Покажи мне смерть

Глава 1.

Слышу я жуткий смех
И стоны пленных людей,
Они совершили грех.
Пусть горят в смертельном огне.


Весна 1943 года.

Какое приятное ощущение, когда алкоголь растекается по венам. Наверное, именно поэтому люди начинают пить. Это чувство, как наркотик, ты хочешь постоянно к нему возвращаться, ты желаешь снова ощутить этот сладко-пьянящий вкус спиртного. Проблемы сразу отходят на второй план, и уже не важно, что там впереди. Тебе хорошо здесь и сейчас.

Я пью уже два года. Постоянно, не прекращая. Алкоголь стал единственным моим утешением и спутником жизни. Мне всего лишь двадцать пять лет, я должен жить и радоваться жизни. Я должен развиваться. Я должен создать семью, но это невозможно.

С виду я нормальный парень, мой алкоголизм не сильно отразился на моем внешнем виде, но изуродовал меня изнутри. Я уже никогда не стану нужным обществу, все давно забыли про меня, а самые близкие давно умерли. Еще в начале войны.

Я вырос в обычной немецкой семье военного и домохозяйки. Мать с моим младшим братом погибли при пожаре, сразу после смерти отца. Кто-то подпалил наш дом. Лучше бы на месте родных был я. Но, видно, мне суждено было жить. Нет, не жить – существовать. Мой отец посмертно был награжден Рыцарским крестом за танковый прорыв русского фронта в августе 1941 года. Он настоящий герой, его помнят и его память чтут. Он воспитывал нас с братом строго, но мы знали, как он нас любит и опекает. Он мечтал о моем военном будущем, он готовил меня с самого детства, он воспитал меня солдатом. Это сказалось на моем характере. Я стал волевым, мое тело - крепким и сильным. А еще я стал жестоким. Во мне не было жалости, я не понимал этого чувства. Я не испытывал его больше. Отец был бы мной доволен, его сын был солдатом полевых дивизий Люфтваффе.

Я мог убивать без сожаления. У меня это получалось и даже приносило удовольствие. Уничтожить врага, забрать его силу, увидеть его бездыханное тело, а еще больше мне доставляло удовольствие наблюдать за ним в последние секунды жизни. Когда жертва жадно цеплялась за жизнь, широко открыв рот и стараясь вдохнуть целительный глоток воздуха, но ничего не получалось. А дальше следовало смирение и принятие неизбежного – враг умирал. Победа снова была за мной. С каждым убийством я чувствовал прилив сил и власть. О да, я был Богом. Я мог забирать жизни людей. С каждой смертью мне хотелось большего, я не мог остановиться, я хотел убивать. Все, что приносило мне радость, заключалось в смерти противника.

Я редко могу вспомнить смерть определенного человека, мне было всё равно, мне не жаль было тех людей. Я был настолько жесток, что даже не оплакивал гибель близких родственников.

Но в один момент моя жизнь изменилась навсегда. Я впервые тогда увидел смерть другими глазами. Он умирал буквально на моих руках. Множество солдат были фактически принесены в жертву во имя персональных амбиций и межведомственного соперничества. Он был одним из них. Самый близкий друг, самый верный соратник, идеальный партнёр и просто моя душа. Я испытывал самые высокие чувства к Нему. Он был для меня единственным путеводителем и ориентиром в жизни. Мы были друзьями с детства, мы всю жизнь были неразлучны. Но он покинул меня. Он умирал, и моя жизнь умирала с ним заодно. Впервые я почувствовал боль, сильнейшую тупую боль в груди. Я не мог ее сдерживать и просто орал. Я кричал что есть мочи, когда его глаза закрылись навеки. Я виноват в Его смерти. Я виноват, что Он ушел, не узнав моих чувств.


С тех пор я пью. Мой организм требует влаги, я слишком часто его оплакиваю. Если бы не выпивка, то я бы давно уже высох изнутри. Мне больно, я одинок. Я уже не активный участник военных действий. Я больше не могу убивать и, тем более, видеть, как умирают люди. Я потерял себя, и я больше никогда не стану прежним человеком. А о будущем вообще говорить смешно. Какое может быть будущее, если ты живешь в период войны? У меня больше нет никакой надежды и веры. Да и не нужно мне этого, мой близкий человек уже давно не со мной, Он ушел, и я должен уйти за ним.

Сегодня я снова пьян. Но я всё помню. Я чувствую ту боль, что впервые ощутил, когда умирал Он. Слёзы сами по себе покатились по исхудалым щекам, и я медленно опустился на холодный бетонный пол моего полуразваленного дома. Виски больше не глушит мою боль, оно больше не исцеляет мой организм, как раньше. Алкоголь больше не дезинфицирует мои душевные раны.

Мой взгляд падает на папин сундук с его личными вещами. Это одно из немногого, что уцелело при пожаре. Медленно открываю ящик, руки дрожат. В нём действительно серьезные вещи, которые напоминают мне отца: его полевая фляга, котелок, сухарная сумка, множество оружейных ремней и еще пара вещей из базового снаряжения. Но я ищу не это.

Я пьян, но я чётко знаю, что мне нужно сделать. Недолго покопавшись в сундуке, я достаю оттуда пару лезвий. Отец брился только самым острым. Так он чувствовал опасность, его это возбуждало. Беру лезвие в ладонь и крепко сжимаю в кулак: тоненькая струйка крови течет по запястью и капает на пол. Боли я не чувствую, только легкое головокружение от потери крови. Боль, что бушует во мне, намного сильнее этого пустяка. Всё еще сжимая ладонь в кулак, я подхожу к окну. Сквозь закоптившееся и треснувшее стекло я вижу речку – ту самую, где мы так любили плескаться жаркими летними вечерами с Ним. Отхлебываю из горла еще глоток виски и выхожу из дома.

Я сдаюсь, я больше не могу терпеть такую жизнь. Мне хочется это сделать именно сейчас. Я морально готов к смерти, я приму смерть, я заслужил. Тысячи невинных людей умирали от моей руки, а сейчас пришла моя очередь. Я слишком горд, чтобы умереть в бою, ведь я всегда был победителем. А ждать, пока алкогольный яд убьет меня, я тоже не могу. Мне настолько сложно, что даже смерть будет едва ли неприятной.

Я не считаю, что суицид - это героический поступок. Это низко и слабовольно. Но мне нет никакого дела до моих мыслей, я не думаю головой. Кому какое дело вообще? У меня нет никого, я один. Никто меня не осудит и никто не будет по мне скорбеть.

Я захожу по кoлено в реку. Течение слабое, вода холодная – еще только ранняя весна. Я чувствую омерзение к самому себе. Я всю жизнь был ничтожеством и таким же умру. Провожу лезвием по руке – глубокий кровавый порез даже не болит. Я чувствую только сильную боль в сердце. Меня это раздражает, я хочу ощутить физическую боль, ну же… С силой делаю еще один порез, затем надавливаю и провожу по запястьям. Но я чувствую только слабое покалывание и легкость. Кровь стекает в воду, и я падаю. Мне вдруг становится так хорошо, так спокойно. Я чувствую умиротворение. Я люблю эту реку, она унесет мое тело отсюда, а смерть перенесет мою душу к Тебе. Я практически невесомый, меня уносит легкое течение куда-то вдаль. Сознание мутнеет, и я закрываю веки.

Жизнь – война
Суицид - дезертирство

***


Здравствуйте, меня зовут Анкэль. Мне двадцать пять лет. Сегодня я умер.

Глава 2.

Сердце не может выбирать,
Люди не могут вечно жить.
Нам бы от жизни не устать,
Нам бы не устать любить.


Я умирал, а река уносила мое тело из мира живых, я ничего не чувствовал, кроме облегчения и легкости, из меня медленно выходила жизнь, а тьма перед глазами сгущалась. Вскоре всё закончилось, и я умёр. Я это понял, стоя у берега реки, наблюдая, как тихие волны колыхали мой окровавленный труп.

Меня зовут Анкэль. Я мертв уже более шестидесяти лет. Я не могу сказать точно, для меня время навеки остановилось. Я убил себя, чтобы избавиться от мучений, но они только усилились. Я застрял между двух миров, как и многие другие затерянные души, не живые и не мертвые, как я сам. Это не рай и даже не ад, это пустота. Это место самоубийц, пустых кукол с окровавленными запястьями и простреленными висками. Это мертвая земля с увядшими цветами и деревьями с высохшей корой, на ветках которых болтаются бездыханные тела. Когда-то это место было красивым цветущим садом, в котором бурлила жизнь, сюда прилетали птицы и пели песни, люди признавались в любви друг другу, и были видны звезды. Это место было живым, но оно замерло, теперь над нами низкие черные тучи, и нет никаких звёзд. Оно такое же, как и мы сами. Вроде бы существуем, но нет дыхания жизни. Мы обречены вечно скитаться в этой пустоте.

Иногда нас выпускают в мир живых. Мы обязаны спасти людей от того греха, что сами сотворили. Это сложно, люди глупы, все они думают, что смерть – это облегчение. Как они заблуждаются. Как заблуждался я. Вновь взглянул на свои руки. Окровавленные раны, покрытые потрескавшейся коркой, из-под которых сочится кровь. Только после смерти я почувствовал эту жуткую боль. Теперь я чувствую её постоянно. Раны никогда не заживут, они вечно будут напоминать мне о содеянном. Это неправда, когда говорят, что мертвые не чувствуют боли, они ее чувствуют, только никто не может им помочь. Я сам не могу себе ничем помочь. Это мой крест, мое проклятие, мой личный ад.

Смерть не принесла мне покоя, она только удвоила мои страдания. Я должен был жить или хотя бы пытаться что-то исправить, но я выбрал смерть. Я хотел пойти легким путём, но легких путей не бывает. Теперь я вечно одинок, и мне нет спасения. Если еще при жизни я мог на что-то надеяться, то теперь моя вера умерла. В этом мире вообще нет таких понятий. Здесь мы просто существуем и отбываем свое наказание, иногда спасая души живых, но это бывает крайне редко.

Вчера я не смог спасти очередного человека, он был одержим желанием умереть. Отчаянье охватило его разум, и осталась только одна навязчивая идея – суицид. Его разум твердил только одно: «Увидеть сына». Но теперь он стоит напротив меня с пустыми глазами без зрачков и кровавой дырой в голове. Нет никакого сына рядом, есть только муки и страдания.

***


Меня зовут Джон Дейвидсон. Я один из акционеров крупной компании Нью-Йорка «American Express», сфера деятельности которой – финансовые услуги. Эта компания действительно мощнейший двигатель экономики, дела идут более чем успешно. В 2011 году мы даже вошли в список самых влиятельных публичных компаний США по версии журнала «Forbes».
Я неприлично богатый человек и я привык жить на широкую ногу. Если я чего-то хочу, я просто это беру, мне никто и ничто не может помешать. Живу я один. Если, конечно, не считать Мэри, которая приходит каждое утро и приводит в порядок мой дом, также в ее обязанности входит накормить меня завтраком и приготовить обед. Ужин готовить я не требую, каждый вечер я ем в ресторанах, либо в клубах. Зависит от того, с кем я проведу этот вечер – с красивой и молодой девушкой, возможно, даже с двумя, либо же с коллегами по работе и близкими друзьями. Домой я возвращаюсь поздно и часто не один.

Я был женат, однажды. Мы оба были молоды и безумно влюблены. Ванесса была очень красивой девушкой. Ее длинные волнистые волосы цвета солнца покорили меня с первого взгляда, как только я ее увидел. Она вся светилась, такая яркая и уверенная в себе девушка не могла не влюбить в себя скромного и тихого ботаника,такого, как я. Я бегал за ней, как наивный мальчишка, я не знал, как добиться ее внимания, но я делал всё, чтобы она обратила свое внимание на меня – невзрачного паренька в толстых очках, из бедной семьи и в растянутом свитере, который я носил каждый божий день. У меня едва хватало денег на еду, но я никогда не жалел средств, чтобы купить Ванессе букет ее самых любимых цветов. Я был романтик, писал стихи на бумажке и подкидывал ей в сумку. Мы учились с ней в одной группе в колледже, она была очень популярна среди студентов. Однажды мы остались с ней вдвоем в аудитории, совершенно случайно. Тогда она подошла ко мне, сняла с меня те ужасные очки. «Так намного лучше», - промолвила она и просто поцеловала. Я был самым счастливым человеком. Она была моей.

Мы любили друг друга. Действительно, первая любовь - это самое светлое и чистое чувство. Мы были неразлучны, всегда проводили время вместе. Моя мать однажды сказала мне, что эта девушка оставит неизгладимый след в моей жизни, она была права. Я и сейчас вспоминаю Ванессу, спустя двадцать лет после нашего расставания. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы просто стать чужими людьми, поэтому мы близкие друзья по сей день, хоть у нее давно есть любящий супруг и красавица - дочь от него.

Мы были на последнем курсе колледжа, когда она сообщила мне, что беременна. После этой новости я ушел от реальности на три дня. Просто бездумно пил и не желал никого слушать, закрылся в своей комнате и никого не впускал. Мне нужно было всё обдумать и взвесить. Мы оба были очень умными людьми, мы всегда знали, чего хотим от жизни и как этого добиться, мы были амбициозными подростками с планами на жизнь, но ребенок пока не был в том списке. Мы были бедны, нам было негде жить, но у нас было нечто, чего не было у остальных, – самое светлое чувство в мире. Это любовь и полное взаимопонимание. В тот же вечер я купил ее любимые цветы и вымаливал прощение, стоя у порога ее дома. Ванесса простила меня, хотя я видел обиду в ее глазах, но она смогла понять меня тоже.

Мы поженились, когда Ванесса была на четвертом месяце беременности. Не было роскошного мероприятия, просто расписались, по-тихому, знали только родственники и самые близкие друзья из колледжа. Я был уверен, что мы справимся. Я смотрел на жену и понимал, что именно с этой женщиной я обрету семейное благополучие. Когда Ванесса родила Кристофера, я потерял голову от счастья. Она подарила мне сына, самого красивого малыша в мире. Он был так похож на меня. Это редкость, когда мальчики похожи на отцов, но наш сынок был вылитая моя копия. Мне это, конечно, льстило.

Я работал. Я очень много работал. Засиживался допоздна в офисе, а потом шел в ночную смену в кафе быстрого питания. Я не боялся работы, мне было не стыдно зарабатывать деньги. У меня были сын и жена, которая полностью посвятила себя Кристоферу, мне нужно было их кормить и заботиться о моих самых любимых и близких людях. Ванесса поддерживала меня, как самая любящая женщина. У меня были и удачи, и падения, но она стойко выносила все жизненные препятствия вместе со мной. Именно благодаря ее терпению и вере в меня я смог добиться успеха. Я стал более уверенным в себе мужчиной, уже не было того мальчика в толстых очках, что зубрил предметы в колледже.

Когда Кристоферу исполнилось пять лет, я уже был успешным предпринимателем. Я обзавелся нужными знакомствами, мой круг общения стал шире, в нём были очень влиятельные люди. Многим из них я благодарен по сей день, они меня научили верить только в себя и никому не доверять. Это бизнес, здесь не может быть друзей, здесь только конкуренты.

Шли годы, Кристофер окончил школу. Как же я гордился сыном, когда ему вручали благодарность от имени директора и золотую медаль. Я очень любил своего сына. Хотя с его матерью мы начали понемногу отдаляться друг от друга. Как-то при очередной ссоре она обвинила меня в том, что потратила лучшие годы своей жизни на меня, что она могла бы сама сделать отличную карьеру, но я ей помешал. Последней каплей стала страшная новость, которая обрушилась на нашу семью.

У нашего мальчика обнаружили рак головного мозга. Болезнь быстро прогрессировала, она буквально вытягивала жизнь из Кристофера, он исхудал, он не мог ничего есть. Я делал всё возможное, чтобы спасти сына: оплачивал самые дорогие онкологические клиники мира, покупал лекарства. Он перенес хирургическое вмешательство, лучевую терапию и химиотерапию, но ничего не помогло. Все было без толку. Бог так внезапно подарил мне этого мальчика и так же внезапно его у меня отнял.

Уже полтора месяца Кристофера нет. Я сижу безвылазно в своей одинокой квартире и просто запиваю свое горе алкоголем. Я очень редко пью, я никогда не приветствовал такой способ утешения, но нет препаратов, которые могли бы по помочь мне заглушить эту сильнейшую боль, что поселилась во мне после смерти сына. Все, что я имел в жизни, все, чего добивался упорным трудом, теперь не имеет никакого значения в жизни. Я начинал это все только ради Кристофера, но сейчас его нет. И мне незачем больше жить.

Я вынашивал эту идею более двух недель. Отступать уже поздно, я все для себя решил. Подхожу к своему письменному столу и вытаскиваю оттуда револьвер. Этот мощнейший сорок четвертый калибр предназначен, в первую очередь, для охоты. Я всегда увлекался огнестрельным оружием, в доме у меня много видов ружья, но это самое любимое, оно бесшумно стреляет и всегда попадает в цель. Трясущимися руками я подношу револьвер к виску. Какой-то внутренний голос меня сдерживает и не дает нажать на курок. Я отгоняю от себя все страшные мысли, они не должны мне мешать.
Кристофер, скоро мы будем вместе. И я стреляю.

Единственное, чему учит нас смерть: спешите любить.

Глава 3.

"Мы выбираем следующий мир только в согласии с тем, чему научились в этом".


Я лечу по ночному городу, несусь со скоростью света. Я уже не понимаю, мертвый я или живой, но если бы в моей груди было сердце, оно колотилось бы со страшной силой. Или вовсе выскочило бы. Передо мной калейдоскопом мелькают здания, фонари и зеленые деревья. Какая красивая весна в городе. Интересно, если бы я жил в этом времени, я бы совершил с собой это? Наверное, нет. Невозможно жить в красоте и не впитать ее в себя. Но люди этого не замечают, они ослепли. Погрязли в своих вечных нескончаемых делах и проблемах, их погубила суматоха. Как мне их жаль. Если бы я мог хоть чем-то помочь, либо подсказать, но я не могу, они не хотят прислушиваться. Я мертв, я никто, просто бессильный труп, который потерялся между мирами с подобными себе самоубийцами.

Когда я в мире людей, всегда чувствую себя немного живее обычного. Это место я люблю, но мне здесь нельзя оставаться. Я думал, что за столько лет посмертия разучился чувствовать. Нет, физическую боль я ощущаю всегда, но я не человек, чтобы чувствовать моральную. Какой странный дар – ощущать чужой пульс, слышать дыхание и биение сердец живых людей. Это так приятно, как будто легкий ветерок прошелся между лопатками. В такие моменты забываешь, кто ты. Я невольно сжал себя где-то в левой части ребер. Ничего не стучит, глухо и тоскливо, фантомное сердце болит и мучает. Взглянув на окровавленные запястья, я вспомнил о своем предназначении в мире людей.

***


Меня зовут Нил Айви, и я не могу смириться со смертью друга. Я иду по ночному тихому городу, вокруг ни души. Приятный весенний аромат щекочет ноздри. Но даже он не в силах помочь мне забыть тот запах смерти, когда не стало Кристофера. Я даже не успел с ним толком попрощаться, он просто быстро скончался. Слишком поздно у него обнаружили страшный диагноз, смерть съедала его изнутри. Не помогало никакое лечение, врачи были бессильны, даже папашины деньги, земля ему пухом, не излечили Кристофера.

Я всегда был типичным мажором, тратил родительские деньги, вел развеселую жизнь, и мне это нравилось. Я любил школу, которую закончил пару месяцев назад. Там все были такие, как я, – золотые детки на содержании богатеньких папиков, которые потакали любым прихотям их чад. Отец уже купил мне место в колледже, одном из самых успешных вузов Нью-Йорка, но меня не волнует это. Я ленив, и все, что мне нравится, - это куражиться и проводить время на безбашенных вечеринках, в компании с высокоградусным алкоголем и темноволосым мальчишкой со светлыми глазами. Все уже давно знают про мою главную слабость. Я не гей, я иногда встречаюсь с девушками, но я всегда любил и буду любить одного единственного, не такого, как все, того, кого уже никогда не будет рядом.

Мы учились в одном классе. Такие разные, хоть положение в обществе занимали одинаковое, ну не мы, а наши отцы. Мы же пользовались тем, что нам дают. Только Кристофер, в отличие от меня, ценил это. С самого первого дня школы он знал, чего хотел от жизни. Нас посадили за одну парту в третьем классе, так мы и подружились. Его светло-серые глаза в сочетании с черными, как смоль, волосами покорили мое детское сердце. Он не был красавцем, нет. Но за его беззаботную улыбку я готов был жизнь отдать.
Мы часто вместе проводили время в школе, он любил рассказывать о своих планах. Кристофер видел свое будущее в компании отца, где подрабатывал помощником секретаря сразу после школы. Я слушал его всегда внимательно, не отвлекаясь на внешнюю мишуру. Я мог часами просидеть и вслушиваться в его голос. Такой нежный и напористый. Он умел говорить плавно, иногда шепотом, его ноты ласкали мой слух. В нем была та самая харизма, которая могла обаять с первых минут общения.

Однажды я вытянул его на одну гулянку, которую устроил наш общий одноклассник в честь своего дня рождения. Кристофер долго сопротивлялся, говорил, что нечего ему там делать, но все же взял отгул на работе, и мы пошли вместе. На то время я уже был по уши влюблен. Каждое его нечаянное касание оставляло невидимый след на коже. Его запах сводил меня с ума, я был болен этим человеком, он был для меня единственным светлым и настоящим в мире, где все покупается и продается.

Ему было неуютно, это чувствовалось. Он сжался на диванчике и молча просидел так половину вечера. Я хотел сесть рядом, но я не мог. Бесконечные знакомые лица не давали мне покоя, я всегда в центре внимания на таких мероприятиях. Он наблюдал за мной, я мельком кидал на Кристофера взгляд, его любимое лицо молило меня отпустить его с этой чертовой вечеринки. Он мог спокойно уйти, но манеры не позволяли. Какой же он глупенький, я же не приковал его к дивану.

В конце вечера я подошел к нему со стаканом виски и кубиками льда. Он опешил, никогда раньше ничего подобного не пил ведь. Я просто молча улыбнулся и протянул ему напиток. Он взял дрожащими руками стакан и недоверчиво на меня покосился: «Ты уверен, что мне это можно?». «Выпей, тебе понравится». Он залпом осушил стакан, я испугался за его легкие, а когда он скривился в страшной гримасе, я не смог сдержать смех. Мой хохот заразил Кристофера, и он тоже залился смехом. Мы так не смеялись еще с ним никогда. Это было так искренне и чисто, так по-детски невинно, я не удержался и поцеловал его мягкие губы. Мгновенное касание, нежное, как шелк, по телу. Это было легко и непринужденно. Я поднял глаза на друга, ожидая его реакции, безупречное лицо было близко, запредельно близко. Он молчал, только его большие серые глаза смотрели на меня с явным непониманием. Я наклонился и поцеловал его во второй раз. Это было более чувственно, я поцеловал его влажно, с приоткрытым ртом, нежно провел языком по его губам. Оторвавшись от Кристофера, я взглянул на него снова. К моему удивлению, его веки были закрыты, а губы тянулись ближе к моим. «Повтори это», - прошептал он мне.

Эта была самая длинная и короткая одновременно ночь в моей жизни. Мы вдвоем сбежали с той тусовки и сняли недалеко от того места номер в отеле. Я прихватил с собой бутылку виски, и мы полночи просидели на крыше отеля. Мы всегда много говорили, но тогда слова были лишними, мы молча сидели, и только наши пальцы переплетались между собой, я нежно поглаживал его бледную ладошку и не верил своему счастью. Я знал, что это не алкоголь так на него подействовал, а чувства. Просто первый в его жизни стакан виски смог раскрыть и выпустить на волю его желания.

Я не знал, что он умел так страстно любить, так преданно и нежно одновременно. Я никогда до него не целовался с парнями, я никогда не любил парней, но его светлые глаза покорили меня и украли мое сердце навсегда. Я любил его в ту ночь, я исполнял все свои и его мечты. Кристофер был в моих руках, и я не мог отпустить его. Когда он заснул у меня на груди, я просто поглаживал его голову и молча смотрел в потолок. Впервые за столько лет мне было по-настоящему хорошо и спокойно. Оказывается, вот что такое счастье, вот какое оно есть на самом деле и вот в чем оно заключается. Это не бесконечные тусовки и выпивка, это не многочисленные знакомые и популярность, это любимый человек рядом.

Мы скрывали наши отношения, мы боялись чужих глаз. Это счастье только наше, и другим его не понять. Я не мог позволить, чтобы чужие грязные руки разрушили наш союз. Я ревновал его, я безумно ревновал. Хоть он никогда не давал повода, я знал это. Он был верен мне, но мой ужасный характер тирана и собственника не давал ему покоя. Я звонил каждые полчаса Кристоферу на работу, его это бесило, он злился, но всегда выкладывал мне обстоятельства в полном объеме.

Потом был выпускной в школе, он такой весь красивый произносит речь, как самый успешный выпускник школы. Я смотрел на него со слезами на глазах, со слезами счастья, естественно. Все вокруг внимательно слушали его речь и восхищались, а меня переполняла гордость, что он только мой и ничей больше.

Мы недолго обсуждали колледж, в который будем поступать. Кристофер с ранних лет бредил бруклинским колледжем, его брали туда с руками и ногами, без денег и ненужных взносов. Всем хватало его оценок и побед в различных конкурсах. Я же готов был заплатить, вернее, мой отец бы заплатил. Он так рад был, что я продолжу учебу, что ему было все равно, куда я поступаю и сколько при этом нужно отвалить бабла. Мне тоже было без разницы, какое учебное заведение посещать, только бы рядом был он. Ради Кристофера я готов был на все.

Но нашим мечтам не суждено было сбыться. Буквально за несколько дней до начала учебы я позвонил моему мальчику на мобильник. Долгие гудки напрягали, он всегда брал трубку после первого же оповещения о моем звонке. После четвертого настойчивого гудка я услышал голос мужчины. Я сразу же узнал Джона, отца Кристофера, я часто бывал у них в доме и хорошо знал эту семью. Его низкий голос дрожал, он был чем-то обеспокоен. Я сразу напрягся, что-то явно случилось. «Криса забрала скорая. Он потерял сознание». Я обронил трубку, она выскользнула у меня из ладони и разбилась о холодный кафель. Джон что-то еще говорил, но мне не суждено было этого услышать. Через несколько дней у Кристофера обнаружили опухоль головного мозга. А еще через два месяца усердных попыток укротить болезнь он умер.

Я так и не пошел в тот колледж, что выбрал для нас Крис. Я бы не смог там учиться. Отец пристроил меня в другой, там лояльно ко мне относятся, папа просто отсчитывает купюры за мои прогулы, и я еще кое-как там числюсь.
Мои ноги привели меня в то место, где мы впервые любили друг дуга. Отель на Манхеттене, вот уже пару месяцев я избегал встречи с ним, но, видимо, мне необходимо было сюда вернуться. Снял именно наш с ним номер – самый дорогой и самый высокий. Отсюда можно с легкостью подняться на крышу. На ту самую, где нам было так хорошо молчать.

Вид снизу меня не пугает. Тут высоко, очень высоко. Двенадцать этажей вниз, а, значит, наверняка. Не хотелось бы выжить и навсегда остаться инвалидом, это еще страшнее смерти, когда ты сам не в состоянии сходить в туалет.

Посмотрел наверх. Звезды. В ту ночь тоже ярко светились звезды, слезы медленно покатились по щекам. Я такой слабый, мне так больно. Я не могу жить больше, мне незачем, моя судьба покинула меня так быстро. Почему Бог дает нам желаемое, но так быстро его забирает? Да, я никогда не был примерным парнем, но я не заслужил такой боли, с которой не могу смириться и не хочу. Я никогда его не забуду, так зачем же жить с этой вечной бедой?

Я закрываю глаза и развожу руки в стороны. Легкий ветерок подталкивает меня в спину, чтобы я сделал шаг. Кажется, один только шаг - и я взлечу. И прилечу в другой мир, где я буду с ним. И уже никто не сможет его у меня отнять.
Я открываю глаза и смотрю вниз. Нет, я не могу этого сделать. Боже, какой я жалкий. Я даже не могу умереть, я ничего не могу в этом мире. Я резко развернулся и пошел в номер.
Я проревел всю ночь, лежа в кровати, где мы так любили друг друга. Периодически я проваливался в сон, который возвращал меня в самую прекрасную ночь в моей жизни.

Меня зовут Нил Айви, и я не смог себя убить.

***


Это было сложно, почти невозможно, но я спас его душу. Стоя на краю пропасти рядом с тем парнем, я видел свое отражение. Я узнал в нем свои чувства, которые уже так давно мною забыты. Те чувства, которые подтолкнули меня лишить себя жизни. Он красив, он безупречен. Светлые волосы, которые немного взлохмачены, и карие глаза, которые застилает пелена слез. Губы дрожали, он решался на смерть. Но я не мог дать ему это сделать. Я не позволю ему так с собой поступить. Это великолепное творение, сотканное из жизни, любви и эмоций, просто обязано жить. Я кричал, но он не слышал, я молил его отступиться, но он оказался решительным и непоколебимым. Я еле сдерживал себя, чтобы не коснуться его, ведь физический контакт запрещен, я мог только проникнуть в его мысли и умолять жить. Но как донести одержимому самоубийце, что смерть только удвоит страдания, и это будет длиться вечно? Я всеми силами пытался переубедить его. И у меня получилось. Он будет жить, а боль скоро остынет и больше не будет так беспощадно терзать его сердце.

Как больно осознавать, что в свое время я так и не прислушался к голосу в голове, ведь, возможно, и меня кто-то так же умолял остановиться.

Глава 4.

«И решил он проблемы - на шею верёвку,
Рука ведь не дрогнула - завязал узел ловко,
Громче музыку сделал, веселее чтоб стало,
Хотя сердце боялось, но душа жить устала…»


Я не бесплотный дух, у меня есть тело. Но оно навсегда останется мертвым, таким, каким нашли его во время моей кончины. Из моих запястий постоянно течет кровь, у меня вечно кружится голова, рвотные позывы не отпускают. Я будто навсегда остался в предсмертной агонии. Я спрашиваю себя - зачем я это сделал? Но не нахожу ответа. Мне иногда кажется, что я никогда не жил, а только биологически существовал. Ведь то, что со мной происходило до самоубийства, я никак не могу назвать «жизнью». Зачем я вообще когда-то родился? Для чего? Мне было бы намного проще не существовать вообще. Я почти не помню своей жизни до смерти, это место высасывает воспоминания и наполняет сознание болью. Физической болью. Именно тут, в этом застывшем месте, мы начинаем осознавать, что нет ничего страшнее холодного оружия и петли самоубийцы. Именно тут мы начинаем чувствовать смерть как никогда. Здесь мы понимаем, что нет ничего больнее порезанных вен или простреленных мозгов. Все уже давно забыли, что такое чувства, эмоции - таких слов здесь не произносят. И какой дурак придумал, что моральные переживания страшнее физических мук? Наверняка, он где-то страдает неподалеку и кается в своих словах.

- Самоубийцы фанатичнее всех любят жизнь, ведь только мы любим ее до смерти.

Я обернулся и увидел молодого парня, ему наверняка и двадцати лет не было, когда он умер. Он стоял, подпирая спиной высохшее дерево. Он был не похож на остальных существ из этого сада. На его теле я не увидел увечий, он казался живее всех остальных, в его глазах даже можно было разглядеть маленькие точечки зрачков.
Будто прочитав мои мысли, он отдернул воротник своей рубахи, и я смог увидеть тонкую кровавую полоску вокруг его шеи.
- Ужасно душно, никакого воздуха, – проговорил незнакомец, и уголки его губ поползли вверх.
Я был удивлен, тут редко разговаривают друг с другом, здесь нет друзей, и все наедине с бедой.
- Ты не можешь дышать теперь? – спросил я.
- Уже более вечности, – он снова улыбнулся и качнул рукой висевшую петлю на дереве. – Убийственная тоска.
- Кто ты? – Я смотрел на него и не верил самому себе. Я более пятидесяти лет ни с кем не разговаривал, если не считать мысленные диалоги.
- Скоро узнаешь, – в момент его улыбка сползла с лица. Он подошел ближе. – Я не помню своего имени, я больше не считаю время, я давно смирился. Я здесь уже больше десяти веков. Называй меня Рэйн. Дождь – это все, что я помню в тот вечер. – Он спрятал свой взгляд, но я заметил, как ему неприятно. Я впервые вижу человека в этом мире, который стеснялся бы своей боли.
- Я тоже мало что чувствую из той прошлой жизни, но я помню, что недостойно ее прожил…
- Я знаю тебя, Анкэль, очень хорошо знаю, – резко оборвал меня Рэйн.
- Но… как? – Откуда он знает мое имя? В этом мире я никому его не называл.
- Приятно, когда тебя называют по имени, правда? – Он будто игнорировал мое удивление. – Тебя тут никто не называл по имени, скучал ведь? - Он не собирался мне ничего объяснять, он просто говорил как есть. – Запомни, Анкэль, никогда не забывай свое имя. Это единственная ниточка, которая будет связывать тебя с миром живых.
- Я не забывал его. Но как ты узнал? – Мне было странно, что он знает мое имя и не помнит при этом своего.

Рэйн хмыкнул и отошел от меня, снова к своему дереву. Взявшись за смертельную петлю руками, он начал покачиваться на ней. Ему было скучно, смертельная тоска пожирала его изнутри, видимо, это его наказание. Пара веков, которые он провел в заточении, заметно на него повлияли. Он прирос к этому месту, сад впитал его в себя смертельной хваткой.
Я смотрел на Рэйна, и меня охватывал ужас. Как он посмел себя убить? Молодой парень со светлыми волосами, чуть ниже плеч. Под растянутой тряпкой, в которую он был одет, было видно худенькое тельце, невысокого роста, и, что я еще отметил, – с красивыми пухлыми губами, которые всегда улыбались. Пусть улыбается грустью, но это так красиво, особенно в таком месте, где на людях нет лиц, одни мертвые силуэты.

- Ты сегодня спас того парня с крыши,- снова заговорил Рэйн. – Но зачем?
- Я должен был его спасти, никак иначе, – он многое знает, меня это уже не удивляет. – Почему ты спрашиваешь такое? – Я поднял на него взгляд, он смотрел на меня в упор и с явным любопытством.
- Мы не можем отказывать человеку в его правах. Ведь смерть - это неотъемлемое человеческое право. – Опять эта улыбка, только она теперь больше напоминала мне ехидство.
- Я бы не простил себе его смерть, - резко выпалил я, а затем, ощутив на себе удивленное выражение лица Рэйна, спрятал глаза.
- Я надеюсь, ты не запал на того мальчишку? Ты ведь знаешь, что это строго запрещено? В этом мире мы не имеем права на любовь к живым, мы их недостойны. Ты помнишь это? – В ужасе уставился на меня парень.
- Я не испытываю к нему никаких чувств, кроме жалости и сожаления, – отрешенным тоном ответил Рэйну. – Ведь Самоубийца — это тот, кто одним своим бездумным поступком убивает своих родителей и делает их жизнь пустой, мучительной и завершенной. Я не мог позволить ему совершить это.
Рэйн резко упал на колени и, взявшись руками за шею, начал судорожно кашлять.
- Прости, я не могу тут долго оставаться, – хрипло произнес он, не переставая кашлять.
- Что ты имеешь в виду? Куда ты собрался? – Мне не хотелось его отпускать, с ним я впервые почувствовал себя не таким одиноким. – Что с тобой? Я могу тебе помочь?
Парень встал с колен и направился к своему дереву.
- Я не могу долго без воздуха. Спустя столько времени я научился контролировать свое дыхание, но мне снова нужно умереть, чтобы почувствовать себя живым, – грустно произнес парень.
- Что? Но как? – Я начал паниковать, неужели он оставит меня? – Рэйн, я увижу тебя снова? - почти перехожу на крик, но мне нужно узнать ответ.
- У тебя еще есть возможность забрать парнишку к себе, тут вам никто не помешает быть вместе, - с улыбкой произнес Рэйн и повесился.

Глава 5.

Смерть создает предвзятые мнения в пользу умерших


«Я рядом, неужели ты меня не чувствуешь? Неужели не ощущаешь мою любовь? Просто прислушайся к себе, я же тут, возле тебя, совсем близко, просто проникнись мной. Ты зовешь меня, ты отрываешь меня от вечного покоя, а я лечу к тебе, как только слышу, что ты произносишь мое имя. Мне плохо, мне безумно плохо, я не могу являться в мире людей, это не по правилам. Отпусти меня, прошу. Просто отпусти, и я обрету покой…»

Я подорвался с кровати в холодном поту и судорожно осмотрелся по сторонам в надежде вновь тебя увидеть. Ты только что стоял возле моей кровати, так близко ко мне. Такой реальный и такой живой. Мой светлый ангел, я так по тебе скучал. Ты редко снишься мне, или это я так редко сплю?
Кристиан, не покидай меня, прошу. Я гнию в этом мире заживо, но я не могу улететь к тебе, меня не пускают. Я не знаю, что меня так усердно держит, но я должен жить. Прости.

***


Меня зовут Майкл, мне семнадцать, и я мертв уже более двух лет. Я помню всё без исключения: легкий толчок в спину, секундный полет, легкие, переполненные водой, затем агония и непосредственно смерть.
Хотя то, что я умер, я понял не сразу. Я сумел спастись, выбрался на берег и звал на помощь, а спустя несколько часов я увидел тело, которое принес прибой. Это было мое тело.

В семье нас было трое – две младших сестры и я. Воспитывала и растила нас мать. Отец умер от заражения крови, когда мне было четырнадцать. Страшная и скоротечная смерть, мы не смогли ему ничем помочь. Да и в маленькой английской деревушке Уэстхей, что расположена на реке Брю, не так-то просто найти хорошего врача, а еще сложнее - медикаменты, чтобы помочь больному. В итоге матери пришлось одной поднимать нас на ноги. Причем Клариссе на тот момент и годика не было, а Мари всего шесть.

С горем пополам мы приучились жить по новым правилам. Матери часто не было дома. Она разъезжала по поселкам и зарабатывала там, где можно было заработать. Воспитание сестер в это время становилось моей обязанностью. Я очень любил девочек и безумно по ним скучаю. Если бы я только мог еще хоть раз прочесть им их любимую сказку Братьев Гримм про волка и семерых козлят. Увы, этого никогда больше не повторится.

Однажды мать приехала с огромными сумками в руках. Я увидел ее через окно моей маленькой комнатушки. Безумно обрадовавшись приезду, я выбежал ее встречать. Забрав сумки из ее уставших рук, я взглянул в глаза. Красивые карие зрачки были наполнены чем-то тоскливым и… новым? Я всегда умел понимать свою мать, я всегда различал ее состояние и мог без труда определить, что тревожит ее или, наоборот, радует. А тогда я даже ужаснулся, глядя на нее – заметно похудела, щеки обвисли, взгляд стал резким и диким. На мою вечно спокойную и добрую мать эта женщина совсем не походила.

Когда в тот же вечер мы сидели и разбирали подарки, которые привезла нам мать, я уже точно понимал, что что-то произошло. Сумки были наполнены едой и дорогой одеждой, очень дорогой. Этого всего мы не могли себе позволить, даже когда отец еще был жив. Мать отрицала, все мои худшие подозрения и говорила, что просто заработала и решила побаловать своих любимых детей. Я поверил ей, и поплатился жизнью.

***


Фиолетовое небо разрывают мощнейшие удары грома, ветер рвет выцветшую траву, деревья без листвы громко стонут от его дуновения, рыхлая земля еле удерживает их старые корни в себе. Такое иногда случается в нашем мире, когда Бездна забирает еще одну душу. Нужно хорошо потрудиться, чтобы исчезнуть в ней. Исчезнуть бесследно навсегда, будто тебя никогда и не было. Я мечтаю об этом, я жду, когда меня не станет. Я вновь хочу умереть, но на этот раз навсегда и наверняка.

Меня зовут Анкэль, я человек без судьбы, я неприкаянная душа, которая мечтает о покое, но его все нет. Я полвека бесцельно брожу по этому выжженному месту, где меня преследует вечная боль и мысли таких же обездоленных, как я сам. Над головой сгустились тучи, эти почерневшие великаны пугают меня. Я не смотрю больше вверх, я не вижу неба, мне страшно, как и всем остальным, чей взгляд навеки прикован к земле.

Бродя по обуглившемуся саду, я зову его. Рэйн иногда приходит ко мне, и мы разговариваем. Он моя отрада, а я - его. Нас не понимают здешние люди, тут каждый одинок наедине с собой, но мы вместе, и это правильно. Это единственный выход - оставаться здесь и ждать своей участи. Рэйн рассказал мне, что единственный способ попасть в Бездну - это спасти смертную душу. Кажется, всего одна душа - и ты свободен, но почему тогда я еще в клетке?

Перед глазами снова всплывает его решительный взгляд, когда он стоял на краю пропасти. Память никак не может отпустить этого юного мальчишку. Он будто преследует меня в этом мире, да чего ему нужно? Зачем он так рвется сюда? Ему еще так многое придется узнать, столько пережить, а он медленно дает умирать своей душе. Он не понимает, что жизнь – это дар. И если им пренебречь, то можно навсегда остаться в заточении, где ты просто обязан «жить» вечно. Я хочу ему помочь, я пытаюсь, но мои силы почти иссякли. Я часто слышу его крики по ночам, они в моей голове. Он будто связан со мной после его несостоявшегося самоубийства. Я слышу его мысли, я знаю, где он находится, я могу отыскать и узнать его среди тысячи всех остальных, я чувствую его пульс – еще жив, становится легче, я успокаиваюсь.

Мое существование будто поделилось на «до» и «после». Раньше я просто был трупом, а теперь я умею сожалеть и страдать. Хотя я точно не знаю, как называется то чувство, которое заставляет постоянно думать о том или ином человеке, но оно мне не нравится. Я попал в капкан и не могу из него выбраться. Я заложник иллюзии, которая дает мне надежду на что-то светлое и приятное. Я всё время чего-то жду, я в состоянии эйфории, как только в воздухе веет его мятным дыханием. Я чувствую его присутствие даже в ином мире. Я хочу покоя.
Нил Айви, отпусти мою душу.

***


Странные гости часто приходили в наш дом. Я сразу видел - это злые люди, и им что-то нужно от моей матери. Когда кто-то из них являлся к нам, мама велела уводить девчонок в другую комнату и запереться. В такие моменты меня ломило от страха, но я не смел ослушаться. Благо сестры не плакали, они вообще ничего не боялись, пока я был рядом и читал им сказки. Мать ничего не объясняла, она уверяла меня, что всё хорошо, но я видел по ней – она скрывала правду.

Время шло, а мать всё молчала. Визиты стали происходить чаще, к ним добавились угрозы различного характера. В один из таких дней я не выдержал и вышел из своего убежища. Картина, которая открылась мне, повергла меня в шок. Я никогда в жизни не испытывал столько ненависти и отвращения, как в тот момент.

На убитом полу нашего полуразваленного дома лежала обнаженная мать. На ее бедрах я отчетливо мог заметить следы укусов и темно-синих синяков. Она молча плакала, по ее щекам скатывались ручейки боли и страдания. Лежа на животе, она сжимала в руках перед собой край ковра и прятала в нем свое лицо.

- Убери мальчишку, - резко выкрикнул амбал, что стоял в проходе, - он не должен это увидеть. – В момент один из его дружков схватил меня сзади и скрутил мои руки в захват.
Я уже ничего не соображал. В моей голове перевернулись все мои мысли и чувства, я даже не сопротивлялся. Я не мог поверить, что это происходит на самом деле. Они надругались над матерью, и, видно, не в первый раз. Почему она ничего мне не сказала? Почему не просила помощи, неужели она мне не доверяла? Глаза предательски наполнились слезами.
- Делайте со мной все, что хотите, только не трогайте мою семью, прошу вас! – Я заорал во всё горло, только бы они меня услышали. Мне тогда было все равно, что меня ждет, лишь бы мои девочки были живы и не тронуты.
- Оставить мальчишку! – В дом вошел немолодой китаец в выглаженном черном костюме, видно, главный у них. Все пятеро - именно столько гостей, не считая китайца, находилось в доме - сразу же выпрямились, как только он зашел в помещение. – Мне он нужен. – С издевательской ухмылкой проговорил этот человек.
Он поднял большим и указательным пальцем мой подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза.
- Ммм… хорошенький, даже слишком. – С некой похотью проговорил китаец и лизнул языком мою щеку. Меня чуть не скривило от отвращения, но я стоял смирно. Я не мог позволить этой банде издеваться над матерью, пусть лучше это буду я.
- Оставьте его, прошу. Это я виновна, только я. – Мать всё лежала на полу и плакала.
- Посмотри на свою мать! Она отказалась быть хорошей девочкой и исполнять наши просьбы, а мы ведь денежки ей платили. – Глядя мне в глаза, говорил Китаец, в то же время, его рука расстегивала мне ширинку.
Я замер на месте. Казалось, еще немного и меня вырвет. В организме не оставалось места ни для чего, кроме отвращения и злобы.
- Джек, приступай. А мы с Майклом посмотрим представление. – С улыбкой и в предвкушении проговорил старый извращенец, и я только в тот момент осознал, что может произойти.
- Нет! Нет! Прошу вас, не делайте этого! – Кричал я что есть мочи, но никто не считался с мнением без пяти минут трупа.

Один из людей китайца, вероятней всего, Джек, резко стянул с себя штаны вместе с трусами, предварительно скинув с себя обувь, и лег сверху на мать. Его щупленькие глазки так и искрились от предвкушения полакомиться женским телом. Мать застыла и не смела рыпнутся, только тихий плач ее выдавал. Джек немного раздвинул ноги и, взяв в руки член, стал медленно вводить его в женщину. Звонкий крик вырвался из моей груди, и в тот же момент я почувствовал сильный удар между рёбер, который меня оглушил.
- Смотри, сладкий, иначе тебя ждет та же участь. – Совсем рядом с ухом я услышал скользкие слова китайца. Мне было до ужаса противно это видеть, слышать, но у меня не оставалось выбора.
Джек начал ускорятся, он резкими толчками входил в бедную мать, при этом мерзко постанывая от удовольствия. Тело матери не сопротивлялось и было полностью подвластно насильнику. Последние толчки, и протяжный крик Джека оповестил, что он кончил прямо в мать.
- Моя очередь. – Амбал, что смирно выжидал у прохода, немедля разулся при этом, успевая снять с себя пиджак с рубашкой.

Они насиловали мать по очереди, один за другим, а я ничем не мог ей помочь. Через боль, через страдания я должен был смотреть представление. Неужели так было всегда, когда они приходили в наш дом, а я этого не знал? Возможно, узнав правду, я бы нашел выход, я бы помог или хотя бы надежно спрятал свою семью.

В этот тяжкий момент мне впервые стало так стыдно перед отцом. После его смерти я обязан был заботиться о ней и защищать маму и сестренок, я ведь единственный мужчина в доме, но я не смог ничего. Так какой из меня защитник?

Когда всё подошло к концу, я был еле живой. По приказу китайца, мне не досталось ни единого увечья. Они били аккуратно, но очень больно. В основном по почкам и в живот. Но это всё пустяки по сравнению с тем, как они обошлись с матерью. Она так и осталась лежать в полумертвом состоянии. Помню, как ее головка обернулась в мою сторону, и она, взглянув на меня, полушепотом, одними губами произнесла: «Прости».

Затем провалы в памяти, нечеткие картины и помутнение рассудка. Не знаю, как, но я оказался на краю скалы. Сзади - всё те же люди, что насиловали мою мать, внизу - река Брю. Я догадался, что они задумали. Подросток с расстройством психики после смерти отца, у которого разбушевались гормоны на почве злости, изнасиловал и жестоко убил свою мать. Затем его замучила совесть, и он прыгнул со скалы, лишая себя такой позорной жизни.
Китаец всё продумал до малейшей детали. Он даже своих людей заставил использовать презервативы, чтобы не попались, падлы. В душе уже не было больно, сердце будто отказалось работать, я перестал дышать. Честно, я был рад, что они меня убьют, я бы не смог жить дальше с пережитым. Только одно меня оставляло в мире живых – это мои девочки, у них больше никого не было, а я даже не успел с ними попрощаться, надеюсь, их не тронут эти гниды.

***


Жизнь – это Божий дар, а самовольно лишать себя жизни – грех. Христиане, народ верующий, чтут Божье слово и поклоняются иконам. Я сам был верующим человеком, а походы в церковь были обязательным ритуалом для всей нашей семьи. Я прекрасно понимаю, почему уже столько лет моя душа странствует по миру и не может обрести покой. Самоубийц ведь не отпевают. Суицид - это неверие и пренебрежение самым святым и важным, что есть у человека – его жизнью. Мы можем руководствоваться своей жизнью, можем строить планы и загадывать будущее, можем молить о пощаде и помиловании, можем соединять жизнь с другим человеком, но мы не вправе лишать себя этого дара.

Возможно ли, что человек кончает с собой из-за чувства самосохранения? Интересный вопрос, но у нас нет ни единой гарантии, что в следующей жизни, на другом этапе, нас не будут поджидать те же проблемы, только решить мы их уже никогда не сможем, придется существовать с тем, с чем пришли в этот мир. У каждого свой крест, и я знаю, как несут его смертники. Самоубийство - это высшая мольба о помощи, но ее никто не услышал.

Я не лишал себя жизни, но для общества я ничтожество и самоубийца. Все считают меня таким уже несколько лет. Я ничего не могу с этим поделать, моя душа никогда не обретет покой, пока ее не отпоют, но я верю, что однажды наступит тот час, когда я спокойно улечу в пропасть. Я будто отшельник - меня нигде не ждут, меня никто не принимает. Врата рая закрыты для меня, я могу видеть их белый свет, но ангелы не пускают внутрь. Я знаю, где находится ад. После стольких лет скитаний и мук даже в аду я обрету покой. Но чудовищный Цербер не желает впускать самозванца.

Я никогда не боялся смерти, а зря. Ведь самое страшное не в умирании человеческого тела, а в бессмертии души. Я никогда не знал и не мог даже подумать, что смерть - это совсем не противоположность жизни, это следующий этап, это конец биологического существования и продолжение духовного, того, что всегда останется бессмертным, того, с чем нам придется еще пожить.
Меня зовут Майкл Эванс. И я очень устал существовать…

Глава 5.

Я вообще не понимаю, для чего нас создавали. Говорят, что всё это дело рук некого Бога. Неоднократно слышала, что Он исцелял больных, изгонял бесов, очищал прокаженных, воскрешал мертвых, и все силы природы ему подчинялись. А еще я слышала, что создал Он нас по подобию Своему. Если это так, то почему мы такие несовершенные?

Меня зовут Эллис Купер. Мне 18 лет, и я смертельно больна. Мне поставили чудовищный диагноз – анорексия. Я смотрю на себя в зеркало, и мне страшно, что, возможно, совсем скоро я там никого не увижу. При немаленьком росте – метр семьдесят два - я вешу тридцать четыре килограмма. С каждым днем мне всё тяжелее подниматься с кровати, поэтому мне ничего не остается, кроме как доживать последние дни жизни в своей темной комнате с блокнотом в руках. Сколько себя помню, всегда вела личный дневник. Как оказалось, не зря. Болезнь высасывает из меня не только жизненные силы, но и память о том, какой я была раньше. Я смотрю на своих убитых горем родителей, и мне чудовищно больно. Они винят во всём себя, но они не виноваты, я знаю.

Я готова умереть, я прекрасно осознаю, что так будет всем лучше. У близких исчезнут хлопоты, у меня – страдания. Единственное, что я прошу при жизни – это не молиться за меня. В порыве бешенства я выкинула все иконы, которыми мать обставила мою комнату, избавилась от свечей и образов. У меня другая религия, я осмысленно её приняла. Уже несколько лет я поклоняюсь только Ане и Мие – они моё спасение и смерть, именно они меня создали, они и погубят. Это мой выбор и мой крест, я верный солдат их многочисленной армии. Я больна и скоро умру от самой красивой болезни. Болезни перфекционистов и эстетов – Анорексия.

Из дневника Эллис Купер

14 сентября 2011 года

«…Только вторая неделя осени, а я уже устала. Эти многочисленные тупые морды меня откровенно достали. Спасибо тебе, дневник, что на скучных уроках мне всегда есть чем заняться. Кстати, к алгебре я так усердно могла и не готовиться. Препод мне и так поставил оценку, а потраченную ночь за учебником мне никто не вернет. Синдром отличницы, не более. Сегодня за завтраком не обошлось без упреков, мол, посмотри на себя, во что ты превращаешь свое тело,…ты поправилась,…эти джинсы тебя еще больше полнят,…тебе следует меньше есть шоколадных кексов. Как меня достали эти разговоры, хочу убежать из дому, чтобы они больше никогда меня не увидели. Было бы замечательно, если бы я могла себя обеспечивать, но, увы…»

28 октября 2011 года

«…Ему так идет это черное приталенное полупальто. Он в нем такой серьезный и брутальный. Хотя, наверное, этому парню идти будет всё, что бы он на себя ни напялил. Почему так несправедливо устроено человеческое общество? За внешнюю красоту оно готово простить любые ошибки и шалости. Нил Айви - звезда школы номер один. Он популярный и востребованный, у него море подражателей и жополизов. Что бы ни вытворил этот парень, ему все сходит с рук. Он - кумир, которого все обожают, которому стремятся подражать. Он первый в школе заменил форму на оранжевые обтягивающие брюки. По идее, это должно было вызвать бурю протеста и непонимания со стороны окружающих, но не в случаи Айви. Этот парень себе на уме, у него никогда не бывает проблем, у него есть друзья, вся его жизнь - это сладкий мед.
Я смотрю на него, и меня охватывает волна злобы. Хотя, скорее всего, это просто зависть. Ведь в глубине души я понимаю, что просто восхищаюсь им. Я мечтаю быть такой, как Нил. Я хочу иметь много друзей, популярность и… свое мнение, которое у меня есть, но я не могу его выражать, просто боюсь быть обсмеянной…»

1 декабря 2011 года

«…Дорогой дневник, дату этого дня я, наверное, обведу красной ручкой. Этот день особенный для меня. Сейчас я, как никогда, понимаю безумные парочки, которые запоминают дату их первого поцелуя, секса, свидания или свадьбы. Раньше мне это казалось странным и очень смешным, не думала, что сама до такого докачусь. Первое декабря, первый день зимы и мое официальное знакомство с Нилом Айви. Нет, конечно, мы с ним одноклассники и много раз попадались друг другу на глаза, но никогда не общались. У него другие друзья, с такими как я, он не связывается. И это понятно, кто он, а кто я.

Его вечный сосед по парте, ботаник Кристиан, уже неделю как отсутствует в школе. Что-то парниша частенько болеет. Мне показалось, что Нил скучает, его вечное хорошее настроение куда-то бесследно делось. Такое впечатление, что с Крисом школу пропускает и сам Нил Айви. Я вижу, как его что-то мучает, но не понимаю, что. Он часто молчит, его почти не слышно на уроках. Избегает общения, будто ему все противны и мерзки.

Я на правах серой жирной мышки даже не смею подойти к нему, но мне безумно хочется ему помочь. Даже не зная, в чем проблема, просто поговорить, возможно, ему стало бы легче.

Сегодня я впервые так остро ощутила свою ничтожную сущность, но в тоже время я так счастлива. Он сидел так близко, чуть касаясь локтем моей руки. Его запах заполнял мои легкие и что-то непонятное выделывал у меня внутри. Странные спазмы в животе, будто порхание бабочек, заставляли мое тело нервно ерзать на стуле.

Он подошел первый и бесцеремонно уселся рядом со мной на, казалось бы, вечно пустое место. «Свободно?». Честно, мог бы и не спрашивать. Я подпрыгнула на месте, будто ошпаренная, только и смогла, что кивнуть головой в знак согласия. Вот дура, честное слово, веду себя, как влюбленная идиотка. Хотя я именно такой и являюсь. Мне кажется, я люблю его с первого взгляда, с первого впечатления и слова. Еще с того момента, как впервые увидела его в школьном коридоре: маленький мальчик с пренебрежительной ухмылкой, взъерошенными русыми волосами, но очень добрыми серыми глазами. Кажется, его личная свита вечно была к нему приклеена, уже с тех пор они бродили за Айви, словно хвостик.

Мы почти не разговаривали, я чувствовала напряжение между нами, такое тягучее и почти материальное, казалось, я могу провести рукой, и оно спадет, как пелена. Я попала. Попала в сети, которые так опасны и безнадежны. Я всегда любила Нила, но это чувство было тайной, даже для меня. Теперь же я понимаю это, но не могу принять. Зная, что для такого популярно парня я никогда не стану больше, чем просто мусор, я буду продолжать верить.
Я люблю тебя, люблю, люблю больше, чем что-либо другое. Люблю больше себя самой…»

18 января 2012 года

«… Мне надоело, я устала... В такие моменты, как сейчас, я особенно остро ощущаю свою ненужность. Неужели люди настолько эгоцентричны и злы? Даже моя родная мать… Казалось бы, эта женщина меня выносила, родила и воспитала, но любви от нее как не исходило, так и не исходит. Иногда кажется, что она считает себя обязанной лишний раз в чем-то меня упрекнуть или унизить. Особенно это касается моего веса. Да, я сама знаю, что у меня имеются лишние килограммы, это меня сильно беспокоит, но не нужно же еще больше нагнетать.
Я ем от безысходности, просто чтобы заполнить пустоту внутри себя едой. Еда - это единственное, что меня радует в этой жизни. Но иногда мне кажется, что я понемногу перестаю чувствовать вкус пищи…»

10 марта 2012 года

«…Когда в город приходит весна, самое время быть вместе с теми, кого любишь. Пусть за окном еще снег не до конца талый и птички звонко не поют, но само ожидание тепла и свежести приводит в состояние эйфории.
Сегодня он в очередной раз со мной поздоровался и… ничего больше. Его приветствия не отличаются особой нежностью или вниманием, но ради таких моментов стоит просыпаться и идти в школу…

Сегодня из кабинки женского туалета я случайно услышала разговор первой красавицы школы Клэр Сантьяго и её верных подруг. Вначале они обсуждали, какой фирмы лак на ногтях у Клэр и что за помада придает её губам нежно вишневый цвет. Я уже вовсю разрабатывала в уме план побега, так как для меня такие разговоры – пытка, но тут меня остановило… Из уст Марии, одной из подруг, я услышала самое прекрасное имя, имя того, при виде которого у меня останавливалось сердце.
«Клэр, говорят Нил снова свободен. Он расстался с Эммой, и теперь его можно брать голыми руками…». Девушки мерзко рассмеялись от радости, Клэр сразу начала строить паны на счет Айви, а меня охватила апатия.

Я понимаю, что у меня нет никаких шансов, и наверняка Нил даже не помнит моего имени, но стоит попытаться. Я однозначно понимаю, что намного сообразительней и начитанней всех этих куриц вместе взятых, а внешность подкорректировать – не проблема. Ради своей любви стоит меняться и становиться лучше, особенно если объект твоего обожания - самый красивый парень в мире…»

15 марта 2012 года

«… Сегодня я решила перестать есть. Стакана воды в день вполне хватает. Я поставила цель – я не вижу препятствий. Эх, дорогой дневник, если бы я могла передать словами, как я счастлива, то ты бы не поверил, что я умею быть такой. Странное предчувствие, мне кажется, у меня получится, и я добьюсь таких форм, о которых никто и не мечтал.
P.S видел бы ты выражение лица матери, когда я отказалась обедать…

Резко закрываю дневник и швыряю его подальше в стену. Сил совершенно нет, он даже не долетает до нее, только с глухим звуком падает на пол. Закрываю лицо руками, только бы позорно не разревется. Вот чего я добилась? Я инвалид снаружи и в душе, я больше никогда не стану прежней и нормальной. Мне страшно выходить на улицу, страшно от бессилия больше никогда не встать с кровати. Мне иногда кажется, что я настолько невесома, что могу просто растаять.

Разглядывая себя в зеркале, я вижу не ту красавицу, какой стремилась стать, а усохшую молодую девушку с морщинистой дряблой кожей, как у старухи. На моем пожелтевшем лице не осталось ничего, кроме глаз. Слишком уставшие и потускневшие, но всё еще живые. Гемоглобин уже давно не в норме. Из моего тончайшего и хрупкого тельца настойчиво рвется наружу сильный и мощный гранит – мое больное сердце слишком велико, чтобы жить в этом тесном теле. Аккуратно провожу по своим острым плечам, боюсь, что если надавлю, то они сломаются. Неприятно ощущать под пальцами острые бугорки костей. Плавно перехожу на ключицы и еле сдерживаю крик. Кожи будто нет вовсе, один скелет.
Меня зовут Эллис Купер. Я медленно превращаю себя в мертвеца. Я самоубийца.

***


Во рту всё еще чувствуется этот ужасный привкус спермы, любимая юбка немного порвана по шву. Он никогда не бывает нежным, он любит жестко, дико и долго. Ненавижу этого урода, почему он всегда выбирает именно меня? Его замашки маньяка меня пугают. Наверное, я кажусь слишком беззащитной в его руках, если его это так заводит. На улице уже далеко за полночь, его время закончилось, и я, резко хватая деньги, убегаю, чтобы поскорее избавиться от его противного общества. Сегодня полная луна, черные тучи нежно облизывают круглый холодный диск своими волнистыми краями. Страшное зрелище, если честно. Быстро роюсь в сумочке, чтобы достать единственный источник существования, мой верный антидепрессант – порошок.

Меня зовут Натали Стюарт, мне 28 лет. Я проститутка и наркоманка с пятилетним стажем. Я не понимаю, как докатилось до самой бездны, но путей назад уже не вижу. Я совсем еще молода, мне не так много лет, но когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу сморщенное и почерневшее лицо, которое напоминает мне сухое яблоко. Я всегда была слишком наивна с красивыми длинными волосами и светлыми глазами, я верила людям и никогда не ждала от них зла. Я ступила не на ту дорогу, я пошла по опасной тропе, моя красота меня погубила. Сначала я не прочь была проводить время с молодыми людьми, мне нравилось их внимание и похотливые пьяные взгляды в мою сторону… А потом я и вовсе скатилась вниз. Я продала свою невинность, а теперь регулярно продаю свое тело.

Как-то я даже попыталась соскочить, но мне сразу пригрозили смертью, больше таких попыток я не совершала. Я что-то вроде самой элитной… Я не стою на панели, этот этап уже прошла, самый страшный и унизительный начальный этап. Мой сутенер сам уведомляет меня о месте и времени встречи с клиентами.

Я нахожусь в затяжной депрессии. Меня неоднократно посещали мысли о суициде, но я борюсь с этим желанием. Понимаю, что моя жизнь – это самое дно, но я держусь за нее. Я не хочу умирать, я верю, что однажды я смогу выкарабкаться и пошлю нахрен «папика», и солью в унитаз последнюю дозу.

С каждым днем мне всё хуже. А с недавних пор я и вовсе осталась одна. О своих родителях я практически ничего не знаю, я считаю себя сиротой. Меня вырастила мамина сестра, моя родная тетка. Хорошая была женщина, она любила меня безумно, своих детей иметь не могла, поэтому относилась ко мне, как к родной дочери. Но, видимо, добрые люди долго не живут. Ее сбила машина, когда мне было 17. Единственная подруга, Джил, умерла две недели назад. Говорят, на панели подруг нет, но это не так. Мы с девчонками держимся друг за друга, поддерживаем и спасаем. Наркотики практически всех погубили, но что делать, если только на них мы еще чувствуем себя живыми?

Джил всё-таки сделала это. Она избавила себя от мучений, хоть и обещала, что больше не повторит попыток самоубийства. Я не обижаюсь на нее, она слишком слаба была, но теперь без нее мое одиночество стало еще более ощутимым. Обнаружив ее в нашей ванной, я ужаснулась, но не убежала. Я рассматривала девушку и четко понимала, что такой смерти я не хочу. Оказывается, самоубийство - это вовсе не красивый обряд лишения себя жизни, это страшно и противно. Джил выглядела, как синяя кукла, ее веки вспухли, и через тонкую кожу можно было разглядеть красно-голубые прожилки. Девушка глотнула целую горсть таблеток, именно эту смерть она посчитала самой безболезненной. Джил захлебнулась в собственной рвоте. Мерзко, гадко, противно… Я не хочу так. Во мне осталось еще немного самолюбия, чтобы не повторить этого…

Глава 7.

Снаружи много, а внутри пусто. Внутреннее состояние определяет уровень счастья, а всё, что находится вне этого, – мишура, фальшивая видимость, не более. Я привык жить с ошибочной мыслью, что все во мне нуждаются. Я просто-напросто придумал себе роль и всю жизнь играл её. Людей всегда вокруг меня было море. Хотя, не люблю сравнивать обычных людишек с морем… Скорее, стадо. Только один удосужился такого сравнения. И я утонул в его океане…

Меня зовут Нил Айви, мне сегодня исполнилось 23 года. Отец планирует оставить мне свой бизнес в наследство, единственному сыну, как-никак, мне все равно. Слишком большая ответственность, я не готов. Я привык жить по своим правилам, в своем неизменном жизненном ритме, и всё, что мне нужно, – это покой и свобода.

Я рисую. Оказывается, даже в самом безнадежном существе, где-то глубоко, на самом дне, может таиться маленькое зернышко таланта. Когда кажется, что жизнь окончательно утратила свои краски, хочется взять и раскрасить её самостоятельно. Именно смертельная скука и заставила меня обратиться к кисти и мольберту. Я рисовал много женщин и мужчин, некоторые из них даже были в моей постели, я старательно вырисовывал каждый элемент, получалось неплохо. Но в конечном результате, глядя на картину, я всегда смотрел в глаза Кристофера, укоряющие меня из-за предательства. То, что мои чувства остыли, не значит, что я не перестаю ощущать привязанности к нему. Говорят, что после смерти остается некий сгусток энергии умершего человека. Лично я всегда чувствую что-то рядом с собой, не знаю, он ли это, но эта странная субстанция заставляет меня жить дальше.

В этот день мне бы хотелось считать себя очень значимым, но зачем? Я всю жизнь гонялся за вниманием к моей персоне. В школьные годы я был самым популярным парнем, мне просто хотелось отличаться от других. Это ведь так круто, когда тебя любят и уважают, когда стремятся быть такими, как ты. Наверное, именно в эти моменты – моменты всеобщего обожания и признания - я не чувствовал себя одиноко. Рядом всегда были друзья, чьи рты не закрывались ни на секунду, и я забывался, полностью выставляя себя на показ. Тогда я был пустым, во мне ничего не было. Я просто растерял все чувства и мысли, общаясь с кем попало. Я будто разделял себя на мелкие кусочки и щедро раздавал окружающим. Я всегда пользовался своей внешностью и достигал цели. Больше нечем было брать, единственное, что отличало меня от других – это светлые волосы, ярко отчерченные скулы, чуть припухшие губы и глаза, которые всегда были немного грустны. Только сейчас я понимаю, какой я был моральной шлюхой. Пустышка, иллюзия, видимость и фальшь – как ни старайся, нужным всегда для всех не станешь. Школьные годы прошли, люди попользовались мной, а потом благополучно забывали. Всегда существовали и будут существовать те, кто любит, и те, кто ненавидит. Я только сейчас, спустя годы, понимаю, что достаточно, чтобы тебя любил всего один человек. Ведь если тебя любит он – ты для него целый мир… Целый мир. Это ведь так много.

***


- Анкэль, ты чего опять такой грустный? – Рэйн взмахнул рукой прямо перед моим носом, будто снимая с моего лица невидимую паутину.
- Я не понимаю, как ты можешь считать смерть вполне естественной и неповторимой? Взгляни на меня, на себя, на это место, где находится всё это сборище трупов, неужели это прекрасно? – почти раздраженно спросил я.
Рэйн всегда слишком спокойно отзывался о гибели, мне казалось, что человек, который попадает в наш мир, полностью переосмысливает свое бытие.
- Тебе никогда не приходило в голову, что, глядя сквозь витрину фаст-фуда на ту еду, ты видишь маленькие зажаренные трупики? – с насмешкой ответил мне друг.
- Что? Что такое «фаст-фуд», и как это относится к нашей дискуссии? – откровенно не понял я.
- Не обращай внимания, я просто вегетарианец до мозга костей, - как бы между прочим заверил меня Рэйн, но я все равно не понял, - никто не поддается на уговоры с таким трудом, как человек, принявший твердое решение совершить самоубийство.
- Значит, ты считаешь, что мне нужно его убить?
- Анкэль, ты не убиваешь его, пойми. Ты уважаешь его личный выбор. Он сам этого хочет, мир людей ему чужд, – Рэйн серьезно взглянул на меня, его лицо погрустнело, - ты будто оставил не похороненный труп, понимаешь?
- Нет. – Я сам не понял, как сорвался, меня ранят слова Рэйна до глубины моей сгнившей души. – Что это всё значит, объясни мне хоть что-нибудь!

Парень нервно почесал кровавый порез на шее, затем, взглянув на свою руку в крови, судорожно принялся вытирать ее об себя, будто запачкался. Я выучил этот жест, он так делает, когда знает что-то, но скрывает.

- Ты не должен был спасать Нила тогда на крыше. У него судьба была такая – умереть во имя любви. – Мне показалось, что после последних трех слов он хохотнул.
- В смысле? Но это же наша участь - спасать от смерти, ведь так? – уже более мягко поинтересовался я.
- Да, но не всё так элементарно, милый друг. – Рэйн спокойно приблизился ко мне, я смог с легкостью пересчитать его почти не видимые веснушки. – Мы обязаны чувствовать грань между теми, кого нужно спасти, и теми, кто обречен.
Я нежно дотронулся до руки Рэйна. Такая холодная, ледяная и бледная. Рука настоящего трупа, но в то же время я чувствовал, на подсознательном уровне, что от нее исходит тепло. В этом мире место есть только ему. Для меня он единственный, а я для него.

- Спасая Нила, ты отдал ему часть своей души. Ты поделился с ним самым ценным, что у тебя есть. Поэтому ты его чувствуешь…
- Какой души? – Я резко перебил друга. Такие слова не принято произносить мертвецам.
- А что ты думал? У нас есть душа. Правда, она в коме, как бы это сказать. Мы более живы, нежели ты думаешь. Каждой спасенной душе ты отдаешь в придачу кусок своей…
- А когда не останется что отдавать, нас заберет Бездна. – Вместо Рэйна закончил я, так как уже сам понял, что он прав.

Парень обреченно взглянул на меня, и я понял, что он не может задерживаться дольше. Таким, как он, обязательно требуется воздух, а получить он его сможет, только если вновь себя убьет. Я обернулся к Рэйну спиной, чтобы не видеть этого страшного зрелища. Мертвое сердце не может плакать, но почему тогда мне так паскудно и больно его снова отпускать?

Оказывается, в уголке моего окровавленного и застывшего сердца, на самом его краешке, живет мелкое чудовище, которое сжирает мое и так не живое нутро. Оно уродливое и мерзкое. Кажется, его зовут Любовью...
Оно таится в самых темных уголках моей души, оно скрывается ото всех, ему стыдно, что оно такое невзрачное и уродливое. Оно словно паук, вьет свои сети через каждую косточку моего скелета. Оно ползает по всему организму, просто живя в нем. Паук не рвется наружу, он никому не нужен, такой неуверенный и страшный. Но он весь твой...
Глупый паук, до чего ты себя довел, кому ты вообще поверил? Мне хочется спасти это гадкое чудовище, но пауки слишком примитивны. У них одна цель - сети, из которых мне же придется выпутываться.

Глава 8.

Колин проходит в дом, даже не удосужившись снять грязные ботинки. Вот сука. Между прочим, я живу один, и у меня нет заботливой хозяюшки, которая будет лихо шуршать шваброй. Замечания делать не стану, он все равно только на одну ночь.
- Проходи, ванная комната на первом этаже, прямо по коридору. Полотенца и все необходимое найдешь там же, -
лихо сориентировал я парня, а сам направился ставить чайник.

Погода за окном такая же, как и всю предыдущую неделю: дождь и слякоть. В Портленд я переехал около месяца назад. Город-болото, я так его называю. Кажется, серость и тусклость этого места мне к лицу. Здесь люди не такие, как на Манхэттене, где каждый пытается выделиться из разноцветной толпы, это место – серая масса. Люди тут едины с природой, такой же неприметной и туманной. Я влился в эту атмосферу моментально. Я перевез свою затянувшуюся депрессию в Портленд и обосновался на новом месте. Даже картины тут получаются лучше и выразительнее, нежели на старом месте.

- Ты уже приготовил мне чай? – на кухню заходит Колин, попутно встряхивая банное полотенце у себя на голове. Он бесцеремонно усаживается прямо на стол и ехидно улыбается, глядя на меня.
- Что-то ты слишком быстро, - я оглядел парнишку надменным взглядом, с головы до ног, как полагается, и сразу же утратил к нему интерес, - надеюсь, ты не забыл воспользоваться маленьким сюрпризом, что я тебе приготовил?
- Ты это про клизму? – с насмешкой произнес малый. – Нет, я уже привык к твоим требованиям, босс.
Тяжело набрав воздух в легкие, я оторвал взор от Колина, глянул в окно и выдохнул. Последнее время мне совершенно не хочется ни с кем долго болтать. Пары дежурных фраз хватает, чтобы больше не колыхать воздух.
- Иди в комнату и намажь себя кремом, я оставил на тумбочке.
Парень без лишних слов вышел из кухни и направился в спальню. Он уже хорошо меня изучил, чтобы понимать природу наших отношений.

Нависая над парнем, я заранее предупредил его, чтобы, когда утром мои веки раскроются, и следа его в моем доме не было. Колин согласился, его никто и не спрашивал, в принципе.

Колин, шестнадцать лет отроду. Познакомился с ним в одном из ночных кафе в Портленде, как только сюда перебрался. Парень работает официантом, милая и детская внешность, легкая непосредственность и наивность – я сразу запал. Не в том, конечно, смысле, что влюблен и все дела, просто он сразу мне кого-то напомнил. Влюблен я скорее в типаж, а не в Колина. Типаж Кристофера, именно его я вижу в парне. Малый, конечно же, не понимает этого всего, я молчу. Он и так многое терпит от меня, ему достаточно.

Нежно провожу кончиками пальцев по его хрупкой спине. Такая белоснежная тонкая кожа, что мне кажется, если я нечаянно задену ее ногтем, то расцарапаю парня до крови. Он молчит и только томно посапывает. Чувствую легкий, едва ощутимый аромат крема, спускаюсь пальцами к заднице и провожу между полушариями. Он немного выгнулся, тем самым подставляя мне себя. Ухмыляюсь. Такой невинный, но в постели искуснее любовника я еще не имел. Наклоняюсь и целую парнишку между лопаток, от него пахнет клубничным мылом и его собственным ароматом - молока. Я уже не могу ни о чем думать, мне медленно сносит крышу, я не хочу иметь его страстно и быстро, как это часто бывало, сегодня я хочу ласки и любви.
- Если будет больно, скажи, - шепчу ему в шею и медленно вставляю большой палец, - у меня давно не было нежно.
- Спасибо, – выдохнул Колин, а я даже удивился. Он всегда мечтал именно о таком сексе, а взамен получал звериную дозу страсти.
- Скажи, что любишь меня, Колин, скажи это. – Именно таких слов мне не хватает, чтобы полностью раствориться.
- Я… я люблю тебя, - немного удивленно выговаривает парень.
Я еле сдержался, чтобы не кончить прямо себе в руку. Такого эмоционального полового акта у меня уже давно не было, только сейчас я понимаю, как скучал.
Аккуратно переворачиваю парня на спину, его сбивчивое дыхание меня еще больше заводит, он не отрывает от меня своих огромных серых глаз, которые от удивления и возбуждения стали еще больше. Языком провожу по его впалому животику, такой тощий. Единственное, за что можно пощупать Колина, - это его щечки и задница… Задница у него что надо. Круговыми движениями облизываю пупок и сползаю ниже. Он перестал дышать, оказывается, прелюдии не так уж и плохи перед сексом. Заглатываю его уже колом стоящий член до самого основания и слышу в ответ протяжный крик удовольствия. Продолжаю посасывать, не забывая про яички. Для меня это почти в новинку, я вообще никогда не балую своих любовников минетом, но Колину сегодня явно повезло.
Не в силах больше сдерживаться, хватаю парня за ноги и резко притягиваю к своему члену поближе. Взяв в руки свое орудие, я медленно ввожу его в почти разработанную дырку парня, при этом не забывая надрачивать своему мальчику. Он стонет то ли от удовольствия, то ли от боли, но мне уже все равно. Ненадолго хватило моей нежности, я снова превращаюсь в животное, которое жаждет плоти. Подо мной тело, которое я трахаю и получаю при этом удовольствие, он нежный и полностью мой. Я у него первый и единственный, остальное меня не волнует.
- Давай раком? – предложил я, и Колин тут же согласился.
Перевернувшись на живот, он мигом приподнял задницу, предвкушая продолжения траха. – Будет немного больно, малыш.
Багровая головка проникает в узкую дырочку, миллиметр за миллиметром. Колин кричит во все горло, но не отпихивает меня от себя, он привык уже чувствовать подобную боль и просто ждет, когда станет хорошо.
- Сядь на него сверху, – приказал я охрипшим от возбуждения голосом.
Я вышел из парня и лег на спину. Колин аккуратно обернулся и взглянул мне в глаза. Он плакал, бедный мальчик.
- Мне больно, - тихо промолвил он, - пожалуйста…
Меня почему-то взбесили его слова. Нет, я разъярен не на шутку. Что вообще себе позволяет этот пацан, он шлюха для меня, не больше.
Я резко встал с кровати, схватил Колина за волосы, опустил на колени и вогнал в него свой член. Парниша заорал, но я будто не услышал.
Я трахал парня всё сильнее и сильнее, с каждым разом то увеличивая, то замедляя темп. Я начал замечать, что боль проходит и парень сам начинает насаживаться на меня. Я продолжал его остервенело трахать, пока Колин не заорал в очередной раз и не излился первым. Меня обрадовал такой финал парня, тем более, что он кончил без какой-либо посторонней помощи, без рук, без дрочки, просто от меня. Я стараюсь изо всех сил удержаться от стонов, но это оказывается очень сложно. Вскоре я почувствовал, что сам приближаюсь к финалу. С силой вколачиваюсь в парня и кончаю прямо в него, тяжело падая сверху.
Отдышавшись, я поворачиваюсь спиной к Колину и проваливаюсь в сон. Крепко заснув, я даже не услышал, как за парнем захлопнулась дверь.

***


Осень - самая мерзкая пора в Портленде. Дожди в этом месте и так частые гости, а осенью тем более. Ярко-синий свитер уже успел промокнуть насквозь, а я только вышел из дома Нила. Как назло, забыл захватить свой зонт в спешке. Я не мог оставаться больше с ним рядом, особенно после случившегося. У нас никогда не было нежности в отношениях, и я это понимал и принимал. Мне дико было ощущать его теплоту по отношению к себе, такого раньше не случалось. Сегодня он явно переступил черту, нельзя сначала относиться ко мне как к шлюхе, а потом проявлять нежность.
Но я сам во всем виноват, это я не смог устоять перед ним в первые секунды нашего знакомства. Это я начал с ним заигрывать тогда в кафе, когда принимал заказ. И, наконец, это я согласился трахнуться с ним в тот же день, в мужском туалете.
Меня зовут Колин Уорд, мне всего 16 лет, и я окончательно и бесповоротно запал на самого бессердечного ублюдка.
Несмотря на все обиды, которые я испытываю, Нил для меня самый важный человек в жизни. У меня никогда не было семьи, мои опекуны страшные люди, я их никогда не волновал, мог делать, что угодно, лишь бы их не обременять. В колледж я так и не пошел, у меня нет денег на образованиe, я и так еле свожу концы с концами. Друзей как таковых я тоже не имею, только коллеги по работе. Я один, иногда мне казалось, что с Нилом мы чем-то похожи, он тоже одиночка, я свято верил, что два одиночества смогут сойтись… Как же я ошибался.

Возможно, если бы он не был со мной так нежен, я бы никогда не понял, что я для него ничего не значу. Он не рассказывал о себе, но я всегда видел, что у парня не всё хорошо в жизни, иначе бы он не переехал в это серое, забытое Богом место. Он был ласков со мной, точно так же, как был ласков с другим. Может, я еще слишком мал, но я не дурак. Я напомнил ему кое-кого из прошлого. Нил никогда не сознается, но я знаю, что не стану для него первым и единственным, тем, кем является для меня он.
Я больше никогда не увижусь с Нилом Айви, я не стану его обременять. Пусть я убиваю в себе любовь, но ради него я согласен на убийство.

***


Я жив? Я дышу или я мертв? Кто я? Большую часть своего существования я стараюсь ответить на эти вопросы. Боль, будто сиамская близняшка, не покидает меня. Она проникает в мой разум, она уже лишила меня рассудка, лишила памяти. Всё, что я помню, связано только с ним. Помню, как не смог спасти, помню, как навсегда умерли самые красивые глаза, которые я когда-либо видел.
В этом мире я слишком долго, чтобы не прирасти к нему. Серые монотонные дни бесконечно проплывают перед глазами. Я будто родился в этом саду, я не помню себя живым и, возможно, это меня спасает. Вижу одно и то же – страдания и бесцветное существования самоубийц. Они знают, отчего им так больно, они всё помнят, и от этого им только хуже. В моей же памяти только сильный дождь и ветер, который трепал мои длинные волосы, будто языки пламени. Помню запах озона – аромат грозы, помню её раскатистый грохот где-то на краю горизонта.
Меня зовут Рэйн, хотя это вовсе и не мое имя…

Однажды я услышал крик из преисподней. Сильные тучи еще больше сгустились над головой, Бездна отправила меня в мир живых спасти очередную потерянную душу. Мой шанс избавиться от себя, уже наверняка, уже навсегда. Я так устал существовать, я умирал, чтобы умереть, но никто не предполагал, что смерть эта только на физическом уровне.

Когда я спускался в мир живых, меня преследовали голоса и стоны неизведанного, казалось, это сам ад мне кричит, но это всего лишь звуки в моей голове. Черное небо раскалывали молнии, а листья деревьев непрестанно мучил холодный ветер. Я брел по траве странного зеленого цвета. Такого яркого и… живого? В моем саду трава, как и вся природа, – выжженного и тусклого оттенка, так непривычно было находиться в этом месте. Оно мне чуждо, я опасаюсь его. Сидя на огромном камне, обросшем мхом, я ждал сигнала. Мимо глаз пролетали миллионы душ, таких живых и разных. Я чувствовал энергетику каждого из них, слышал мысли и желания, видел горе и радость. От такой перенасыщенности меня стошнило. Оказывается, чувствовать людей еще сложнее, чем переносить собственную боль. Голова раскалывалась надвое, я еле удерживал её руками. Это испытание мне не дано пройти, я хотел обратно в свой сад, в свою смерть.

Спустя некоторое время, стоя по колено в воде, я увидел юнца с маленьким острым предметом в руках. Его взгляд был отрешенным и волевым, плечи широкими, а осанка ровной. С виду человек вовсе не походил на самоубийцу, если бы не слезы на его лице. При взгляде на него меня охватил ужас: как такой, как он, может лишить себя жизни? Проникая в каждую клеточку его мозга, я пытался отыскать ответы. «Анкэль», - услышал, как зовет мать своего маленького малыша. Пушки, выстрелы и смерть… он всё это пережил, ему не чужда смерть, он неоднократно ее видел. Как бы я ни старался, я не нашел ни единой причины спасти душу Анкэля. Он всё утратил, а обретать что-то новое не было смысла. Он решил все давно и осознанно готовился сделать последний шаг.
Я не стал терзать его душу и держать храброе сердце в тисках. Я помог ему убить себя. Я нарушил все правила мироздания и, как мог, облегчил ему смерть. Он умер быстро и безболезненно, я принял на себя его боль, Анкэль почувствовал только облегчение, кажется, ему понравилось так сладко умирать. В моем мире ему будет спокойней, я стану его черным ангелом, я сделаю всё, чтобы он не пожалел никогда о том, что совершил.

Моё ледяное дыхание скользнуло по его губам, прямой контакт запрещен, я больше никогда не вернусь в мир живых. Я это знал, но я нарушил главное указание намеренно. Мне всё равно, если бы я этого не сделал, то мне незачем было существовать больше. Мне так хотелось его…

Глава 9.

За окном всё так же поют свои нескончаемые монотонные песни черные птицы. Я молю их заткнуться, но они всё сильнее взрывают мой мозг своим неистовым криком. Они не знают, что мертвецам невыносимо это слушать. Серой пеленою туман укрыл продрогший после ливня город, и людям ничего не оставалось, как отсиживаться и согреваться в своих уютных домах. И мне здесь уютно, как никогда. Пастельные занавески создают приятный свет на кухне, на столе дымится одна недопитая чашка кофе, аромат которого наполняет меня спокойствием. И, если бы не режущие звуки в голове, я бы четко ощутил себя нормальным. Пытаясь избавиться от этой пытки, я зажимаю уши руками, пытаясь заглушить их, но голоса прочно засели в моей голове. «Ты поменял жизнь, ты избавил себя от существования, ты нашел покой, но ты никогда не уйдешь от судьбы. Твоя судьба – оставаться мертвым». Звуки такие старые, я сотни раз слышу одно и то же, заплесневелый голос не даст мне покоя, пока я сам не растворюсь в Бездне не-существования.

Напротив сидит самое красивое существо. Живое, сильное, спасенное… Я вглядываюсь в него, рассматриваю лицо, которое так близко. Оно стало по-настоящему родным за все эти годы. Мне больно, что я не вижу отдачи. Он уверен, что рядом никого нет, поэтому так безрассудно пьет, а жизнь пробегает мимо ручьем, как и на серых улицах Портленда, после дождя. И только птицы за окном чувствуют покойника и ревут, пытаясь донести это Нилу Айви.

Я не знаю, почему я снова здесь рядом с ним, зачем я в этом мире, но мне так хорошо, будто я никогда не умирал. Понимаю всем своим нутром, как опасны игры со смертью, но не могу ничего с собой поделать. Не имея никакого морального права, я рассматриваю сидящего напротив Нила и жутко боюсь за него. С того момента на крыше ничего в его судьбе не поменялось, как я того хотел. Он и дальше полумертвое создание: сердце бездумно продолжает качать кровь, а мозг упал еще тогда с крыши. Имел ли я право так бесцеремонно вырвать его из объятий смерти? Я уже не знаю. Возможно, Рэйн был прав – это его судьба и его собственный выбор.

Безумные и больные воспоминания были единственными союзниками одинокого Айви. Он так и не понял смысл жизни, даже не пытался его отыскать и понять. Возможно, смысл в том, чтобы жить? Вопреки всему, что было и есть, просто двигаться дальше, преодолевая все препятствия и проходя все испытания на сложном пути? Жить, впитывая в себя энергию солнца и шум ветра, слышать звон грозы и раскаты грома, неужели это не прекрасно? Гораздо хуже существовать в грязи и злости в скучном саду самоубийц и слышать эти беспрестанные отчетливые звуки плача, стонов и шепота. Если бы смерть была хоть немного похожа на ту, которую мы себе представляем при жизни, я бы не остановил Нила, когда он хотел сигануть с крыши.

Больно видеть уже далеко не мальчишку, который так безрассудно пользуется даром жизни. Мои невысказанные мысли с силой давят на черепушку, твердым и грязным сапогом. Грязный, словно ступивший в болото из ненависти, безрассудства и самообмана. Я уже давно привык к своему никому не нужному облику, я смирился со смертью и почти не помню ничего из жизни. Если бы не страшные вспышки и выстрелы, которые картинами мелькают иногда в моей голове, навсегда бы утратил ниточку, связывающую с жизнью.

- Мои демоны меня берегут?

Вдруг, из ниоткуда прорезался звук, который заставил мое сухое сердце едва издать глухой удар. Оглянувшись вокруг, я не увидел ничего потустороннего. В комнате находились только мы двое. Вернее, только Нил.
Я совершил роковую ошибку, действуя так опрометчиво, погрузившись в глубокие мысли, я забыл про осторожность. Каждый мертвец знает, чем обернется для него случайное отражение в зеркале.
- Нет, не двигайся!

Бежать некуда, я замечен, поэтому просто стою за спиной парня и всматриваюсь в расплывчатый черный силуэт в зеркальном отражение с кровавыми потеками на руках, а рядом со мной стоит совершенное существо с яркими глазами и светлыми волосами, словно у него на голове само солнце. Я вновь ощутил свое ничтожество, свою мерзость и дохлость перед идеалом, который так свеж и красив.

- У меня всё не выходит из головы случай, который произошел, когда мы хоронили Кристофера, - Нил внимательно всматривался в зеркало и спокойно вёл беседу, будто не обращая внимания на то, что говорит с сыном смерти, - когда закапывали его, закапывали и остатки моего сердца. Я четко понял, что смерти мне не избежать. Каждый день он звал меня к себе, но неведомая сила цепкой хваткой удерживала мою душу на земле.
- Достаточно смертей, Нил Айви. Тебе не хватает жизни и гибнешь ты от скуки. – Голос тихий и будто не от меня исходящий, но Айви слышал и понимал. Моя часть души, что поддерживала парню жизнь, связывала нас, словно невидимая петля.
- Сколько силы ты применил, чтобы так разорвать себе руки?
- Это не важно.
- Болит?
- Не так, как душа.
- Она у тебя есть?
- Она в тебе.
Нил медленно приложил руку к сердцу, затем осторожно прикоснулся к зеркалу, в котором отражался мой еле видимый силуэт.
- Как такое возможно? Я ведь живой, - Айви всё не убирал свою руку, а глаза так и впились в меня, будто нож в кожу, - или нет?
- Ты жив, и будешь жить. Прошу, не лишай себя этого шанса.
- Я сплю, это просто какой-то кошмар.
Нил быстро зашагал по комнате, взявшись за голову. Я почувствовал, как легко запорхали крылья бабочки – его пульс. Он начал переживать.
- Ты мой самый настоящий кошмар.
Парень отпрянул, обернувшись, и уселся на расстеленную белую ткань на кровати. В холодном полумраке его лицо было особенно красивым. Казалось, глаза стали более выразительными, а скулы еще лучше очерченными. Страх придавал парню некой живости и эмоциональности. Раньше он был просто живой безупречной куклой.
- Ты просто омерзительный сон, - Нил откинулся на кровать и закрыл глаза, - завтра всё будет по-прежнему. Я слишком пьян.
Парень негромко захохотал, а я почувствовал, как дважды умер. Через минуту я услышал легкие стоны, которые оповестили, что Айви отправился в царство Морфея.

Меня зовут Анкэль, я существую в мире самоубийц и всем нутром чувствую, как этот мир меня затягивает. Взглянув лишний раз в зеркало, я ничего не увидел, кроме пустого уродца в грязной одежде, гниющими ранами на руках и черными дырами вместо глаз. А ведь когда-то я был не таким. Чуть длинноватые волосы, высокий статный солдат, на которого возлагали надежды, который мог изменить мир в лучшую сторону. Но который так позорно сдался, идя на поводу своего сердца. А что теперь? Я даже не помню лица своего избранника, не говоря уже о его имени. Мое мертвое лицо искажается при лунном свете, и на миг мне кажется, что в отражении я вижу живой человеческий облик. Без увечий и изломленных костей, без страшных ран и крови, я вижу молодого красивого парня. Вижу себя. Но это лишь секундная галлюцинация. Передо мной вновь стоит черный силуэт в длинном грязном одеянии с капюшоном, из-под которого торчат взъерошенные пряди волос.

Я должен быть практически счастлив, ведь моему существованию больше ничего не грозит. Ни война, ни разбитое сердце, ни смерть близких людей. Я нахожусь в забытом Богом месте, где полно одиноких людей, которым нет до тебя никакого дела. Я обычный призрак, которого загребли в тело трупа. Здесь нет никаких проблем, здесь не нужно принимать решения и думать над своими поступками. Здесь нет никакого позора и превосходства – здесь все равны. Единственное, что мешает, - это воспоминания и голоса, которые постоянно роются в моей израненной голове. Как только я смирился с ними, я наступил на минное поле. Я потерял кусок своей и так рваной души и теперь меня терзают жестокие чувства. Впрочем, куда бы они меня не занесли, я готов ими управлять из последних сил.

Резкий порыв северного ветра заставил меня очнуться. Вихрем, получив толчок в лопатки, я вылетел из оконной рамы, снося за собой карниз. Ветер уносил меня из Города Роз, раздувая шаром мою одержу. Приземлился звонким ударом на выжженную траву. Я даже почувствовал хруст собственных рёбер.
- Добро пожаловать домой. – С улыбкой встречает меня Рэйн.

***


Меня зовут Колин Уорд, и я чертовски пьян. За окнами дешевого бара беспрестанно хлещет дождь, а я просто наслаждаюсь своим состоянием. Ловлю на себе заинтересованные взгляды посетителей, как женщин, так и мужчин. Я красив, я знаю это. Молодость и мятежность всегда оставались моими фишками, которыми я пользовался. Только сегодня мне не хочется вновь окунаться в ночной мир и приключения, я просто хочу еще одну порцию двойного виски со льдом. Прошу бармена повторить и лениво оглядываю людей. Среди посетителей я не встречаю взгляд тех серых бездонных глаз, но вижу немало знакомых, что меня немного утешает.
- Привет, красавчик, - прежде чем я успеваю что-нибудь сообразить, ко мне подплывает высокий сильный мужчина средних лет, - позволишь мне тебя угостить?

В ответ я лишь киваю в знак согласия. Знаю, насколько опасно позволять себя угощать подобным образом таким мужчинам, но мне почему-то было приятно. Незнакомец шепнул что-то бармену и уставился на меня, широко улыбнувшись. Ничего особенного в нем не было. Обычные поседевшие виски и трехдневная щетина. Таких, как он, можно было встретить на каждом шагу в этом городе. Но было что-то, что его отличало от серой массы, – это кошелек. В таких тесных кругах все друг друга хорошо знают, прям биографию писать можно: кто сколько зарабатывает, кто с кем трахается и кто сколько стоит. Этот экземпляр явно не последний папик на тусе. Я никогда не считал себя шлюхой, как бы со мной ни обходились другие, но я привык заниматься сексом только с теми, с кем сам захочу. Невольно вспомнился мой первый любовник – Нил Айви и его нежное дыхание на моей коже. Я не видел его уже более года, с тех самых пор, как я навсегда исчез из его жизни. Встряхнул головой, откидывая все больные мысли, и полностью вовлекся в беседу с моим новым знакомым. Кстати, зовут его Джо.

Мужчина оказался очень интересным собеседником, правда, его карие глаза уже несколько раз подряд меня раздели догола. Я прекрасно понимаю, что таких как я, у него полно, и если бы мне не было так безразлично, я бы очень огорчился. Но все же мое самолюбие очень тешит тот факт, что буквально все посетители этого бара сейчас буравят меня ничтожным и ненавидящим взглядом. Что же, мне это льстит.

Мне семнадцать лет, год назад мне стало абсолютно плевать на свою жизнь. Я живу в свое удовольствие и наслаждаюсь каждым мигом, подаренным мне судьбою. Я молод и красив, во мне кипит энергия и азарт, я готов рисковать и не боюсь прогореть. И даже если завтра мне придется умереть, я с легкостью приму кончину. Меня зовут Колин Уорд, но сегодня ночью меня будут звать «Ох, как хорошо».

***


Утро встретило меня, на радость, светлым днем и солнцем. Хорошая погода – это редкость в таком тусклом городишке. Голова неприятно покалывала, похмелье привычно мешало полностью ощущать приятность начала дня. В приоткрытое окошко влетал мягкий морозный ветер, занавески тепло светились от солнца. Я привстал, чтобы прикрыть форточку, благо, кровать прямо под окном находится, иначе бы просто не хватило сил подняться. И тут в потемках своей пропившейся памяти я припомнил, что не открывал окна на ночь. Руки задрожали, а сердце неприятно кольнуло. Последнее время я часто забываю, что творится перед сном, ибо я всегда засыпаю в отключке и практически не владею собой в состоянии алкогольной прокачки. Но это зловещее зеркало явно мне что-то навеевает. В квартире уже больше полугода поселилась мертвая пустота, я могу отличить саму ауру, когда меня посещали гости. Здесь явно что-то было. Нечто холодное, практически ледяное и безумно одинокое. Может, это я сам? Взглянув на себя в зеркале, я, насколько это было возможно, пригладил волосы, которые никогда не выглядели так, как мне это было нужно, а с утра и подавно. И тут я наткнулся на отпечаток ладони на зеркале. Четкое очертание каждого пальца. Картинка в голове нарисовалась сама собой, и я в ужасе отпрыгнул назад подальше от этого предмета. Я увидел саму смерть в нём. На прикроватной тумбочке нащупал стеклянную пепельницу, которую забыл один из любовников, так как сам я не курю, и с силой сжал ее в ладони. «Если ты там, то я уничтожу тебя. Что бы ты ни было. Тебе не жить», - с этими словами я бросил пепельницу прямо в зеркало. Оно разлетелось на миллион мелких осколков по всей квартире. Один из осколков срикошетил об мою скулу и оставил глубокую царапину на ней. «Я не боюсь тебя». Сам не понял, когда я успел так позорно разревется. Мне кажется, я просто схожу с ума. Истерика разрывает горло и мне больно глотать даже собственные слёзы. Когда я успел таким стать? В приступе бешенства я начал крушить всё на своем пути: пострадали стулья и письменный стол. Добравшись до картин, я мигом разрушил половину моей коллекции, первым делом те, которые больше всего походила на образ Кристофера. Хватит себя мучить, хватит мучить бедного умершего парня. Его давно нет, но я никак не могу с этим смириться. Тут в руки попадает одна из последних моих работ. На деревянном квадрате красками был набросок, который так и не стал полноценным шедевром. Я так и не успел его закончить, а он бесследно исчез из моей жизни. Отложил работу в сторону, её я не трону. Жаль, что теперь я никогда не смогу окончить портрет, эта картина была бы особенной, ведь в ней не было никакого намёка на моего первого возлюбленного. Я никогда не скучал по этому взбалмошному мальчугану, я понял его желание сбежать от меня подальше, притом, что сам его нередко гнал от себя. Я не искал Колина и не интересовался его жизнью у бывших его коллег по работе. Отпустив Уорда раз и навсегда, я не смею тянуть его за шею вновь в свое логово. Но теперь, глядя на этот эскиз, в самых потаенных уголках своего сознания, на самом краешке сердца, я понимаю, что он любил меня так, как я этого не заслуживал. Он принимал меня таким молчаливым и нервным, он делал все, что пожелает мое тело, не потому что он был шлюхой, как я думал, а только от большой и чистой любви.

Взяв в руки мобильный, в списке контактов я отыскал номер, который не набирал уже почти год. Трясущимися от волнения руками я нажимаю кнопку вызова и нервно подношу сотовый к уху. Наверняка, поменял номер, но попытка не пытка. Возможно, он мой единственный шанс обрести нормальную жизнь.

Меня зовут Нил Айви, возможно, мне стоит попробовать.

Глава 10.

Звук грома где-то за горизонтом заставил меня вздрогнуть от испуга. Я осознала, что задремала прямо на широком подоконнике, облокотившись лбом о стекло. Холодный дождь хлестал прямо через приоткрытую форточку, от чего волосы стали влажными и липли к шее. Поспешила закрыть окно, а крупные капли пластичными змейками потекли по стеклу. Погода портилась с каждым днем, уже вовсю разгуливал декабрьский морозный ветер, который поднимал пыль с поверхности зданий и дорог, затем кружил ее по всему городу. Небо, будто фиолетовый матовый натяжной потолок, дышало свежей влагой.

Захватив со шкафчика фен, я направилась в ванную, чтобы подсушить уже порядком растрепанную копну влажных волос. Из зеркала на меня смотрела красивая девушка с блестящими выкрашенными черными волосами, алыми тонкими губами и с немного потекшей тушью на глазах, так даже красиво. Придает некой готичности образу.

Оглянувшись на дверную трещину, я вспомнила вчерашние события: страшная ссора, нож в руке Джо и пострадавшая дверь, которую он выбил, когда я пряталась в ванной. Повернувшись обратно к зеркалу, я тяжело вздохнула и заправила выбившуюся прядь назад за ухо. Постоянные ссоры больше не волновали меня, они стали слишком частыми, чтобы к ним привыкнуть. Жить с тираном сложно, но если закрыть рот, много готовить и почаще улыбаться, то вполне возможно.

Меня зовут Клэр Сантьяго, мне 25 лет, я беременна от богатого, но ужасного человека. Я была слишком молода и неопытна, когда мы познакомились в одном из баров Орегона. Вылетело из памяти, как именно это произошло, помню только пару больших карих глаз, которые впились в меня и буравили целый вечер. Под конец мы, естественно, покинули помещение вместе, изрядно напившись и не переставая зажиматься на каждом углу. Он сразу предложил мне остаться у него, это была сильная страсть, которая граничила с потерей рассудка, я поняла, что влюбилась и вляпалась по самые уши. Я чувствовала себя защищенной как никогда. Рядом с опытным мужчиной, который был старше, мне было так спокойно и хорошо. Он содержал меня, я ни в чем себе не отказывала. Он накупил мне кучу ярких тряпок, которые я так любила, водил в самые дорогие рестораны и возил по всему миру, нашептывая, что я его маленькая девочка.

Еще в школе я привыкла находиться в центре внимания, постоянное пускание слюны в мою сторону стало привычной реакцией окружающих парней. Вот только они меня никак не интересовали. Я всегда знала, что достойна большего, достойна лучшего мужчины гораздо старше себя. Возможно, я была не права. Но кого бы не ослепило золото, когда тебе его подсовывают под самый нос?

Всё чаще я начала замечать, как Джо куда-то собирался на ночь, или вообще не приходил в дом сутками напролет. Он никогда не позволял мне лезть в его дела, и как только я собиралась узнать о его похождениях, меня тут же затыкали. Мне сразу напоминали, кто я такая, и указывали на дверь, если меня что-то не устраивало. При этом не забывая упомянуть, какая я была до него: малолетняя дура из протухшего городка, без цента в кармане. Вначале я слепо ему верила, полагала, что он мой спаситель и единственное светлое в моей скучной жизни, но я прогорела, как бабочка на свету.

Мой «принц» оказался деспотичным ублюдком, который бьет свою беременную сожительницу. Я больше не нервничаю, как раньше. Любая ссора – это просто пустяк. Единственное, что меня беспокоит, - это мой малыш. Я очень боюсь за его жизнь и здоровье. А еще больше переживаю о его генах.

***


Когда он открыл глаза, то понял, что очутился в замкнутом помещении, в большой пустой комнате. Или это и была его комната, только без мебели? Знакомые окна, двери, те же рисунки на стене и больше ничего. Но куда всё исчезло? Он стоял абсолютно нагой посреди комнаты, на голой плитке, переминаясь с ноги на ногу. Непонятно откуда веяло ледяным ветром, будто это чье-то ледяное дыхание прямо на продрогшей коже парня. Захотелось кричать, но крик получился беззвучным, будто ему отрезали язык. Внезапно из-под холодного кафеля начали прорастать густые ветки, которые обволакивали ноги испуганного ребенка. Мальчик увидел, как на одной из стен вырисовывается лес, словно невидимый художник рисует свою огромную картину. Сплошным ковром сплелись ветви и начали прорастать по всей комнатушке страшными колючими стрелами. Потолок разрывали разряды молнии, ее мигающий свет серебрил кустарники и деревья-великаны, чьи вершины почти упирались в запачканное тучами небо. По всей комнате витал прелый аромат растительности и смолы.

Парень не мог поверить в происходящее. Всё настолько жутко и хаотично, что не могло не понравиться. Слишком правдоподобно, чтобы оказаться лишь иллюзией. Что-то пошло не так, когда за спиной парень ощутил шорох, который быстро стих за листвой толстой мохнатой ели. Страх охватил юношу, но тот не подал виду. Мальчик явно чувствовал, как за ним что-то наблюдает и внимательно изучает его оголенность. Прищурившись и пытаясь что-нибудь разглядеть в потемках, парень ничего не увидел. В комнате оставался только он один.

***


- Бенджамин, кивни, если ты меня слышишь!
Чей-то строгий голос заставил меня испуганно обернуться. Где он? Почему я его не вижу в этом густом лесу?
- Бенджамин, ты меня слышишь?

Мужской голос не переставал меня звать к себе, а я всё не могу определить, откуда он доносится. Черная обросшая листвой комната стала будто электронной. На секунду мне показалось, что она начинает исчезать. Ветка за веткой, дерево за деревом. Молнии перестали бить измученный потолок. Недавно такая реальная природа оказалась обычной компьютерной графикой? Я будто оказался в центре трёхмерной технологии аппаратных и программных приемов.

- О Боже, очнулся!
Тело пронзил разряд тока, и я резко открыл веки. Надо мной нависали трое врачей и испуганная мать, которая махала руками в разные стороны и ревела во весь голос. Я всё так же находился в своей комнате, правда, лежал почему-то на полу. Голова жутко болела, но все же я смог повернуть ее в сторону и осмотреться. Никакого леса, никакой темноты, и я полностью одет. Комната была совершенно обычной с мебелью и коврами. Но что тогда это было?

- Зачем ты это сделал? Чего тебе не хватало, ответь? – Мать орала и плакала. Врачи еле удерживали ее на месте.
Я не понимаю, что творится и почему меня так тошнит.
- Что… что происходит? – Я и сам удивился, насколько хрипло прозвучал мой голос. Слишком сильно чувствуется усталость, такое впечатление, что меня парализовало. Надеюсь, это не так.
- Молодой человек, мы отвезем вас в больницу. Вы слишком слабы. А потом разберемся, что дальше будем делать. – Строгий и одновременно жалостливый голос доктора заставил меня еще больше испугаться.
- Зачем в больницу? Что со мной?
- Это ты мне скажи, зачем ты выпил столько таблеток? – Мать в углу комнаты всё не успокаивалась. Врачи уже напоили ее успокоительным, но не помогало, видимо.
- Я пытался покончить с собой? – Мне вдруг стало жутко стыдно. Именно это я и пытался вчера совершить.
Врач ничего не ответил, только помахал передо мной почти пустой упаковкой диазепама. А ведь я мог никогда не проснуться.

Меня зовут Бенджамин Марлоу, я житель Калифорнии. Мне 15 лет. Сегодня я практически умер. Я даже подумать не мог, что мне станет так хорошо. Жаль, что я проснулся.

Глава 11.

Возможно, если ты узнаешь о нём от меня, то поймешь, почему я выбрал его. Ты не станешь осуждать за этот выбор и будешь знать, почему именно он. Я постоянно нахожу частичку тебя в этом парне: те же детские обиды, те же горячие слова правды. Ты так же, как и он, любил меня просто за то, что я - это я и никто другой. Я злюсь на себя, потому что мне он действительно очень нужен. Я злюсь, потому что предаю твою память, прости. Но если уже так вышло, что я хожу по земле, а ты где-то в небе, то пути наши разошлись. Я не бросаю тебя, Крис, но и его забыть не могу. Я хочу, чтобы ты знал о нём. Возможно, узнав Колина сквозь меня, ты не станешь меня презирать. Я хочу попытаться заново склеить себя по частям, хочу снова переродиться в нового человека и стать нормальным. Прости меня, моя любовь. Я никогда тебя не забуду… и я еще приду к тебе, обещаю. Но теперь я должен вернуться и найти его, мое спасение.

Красивый парень, двадцати пяти лет, укутавшись в теплый вязаный шарф, быстро шагал к своей машине, пряча слезы. Он только что прощался со своим прошлым. С человеком, который даже в другом мире оставался для него самым близким и желанным. Он просил прощения, стоя у изголовья могилы, за то, что выбрал жизнь и не пошел следом за ним. Просил простить его за то, что не улетел за ним в небо, с той самой крыши, еще несколько лет назад. Умолял не держать на него зла за то, что его внутренние органы целы, а не лопнули тогда при ударе о твердый асфальт.

Почему именно Колин? Этого не нужно объяснять, когда человек олицетворяет собой жизнь и свет, а Нил всё это давно утратил. Не нужно объяснять и то, что спустя целый год после разлуки он всё еще не мог поверить, что его нет рядом. Возможно, внутренняя энергия, которой заряжал его Колин, поддерживала его и не давала ему сдохнуть всё это время. Но теперь она практически иссякла, и парню жизненно необходимо это светлое существо рядом.

Почему практически из всех возможных вариантов Нил остановил свой выбор именно на Колине? Это мог быть кто угодно, но он выбрал именно его. Потому что Нил – это воплощение смерти и утраты. Потому что смерть уже давно стала его надоедливой сожительницей . Потому что Колин – спокойствие, освобождение и радость. Потому что Колин – это жизнь.
А чтобы избежать смерти, нужно жить.
Чтобы жил Нил, нужен Колин.

***


Меня зовут Бенджамин Марлоу, я самоубийца-неудачник. Рука больно покалывает, у меня страшный некроз от лейкопластыря. Я был в отключке, и никто не знал, что у меня аллергия на латекс. Уже вторую неделю я нахожусь в психиатрической лечебнице под капельницами и настойчивым присмотром врачей и собственной матери-истерички. Хоть у нас с ней не очень складывались отношения, но все же я ей благодарен. Она единственная постоянно находится со мной рядом. Остальные же не рвутся посетить столь привлекательную организацию.

Я жду не дождусь когда смогу отсюда выйти. Это не больница, где лечат людей, а просто каторга. Сегодня я буквально вымаливал заведующую перевести меня в отдел неврозов. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего идиота, а я победно улыбнулся ей. А что? У них там не лечение, а просто санаторий какой-то: могут себе вольно расхаживать вокруг больнички и засиживаться на лавочках по интересам и возрастам. В общем, самое беззаботное времяпровождение, когда от тебя никто ничего не требует, заботятся, кормят, лечат и спать укладывают. Словом, я бы и сам не отказался. Там тебе в жопу дуют, и терпеливые родственнички будут навещать и приносить разные вкусности. Ну, конечно же, такой роскоши я не достоин. Я вообще, можно сказать, ничто. Просто чудом выжившая скотина, от которой и так все мечтают избавиться.

Меня удалось вернуть с того света и откачать прямо в собственной комнате. Затем меня мигом доставили на машине скорой помощи в реанимацию и сделали промывание желудка, чтобы вывести остатки препарата из крови. Я не понимаю, рад ли я тому, что меня спасли, или нет… Одно знаю точно, что теперь моя жизнь кардинально поменяется. Далеко не в лучшую сторону.

Вы можете представить себе обычный стеклянный стакан? Он стоит под водой. Из крана постоянно капает вода, тем самым наполняя его всё больше доверху. Капля… всего лишь маленькая ничтожная капля воды, но вот стакан уже заполнен до самых краев. И вот последняя капелька безудержно срывается и несется вниз. Что происходит с содержимым? Вода выплескивается, и её уже не удержать. Примерно так же произошло со мной.

У каждого бывают тёмные дни, когда кажется, что всё настолько бесконечное в своей безвыходности, что даже не получается думать о будущем. Эти дни черные и беспросветные. Противно даже думать о том, что может случиться завтра или даже через пару часов. Хочется просто, чтобы боль закончилась в эту самую секунду, и точка. Я уже давно не доверяю этой обманчивой перспективе «завтра», с каждым днем становится всё хуже и хуже. Единственное, что может избавить от страданий, терпимости, нескончаемой череды несчастий и вечных унижений, – просто уйти.

Я уже много раз махал рукой и просто смеялся в душе от того, какой я неудачник по жизни. Часто занимался самоуспокоением: часами смотрел в аквариум (даже рыбу себе купил), регулярно выходил покурить во двор, даже пытался поговорить с кем-то. А чаша уже наполовину наполнилась. И сил больше не оставалось бежать на улицу, от сигареты першило в горле, и рыбка начинала действовать на нервы.

Я не ищу себе оправданий, их нет. Просто в один момент моя чаша наполнилась до самых краев, а вокруг никого не осталось. Хотя… никого и не было. Я гей, понимаете? И всю свою чертову жизнь я люблю Гарри Брайта – самого красивого и великолепного парня в мире. Хотя, зачем я обманываю сам себя? Он избивал и калечил мое тело с каждым разом, когда наши взгляды соприкасались. Он ломал мою детскую психику и уничтожал во мне всё светлое и радостное. Я не знаю, почему я так на него запал, что я в нем нашел? Да, он красив, он чертовски, мать вашу, красив. Этот строгий взгляд голубых глаз сводил с ума. Но душа у него оказалась гнилью. И вообще, вам не кажется, что человек, который обладает идеальной внешностью, а безобразен внутри, совершает настоящее предательство перед Богом? Ну, правда? Какое он вообще имеет право принимать столь редкий дар красоты при рождении, чтобы потом так и не соединить красоту с сердцем?

Это случилось на той позорной вечеринке, которая и стала этой, так называемой, последней каплей. Меня потащила туда Люси – моя единственная подруга и единственный человек, который знал меня и принимал со всей голубизной, что течет во мне. Если бы не она, я бы никогда туда не сунулся – безбашенные вечеринки с кучей бухла и полураздетых малолеток, вот что я там забыл? Ничего. Я там оказался, только чтобы поддержать подругу в её сотой попытке привлечь внимание красавчика Тейлора – капитана нашей школьной сборной по баскетболу.

Словом, я мало что припоминаю с того зловещего события. Помню, что мне было скучно. Помню, как среди толпы увидел Гарри с какой-то милой блондинкой и начал бездумно дезинфицировать мои душевные раны алкоголем. А дальше всё как в тумане…

Я сидел на краю кровати, разгоряченный от выпитого алкоголя и эйфории, что он смотрит на меня с того угла комнаты. Он презирал меня, но в то же время хотел. Или мне это казалось? Он, всё так же молча, подходит ко мне и наши губы соприкасаются. Еле ощутимый запах алкоголя и мятной жвачки щекочет ноздри. Эффект, будто втянул дозу кокаина. Его язык гладит мои губы. Облизываюсь. Ммм… вкусно. Он легко толкает меня, и я падаю на кровать. Задирает мои руки выше головы и тяжело дышит. Его глаза потемнели, то ли от возбуждения, то ли это свет так пал. «Пососи его», - срывается с губ Гарри, и я, прежде чем что-то успеваю сообразить, стягиваю с него брюки.
Туман, сознание отказывается работать, чувствую вкус его спермы и глотаю всё до единой капли, чтобы только не растерять остатки его собственной любви.
В комнату ворвались. Его дружки, его личные жополизы, которые хвостом перед Гарри виляют. «Хорошее видео получилось, пидорас», - они ржут так, что мне кажется, их глотки сейчас порвутся. И лучше бы оно так и было. Гарри застегивает ремень и злобно ухмыляется: «Получил то, о чем мечтал, грязный слизняк?». Один из его дружков ткнул меня носом в то видео, на котором отчетливо было видно, как я это сделал. Только моя голова и член. И рот, который старательно заглатывает член. И моя голова. Больше ничего. И позор еще. Член, голова и позор.

Меня зовут Бенджамин Марлоу, мне всего 15 лет. Жаль, что я жив.

***


Меня зовут Колин Уорд, мне 17 лет. Теперь мне вечно будет 17. Я считал свою красоту и молодость превосходством и наградой, но именно они меня и погубили. Вчера я умер. И теперь мой дом навеки останется черным мрачным садом.

Это была жестокая и мучительно-долгая смерть. Я помню каждую деталь. И от мысли, что меня больше нет, кружится голова. Я был так молод и мятежен, мне казалось, что я настолько живой, что умереть у меня просто не получилось бы. Но моя доверчивость и глупость сыграли со мной злую шутку.

Всюду кровь: на полу, на стенах и даже брызгами на потолке. Вонючая темно-алая жидкость вытекала ручьями из моего изуродованного тела. Когда я уже мертвым увидел свой труп со стороны, то меня охватил ужас. Я всегда мечтал уйти красиво, чтобы меня запомнили целым и идеальным. Но умереть красиво у меня не получилось. Легкие, разорванные моими же сломанными ребрами, тело, покрытое порезами и гематомами. Я весь в крови, а лицо изрезано острым ножом.

Он насиловал меня много часов, издевался и избивал. Он не хотел, чтобы я умер быстро, ему приносило удовольствие видеть мои мучения и наслаждаться моим страданием. Я захлебывался в собственной крови, у меня не было сил даже на крик о помощи.
«Ты слишком красив, чтобы жить в этом уродском мире», - Джо повторял эти слова, когда протыкал мое тело ножом.

Я мечтал только об одном - чтобы всё поскорее закончилось. Но ничему не приходил конец. Я то проваливался в пустоту, то снова приходил в сознание. Маньяк продолжал калечить мое тело, из которого понемногу выходила душа. На секунду мне показалось, что он вымотался, устал и тяжелым грузом упал на пол, крича в экстазе. Кончил, сука. Пока Джо тяжело дышал, я из последних сил ухватил нож, вымазанный моей кровью. Не медля, сжал рукоятку и со всей дури вогнал орудие прямо в само сердце, ощутив, как острое лезвие разрезало мою плоть внутри.

У меня не оставалось выбора, я бы умер в любом случае. То ли от потери крови, то ли Джо меня бы добил, более мучительно, растянув мои страдания еще надолго.

Я здесь. Это место мне противно, но тут я в безопасности. Здесь часто дует сильный ветер, который метет пыль и рвет мои волосы, кидая их мне в лицо. Боль не прекратилась со смертью, она только перенеслась в другое измерение. Мне страшно смотреть на свое изуродованное тело. Оно осталось таким же, как и при смерти. Живой труп в бурой крови.

Глава 12.

Вокруг будет меняться мир, земля все так же будет вертеться вокруг своей оси, солнце будет находиться в своей галактике, Вселенная будет двигаться дальше. И только я один буду стоять на месте. Только ради тебя. И пусть говорят, что века проходят, времена меняются – я буду оставаться здесь. Придет новый день, и у меня хватит сил заштопать себя заново, я сумею обрести баланс и продолжать жить, ради тебя. В мире столько вещей, которых мы не можем и не хотим понимать. Нам не дано понять их масштаб, это не в наших силах. Что-то нами руководит и держит за руку, когда мы пытаемся сбежать. Но я останусь здесь, ради тебя. Я слишком прожженный опытом горечи и утраты, мне не хочется понять истину моей нелепой судьбы. Ты стал очередным несчастным человеком, с которым нас свела и развела судьба. Тебя нет, а я должен собрать себя по кускам, ради тебя. Сшить из лоскутков скорби, горечи и крови. Ради тебя.

Я буду жить в этом мире, ведь ты так хотел, чтобы я жил. Я буду ходить по этой мерзлой и продрогшей от дождя земле, я буду стоять возле этого холодного камня и смотреть, как засыхают цветы. Я буду жить до тех пор, пока сам не окажусь под этой деревянной крышкой, пока не окажусь рядом. Я не уйду, я никогда не посмею так тебя обидеть. Ты дал мне понять главное - не все дороги, которые выстелены травой, ведут в правильном направлении. Моя дорога иная. Она черная и сложная, она грязная и мерзкая. Она пахнет гнилью и трупами, но она моя. И я должен ее пройти. Ради тебя.

И когда я выживу, пройду по своей тропе и завершу свой жизненный цикл, возможно, мы встретимся. Мы очнемся после длительного глубокого сна. В нашей теплой и уютной белой кровати. Ты улыбнешься, как всегда любил улыбаться с утра, а я еще немного вздремну на твоей шее. Мы будем любить друг друга под теплый пуховым одеялом и никогда больше не замерзнем.

Меня зовут Нил Айви. Я лежу на ледяном паркете своей старой комнаты в Портленде. Здесь вечно холодно. Но когда внутренний холод совпадает температурой комнаты, мне комфортно. Я уже давно не воспринимаю солнечные лучи и тепло. Я чувствую себя живым трупом, когда за окнами проходят люди в летней одежде, радуются светлому дню, а я смотрю на них, больно сжимая кулак от невыносимого холода.

Я был прямо на полу, даже не решаясь повернуть голову в сторону часов, чтобы глянуть, сколько я так пролежал, обернувшись в одежду Колина, пытаясь задушить себя его ароматом. Пока не услышал страшный крик из дверного проема.

***


Меня зовут Бенджамин Марлоу. И я давно уже понял, что мое бренное существование на этой земле абсолютно бессмысленное. Социум не спешит меня принимать с распростертыми объятиями, знакомые отвернулись, семья воспринимает как больного на всю голову, я остался один на один с миром. Страх, апатия, панические атаки, агрессия и приступы безудержной ярости, срывы и резкая перемена настроения. Я устал, оно преследует меня. Вчера выписали с психоневрологического диспансера. Мать сразу наняла мне психолога. Сижу и жду его, а пока мне нужно принять еще одну дозу мощнейшего антидепрессанта, чтобы я смог с ним разговаривать на нормальном языке, иначе снова попаду в психушку. Синие круги под глазами, исхудалое тело и горечь в горле – это далеко не все симптомы человека, который пытался избавиться от такого проклятия, как «жизнь». Помимо врачей «с-которыми-я-должен-разговаривать», ко мне каждый день приходит священник, который рассказывает мне о Боге, о высшем мире, о рае и все дела. Он вымаливает прощение у Бога за мои грехи, стоя на коленях, с чуть видной слезой в глазах, а у меня тем временем перед глазами член Гарри, который я сосу с особым остервенением.

Я не знаю, чего хочет добиться мать своей чрезмерной опекой. Меня от этого уже тошнит. Но я молчу. Молчу, чтобы не усугубить ее горе. Я уже никогда не стану прежним ее сыном, она наверняка это тоже понимает, но боится воспринять как данность. Невозможно мыслить позитивно о таком дерьме, как я. Мне, как и любой другой мрази, больно и неприятно, когда на него забивают, а именно это и произошло, до моей несбывшейся смерти. Так зачем же сейчас так суетиться? Чтобы не стало еще больней, я отгородился от всех переполняющих чувств в моем теле и «самопослался на ***». Больше нет живого человека. Больше нет меня. Даже если я при этом еще жив.

Я не знаю, почему у меня не вышло. Я все просчитал: и уход матери, которая должна была вернуться не раньше чем через два дня. И сильнодействующий препарат, который убил бы меня в мгновение, и даже удалил все социальные сети, чтобы уйти совершенно бесследно. Но почему? Я часто задавал себе этот волнующий меня вопрос. И мне кажется, я знаю ответ. Я никогда не выложу эти мысли врачам, потому что это не то, что стоит им говорить. Но мне срочно нужно увидеть Отца Георга.

***


Оглядываясь вокруг, Бенджамин узнал это место. Он уже бывал здесь раньше, когда висел на волоске от смерти. Этот черный лес с густыми ветками, которые обволакивали его ноги. Этот пасмурный день, который едким дымом застревал в легких. Посреди леса – вырытая яма. Мальчик уже вовсю смаковал свои похороны. Он сейчас с разбегу рванет в эту свежевырытую могилу и больше никогда не испытает никаких человеческих чувств, которые ему так противны. Он рад умереть снова, он рад испытать это чувство - облегчения, он рад вернуться в этот лес смерти и покоя. И он рад остаться здесь навсегда. Ведь именно в этой проросшей травой иллюзии не существует никаких ограничений и правил. Здесь нет ничего, что может давить на воображение. Здесь отсутствует его невыносимый дом с узкой комнатушкой, холодными коридорами и острыми углами, в которых парень прятался от реальности и неизбежности.
«Я снова здесь. У меня получилось?»
- Нет, это просто сон.
Неожиданный голос с хрипотцой зазвенел в ушах и заставил вздрогнуть.
- Кто здесь?
Обернувшись, Бенджамин не обнаружил ничего живого. Только странное шевеление ветки на кустике. Если причина не в ветре, то существо, которое издало голос, прячется там.
- Стой на месте, ты не должен меня видеть.
- Это ты за мной наблюдал в прошлый раз?
- Да.
- Но кто ты?
- Я мертвый и ты должен мне помочь.
Парень остолбенел и недоверчиво покосился на подрагивающий кустик.
- Что я могу сделать для мертвого человека-то?
Задержка, человек не торопился ответить. Человек знал, что Бенджамин – его единственное спасение. Если парень ему не поможет, он навсегда будет заключенным между двух миров.
- Эй, отвечай!
Тишина. Человек колеблется. Марлоу медленными шагами приближается к заветному кустику, он сгорает от любопытства и нетерпения.
- Это тебя и погубило!
Неожиданно голос останавливает парня, и тот застывает как вкопанный.
- Что погубило?
- Твои человеческие пороки. Твоя детская натура всё преувеличивать, твое доверчивое сердце. Ты всем этим руководствуешься. Ты живешь одними эмоциями, но пытаешься от них избавиться. Ты хочешь утратить все рецепторы и стать трупом, но ты еще ничего не знаешь о смерти.
- Я хочу покой и свободу. Мне надоели насмешки и позор. Вокруг меня нет ни одного человека, который бы поддержал меня.
- У тебя есть подруга. А вот я действительно один.
- Но… как ты узнал о Люси?
- Я следил за тобой.
- Она бросила меня. Я больше ничего для нее не значу.
- Ты найдешь свою гавань. Он будет твоим спасением, если сумеешь спасти его. Ты заметишь его сразу. Его тяжело будет не узнать среди всех. Ты будешь рад вашей встречи.
Бенджамин не смел отодвинуть эту ветку, но ему безумно хотелось увидеть человека, скрывающегося за ней.
- Скоро рассвет и тебя разбудят.
- Что это значит? Я больше сюда не вернусь?
- Нет, больше никогда. Но я должен тебе кое-что рассказать. Когда ты вернешься в мир людей, сделай то, о чем я тебя попрошу.
- Я сделаю, обещаю.

***


Меня зовут Майкл Эванс. Я завидую мертвым и живым одновременно. Ведь они знают, у какого берега их ожидает пристань, а я - нет. Я неприкаянная душа, которая никогда не обретет покой, пока я не буду прощен и отпет. С каждым днем я теряю веру, она ускользает от меня, а я постепенно остываю. Я не могу привыкнуть к вечному блужданию, я хочу примкнуть хоть к чему-то, но куда бы я ни пошел – я всюду странник. Я не плохой человек, я не самоубийца, чтобы так мучиться и так позорно умереть. За что Бог так невзлюбил мня? Я ведь всего лишь его творение, которое всегда в него верило.

Блуждая по пустынным улицам города, я так редко могу встретить человека. Нет, людей здесь полно, они толпами движутся, будто стадо баранов. Животное не виновато, что оно всегда используется в данном сравнение, но вот человеку такое поведение непростительно. Именно человеку – существу, сотканному из любви, трепета и ласки. Человеку, чьи мысли, будто сам пульс природы, звучат. Я все яснее понимаю, что некоторые мертвые намного живее некоторых живых. Где переживания этих людей? Где искренние чувства боли и радости, счастья и горечи, обиды и прощения? Их нет, они, будто восковые куклы, болтаются по миру в поисках денег и иных благ цивилизации.

Здесь скучно, это место мне надоело, я хочу домой. Но где найти этот дом? Вокруг деревья своими высокими кронами царапают пасмурное небо. Вот бы в небо. Их золотые листья устилают прохладную землю, все вокруг превращая в золото. Как можно не замечать всей этой красоты вокруг? Почему люди такие странные существа? Они ценят, только когда теряют, они замечают только у других, у себя же этого не видя.

Я слышу чьи-то мысли где-то далеко за горизонтом. Какой звонкий крик – еще одна уставшая душа. Как же много в этом мире смертников, лечу на манящий меня звук. Я не смогу спасти эту погубленную душу, но крик меня настолько заворожил, что я обязан увидеть это. Я вижу заплаканное лицо девушки, стоящей на краю моста. Ее тело окутано ореолом грусти и печали. Вот сейчас она сорвется вниз, а завтра по всем каналам Калифорнии передадут о несчастном случае – самоубийстве на «Золотых Воротах». Интересно, с чем связано такое её решение? Возможно, с тем, что её отец алкоголик и пропивает все деньги семьи? Или с тем, что мать корячится на трех работах одновременно, чтобы прилично одеть дочь и прокормить? Чтобы она не выглядела хуже всех и ее не обсмеяли. Или причина в старшей сестра, которая больна раком и вскоре умрет? Нет, причина в мужчине. Он старше девушки на десяток лет, и она очень его любит. Он состоятельный, очень. И, похоже, она носит под сердцем его дитя. Под круглым аккуратным животом бьется новая жизнь. О, этот звук прекрасен. Она страдает. Она винит во всем себя. Винит, что доверила ему свою судьбу, а он растоптал все счастье твердым ботинком вранья и ненависти. Этот человек творил страшные вещи.

Перед глазами мигом промелькнули страшные картинки недавних событий: сломанные кости, ссадины во многих местах на юном теле, аромат крови, что витает в пространстве, жестокая всепоглощающая животная страсть, насилие, и… убийство. Убийство, которое не принесло долгожданного освобождения, оно лишь удвоило страдания. Похоже, жертва сама избавила себя от страданий.

Это страшное чудовище звали Джо. Его тоже больше нет. Я вижу, как он разрезал свои руки в мясо прошлой ночью. Он не смог справиться с собственной совестью? Нет, он был просто больным человеком. Нет, я не буду называть его человеком. Я вижу, как смерть когтями захватила его тело, как обдавала своим холодным дыханием его лицо. Я вижу, как ему сейчас больно там. Ветер терзает свежие раны и рвет развивающиеся бинты. Он умывается кровью – своей и кровью жертвы, бедного ребенка, который мог бы жить и так многое успеть. Отвратный гомон уже навсегда поселился в мерзкой голове маньяка. Он будет вечно терзать его повсюду. Теперь крик бедного парня не будет доставлять ему такое наслаждение, как тогда.

Я в ужасе уставился на девушку, которая не прекращала рыдать. Какое дитя она носит? Неужели оно родится таким же чудовищем, как и его отец? Нет, она просто обязана сейчас же спрыгнуть с моста, чтобы не породить потомство зла.

- У тебя есть шанс спасти их.

Обернувшись, я увидел белое, почти прозрачное облако. Оно искрилось перламутровым светом и слепило глаза своим блеском. Оно светило одним ярким прожектором, но даровало свет всей темноте вокруг. Никаких сомнений, со мной разговаривал сам Ангел.

- Я не умею спасать. Я не самоубийца, чтобы иметь такой дар.

Мне больно осознавать, что я даже не знаю, как представиться. Обычное эфемерное тело, заточенное в бесконечности и изгнание. Из меня несет энергией отчаянья, а молнии стали моим наваждением.

- Ты спасешь, не одну душу, Майкл Эванс. Если попытаешься поверить.
- Вера? Не говори мне о вере, Ангел. Мертвые не умеют верить.
- Я обещаю взамен подарить тебе жизнь.

Облако начало тревожно рассеивается, яркая вспышка угасает, а из белого света выходит Он. Темные волосы, чуть ниже плеч, глаза выразительные и синее неба. Он в белом одеянии, как и подобает привилегированным ангелам.
Я знаю, что раньше все ангелы были обычными людьми, пока не умерли своей смертью, но я не могу поверить, что Он тоже был человеком. Слишком красив, таких людей не бывает. Я завороженно смотрел на Его немного грустный безупречный облик, пока до меня не дошла последняя фраза.

- Как? Мертвецы не оживают!
- Не оживают, но перерождаются. Спаси эту девушку, она должна родить.
- Она не может родить наследника страшного зверя, этот ребенок недостоин родиться на свет, его отец не человек. В мире и так слишком страшно жить.

Ангел заглянул мне прямо в душу, так, что стало безумно страшно. На миг мне показалось, что его глаза потемнели, и в них вспыхнул красный огонь.

- Спаси эту девушку, Майкл. Спаси её сердце… спаси себя.
- Причем здесь я, Ангел?
- Она твоя мать и под сердцем она носит твое новое тело.

Я отказывался верить в Его слова. Этого не могло произойти. Я столько лет мучился, чтобы потом переродиться? Творец, неужели я настолько был плохим человеком, чтобы умереть с позором, существовать при смерти с клеймом насильника и убийцы собственной матери, потом скитаться по миру, а затем родится в семье маньяка?

- Майкл, ты заслужил возрождения, ты вытерпел многое и ты достоин такого редкого шанса. Если ты хотя бы немного поверишь в свои силы, ты поймешь, что спасти сможешь не одну потерянную душу.

Он выглядел, как неземное существо, такое прекрасное. Я никогда не видел более совершенного создания, нежели он. Его правильные черты лица и белая кожа, Его тонкие запястья и шелковистые волосы. Меня завораживало всё в Нём, я был полностью очарован Ангелом. Я и раньше видел их, они спускаются иногда на землю, но таких как Он – никогда.

- Ангел, почему ты грустишь?

Я видел боль внутри Него, она сидела серой крысой в этом идеальном существе. Он научился жить с крысой…
- Я никогда не предавал значения мелочам, там, при жизни. А теперь я собираю свою память по крупицам, чтобы ничего не забыть и всегда помнить главное: всё, ради чего мы рождены, существуем и идем дальше – это любовь.
Эванс, у тебя есть шанс возродиться заново и прожить свою жизнь. Воспользуйся им, он дарован тебе самими небесами, такими дарами не пренебрегают, это грех. Дай себе возможность жить, подари жизнь этому малышу, которого девушка носит под сердцем. Дай ей ощутить эту радость материнства. Вы все этого заслуживаете.

- Что я должен сделать?

***


Ночь целует меня со вкусом сирени и запахом мяты, темнота цепляется за каждую веточку и кустик, каждую травинку и цветок, город уже готовится отойти в царство Морфея. Ночь окутала его своими темными объятиями, пустота сползает на землю и бренным грузом падает в мысли опустошенных людей. Я вижу горе каждого из них. Я знаю их мысли, я слышу их беззвучный крик и громкий шепот, я слышу мольбу о спасении и радость от успеха. При жизни я слишком много думал о других, меня заботила тоска людей, и я всегда готов был подставить свое верное плечо каждому, кто в этом нуждается.

Меня зовут Кристофер, я умер страшной скоротечной смертью. Меня украли небеса, вырвали из цепких лап жизни и поселили в Царстве Небесном. Уже несколько лет я служу небу. Я его верный воин и преданный страж. Люди называют нас ангелами, но я пока не готов. Любовь ангелов вездесуща и слепа. Она не ведает границ и предубеждений, она сильная и необъяснимая, она для всех одна, поделенная поровну. Ангел обязан любить и хранить творение Божье, что бы ни случилось. Но как можно любить человека, которого ты ведешь на Суд Божий, и там выясняется, что он искалечил человека, изнасиловал его и отправил в небытие? Как можно простить и не укорять? Как можно любить его всю ту нелегкую дорогу, по которой ты сопровождаешь его в ад?

Нет, я не буду таким. Я не истинный, значит. Я не готов, я точно не смогу. Я ведь ненавижу! А это так не подобает ангелам. С первого взгляда, с первого прикосновения этой мрази к несчастному ребенку, я возненавидел.

У меня не выходит из сердца та страшная картина.

Кругом трупы и много грязи, дым всепоглощающий и едкий, будто его можно потрогать, протяжные голоса мучеников и мертвые мычания, мои руки утопают в крови, перемешанной с грязью и жижей. Я слышу сотни криков о помощи, они зовут меня, и не могу их контролировать. Пытаюсь сосредоточиться и хватаюсь руками за голову, падаю на колени. В миг все утихает. Слишком тихо, будто и не орало что есть мочи. Медленно открываю глаза и вижу его. Такой же, как и описывал мне мой Нил. Детская непосредственность и наивный взгляд. Красивые светлые глаза, Нил любил этот цвет. И даже сквозь пелену увечий на его мертвом теле я могу увидеть, насколько он красив. Вокруг Колина еще не растворилась аура, но я успел заметить в ней проткнутые дыры. Скоро и она исчезнет. И останется только дух – эфемерная субстанция, практически не ощутимая. Со скорбью на сердце пытаюсь ухватить последние остатки живого мальчика, но эта информация ускользает от меня, как сквозь пальцы вода.

Ангелы не должны переживать за жертв, они не должны испытывать чувства вины или же утраты. Для них все люди равны. Ангелы должны любить как жертв, так и насильников. Но я не могу побороть это чувство ненависти внутри. И не понимаю, как это сделать. Джо разрушил жизнь не только Колину. Он убил в себе всю человеческую суть и выпустил на волю то чудовище, что таилось и ждало возможности вырваться. Джо испоганил жизнь женщине, которая ждала от него ребенка, он и того ребенка убил. Ведь теперь малыш никогда не узнает отца. А еще, что больше всего меня коробит и мучает, – он убил, уничтожил и сокрушил последнюю надежду, последний вдох моего Нила. Он столько пережил, что явно заслужил счастья. И я желал ему этого счастья, я так хотел видеть его радостные глаза, его искреннюю улыбку, ямочки на щеках и тепло в сердце. Нил многое пережил, он достаточно настрадался, я бы забрал его к себе, но не имею на это никаких прав. Хоть я безумно скучаю и каждую ночь провожу у его кровати, смотря, как он мирно спит.

Ангелы должны любить всех людей одинаково, но я люблю только его. Я люблю его больше, чем весь живой и мертвый мир вместе взятые. Я люблю настолько сильно, что готов умереть за нас еще не один раз. Я люблю настолько сильно, что готов на всё, даже стать падшим ангелом, лишь бы обеспечить ему земной рай.

- Ты должен найти мальчишку Бенджамина и спасти его душу. Он хороший человек и достоин того, чтобы жить. Спасешь его – спасешь и себя. Он освободит твою неприкаянную душу от вечного заточения. Он отмолит твои грехи, и душа вселится в новорожденного. Ты должен помочь всем им, это только в твоих силах, Майкл.
- Спасибо тебе, добрый Ангел. Я очень постараюсь не подвести твою веру.
- Я знаю, Майкл. И передай Бенджамину, что он не будет одиноким. Очень скоро он найдет свою гавань. Он станет его спасением и смыслом жизни. Он заметит его сразу. Его тяжело будет не узнать среди всех. Он будет рад этой встрече.

Глава 13.

Меня зовут Анкэль. Я мертвое и мерзкое создание. Но я привык таким быть. Я осознал свою участь и принял неизбежность. Мои глаза больше не отражают лучей света, вместо глаз - огромные бездонные дыры. Мои пепельные волосы пропитались смертным запахом из сада. На теле множество увечий, синяков и ссадин – поцелуев смерти. Я окончательно прирос к этому месту и с каждым днем забываю про мир живых. Мертвый мир принял меня, раскрывая объятия опустошенных улиц. Тут я блуждаю по рыхлой земле, и с каждым днем я теряю надежду на лучший исход. Куда не глянь, всюду искалеченные тела и души, болтающиеся петли на ветках, кровавые озера и увядшая природа. Это место было живым, как и его обитатели. Но оно умерло, сгнило и пропиталось ароматом смерти и насилия.
Здесь не существует теплого солнца, оно не знает путей в этот мир. Оно не облизывает своей светлой нежностью наши головы, вверху только черное небо. Громадные тучи, словно дым от страшного пожара, витают в небе, часто разрываясь молниями и раскатами грома. И чем дольше я здесь нахожусь, тем глубже утопаю в этом болоте. Болото, которое давно, более миллионов веков назад было ставом с прозрачной и чистой водой. Теперь здесь пара гнилых лилий, лягушки и мыши, пожирающие глаза мертвецов, тела которых виднеются из-под грязи. Иногда на меня накатывает такая тоска, что я бы прыгнул туда с разбегу.

Каждый день похож на предыдущий. Ничего нет, ничего не меняется. Нет воздуха, нет света, небо превратилось в одно черное облако. Все те же старые голые сосны с еле ощутимым запахом тлена. И хоть существую я в такой страшной изоляции уже много лет, во мне не иссякло внутреннее чувство прекрасного. Я все так же мечтаю увидеть птиц и животных, увидеть деревья и растения в цвету, а не увядшими и черными. Хотя бы на мгновение, мне было бы этого достаточно. А пока остается только вдыхать этот смрад разлагающихся тел и растений вокруг.

Часто лежа среди останков погибших людей, чьи кости покрылись мхом и сохранили отпечатки засохших растений, я думаю о жизни. Ведь эти кости под слоем окаменевшей гнили когда-то мечтали, любили и, возможно, хотели жить. Я ведь такой же, как и они. Тоже хотел любить, тоже мечтал о светлом дне и таил в себе надежду. И точно так же, как и они, я сломался. Находя их, я буду говорить с ними, буду рассказывать события из жизни живых и делиться своими самыми сокровенными тайнами. Я часто собираю эти кости и складываю их воедино. Я хочу собрать человека, вновь собрать, возможно, хоть с ним мне не будет настолько одиноко. У меня пока нет черепа, но зато вчера я отыскал позвонки, иссохшие ребра и немного других костей. Безумие поработило мой воспаленный мозг. Я могу говорить с ними часами, могу орать на них, могу молиться этому «человеку», могу целовать его кости. И когда мне становится совсем плохо и я чувствую, как сам начинаю сливаться с этими костями, на помощь всегда является Рэйн. Он заботится и спасает. Он чувствует, как мне трудно справляться с одиночеством, как мне нужна поддержка. Но его часто нет. Он где-то пропадает, а мне так нужней мой личный «человек», который всегда будет со мной, никогда меня не оставляя.
Мне нужна эта усыпанная прахом иллюзия.

***


Меня зовут Бенджамин Марлоу. Мне было всего 15 лет, когда я понял, что не хочу больше жить. Сейчас мне 18, я стал старше на три года, но мир, по сути, совершенно не изменился.
Я всегда думал, что с годами человек способен расти и развиваться, что он начинает думать и осознавать свои ошибки, извлекать из них уроки и больше их не повторять. Я еще никогда так жестоко не ошибался. Убийца всегда остается убийцей, ему жизни будет мало, чтобы искупить содеянное. Горбатый так и будет всю жизнь рыть носом, потому что он не исправится. А такие, как я, обречены жить с клеймом несостоявшегося смертника.

В этом году я заканчиваю колледж. Я живу вполне сносной жизнью, мне уже не снятся те странные сны про лес и трупы. С виду я вполне нормальный человек, никто и не скажет, что всего лишь пару лет назад я пытался покончить с собой. Стиснув зубы, я попытался начать свою жизнь с начала.

Сразу после окончания срока реабилитации я понял, что остаться в родной Калифорнии я не смогу. Это место видело не один мой позор. С таким багажом бед и несчастий мне не под силу полностью обновиться и научиться жить дальше. Ведь именно «учиться» мне и придется.

Недолго думая, я выбрал самый холодный город США – Портленд. Именно из-за климата. Когда сырость и влага после дождя проникает под кожу, мой мозг начинает мыслить иначе. Я полюбил это место сразу же. Оно будто создано для таких, как я - тихих, опустошенных и потерянных. Поселился я недалеко от «Каррингтона», туда же и поступил. Не потому, что у меня большая тяга к знаниям, а потому что так надо. Ведь нет ничего нормальней, нежели учащийся студент.

Мне было 17, когда я впервые увидел Нила Айви. Парень, немного старше меня в темно-синем пальто. Его тяжело было не заметить. Я будто прирос к земле, когда неожиданно наши взгляды встретились.
Я увидел его совершенно случайно, когда возвращался с пар домой. Я никогда не ходил через парк, так как не любил столпотворение и вздорные шутки молодежи, меня бесили все люди вокруг. Я одиночка по натуре. И город сменил по этой же причине. Меньше знакомых, меньше проблем. Но, видимо, в тот день звезды расположились иначе над моей головой, поэтому я решил прогуляться.

Он сидел прямо на земле с карандашом в руке и блокнотом для зарисовок. Иногда он поднимал голову вверх и задерживал взгляд. Он смотрел на небо, а потом быстро выводил что-то на листке. Художник. Молодой, с выразительным бирюзовым взглядом, таким сосредоточенным и строгим. Он был так увлечен рисованием, что не замечал ничего вокруг. Даже несмотря на тот факт, что на улице минусовая температура и жутко холодно, он сидит как ни в чем не бывало на промерзшей земле. Он сразу приковал мой взгляд к себе. Для меня все люди на одно лицо – у них схожие повадки, шутки, одежда и даже мнения. Нет в них ни капли индивидуальности, все будто из инкубатора. Но не этот парень.

Мне почему-то стало интересно, что же изображено на его черно-белых рисунках. Он с таким пристрастием и старанием выводил карандашом, что я не мог оторваться от него. Не мог его потревожить.

С тех пор, на протяжении двух месяцев я ходил только дорогой через парк. Я видел его каждый божий день. И каждый день я намерен был подойти ближе, но я боялся. Боялся, что испугаю его, и он больше не будет рисовать на этом месте. А если он исчезнет, то с ним исчезнет и вся моя радость. Я даже не заметил, как стал жить им. Каждое утро я просыпался с мыслью о нем. Каждую последнюю пару я доживал из последних сил и быстрее мчался к нему. Чтобы еще раз взглянуть на парня и пройти дальше. Это стало моим личным ритуалом. Я видел в нем не только художника или ненормального, который в десятиградусный мороз сидит себе на земле, я видел в нем нечто большее. Мне показалось, что мы похожи. Мы оба были одинокими.

Затуманенное холодом небо отражалось в его серых глазах, на чуть впалых и болезненно бледных щеках обнажались ямочки, ярко очерченные скулы только подтверждали его худобу. И губы. Непропорциональны к чертам лица. Слишком пухлы, слишком красивы…

Вдруг его взгляд замирает… на мне. Я был уверен, что за этим чертовым толстым дубом я останусь незамеченным. Но он прожег меня бирюзой, его глаза замерли на мне, он судорожно перевернул страницу и беспокойно начал что-то там выводить. Только изредка его взгляд опускался на бумагу, затем снова поднимался на меня. Я завис. Уже не в силах себя сдерживать, да и зачем? Я приближаюсь к нему и старюсь разглядеть его творение.

То, что я увидел, шокировало меня. Мое сердце начало резко рваться на волю, а глаза будто отказывались смотреть на что-либо другое, кроме него. Наверное, именно в тот момент я окончательно твердо осознал, что влюбился.

Линии переплетались, создавая новую фигуру. Скольжение карандаша и мягкий изгиб кисти руки. Добавление новых деталей. Он не рисовал красоту, он воспевал её. Плавные волны волос, нежные взмахи над альбомом. Первые наброски и первые результаты. Приближался к нему почти вплотную. Он трясущимися руками, то ли от холода, то ли от волнения протягивает мне рисунок. «Я и дерево». Это выше моих сил.

***


Несколько лет назад я пережил горе. Умер человек, которым я дорожил. Я виню себя, что меня не оказалось рядом. Виню, что сам отпустил свое счастье и не смог уберечь от беды.
Меня зовут Нил Айви, я одинок. Я живу в собственной тюрьме и не подпускаю больше к себе людей. Я настоящее чудовище, если гублю тех, кто мне дорог.

Все началось слишком быстро и спонтанно. Я не успел даже понять, как мы оказались вдвоем в одной постели. Еще даже не оклемавшись от первой утраты, я с головой окунулся в новые отношения. Колин был так молод и так неистово следовал своему желанию. Он отдавался мне слишком красиво, так как никто не умел до него. Я получал истинное наслаждение от нашей близости. Я не считал это чем-то постыдным, нет. Наоборот, я слишком привязался к этому мальчишке. Как же я ошибался, считая его просто подстилкой и чистым наваждением. Как же я был не прав, недооценивая мою к нему тягу. Я ведь думал, что у нас чисто физика, просто секс, не более. Я нормально воспринимаю, что меня привлекают парни, но что я могу полюбить еще кого-то мужского пола, кроме Кристофера… это для меня слишком болезненно. Я в каждом человеке находил моего ангела. Но Колин стал слишком особенным, чтобы их сравнивать.

Вчера я познакомился с парнем. Такие невинные черты лица, что я не удержался и попытался изобразить его на листке бумаги. Кажется он действительно чем-то особенный, ведь до него я рисовал только мертвого Колина. Я часто встречал его в парке. Он спокойно наблюдал за мной из-за дерева, думая, что я не вижу. Плевать, пусть смотрит. Это ничего не меняет, я не подпущу его ближе. Никогда. Я приношу только боль утраты. Я себя не могу сделать счастливым, так и не буду другим портить жизнь. Только жаль, что парень этого не понял. Мне кажется, он всю дорогу до моего дома ходил за мной по пятам. Это действительно плохо.

***


В доме было темно, и только единственный свет из коридора падал на лицо мирно спящего парня, освещая его ярким лучом. Я прошелся по тесной комнате его квартиры, пока тот спал. Все стены небесного цвета, практически нет мебели. Только одноместная кровать с прикроватной тумбочкой над широким окном. Даже занавески небесно-голубые. Квартирка совсем не плохая, и район хороший, вот только не было в ней никакой жизни. Прям чувствовалось, что Нил не любит это место.
Бросаю взгляд на сопящего парня, на этого удивительно красивого человека, и мое сердце пускает очередные молнии: вот зачем он так с собой? А если бы я опоздал, что тогда? Встряхиваю головой, отгоняя ужасные мысли.
Подойдя к окну, распахиваю его настежь – пусть лучше спит со свежим воздухом. Ему полезно. Дождь за окном нарушает ночную тишину и брызгами капель разбивается об асфальт. Обычное явление в Портленде – ночные грозы. Шум ветра и дождя – это тихая, ненавязчивая мелодия, она ведь прекрасна. Я полюбил этот звук с первых нот, когда переехал на новое место.

Спи, Нил Айви. Спи своим самым сладким сном. Ты прекрасен, Нил. Как же он красиво спит. Мне хочется зарыться в его тело, в его волосы и просто окутаться его теплом. Но я боюсь даже дышать рядом. Боюсь, что разбужу и нарушу его покой. Оглядываю парня и смахиваю вновь набежавшую слезу: какую же мерзость он вводил в себя буквально пару часов назад, как же плакал и кричал о помощи, пока я не вбежал в неизвестную мне ранее квартиру и не успокоил его. Ощущение, что все должно быть по-другому, не покидает меня. Он мог бы быть успешным актером, с его внешними данными – легко, или шикарным художником, он безумно талантливый человек. Но почему именно он сейчас спит в этом усеянном мраком и пустоте доме и умирает от дезоморфина? Он зависим от зла и смерти. Он ищет, чем бы себя убить. Он, по сути, такой же, как и я. Наркоманы такие же поклонники смерти, как и самоубийцы.

А ведь я совсем не это ожидал увидеть, когда не смог не пойти следом за ним. Я, будто очарованный, следил за парнем, желая узнать хоть каплю о его жизни. Но я не хотел узнать ТАКОЕ. А что бы было, если бы я не успел? Кто бы ему помог? Что было бы, если бы я не услышал крики и плач, стоя под его окном на первом этаже? Я даже не хочу думать о том, что ничего бы не было. И его бы не стало тоже.

Я вижу эти пальцы, кисти и ладони, они прекрасны, эти руки не должны были никогда в жизни держать шприц. Эти вены. Сколько в них осталось крови? Там уже давно смертельный яд, убивающий это неземное создание изнутри снова и снова.

А, возможно, я все-таки опоздал? Может, я слишком поздно вторгся в его жизнь? Слишком поздно судьба свела две искалеченные души. А, возможно, он и есть мое спасение? Точно такое же, как и я его. Подставляя голову под холодные капли дождя, вдыхаю мирный запах ночи. Я никогда его не оставлю, мы пройдем через это вместе. Вглядываясь в освещенное полумраком лицо парня, я пытался понять: что совершила с ним жизнь? Или что он совершил с жизнью? Закрыв глаза и наклонившись вперед, поддался навстречу ветру, что мягко гудел в ушах и освежал все безумные мысли в моей голове. Я не знаю Нила, я не знаю этого странного художника, мне не важно, почему он так себя уничтожает и почему каждый божий день он проводит, рисуя в парке. Я знаю одно – я буду его верой. Я заставлю его жить и помогу ему обрести покой.

Меня зовут Бенджамин Марлоу. Всю последующую ночь я провел, выкидывая из дома Айви все шприцы, инъекции, стеклянные колбы с непонятной жидкостью и, самое страшное, - белый порошок на вид из измельченного аспирина, мела и даже стирального порошка – героин.

***


Меня зовут Нил Айви, и, кажется, я боюсь собственной квартиры. Образ Колина встречается мне на каждом углу, у каждого поворота. На пути к кухне, стоя в душе, в темных коридорах. Он преследует меня, а мне безумно страшно. Я виноват перед ним за то, что не уберег, за то, что отпустил и не вернул. Он приходит отомстить мне? Он хочет, чтобы я страдал? Он желает поквитаться? Ну и пусть. Я готов принять смерть от разрыва сердца, я уже слишком долго её жду.
Единственные союзники и сожители – наркотики, встречают меня дома. Больше никого нет, да и не нужно. Я готов портить свою жизнь, лишь бы только другим не пришлось страдать.
Однажды мое тело предадут земле, меня похоронят точно также, как и сотни других наркоманов, в могиле для бомжей. И никто никогда не обронит слезы, никто не скажет «жаль». Никто. Люди просто молча пройдут мимо, либо плюнут на рыхлую землю над моим вонючим трупом. Я молю только об одном: лишь бы мое тело начало разлагаться там, в могиле, только бы не при жизни. Я боюсь превратиться в страшную тряпичную куклу, заштопанную по всем краям. Я видел таких наркоманов. Вчера умерла одна моя хорошая знакомая, Натали Стюарт, от заражения крови. Вот так бывает. Сегодня разговариваешь с человеком, а завтра его уже нет. На ноге у нее начался страшный абсцесс, она загноилась. Затем в ход пошли руки, и она совсем зачахла. Страшные последствия «крокодила», они такие. Но даже это меня не останавливает, и я первым делом бреду на кухню изготавливать свое «зелье», чтобы «поужинать» и лечь спать.

***


Меня зовут Анкэль.
Мне кажется, я обретаю покой. Я гляжу в бесформенное бездонное небо, и оно впервые такое ясное для меня. Наконец-то страшные молнии, что неустанно терзали бедное небо, прекратились. Даже миллионные голоса в моей голове замолчали и отпустили. Сухой холодный ветер терзает мое лицо и развивает пряди волос, я хочу почувствовать отрезвляющий дождь, но небо слишком светлое. Я поднимаюсь вверх, кажется, еще немного - и меня съедят небеса. Опуская голову, я краем глаза замечаю расплывчатый силуэт Рэйна. Кажется, я впервые вижу, как он плачет. Он что-то кричит мне вслед, но его слова ускользают от моих ушей. Слышу только рваные обрывки фраз и вижу его слезы. Я не хочу это видеть, пусть он прекратит, немедленно.
- Ты уходишь от меня, ты покидаешь.
Он ревел, и моя душа разрывалась с каждым его всхлипом.
- Прости меня, Рэйн. Я должен был ему помочь. Я заслужил такой участи, но он - нет. Я так хочу, чтобы он жил. Прости меня и просто отпусти.
- Как же? Я не умею существовать без тебя, ты нужен мне здесь, Анкэль!
Вдруг лиловое небо заискрилось серебряной паутиной молний над головой, погода поменялась, и резко потемнело. Рэйн еще больше начал орать и хаотично оглядываться по сторонам. Мы оба знаем, что это означает – Бездна зовет меня в свои уничтожающие объятия.
Рэйн, наконец, улыбнулся. Только это не была прежняя улыбка друга, это была всего лишь имитация. Печальная видимость, которая не может скрыть боли. Я обречен исчезнуть навсегда, а он так и останется прикованным к этому безразличному мертвому саду.
- Анкэль, я всегда буду тебя помнить. Я всегда буду тебя…
- Рэйн, не нужно. Я бы никогда не смог. Ты видел мои страдания, ты видел, как больно Нилу. Я так счастлив, что мне удалось отдать свою душу. Рядом с Бенджамином она будет в безопасности. Теперь я свободен.
- Нет… Анкэль, стой!
Друг изо всех сил хватает меня за руку, но ловит только ветер. Перед глазами калейдоскопом проносится выжженная трава, лишенные крон деревья, людские кости и мой милый Рэйн. Не знаю, что меня ждет дальше. Каким будет мой следующий путь? И будет ли он вообще? Но я знаю точно одно: у меня была миссия – спасти погибшую душу, это было невыносимо трудно. Но я ее выполнил. Теперь я могу исчезнуть.
Лучи солнца освещали землю и играли в лужицах веселыми переливами. Они пробрались в каждый уголок мертвого сада, оповещая, что еще одна душа обрела покой.

***


- Привет, Нил.
Меня до сих пор трясет от головокружения, тошноты и холода. Пара пощечин незнакомого парня разбудили меня, но я бы еще поспал. Спасибо, что хоть кулаком по челюсти не съездил. Утро в Портленде красивое. Наверное, самая прекрасная пора дня, когда всю ночь за окном льют дожди, а утро встречает со свежестью и морозцем.
- Ты кто такой? Проваливай!
Полусонный стягиваю с себя одеяло и пытаюсь подняться с кровати. Хм. Странно, почему я одет?
- Ты шлюха? Сколько я тебе должен?
Парень немного опешил от такой откровенности. Но что таить? Я ничего не помню, такое случается. Наверняка вчера снова переборщил с дезоморфином, вот и не помню ни черта. А парни в моей постели – это уже не новость.
- Мы познакомились вчера в парке, ты рисовал меня.
Уловив мой непонимающий взгляд, парень резко обернулся и метнулся на кухню. Вернувшись через некоторое мгновение, он подал мне стакан воды и мои личные эскизы. Я действительно рисовал юношу. В черно-белых набросках невозможно рассмотреть полноценную картину, но то, что этот рисунок совсем не смахивает на Колина или Кристофера, я знал.
- Бенджамин?
- Узнал?
Господи, не улыбайся так, умоляю. Только не терзай мое сердце еще больше.
- Ты должен уйти, - опускаю голову, чтобы он не заметил мое поникшее настроение, - тебе нельзя здесь оставаться.
- Тебе нужна помощь.
- Я не стану обращаться к врачам. Уходи.
- Я и не говорю о врачах. Я буду за тобой присматривать. Я, кстати, будущий медик. – Парень медленно присаживается рядом со мной на кровать и не перестает улыбаться.
Мне нравится его улыбка, черт. Но это не дает ему право остаться. Он такой же невинный и светлый, он такой же мятежный и прекрасный. Бенджамин, лучше уходи, немедленно.
- Не отталкивай меня, прошу. Ты все, что мне нужно, и я нужен тебе, умоляю. Я никуда не денусь, я никогда тебя не предам. Но только не отталкивай.

Он смотрел так преданно, с верой в глазах и надеждой в сердце, что я не смог не поверить ему. А когда его сильные руки обвили мою шею и я смог вдохнуть его запах, я понял, как долго ждал этого человека.

Спокойному миру, что за окнами, не понять искалеченные души людей в этой продрогшей квартире. Наверное, именно сегодня и начнется новая жизнь самого одинокого наркомана и живого самоубийцы.

И пусть люди подавятся своим цинизмом, будут осуждать и делать неверные выводы, сегодня я хочу быть здесь, с ним. Ведь именно в тот момент я понял, что он - самое прекрасное существо для меня. Жизнь не забыла обо мне, ангелы меня знают и помнят. Мне дали еще один шанс.

И, возможно, однажды мы умрем, вскрыв себе вены в полумраке холодной комнатушки, уснув навеки. Но сделаем мы это вместе, вместе же и пройдемся дорогой в ад. Но кто сказал, что ада нет и на земле? Это будет позже, не сегодня. Сегодня только начало.
______________
http://ficbook.net/readfic/1547015