажды вернул меня к жизни, когда я был почти мёртв; теперь ты возвращаешь мне дочь, самое дорогое сокровище, кроме моей жены, которое мне даровал Господь. Ещё недавно я владел королевством: но чем может отплатить за добро бедный менестрель?
Бывший государь Эскелана, ещё не окончательно оправившийся от ран, полулежал на широкой кровати; в изголовье сидела Сольфэлль, а Диниш пристроился в ногах. Дэйни стояла, облокотившись на спинку кровати: сейчас бывшая королева Эскелана выглядела не в пример счастливее, чем в последние годы своего царствования.
Принц из Волшебной страны загадочно улыбнулся. Нет, Ульв ничем ему не обязан; Диниш ничего не делал для него лично – только ради Дэйни и Сольфэлль… Эльфийский филид не перестал любить Дэйни, фею его былых грёз; но любовь эта стала иной… А дочь так похожа на неё; она была ребёнком, когда Диниш решил, что Сольфэлль он никому не уступит.
Иначе он относился теперь и к Ульву. В прошлое ушли ревнивая язвительность и скрытая конфронтация. Конечно, Ульв тоже изменился: из бесшабашного мальчишки он превратился в человека, умудрённого жизненным опытом, зачастую горьким. В тёмно-русых волосах изгнанного короля были заметны седые пряди. Без королевского венца и тяжёлой роскошной мантии, в простой светло-серой одежде, без вышивки, он и впрямь походил на сказителя, каковым, в сущности, всегда и являлся.
– Ты знаешь, мне не нужны награды, какие ты раздавал своим подданным, – усмехнулся эльф; поднявшись с места, он приблизился к изголовью короля. – Но у меня есть одна просьба к тебе, Ульв, и к тебе тоже, Дэйни, – он быстро взглянул на неё, но затем перевёл взгляд на её дочь. – Сольфэлль согласна стать моей женой…
Ульв и Дэйни переглянулись; волшебница с улыбкой чуть кивнула. Сольфэлль сидела подле отца, скромно потупившись. Ульв взял руку дочери и вложил её в руку Диниша.
* * * * *
Большая эльфийская ладья, силуэтом напоминающая гигантскую водоплавающую птицу, проворно скользила по воде. Сольфэлль с детской непосредственностью восхищалась то огромными деревьями с необычной листвой, то яркой птичкой, взлетевшей из прибрежных камышей… Диниш счастливо улыбался, глядя на девушку.
…Ладья сама собой причалила к высокому берегу, поднимающемуся вверх широкими уступами.
– Чей это дом? – спросила Сольфэлль, указывая на причудливое архитектурное сооружение на одном из верхних уступов – нечто вроде готического замка в миниатюре.
– Мой и твой, Фэлль, – отозвался Диниш. – И всё, что ты видишь вокруг – хотя не только это – всё это тоже твоё.
Сольфэлль, которой захотелось поближе рассмотреть чудесный замок, уже вознамерилась выпрыгнуть из лодки на мелководье, но Диниш удержал её. «Точь-в-точь как мать», – невольно подумал он.
– Ты же промочишь ноги, – смеясь, предостерёг он, поднял её на руки и перенёс на сухой берег.
Рука об руку они вошли в дом, где их уже ожидал накрытый стол. После обеда Сольфэлль долго бродила по комнатам в сопровождении Диниша.
– Раз я тут хозяйка, должна же я знать, как выглядят мои владения, – резонно заявила она.
Напоследок она осматривала помещения в большой круглой башне. Внизу располагались кладовые; Сольфэлль, немного утомлённая экскурсией по своему новому дому, уже не столь дотошно изучала их содержимое, хотя посмотреть было на что. Поднявшись на второй этаж, она коснулась дверных створок, и те послушно распахнулись перед ней. В просторной круглой комнате, высокие окна которой смотрели в четыре стороны света, стояла большая кровать; благодаря золотисто-зелёным шёлковым занавесям в комнате царил мягкий полумрак.
Сольфэлль замешкалась на пороге; мельком взглянув на Диниша, она вдруг смущённо опустила глаза.
– Здесь ты тоже хозяйка, Фэлль, – негромко сказал он; притворив двери, он мягко привлёк девушку к себе.
У ворот я жду, госпожа моя:
В сад заветный впусти скорее
И любовного хмеля подай мне… – шепнул он.
Сольфэлль застенчиво зарделась и спрятала лицо на груди Диниша…
* * * * *
За окном едва брезжил рассвет, когда Сольфэлль внезапно проснулась. Слегка застыдившись своей наготы, она отвела глаза в сторону – и встретила взгляд Диниша. Прислонившись к спинке кровати, эльфийский филид сидел подле своей возлюбленной и ласково улыбался, глядя на неё. Зарделась, прячет лицо в ладонях; а только что безмятежно спала, подложив ладонь под щёку…
– Фэлль, – негромко окликнул Диниш и дотронулся до её плеча.
Она подняла на него смущённо-счастливый взор.
– Госпожа моя, мой Солнечный Лучик, – Диниш медленно провёл кончиками пальцев по её длинным тёмным волосам, – ныне я должен вручить тебе утренний дар. Когда-то я дал тебе имя – Сольфэлль – и произнёс обещание, что всё, чем я владею, будет принадлежать тебе. Не только мой дом, мои сокровища и я сам – но и все мои тайны. Тебе давно известно моё настоящее имя; но есть ещё одна тайна, которую я хочу вверить тебе…
Он поднялся с кровати и стал одеваться.
– Вставай, любовь моя, – опершись коленом о ложе, Диниш взял руки Сольфэлль в свои ладони и мягко потянул её к себе. – Одевайся – и пойдём!
…Подол нежно-лилового платья скользил по траве, почти не приминая ей. Диниш и Сольфэлль шли по лесу, где среди исполинских деревьев то и дело мелькали полянки, усеянные белоснежными и лиловыми цветами; пробивающиеся сквозь листву густых крон солнечные лучи яркими бликами играли на белом шёлковом плаще Сольфэлль, которая то и дело останавливалась, чтобы сорвать цветок.
Долго ли они шли? Время не ощущалось в таинственном лесу; но когда Диниш и Сольфэлль вошли в берёзовую рощу, пронизанную снопами света, солнце уже стояло высоко. Диниш замедлил шаг на большой поляне, которую пересекал широкий ручей, со звоном бегущий по каменистому ложу. Сольфэлль склонилась над ручьём и ладонью зачерпнула воды.
– Холодная, бр-р-р, –  поёжилась дочь Ульва и Дэйни, однако снова зачерпнула воды обеими руками и на миг погрузила в неё лицо. – Мы пойдём дальше, Дин? – чуть погодя спросила она.
– Как хочешь, Фэлль, – ответил он.
Она хорошо знала загадочное выражение, которое появилось на его лице. Сольфэлль внезапно почувствовала досаду. Непроницаемый взор, ироничная улыбка – пусть он отгораживается этой стеной от других, не от неё! Разве он не собирался открыть ей все свои тайны? Нет, если не хочет – может не говорить; она же не напрашивалась…
Сольфэлль опустилась на пригорок вблизи ручья и принялась плести венок. От Диниша не укрылось, что его возлюбленная обиженно надула губы. Совсем как ребёнок… так похожа на свою мать. Эльфийский филид неторопливо приблизился к большому дереву, ствол которого раздваивался на высоте поднятой руки. Диниш вытащил из развилки флейту и, чуть помедлив, заиграл мелодию, которую помнит эта поляна, помнят обступившие её деревья, ручей, камни, о которые бьётся вода; наверное, и Дэйни, мать Фэлль, тоже помнит…
…Нежная грусть сплетается с робкой надеждой; весёлым смехом отзывается… ветер? шум воды? беспечная плясунья, кружащая среди хоровода мотыльков? Чары музыки и любви плывут под сводами волшебного леса; в такт мелодии шелестит листва, и мириады мотыльков и впрямь сплетают в воздухе бегущий узор хоровода.
Пальцы Сольфэлль ловко соединяли тонкие стебельки; она уже и думать забыла о своей досаде. Лёгкая дремота овевала её лицо, словно крылья пляшущих мотыльков.
Отложив флейту, Диниш сбросил свой плащ на траву. Сольфэлль, с наслаждением вытянувшись на широком полотнище мягкой ткани и подложив руки под голову, смотрела на облака, с величавой неспешностью скользящие в вышине, вдыхала ароматы цветов, склонившихся над её лицом.
– Закрой глаза на миг, Фэлль… А теперь открой, – услышала она шёпот Диниша, почувствовала его ласковое прикосновение.
– Так это был сон? – в её голосе прозвучало неподдельное разочарование.
За окнами круглой спальни слабо разгоралась заря. Нежно-лиловое платье и белый плащ небрежно валялись на кресле, и лишь аромат лесных цветов тенью волшебного сна витал над ложем новобрачных.
– А что ты скажешь на это, Фэлль? – быстро скользнув рукой по её волосам, Диниш протянул ей венок из лиловых и белых цветов.
– Но как же тогда… И там ведь был полдень, а здесь – утро… Где мы были, Дин? И – мы действительно были там?
Диниш надел венок на голову возлюбленной.
– Мы были в Лесу Вневременья, Фэлль, – пояснил он. – Сколько ни блуждай по нему – возвращаешься в то же самое мгновение, в которое вступил в пределы зачарованного леса: достаточно закрыть глаза и просто подумать о возвращении. В Лесу Вневременья очень легко заблудиться – тому, кого Лес не признал своим; но тебе, моя госпожа, его тропы отныне всегда будут послушны. Тебе незачем знать их так, как смертные знают тропы в обыкновенном лесу – потому что Лес Вневременья теперь знает тебя, и его тропы найдутся, когда ты этого пожелаешь. Это и есть тайна, которую я хотел вручить тебе в дар, Фэлль. Всё, чем владею, мой Солнечный Лучик – так я сказал, впервые увидев тебя. Ты вряд ли это помнишь…
– Но мне всегда хотелось заполучить Диниша Коварного со всеми его секретами и хитростями в придачу, – Сольфэлль обняла его. – Айнумэро, – едва слышно произнесла она.
Поцелуй заглушил звук тайного имени эльфийского филида.
* * * * *
Бьорг, сын Ульва, стал королём Эскелана. Под ликование весьма переменчивых в политических предпочтениях подданных он взошёл на трон, ещё не подозревая, как и большинство смертных, что уготовано ему в грядущем, и не догадываясь о проклятии, которое мать невольно навлекла на него и его потомков. Четыре великих магических сокровища – Котёл Перерождения, Меч Королей, Копьё Богов и Камень Судьбы – с коими туманные пророчества мудрецов прошлого связывали будущее процветание страны, исчезли из Эскелана; таинственный мистический ореол более не окружал королевский престол, и Бьоргу в своих начинаниях оставалось уповать лишь на грубую силу обычного оружия и несовершенное человеческое знание…
Фьонн, магистр Мон-Эльвейга, вскоре оставил Башню Сервэйна: отец Дэйни возвратился в край, некогда прозывавшийся Сумеречной долиной, но впоследствии получившей имя Многозвёздной. Кое-кто из соратников и учеников магистра последовал за ним; многие же отправились в странствия по Мирам Упорядоченного, где немалое число их осело, основав собственные магические школы и могущественные корпорации волшебников. Фьонн частенько наведывался в Каэр Лью-Вэйл, где жили его родители и дети, бывал и в Стране Эльфов; но Башню Сервэйна он вскоре окончательно забросил.
…Люди редко бывают довольны своим настоящим: их мысленный взор обращается либо в прошлое, либо в будущее – два полюса человеческой фантазии; потому и правление Бьорга, которого вскоре после его воцарения втихомолку стали называть узурпатором, в свой черёд, пробудило тоску по былым временам, а упование на лучшее будущее породило легенду о возвращении законного короля или его дочери, таинственно исчезнувших из Эскелана. Так и добрая память, которую оставила по себе деятельность магов, воплотилась в аналогичном предании – что некогда в Башне Сервэйна снова поселятся могущественные волшебники, чьи мудрость и знания окажутся способными исправить Мир. Столь грандиозное чудо в воображении людей соединялось отнюдь не с именем беззаботного магистра Фьонна, но с именем его отца, Архимага Льювина, чьей удачи когда-то оказалось достаточно, чтобы возвести Орден магов на несколько ступеней выше королевского трона. Потому Башню, издавна носившую имя первого магистра Мон-Эльвейга, Сервэйна Премудрого, стали называть Башней Льювина…
Отчаянные люди, не боящиеся выходить из дома в те осенние ночи, когда над Миром мчится загадочная и зловещая Охота, утверждали, что среди всадников в серых одеждах они видели короля Ульва; а весной дети и барды порой замечали окутанную серебристой дымкой предрассветного тумана кавалькаду эльфийских всадников, впереди которой мчалась на белоснежном скакуне Сольфэлль, Солнечноясная, дочь короля Ульва…