Побег в Лето

          


                Любовь дороже всех сокровищ. Она –
                алмаз, которого не могут купить даже
                цари. Она целый мир, хотя её 
                обнимают двумя руками.
                М.Йокаи



    Конец мая. Вокруг всё благоухает, цветёт, наполняя воздух такими ароматами, что нет необходимости больше, как осенью, зимой или в марте, заниматься ароматерапией. Стоит только присесть на скамейку в парке, не говоря уже о поездке в Юрмалу, Вецаки или Сигулду, и ты получаешь такую дозу ароматов – естественных, веселящих дух, целебных – что этого тебе хватит на неделю.
    Марианна, молодая женщина 32 лет, посмотрев из окна на улицу, где цвёл жасмин, почувствовала сладкую истому: это кровь забурлила по жилам, и проснулось неясное желание. На её столе лежала пачка цветной бумаги. Почему-то взгляд её выхватил из этой пачки голубой и зелёный листы и, устроившись поудобнее, чуть прикрыв глаза, она начала свою медитацию.
    Марианна представила себя распростёртой на горячем песке близ южного моря, потом на цветущем лугу широтой посевернее и рядом с собою Его, мужчину, который наслаждаясь её красотой, склоняется к ней и медленно проводит пушистым одуванчиком по её щеке. Это не ёжик какой-то колючий – пушинки такие нежные, что у Марианны захватывает дух. Он пробуждает в ней желание. Потом  раскрывает ворот её кофточки и целует шею и грудь. Она закрывает глаза. Желания распирают её и, не в силах сопротивляться, она катается по траве и, наконец, взлетает, теряя на миг сознание, – таким пряно-жгучим было Это. Она чувствует расслабление и соединение с природой, которая только что была так щедра к ней.
    Открыв глаза, Марианна хотела представить себе мужчину, который помог ей ощутить и невесомость, и радость бытия, и наслаждение, подаренное ей собственным телом, но Его не было; она изумлённо оборотилась вокруг – как же быстро он скрылся! И откуда он узнал, что же требуется ей, Марианне. Она встаёт и, шатаясь, опьянённая луговыми запахами, подпитавшаяся вибрациями земли-матушки, бредёт по лугу, чувствуя, как силы постепенно возвращаются к ней. Она становится крепкой, груди наливаются, она обновлена.
     И так будет – она это знает, потому что в ближайшие же выходные Марианна вырвется из надоевшего ей офиса американской фирмы «Копи Про», находящегося возле её alma mater, в котором она училась ещё несколько лет назад, и убежит из душного города в лето. Оно примет её в свои объятья, и она испытает более сильные, более яркие чувства, чем те, которые она испытала в проведённой на сине-зелёный цвет медитации, погрузившей её не только в цветочный луг, но даже в нирвану, чего она совсем не ожидала. А визуализация мужчины – это не что иное, как напоминание ей о том, что она слишком давно одна, целых пять лет после распада неудачного брака с Римасом.
    Ясно, что ей нужен мужчина, но она, к сожалению, никого не видит вокруг себя. Нельзя сказать, что это её сильно удручало, так как её прекрасное тело изредка – как вот сегодня – само предоставляло ей сладость почувствовать себя женщиной, и она как бы воскресала после этого, но проблема тем не менее оставалась.


                ***


    Придя домой, Марианна хотела быстренько поужинать и прокрасться к себе в комнату, а потом сходить в душ и погрузиться в прохладу простыней. Но не тут-то было…
    На кухню вышла мама и принялась суетиться возле неё.
    - Мамочка, я сама себя обслужу, - внутренне Марианна уже была раздражена.
    - Я только присяду рядом и выпью чашку кофе.
    «Чашка кофе», и Марианна это знала, была только предлогом, чтобы лишний раз промыть ей мозги.
    - Я прекрасно тебя понимаю, - начала мать штурмовую атаку, - ты не хочешь проявлять инициативу, чтобы найти друга жизни.
    - Однажды я её уже проявила, мама. И что из этого вышло, ты знаешь не хуже меня.
    - Я согласна, что это не был удачный опыт, но тебе всё же удалось вычеркнуть его из своей жизни.
    - Да, вычеркнула и не хочу вспоминать.
    - Это так, детка. Но тебе же 32 года – критический возраст для деторождения.
    - Какие дети! Опомнись, мама, я же не замужем.
    - Не забывай, дочь, что, помимо твоего «хочу - не хочу», есть ещё слово «надо». Каждой способной на это женщине надо обязательно рожать. Это её главное предназначение на земле, без этого жизнь теряет смысл. Учёба, служба, карьера – всё это хорошо, но главное – продолжение рода. Ты должна крепко задуматься об этом, Марианночка!
    Настроение Марианны было вконец испорчено. Она пошла в спальню, не заходя в душ, и легла в одежде поверх одеяла. Достала альбом, увесистый, красивый, и стала искать фотографии тех, с кем когда-то дружила, училась, кого когда-то, возможно, любила.
    Вот Андрис – с ним она дружила с восьмого по десятый класс. Как-то, провожая с весеннего школьного вечера, он поцеловал её. Но позже семья Андриса переехала в Ирландию в поисках лучшей жизни, и она потеряла его следы.
    Марианна внимательно всмотрелась в красивые черты парня атлетического сложения. Это Арсений, самый симпатичный молодой человек в её «коллекции». На фото ему 32 года – как ей теперь – а самой тогда было 28, это было уже после развода с Римасом. От долгого сидения за компьютером у неё начались проблемы, замаячил спондилёз. Ей тогда назначили массаж. Массажист работал с её телом бережно, но он был сильный, очень сильный. Сделав всю работу, он перевернул её на кушетке и сказал:
   - Ты, как река, из которой хочется напиться. Можно?
   Марианна молчала. Он был красив настоящей мужской красотой. И он больше не спрашивал. Искусно, как и свою работу, он сделал то, чего хотел. Она испытала огромное удовольствие.
    - Ты долго не была с мужчиной, Марианна. Это чувствуется. Такая женщина, как ты, не должна быть одна. Приходи ко мне.
    Марианна взглянула на его руку. На пальце сверкало обручальное кольцо. Она ничего не сказала ему и больше никогда не ходила к нему, хотя массажист он был самый лучший из всех, у кого она была потом. Арсений влюбился не на шутку, писал ей электронные письма, воспользовавшись её э-адресом из медицинской карточки в поликлинике. Тогда-то он и прислал это фото, которое она, не удержавшись, распечатала. Но ни встреч, ни даже ответов от неё больше не было.


                ***


     А вот и они с Римасом. Первая любовь… Невинная и чистая. Познакомились они в Паневежисе, в театре. Римаса приняли в знаменитую труппу недавно, и о его актёрском мастерстве говорить ещё было рано. Но целовался он классно. Ей, студентке третьего курса из Риги, он показался чудом, ворвавшимся в её жизнь. Они полюбили друг друга. Начались поочерёдные поездки – то он к ней, то она к нему.
    Однажды летом он повёз её на какое-то озеро в Литве, где у его отца была моторная лодка. Римас лихо гонял по озеру, осыпая её каскадом серебряных брызг. Потом причалил к какому-то острову.
    - Здесь не скрывает, купаться можно.
    Он снял плавки. Марианна, оцепенев, смотрела на его обнажённое тело. Он подошёл к ней, скинул бретельки её купальника и закрыл глаза. Потом открыл.
    - Какое прекрасное тело! – произнёс он. – Его не надо прятать, хотя бы здесь.
    Марианне было тогда 22 года, Римасу 26. У него, как она поняла, уже был солидный опыт в амурных делах, Он прижался к ней всем телом. Она почувствовала, как горит его плоть. Ни слова не говоря, они опустились на тёплую, нагретую солнцем траву. Любя его, Марианна отдавалась всем сердцем. Римас терзал её молодое тело. Ей было больно, но она знала, что без этого больше нельзя: они должны быть вместе.
    Вскоре после этого они поженились. Вначале – где-то первых три года -  они любили друг друга очень сильно. Потом она заговорила о ребёнке. Мужа это не устраивало:
    - Моя карьера может рухнуть, я только начал своё восхождение. Подождём ещё годик.
    Она согласилась. Последний, пятый год их брака Римас уже больше не приезжал в Ригу, а она после университета не хотела переезжать в Паневежис, так как не смогла бы работать, не зная литовского языка, выучить который до уровня, необходимого специалисту, даже базируясь на своём отличном знании родственного ему латышского, она не могла. Между собой они общались по-русски, но ни один из них не мог бросить работу в своей стране, а в одиночку Римас содержать жену, а в перспективе и семью, не мог. 
    Труппа театра часто выезжал в разные страны Западной и Восточной Европы. Однажды Марианна во время своего отпуска поехала с мужем на гастроли в Мадрид, но на спектакль не пошла: перегрелась на жарком испанском солнце, почувствовала себя плохо и вернулась в отель.
     Он позвонил ей в первом антракте, сказал, что задержится: у режиссёра сегодня день рождения. Марианна легла спать, несмотря на ранний вечер, и проспала до рассвета. Мужа в номере не было. Подгоняемая страхом и ощущением чего-то неладного, так как его мобильник звонил, но не отвечал, она вызвала такси и отправилась в театр, где гастролировали литовцы.
    В театре было темно, но в комнате с табличкой «директор» горел свет. Дверь не была заперта, и она вошла. Она услышала тихий разговор по-испански. Почти всё, что услышала, она смогла понять, так как она дважды посещала курсы испанского языка в Риге.
     - Так когда же мы сможем встретиться вновь? – спрашивал вальяжный мужчина, натягивая на плечи помочи.
    - Я думаю, послезавтра получится, - ответил голос невидимого ей Римаса.
    - Ты чудо, мой мальчик. Я давно не испытывал ничего подобного.
    И тут Марианна увидела своего мужа, который, тоже одеваясь, вышел из глубины кабинета. Он улыбался. Марианна никогда не видела на его лице этой похотливой улыбки. Она всё поняла. В ужасе она попятилась назад в коридор и стремглав кинулась в сторону лестницы. 
    - Поймай её! – крикнул испанец.
    Римас побежал вслед за ней, но Марианна спряталась в арке какого-то здания, и муж проскочил мимо неё.
    Она не вернулась в отель, сразу поехала в аэропорт. В Риге, собрав вещи, в их съёмной квартирке, она написала ему письмо с отказом от каких-либо встреч, вложив в конверт копию своего заявления, поданного в суд на развод, а сама отправилась жить на первое время к подруге-коллеге.
    Спустя несколько месяцев она узнала, что её бывший супруг уехал жить в Мадрид со своей новой женой. Ей оставалось только горько усмехнуться…
    После этого она долго не могла думать о мужчинах без содрогания.

     Всё! Никаких больше воспоминаний! Завтра же она совершит то, что любила больше всего в жизни – побег в Лето!


                *** 


    И наступил день! Марианна встала по будильнику в семь часов. Душ, кофе, пара бутербродов. Сумка была собрана с вечера. Туда она подложила взятый из холодильника свёрток с едой, пару бутылочек минералки и термос.   
     День обещал быть прекрасным, солнце слепило отчаянно. Казалось, всю свою накопленную и не востребованную в полной ещё мере энергию оно старалось выплеснуть на случайных людей, вышедших в такую раннюю пору из дома – ведь сегодня была суббота, а многие люди в выходные спят до десяти, а то и до одиннадцати.
    Марианна быстро шла в направлении вокзала, до него от дома всего три квартала. Солнце ласкало её, играло с ней: то спрячется, то ошпарит огненными струями, так что всё лицо мгновенно вспыхнет, то сменит гнев на милость и станет постоянно греющим умеренным светилом.
    Она решила совершить настоящий побег в Лето: не в какую-то определённую географическую точку, а просто сесть в поезд и сойти на какой-нибудь незнакомой станции. Поэтому она выбрала не известные ей места, а поехала в другом направлении – в сторону Екабпилса, куда она не ездила и двух раз ранее.
    Солнце вошло в вагон вслед за нею, село через два ряда кресел напротив, чуть наискосок от неё и, продолжая любоваться обласканной собой девушкой, освещая её, бросая под ноги ей свои радужные блики, высвечивало наиболее удивительные её прелести: огромные синие глаза, чувственные губы, густые распущенные каштановые волосы, изогнутые дуги бровей, высокую грудь, распирающую нежно-кремовую ткань её лёгкого платьица.
    Марианна ехала уже больше часа и улыбалась, глядя в окно на проплывающие леса, станции, поля, луга, перелески. Встречались семейства аистов, сидевших в гнёздах на расщеплённых деревьях. Замечала резвящихся косуль и пасущихся коней разной масти. И всюду зелень, цветущие кустарники, набирающие сок плодовые деревья, цветы всех оттенков.
    Её немного укачало, и солнце, воспользовавшись этим, слегка убавило яркость, позволяя ей немного поспать. Когда поезд вздрогнул всем телом, остановившись на какой-то мелкой станции, Марианна проснулась и, взглянув в окно, увидела небольшое здание вокзала и вывеску с названием «Юмправа» на нём. Это слово понравилось ей, она, недолго думая, подхватила нехитрый свой багаж и спрыгнула с нижней ступеньки. Солнце встрепенулось и, сверкнув очами, бросилось вслед за ней.

    «Итак, побег в Лето состоялся», - думала Марианна, ликуя от счастья. Она не боялась природы, она знала, что даже если ей придётся заночевать на её лоне, природа укроет, защитит, убережёт её. Она знала, что на лугах есть стога сена, что в лесу возвышаются разлапистые ели, под которыми можно укрыться от дождя, что в дебрях есть укромные заросли, напоминающие шалаш. Да чего только не предоставляет природа тем, кто решил породниться с ней! Ну, а если какой непредвиденный случай – мир не без добрых людей, на ночь пустят. К тому же всюду пооткрывали гостевые домики, но для неё это крайний случай.   
     Она шла по полю, любуясь цветами, зарослями цветущих трав и кустарников в перелесках. Трава была высокая и густая, в теневых местах ещё совсем мокрая, а на солнце лишь на некоторых стебельках можно было увидеть капельки росы. Она собирала в ладошку эти капли и пила их, как живительный нектар. Уже цвела земляника. Фиалки синели на пригорках, лесные маргаритки прятались в траве. А куда ни кинешь глаз – жёлтые островки одуванчиков и иван-да-марьи. Удивительная страна цветочных лугов и полей приняла её как дорогую гостью.
    Марианна облюбовала для себя укромную поляну и, достав, нехитрый обед, состоящий из хлеба с копчёным мясом, малосольных огурчиков, ломтиков голландского сыра и зелёного чая в термосе, съела всё это с аппетитом, потом, разморённая солнышком, глядевшим на неё всё с тем же восхищением, достала из сумки тонюсенький плед и разостлала его на ещё не прогретой земле под кустиком, куда лучи пока не доставали. Она легла на спину, распластав руки, как крылья. Отсюда она могла смотреть на небо с бело-перистыми облаками. «Что за прелесть это небо! – размышляла она в неге, - оно высокое, бездонное и нежное».
    Вдруг где-то в стороне загромыхало, и она увидела тоненькие ниточки дождя совсем неподалёку, но «её территории» они не коснулись. Зато совсем рядом и невысоко над ней повисла радуга, и Марианна смогла разглядеть все её цветовые оттенки.
   «Это же мост между небом и землёй! Это и знак очень добрый! Значит, небо одобрило мой побег. Ему нравится, как встречает человек расцвеченную Всевышним землю».

                ***

     - О! Да я вижу, вы прекрасно устроились. Хотелось бы и мне полежать так – распластав руки, ни о чём не думая, или думая о чём-нибудь приятном.
    Марианна посмотрела снизу вверх и увидела всадника в белой почти расстёгнутой рубашке верхом на белом же, но с чёрными крапинами, коне.
    - Вы тоже можете спуститься с коня и залечь в траву-мураву. Или вам не о чем в ней подумать?
    - Лечь-то можно, но мокровато ещё. Вот если бы с вами рядом, на подстилочке…
    При этом мужчина не спускал глаз с лица незнакомки и её прекрасной фигурки. Марианна молчала. Она видела, что мужчина постарше её – где-то под сорок – что он высок, что волосы тёмные, а глаза карие. Нос с горбинкой придавал ему благородство. Не стоит скрывать, что мужчина понравился ей, да так, что под ложечкой заныло.
    - Ну, для начала не мешало бы познакомиться. Я – Марианна, экономист. Сейчас в свободном полёте, решила провести выходные подальше от Риги. Встречаю лето в полях и лугах. 
    - Прекрасно! А я и не знал, что романтические натуры не перевелись. Браво! Меня зовут Эдуард. Приехал к отцу из Даугавпилса, там у меня охранная фирма. А отец мой – бывший здешний лесник, сейчас на пенсии, но крепок ещё. Вот лошадку какую имеет, а ещё домик, сад, огород.
    Они не заметили, что стоят всё ещё рядом друг с другом, не размыкая рукопожатия.
    - Вы, наверно, голодны, Эдуард? Присаживайтесь, я напою вас зелёным чаем и угощу вкуснейшим мясом. Моя мама его покупает у одной и той же крестьянки на Матвеевском рынке в Риге. Коптят домашним способом сами и привозят только туда. Купить такое можно только там.
    - Не откажусь.
    Эдуард присел на пледик и с таким аппетитом впился крепкими зубами в сэндвич, что тот в момент исчез в его рту, а Марианне пришлось достать булочку с корицей, чтобы ему было чем закусить крепкий чай.
    Разомлевшие, раскрасневшиеся, они вдруг замолкли, как по команде.
    - Это ангел-хранитель над нами пролетел, - сказала Марианна.
    - Как так?
    - Говорят, что если два собеседника внезапно замолкают, то это ангел-хранитель над ними пролетает. 
    - А о чём нам говорить, Марианна?
    - Как о чём? Мы же не так много и говорили.
    - Я могу сказать только одно: такую женщину, как вы, я бы хотел видеть только в роли своей супруги.
    - Вот так, сразу, вы решаете сделать бедной путнице предложение?
    - А чего тянуть? Вы мне понравились. Лучшей я не найду и искать не буду, потому что уже нашёл. А годы-то идут. Мне уже тридцать восемь, а радости брака ещё не постиг – всё не до того было. Так как вы, Марианна? Пойдёте под венец со мною?
    - Я тоже не девочка. Мне тридцать два, но мнимые радости брака постичь успела, правда, недолго. Я обожглась, а потом и думать об этом не думала.
    - И не просыпалось желание повторить?
    - Ну, это моё личное.
    Солнце, видя, что дела у пары пошли не блестяще, решило помочь им. Оно спряталось за облака. Ветер нагнал туч, где-то вновь зарокотало, и начал накрапывать дождик.
    - Садитесь на коня, да держитесь за меня покрепче – мигом домчу до отцовского дома.
    Минут через десять, опередив ливень, они поднимались по крыльцу в дом бывшего лесника.
    - Примчался, сынок, не намок?
    - Нет. Вот и наездницу привёз.
    - Хорошо. Схожу-ка я к старику Креслиньшу, он чего-то приболел. А вы тут хозяйничайте сами.
    Дом старика был небольшой – три комнаты и кухня. Был ещё летний домик, стоявший во дворе, он был хорош в сильную жару.
    - Есть, пить не хочешь?
    - Нет, ещё нет.
   - Платье не намокло?
   - Нет, спина только немного.
   - Ну, тогда снимай. Вон туда, за ширму зайди.
   Марианна стала снимать платье, но не успела ещё сбросить его, как Эдуард доставил чистую мужскую сорочку. Она стояла перед ним и держала в руках платье, потом машинально протянула ему, для сушки. Он взял, положил платье на табурет и протянул ей рубашку. Потом сделал резкий рывок к ней.
    - Не надо никакой рубашки. Иди ко мне!
    Он взял её за крепкую грудь, отыскал в полумраке губы…
    Когда он успел освободиться от джинсов, Марианна не поняла. Она, захлёбываясь от нежданно пришедшего к ней женского счастья, ответила на поцелуй и в это время почувствовала, как он вторгся в неё. Несколько рывков – и Эдуард откинулся назад. Он тяжело дышал и шептал её имя.
    Марианна опустилась, и здесь же, на ковре, у неё произошёл запоздалый оргазм. Эдуард видел, как она мучается, умоляюще глядя на него, и он понял: он может помочь ей. Он стал нежно целовать её тело, грудь, массировать затвердевшие соски. Он видел, что Марианне тяжело, но ни единого стона не срывалось с её губ. Она только тихонько вздыхала, пытаясь помочь и себе, и ему. Эдуард обожал вздохи любви – эти самые полновесные, самые прекрасные и совершенно непереводимые фразы в истории любви. Поражённый её стоицизмом в борьбе с нахлынувшими на неё потоками страстной неги, Эдуард почувствовал, как желание обладать ею вновь возвратилось к нему, и тогда он, войдя в неё снова, услышал вздох облегчения, вырвавшийся из её уст. Несколько сладостных мгновений – и всё было закончено.
    Он гладил её спутавшиеся мокрые волосы, целовал пересохшие губы.
    «Моё ты чудо! – подумалось ему. – Я же мог проскакать мимо и не заметить тебя!» От мысли об этом его передёрнуло.
    А Марианна между тем оживала. Познав сейчас настоящую страсть и любовь, она взглянула на того, кто дал ей это. Её лицо сияло, она восхищалась им. Он же, ослеплённый её красотой, которую усилило соитие, словно онемел. Эдуард не мог произнести ни слова. Марианна, лежавшая на пушистом ковре рядом с ним, была для него олицетворением женственности, красоты и нежности. Их руки сплелись. Улыбаясь, они долго смотрели друг на друга.
    Наконец он вымолвил:
    - Прости. Я, наверное, кажусь тебе тираном: с первого раза – и такое!..
    - Но я же терпела твою тиранию добровольно, Эдик, - улыбнулась в ответ она. – Я где-то читала, что ангелы зовут это небесной отрадой, а мы, люди, - любовью.
    - Как красиво всё это звучит, дорогая!
    Они поняли, что неожиданная встреча крепко связала их.
    - Что ты чувствуешь сейчас, милая?
    - Я чувствую, как в моём сердце поёт птица. А ты?
    - А я думаю о том, что за час любви мы прожили целую жизнь.
    - Ну, что ты! У нас ещё всё впереди.
    - И всё же… Ты подарена мне свыше, не иначе.
    - Тогда положи голову сюда, - она показала на своё сердце, - что слышишь?
    - Биение любящего сердца. Думаю, что из всей земной музыки оно ближе всего к небесам.

    Потом они встали и, крепко обняв друг друга за талии, пошли к мирно пасущемуся коню, которому было невдомёк, что произошло с его хозяином и кто эта красивая женщина рядом с ним. Он думал лишь о клевере, которого так много на этой чудесной поляне.
   
    Когда вернулся отец, они уже приготовили ужин. Старый лесник отвёл Эдуарда в сторонку.    
    - Откуда такая краля-то?
    - С поля, батя, с поля. Конь нашёл. А вообще-то рижанка она.
    - Хороша, сын, не упусти!
   - Ни за что, батя, ни за что!


                24.4.14