Мотель-метель, ч1, гл. 1

, или

ИНФЕРНАЛЬНЫЕ ЗАПИСКИ, СДЕЛАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ПРОХОДА  АСТЕРОИДА
НАД  ГЕОГРАФИЧЕСКИМ ЦЕНТРОМ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В 2000 ГОДУ

                роман

Я остановился на ночь в гостинице.
                Брэм Стоукер. “Дракула”




Часть первая

БАРАБИНСКИЕ БАРАБАШКИ




Глава I


1.
Вынырнувшая из непроглядной темноты стрелка указателя направляла по сворачивающему с магистрального шоссе проселку.   Деревня называлась Острог. Мой  проводник, директор местного краеведческого музея, остановил своего битого на ухабах "жигуля" возле  замаячившего  в свете фар  экзотического двухэтажного строения. Особняк  прорезался из темноты, воскрешая в воображении виденные на картинках детских книжек про рыцарей, в фильмах ужасов и компьютерных играх замки с башенками, угловыми комнатами –ротондами и заостренными крышами. 

— Здесь вот он и жил, — сказал мой поводырь, направляя свет фар на зияющие пустотой окна.

      Наконец-то я мог походить  по этой земле, помнящей продавы от колес тех телег, на которых везли сюда закованных в кандалы декабристов. Хрустальной люстрой звездилось над нами такое близкое небо. Матово серебрясь, круглилась луна. Память удерживала сооруженный детьми местного спец-СПТУ для малолетних  преступников музейный макетик. Собственно ради того, чтобы посетить это учебно-исправительное заведение, я и прибыл в этом богом забытую, звенящую кандальной тишиной степь.
Образ давно несуществующего острога маячил в темноте готовой материализоваться грезой. На изготовление острожной ограды в миниатюре пошли заточенные карандаши. Из карандашиков же были скроены корпуса пересыльной тюрьмы.  Фигурки острожников и их конвоя  незакононепослушные подростки изготовили из пластилина. Миниатюрные кандалы, преступившие закон юнцы искусно "выковали" из скрепок... Самое фантастичное заключалось в том, что вот здесь, где теперь я стоял, выйдя из автомобиля, на этом самом месте, каких-нибудь неполных две сотни лет назад  всё то же существовало  "в натуральную величину". И  острожный забор. И обросшие бородами "бунтовщики" в арестантских шинелях и кандалах. И подъехавшая к воротам карета с выходящей из неё фигурой в длинных ботфортах, камзоле, со шпагой на боку, в  лосинах,  треуголе. Офицер подавал руку даме в длинном платье. И даже вылепленная из пластилина лающая на них собачонка и косящий на неё бешеный глаз конь имели место быть тогда, почти что уже  двести лет тому назад. Ну а уж налагающий на себя крестное знамение попик чуть в стороне  --  тем более. На пластилиновой куколке к рясе был искусно прилажен вырезанный из фольги от шоколадки крестик, висящий  на цепочке, чьи микроскопические колечки были выгнуты из медной трансформаторной проволочки. Всё до мельчайших деталей, что было до кукольных размеров оминиатюрено  детскими руками, всё  виденное мной в краеведческом музее  захолустного районного центра, когда-то жило, двигалось, функционировало. А теперь, словно рукою какого-то злого волшебника, было превращено в музейный экспонат.

— Вот здесь мы с археологами копали. Рядом с палисадничком этого шизика. И накопали и человеческих костей, и бревен гнилых... Если б дорогу не начали ремонтировать -- никто бы не знал, что здесь захоронение... Тут мы череп и серебряный медальончик нашли. Удивительное дело--портреты сохранились — он молодой, чернокудрый, черноусый гусар в ментике шитом золотыми шнурками. Она — красавица с локонами и при декольте. И две прядки волос — русая и черная … Вы в музее видели...



 2.

Мало того, что я видел. Изучая этот медальон, представляющий из себя нечто вроде раскрывающегося на шарнире ореха из благородного металла, я открыл для себя поразительную вещь. Два дня уже как колесил я по деревенькам этого, имеющего дурную славу геопатогенной зоны, района. Окончательно добив свою “Тойоту” на том месте, где ведут ремонт шоссе и откуда ни возьмись из темноты возникают перебегающие дорогу дети, выворачивая в сторону и въехав в этот дурацкий асфальтоукладочный каток, я бросил драндулетину с её изуродованным бампером, на стоянке возле РайУВД – и воспользовался “колесами” этого доброго человека, чтобы побывать на месте недавнего убийства, которое кой-кем квалифицировалось, как ритуальное. И вот что показалось мне занимательным и необъяснимым: почти все  мужчины окрестных деревень — все эти современные, занимающиеся фермерством, пашущие землю на тракторах, обмолачивающие хлеба на комбайнах Дафнисы, чертами лица так или иначе повторяли  мужской портрет на медальоне. У одного были глаза, у другого нос, у третьего губы или брови исходного "прототипа". Догадка о том,  что послуживший исходным генетическим материалом человеческий экземпляр, растворившись в зауральско-западносибирском этносе, заметно улучшил породу беглых каторжников, казачков-ермакорвцев и сибирских татар-аборигенов, окончательно окрепла, когда, поселившись в районной гостинице, я  принялся изучать телефонный справочник и выпускаемый местными энлэоманами   листок под названием “Барабинские барабашки”. Эти, казалось бы, самые заурядные источники, предоставили мне  целый букет любопытных  улик, которые, как подсказывала мне интуиция, должны были вывести на след преступления. Дать ключ к разгадке. Подсказать мотив. Или хотя бы что-то в этом роде. Дать хоть какую-то логическую зацепку. Потому как, исходя из неправдоподобности и алогичности происшедшего, выдвинутая местным молоденьким батюшкой версия о наличии сатанинской секты пока что оставалась самой правдоподобной. 
   
Прочтя в “Барабинских барабашках” истории о блуждающих в степи огоньках, изложения довольно банальных легенд об огненных колесницах и излучающих сияние кетских курганах-могильниках, которые  скорее свидетельствовали о том, что и в эти края пришли  телевидение, видеомагнитофоны и компьютерные игры, нежели о неожиданном всплеске  инфернальных сил, я всё же обнаружил  некоторое знание авторами местной этнографии. “Скрестясь” эти  два ингредиента  - местная история  с этнографией   и  влияние  голливудских страшилок  -  вполне могли  породить мировосприятие  годящееся для сатанинского культа.  На  размышления навело меня и то, что среди авторов и свидетелей-контактеров, наблюдавших в степи над курганами светящиеся сущности, обнаружились много раз повторяющиеся варианты  фамилий Краевский и Крылеев. Сквозь эти фамилии, подобно рыцарскому гербу на фасаде средневекового замка, проглядывающему из более поздних наслоений  штукатурки, так и просвечивали  письмена букв, слагающиеся в  имена мятежных дворянских родов Росийской империи, представители которых кончили - кто на виселице, кто в сибирском изгнании.

 Воображение моё тут же нарисовало и болтающегося в петле с мешком на голове удавленника, и  бредущего трактом арестанта, которых ещё не успели вылепить из пластилина сегодняшние малолетние варнаки. Но эти видения мало чего давали для фактажа, хоть и были столь же навязчивы,  как и бесплотные барабашки в степи. 
 Кстати, и мой провожатый Иван Федорович Крылевский носил одну из напоминающих о восстании на Сенатской площади фамилий, но сколько ни пытался я его сподвигнуть на восстановление своего родового генеалогического древа, он не мог вспомнить ничего дальше воспитавшей семерых детишек безмужней прабабушки, чей папа был острожным конвоиром. Я чуял, как на меня веет тайнами минувших веков.

 Я тут же допер, что поп из той церковки, мимо чьих, поросших бурьяном, прячущихся в темноте  руин,  мы проезжали, направляясь сюда, вносил в церковную книгу на пару с подьячим фамилии новорожденных, вписывая в них дополнительные буквы, коверкая первоначальное звучание, и составляя из них самые причудливые комбинации. Зачем?  Скорей всего для того, чтобы   замести следы интимных подробностей  биографий опальных дворян. В благодарность за пожертвования. А может быть и для того, чтобы отпрыски бунтовщиков не подвергались гонениям, что было вполне  в духе христианского добросердечия. А в том, что отпрыски бунтов подобно химерам гоголевского  “Вия” застряли в этой степи, как в окнах несчастной церкви, где неудачливый философ Хома Брут взялся отпевать панночку, убеждал меня ещё один лингвистический факт, заставивший думать о  сосланных уже не после событий на Сенатской, а после польского восстания. Фамилия отошедшего недавно в мир иной жившего на краю деревеньки Острог учителя истории была: Садовский, а звали его Ежи.

 Да и  фамилия и имя редактора “Барабинских барабашек”, которую я рассмотрел  на последней полосе в купленной на вокзале газете--Янош Бжебжинский была из той же оперы с кунтушами, шляхтой и ссылками мятежных панов в Сибирь. Взявшись изучать по газетам и телефонным справочникам этот пестрый лингвичтический коктейль, я то там, то здесь натыкался на обломки корней стародворянских,  польских, французских, немецких фамилий. Имена Полина, Аглая, Сбигнеф, Ян, Жан, Антуан, Курт  шли вперемешку с фамилиями Леконт, Краевский, Лунской, Рюмин…В этой лингвистической археологии надо было разобраться не спеша, сметая пыль веков аккуратной кисточкой гробокапателя с каждого, погребённого под поздними наслоениями позвонка, бусинки, горшечного черепка.

Я уже буквально галлюцинировал той  самой церковной книгой, куда бы, как в скрижали, были вписаны  поколения ссыльных времён Николая I и столыпинских переселенцев. И где уже, конечно, не было проскрипционных списков жертв сталинских репрессий. Этот церковный гроссбух, эта летопись местного Нестора, грезилась мне наяву. Мне не терпелось внимательно изучить её страницы. Мне мерещились подскобленные места. Случалось, что  на таких фолиантах делались записи “симпатическими чернилами” для потомков. А иногда и рисунки на полях. Переписывает монах библейскую легенду или жития святых излагает, а рука как бы сама собой выводит рядом  непонятные круги, треугольники, пентаграммы, а то и какую-нибудь примерещившуюся рожу запечатлеет.
 
 Но среди экспонатов районного краеведческого музея книги не обнаружилось. Хотя тот же макет острога наводил на размышления о том, что вполне реально существование некого свода, в котором могли содержаться не только церковные записи, но и план поселения или даже  рисунки или дневниковые записи. Скучая в острогах,  ссыльные, а среди них было немало высокообразованных и одаренных людей, рисовали, некоторые имели при себе бумагу и акварельные краски, тетради и чернила. Так  что в случае с сооружением столь правдоподобной модели острога, населенной скульптурками столь выразительных персонажей, детская фантазия вполне могла иметь некий первоисточник.               
 На сооруженном детьми макете церковь была реконструирована  в масштабах один к двумстам. Купол, как и микроскопический крестик священнослужителя, искусно выдавлен из конфетной фольги. Крестиком на куполе служил алюминиевый нательный крест с полустершимся  изображением Спасителя. Можно было только гадать, чем там занимались батюшка и подьячий, фальсифицируя записи в церковной книге, когда это строение существовало в натуральную величину. Ломая голову и над тем, почему окрестные с ОСТРОГОМ деревни носили названия БОТФОРТ, ДАЛОМАН, КИВЕР, ШПОРА, ЧУБУК, я поглядывал на экран гостиничного телевизора, где диктор сообщала о приближении грозящего Земле большими бедами астероида; потом эти кадры сменил репортаж о  беглецах из спец-СПТУ, а затем пошли документальные кадры про наводнение в Дрездене, приход Цунами в Корее, сход лавины в Осетии и буйства торнадо во Флориде…

3.

Как раз в тот момент, когда кинокамера безжалостно фиксировала бесчинства  разбушевавшейся стихии, распахнулись двери, и меж косяков гостиничных чертогов возникла  долговязая фигура в очках, при короткой шкиперской бородке, в тинейджерской кепке с надписью ADIDAS. Кроссовки, вылинявшие на коленях джинсы, свитерок, кургузенькая курточка и  длинные, не по сегодняшней моде волосы, довершали облик как бы транслированного сюда из семидесятых-восьмидесятых персонажа.
- Меня поселили здесь же, - сообщил пришелец, кидая сумку рядом с пустующим ложем.
 Тут же стрельнув у меня сигарету, подселенный ко мне в номер  назвался археологом Антоном Шаевским, кроме всего прочего занимающимся и цереологией, то есть установлением подлинности следов НЛО на полях, где колоски почему-то ложатся правильными концентрическими кругами- вихрь ли, в котором по древним поверьям сидит чёрт, их так закрутил или здесь елозила своим брюхом летающая тарелка инопланетян ? – брались ответить вот такие чудики. Фотографировали они и копали здесь летом, обнаружили под вскрытым дорожным полотном большое кетское поселение, древнее, трудно датируемое. Ещё кое-чего нарыли, не представляюшее большой археологической ценности. А сейчас он приехал, чтобы походить по наделавшим шуму в прессе, пока ещё не убранным полям. Там, где  обнаружены странные прокосы паранормальной формы.

 - Ага! – со злорадством ухватил Антон уфологический листок. ( Телевизор в этот момент начал транслировать “Атаку клонов”—космические аппараты самых причудливых форм, серебрясь, скользили по экрану. ) , - вот это – истинная туфта! В прошлом году я уже разоблачал…Тут один фермер голову морочил людям. Газонокосилку брал –и выкашивал кружочки, а потом приглашал журналистов, чтоб прославиться…Мало было того, что здесь на федеральном шоссе, как раз на этом месте  авария за аварией случались. Перед мчащимся автомобилем вдруг возникала из кромешной темноты фигура ребёнка. Водитель тормозил – и в кювет. Вроде как –фантом. А скорее всего атмосферное явление. Здесь как раз сталкиваются два атмосферных фронта. Дыхание Ледовитого океана и горячие потоки воздуха казахстанских степей. Тут иногда в июле снег выпадает. Смерчи такие возникают, что легковую машину может поднять и перенести с места на место. И при чем тут барабашки? Огоньки эти? Да. Мы тут с археологами вместе копали как раз  там, где всё это происходит. И много чего накопали.
Констнтин Михайлович Дубовицкий со студентами должен ни сегодня-завтра подъехать. Так вот с ним. К примеру, карету девятнадцатого века, почти полностью сохранившийся труп коня,  фрагмент фюзеляжа аэроплана времен гражданской войны,  запрятанную в коробку из-под китайского чая рукопись народоволки, сундучок с драгоценностями барышни-комиссарки. По этим местам  ведь кто только не путешествовал. Недавно найдены записки одного франкмасона-алхимика, не поладившего с властями. Он участвовал в Отечественной войне 1812 года и дошёл с нашими войсками до Парижа. Сейчас эта рукопись изучается. Некоторые склонны считать её произведением скончавшегося в Томске  Федора Кузьмича  -- мистического двойника  Александра I.  Но чего только не понаписали в газетах! Про каких-то потревоженных духов предков…Оживших кетских тотемах. Вроде как, видели летающих по воздуху полупрозрачных волка, лисицу, сову, щуку…  Археология это не мистика, а наука. И уфология—тоже…
 
 Прямо в кроссовках и джинсах завалившись на койку, словно сломленный бурей каштан—ровесник наполеоновских нашествий  в Булонском лесу, Антон немного подержал перед глазами уфологический вестник, и, внезапно, уронив руку, как это бывает с отходящими в мир иной, параллельный,  захрапел.
  Зазвонил телефон.  Сняв с этого пластмассового черепа, словно проломившую его   гантелеобразную трубку я услышал голос Крылевского. Он ждал меня внизу у входа в гостиницу.   
  Осторожно закрывая за собою двери, я бросил последний взгляд на подошву задранного на спинку  кровати  кроссовка с прилипшим к нему синеньким васильком,  ещё раз зафиксировал взглядом круги и треугольники на рассказывающем о паранормальных явлениях листке, который валялся на полу рядом с койкой,  выслушал последнее наставление джидаю, глаголемые  ушасто-сморщенным существом  на экране телека, и шагнул за  порог.



4.
И вот мы с Крылевским всходим по ступеням особняка странного фермера. Ехали мы сюда ещё засветло. Но не успели миновать участок трассы, где по ту сторону установленного на дороге запрещающего проезд треугольника каток   приминал  асфальт, и двое чудом спасшихся от схода телевизионной  ледово-грязевой лавины осетин разгребали совковыми лопатами свежее и дымящееся месево, как   мотор заглох. Дорожные рабочие, словно эмчеэсовцы, стремящиеся окончательно закопать заживо погребенных, продолжали свое дело.  Мужик в оранжевой куртке управлял катком.  Как раз здесь к шоссе подступали фермерские поля. Пока Крылевский возился с карбюратором и менял свечу, я мог с высоты насыпи хорошо разглядеть круговые прокосы во ржи—по одну сторону и гигантское изображение заключенного в треугольник глаза в колосящемся массиве пшеницы–по другую. Об этих, так раздосадовавших уфолога-археолога Шалевского  свидетельствах “контактов”, и сообщали “Барабинские Барабашки”. Небезынтересно было и то, что и по ту, и по другую сторону от дороги  лежали остовы искореженных автомобилей. Настоящее клатбище легковых иномарок и грузовых. На некоторых ещё видны были обесцвеченные дождями венки с лентами.

-Это и есть то проклятое место? –спросил я, глядя на то, как  тихо крадутся проезжающие мимо авто.

-Тут начинается эта геопатогенная зона. Здесь вся эта  чертовщина твориться. До  домика фермера совсем немного осталось—километров десять-пятнадцать, - как бы проговорился на счёт космических масштабов степи, в котрой всё увеличено до вликаньих размеров и различимо очертаниями исчезнувших городов кочевников лишь из космоса. - На этом месте часто моторы глохнут…По этой причине здесь многие ищут ночлега. И для тех, кто в этих местах жил, пока все не начали разъезжаться, за счет останавливающихся на ночлег можно было хорошо подработать. Бизнес! Вот и  этот маньяк и отгрохал двухэтажное здание, чтобы сдавать комнаты проезжающим.
-А почему так далеко от дороги?Кто ж ночью попрётся такую даль бензин жечь? Да и днём. А зимой! В степи и замёрзнуть недолго...
- А поначалу его дом и стоял почти у самой обочины. Это потом его как бы стала засасывать степь. Такое здесь и прежде случалось. Степь поглощала целые деревни. Стояла деревня у края тракта -и вдруг начинала отъезжать вдаль, будто тонула в омуте, не осавляя даже пузырьков на поверхности. Здесь грунты до самого Васюганья ходуном хдят. Есть поверье, что под землёй живут гигантские кротоподобные существа по назвнию землегрызы. Двигаясь с неимоверной скоростью, они прорывают  в земле тонели, вспучивают её, утягивают под землю дома и целые посёлки с людьми,подворьем, скотом, вот вроде как из-за них и происходят смещения деревень. Вначале у тракта деревенька стоит, а через сто лет её находят за триста километров в тайге Васюгансих болот...Так что по первости у этого чокнутого от клиентов отбою не было. Свой мотель он назвал  “МЕТЕЛЬ”. Из-за того, как объяснял, что  эта частная гостиница как раз стоит на границе аномальных погодных фронтов, и здесь даже летом может выпасть снег, ну а уж в метель так засыпет, что дверей не откопаешь. Будто бы снежная лавина с небес сходит. Некоторым даже нравилось, что среди лета – снег. Было дело –иностранцы повалили валом… И если бы у него крыша не съехала, он мог бы разбогатеть. Международный туризм как –никак. А иностранцы падки на всякое там паранормальное. В Праге вон –на каждом шагу за деньги призраков показывают… Как раз здесь археологи и копали перед тем, как, спрямив дорогу, провели шоссе на этом месте, - сказал мой проводник, вытирая руки   тряпочкой и закрывая капот. – Готово!—сказал он, ухмыльнувшись, как мне показалось…
 
 Солнце стремительно закатывалось за горизонт, словно только что взлетевший плазменный шар, оставив после себя на поле кругляки, спешил отметиться и в Осетии, и в Дрездене, и во Флориде. Ну, не глушением мотора, так еще какой-нибудь паранормальной пакостью…