Посредник. ч. 2. гл. 8. роман окончание

               
                -  8  -


Пока плыли неспешно под закатным солнцем, Владимир сортировал в уме эпизоды своей непростой жизни. Но как ни пытался оставить в стороне последние события, не получалось. «Ищут, нет? – размышлял он. – Кому я нужен? А моя жизнь? О жене забыл.  С сыном созванивался года три назад.  Кому?»
Движок лодки через примитивный винт медленно перелопачивал тяжёлую воду Кержуни, и судёнышко двигалось вниз по течению.
Когда река перестала петлять, вытянувшись вдоль лесистых берегов, а до Сысуевки осталось с километр, - пахнуло гарью. Встречным ветерком навстречу тянуло дым, и чем дальше продвигались, тем он становился гуще. Вскоре стало ясно, что заволакивает с левого берега, из хозяйства Фомина.
-Неужто так и не потушили? – удивился Владимир.
-Горело у них?
-Как раз на Ладанской гуляли. Я чего и помчался, да не в тот катер сел.
-Торфяники так горят, изнутри. А у него, похоже, на старой пилораме занялось. А там метров с пятьсот слой опилок, годами копившихся. Глубиной – в человеческий рост. Видимо, пожар на них перекинулся. Чего делать будем, Владимир Иванович?
Игнат назвал его по имени-отчеству, и Владимир понял: решать ему. Но спросил, советуясь:
-На каком берегу высаживаться-то?
-В район собирались.
Владимир отмахнулся: - От судьбы не сбежишь.
-Оно так. Да ведь шею себе сломать в дурном заводе* дело не хитрое. Ладно изженут,**  а то и угробят в этом позорище.*** Забыл, как с апостолами общался?
Всё он помнил. Тем более они въезжали в самый эпицентр конфликтных событий. Дым, накрыв их, почти касался поверхности воды. Они ещё раздумывали, куда повернуть, когда раздался выстрел, затем – другой. Стреляли с левого берега. Тут же, в ответ, начали палить с “правого”. Игнат заглушил движок.
-Ох, юдоль плачевная! “Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой”.i Володь, куда-то втай причаливать надо. Так и на пулю напороться можно.
-В контору, - скомандовал Владимир и сам сел на вёсла.
-Ты не спеши. Стемнеет пусть чуток, - Игнат повернулся спиной к предзакатному солнцу и стал молиться. В тишине до Владимира доносились фразы. – “Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне, ибо Ты крепость моя… Я забыт в сердцах, как мёртвый; я – как сосуд разбитый…”ii
А с обоих берегов матерились, да постреливали. Из словесных перепалок Владимир понял, что леспромхоз и его территории разделились на две части, реализуя теперь отложенную месть друг другу. Долгое время втягивали людей в конфликт, он и вспыхнул. И кто-то помог.
-Мало я тебе, Петька, по зубам-от брязгнул, коммуняка недобитый! – орали с правого берега.
-Погоди, шкура продажная, найдём и на Бориску – убийцу народного – управу! Положим на рельсы! Недолго до выборов осталось!
-На, ****юк хромоногий! – выстрел.
-Эх, ковыляй нога, шывыряй песок! Получи! – выстрел.
-***вата ваша вата, не годится на пальто!
Игнат давно прекратил молитву, сидел уже лицом к солнцу.
-Закат-то сегодня какой чермный.****
Владимир вонзал лопасти вёсел в упругую Кержунь, пытался грести, но боль в спине и руках не давала делать это по-мужски. Лодку сносило течением чуть дальше конторы-дебаркадера, нелепо громоздившегося на берегу. С реки это было особенно заметно. Игнат запустил движок на пол-оборота. Звук его работы придал уверенности. Вскоре причалили. На первом этаже конторы угадывался неяркий свет.
-А если там бандиты, - кивнул на окна Игнат.
-Хочешь сказать, что они власть взяли. Переворот?
-Они и не отдавали её. Отсрочили на пару поколений. Чепь* бери, давай лодку на берег вытащим. Не нужно** тебе?
Каким-то образом Владимир понял, что Игнат беспокоится о его здоровье. Они отволокли лодку вверх по песчаному мысу и осторожно направились к конторе. Вотчину управленцев караулил Юрий Петрович – кадровик.
-Ну вот! – встал он навстречу. – Который вечер прихожу сюда, и кошки на душе скребут. Хотя, вроде, и не пили с Вами на брудершафт, Владимир Иванович, не родня.
-Свято место пусто не бывает.
-Не скажите. Какую-никакую, а надежду на Вас имел.
«Вот и перед этим седым человеком я обязанный… Багровым, Фоминым…» - Захаров стоял и молчал в удивлении.
-Вы, Юрий Петрович, один здесь?
-Кому ещё быть?
Владимир замялся: - Ревизор здесь жила… Ольга.
-Тут пришлые ребята приехали, посадили её в машину и в райцентр отправили. В тот же день, как Вы пропали.
-Понятно.
-А Лена извелась вся. Я в приёмную поднимусь, чайку поставлю.
-Вы знакомы? – Владимир кивнул на Игната.
-Виделись не раз.
Он ушёл. Вечно серьёзный Игнат впервые, наверное, улыбнулся, но скупо.
-Лена кто? Веременница*** твоя? Я не осуждаю, о душе твоей смущаюсь.****
-Может, я давно продал её, душу-то? Ты домой когда?
-Не знаю. Переночевать есть где?
-Найдём. Да хоть в комнате, где ревизор жила. К себе не приглашаю, сам не знаю, как там.
Они поднялись в приёмную, там кадровик колдовал с заварным чайником.
-Как дела в леспромхозе, Юрий Петрович?
-Я Вашему генеральному директору звонил. Завтра обещал подмогу прислать. Как они там на современном языке называются, братки? В наше время уголовников “расписными” звали.
-У Фомина, что?
-Горит. Это надолго. Помпы воду с Кержуни качают, только огонь вглубь ушёл. Вот опилки и тлеют. Кабинет открыть? Правда, там  э т и  побывали… мафики районные. Не наши. Похозяйничали немного.
-Где они сейчас?
-Не знаю. Или за подмогой уехали, или здесь остались?
-У меня там ружьё в кабинете, в сейфе. Ключ в столе, во втором ящике. Сам не пойду, противно. Юрий Петрович, посмотрите,  пожалуйста.
Ружьё оказалось на месте.
Поначалу чай пили молча, думая каждый о своём. Сумерки плавно перетекли в вечер, за которым обязательная ночь. Луна отражалась в настенном зеркале, висевшем вкривь. И похожа была на дыру, просверленную в пустоту.
-У нас тут тайная вечеря, - нарушил молчание Юрий Петрович. – Хоть бы слово кто умное сказал: чего делать-то будем?
-Что говорить? – Владимир глядел в зеркало, и его брала оторопь. – Завтра апостолы “расписные” соберутся и всё разъяснят. Кстати, здесь среди гостей заезжих не было главного, ушастого такого?
-Был.
-Не богохульствуйте всуе, - Игнат поднялся из-за стола, взял ружьё, стоявшее рядом, и отнёс в дальний угол приёмной. – От греха подальше. Много вашими партийцами слов и законов написано было, но кто внял? Кольми*  исполнил. Не в слове дело, а в слышателях, их душах. В вере. О чём говорить, когда антихрист грядёт.
Юрий Петрович вопрошающе посмотрел на Владимира: «Ты зачем его привёл, директор?»
-Я Вам не сказал: это дядя мой, он мне жизнь спас.
-Вон как! – уже вслух удивился Юрий Петрович.
-А ведь я Вас ещё парторгом помню, - перевёл разговор на другую тему Игнат. – Чин по здешним местам, да тому времени, влиятельный. А в последние времена – студный.** Как же произошло так? Я свидетелем был в начале “девяностых”, в нашем райцентре. Столы из райкома на улицу повыкидывали, бумаги партийные ветер по улице носит, а секретарь по идеологии сидит на клумбе и плачет. Свои и предали. А теперь… В Библии сказано: “… даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу”iii Страшное время. Чему же вы, коммунисты, посвятили свою высокоблагородную жизнь?
Владимир вспомнил нательные римские кресты на братках и не нашёл, что можно возразить Игнату. У бывшего парторга мелко дрожали пальцы.  «Не помощник он мне. Кто тогда? Не переправляться же на правый берег и там бастионы строить».
-А чего нас с Сысуевского берега обстреливали?
-Для острастки палят. Да и не распознали, видимо, в дыму, - Юрий Петрович сидел задумчивый и про чай забыл.
Вспоминал?

                *             *             *

Проза жизни. Парторг.

Когда застой вступил в солидный возраст, крепко пустив корни во всех сферах советской жизни, большинство жителей огромной страны называли его  социализмом, подразумевая, что у него человеческое лицо.
Юрию Петровичу перевалил “полтинник”, но жил он бессознательно, почти автоматически. Будто в армии: сказали “налево” – пошёл налево; скомандовали “отбой” – радость. Хотя по статусу должен был в авангарде находиться – парторг, да ещё в областном управлении. Но заглушал в себе и стал таким, как все. Словно заповедь чтил строку из Устава: “Принадлежность к КПСС не сулит коммунисту никаких выгод”. У начальника на столе банан красуется,  которых  в  городе днём с огнём не сыщешь, да ещё с автографом, а у него Устав и Программа КПСС, где чёрным по белому: “… в партии нет места карьеристам, приспособленцам…”
Всё несоответствие, которое он видел вокруг, порождало злость. Придёт домой, хочет хозяином быть (не как на работе, там диктовали), но становится зверем. Жена терпела, терпела, да и ушла от “партийца до мозга костей”. Правда, к председателю профкома, с её работы. Ну и ладно. Она с молодости, как с Красного Бора в город перебрались, его затюкала. Ещё в другом ведомстве работал.
-Ты с 20 лет партиец до мозга костей!..
«… разве есть в мозгу кости?» - некстати задумывался он.
-… а квартиру никогда не получишь!
Он смеялся: - Что же я в одной комнате коммуналки всю жизнь ютиться буду!?
-Будешь, если связей нет, – и так десять  лет подряд.
Однажды прибор придумал – коробочка невзрачная – сигнал специальный подаёт. Рыба сама с реки в лодку запрыгивает. За отпуск – грузовик наловил. Жена достала: «Отправь начальнику!» Он и поддался. К ноябрьским праздникам квартиру получил, повышение по службе – в управление перевели, вместе с начальником. Наверное, тоже рыбой с кем-то поделился. А чего удивительного, если в министерстве за два комплекта постельного белья, по 12 руб. каждый,  вагон шведской стали можно было получить сверх  фондов.
Вот так и жили. До религии ли было с её талмудами. Да и многие говорили, что читали Библию, но ничего не поняли, что там понаписано.
“Все же верующие были вместе и имели всё общее:
И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого;
И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии  и простоте сердца,
Хваля Бога и находясь в любви у всего народа…”iv
«Чего тут непонятного? – удивлялся Юрий Петрович. – О коммунизме же речь», - но разве кому об этом расскажешь.
Дела же мирские были немного другими. В управлении делал вид, что работал, главный бухгалтер. В общем-то, он строил дачу, и, как острили некоторые, этапы её строительства можно было безошибочно вычислить. Главбух благоволил к  директорам кирпичных предприятий, переключался на лесозаготовительные и пилорамы… Охладевал интересом  и  воспылал к металлообработке… Благо управление было многоотраслевым.
А ещё у него  наблюдалась забавная привычка.  Он визировал серьёзные документы в левом  уголке и,  конечно,   последним.  А потом, по прошествии некоторого времени, все приказы, распоряжения оказывались с оторванными уголками. Юрий Петрович обнаружил эту закономерность неожиданно. И не удивился, и не поделился ни с кем. Даже на партийном собрании, которому настоятельно рекомендовали принять в партию главбуха.
Если бы парторг не знал, что после принятия главбуха ожидает повышение, и управление избавится от него, да разве бы Юрий Петрович проголосовал “за”. И так думал каждый.
Когда рухнула страна, исчезла партия, расформировали управление, - Юрий Петрович переехал в бывший подведомственный леспромхоз, в Красный Бор. Он жил здесь в детстве, выезжал с проверками,  и ему всё нравилось здесь.

                *               *              *

-Владимир Иванович, дремлете что ли? Удивляюсь Вашему олимпийскому спокойствию, - Юрий Петрович поднёс к глазам часы, вгляделся. – Полночь уже скоро, а у нас ни коня, ни возу. Мы вот тут с Игнатом воздухом выходили подышать, дискутировали: о собственном и общественном, добре и зле, слове и деле…
Игнат стоял у зеркала, где уже не отражалось луны, смотрел куда-то далеко, вглубь, говорил непонятно кому:
-“Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: Он посмотрел на себя, отошёл – и тотчас забыл, каков он”.v

Захаров шёл с Юрием Петровичем к дому. Казалось, посёлок должен к ночи успокоиться, но всё было по-другому.  В свете редких фонарей, тут и там, появлялись крадущиеся, согбенные под тяжестью ноши, людские фигуры. Слышался треск отдираемых от палисадников штакетин, мат непременный, гулкий топот, вскрики и женские вопли.
-Что у вас тут творится? – Владимир потуже натянул ремень ружья на плече.
-Передел.
-Милиция где?
-Не до нас ей. Один участковый остался на весь посёлок, да и тот не правский – мафиками купленный.
-А власть?
-Заперлись за высокими заборами и выжидают, пока само собой рассосётся.
-А на берегу чего? – Владимир вгляделся в темноту, там,  у Кержуни, в отсветах костров копошились люди.
-Десант готовят на тот берег.
-Чикаго, блин!
-Не то слово.
-Кто же всё это остановит?
-На Вас надеялись. Скооперируетесь с Фоминым, да наведёте порядок.
Владимир тормознулся на время, подумал: «Они серьёзно это или как? По старой привычке – “Вот приедет барин, барин нас рассудит” Я за этим сюда прислан? И кто меня такими правами наделил? Народ? – не давала покоя мысль. – Как там, в доме? Одни вопросы», - и не хотелось втягивать пожилого человека в свои проблемы.
-Ладно, Юрий Петрович, давайте к себе, поздно уже, а мне только за угол повернуть – и дома.
-Помощь нужна?
-У Вас волына в кармане? – рассмеялся Владимир. – Идите спокойно. Хуже не будет уже, - и они расстались.
«Кроме Лены, кому там быть?» - успокаивал он себя, но,  оказавшись на перекрёстке улицы и проулка, увидел свет в окнах дома. Остановился. Машинально снял ружьё с плеча, вытащил из кармана пару патронов, зарядил стволы. Крадучись, подошёл к жилищу. Через открытое окно пел Высоцкий:
“А в конце дороги той плаха с топорами…”
Владимир осторожно открыл входную дверь в сени, оставалась вторая – в горницу. Вздохнул глубже и рванул дверь на себя, не решив даже – надо ли это делать? Мужские гены одолели страх.
В доме, за столом, сидели двое мужиков. Они подняли головы, удивились в унисон:
-Оба-на! Живой. А мы тут по сусекам шарим. Ну,  ты и колобок!
Один, интеллигентный обликом, поднялся, сделал шаг навстречу.
-Переломи стволы-то. Успокойся. Мы загодя приехали, поляну пощупать. Как шпионы, бля!  Остальные завтра припылят. Да чего ты пешню проглотил? Спросили в администрации, где ты живёшь. У соседки – кто у тебя ключница. Ленка нас и разместила. Короче, базара нет.
Его напарник смотрел на Владимира исподлобья, мутноватыми глазами. По всему было видно – это он любитель Высоцкого. Песня кончилась, он щёлкнул клавишами на “кассетнике”, перемотал, снова включил то же самое. Даже в сидячем положении угадывались его квадратные габариты.
-Куб моя кликуха, - он приподнялся, хотя мог этого и не делать. – Хлопоты с тобой.
-Сядь, - придавил его к стулу первый. – Без дозы не может. Ширнётся и Высоцкого ему подавай. Лады. Меня Джентом кличут, от слова “джентельмен”. Про тебя мы всё знаем, можешь не напрягаться.
-У вас планы какие назавтра?
-Рамиль подтянется, видно будет. Ваще на твоей хазе фуфел перетирать будем.
-С кем?
-Тебе это надо? Хошь, возьми косячок, затянись, расслабься.
-Я чудом спасся.
-Побазарить за жизнь хочешь? Завтра предъява им будет.
«Чего вам рассказывать? Как я за эти дни другим человеком стал?» - Владимир повернулся к двери.
-Ладно, пойду в бане переночую.
-Вольному воля. Пукалку оставь, никто тут тебя не тронет.
Удивительно, но баня оказалась натопленной. Владимир парился до изнеможения, пока усталость не одолела его.

Он проснулся от прикосновения мягких и тёплых рук. Побоялся открыть глаза. Сколько снится приятных снов, но просыпаешься, а они исчезают.
-Куда же ты запропал, Владимир Иванович? Я тебе все эти дни баню топила…
-Спасибо.
-За одно спасибо с тобой жизнь положишь. Подельники твои наших покруче будут.
-Где они?
-Спят. Чувствую – не увижу тебя больше. И зачем ты свалился на мою голову?
-Ты уже спрашивала.
-А так и не ответил, - она наклонилась над ним, замерла, капли слёз падали ему на лицо. – Володя, забери меня отсюда.
Спасал полумрак. Через маленькое оконце в предбанник пробивалось утро, но лучи резали поверху, не касаясь Владимира. И можно было не врать лицом к лицу. Он и лежал с закрытыми глазами, но её надрыв чувствовал даже на расстоянии, в котором было всё, кроме неестественности.
-Лена…
Наверное, она поняла это, как зов, приглашение, а он всего-навсего хотел убедиться – кто с ним. Зачем-то она заглянула в парную.
-Не остыла ещё, - подошла, поцеловала, - свет ты мой ясный…
Он услышал шорох падающего на пол платья. Открыл глаза и увидел её обнажённое тело, разделённое пополам лучами из окна и полутьмою. Но бесшумно раскрылась дверь, и просторный свет пролился внутрь. Словно врасплох застал.
-Оба-на! Куб, глянь какое кино! Мы тут стрелки забиваем, а он трахаться собрался! – в дверном проёме стоял Джент, ухмылялся.
-Дверь закрой! – гаркнул Владимир, но скорее отчаянья было больше в его крике, чем злости.
Джент пнул дверь и она намертво припечаталась в косяке.
-Вот так, директор, - Лена спешно и некрасиво натягивала платье. – “Любовники в терновнике”, - захохотала, - хреновы! Съезжать будешь, позови. Приму по описи, - она рванула нараспашку дверь и убежала, не оборачиваясь.
И опять его тело было лишь оболочкой души, а слов для описания всего происходящего не хватало. Но тому, кто скачивал с него информацию, они были и не нужны. Разве человеческий язык в состоянии воплотить действительность? Тем более, люди, с которыми общался Владимир, изъяснялись на трёх разных русских языках. И слова скрывали, а не обнаруживали настоящую правду.
Пережитое за последний месяц изменило течение его жизни, но не отняло способностей. «Может, у тебя дар Божий, а ты безъязык», - вспомнил он слова Игната.

                *              *              *

Проза жизни. У колодца.vi

И было около восьмого часа. Елена пришла почерпнуть воды из колодца. Игнат сидел возле и не мог напиться, потому что каждый ходил со своим ведром.
-Дай мне пить, - попросил он её.
-Ты, обликом своим старовер, и просишь пить у меня, даже не помню – крещёной ли, и погоняло моё - Петля. Разве истинно верующему не грешно общаться со мной?
-А кто же тогда наставит на путь праведный? Кто скажет, что ждёт тебя?
-О чём ты? – она, собравшись уходить уже, поставила водонос на траву. – Слышала, Иисус и тот говорил: “Пророк не имеет чести в своём отечестве”, - Елена грустно улыбнулась. – Вот сейчас выйдет муж… а он у меня ревнивый.
-Пойди, позови мужа твоего и приди сюда.
-Нет у меня мужа, - вздохнула она.
-Правду ты сказала – нет у тебя мужа, ибо у тебя было их несколько, и тот, которого нынче хотела иметь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.
-О чём ты говоришь с ним?! – из-за забора крикнула соседка. – Сглазит ещё. Чернокнижник проклятый! Иди отсюда!
Елена отцепила от коромысла ведро и поднесла Игнату.
-Пей, да помолись за одного человека.
-За кого?
-Владимиром зовут, а остальное не важно.

                *              *              *

Через открытую дверь бани Владимир увидел, что к дому подъехал милицейский УАЗик. Оттуда вышел человек и вальяжно прошествовал по двору. Вылезли ещё двое, но остались на улице. Фигуры показались знакомыми. Владимир оделся и пошёл в дом.
-Ты, Уши, совсем обнаглел. На мусоровозке разъезжаешь. Понты или силу демонстрируешь?
При одном слове “уши” у Владимира захолонуло внутри. Он остановился на пороге. Гость обернулся, замер на секунды, осклабился:
-Живучий ты, парень. Зря я тебя тогда в болоте не утопил.
-Узнал всё-таки, - ненависть кипела внутри, а что Захаров мог сделать. Лома и того под рукой не оказалось, чего уж о ружье говорить. А если бы и были… Жену за измену и то не смог ударить.
-Джент, ты тему-то пробил? – Уши явно чувствовал себя хозяином здесь, или ему было известно то, чего не знали другие? – Он зачем нарисовался? – даже не обернулся, что бы хоть как признать присутствие Владимира. Словно его не существовало во всей этой истории.
Куб не выдержал, психанул: - Штраф за него отстегнёте!
Уши и в его сторону головы не повернул. Он и с Джентом разговаривал сквозь зубы, нехотя, но видно было – если, что, рука у него не дрогнет. Владимир решил не искушать судьбу. С этими и Всемирный Разум не поможет. Вышел и дверью хлопнул от души. Хоть так. Направился к бане, и тут, на скамейке увидел незнакомого мужичка. Штормовка, сапожки ладные, корзина с грибами. Лет шестидесяти. Сидел, грелся на солнышке.
-Вы кто? – недружелюбно спросил Владимир. – Не дом, а постоялый двор.
-Нервный ты какой. Пригласил бы, чайком побаловал. Гриба у вас тут! Всего с полчаса походил. Как там гости твои, не докучают? Чаю-то поставь всё-таки. А я подойду.
Во Владимире хоть бы что шелохнулось. Никакого контакта. Чужой для него оказался человек. Но пришлось вернуться. Эти, как сидели, так и остались на своих местах. Молчали. Будто ждали кого. Куб вскинул голову.
-Чифирь сможешь заварганить или не приучен?
Владимир не стал рассказывать ему о своём армейском прошлом. Кое-что помнил, хотя сам не баловался. Прошёл на кухню. А в это время на пороге появился грибник.
-Ты кто?! – даже с кухни Владимир услышал напряжение в голосе ненавистного ему Уши.
-Рамилем кличут, - спокойно ответил грибник. – Значит, это ты беспредельничаешь здесь? Дикие вы. И молодняк у тебя наглый. Бабки за нашего директора мне подгонишь. Десять тонн баксов. Завтра доставишь. Дженту отдашь.
-За лоха?! – Уши вскочил, стул полетел на пол. – Он же вертухай бывший!
-Директор, иди-ка сюда!  - Владимир вошёл. – Это правда?
-В армии служил.
-Службу, как и родину – не выбирают. Хотя… - Рамиль стянул сапоги, остался в носках. – Отступного меньше получишь.
Захаров стоял, как оплёванный.  «Что же это делается? Я крепостной, что ли? Я в своей стране, в съёмном, но своём доме или в чеченском зиндане?!» - он не знал, как вести себя дальше.
-У тебя хозяйка есть? – спросил Рамиль.
-Нет.
-А слух прошёл – есть. Пожарила бы грибков. Куб, сходи ты за ней, кликни сюда. Посидим, потолкуем по-людски.
Владимир напрягся: - Не надо этого делать. На работе она. Оставьте её в покое.
Рамиль посмотрел тяжёлым взглядом, подумал.
-Ладно. Видно будет. Разговор ещё есть. А ты, Уши, чего навис надо мной? Сядь и слушай сюда.
«Кончится это когда-нибудь?» - тоска нахлынула на Владимира. Он впервые за последние годы ощутил свой возраст и одиночество. Собрался уйти, но Рамиль перегородил ногой выход.
-И ты не спеши. Тебя в первую очередь касается. Значит, так. Война никому не нужна. Ты, Уши, мусору своему, который у тебя за извозчика, скажи, чтобы порядок здесь навёл. Как? Это ваши проблемы. Не прекратите бардак, своих расписных подключу. Я их целый автобус пригнал. Они стволы в роще сейчас пристреливают. Балуются пока. Но по делу соскучились.
Уши опять вскочил, бледный, как эпилепсик.
-Ты, Рамиль, в натуре, чего раскомандовался тут! Сявок и лоха этого убери, потолкуем по делу.
Во Владимире кровь кипела. Сейчас информацию с него можно было вёдрами черпать. Джент поднялся, схватил, что ближе было, ружьё Владимира. Куб опустил руку в правый карман. А Рамиль сидел, как ни в чём не бывало, вертел в руках белый гриб, рассматривал. Финкой, взявшейся невесть откуда, махнул по шляпке гриба, и та покатилась по полу.
-Я тебе, Уши, главное забыл сказать. Мой хозяин с вашими районными властями договорился. Правый берег нам, а левый, Сысуевский, где “СЛАВА КПСС!” написано – им продают. Поторопись, пока там не успели всё поделить. А то не при делах останешься.
-А Фомин? – вырвалось у Владимира.
-Инсульт у него. Пусть лежит и думает, как дальше жить и не пора ли из коммунистов в другую партию ноги делать, - Рамиль не спеша натянул сапоги, поднялся, надел ветровку и стал обычным человеком, каких по выходным на пригородных электричках хоть пруд пруди. Разве лишь золотая массивная печатка на пальце путала всё. – Уши, команду дай, чтоб на нашем берегу мародёрничать кончали. К выборам надо готовиться, а вы всё махновщиной занимаетесь. Нет такой партии – от анархистов. Не двадцатые годы. Перестраиваться пора, - он похлопал Владимира по плечу, будто напутствуя. – Работай спокойно. Дел впереди! Немцы замонали – лес им нужен, прибыля, - и он ушёл. За ним потянулись другие.
Захаров остался один.  «Господи, если ты есть! – взмолился он и удивился, как легко вспомнил о Нём, в реальность которого никогда не верил. – Это же всё.  Не Сысуевку на откуп отдали, а часть советской жизни, и моей тоже. Что теперь будет? Без Фомина мне здесь не работать. И за ради чего? Ельциноидов кормить?!»
Ему собраться было, лишь подпоясаться. Прикинул: «На автобус до райцентра успею.  Там, на электричку и в город. А, может, Игнат не отчалил ещё.  У него пока поживу…»

Непонятно откуда, нагнало над Красным Бором туч. Ветер подул. На автобусной станции, откуда и отправлялся автобус, металась скучная пыль. Владимир стоял посреди площади, оглядывался окрест. Неподалёку тосковала лодка Игната. Кержунь тревожилась перед непогодой.
Владимир закинул за плечи рюкзак, взял чемодан, сумку спортивную, и направился к одинокому окошку кассы. И только подойдя, вспомнил, что сегодня рабочая смена Лены. А она уже выбежала навстречу и смотрела на него с ужасом.
-Ну вот и всё, - выдохнула она, - уезжаешь.
-Прости.
-За что?
-Не смог я.
Она поплелась в кассу. Через несколько минут открылось окошко.
-Мне бы билет до райцентра, - промямлил он.
-А тут других маршрутов и нету.
Он расплатился и продолжал стоять молча.
-Ты куда собрался? – рядом возник Игнат с двумя котомками наперевес. – Вот, в магазин заходил, затарился малость. Когда ещё оказия выдастся.
-Уезжаю. Отруководился. Без меня всё решили.
-Вот и в стране так. Давай ко мне. Отдохнёшь. Думай, - и он пошёл к лодке.
ПАЗик раздрызганный подкатил и встал, распахнув двери.
Захаров взял поклажу, прошёл метров десять, сам пока не зная – куда. Обернулся.
Лена метнулась к окну, видно набрушилась на гвоздь в раме, и медленная кровь потекла с её лица.

                *                *                *



Проза жизни. Дом на песке.vii

“А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил свой дом на песке:
И пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое”


Эпилог.

Прошло несколько бестолковых лет. Только хуже становилось в стране. Но на посредников спрос был.
Вчера Захарову предложили поработать в нефтяном бизнесе. Нашлись старые знакомые. В принципе, одни и те же рожи крутились в серьёзных делах. Но Владимир ехал на встречу без особой радости. Так – декорации поменять.
Машину оставил в гараже. Стоял на автобусной остановке и думал о том, что опять суёт голову в петлю. В который раз.
Рядом тормознула “девятка” с тонированным “кругом”. Противоположное от водилы стекло опустилось, из салона спросили:
-Вас не подвезти?
Голос женский, и это показалось странным – не такси же. Он молчал. Она переспросила ещё раз, не показывая лица.
-Куда? – задумался Владимир.
-В другую жизнь.
Он открыл дверцу. За рулём сидела Ольга.
-Вот так подарок на Рождество! – искренне обрадовался он встрече. – Рад.
-И я, - она глядела на него так, как смотрят устроенные, но не до конца счастливые, одинокие женщины. – Ну, поехали?

А на 8-е марта они соединили судьбы. Венчались в церкви с куполами под цвет неба. Впервые за последние три года Владимиру что-то привиделось  и он не мог назвать  это “прозой жизни”, потому что рядом с ним была Ольга, отпустившая ему все грехи.

Конец.
















Пояснения:куда ссылки подевались?!


Рецензии
Взглядом главного героя было не просто интересно наблюдать происходящее вокруг,а и близкО.Не мудрено,что с таким ощущением мира стать гладким винтиком в дуреющем аппарате у него так и не получилось.Наверное,после прочтения слово"посредник"останется в памяти именем нарицательным.Типа "матрицы".Хочу добавить,что Ваши произведения читать на экране почти невозможно.Требуют они неторопливости,внимательности,а потому требуют бумаги.Пишу с телефона,текст может быть не совсем строен...Спасибо за возможность прочтения.Успела привыкнуть к главному герою и побыть похожим взглядом в "том"времени.С уважением,

Савицкая Пищурина Татьяна   10.10.2017 18:49     Заявить о нарушении
А мне этот роман не шибко нравится. Даже сам не пойму - почему?

Юрий Марахтанов   12.10.2017 23:16   Заявить о нарушении
Возможно,потому,что я сама удивилась этому произведению.Стиль Ваш,но не совсем похоже на Вас.Или похоже.Но это где-то глубоко.В любом случае-это получилось современно и порадовало меня.С уважением,

Савицкая Пищурина Татьяна   13.10.2017 10:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.