Разговор по душам

                Полшестого вечера. Звонок в дверь.
                - Ты? Чего надо?
                - Здравствуй, Вера.
                - И вам не хворать. Всё?
                - Нет, не всё. Я бы зашёл, пожалуй.
                - А я бы не пустила. И не пущу! – дверь захлопывается.
                Шесть пятнадцать. Звонок.
                - Ты ещё здесь?
                - Как видишь. Вер, я бы зашел.
                - Ну да. Если бы я впустила. А я не пускаю! – дверь с шумом захлопывается.
                Шесть сорок девять. Звонок.
                - Какого хера?!
                - Вера!!! Как это… как не похоже на тебя! Ты всегда была такой сдержанной и интеллигентной женщиной. Я думал, что…
                - А мне плевать, что ты думал! И совершенно не интересно ни твоё мнение, ни ты сам. Не смей больше звонить!
                Семь двадцать. Звонок.
                Тишина.
                Опять звонок.
                Тишина.
                Звонок.
                Дверь со свистом распахивается.  На пороге Вера – в фартуке, на голове платком прихвачены уложенные на бигуди волосы, в руках скалка.
                - Как дам по башке! Больно! Пошёл на фиг!
                - Вера!!! Я тебя не узнаю!! Прошло каких-то два месяца, всего два месяца без меня, и так сильно деградировать за этот, в общем-то, совсем незначительный срок. Что дальше будет?
                - Дальше? Тебе интересно? Я скажу, что будет. Так вот: ещё один твой звонок в дверь, и я вот этой скалкой разобью твою наглую башку. За что мне дадут срок гораздо больший, чем два месяца. Следовательно, я деградирую куда как сильнее. Тем паче, что компания у меня будет соответствующая, то есть не способствующая моему духовному росту. Но тебе этого уже не  суждено будет узнать. Потому как тебя не будет на этом свете. Ты всё понял? Брысь отсель немедля!!  Я жду гостя. И твоё… ваше присутствие здесь не-же-ла-тель-но! Ясно?
                - Ну… более-менее. А кого ты ждёшь, если не секрет?
                - Хахаля! Поклонника моей неземной внешней и душевной красоты! Всё ясно?
                - Более-менее. Нет, я не спорю, ты женщина и впрямь привлекательная, но, Вера… - Дверь захлопывается с такой силой, что с потолка срывается здоровый шматок штукатурки и шлёпается прямо на голову незадачливого визитёра. Мужчина стряхивает с головы рассыпавшуюся штукатурку, грустно вздыхает. Уходит.
                Восемь часов тридцать две минуты. Звонок. Открывает Вера. Она при полном параде – в облегающем вечернем платье и туфлях на шпильках, с причёской, при макияже.
                - Ух ты!.. Класс! Я тебя такой давно не видел. Вера – ты красавица!
                - Что тебе нужно, Александр?
                - Вер, впусти меня, а? Поговорить надо. По душам.
                - Не сегодня. Я жду гостя.
                - Подождём его вместе.
                - Ты совсем с ума сошёл?! У меня свидание. С мужчиной. Возможно, интимное. Я, по крайней мере, на это очень рассчитываю.  Так что мне сейчас не до душевных разговоров.
                - Ты хочешь сказать, что тебе сейчас только до телесных радостей?
                - Вот именно. Так что иди, гуляй. Как-нибудь потом поговорим по душам. Может быть.
                - А я все-таки войду, - с этими словами мужчина, преодолевая активное сопротивление женщины, протискивается в прихожую. На ходу стряхивает туфли и быстро идет в комнату.
                В комнате на выдвинутом в центр накрытом столе в подсвечнике две незажженные свечи. Два прибора. Бутылка десертного вина. Из-под крышки утятницы аппетитно пахнет. Блюдо со слоеными пирожками. Коробка конфет. Каллы в вазе.
                - Не сильно надеешься на хахаля, смотрю. Сама конфеты, цветы и вино купила, - комментирует мужчина и через плечо женщине, - Ах, Вера, Вера… Где твоя женская гордость? Приманиваешь мужика выпивкой и конфетами. Сластена он, что ли?
                - Тебе-то какое дело? Да, он любит сладкое. У тебя ровно одна минута. Быстро говори по душам.
                - По душам за одну минуту никак не получится, - печалится мужчина, -  Ах, Вера, Вера… Ты поставила бокалы, которые я тебе подарил в прошлом году на 8 марта. Мой подарок используешь для того, чтобы напоить чужого мужика. Напоить, а потом в нашу супружескую постель уложить? Это уже ни в какие ворота, Вера.
                - Садись, - неожиданно спокойно и почти доброжелательно говорит женщина.
                - Зачем? – с недоверием спрашивает мужчина.
                - Как зачем? Ты же пришел говорить по душам? Будем разговаривать.
                - Но ведь скоро придет твой хахаль. Кавалер.
                - Так что с того? Дашь ему в рыло. Ну, или он тебе. Кто-то кого-то из вас спустит с лестницы. По обстоятельствам. Так что у меня в перспективе - или душевный разговор, или интимный ужин с последующим продолжением. Я бы предпочла второе. Да что делать…
                Он садится за стол. Оглядывается. Здесь практически ничего не изменилось.
                - Картина новая, - комментирует мужчина, разглядывая висящую на стене напротив картину: на бледно сиреневом фоне в узкой изящной вазе одинокая высокая белоснежная калла. Что-то есть в картине завораживающее, притягивающее взгляд, - Он подарил? Хм. Знает твой вкус.
                - Я слушаю, - женщина садится напротив, смотрит ему прямо в глаза. Он, не выдержав ее взгляда, отводит свой в сторону. Вздыхает. Ёрзает на стуле. Долго молчит. Она не прерывает его молчания, не торопит. Разглядывает его.
                - Ты похудел, Саша, - он вздрагивает не столько от ее слов, сколько от неожиданной заботы и теплоты в голосе.
                - На столовской еде не разжиреешь. …Можно я угощусь пирожками? Офигительно пахнет.             
                Она кивает. Он берет сразу два пирожка, складывает их бутербродом. Ест.
                - М-м-м… Обалдеть, - говорит с полным ртом. Она берет тарелку, накладывает из утятницы голубцы. Ставит перед ним. Он с благодарностью в брошенном ей взгляде подвигает тарелку ближе, ест жадно-торопливо.   
                - Куда как пожар?
                - Пока хахаль твой не приперся и меня не выпер, - поясняет с полным ртом, торопливо жуя.
                - Успеешь. Он явится через двадцать минут.
Мужчина кидает взгляд на настенные часы. Восемь сорок. Сбавляет темп. Есть спокойнее,  с аппетитом, смакуя.
                - За что я тебя, Вера, люблю – готовишь исключительно.
                - Только за это? А за что не любишь?
                Он замешкивается. Даже жевать перестает.
                - Я тебя за многое что люблю и ни за что не не люблю, - выдает наконец.
                - Вот как. Но ведь по какой-то причине ты ушел от меня. Стало быть, что-то тебя во мне не устраивало. Я, кстати, так и не поняла что именно со мной не так. Поясни. Просто интересно. Итак, готовлю я хорошо. Хорошо. А что делаю плохо? Может, хозяйка плохая?
                - Нет. Хозяйка ты хорошая.
                - Хорошо. Человек, должно быть, неважный? Сварливая, жадная, сплетница, злопамятная, интриганка?
                - Ну что ты! – удивляется он, - Какая ты сплетница и интриганка?
                - А… Тогда я тебя не устраивала как женщина? Не ласковая, грубая, фригидная, без шарма.
                - Ну нет! – не соглашается он, - Ты очень даже женственная и обаятельная
                - Остается просто несовместимость характеров. Или ты увлекся другой?
                - Нет.
                - А что тогда?
                Он молчит. Ест уже без прежнего аппетита. Она тоже молчит.
                За окном садится солнце. Комната пронизана его последними лучами.
                Тарелка пуста. От ее молчаливого предложения о добавке отказывается жестом ладони.
                - Может, выпьем? – предлагает она, - А то разговор по душам не клеится.
                Он кивает. Открывает бутылку, наливает вино ей и себе. Выпивают. Молчат.
                - А ты помнишь, Вера, какой сегодня день?
                - Помню. День взятия Бастилии.
                - Может быть. А еще?
                - …М-м-м.. Пятница сегодня.
                - А ещё?
                Она качает головой: не помню. Он вздыхает огорченно.
                - Вера, сегодня ровно двадцать лет, как мы поженились.
                - И ровно два месяца, как ты ушел. Странно, что ты вспомнил про двадцать лет. Первые девятнадцать раз ты не вспоминал, хотя я каждый год за неделю до даты тебе начинала напоминать. А в этот раз я забыла за ненадобностью.
                - Более того, ты в этот день накрыла стол для постороннего мужика.
                - Кому посторонний, а кому совсем даже не посторонний.
                - У тебя с ним что-то уже было?!
                - Не твое собачье дело. Я очень надеюсь, что как раз сегодня будет. Ты наелся, я вижу. Говорить по душам еще будешь или всё? Если всё, то чао-какао. Отчаливай. В смысле, отшвартовывай.
                - Вера! Я понял! Он зек-рецидивист!
                - Кто?
                - Хахаль твой, вот кто! Иначе откуда в твоем лексиконе вдруг появились эти слова: скалкой по башке, отчаливай, отшвартовывай, дать в рыло, не твое собачье дело. Раньше ты такие слова и выражения не употребляла.
                - Мало ли что было раньше. Раньше и ты из семьи не уходил. …Тебе Димка звонит, пишет?
                - Звонит и пишет СМСки.
                - Что говорит и пишет, если не секрет?
                - "Батя – ты дурак, с ума спрыгнул на старости лет, но все равно ты мой родитель и даже такого придурка я признаю своим отцом". Ну, не так дословно, но смысл примерно таков. С учебой все нормально вроде.
                - Похоже, что так. На каникулы обещал приехать.
                Они молчат. Тикают часы на стене, большая стрелка перескакивает на «двенадцать».
                - Тебе очень идет это платье. И прическа новая тоже. Ты вообще похорошела как-то. Влюбилась, должно быть, в своего рецидивиста по уши.
                - Он не рецидивист.
                - А кто?
                - Не твое собачье дело. Не получается у нас разговор по душам. Иди уже.
                - Как же не получается? Ты разве не чувствуешь как наши души разговаривают, молча?
                Она прислушивается к себе.
                - Нет. Ничего не чувствую.
                - Ну правильно. Твоя душа, как и ты сама, не желает разговаривать. А моя говорит твоей. Говорит и говорит. Только ее не слышат.
                - А ты озвучь. Переведи с душевного на человеческий разговорный. Интересно было бы узнать, чего там чирикает твоя душонка.
                - Ты не права, Вера. У меня хорошая душа, широкая и светлая. Только немного жизнью пришибленная. И говорит она вот что: «Дорогая Вера и твоя душа. Я и мой хозяин Александр, мы оба так вас обеих любим. Только вот сказать красиво не умеем. И простите вы его, Александра. Он погорячился тогда, два месяца назад. Он теперь свою ошибку понял, осознал. Ведь каждый может ошибиться, так? Так не убивать же его за это. Не казнить. Не в ссылку пожизненную. И еще подумать, взвесить надо кто лучше: муж законный, жизнью проверенный, отец сына твоего, или неизвестный зек-рецидивист. И вообще…
                В это время раздается резкий звонок в дверь. Оба переглядываются.
                - А я тебя предупреждала, Саша. Прыгай теперь в окно. Или прячься в шкаф.
                - Это с каких-таких пор законные мужья прячутся от любовников по шкафам?  Пусть заходит. Я желаю и с ним побеседовать. Только вряд ли это будет разговор по душам. Это будет разговор по-мужски.
                Она уходит. Вскоре возвращается одна.
                - Соседка Маша сто рублей приходила занимать.
                - Дала?
                - Дала.
                - Она же может и не вернуть.
                - Да ладно. Я за сто рублей не обеднею.       
                - Вот! Ты добрая. И душа у тебя светлая и широкая. Как моя. Родственные у нас с тобою души, Вера. Нельзя их разлучать.
                - И что ты предлагаешь?
                - Как что? Пусть будут вместе. И мы с тобою тоже вместе.
                - Как у тебя все просто, - усмехается женщина, - Просто ушел без всяких объяснений, просто пришел. Но здесь не гостиница, Саша, куда ты когда захочешь можешь прийти, когда захочешь – уйти. …Кстати, а где ты все это время обитал? Просто интересно.
                -  Ничего интересного. Квартиру снял через агентство.
                - И с кем там проживал? Просто интересно.
                - Ничего интересного. Один.
                - Ну, ну… Не хочешь говорить – не надо. Мне это совсем даже не интересно.   
                - Говорю как есть: жил один. Вера, а твой хахаль тебя не любит и даже не уважает. Время уже – десятый час. Где он шляется? Опаздывает – раз. Цветы, вино и конфеты не приносит, раз сама все купила, – два. Ты меня извини, Вера, но как ты терпишь такое?
                - Привыкла, - усмехается женщина, - ты ведь тоже меня своим вниманием никогда не баловал. Вот и сейчас пришел поговорить по душам, а сам с пустыми руками. Где цветы, вино и конфеты, Саша?
                Мужчина смущенно трет переносицу. Потом неловко лезет в карман  брюк, достает плитку шоколада. Кладет ее перед женщиной.
                - Ну хоть что-то, - усмехается она, - с паршивой овцы…
                Мужчина лезет в другой карман. Вынимает красный футлярчик. Кладет его поверх плитки.
                Женщина берет футляр, открывает. На бархате пара золотых сережек и кольцо.
                - Рубины. Я помню, они тебе нравятся. И по гороскопу твои камни.
                Женщина молча рассматривает содержимое футляра. Граненые рубины таинственно мерцают на черном бархате. Лицо женщины разглаживается, сдвинутые брови разъезжаются, губы невольно расползаются в улыбке, щеки, словно подцвеченные рубинами, слабо розовеют.
                - Подарок к двадцатилетию? Или с Днем взятия Бастилии?
                - Просто подарок. Тебе. От меня. Вера, я так… Я люблю тебя, Вера. Мне без тебя… Никак. Совсем.
                - Почему же ты ушел, Саша?
                Он грустно молчит. Взгляд его печален.
                - Мне стало казаться, что все стало таким пресным, одинаковым, однообразным, серым. Каждый наступивший день как предыдущий. Каждый будущий день, как наступивший. Словно кинопленку заело, и она прокручивает одно и то же. Помнишь фильм «День сурка»?
                - Ну и как тебе сейчас живется? Разнообразно? Весело?
                - Мне плохо. Хочу каждый день – День сурка, но только с тобою рядом. Где твой хахаль, Вера? Почему он так бессовестно опаздывает? Шибко деловой? Вера, я его обязательно дождусь. Чтобы морду набить. За то, что ходит сюда. За то, что опаздывает и конфеты с цветами не носит. За то, что ты для него это платье надела и такая красивая сейчас. За то, что картину эту тебе подарил. За то, что голубцы любит, как я. За то…
                - Не получится морду набить. Никто не придет. Нет никакого хахаля, Саша. Это я так отмечаю наше двадцатилетие. Думала, без тебя. Оказалось, с тобою.
                - Вер… Ты говорила о перспективах вечера: разговор по душам или интимный ужин с продолжением. Но, Вера, ведь это так просто совместить. А, Вер?..