У арабов он назывался Серендип (от санскритского Sinhala Dvipa, «Львиный остров»). Грекам и римлянам он был известен как Тапробана или «Страна корицы» («Помпоний Мела, один из крупнейших античных географов, пишет: “Что касается Тапробана, то эту землю можно считать островом, но можно, следуя Гиппарху, предположить, что это – начало другого мира”», – нашел я на просторах интернета). В относительно современной Европе мы знали его под португальским именем Цейлон – и в названии чая с этого острова до сих пор используется данный топоним. Само же название Шри-Ланка переводится с местного сингальского, типа: «Священная счастливая земля». Не без претензии.
Лишь в 2009 году кончилась тридцатилетняя гражданская война между сингальцами-буддистами, доминирующим населением острова, и тамилами-индуистами, выходцами из южной Индии. Буддисты победили, и теперь на острове мир и покой, а все объявления пишутся на трех языках: сингальском, тамильском и английском. Интересно то, что сингальцы и тамильцы не понимают друг друга, и для взаимных переговоров должны использовать английский.
Сами сингалы – выходцы из северной Индии, появились на острове в VI в. до н.э. Язык относится к индоарийкой группе, что не значит, что вы поймете хоть одно слово.
Не удержавшийся на континенте, буддизм с III в. до н.э. закрепился на Ланке и отстоял свое существование от экспансии и индуизма, и ислама. В начале XVI в. на острове появились португальцы, через полтора века голландцы, вытеснившие португальцев, еще через полтора, в конце XVIII в. – англичане, вытеснившие голландцев и объявившие Цейлон своей колонией. В 1815 году они упразднили последнее сингальское королевство (и засадили в тюрьму последнего ланкийского короля, в которой он благополучно и умер).
Вот, что писал Чехов об этом острове, куда попал в 1890-ом году: «Цейлон – место, где был рай. Здесь, в раю, я сделал больше ста верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. Когда у меня будут дети, то я не без гордости скажу им: "Сукины дети, на своем веку я имел сношение с черноглазой индуской… и где же? в кокосовом лесу, в лунную ночь"».
В 1891 году на Цейлоне остановился наследник престола и будущий император Николай II. Он не имел столь ярких приключений, как русский классик: в Канди, бывшей столице острова, он лишь посадил дерево (в местном ботаническом саду), выросшее к настоящему времени до значительных размеров.
Распропагандированный Чеховым, в 1911 году на Цейлоне побывал Бунин:
«Окраина земли,
Безлюдные пустынные прибрежья,
До полюса открытый океан...»
«Есть на Цейлоне Адамов пик, есть и мост, по которому они бежали с Евой в Индию, изгнанные из рая. Да, здесь действительно рай», – из письма Веры Николаевны, жены Бунина, матери и брату.
Звезды встали, не отвертишься – пришлось мне ехать в этот рай, проверять его достоверность. Все же интересно: как далеко можно проникнуть на юг? Шри-Ланка лежит практически на экваторе, и этот факт внушает почтение сам по себе. Я хотел увидеть совсем «другой мир» – ибо всякий иной уже видел.
В огромном набитом самолете – забытая роскошь: бесплатное спиртное любой крепости. Мало того: тут есть даже меню! А еще телевизор, вделанный в спинку кресла, по которому можно смотреть картину взлета и полета в киселе неба, транслируемую с бортовых камер. Пенсионер слева глядит концерт Rolling Stones, а я – пропившего глобус «Географа». Желтый самолетик на карте пересекает зеленый треугольник Индии. Картины посадки были неожиданными: остров рос, словно я крутил зум фотоаппарата. Потом фонари, желтая полоса, к которой мы неотвратимо приближались…
Шри-Ланка – это настоящая экзотика. Во-первых, возят, как в анекдоте, не по той стороне. Во-вторых, – как возят! На Ланке, как и в Индии, есть специальный вид транспорта: тук-тук. Это такой цивилизованный и гуманный эквивалент рикш, проще говоря, – трехколесный мотоцикл с кабиной. В принципе, он рассчитан на трех человек, включая водителя, но я видел, как в него забрались шестеро, еще и с детским велосипедом в придачу.
Вообще, представление о пределе вместимости какого-либо вида транспорта на Ланке отсутствует совершенно. Кондуктор автобуса орет «Голь-голь-голь-голь» (это конечный пункт маршрута, на самом деле – португальская крепость Галле) – и люди заскакивают в открытые двери на ходу. На ходу и соскакивают. Исключение делается только для женщин и иностранцев. Водитель жмет на газ, и набитый автобус летит по населенному пункту на скорости сто километров час, среди людей, тут-туков, скутеров, велосипедов, бешено сигналя, тормозя и лихо обгоняя через две сплошные, – удачно избегая встречи в лоб с другим ассом.
Потому что ехать тут надо «вдвое быстрее», как сказала королева Алисе – иначе вообще никуда не доедешь. Я не знаю, что творится с временем на Ланке, может, это влияние экватора, но оно движется страшно медленно. Ты едешь-едешь-едешь в жарком, переполненном автобусе, и думаешь, что прошел час, а прошло пятнадцать минут. Притом что, как бы ни несся несчастный автобус, чтобы проехать 100 километров ему требуется три с половиной, четыре часа. Это какая-то загадка, которую я так и не смог разгадать.
Хотя кондуктор набил автобус сверх всякой меры (на мой взгляд), но люди не напрягаются: лазят через коробки, сиденья, парень испачкал ботинком штанину соседа – и тут же стал ее чистить.
Зато архитектуры тут нет совсем, разве только остатки английской. Некоторые объекты таковы, что на них страшно смотреть. Настоящий рай – беден. И, наверное, это нормально. Стремление развиваться и что-то менять – не должно доминировать в раю. На деревьях фрукты, в океане рыба, а постоянная жара местных совершенно не угнетает. Они неприхотливы – а это плохой стимул для развития.
Помимо рая, чая, корицы и прочих овощей – это была страна драгоценных камней, откуда они развозились по всему миру. И по сей день одна из самых часто встречающихся реклам на острове – реклама ювелирного магазина.
И тут так же, как у нас, любят заборы.
Если вы помните, я все еще еду в автобусе. У одной из большой белых ступ все пассажиры, не сговариваясь, сложили руки в молитвенном приветствии и привстали, – даже, кажется, водитель, за спиной которого я сидел, что уже излишне. Постройки вдоль дороги не кончаются, а где их почему-то нет и видно море (океан) – возникают (не удивлюсь, если стихийно) небольшие полузаброшенные кладбища. В одном месте на берегу лежали огромные стволы, словно упавшие трубы, в другом – навстречу нам, но параллельно медленно полз поезд, с маленькими, будто игрушечными вагонами, в открытых дверях которых сидели люди.
Шофер гонит – и говорит по мобиле, здоровается жестами почти с каждым встречным водителем, будто всех тут знает. На весь салон орет местная эстрада. На мои расспросы о Кумараканде или Додандуве, маленьких поселках на трассе, где мне (на выбор) надо сойти, мои соседи, темнолицые люди в белых рубашках, отвечают охотно, но как-то путано. Я так и не понял: знают ли они, где это? Что тут удобно: почти все в разной мере говорят по-английски, хоть их произношение сперва вводит в ступор. Например, их обычный вопрос «where are you from» я вначале слышал, как «are you tired»? А я частенько был здесь реально tired.
И моя первая почти четырехчасовая поездка на автобусе по Ланке – напомнила что-то забытое, советское, когда я был молод, вынослив и непритязателен.
В общем, кондуктор перестарался и высадил меня в Хиккадуве, за две остановки до нужной. Я уже так разбит перелетом и этой поездкой, что взял услужливо возникший тук-тук. Водитель, маленький немолодой ланкиец, уверявший, что он все знает, трижды расспрашивал других тукеров, прежде, чем нашел мой Eco Village, где ждут меня друзья.
Деревенька эта, если так можно сказать, лежит на берегу полупресного озера Ратгама, в окружении тропического леса (из детской песни). Собственно, вся она состоит из нескольких домиков, типа бунгало, в основном в два этажа, причем одна маленькая комната занимает весь этаж без остатка, – совершенно любительской архитектуры. К главному дому пристроены крытые веранды, образующими некий перистиль, с небольшим атриумом-имплювием. В атриуме сидит выкрашенный в золото Будда и растет пальма. В перистиле стоят обеденные столы. Сюда же приходят люди, чтобы выйти в интернет, потому что больше нигде в виллидже wi-fi не обнаруживается. В одном из крыльев веранды стоит б/у лодка местных рыбаков, узкая и длинная, приспособленная под барную стойку. К колонне прислонена челюсть кита выше человеческого роста…
Все это, включая челюсть, принадлежит хозяину по имени Оби (легко запомнить): пожилому бритому улыбчивому дядечке с оттопыренным животом – как тут заведено у немолодых людей. Он, как и многие ланкийцы ходит в традиционном для этих мест саронге: куске такни, обмотанной вокруг чресл, вроде длинной юбки.
«Джунгли», окружающие деревню и даже в нее внедренные, состоят из бананов, кокосовых пальм и мангровых деревьев с голыми серыми корнями. Впрочем, и из много чего еще, чему я не знаю названий. Меня повела по ним на экскурсию Маша Л., моя московская приятельница. И я сразу встретил огромного варана, настоящего крокодила, лениво уползшего вглубь зелени и корней. Идти приходится по мосткам, потому что «джунгли» эти – такое пересохшее полуболото. Здесь же среди деревьев расположена кухня, разнообразные постройки на столбах и колоннах (как знаменитый марсельский дом Ле Корбюзье) и странные пристройки, вроде открытых цветников с небольшими бассейнами для рыбок: хозяин – знатный ботаник, как объяснила мой экскурсовод. Дома мягко теряются в джунглях и снова появляются из них. Края участка я так и не нашел.
Машечка живет на втором этаже небольшого двухэтажного домика, стилизованного под фахверк (проектировал немецкий архитектор, как похвастался Оби). Большую часть комнаты занимает кровать с балдахином, то бишь деревянной рамой, на которую накинут тюль, служащий москитной сеткой. Еще в комнатке есть закуток, образованной перегородкой чуть выше человеческого роста, где спрятаны «удобства». Вместо ванны – пол со сливом (это здешнее правило) – причем без горячей воды. Вообще, условия довольно спартанские. Стены в лучшем случае в полкирпича, между лежащими на них стропилами и кровлей – ничего нет, для вентиляции, как объяснила мне Машечка – и чтобы в дом могли свободно проникать белки, крысы, гекконы, змеи (в идеале) и прочие мелкие животные. Белок здесь, которые серее и чуть меньше наших, – невероятное множество, и они бодро топочут по шиферной крыше. Перед домом – большое спокойное озеро, прикрытое тропическими деревьями, у берега привязано несколько лодок местной породы: они узкие, длинные, с одной стороны у них на двух палках приделано что-то типа крыла или стабилизатора-балансира, так что весь объект напоминает неполноценный катамаран. «Катамаран», кстати, тамильское слово. Другое название данного типа судна: «проа». Это очень устойчивые «суда»: местные отправляются на них в море практически в любую погоду.
Здешняя русская колония состоит всего из двух человек: Машечки и Олега К., музыканта из небезызвестной группы. Питаются они исключительно фруктами: папайя, манго, ананасами, бананами, авокадо и пр. Машечка, впрочем, позволяет себе иногда рыбу. Пьют чай и сок кокосовых орехов. Это совсем не тот орех, что появляется в Москве: он желтый, большой и весь наполненный жидкостью, как фляжка (вмещает до полулитра). Вкус на любителя. Еще из экзотики они едят большую зеленую пупырчатую «грушу» – кастл-эпл (гуанабана), который «лечит рак», как меня уверяли, с белой костлявой мякотью. Не понравилось. Понравился волосатый рамбутан, под толстой шкурой которого скрывается большая «виноградина». Так же в ход идут мангустин, джекфрут, дуриан, помело (похожий на яблоко и грушу сразу, однако цитрусовый – не понравился) и так далее, всего не упомню. Еще мои друзья любят тыкву. Удивительное растение: растет от Ярославской области до Цейлона. Есть тут и арбузы, но совсем маленькие. А яблоки считаются экзотикой и деликатесом.
После фруктового завтрака-обеда и экскурсии по «джунглям» Машечка повела меня, наконец, на море-океан. Это всего в километре от озера, на берегу которого мы живем. Дорога идет между домов, архитектурно очень простых, но аккуратных. Впрочем, мы идем к морю кружным путем, начав с посещения ближайшего буддистского монастыря. На берегу озера, среди джунглей возникли белые стены с волнистым завершением и каменные террасы. Ходить по территории монастыря положено босиком. Машечка рассказала, как в прошлый ее визит сюда буддийский послушник стал приставать к ней прямо в храме, поэтому она зареклась ходить в буддийские храмы одна. Монах в бордовой тунике поспешил к нам с приветствиями и открыл – огромным золотым ключом – главные врата храма. Храму сто лет, новые черно-белые фрески снаружи – весьма смелы и эротичны. Внутри же – относительно старые деревянные скульптуры, раскрашенные кричащими красками. И фрески и скульптуры повествуют о жизни Будды, пестро и весело, словно я в каком-то модернистском детском саду. Огромная статуя сидящего Будды в главном помещении спрятана за кисейной занавеской. Монах не разрешил снимать, навязчиво ходит рядом и старается давать пояснения. Взамен полагается подношение.
Будд будет на этом острове столько, что скоро у меня пропадет всякое желание на них смотреть. К тому же они все абсолютно стереотипны. Рядом с храмом имеются: белая ступа, что-то вроде трехъярусной колокольни, похожей на православную, и реплика дерева Бо за специальной оградой. Конструктивно архитектура напоминает античную, а декором – мавританскую.
Рядом с монастырем мы нашли зарастающий джунглями участок с изысканной оградой и лестницей колониальных времен. От дома ничего не осталось, а оставшееся изящно разрушается, покрывается пятнами плесени, стремясь в ближайшие годы превратиться в ценные римские руины.
Джунгли из бананов и кокосовых пальм уже через пару часов начинают восприниматься как что-то естественное, не вызывая никаких эмоций. Машечка рассказала, как чуть не была убита упавшим кокосовым орехом. И мне представилась смешная история, как человек, словно в арабской притче, уехал в тропики, подальше от опасных сосулек, падающих с крыши – и ему проломил голову кокосовый орех. От судьбы не уйдешь…
Визуально осмотрели еще один буддийский монастырь, построенный по образцу католического собора. Лишь вместо креста – колесо Дхармы. Вообще-то, в районе озера монастырей аж несколько, но интерес к ним быстро пропадает.
И вот, наконец, я увидел Индийский «до полюса открытый» океан – последний, на котором я не был и в котором не купался. Океан начинается сразу за шоссе, вдоль которого стоят одно-двухэтажные дома, большей частью жалкого и обшарпанного вида. Некоторые из них, однако, пытаются примодниться, поэтому скат крыш, направленный к дороге, – черепичный (причем по шиферу), скат к морю – честно шиферный. Берег обсажен или зарос кокосовыми пальмами, которые доминируют на острове. Желтые ровные песчаные пляжи тянутся в обе стороны, куда хватает глаз, то есть до какого-нибудь пологого мыса. Вода теплая, жутко соленая, в этот первый день по редкости случая не очень бурная. Вообще-то океан так или иначе постоянно штормит, и удобное купание есть только в лагунах. Ну, и солнце, хоть и прячется то и дело в облака, – мало располагает к солнечным ваннам, даже если ты обмазался кремом с ног до головы.
После купания и первого и последнего моего здесь загорания – мы прогулялись вдоль берега, до небольшой бухточки под прикрытием пологого мыса из черных камней. Людей на Ланке кажется избыточно много, как в хорошо заселенном городском районе. Взрослые возятся со своими катамаранами, на которых отправляются рыбачить в море. Дети тусуются группками на пляже и жаждут общаться: hi, what is your name – звучит постоянно… Чаек нету, зато множество черных грачей.
На ужин мне изготовили коричневый рис с овощами, достаточно вкусно, но избыточно много! На Ланке, оказывается, принято употреблять серьезные порции. И, главное, вся пища невыносимо остра! Готовил и принес мне еду услужливый молодой человек Сусан, главный помощник Оби. И весь день и вечер над озером гремела сумасшедшая дискотека – из какого-то места рядом с монастырем. Продолжалось увеселение до четырех утра. И этого я сделал два вывода: а) ланкийская попса – ужасна; б) кое-что из того, что мы называем «быдлорусским» – явление интернациональное (как и баба-яга). Быдлоэстрада потом повторялась не один раз, в более щадящих формах, и была одним из немногих раздражающих моментов местной жизни.
Раннее утро. В Москве в это время я лишь ложусь. Над просыпающимся озером сквозь высокие прибрежные пальмы пробивается еще нежаркое солнце. Поют неизвестные птицы. Белка на цветочном бордюре балкона бесстрашно грызет остатки нашего манго (какая аллитерация!). Кто-то похитил бананы со стола, перевернул мою чашку с чаем. Ночью тут происходила бурная жизнь.
С озера дует сильный прохладный ветер: ночью под тряпочкой вместо одеяла было зябко. Это неплохо для разнообразия, потому что лишь солнце приподнялось над пальмами, и утих ветер – тропики включили свой калорифер. За это время Сусан сделал для меня целый кофейник очень приличного кофе.
Заходя в озеро, порезал ноги о какие-то донные ракушки. Я не придал значения, и это было ошибкой. Озеро очень долго мелкое, вода невозможно теплая, совершенно не освежающая, плюс соленая, почти как в Черном море. Впрочем, лежать в ней я не смог. А вокруг кокосовые пальмы в своих изящных поклонах.
От прогулок и поездок по окрестностям сложилось впечатление, что я попал на 50 лет назад. Все самодельное: лежаки, сушилки для белья, мебель, ограды, архитектура. Магазинчики располагаются в курятничках два на два метра, на переезде стоит деревянный шалаш, крытый пальмовыми листьями, и при нем полуголый человек в саронге – вручную опускает и поднимает шлагбаум. Много брошенных, полуразвалившихся домов, в том числе вдоль океана: Машечка говорит, что это последствия цунами, что пронеслось здесь несколько лет назад. Не нищета, но честная бедность. Кажусь себе битником, открывающим в конце 40-х Мексику.
Местный растаман, качающийся в гамаке на берегу океана в тени пальм, безошибочно вычислил меня по моему дресс-коду – и позвал покурить травы. Поболтали, покурили. Местная трава не подвела: едва смог унести ноги. Последующее купание в океане добавило прихотливой реальности дополнительную прихотливость. А вечером, в традициях криминального кино, мы с Машечкой сделали у того же растамана закупку грибов. Мало того, у Машечки есть несколько доз кислоты, – но ни до того, ни до другого у меня так и не дошли руки: все вокруг и так было сплошным трипом.
Мое первое путешествие по острову было в городок Галле, в 12 км на юг по основной трассе. Он знаменит тем, что еще во времена Соломона из него вывозили драгоценности и слоновую кость (если верить версии, приведенной в Вике). В начале XVI в. португальцы построили небольшую крепость (названную в честь петуха), которую захватили, расширили и укрепили голландцы, кое-что до кучи возвели англичане, и теперь этот старый форт («крупнейшая сохранившаяся крепость в Азии» – опять из Вики) представляет собой любопытную смесь местных достопримечательностей.
Поехали мы с Машечкой не как-нибудь, а на велосипедах! Последний раз я катался на велосипеде почти пять лет назад, слегка подшофе, и упал вместе с ним в озеро. Велосипед-то я вытащил, но в корзине велосипеда лежал пистолет хозяина (велосипеда)… Это отдельная история. В общем, пистолет я тоже выловил… Поэтому сейчас поехал совершенно спокойно, с добрыми воспоминаниями в запасе.
На дороге практически нет специальных карманов для остановок, поэтому автобусы тормозят прямо посреди шоссе. Впрочем, они почти и не тормозят, как я уже рассказывал. Кажется, что местные ездят без правил вообще. И техосмотра они тоже не проходят, поэтому все, в том числе автобусы, катаются тут на лысой резине.
Несмотря на сумасшедший траффик, езда оказалась довольно щадящей: узкая полоса по краю шоссе специально предназначена для подобных передвижений, хотя на ней постоянно кто-то стоит или идет, или тоже едет. Зато почти каждый обгоняющий норовил просигналить в спину, мол: «Берегись!» Но к этому быстро привыкаешь. Я понял, что как бы тут ни водили, они как-то умудряются обходиться без аварий. За все пребывание на Ланке я видел всего две. Мы с Машечкой даже умудрялись болтать по дороге, например, об ее переезде сюда, где ей так нравится. Случилось по пути и купание – около отеля «Ocean Hill», в небольшой бухте за мысом, прикрытой от дороги пальмовой рощей. В этой части трассы стало чуть меньше поселков и больше открытого берега. А вообще, практически все побережье здесь обжито и кому-то принадлежит. Что не мешает купаться, если тебя привлекают волны. До почти любого пляжа можно дойти либо по морю, либо просто войти в открытые ворота чьего-нибудь владения: гостей тут ждут.
За мысом – очень хорошие волны, и на них пыталась кататься пара серфингистов. Море здесь опасное: пару лет назад у этого мыса чуть не погиб Олег: течение (вероятно, пресловутый «rip current») стало уносить его от берега в открытый океан. Его спас подросток-серфингист.
В Галле мы были уже несколько выжатые. В таких широтах надо не забывать брать с собой воду. Поэтому первым делом мы забрели в супермаркет с кондиционером. По московским меркам супер жалковат, зато в нем есть холодная вода. Ну, а вторым делом мы зашли в индуистский храм Ганеши по соседству, где местный жрец разрешил нам даже снимать. А потом он же влепил нам по точке между глаз кровавого цвета. Понятно, что он ожидал обычного денежного подношения. Так я с этой точкой и проходил весь день. Через дорогу располагался другой индуистский храм, еще недостроенный и не раскрашенный, но очень прихотливой архитектуры. Индуистские храмы мне понравились много больше буддийских, с их детской кукольностью. Впрочем, кукольности хватает и в индуистских, главным образов за счет разноцветного скульптурного декора, украшающего многоярусные пагоды.
Тут уже совсем рядом португало-голландсикй Форт Галле с маленьким европейским городом за крепостной стеной. Это чисто туристское место: улицы аккуратно замощены тротуарной плиткой, крыши – черепицей, (почти) все домики отреставрированы и покрашены. Впрочем, тут есть какие-то органы власти или суда и даже школы. Местные школьницы в белых платьицах с красными галстуками бывают очень симпатичны, несмотря на почти черный цвет кожи. Как во всяком европейском городе тут присутствуют христианские храмы, музеи, гостиницы, магазинчики, кафе. Практически весь город внутри форта можно обойти по крепостной стене, за которой плещется лазоревый океан. Здесь, у стены, я первый раз увидел факира с обезьянкой и змеями. Обезьянка была одета в рубашку и подштанники, и имела даже бусы на шее, змеи были представлены тремя кобрами и одним питоном. С кобрами, сидящими в круглых плетеных корзинках, факир обращался совершенно бесцеремонно. После его манипуляций змеи не производят впечатление сильно опасных.
Машечка хотела вывести меня на свою любимую площадь, которую умудрилась потерять в этом маленьком городе. Расспросы тоже не помогли. Изрядными плутаниями мы все же попали на «Корт-сквер» (так называется площадь). Только находится она не в центре, где мы ее искали, а с краю. Она окружена по периметру зданиями португальских и голландских времен, затенена гигантскими Бодхи (ficus religiosa) и несколькими такими же огромными «баньянами», но с листьями, как у акации. Ствол фикуса обвит, расчленен многочисленными внешними корнями или левыми лианами, фиг поймешь. У самых больших деревьев в какой-нибудь развилке сидит маленький самодельный Будда, и ему тоже делают подношения. А рядом индианка в ярком сари отбивает мяч крикетной битой, кинутый ее подругой.
К этой площади примыкает самая ценная и старинная часть города. В одной гостинице нашелся занятный интерьер с расписанными алыми полосами стенами, центральный зал перекрыт стеклянным куполом, к залу примыкает открытый двор-атриум с фонтаном и цветами. Дома в плане тянутся от одной улицы до другой, во всю ширину квартала. Поэтому бывают узкими по фасаду, зато «глубокими».
В другом доме вокруг такого же двора расположился музей, напоминающий большую антикварную лавку. Под стеклянной витриной вроде наших в захолустных магазинах времен застоя, где лежали шариковые ручки и носки – в блюдечках с ватой были навалены кучки изумрудов, топазов, рубинов и пр. Никакой сигнализации я не обнаружил. В других витринах хранились отличные полуржавые железяки – предметы ушедшего быта, едва не доисторические бранзулетки… На полках стояли арабские канделябры, старинные фотоаппараты, телефоны, патефоны, вертушки и сами диски. Увидел пластинку Сантаны, с мордой пантеры на обложке. Тут же в галерее местный умелец точил на старинном станке ценные камни. Вся галерея заставлена антикварной мебелью, увешана светильниками. На мебель кучами навалены вещи, «спасенные» из английских домов периода эмиграции. Имелся тут и отдел нумизматики, где я нашел советские деньги. Этот музей понравился больше всего, потому что абсолютно не напоминал музей – а просто разросшуюся домашнюю коллекцию. Собственно, ею он и являлся.
Из музея Машечка повела меня в соседнее Royal Dutch Cafe – заведение, представлявшее собой маленькую галерейку на три столика, слегка отгороженную от улицы. Хозяин Фазал, ее знакомый, делает лучший в Галле чай (как значится на рекламе). Это высокий, тощий, седой «индус» с хорошим для данным мест английским, серьезный и симпатичный. Он раскритиковал популярную местную аюрведическую медицину, которой пользуется повредивший ногу Олег. Я с ним абсолютно согласен. Чего стоит эта медицина, если она не нашла трещины в кости и поставила ложный диагноз? Меню кафе было написано от руки, явно детской – с картинками фломастером: в традициях деревенской простоты.
Мы отказались от «лучшего чая» в пользу свежего сока: и так слишком жарко! К кафе изнутри примыкает сувенирный магазин, затем кухня, затем еще что-то – узкий дом тянется неизвестно куда. Но не буду описывать все, что мы видели и где ходили (одни бастионы крепости, в количестве двенадцати штук, чего стоят!). В общем, уже в шестом часу мы вернулись к «припаркованным» велосипедам, скованным одной цепью, недалеко от главных ворот форта.
– Я привык садиться в «мазду», на худой конец, в «четверку», а тут какой-то велосипед, полный несолидняк! – развлекаю я уставшую Машечку.
На обратном пути мы еще раз искупались в океане, найдя относительно пустынное и запущенное место. Людей здесь нет, зато к нам в компанию пришли коровы. Цапли бегают за ними, как утята за уткой.
От обилия впечатлений я решил наградить себя пивом. Всюду вдоль дороги попадаются маленькие лавки, лавочки и лавчонки – с фруктами, пряностями, сладостями, бытовой химией – и ни одного современного магазина. Впрочем, если бы и он попался, проблему с пивом это не решило бы. Ибо алкоголь на Ланке практически не представлен. Его можно найти (и я нашел его!) в специальных, крайне немногочисленных магазинах, с тюремной решеткой от самого прилавка до потолка. Продукт отпускается через узкое окошко, как в наших ночных аптеках. По совместительству – это главное злачное место республики. Тут, наконец, можно увидеть пьяных, если ты по ним соскучился, и с полпинка найти траву. Именно тут я первый раз столкнулся с явлением, что местные не знают понятия очередь. Поэтому перед прилавком надо все же проявить некоторую настойчивость. Ну, или терпение.
Я почти не устал: дорога была без серьезных подъемов. И самый обычный велик, оказывается, – неплохой и вполне нормальный транспорт, как я неожиданно убедился.
Только морду я все равно сжег, хоть предусмотрительно намазался перед выездом кремом.
В Хиккадуве, ближайшем курортном городке, с одной стороны (буквально) есть хорошая лагуна для купания, с другой – открытое море с мощными волнами. В этой второй части располагается и школа серфинга, и пункт проката досок. Поэтому серфингистов тут тьма, море черно от их голов, притом что многие серфингисты оказались серфингистками. Лучшие серфингисты, впрочем, – это местные чернокожие мальчишки. Некоторые волны фантастической высоты, страшно смотреть – трехметровые стены, которые пытаются оседлать люди на досках. Как правило, совершенно неудачно. Но какое бесстрашие! Они вдохновили меня тоже поучаствовать в общей забаве, разумеется, без доски. Серфингистов так много, что они мешают друг другу, а перевернутые доски пулями летают вокруг. Самое опасное, как я понял, именно это: получить чужой доской по голове, выныривая из опрокинувшейся волны. Много симпатичных девушек и русской речи. Тем не менее, публика тут вполне интернациональная, объединенная своей белокожестью. Темнокожие продают белокожим воду, мороженное и сувениры. Другие белокожие сидят в прибрежных кафе, пьют напитки и снимают бой человека с волной.
Бунин писал про длинные волосы сингальских мужчин. Ныне все сингальские мужчины аккуратно стрижены и явно предпочитают европейскую одежду. Одни женщины сохранили свои сари. Даже европеизация в традиционной стране облекается в консервативные формы и обязательные стандарты. Победы последних налицо: рикши, волосы, бетель – все осталось в прошлом. Был один волосатый диллер-растаман, да и все, пожалуй.
Вдоль дороги сплошные кафе, лавочки и магазины сувениров и летней одежды местного производства, стиль которой мне очень понравился. Подозреваю, что здешние жители считают это женской одеждой, но мне плевать, главное, что это смотрится очень по-хипповому. Естественно, тут надо торговаться. Если ты выразил заинтересованность, но у тебя мало денег, скидка может быть весьма значительной. Притом что и первоначальная цена по нашим понятиям невелика. Местные люди любят поторговаться, но не умеют считать, – считает Машечка. Торг у них – из разряда развлечений, хотя некоторые пытаются раскрутить тебя на какие-нибудь услуги и получить за это вознаграждение.
Ланкийцы по-своему восхищают: более мирный и доброжелательный народ я, кажется, не встречал. Хочется понять: почему? Может потому, что они буддисты? Или потому, что почти не едят мясо? (Едят, впрочем, курицу, и, конечно, рыбу.) Почти не пьют. Зато, как я понял, изрядно курят (ну, то, что надо курят!). Они кажутся детьми, веселыми и ко всему относящимися, как к игре. Иностранцы для них все еще приятная диковинка, и отовсюду слышится: хеллоу, хеллоу! Веа а ю фром? Это почему-то им тоже очень хочется знать. Спрашивают, впрочем, лишь дети и мужчины. Женщины скромны, хотя совсем не унижены. И еще ланкийцы очень любят фотографироваться с «белыми» людьми.
Ночью мы с Машечкой прикинули план нашего большого путешествия по острову, которое мы начнем завтра.
Мы проснулись еще до рассвета. Небо над озером и пальмовой рощей было расчерчено перламутровыми полосами перистых облаков. Я уже выпил чая, когда Сусан принес обязательный кофе. Что ж, выпил и кофе. Опять баснословный автобус – назад в Коломбо. Машечке довольно быстро уступили место: белая иностранка пользуется тут привилегиями.
Автобус в Анурадхапуру, первую столицу Ланки (пришлось выучить это страшное слово) – идет девять часов и не отличается никакими удобствами: такой же старый и разбитый, как тот, на котором мы приехали. Это слишком! Поэтому мы пошли искать счастье на недалекий ж/д вокзал. Он напоминает наши, только несколько десятилетий назад. Да и билеты здесь, как выяснилось, из той же эпохи, кто помнит: маленькие прямоугольники грубого картона. Здесь мы с Машечкой купили билет на последний сегодняшний поезд в нужном нам направлении, и не просто – а во второй класс! И занялись изучением города.
Самый большой город Шри-Ланки не то чтобы погряз в контрастах. У него есть достаточно приличный колониальный центр с архитектурой XIX века, стилистически не отличающейся от питерской того же периода. И есть район вокруг Мэйн-стрит (!), полный настоящего «восточного колорита». Нас захлестнула броуновская мешанина всех видов транспортных средств и просачивающихся сквозь этнографический студень людей, счастливо живущих в этом паноптикуме. На одной улице нам попался индуистский храм, семь что ли уровней которого вмещали сотни раскрашенных скульптур всех размеров – персонажей индийских мифологических эпосов: усатые воины, красавицы-апсары, гандхарвы с инструментами, кони, павлины, многорукие многоголовые боги (думаю – Вишну), голубой Кришна, слоноголовый Ганеша…
На соседней улице нас приманила бело-розовая мечеть исключительной красоты, словно с картинок на тему «1001 ночи». Это вообще оказался арабский район – с одетыми в белое людьми в белых шапочках и буйной, настойчивой уличной торговлей. Кучами прямо на асфальт или в ящиках навалены дурианы, нойна (сахарное яблоко), помело…Толпа галдит, движется, сквозь нее бегут молодые парни с тюками на плечах, а бородатые везут эти же тюки на тележках, запрягшись в них, как ослики. У некоторых бородатых мусульман бороды выкрашены хной в рыжий цвет. Глядя, как тут движутся люди и транспорт, удивляюсь, что они все еще не в больнице. А какие тут дома: полуруины в полтора метра шириной в несколько этажей! А какие цвета фасадов, которые сами по себе – нагромождение причудливых форм, дополнительно разноображенных рекламой. На задворках рынка мы нашли потрясающе расписанные автомобили, на которых привозят товары. Они не уступят кен-кизиевскому скулбасу!
Тут-тук довез нас до парка Виктории (старое название), с белым Национальным музеем, напоминающим вашингтонский Капитолий. Тут, откуда ни возьмись, нам навязался добровольный гид-садовник, который стал водить нас от дерева к дереву и показывать: веерообразные пальму с Филиппин, настоящую мимозу, сжимающуюся при прикосновении, Коричное дерево, Железное дерево, символ Шри-Ланки, Курупиту Гвианскую – дерево, увитое гибкими стеблями, типа винограда, с гроздьями бело-розовых цветов, напоминающих волосатую раковину, с очень ярким приятным запахом. Эти цветы он назвал символом буддизма, ибо внутри «раковины» попадается какое-то прозрачное затвердение, символизирующее «тайное сокровище» (или как-то так).
Наконец, гид попросил денег. Дал ему стандартные 100 рупий, чем он остался крайне недоволен. Я бы и больше дал, но Машечка не хочет их развращать. Парк не то чтобы богат, но умиротворяет. Здесь я впервые увидел летучих лисиц, больших рыжих тварей с черными крыльями, гроздьями висящих в кронах больших деревьев.
Но какие тут красивые мечети: по соседству с парком стоит целый заброшенный комплекс. Чуть поодаль – больница в арабском стиле, основанная в честь королевы Виктории. На новом тут-туке доехали до Форта и Grand Oriental Hotel, в котором в 1890 году жил Чехов. И его память тут чтут: в холе шикарного отеля стоит бюст классика, современной российской работы, а услужливой портье показал нам номер, в котором жил Чехов, превращенный в такой полумузей. Здесь я сидел за столом Чехова, за которым он писал «Гусева». Попробовал бы я что-нибудь подобное в мечети, тьфу, в Ялте!
Я был полностью удовлетворен – и мы с легкой душой пошли в недалекую и уже опробованную «столовку». В ней был обнаружен местный эксклюзив: безалкогольное имбирное пиво.
На вокзале мы появились уже в темноте и заняли место в самом конце платформы, где была найдена свободная скамейка. Но стоило появиться поезду – как в нашу сторону кинулась толпа, сметая все на своем пути – занимать места в вагонах. Это напомнило мне эпическую посадку в электричку Ташкент-Самарканд в середине славных 80-х, представлявшую собой нечто среднее между нападением фанатиков на неверных и панической эвакуацией. Шри-Ланка, кстати, считает себя «социалистическим государством». Не знаю, честно сказать, в чем это выражается. В том, что нет откровенной нищеты? В принципе, это не мало.
У нас с Машечкой осталась слабая надежда, что вагоны, куда забились пять человек на метр – все же не второй класс. Так оно и оказалось: служитель на платформе, одетый в хаки, к которому мы устремились, как к спасителю, строго раздвигая толпу, довел нас до нашего второго класса, не подвергшегося атаке. Оказывается, первый и второй классы всегда находятся в начале состава. Логично.
Собственно, поезд – это наша электричка, с двумя широкими креслами в два ряда. Все здесь сидели согласно билетам на своих местах, вагоны тоже были широкие, вроде наших, для освежения работали вентиляторы. Все окна открыты. В вагоне есть даже удобства! Хотя, в общем, он обшарпан и затрапезен, но и такому мы были очень рады.
Сперва было душно и жарко, потом холодно, даже вентиляторы выключили и позакрывали окна. Местный мужик натянул на голову шерстяную шапку, при этом остался с босыми ногами. Нам тоже пришлось надеть все, что у нас было.
ПисАть в ланкийский поездах положительно невозможно: кажется, что едешь по брусчатке. А за окном ничего не видно. Все страны в окне ночной электрички неразличимы – вспомнил я утешительный вывод, сделанный в своих прежних путешествиях. «Все острова похожи друг на друга».
После пяти часов тряски я спросил у проводника, как называется остановка? («Это что за остановка, Радхапура иль Поповка?») Прежде я настоятельно попросил его предупредить нас, когда нам придет время сходить… Оказывается, я спросил крайне вовремя – мы были в Анурадхапуре. И вот во втором часу ночи мы стоим на безлюдной провинциальной платформе, с аквариумом и рядами пустых кресел.
В тамбуре отъезжающего поезда спит человек. Это норма: спят тут где ни поподя. Машечка предположила, что и нам придется так. Но белому человеку это неприлично – и вот нас уже взял в оборот местный парень, шофер тук-тука, тоже, кстати, в шерстяной шапке.
Мы спросили его про недорогой гест – и он пообещал нам за 1200 рупий, то есть примерно 300 рублей. Это нас устраивает. Скоро мы свернули с трассы в какой-то темный парк с горбатой грунтовой дорогой. Где-то рядом был дом нашего драйвера – а по соседству обещанный гест (делился драйвер информацией).
Все в гесте, кроме фасада, было до предела скромно, тем не менее комната стоила не 1200, а 1700, и ночной портье, молодой парень слегка кавказской наружности, не хотел сбавлять. У нас не было сил искать другое – и мы согласились.
Парень попросил паспорт, из которого записал данные в большую амбарную книгу, и деньги. Их надо платить сразу, как в прежних советских гостиницах. Да и в номере все было по-совковому: горячая вода отсутствовала как класс, зато наличествовали нечистые простыни и тараканы. Туалетной бумаги так же нет, вместо мыла – обмылки, одеяла и полотенца пришлось просить. Вместо одеял тут, впрочем, дают тряпочку. Вентилятор на потолке натужно жужжит… Но он особо не нужен: в номере скорее холодно, чем жарко.
А в семь утра стук в дверь: вчерашний парень стоит с подносом. На подносе горячее какао. Это намек, что нам пора выметаться. «Нот вери гуд?» – спросил он на прощание. Догадался, гад…
Пока мы ждали вчерашнего драйвера, которого Машечка вызвала по телефону, я изучал конструкцию навесов и местные декоративные приемы. Драйвер снова провез нас через парк, где мы увидели первую мартышку. И первые руины. Скоро и те и другие набьют оскомину.
Тукер довез нас до входа в комплекс – знаменитого дерева Махабодхи. Это «древнейшее из существующих деревьев с документальной историей» (из Вики), ему не то 2250, не то все 2500 лет – и оно выращено из отростка того самого дерева Бо (Бодхи), под которым Будда получил свое просветление. В связи с чем оно необычайно священно. Наше появление здесь совпало к тому же с ежемесячным праздником полнолуния – и посетители валят валом.
Перед входом в комплекс – длинный ряд палаток, где верующие приобретают подношения для Будды, в основном цветы, свечи и благовония. Машечка купила букет голубых лотосов – но Будде они не достались: не дойдя всего несколько метров до входа, она решила пообщаться с макаками, села, положила букет рядом с собой, приветственно протянула макакам руки… и макаки тут же сперли ее букет. И съели! Вот кто, оказывается, здесь лотофаги!
У входа в комплекс охрана заставляет всех снимать обувь и головные уборы и входить через раздельные ворота: для мужчин и женщин. К самому дереву, которое так хотела увидеть Машечка, прохода нет: оно надежно окружено заборами, храмом, в общем, такой двухъярусной культовой конструкцией. Видны лишь ветви, некоторые с подпорками, как на картинах Дали. Сперва мы были здесь единственными европейцами – среди толп паломников, целых школ школьниц в белых платьях… Потом повалили экскурсии. Некоторые ушлые белые ходят в носках. Все бы ничего, но болят порезанные ноги – и тяжелый рюкзак за спиной гнет к земле.
Дерево, храм и ограды увешены буддийскими флагами, напоминающими боевое знамя нашего ЛГТБ сообщества. Всюду снуют обезьяны, охотящиеся за подношениями. Специальный монах с рогаткой пытается распугивать их, впрочем, без особого успеха. Я подобрал один лист «священного дерева», Машечка собрала их целую горсть.
Следующая наша цель – гигантская белая ступа (дагоба) Руанвели, 92 метра в высоту, II-I вв. до н.э. Ее видно издалека и около нее тоже надо разуваться. Уже печет так, что босоногое перемещение по камням не кажется занятной безобидной традицией.
Анурадхапура – первая столица Шри-Ланки с IV века до нашей эры – по XI нашей. За это время тут накопилось много руинированных до фундамента сооружений с торчащими прямоугольными колоннами. Фундаменты тоже прямоугольные, из коричневого, почти черного от времени кирпича непривычного размера… И мы ходим между всеми этими руинами, пересохшими бассейнами, озерами, новыми ступами… по тропической жаре, со всеми вещами, из последних сил обсуждая особенности местной архитектуры. Солнце в 12 было почти в зените, и тень давали лишь деревья. Мартышки тут повсюду, и лишь детеныши слегка боятся человека – и при нашем приближении вцеплялись в мать, которая передвигается с ними на животе с той же ловкостью, как и без них. Собаки пасутся рядом, не обращая на обезьян никакого внимания. Прически обезьян напоминают стрижку Хомы Брута из фильма «Вий» (никаких намеков!).
От ступы Мир-и-совет-ия (реально!) взяли тукера, чтобы доехать до гигантской ступы Микарама. На дамбе, по которой мы шли полчаса назад, увидели толпу людей и скопление транспорта. В маленьком красивом лотосовом пруду лежал разбитый, почти утонувший тук-тук, рядом по пояс в воде стоял полицейский (защитного цвета форма, белая портупея) и что-то искал (водителя?). Лобовое стекло тука валялось на берегу. Все же они попадают в аварии – я удивился, если бы нет.
До ступы Микарама (Абъягири дагоба) мы не доехали: нас остановил контроль. Оказывается, чтобы попасть к ней, нужно иметь билет за три тысячи рупий. Это перебор – и мы поехали к другим ступам, благо их еще хватает. Походили вокруг самой старой ступы Тупарамы (точнее, обновленной на месте старой). Ходить теперь босиком по камням – реальная пытка, тем более с моими «кровоточащими ногами»… «Когда бы зажила нога, тянул бы лямку, как медведь…» – шучу я. Тупарама – ступа небольшая, зато окружена торчащими из платформы, словно щетина, серыми колоннами, от старости утратившими вертикальность, остатком когда-то существовавшей галереи, надо думать.
Через парк с редкими деревьями, по некошеной сухой и колючей траве, дошли до когда-то самой высокой ступы – Джатаванарама, 120 м в высоты, сейчас стоит с обломанным шпилем, и реальная высота составляет 71 м. Шпиль лежит тут же, вросший в землю. Она не отштукатурена и не покрашена в белое, как другие ступы, а осталась в своем натуральном краснокирпичным виде. Таковы же и соседние руины – с остатками ворот в 6,5 м в высоту. Последняя в этот день пытка босиком. Сойдя с дороги, дошли до старинного прямоугольного бассейна, устроенного в виде сужающихся террас, со связывающей их лестницей, по которой можно спуститься к чаше с водой. По ней спустилась толпа обезьян – утолить жажду.
Небольшой отдых у фруктовой палатки на перекрестке: молодой ланкиец большим кривым ножом, напоминающим мачете, ловко приготовил Машечке для питья кокосовый орех. Я предпочел чистую воду. На автовокзале нас ждал облом: последний автобус до Полоннарувы уже ушел, следующий – рано утром. Есть вариант ехать с пересадками, но очень замороченный. Тот же тукер, что привез нас сюда, вызвался довести нас до Полоннарувы за четыре тысячи рупий. И мы решили разориться. Это сто километров по дорогам центральной Ланки. Не в такси, но все же.
Выехали в полпятого – с остановкой у аптек, где я не без труда купил кое-что лечить ноги. В обеих аптеках не знали, что такое йод, а в первой и что такое антисептик. Наверное, в ней лечились лишь аюрведически. Во второй мне все же выдали бутылочку, похожую на коньячную. И мы «помчались» дальше.
Я не думал, что в тук-туке так тяжело и холодно ехать, даже в тропиках! А водитель, молодой симпатичный парень, комментирует: это такая-то гора, это поле – аэродром, за этим памятником в виде танка – воинская часть. В общем, выдал все секреты. С полей тянется приятный запах, несмотря на дым костров и транспорта, вроде как от каких-то цветущих растений. Попалось две повозки, запряженные буйволами, и огромная толпа людей, идущих вдоль дороги и несущих километровое, не меньше! – полотнище, радужный буддийский флаг. Водитель подтвердил нашу догадку, что это такой «крестный ход» по поводу продолжающегося буддийского праздника полнолуния. Дважды нас останавливали местные гаишники и требовали с драйвера разрешение на его рискованную водительскую деятельность. Пейзаж был такой: равнины с красивыми одинокими горами по бокам. Одной из гор оказалась знаменитая Сигирия. Частые вначале поселки вдоль дороги – вдруг исчезли. «Джунгли» – пояснил водитель. И в джунглях – слоны, которые иногда выходят на дорогу, надо быть готовым. В подтверждение видели специальный дорожный знак – с чайным слоником. Но слоны все же не попались. Зато наступила темнота, а мы все едем. Обещанные полтора часа превратились в два с половиной, и мы замерзли так, что я стал бояться простыть. Когда мы все же доехали до темного неизвестного города – это почти уже не было нужно… Шучу.
Теперь важно было найти жилье, но наш тукер и с этой задачей справился, хоть и не сразу. В первом месте с нас запросили 3 тысячи, во втором 2200, я предложил две. Хозяин, говорливый, юркий круглолицый человек, сперва не согласился, но когда я выразил твердое намерение найти номер за полторы, сам стал уговаривать, соблазняя нас горячей водой. Соблазн подействовал.
Номер – не в пример тому, что накануне: большой, чистый, с чистым бельем, тихо работающим вентилятором и свернутыми балдахинами с москитной сеткой над кроватями. Пол в больших блестящих плитках под мрамор, между кроватями – деревянный столик занятного дизайна. Но главное – да, с горячей водой, первой горячей водой на Ланке! А всего-то надо было поставить проточный нагреватель.
Мы страшно устали, я еще и не ел ничего, чашка какао в семь утра была всей моей пищей. Хозяин обещает сделать нам еду через двадцать минут – и выполнил обещание раньше, чем мы насладились благами цивилизации. У него даже есть пиво! Какое счастье! Пиво тут, кстати, всего одного сорта, естественно – «Львовское» (Lion Bear).
В обеденной части «Leesha Tourist Home» (название гостиницы), зажатой между разнообразными строениями, все столики оказались заняты заграничными парами и интернациональными компаниями. До меня доносились польский, английский, немецкий. Мы были среди своих.
Мной овладели покой и легкость, как бывает после тяжелого дня, горячего душа, еды, пива... Путешествие начинает мне нравиться.
Утром, после заранее заказанного завтрака, наш добродушный хозяин Лиша подробно объяснил, куда нам ехать, чтобы посмотреть местные древности. Предупредил, что билет стоит 25 долларов. И предложил свои велосипеды. Это хорошее предложение. Плохо то, что когда мы доехали до поста охраны, выяснилось, что билеты надо покупать не здесь, а в музее, то есть ехать назад и вбок. Куда я и поехал. Музей находится рядом с древней дамбой великого ланкийского царя XII века Паракрамабаху. Примерно с этих пор Полоннарува и стала столицей Ланки – и сюда же по традиции был перенесен Зуб Будды. Билеты покупают лишь иностранцы, местные посещают музеи бесплатно. То есть за наш счет!
Сразу за шлагбаумом охраны нас ждал индуистский храм Шивы, с лингамом и йони в последнем «алтарном» помещении. И началось!
Не успели мы далеко отъехать от Шивы – нам предстал «сакральный четырехугольник»: возвышенная площадка с изрядным количеством разнообразных храмов – и множеством туристов. Здесь по порядку (и без него) мы увидели: руины храма Хатадаге, где когда-то хранился Зуб Будды, круглый храм Ватадаге, с четырьмя сидящими Буддами – по четырем сторонам света, Тупарама – большой хорошо сохранившийся храм, точнее «Дом Образа Будды», у которого единственного на Шри-Ланке частично уцелела крыша (индийская архитектура не знала настоящего свода, только так называемый «ложный», отчего эти своды и рушились, сделал я смелое предположение). Около храма я купил путеводитель по Полоннаруве, который облегчил и конкретизировал наши дальнейшие перемещения. Храм Ниссанкалапа-Мандапа – с лотосовидными колоннами, не египетского типа, а изгибающимися в разные стороны, подобно лотосовым стеблям (нигде не видел ничего подобного), семиэтажный Садмахал Прасада, такая пирамида, вроде индуистской, но без декора, каменная книга «Гал Пота» царя Ниссанкамалла, 4,3 метра в длину… И все, естественно, босиком, но уже без вещей и с менее болящими ногами. Само собой, с непокрытой головой, что, в общем, не так страшно. Тут я установил замечательный факт, что мрамор – не нагревается! Это должно было казаться древним чудесным.
Наш велопробег вдоль главной улицы древнего города продолжился. А город велик, и всюду тут что-то стояло, судя по бесконечным платформам-фундаментам и цоколям из почти черного кирпича. Обрубленная ступа (дагоба) Пабула Вехара, толосообразная ступа Мениге Вехара, огромная ступа из красного кирпича Ранкот Вехара, крупнейшая в Полоннаруве. Чуть дальше по главной улице на север среди деревьев прячутся новые стены и цоколе. Это начался комплекс монастыря Алахана Паривена. Самое интересное здесь – руины огромного здания Ламкатиллака, новый Дом Образа Будды – с 13-метровой статуей стоящего Будды внутри. Крыши нет, но стены необычайно высоки. Частично сохранился скульптурный декор, в главном зале – часть колонн. Местами на стенах уцелела даже древняя штукатурка. Архитектурный облик несколько хаотичный, в нем нет античной ясности и логичности, но он впечатляет именно своей инаковостью. Рядом с Домом Образа стоит высокая белая ступа Кири Вехара – и множество прочих руин традиционного местного типа, то есть – платформа или периметр стен на высоком цоколе, прямоугольные колонны, из них торчащие. Древний ланкийский архитектор был помешан на геометризме, строго следил за пространственной ориентированностью, он преобразовывал рельеф в плоские террасы, а потом уже строил на них. И, в общем, в теперешнем виде ланкийская архитектура напоминает что-то индейское из Мезоамерики. А еще кхмерское в Ангкоре.
В своих вольных блужданиях мы нашли удивительный бассейн, уходящий вглубь земли сужающимися террасами, где мы охлаждали уставшие ноги (а я еще – и раскаленную голову).
Но если б это было все! Нас еще ждет Галл Вихара: группа высеченных из скалы скульптур, в том числе 14-метровый лежащий Будда, сидящий Будда, стоящий Будда. Над всем комплексом висят новенькие металлические крыши на фермах, ставших убежищем обезьян. Лежащий Будда непропорционален, нереалистичен, но выразителен. Зато черные камни скалы напротив Будды, откуда удобно рассматривать шедевры, – сковородка для проверки, насколько я стал йогом (обувь по-прежнему снимается). Здесь я увидел первые палочки, подставленные под наклонные камни. Это местная традиция, о которой с восторгом рассказывала мне Машечка. Теперь она охотно поставила «наши». Она очень девочка: ходит с куклой, общается с деревьями и бабочками, ее любимое занятие – кормить обезьян. От этого она счастлива. А я гоняю ее по объектам, пока они не закрылись. Впрочем, жду, пока она сфотографирует все лотосы в лотосовом пруду (пять тысяч штук). У нас до закрытия полтора часа – и надо успеть посмотреть остатки королевского дворца около дамбы, и скульптуру «святого» – на юг от старого города. Я кажусь себе садистом.
От дворцового комплекса царя Паракрамабаху, автора искусственного водохранилища, осталось совсем немного: несколько неопределенных руин и Консульский «зал» с множеством колонн необычной формы, с подрезанными гранями – и отличной скульптурой льва. Лев вообще – символ Ланки, если я забыл сказать. Рельефы слонов по цоколю много лучше тех, что продают здешние мастера в ларьках для туристов. Зато дамба, возведенная этим же царем, длинной двенадцать с лишним километров, существует до сих пор – и до сих пор существует огромное озеро, благодаря ней образовавшееся, на берегу которого и был построен дворец. Героям слава! Тьфу – царям! (Озера устраивали нет из приходи, а для полива рисовых полей – и увеличения населения, то бишь поданных и воинов.)
И мы рванули на велосипедах на юг, к стоящим за городом последним «культурным объектам», которые я упрямо решил осмотреть. Город кончился, начались поля. То, что мы приближаемся к «объекту», можно было понять по концентрации людей вдоль реки, в которой купались дети, а взрослые обоих полов стирали белье. Река вытекает из озера за дамбой. Две милые европейские девушки на велосипедах приветствовали меня ироническим «хеллоу-у!» на местный лад.
Это место называется Подгул Вехара, бывший монастырь, в котором мне прежде всего интересна совершенно ни на что не похожая статуя «Святого», как она обозначена в путеводителе. У археологического сайта Машечка захотела пить, и я купил то, что продавала ланкийская семья в придорожном «шатре». Семейных торговцев (популярная тут форма торговли) окружила толпа жаждущих – и я решил, что передо мной какой-то эксклюзив. До некоторой степени так и было: то, что я принял за компот – оказалось обжигающим местным «чаем» из какого-то корня. Для услаждения – коричневый пальмовый сахар. Не то, что нужно в жару, но назад пути нет. Вкус своеобразный, с сахаром даже ничего.
До статуи, которая так вставила меня на картинке, совсем недалеко. Как и Будды – она высечена из скалы, но кого она изображает – ученые не знают. Это явно не Будда, не царь (отсутствуют обязательные атрибуты), вообще непонятно кто: четырехметровый голопузый мэн с монгольскими усами, в чем-то вроде фески, в вольной расслабленной позе – держит книгу из пальмовых листьев. На всякий случай назвали его «Святой». Спокойное, выразительное лицо, явно не ланкийское. И сама скульптура не похожа ни на что.
Последнее по программе – толосообразная конструкция из черного кирпича с рухнувшим сводом – по соседству. Обошли местный сад в аккуратных руинах. И по дамбе поехали назад к дворцу, где решили устроить пикник на берегу озера. Купили фруктов у придорожных торговцев. Местные парубки все же немного навязчивы… Мы ехали по древней дамбе, по одну сторону над озером садилось солнце, по другую – лежали поля, обрамленные пальмовыми рощами. Цвет полей был насыщенно зелен.
Мы расположились почти у руин дворца, над самой водой. Тут есть специальный спуск в воду из старинных плит. Увы: почти сразу появился местный парень, который стал набиваться на общение. Он рассказал, что из джунглей уже несколько дней на водопой выходят слоны – совсем близко от места, где мы сидим. Может, мы их еще увидим. Он бросился в озеро и долго плавал и нырял с дерева, не отплывая, впрочем, от берега. Я залез под провода, тянущиеся вдоль берега – снимать садящееся в озеро солнце, и, выпрямившись, задел самый нижний… И меня пронзил, как головой об лед, удар тока! Блин, почему никто не предупредил, что они под напряжением?! Ну, хоть бы значок какой-нибудь повесили!
Первый мэн еще не ушел, а уже появился второй, постарше и поплотней, тоже купаться и общаться. Для начала попросил сигарету. Впрочем, он пропустил нас вперед. Машечка полезла воду, закутавшись в платок-парео, не из скромности, а из-за отсутствия купальных принадлежностей. А потом уже я. Солнце зашло, почти до горизонта простиралась тихая, очень теплая и абсолютно пресная вода. И этот заплыв вдаль от берега почему-то напомнил давнишние вечерние купания в тихих озерах среди подмосковного леса.
Слоны не появились: они были не такие дураки, как я, и уже знали про 220 вольт, ожидающие их у водопоя.
Мы возвращались домой уже в полной темноте, мимо пылающего огнями буддийского храма. Громкий фон буддийской проповеди висел над всем городом. По просьбе Машечки мы зашли в храм, точнее, во двор храма, где проходила служба, если так можно сказать: люди сидели на земле по периметру двора и слушали повторяющиеся молитвы буддийского монаха, пристроившегося в углу. Никакой помпезности, лишь горели металлические подставки со свечами-светильниками и электрические огоньки.
Я зашел внутрь храма и был немедленно окружен стайкой детей. Тут на Ланке постоянно кажешься себе какой-то очень значительной персоной.
«Дома» нас ждал обильный, как тут принято, ужин-обед. Почти все столы геста заняты. Смех разноязыких пар убаюкивающе висит в воздухе. Нас тут тоже, наверняка, принимают за пару. Хозяин обращается к Машечке «миссис», ко мне, соответственно, «мистер». Нам надо решать: остаемся ли мы здесь еще на один день, чтобы осмотреть местный национальный парк, о чем мечтала Машечка? Теперь Машечка хочет утром ехать в Дамбуллу, а оттуда уже в Сигирию, хотя я предпочел бы обратную последовательность. Но что-нибудь решать у нее нет сил.
Я наладил интернет и предупредил хозяина, что утром мы снимаемся. И остался писать в опустевшем дворе. Чет Бейкер, звучащий из планшета, напомнил мне другие вечера в других домах и сколько всего было в этой моей так называемой жизни...
И я пошел спать под эти веселые мысли.
Бетонные межэтажные перекрытия возводятся на Ланке опалубочным методом, причем в качестве стоек для опалубки используются разнообразные кривые палки из леса. Лишь пару раз стойки были металлическими. В одной части нашего геста живут постояльцы, другую тут же рядом строят.
После завтрака наш веселый услужливый хозяин, опять приветствовав меня «мистер», подал счет… Нет, я не упал, не стал кричать от ужаса («мистер» ведь должен вести себя прилично). Накануне я прикинул, что счет будет где-то на 7 тысяч. Вышло 6850 – даже с учетом 600 рупий за прокат велосипедов. Наши средства не велики, но если бы не цена билетов за посещение памятников – все было бы ничего. За билеты я заплатил 6500, лишь немного меньшей, чем нам обошлись две ночи в гест-хаусе с едой и велосипедами. В целом мы выходили за пределы того, на что рассчитывали. Деньги вытекали из кошельков со страшной скоростью.
Высокая, немолодая, но симпатичная иностранка попросила посмотреть мой счет, чтобы знать, что ее ждет? Потом спросила, куда мы едем – и предложила остановиться в Сигирии, а не в Дамбулле, где, по ее словам, нет хорошего жилья. Сигирия ее «покорила», там можно жить неделю, слоны, озера… И в подтверждение стала показывать мне фото на своей фотоаппарате. Она неплохо снимала… Она даже дала мне рекламу гест-хауса, в котором жила. Комната в нем стоит 1900. Она оказалась из Австрии – и не хотела верить, что я из России. Она изучала когда-то сербский, но не узнала сходный язык. Они с мужем, оказывается, пытались определить, откуда мы? Симпатичная тетка. На ее столе лежала толстая тетрадь, в которую она что-то писала. Путевые заметки? Может, она еще и писатель?
Я отправился в номер, где ждала меня Машечка, уже почти собравшаяся, и представил на рассмотрение новый маршрут – согласно только что полученной информации. Маршрут был одобрен – и, взвалив вещи, в начале десятого мы «вышли на трассу».
Стоим, значит, на трассе, типа стопим, солнце уже печет, пусто. Нет даже тук-туков, которых всегда везде, как мух. Пришлось ехать на местном рейсовом автобусе до автовокзала, где мы удачно вписались в автобус №41 до Канди. Он был еще пуст, и мы заняли хорошие места сразу за водителем. Последний зажег на приборном щитке благовонные палочки, и салон наполнился ароматом буддийского храма. Автобус поехал, лишь когда был забит под завязку – и продолжал брать все новых людей на многочисленных остановках. Опять гонка на грани фола, через все сплошные, на повороте, в лоб встречному автобусу со значком «мерседеса». Я понял, почему перед отправлением шофер жег палочки: в каждую поездку он отправляется, словно в бой, из которого неизвестно – выйдет ли живым, ибо единственная цель местных драйверов: установить скоростной рекорд. Поэтому надо магически подстраховаться. Что же: палочки помогли, все остались живы. Одновременно я понял, что праворульные машины сделаны для левшей, ибо ручку скоростей приходится дергать левой. Местные дороги не особенно живописны: нескончаемые бедные поселки или одинокие дворики среди деревьев – на опушке неопределенного леса, перекрывающего всю остальную видимость. Ребенок долго орет за нашей спиной, несмотря на вкрадчивые уговоры отца. Родители тут по виду очень мягкие.
Местные «индусы» действительно часто похожи на наших цыган. Я вычленил несколько визуальных типов, внутри которых люди почти на одно лицо. Все мужчины коротко стрижены, все женщины – наоборот. Но некоторые из молодых мужчин щеголяют бородками. Никто не носит такой ерунды, как головные уборы и солнечные очки. На ногах в основном вьетнамки (от которых к концу жизни между большим и следующим пальцем образуется большой зазор). В деревнях часто ходят и вовсе босиком и даже ездят так на велосипедах. У всех ланкийцев большие белые зубы, нередко торчащие вперед. Во всех автобусах звучит музыка из больших колонок, местная попса, которую ланкийцы, видимо, очень любят. Совершенно напрасно. Условия езды совсем не для неженок, зато цена билета не очень велика. То, что тут вообще удается собирать за проезд, внушает изумление: кондуктор с цирковой ловкостью перемещается по забитому, кренящемуся во все стороны салону, сквозь полуметровый ширины проход, плотно уставленный людьми, – и даже вписывает в билеты цену согласно пункту назначения! Он добирается до конца автобуса, на остановке добегает до передней двери – и начинает свой крестный путь заново. Ему как-то удается запоминать, кому он выписал билет, кому нет – и кому куда! А еще в его задачу входит громко кричать на каждой остановке или в любом в месте скопления людей, призывая граждан разделить счастье поездки.
Почти всю дорогу мы с Машечкой вновь спорили: о Грейвсе, который ей нравится, и которого я терпеть не могу и критикую, как дилетанта. Но Машечке научные методы скучны. Так заспорились, что чуть не проехали нашу остановку – спасибо кондуктору! До Сигирии от трассы семь или девять километров, которые мы проехали на подсуетившемся тукере. Он привез нас прямиком в гест-хаус «Lakmini Lodge», рекламу которого я получил от австрийской женщины.
Это несколько одноэтажных домиков с белыми стенами и шиферной крышей, с крытой галереей вдоль фасада. Отдельно стоящая открытая столовая под навесом довершала пейзаж. Невысокий хозяин с усиками решил показать товар лицом и провел нас в голый садик «на заднем дворе» – с шалашом на столбах, откуда открывается красивый вид на гору Сигирия. Но цена за хороший номер – 3,5 тысячи, за средний, с горячей водой – 2,5 тысячи, и полторы – за совсем убогий. Я предложил две за средний, и хозяин согласился. Кормить он нас тоже готов.
Приемы архитектуры и дизайна тут неразнообразны: деревянные вентиляционные решетки над дверьми и окнами (иногда очень тонкой работы), вообще много темного лакированного дерева, двери – широкие, часто самодельные, изготовленные местными умельцами из широких досок, скрепленных поперечными планками. Вместо водосточных труб – цепочки. Номера стандартного размера и вида. В Сигирии был даже обитый темным деревом потолок. Зато всего один светильник, оторванные розетки, тараканы.
Но на одну ночь это не важно.
А привезший нас сюда моторикша предлагает тур по окрестностям, с озерами и слонами, куда он, мол, может завезти бесплатно. Машечка готова ехать прямо сейчас, но я предлагаю все же начать с Сигирии. Как и обещала австрийка, хозяин выдал нам (бесплатные) велосипеды, наш привычный транспорт. С детства не ездил так много на велосипеде.
Совсем недалеко от нашей гостиницы молодой человек купает в речке слона. Это первый слон на Ланке, которого я увидел. Темно-серый, с бело-розовыми пятнами на ушах и брюхе, он вальяжно лежит на боку, почти вся голова в воде, торчит лишь один глаз, ухо и кончик хобота. Он дышит через него, как пловец через трубку. А молодой человек моет его шваброй и тряпкой. С берега и моста на это смотрят зеваки и туристы, и мы в их числе. Чуть отъехали – навстречу бредет новый слон и везет в особом ящике двух пожилых белых.
Дорога к главному входу на гору идет в обход, для нас – в объезд, вдоль красивых широких каналов с водой. У главного входа толпа народа, туристические автобусы, но никто не может указать, где кассы? Местным это не надо, а за иностранцев это делают гиды. Билет стоит 3900 рупий, то есть практически 1000 рублей!
Лишь Машечка увидела размеры комплекса – у нее сразу испортилось настроение, и она стала упрекать меня, что я погнал ее сюда в середине дня, по жаре, и нам придется все теперь осматривать бегом – и мы не успеем, вместо того, чтобы завтра с утра, нормально… Впрочем, разнообразные красоты скоро подействовали на нее умиротворяющее.
Сигирия – «Львиная скала», возвышается на 170 м над уровнем вылизанных зеленых лужаек (370 над уровнем моря). Комплекс с несохранившимся дворцом, каналами, бассейнами, прудами и фонтанами был построен в V в. царем Касапой. Пруды наполнялись с помощью удивительной системы водопроводов, в основном спрятанных в земле, идущих с самой Сигирии.
Это самый центр Ланки и, наверное, самая известная ее достопримечательность. Львиная скала – огромный темно-серый булыжник, с вкраплениями рыжего и черного, гордо торчит из плоского пейзажа с уже знакомыми ланкийскими цоколями. Под самой скалой среди деревьев и огромных камней разбросаны террасы с лестницами, пещерами и узкими проходами. Здесь легко заблудиться, если отклониться от главного потока туристов и начать ходить хаотически. Но самая красота – это фрески гологрудых девушек в пещерной «галерее», написанные полтора тысячелетия назад. Кто они – ученые снова не знают. Проход мимо «зеркальной стены» выводит на площадку с цоколями былых сооружений – и остатками скульптуры льва. От льва остались только лапы с когтями, зато какие лапы! Отсюда начинается последняя лестница, 300 с чем-то металлических ступеней, после 900 пройденных. Сверху отличный вид на окружающие джунгли, озера, горы, огромную скульптуру стоящего Будды – в значительном отдалении от нас, прямо по оси главного парка. Только слишком много шумных русских туристов, которые скачут с криками «Сочи 2014!», «Мы лучшие!» или «Нас не догонят!» – и фотографируются в своем гордом прыжке. Наверху постройки из темного кирпича снова напоминают что-то ацтекское. Тут есть два малых пруда и один большой, и в них есть вода!
Машечка в значительно лучшем настроении кормит обезьян, от чего оно становится еще лучше. Среди туристов, привлеченных обезьянами – симпатичная японка в желтом платье. Мне она интересна гораздо больше обезьян (у каждого свои пристрастия). Мы спустились на площадку с раскопками, где нет ни одного туриста, только пара ребят из Коломбо, с которыми сразу заговорила общительная Машечка. Теперь я готов удовлетворить любой ее каприз. Спускались мы не по той тропе, что поднимались – и начали обследовать разные не охваченные гроты, скалы, камни и постройки при них. Все это более-менее прикрыто густой растительностью, так что от жары не умрешь, но пить все равно очень хочется. В своих блужданиях мы почти снова поднялись на Сигирию. Еще немного, и мы могли бы похвастаться, что за один день поднялись на нее дважды.
Уже внизу, на равнине, стараниями Машечки мы нашли восьмиугольный пруд с цаплями, но почти без воды, посидели на краю непересохшего прямоугольного пруда, в котором отражалась Сигирия в лучах заходящего солнца. Побродили до заката между пластичных цоколей, потерявших от старости горизонтальность и художественно слившихся с рельефом. До вЕликов добрались уже в сумерках – и, после короткого отдыха, Машечка предложила ехать смотреть большого белого Будду, которого видно с Сигирии, замыкающего перспективу комплекса. Часть дороги бежит через густой лес, часть – мимо рынка, где еще гудит жизнь.
Будда, в котором метров двадцать в высоту, стоит посреди совсем нового монастыря, скромно примыкающего к линии ЛЭП. Стоит он в чаше лотоса, как положено, сам лотос растет из небольшого прудика. Вдоль ограды выстроились в ряд скульптуры грудастых монахов в оранжевых «тогах», в натуральную величину, обращенных в молитвенной позе в сторону своего гигантского патрона. Сам Будда абсолютно белый, только волосы и глаза выкрашены в черное. Есть тут и ступа, и отрытые «скворечники» со скульптурками медитирующих Будд, и маленькое дерево Бо, окруженное специальным домиком. Монах в оранжевом на входе (живой) попросил привычный donation, и я дал сто рупий. Он даже не стал делать вид, что кладет их в ящик – а попилил с ними на рынок, уже зажегший вечерние огни.
Ехали назад мы уже почти в полной темноте, в лесу было глаз выколи. Однако мы не только доехали до поселка, но даже нашли наш гест. Я заказал обед и спросил про пиво. Пива у них нет, но его можно купить в специальном месте, полтора километра в противоположную от Сигирии сторону. Охота пуще неволи. Почти сразу за поселком начинается лес, темная дорога без единого огня. Я сам себе удивляюсь: видно, я так уже разогнался в поисках приключений, что никак не могу остановиться.
Магазин с алкоголем спрятан подальше от дороги, почти в джунгли, – и публика вокруг него соответствующая. Ко мне сразу подошел местный парень с признаками хаера и стал интересоваться, нет ли у меня травы? Это странно, я так думал, что тут всегда наоборот. Я взял пару пива на 500 тугриков, полтора литра воды – и поехал назад. И увидел еще одну аварию с участием тут-тука и легковой машины. Все произошло десять минут назад, если не меньше.
Обед для одного человека состоял из огромной чаши риса, которого хватило бы на четверых, и пяти вазочек с закусками к нему: курица, жаренная тыква, джекфрут, грибы, горох – все с карри, – и еще одна вазочка с местными чипсами. Я изумился и почти возмутился количеству еды, я же специально просил немного! И, самом собой, без мяса! Но мне объяснили, что это и есть немного, обычно бывает больше. Но пусть я не расстраиваюсь и съем, сколько и что захочу.
Я съел немного риса и чашку с джекфрутом, похожим на чуть сладкую и очень острую картошку. Машечка поела своих фруктов и перешла на чипсы. Она попросила имбирного пива, которое так понравилось ей в Коломбо – и молодой парень полетел за ним куда-то на велосипеде. Собственно, и вся еда готовилась не здесь, а была откуда-то привезена. Хозяин всячески хочет задержать нас в Сигирии, рисует на листочке схему, как добраться до других интересных мест и пещер в округе и объясняет что-то еще про здешние красоты. Но Машечка уже пресыщена, и сама хочет ехать. А ведь так рвалась к слонам и озерам!
Над Сигирией и долиной висит огромная полная луна. Я снимаю ее своей увеличительной трубой, смиренно названной фотоаппаратом, на заднем дворике, вызывая изумление (полученным результатом) у немолодой иностранки, пришедшей сюда за тем же самым.
Ночью я сильно замерз: экстра-одеяло выдано лишь Машечке, а вентилятор она отказалась выключать, иначе задохнется. Натянул рубашку. Тропики, блин!
Утро туманное, утро седое… В ожидании завтрака, доставка которого затянулась, я пошел во влажный сад – последний раз посмотреть на Сигирию, возвышающуюся над «нивами» в первых лучах солнца. У ограды поговорил с норвежским парнем Питером, высоким, крепким красавцем, с бородкой и вьющимися русыми волосами. Он оказался серфингист, искал волну на юге Ланки, не нашел и решил попутешествовать. Путешествует в одиночку, ибо так удобнее. Я рассказал ему про волну в Хиккадуве.
Папайя, выданный Машечке на завтрак, оказался недозрелым, джема мне вручили зачем-то целую банку. Я не смог съесть и трети, зато он понравился местному человеку, сидевшему по соседству. Хозяин снова стал уговаривать меня остаться, обещая даже скинуть цену, но я неумолим.
В начале десятого, выйдя из геста, обратили внимание на узор въездных ворот: он состоял из сваренных металлических соединенных в ряд свастик. Из песни слов не выкинешь: это обычный здешний мотив, встречающийся на фасадах и храмов и частных домов. Не отходя далеко, мы стали свидетелями местного рабочего процесса: человек десять людей обоего пола в повседневной одежде занимались просеиванием и перетаскиванием песка для строительства. Снова семейный подряд, только песен не хватало.
Мы уже на дороге – и опять ни одного тука. Со стороны Сигирии появился автобус, который шел прямо в Дамбуллу! И в нем пока полно мест. Естественно, очень скоро он был забит людьми. Машечка читает Плутарха на электронной читалке, я смотрю в окно и слушаю местную попсу, гремящую из огромных колонок. Это христианский автобус с христианскими изображениями тут и там: голова Христа в терновом венце, Тайная Вечеря и т.д. У кондуктора большой католический крест на расстегнутой груди, чтобы никто не сомневался. Но христианский автобус несется точно так же, как и языческий. Поэтому в Дамбулле мы были через час, в начале одиннадцатого.
Дамбулла не производит впечатления, как и говорила австрийка: обычный островной городок с наскоро построенными домами, завешенными убогой рекламой, торговые точки, суетящийся народ, пыль. Проворный тукер довез до нас к Золотому Будде и пещерам.
Золотой Будда – гигантская статуя, действительно выкрашенная в золотой цвет, а сидит «памятник» на чем-то типа трехэтажной гостиницы, с башнями по краям, впрочем, задрапированной лотосами и прочими декорациями, и называющейся «Золотой храм» (на самом деле: буддийский музей). Вход оформлен в виде гигантского рта, принадлежащего страшной (тоже золотой) роже с вытаращенными глазами (устойчивый мотив, идущий от древних инициаций). Естественно имеются ступа и скульптурный ряд в виде монахов в оранжевых одеждах: стоят на гребне скального выступа, ограничивающего площадь. Первым делом нам надо было отделаться от вещей. Сдали их на хранение в центр буддийской литературы – за 100 рупий. Такса указывает, что данная услуга оказывается не в первый раз.
Наша цель теперь – пещерный монастырь, как сказали бы в Крыму. Для этого надо сперва купить билеты, относительно недорогие, по 1100 рупий. И дальше затяжной подъем наверх, среди босоногих местных, еще пока обутых иностранцев, обезьян и торговцев. Торгуют тут антиквариатом, ожерельями из полудрагоценных камней, деревянными шкатулками и плодами лонгана, внешне похожими на зеленый виноград (своего винограда тут, кажется, нет совсем).
Пещеры расположены на высоте 150 м (350 – над уровнем моря). Всего тут пять пещер (они-то и называются «Золотой храм»), в которых находится «самая большая коллекция статуй Будд», как уверяет справочная литература. Пещеры существуют с I в. до н.э., некоторым (или многим) статуям больше 2000 лет. Всего здесь 157 статуй, 73 покрыты золотом, – и еще нашему вниманию предоставляется 2100 кв. м настенной и потолочной росписи (все из той же справочной литературы).
Пещеры низкие, широкие, относительно неглубокие, снаружи перекрыты белыми стенами с галереями. В каждой из пещер несметное количество Будд, сидящих, лежащих и стоящих, для разнообразия имеется скульптура последнего ланкийского царя, свергнутого англичанами, как сказал местный экскурсовод русским туристам. Но я думаю, что это скульптура царя I века Валагамбаха, изгнанного из Анурадхапуры и скрывавшегося в этих пещерах 14 лет. После чего из благодарности он стал патроном монастыря. Стены и потолки пещер так же расписаны Буддами, святыми, пейзажами (как бы картами с деревьями), цветочками и просто узорами из разноцветных квадратиков. Росписи понравились мне больше стереотипных скульптур. Хотя их не очень хорошо видно в полумраке.
Японские туристы щебечут «хиппи-хиппи!» – и давай меня снимать: будто им Будд не хватило… В ожидании Машечки я примостился под местное дерево Бо, к которому идут паломники с подношениями, свечами и благовониями. Русская речь повсюду сплошным фоном.
На обратном пути Машечка устроила кормление обезьян – несъедобным папайя и вполне съедобными бананами, припасенными за завтраком в Сигирии. У одного хромого торговца нашелся неплохой антиквариат – и я купил деревянную маску, очень грубую по исполнению, но с очень экспрессивным выражением, а Машечка – «поющую чашу».
Мы спустились на дорогу и сели отдохнуть в тени большого дерева, недалеко от рынка. Босые ланкийцы невозмутимо ходят по раскаленному асфальту. Палатки, прикрытые поломанным шифером или вообще непонятно чем, некошеная трава, деревья, ограды – напоминает какой-нибудь провинциальный русский город в южной полосе, вроде Краснодара… лет двадцать назад.
Терпеливый тукер ждал, пока «мы» покурим, попьем воды и отдохнем – и повез нас обратно на автовокзал. Облом! – тут нет прямых рейсов в Канди, только проходящие. И мы ждали этот проходящий рейс, сидя на ступенях вокзала в компании двух русских пар и одной нерусской. Вдруг подошел красный автобус обычного тут междугороднего типа, уже забитый под завязку. Тем не менее, все три русские пары мужественно вписались в него, нерусская не решилась. Заняты не только сидения, но и все полки для вещей (вещами, не людьми, чтобы кто чего не подумал), поэтому рюкзак пришлось сунуть в проход под ноги. А по узкому проходу от задней двери к передней ползут люди, в обратном направлении пробивается кондуктор. Наткнувшись на мой рюкзак в третий раз – он засунул его под ноги сидящего рядом мужика, и тот безропотно терпел всю дорогу. Я успел поболтать с русской парой. Девушка сказала, что в Канди жилье дорого, они нарыли по интернету что-то более-менее дешевое на окраине. А в автобус лезут все новые люди, душно, водила привычно мчится по трассе, обгоняя как попало. Два раза он входил в прямой героический таран – и лишь совместные усилия тех, кого он обогнал и с кем собрался столкнуться – избавили его от намеченной цели: убить всех нахрен и совершить подвиг!
Между тем дорога шла все время в гору, где то ремонт, то городок… Мы долго ехали через какой-то относительно большой город, показавшийся сплошным рынком от околицы до околицы (Матале, наверное), так что даже наш гонщик должен тащиться шагом… Мимо автобуса под раскаленным солнцем шли толпы худых, бедных, невозмутимых, пестро одетых людей. В их нестройную массу врезались гудящие колесницы туков всех цветов радуги. Автобусы и грузовики утыкались друг в друга в узких проездах и немилосердно рулили туда-сюда. Удивительно, как местные терпеливо сносят эту немыслимую протяженность времени, тесноту, жару, толчки во все стороны. Ни разу не видел, чтобы они ссорились, огрызались, делали замечания, напротив: они сохраняли потрясающую выдержку и вежливость. Даже их дети почти не плачут.
А я уже был готов заплакать, ибо мне в ухо всю дорогу орала местная попса из огромных колонок, у которых я очутился: наслушался ее на всю жизнь! Машечке, в конце концов, нашлось место – рядом с русским парнем из второй пары, который равнодушно сидел и шарил в своем айфоне, в то время как его подруга стояла и моталась у передней двери. Бедная: даже у меня ломит руки и онемели пальцы.
Мы снова ехали сто километров три часа, а казалось, что весь день. Канди – предпоследняя столица Шри-Ланки, последняя столица последнего ланкийского королевства, успешно сопротивлявшегося британцам до 1815 г. Находится почти в самом центре острова и по сей день хранит главную святыню Шри-Ланки – Зуб Будды, который один из учеников Будды стырил из его погребального костра. Через несколько столетий этот Зуб привезла на остров дочь здешнего правителя – спрятав его в своей прическе. С тех пор Зуб путешествует по острову вместе с его царями и столицами.
Город лежит среди гор, и смок ударил в нас сразу, лишь мы вышли из автобуса, словно я вновь попал в Мехико-Сити. Где-то за поворотом остались несколько симпатичных домов времен колониализма. Но – сперва нужно просто перевести дух, а Машечке выкурить сигарету. Для этого мы выбрали пыльный закуток у закрытого автосервиса, напротив очередного, типа, рынка. Очутившись в новом городе, всегда слегка теряешься, еще не понимая, где центр, где окраины, и куда лучше идти – и искать жилье? Впрочем, эту проблему мы взвалили на тукера. Отъехав всего ничего, он резко и с надрывным ревом свернул в гору и подвез нас к новенькому особнячку.
Вариант был очень хорош: современная архитектура, большая стеклянная веранда выходила на горную лощину, засаженную деревьями и разноображенную лачугами. Видна была и часть города. За столом сидела и обедала пара русских. На стене висела большая карта Канди, и, в ожидании хозяина, мы решили выяснить, где мы находимся? Удивительно, но ни тук-тукер, ни работник гостиницы не могли найти это место на карте. Может быть, они не понимали английских названий? Но уж зрительно-то они могли бы сориентироваться! Помог нам русский мэн, который просто нашел наш дом на карте в своем смартфоне. Мы поболтали: все здесь было хорошо – кроме цены. Цены в Канди и правда были завышены. Самый дешевый номер – 2500 рупий, объявил появившийся хозяин. Я ждал сбавки, не дождался – и мы поехали в следующий гест.
Это оказался совершенно убогий вариант с неработающим вентилятором, незапирающейся дверью в ванную, без горячей воды, без всякого обеда-завтрака – за две тысячи. Сбежали и поехали в третий. Все они на одной улице, но выше в гору. Дом снова новый, в два этажа, причем второй расположен ниже первого, с внутренним двором и еще какими-то строениями, отовсюду примыкающими к главному дому (как тут принято). Холл на первом этаже, холл на втором (минус первом)… Вид из предложенного номера был прекрасен: на заросший джунглями склон, среди которых шумела маленькая речка и даже имелся водопад – настоящий «дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта! На большом недоделанном балконе было выстроено что-то вроде дополнительной комнаты – с еще одним диваном. И за это чудо просили снова две с половиной. Горячей воды, впрочем, не было (не только здесь, но и во всем доме). Но еду обещали. Что же, мы согласились. Машечка сразу заняла кровать на балконе, мне досталась огромная кровать в комнате.
Тот же тукер, что привез нас сюда, отвез нас в недалекий центр, мы «пронеслись» мимо викторианских домов – прямо к комплексу Зуба Будды (Шри-Далада-Малигава), на берегу красивого озера Богамбара, с искусственным квадратным островом посередине и зелеными горами вокруг. Добровольный экскурсовод вцепился в нас уже на дальних подступах и стал звать не в комплекс, а куда-то дальше, туда, где проходит «Kandy-dance», что-то такое массово-развлекательное – я видел фото в чьем-то ЖЖ и совсем этой попсой не впечатлился. Поэтому мы не дали себя уговорить, а пошли к самому Зубу, заплатив новые 1100 рупий с носа.
Комплекс относительно нов, окружен рвом с водой, стеной и несет в декоре все традиционные элементы здешней буддийской архитектуры: белая ограда с волнообразными зубцами со сквозными треугольными дырками, колонны местных «ордеров» (сочетание восьмигранника и чистого квадрата, декорированного рельефами), ломанные во внутрь крыши, предпочтение горизонтали и протяженности, в пику вертикали, внутренние дворы, сложная резьба по дереву и камню, затейливая роспись… Если несущие конструкции в храме Зуба каменные, то перекрытия и заполнение между колоннами – деревянные. На первом этаже имеется какое-то святилище, спрятанное за занавесом и окруженное огромными слоновыми бивнями, направленными внутрь (как на Крите), но все идут наверх, на второй этаж, где имеется длинная широкая галерея, забитая туристами и молящимися, сидящими прямо на полу. «Алтарная» часть вся сплошь в золоте, как в процветающем православном храме. Шлемовидную капсулу с Зубом отсюда не видно, двери закрыты. Впрочем, есть два фото с ней.
К самому Зубу доступа нет. Он, естественно, обладает магической силой и обеспечивает власть над островом тому, кто им владеет. Поэтому его надо холить и лелеять, не давая силе растрачиваться понапрасну. В качестве изолятора от внешних воздействий используются семь антисекулярных шкатулок. Его показывали, вроде, Терешковой – а больше никому.
Главный храм со всех сторон окружен дополнительными дворцово-культовыми сооружениями (ибо здесь же находился и дворец короля). Например, с задней стороны храма в общий периметр встроено трехэтажное здание, наверняка творение европейского архитектора – использовавшего местные стилистические приемы. На первом этаже – снова храм с сидящим золотым Буддой, кучей малых Будд и бивней вокруг, прихотливый светло-белый интерьер был расчленен колоннами со «сталактитовыми» консолями, поддерживающими потолочные балки. По длинному узкому залу развешаны образцы буддийской живописи, изображающей, надо думать, сцены жизни Просветленного. На третьем этаже – музей буддизма. Задний фасад этого здания покрыт удивительной каменной резьбой и скульптурными барельефами очень недурственной работы. В рельефах преобладают львы, слоны, похожие на гусей птички, деревья и люди обоего пола. Рядом с этим зданием – другое двухэтажное здание колониального стиля, тоже типа музея, куда мы не пошли. Зато пошли в сторону монастырского навеса с острой четырехскатной крышей, слегка по-китайски выгнутой. Крыша держится на множестве резных деревянных колонн. Это такая большая беседка, где паломники могут спрятаться от солнца. Стропильная конструкция сооружения произвела на меня сильное впечатление. Через газон расположена стеклянная «палатка», в которой горят светильники, ближе к боковому входу в храм – фонтан для омовения… Рядом с этой платной территорией расположена вторая бесплатная, с двумя деревьями Бо, одно из которых очень почитаемо и окружено характерными террасами, и еще несколько храмов до кучи…
Стемнело. Пока Машечка совершала водный ритуал вокруг Бо, я разговорился с немолодой немкой из Берлина. Ей понравился наш с Машечкой стиль. Она поняла по языку, что мы из России – и это ее удивило: она знает, что русские выглядят совсем не так. Еще ее (так же, как и меня) удивляет количество русских на Ланке. Она объяснила это для себя нашей холодной зимой. И тут впору удивиться другому: скольким русским оказывается доступна альтернатива этой зимы! Потом я вспомнил, как был в Берлине в 88-ом, еще стояла Стена! Она стала убеждать меня, что с тех пор Берлин стал совсем другой!
Денег у нас почти не осталось, при этом мы весь день ничего не ели. На соседней с комплексом улице (Сенанаяке Видайя), на углу которой стоит Королевский отель, увидели симпатичное заведение на втором этаже трехэтажного дома, узкое и длинное (как обычно), слишком громко обозначенное как ресторан. Пива и вообще алкоголя у них традиционно нет. Меню не очень богатое и половина обещанных блюд отсутствует. После долгих расспросов я взял овощные роллы (три маленькие свернутые «блина» с острой овощной начинкой) и коку-коллу. Машечка вообще отказалась есть, лишь попросила имбирного пива. Она хочет купить что-нибудь из фруктов по дороге. В общем, после «ресторана» у нас осталось 260 рупий, а еще надо брать тука. Я надеялся разменять доллары или евро, но в восемь вечера все обменники и банки оказались закрытыми. Можно было бы снять с карточки, но я забыл ее в номере. Зато мы погуляли по ночному городу, бурно споря на околофилософские темы.
В спорах с Машечкой, с которой я не схожусь почти ни в чем, – я нападаю на ее любимые New Age догмы: что цивилизация – плохо, что древнее варварство – хорошо и к нему надо возвращаться… Впрочем, не уходя ни на шаг от ванны и компьютера.
Город почти безлюден. Архитектура представлена лишь зданиями сильно прошлого или позапрошлого века. Думаю, все стоящее в городе можно обойти за час. Посидели в парке – у кельтского креста павшим в Первую Мировую англичанам, дошли до железнодорожного вокзала, где узнали расписание поездов на Коломбо. Последний уходит в 16-05, стоит недорого, идет не очень долго. Взяли за 200 рупий тука, который довез нас до гостиницы. И тут, доставая ключи от номера, я нашел банкноту в 2000 рупий, каким-то образом затерявшуюся в моем ксивнике. Очень вовремя!
Теперь я смело заказал фрукты для Машечки и чай для себя. И сделал заказ на утро: хлеб, масло, джем, кофе, фрукты. Из фруктов у них, впрочем, нашелся только ананас – и они умудрились посыпать его перцем, – по поводу чего я пошел объясняться с управляющим, любезным худым дядечкой в саронге, более западной, чем ланкийской внешности. Странно, что они никак не выучат европейский вкус!
Зато наш скромный ужин происходил на балконе под шум водопада и крики цикад. Судя по мощности звука, они должны быть размером с зайца…
Я лежал под умеренно работающим вентилятором, в широкой постели, и звук водопада через балконную дверь казался нескончаемым ливнем. Все это отлично убаюкивало.
Утром на балконе в Канди я вспомнил, как жил в Средней Азии на Агалыке, почти уже тридцать лет назад, тоже над речкой, но в палатке, когда серые макароны с маргарином из местного магазина казались нам очень вкусными. А уж с жаренным на костре луком (пока его не съели коровы) – вообще деликатесом!
Завтрак на балконе, с джунглями, солнцем и шумом водопада в виде антуража, превратился в жесткий спор об архитектуре. Машечка настаивает (ссылаясь на своего друга, академика какой-то международной академии), что главный тренд современной архитектуры – это экологичность (а она символизирует возвращение к дорогому варварству). Я как до некоторой степени практик – в этом сомневаюсь (не отрицая ценности экологии и определенного внимания к ней). Иногда мне кажется, что мы учились в разных институтах.
Я расплатился удачно обретенными двумя тысячами. Вещи мы благоразумно оставили в комнате управляющего. Впрочем, Машечка задумала было устроить скандал: мол, мы имеем право сохранить номер за собой до такого-то часа! – но обошлось. Вообще-то она пылает больше для своих, нежели для чужих. Тем не менее, выход в город проходил во взвинченных чувствах.
Пешком дошли до вокзала. Выяснилось, что сейчас можно только зарезервировать билеты, и они от этого будут стоить в три раза дороже, чем их нормальная цена. Поэтому мы решили вернуться сюда после двух, а теперь на нанятом тук-туке поехали в знаменитый ботанический сад (заскочив в банк, где я, наконец, разменял деньги).
По дороге я обронил из стоящего на светофоре тука свой волшебный автопарат, и даже не заметил. И мне его вернул местный житель. Я был приятно поражен. Моя чудесная камера слегка побилась, но работала.
Билеты в парк не просто платные, а хорошо платные, но он того стоит, честное слово! Основан он был в 1821 году, как Королевский Ботанический Сад, теперешнее название его – Перадения, по названию пригорода, где он находится (в 12 км от города). Площадь очень нехилая, может хватить на целый день.
Мы видели Железное дерево, посаженное будущим Николаем II в 1891 г., теперь старое и огромное, и небольшое дерево с желто-оранжевыми шарами сиренеподобных цветов под названием Желтая Сарака, посаженное в 1961-ом Юрием Гагариным. Слоновое дерево со стволом в четыре обхвата, и правда напоминающее могучую ногу слона, но прямую и высокую, как труба… Определенно, таких удивительных деревьев я не видел нигде: огромная Мора с ребристыми корнями, похожая на нее Сизигия, гигантский тростник из Бирмы, самый высокий в мире, достигает сорока с лишним метров, в день вырастает на фут, бугенвиллии всех цветов, оказавшиеся не кустами, как в Израиле, а настоящими деревьями (как конопля из анекдота). Бразильское дерево в желтых, словно нарциссы, цветах (Желтая Табебуйя, из рода бегоний), бессчетное количество разных пальм (на самом деле, 175 видов, не штук!). Но больше всего поразили два экземпляра, оба с Явы: Гигантская Яванская Фига (Фикус Бенджамина) и Гигантский Яванский Миндаль. У первого ветви в обхват (или больше) простираются вдоль земли на десятки метров, абсолютно игнорируя законы тяготения, а достигнув-таки земли – вдруг превращаются в новое дерево, примерно равное по размеру первому. Посреди другой бесконечной ветви неожиданно выросла подпорка, настоящая колонна, а прочие ветви переплетаются невероятным колтуном в сто метровой примерно кроне, вместе с соседними кронами. А еще на сто метров тянется его корень.
Яванский миндаль тоже убил своими корнями, но совершенно другой системы: плоскими, узкими, по змеиному вьющимися лопастями двух метров в высоту, среди которых можно легко прятаться. Таких деревьев не может быть! Жаль, что далеко до конца парка у меня кончилась батарейка в автопарате, а сменную я забыл в рюкзаке. Иногда снимал на камеру Машечки. У нас опять мир, она в прекрасном настроении: наскребла смолы с дерева Николая II-го, чтобы отвезти в Москву отцу Р. Понравился и Джекфрут или «индийское хлебное дерево», на котором растут те самые джекфруты, что напоминают по вкусу картошку, большие, желто-зеленые пупырчатые плоды, очень тяжелые и приятные на ощупь. Кстати, Хлебное дерево напрямую связано со знаменитым «мятежом на Баунти» (кто не знал).
Под подвесным мостом (suspension bridge) течет относительно широкая для данных мест река Махавели, являющаяся естественной границей парка. Местные мужчины используют ее для стирки и купания. На одной из аллей небо заполнили полки летучих лисиц – словно ворон над осенним полем – здоровых тварей с драконьими крыльями. «Сколько их, куда их гонят!» Ничего: полетали, покричали – и сели черными кульками, вниз головой, ногами прицепившись к ветке, превратились в засохшие плоды.
Встретили здесь русскую пару из первой гостиницы, в которой чуть не поселились вчера. По желанию Машечки побывали в павильоне орхидей, сделанном в традициях римских атриумов, с наклоненной внутрь кровлей, в котором больше всего понравились большие ленивые рыбы в бассейне-имплювии и пучки серой «травы» (может быть, это волокно кокосовой пальмы), драпирующей стены.
Полтретьего мы полетели в гостиницу за вещами, а оттуда сразу же на вокзал, где поспели на поезд 15-30, за 400 рупий на двоих во второй класс. Хотя наш поезд (ярко синего цвета) напоминал движущуюся бутафорию из фильмов 50-х, вагон второго класса оказался самый современный из всех, что нам тут попадались, с откидными столиками, как в самолете. Но сам поезд-бутафория полз очень медленно – по горам и над ущельями с бесспорно красивыми видами. Иногда он просто вставал среди джунглей, чтобы мы могли лучше разглядеть камни, скалы, обрывы и пальмовые заросли. А потом неспеша катился дальше, через маленькие городки, нырял в туннели (штук семь). Машечке (не мне!) виды напомнили Крым. Ну, не знаю… Я конечно, люблю его, но не до такой степени…
Местная пара, бросив вещи в вагоне, уселась в тамбуре, на пороге открытой двери, ногами наружу. Они целуются, обнимаются, хлещут коллу, удобно обвиваемые ветром. Это тут нормально. Ходят торговцы, как в наших электричках, продают воду и пирожки. Съели несколько местных пирожков, нашу единственную с утра пищу. Сперва смотрел в окно, потом читал Белого. На равнине поезд чуть-чуть разогнался, замелькали поля, вполне похожие на наши или украинские, только обсаженные пальмами.
В Коломбо мы были в семь вечера, уже в темноте – и удачно поспели на поезд в Галле, отходящий от соседней платформы. Снова взяли второй класс – и вот тут нас ждала полная… наколка: второй класс оказался забит так же, как и третий, то есть едва нашлось, куда встать. Первый же отсутствовал вообще. Нам еще повезло, что удалось сунуть вещи на вещевую полку. Едут в основном мужчины, вероятно с работы, все в белых рубашках, как японцы, с минимумом или совсем без вещей. И среди этой неимоверной толпы обязательные вкрапления русской речи, как же без нее! Через сорок минут люди стали понемногу выходить, и Машечке было предложено место. Предложено оно было симпатичным худым стариком, что тут, как и у нас, встречается редко (это я про худобу), с седой бородкой (другая редкость). Я присел рядом с Машечкой на подлокотник. «Уже почти второй класс!» – прокомментировал я свое счастье. С полпути в вагоне остались в основном русские, пять человек, два прочих иностранца и четверо местных молодых людей, поющих песни и курящих в вагоне прямо под запрещающей надписью на трех языках. Вместе с ветром в открытое окно летит приятный и странный звон колокольчиков, словно плывущий над вагоном. Вагон старый, из деревянных грубо покрашенных панелей. Андрей Белый помогает скоротать путь, который как обычно кажется бесконечным. Вообще, непонятно, как можно ехать три часа сто километров – на электричке? Теперь, впрочем, поезд педантично останавливался почти на каждой станции. У Машечки даже появилась дерзкая идея доехать на нем прямо до Кумараканды, а не сходить в Хиккадуве, докуда у нас билеты, хотя есть шанс, что, если поезд не остановится, мы доедем до самого Галле. Тем не менее, я уже был готов рискнуть, но она изменила планы, внезапно, как всегда…
На привокзальной площади Хиккадувы она наехала на тукера из-за лишних ста рупий, которые он, на ее взгляд, решил с нас срубить, а потом и на меня – из-за моего желания остановиться и купить воды. Устала девочка.
В виллидже все уже спали, еды для нас, естественно, никакой не было, как и следовало ожидать. Даже фрукты были под замком в кухне. Удовлетворили себя чаем. Машечка успокоилась и извинилась: она очень благодарна мне за путешествие. Жара и неподвижная тропическая ночь, такой тут еще не было. Если ночь не приносит ни капли прохлады… просто плюнь и подумай, что все хорошо.
В шесть разбудил гомон птиц, белки толпами топотали по крыше. Где-то раздавались размеренные удары палок, словно буддийские монахи учились смирению. Оказывается, это отбивали кокосовые орехи, чтобы добыть из них «койру», кокосовое волокно, которое идет на нитки, канаты и сети. С утра сплошная жара без намека на ветер. Пока катался на велосипеде в деревенский магазин (за стиральным порошком) – видел двух мангустов, перебежавших мне дорогу. «Из Цейлона я привез с собой в Москву зверушку, симпатичного и самостоятельного, перед которым пасуют даже ваши таксы. Имя сему зверю – мангуст», – как писал о них Чехов.
Вечером, уже после заката, поехали с Машечкой купаться в Хиккадуву на закрытый от волн пляж. Вода градусов 30, лежа на спине посреди океана – можно заснуть. Это настоящая депривационная камера: кроме плеска волн не слышно ничего.
Ночью на балконе Олег, поменявший костыль на палку, рассуждал о том, что родители в детстве специально приучают детей есть, а иначе, типа, люди могли бы обходиться без этих глупостей, просто чистым воздухом... А родителей на это вынуждает государство, чтобы граждане через еду поддерживали экономику. Я взял планшет и ушел во дворик, где есть wi-fi. Маленькие светлячки в траве – и тучи голодных комаров, от которых не спасает даже спираль. Среди всей фейсбучной бессмыслицы нашел важное: обострение ситуации в Киеве.
За завтраком Олег сказал, что ни разу в жизни не пил кофе, кроме одного раза в детстве, когда упал от него в обморок. Он большой оригинал.
Внизу у пруда на выложенную самодельной мозаикой тумбу села небольшая птичка с синим оперением, черной каймой крыльев, большой головой и длинным красным клювом – непропорционально большими для ее размеров. Это оказался fisher king, «король-рыбак», наш зимородок. Определил его по справочнику «Птицы Шри-Ланки», что выдал наш хозяин Машечке – в надежде, что она нарисует какую-нибудь птичку на стене его озерного дома. Дом активно ремонтируется для будущей сдачи, и Машечка позвала меня на консультацию: что с ним можно сделать? Уровень убожества сравним со средним дачно-советским. При этом дом плавает на воде на двух лодках.
Машечка рассказала, что французы, которые жили в наше отсутствие в «нашем» доме, уехали в Матару, городок на самом юге Шри-Ланки. Два года назад она ездила туда с Олегом на арендованном скутере. Там красиво и (опять, о Боже!) напоминает Крым. Вероятно, я мог бы совершить подобное путешествие, раз простая дольче вита в тропиках меня совершенно не удовлетворяет. Но я водил скутер один раз в жизни и проехал на нем метров сто. К тому же с деньгами совсем не густо.
Тем не менее, взяв хозяйский велосипед, я поехал в Хиккадуву на разведку: сколько это удовольствие будет стоить? У местных скутер – одно из главных средств передвижения, и они умудряются ездить на нем аж вчетвером, включая ребенка. Поэтому я рассчитывал на умеренную цену. Она оказалась относительно умеренной, порядка тысячи рупий в день (250 рублей), не считая бензина (достаточно дорогого). Это были новенькие «хонды» – а я не знал даже, как их заводить! От идеи пришлось отказаться, зато купил сыну резного деревянного варана удивительной работы.
Вечером на мотоцикле к нам приехал Володя, красивый длинноволосый парень. Он из Коктебеля, подолгу живет на Ланке, занимается туристическим бизнесом, устраивает для туристов и их детей какие-то программы. Поболтали о Крыме, Грузии, Батуми, джазовых фестивалях. Володя рассказал о русских туристах, попавших в местную тюрьму. Один из них устроил пьяную драку с десятью полицейскими – и, прежде чем они его скрутили, успел вырубить пятерых из них! Теперь Володя помогает ему с адвокатами. Я спросил его насчет аренды машин. Это существует, но очень дорого. По словам Володи, все ланкийцы хотят выглядеть белее, как Майкл Джексон, поэтому используют всякие кремы. Чем белее у тебя кожа – тем выше статус. Олег обратил внимание, что все местные поют – и поют очень хорошо, он как музыкант может поручиться. От них же я узнал, что в Киеве начались бои. Дело приняло совсем плохой и ожидавшийся оборот.
Поэтому несколько часов провел на хозяйской веранде с планшетом – и был дико съеден комарами. Когда я читал на балконе Стриндберга, прямо под моими ногами пробежал мангуст, которого я принял за кошку. Миновав балкон, он спрыгнул на соседнюю крышу – и был таков. Значит, вот, кто тырил бананы!
Душно и тяжело. Вообще, устал от отдыха и экзотики.
Не взяв скутер, технологически новый, сложный и затратный прибор, я, тем не менее, совершил путешествие, на непрестижном велосипеде – в Галле и даже дальше.
Мусорный трактор разъезжает под музыку «К Элизе». У местных должен выработаться условный рефлекс: как услышат где «К Элизе» – бежать к мусорному ведру.
Ланкийцы напоминают детей: веселых, непосредственных, не испорченных, не очень образованных – и не комплексующих из-за этого. Поэтому и водят так лихо, словно играют. И висят снаружи втроем на ступеньке переполненного автобуса. Жизнь нормальна и проста для них. Дети бывают разные, эти – хорошие дети. Они почти не пьют и не курят, даже воровство тут не развито, несмотря на бедность. Может быть, эта детскость влияет на их облик даже больше, чем буддизм.
Об этом я думал, совершая свой сольный трип на велосипеде. 12 км до Галле я пролетел за сорок минут. В уже знакомом супермаркете купил холодный напиток и, не заезжая в Форт, поехал через весь город дальше. Останавливался только сделать снимок, как какой-нибудь герой Вима Вендерса, – например, здоровых тунцов на рыбном рынке. Или велосипедов, к которым крепится точильный круг – чтобы местные продавцы могли точить свои рыбные ножи. Город напоминает все здешние города: бедный, со слегка абсурдной «архитектурой» – типа лачуг из бетона, из которых слеплена вся улица: низ – в торговых лавочках, больших магазинов почти нет совсем.
При выезде из Галле стоит указатель: до Матары – 41 км. Это много дальше, чем говорила мне Машечка, и явно больше, чем я могу себе позволить. Я стал искать хороший пляж. Останавливался, смотрел – и все пляжи мне не нравились: камни, водоросли, какая-то черная хрень на берегу, похожая на мазут. Я избаловался. И погода своеобразная: облака, переходящие в тучи. Около указателя 127 км (считая от Коломбо – и 25 от дома) нашел небольшую пустую косу за лодочной стоянкой. Искупался в почти спокойном море-океане (чтоб оно не пропадало без дела) и улегся среди прибрежных деревьев. Где-то недалеко гремит гром. Моторная лодка разогналась и со всей дури врезалась в берег, залетев на песок на всю свою многометровую длину. Это тут так швартуются. Экипаж вылез, разгрузил, а потом тросом и лебедкой затянул ее подальше на берег, в ряд к другим лодкам. Неизвестно откуда взявшийся китаец попросил снять его на смартфон – на фоне берега – и убежал. Я еще раз искупался и поехал назад, опасаясь попасть под дождь.
Остановившись снять красивый залив в Галле – я увидел огромную белую ступу, что в начале моего приезда фотографировал из Форта. Тогда нас разделяла бухта. Теперь она торчит из-за соседнего мыса, снова не очень доступной, но манящей целью. Решил, что до нее надо добраться: из упрямства и в виде маленькой культурной дани. Труднее всего было найти к ней дорогу. Сделав, наконец, нужный поворот – уперся в крутой подъем. Ездить здесь на моем велосипеде бессмысленно, и я оставил его у ближайшего дома – под присмотр молодых и очень радушных мужчин, которые еще дали мне наполнить бутылку водой.
Путь оказался долгий, в гору, по душной жаре, и дальше все вверх-вниз, зато иногда с красивыми видами на бухту Галле. Первым делом я попал в буддийский монастырь и удостоился индивидуальной экскурсии под предводительством монаха в оранжевом. Он провел меня по всем Буддам, причем один был неожиданным: не упитанный юноша-ребенок, как обычно, а страшный, истощенный до скелета аскет под деревом (Бо). Была тут и Сита, лежащая в небольшой пещерке, и большая скульптура ее освободителя Ханумана, индийского Геракла, и какая-то богиня счастья, и еще какие-то священные господа и дамы. И целый религиозный «комикс» на стене небольшого храма, персонажи которого хоть и носили индийскую одежду, но были все удивительно белокожи, а ихний царь так вовсе напоминал Николая II-го. Я оказал «донейшн» в 200 рупий, а взамен монах повязал мне на кисть белый шнурок, мазнул по лбу каким-то (лотосовым?) маслом и вручил рекламную открытку монастыря.
От монастыря я, наконец, спустился к ступе, стоящей среди леса на обращенном к океану склоне горы. Назывался объект не как-нибудь, а «Пагодой мира»! Снежно-белая, новенькая, трехуровневая, с золотыми Буддами в нишах. С верхней площадки открывается красивый вид на бухту, Форт и город. Хорошо, что я заставил себя побывать здесь. Машечка, хоть и каталась в Галле дюжину раз, сюда так и не добралась. На обратном пути мимо меня промчался микроавтобус с компанией французских туристов. А я шел пешком, зато во дворе виллы «Буэновиста» узрел буйволов с великолепно закрученными рогами, образующими почти полную восьмерку.
Домой я поехал уже в пять – и новые объекты стали попадать в уставший угол зрения: переполненный автобус, мечеть с арбузным куполом, разваливающийся колониальный дом, новый рыбный лоток… – великие мелочи жизни. Быть велофотографом проще, чем фотографом из любого другого вида транспорта...
Как кусок раскаленного железа кидают в воду – так я бросился в вечерний океан у отеля «Ocean Hill». К этому моменту я был совершенно вымотан. Недалеко плещется в прибое компания местных ребят. Парень устраивает на берегу костер для ночного пикника. Мимо продефилировала компания красивых белых девушек. Они пришли смотреть закат. Закат выдался исключительный: садящееся сквозь тучи алое солнце с бегущей через темно-фиолетовый океан пурпурной каймой – на фоне черных, слегка трепещущих пальм.
В знакомом месте купил бутылку пива, чуть дальше – бутылку холодной коллы – «и немедленно выпил». Дома был уже в глухих сумерках. Машечка предложила на выбор съесть грибов или LSD, но я отказался. По словам Олега, он первый раз видит человека, который отказался от грибов. Замечательная у него компания.
Утром увидел в листве дерева, что растет напротив балкона, райскую птицу (!), по каталогу птиц Шри-Ланки: Asian Paradise Flycatcher – или: «Райская мухоловка», белая с черной головой и длиннющим белым хвостом, похожим на макароны. (В раю, значит, тоже есть мухи, как в одном пелевинском рассказе.)
Мой последний день в Шри-Ланке был по-своему интересен. Мы с Машечкой съездили в Хиккадуву – скинуть фото с моей камеры на ее жесткий диск. Процесс это долгий – и мы уехали купаться. Из-за обилия русской речи этот пляж, примыкающий к большой гостинице, можно было бы назвать «русским». Спрятались в тени пальм. На мне еще остатки летнего загара – столько, сколько надо. Машечка, что живет здесь больше месяца, белее меня. Если лежать в океане и ничего не делать – довольно сильно уносит от берега. Это напоминает знаменитое «отбойное течение» (или «rip current»), в крайне легком варианте. Закончив с морем, но не с переписыванием, мы ушли в приморское кафе пить пиво. Столики стоят прямо в песке под пальмовыми навесами. Немногочисленные молодые люди бросаются в набегающие волны. Если на первом пляже была маленькая Ялта, то тут совсем пусто, звучит ненавязчивая западная музыка. Рядом щебечут симпатичные молодые парочки, которые красиво начинают свою жизнь. Много лет назад мы примерно так же отдыхали в Крыму или на Кавказе, где к нам приставали менты, погранцы и иногда даже гопники. И теперь все это вспоминается с большой теплотой. Да и говорили мы с Машечкой о старых делах и старых друзьях.
Потом Машечка укатила в парикмахерскую, – после которой предложила мне снова пойти на море и покататься на лодке. Пошли пешком, так как Оби, по словам Олега, напрягся из-за того, что я вчера на весь день забрал его велосипед. Мол, за это деньги берут!.. И еще Оби считает, что мы тратим слишком много воды… Для Машечки это был удар: она рекламировала мне его, как святого! Увы, она, как и некоторые мои друзья, склонна очаровываться.
Погода испортилась, где-то гремит гром, на горизонте хлещут молнии, а мы нашли небольшой катамаран за 1200 рупий, который я помог стащить в воду, – и мы плывем на нем в океан. Наш стоящий на корме с веслом рыбак напоминает гондольера, только черного и полуголого. Большой слегка изогнутый нос, черная пиратская борода, узкое выразительное лицо. Он даже иногда начинает петь – для большего вхождения в образ. Лодка очень узкая, и в ней не столько сидишь, сколько стоишь, а на дне плещется вода. Несмотря на погоду, волна пока небольшая, но антураж бодрит. Берег с пальмами лежит узкой полоской вдалеке, над ним сияют розово-белые облака – в лучах невидимого из-за туч солнца. Со стороны горизонта все совсем мрачно, и скоро начинается мелкий дождь, первый за все время, что я тут. И он почти тут же кончился. Зато к нам пришвартовалась другая лодка с двумя рыбарями – чтобы позаимствовать у Машечки сигареты. Все, кроме меня, закурили, поболтали и расплылись. Наш гондольер не говорит по-английски, но он показал мне некоторые явления в море, вроде неожиданного бурления воды или вспыхивающих серебром рыбок, которых он тут же начал ловить, не переставая рулить. Причем ловить на голый крючок. Это даже смешно: зачем это ему, рефлекс?
Уже на берегу, в лучах эффектного и мрачного заката, друг рыбака, молодой парень, знающий английский и работающий при нем менеджером-переводчиком, предложил Машечке пойти с ними на рыбалку завтра с утра, далеко в океан, встретить в море рассвет…
Последний тройственный ужин на балконе. Машечка рассказывает Олегу про наше плавание, показывает фото. Олег делится мыслями насчет благих последствий сыроедения, фанатом которого он много лет является. Ну, а я вспомнил Леви-Строса, который маркировал границу между природой и цивилизацией через оппозицию сырого и приготовленного, и даже назвал так свою знаменитую книгу. После чего Олег мрачно ушел, не попрощавшись.
Машечка возбуждена и полна энергии. Достала варган, поющую чашу – и пробует извлекать из всего этого звуки. На варгане у нее получается лучше всего. И уже в десятом она предложила в третий раз идти на море! На этот раз – петь на камнях.
Светя фонариками, мы залезли на небольшой мыс и легли на голые гладкие камни, чуть возвышающиеся над уровнем моря. Ничего не видно, лишь звук разгулявшихся волн. Они ударяют в скалу – и красиво взлетают в темноту белыми столбами. Пена разбитых волн шипит и подбирается к нашим ногам. Несколько мохнатых звезд светит в черном облачном небе.
И тут Машечка запела! Это был странный полу-грузинский, полу-русский вокализ с элементами народных запевок. Пела она красиво, с явным наличием слуха, – но кончила внезапным душераздирающим криком, от которого у меня по телу пошли мурашки. Ведьма, это была ведьма! Куда я попал! Удар волн, белый столб над головой – и страшный нечеловеческий крик…
Это так она успокаивается, – объяснила Машечка погодя… Посоветовала и мне покричать, мол, действует терапевтически. Но я предпочел просто попеть: романсы из моего «колыбельного» репертуара. Она подхватила. Когда-то она знала «все песни», исполняя их у костров своей юности. Но теперь все позабыла. Грохот волн понуждал повышать голос и добавлять экспрессии. Голоса у меня нет, слуха, наверное, тоже, зато я помню слова.
Тучи почти разошлись, появились звезды, но хваленный Южный Крест так и не был найден. По пути домой пели почему-то «Хава Нагила» и «Семь Сорок».
На 3-30 ночи Оби заказал тук-тук, который отвезет меня в Хиккадуву, – и я пошел на дорогу встречать его – с огромным рюкзаком за спиной, выросшим и утяжелившимся. Машечка проснулась и вышла меня проводить. Накануне они с Олегом узнали расписание местных электричек. Увы, их сведения оказались неточными: обещанный поезд в этот день не ходил. Можно было дождаться следующий, а можно было воспользоваться автобусом. Что я и сделал. По ночному шоссе он долетел до Коломбо за рекордные два часа! И я тут же вписался в отходящий автобус до аэропорта, «Леопольда» – как кричал кондуктор. От условного «Леопольда» еще пришлось ехать до настоящего на тук-туке, тем не менее, я оказался в аэропорту за четыре часа до вылета!
Давно рассвело, снова жарко – как в первый день. Теперь, две недели спустя, я видел совсем другую страну. Бедную, но приятную, даже, может быть, милую. Странное определение для страны, но тем не менее. Простую и теплую. То есть и правда сохранившую какие-то отзвуки рая. А не за этим ли я сюда ехал?..
Меня ждал забитый самолет, бесплатные напитки, кино… Рядом со мной сидела симпатичная русая девушка с такой же, как у меня, белой веревочкой на запястье.
– Откуда? – спросил я.
– Дамбулла, – лаконично ответила она.
И я понял, что путешествие получилось и тихо превращается в воспоминание. Не скажу, что мне хотелось побыть подольше: я пробыл здесь ровно столько, сколько надо. И увидел достаточно, чтобы составить впечатление.
Ну, и, конечно, я увидел до полюса открытый океан...
А это важно.
Остров другого мира
© Copyright: Пессимист, 2014
Свидетельство о публикации №214041900205
Свидетельство о публикации №214041900205
Рецензии