Фильм

                Дональд Бартельм
             (перевод с английского)

  Вряд ли найдется нечто милее ребенка на съемочной площадке. По сценарию его только что похитили террористы... На этом процесс съемки замедляется, если вообще не застревает. Но не это ли драматически весомое событие должно стать частью исторической линии? Лагерь террористов. Джулия прикладывает руку к его лбу: жар спал. Они приносят малышу деревянную куклу, чтобы тот не скучал, пока не наступит ночь. И вдруг я замечаю накладку: в десантной лодке сорок лейтенантов, и все одеты в белое. Каждый из них в отдании чести держит у подбородка меч. Командир офицерского отделения несколько раз достает из ножен свой меч и вкладывает его обратно. Трудно понять, что прочитывается в его жесте – решительность или нечто противоположное. "Да, мы сумеем поймать террористов... Нет, у нас нет определенной стратегии, лишь главные принципы - Само искусство войны…"
  Идея фильма в том, чтобы в нем содержалось нечто неприсущее другим картинам.

  Услышав шум снаружи, выглядываю в окно. Пожилая женщина хватает мой мусорный бак, и начинает в нем копошиться. У нас в городе это происходит повсюду: пожилые люди, женщины и мужчины - они забирают с собой мусор и никогда его не возвращают.
  Меня не покидают мысли о киносценарии снимаемого фильма "Полет в Америку" …эта сцена будет кульминационной. Но способен ли я превратить ее в зрелище? По счастливой случайности у меня есть помощник Эзра.
  - Разве для тебя это не важно? - начал он в первую нашу встречу. - Я участвовал в съемке девятнадцати полнометражных кинофильмов. Каждый из них до невероятности оригинален, полон обжигающей киноправды и теплой сладострастной сексуальной непристойности, с четко отрабатываемыми театральными концепциями, и занимает достойное место среди лучших кинокартин, глядя которые чуть ли не чувствуешь запах мочи где-нибудь в коридоре с облепленными жевательной резинкой дверями. Разве для тебя это не важно? И сам я, эти жилистые руки, от бога ясный ум, семь пядей во лбу. А прочитанные мною лучшие книги и опыт – съемка крупным планом бокала с вином или натюрморта с крупными ягодами муската? И это я не достоин доверия? Ведь это мои глаза сумели помочь великому Дрейеру впиться камерой в человеческие внутренности, в темные вены жилистых мужских рук, в благородную форму женских бедер, в хитрое сплетение мышечной массы атлетического брюшного пресса, что придало зловещее напряжение в мастерских сценах "Гертруды", а чего стоит задержка камеры, изысканная медлительность - то, что отличает этот шедевр от остальных?! И разве это не проза, не поэзия? А то, что я был одним из соратников Дзиги Вертова, помогая в создании картин с их жестоким безмолвием, противопоставленным любым сладострастным коммерческим совращениям бодяги капиталистической лести, что бы они не несли? И разве это не выглядит правдиво - становление Сола Полом... - Эзра сделал паузу, чтобы отдышаться. - Так тебе нужен человек с твердой рукой, настойчивый и добропорядочный, - а затем: - Я – он и есть, и я перед тобой во всей своей плоти и крови.
  - Ты принят, Эзра, - сказал я.

  Я позабыл разузнать, кто этот ребенок, когда мы только объявили набор актерской группы. Возможно, это мое отношение к самому себе, витающее в воздухе самообладание, и ко всему, что весьма примечательно, сама домашняя атмосфера. Еще я заметил, что выплаты оформлены на него лично, а не на номинальную актерскую единицу. К счастью для всех, рядом с ним всегда присутствует Джулия. Передвижная гостиница в Тель-Авиве на время в нашем распоряжении - хоть и ненадолго, но в этом есть резон. Очевидно, переоформление не предвидится, но в любом случае к этому мы готовы: наличность для расчета разложена по разноцветным пластиковым мешочкам, пленка упакована в тонкие круглые банки, перекрывающие нам выезд серые бетонные балки отодвинуты бульдозером…

  Размышления о киноряде.
  Безумные желания…
  Чувствительные любовники принимают меры предосторожности…
  Купание с лошадьми…

  Сегодня мы заняты съемкой ужаса, тревожных эмоций, вызванных надвигающейся опасностью - реальной или воображаемой. Страх ее осознания и вместе с тем отсутствие причин для беспокойства. Тонкая ниточка, связывающая детские страхи и родительские (примерно, как у Хагмена). Мы делаем акцент на эмоциях и их выражении: зажмуренные глаза, сморщенный нос, втянутая в плечи шея. Эзра отказывается снимать "депрессию, вызванную подавленностью высшей нервной системы". Я его не виню. Кое-что у него неплохо получается, например, кадры с притворной яростью или сцена с одышкой. Затем снимаем кадры действия примитивного персонажа – маленького убогого человечка, убивающего врага лучом, исходящем из волшебной кости. Его мы не показываем, отснята лишь моя голая рука, направляющая предмет, напоминающий берцовую кость.
  "…и кто же раздобыл эту волшебную кость?"
  Я беру ее в руки, направляю на актера, исполняющего роль врага, и тот падает на землю. Незадолго до того я деликатно ему объяснил, что волшебная кость – предмет бутафории, и никакой опасности ни для кого не представляет. А дальше – чувство страха в дрожащих ягодицах. Для этого ряда нам понадобилась обнаженная Джулия.
  - Надежда произрастает из недостатка счастья… - говорит она, ложась на диван вниз лицом.
  - Слава подавляет сомнения, - отвечаю я.
  - Накопление роскоши – источник страха для обоих – как для победителя, так и для побежденного, - добавляет Эзра.
  - Цель всего человечества - стремление к всеобщим благам. И это доступно пониманию даже трусам, - говорит актер, исполняющий роль врага. Он цитирует Ницше.
  Ягодицы Джулии вздрагивают, и мы завершаем съемку эпизода. Магическую кость я забираю домой. Пусть и не верю в ее волшебство, но кто знает?

  Стоит быть бдительней и уверенней.
  Оброненный носовой платок приводит нас к лагерю террористов. Пересекающиеся полоски – синие и зеленые. Он висит, зацепившись за веточку кустарника! Рослый предводитель вытирает руки о фуфайку, которая на нем: "Террористы проявляют грубость и бесчувственность. Их прежний опыт, разрозненные суждения, в которых узнается особая историческая ситуация, нехарактерная особенность, еле заметный штрих, различия между положительными человеческими качествами и отрицательными…"
  Наш негатив исцарапан чем-то острым – все сто пятьдесят тысяч футов. Однако террористы говорят, что в тот вечер они находились по другую сторону квартала и участвовали в посадке деревьев, во что трудно поверить. И тут мы видим аккуратные ряды саженцев, бережно посаженых и подвязанных… Замечательная работа! Не знаешь, что и подумать.
  На съемки прибывает Марк Гранин. Ему достается главная роль: Джордж. Прежде, чем приступить к съемкам, он требует крупный аванс, но затем понимает суть проекта. Его ожидает оплата, соответствующая шкале его роста, как актера, так и личности. И он, кадр за кадром, растет на глазах, и скоро станет величайшим актером. Другие актеры толпятся вокруг, разглядывая его щиколотки…
  Получится ли этот фильм? Вопрос выглядит непростым, особенно, когда кто-нибудь продолжает смеяться в глаза, возникает непредвиденная ситуация, или же всё останавливается из-за плохой погоды. А какова Джулия! Одна лишь ее выдающаяся сексуальность держит террористов в напряжении. Они следуют за ней, пытаясь прикоснуться к кончикам пальцев ее перчатки или сдернуть с нее платье, а она показывает им свою грудь. "Благодать!" - восхищаются они.   

  Сегодня у нас завершается съемка лунных камней. Мы в Смитсонианском космическом музее, где они выставлены. Лунные камни. Величайшее из того, что нам удается повидать за всю нашу жизнь! Красные, зеленые, синие, желтые, черные и белые. Они переливаются, искрятся, сверкают и звучат, производят грохот, раскаты грома, взрывы, столкновения и брызги. Они на подушках из чистейшего хлопка, и тот, кто касается этих подушек, может отбросить костыли и парить по воздуху. Четверо больных подагрой и одиннадцать страдающих от гиперболической параболаидальности излечены прямо у нас на глазах. Воздух переполнен повисшими в нем костылями. Лунные камни отражают тебя с фатальной неотразимостью, но в то же время не позволяют к себе приблизиться. Представ перед лунными камнями, оказывается возможным увидеть будущее и прошлое во всем цвете, и при очень большом желании, даже повлиять на развитие событий. Лунные камни излучают еле заметный гул, от которого начинают вибрировать зубы, очищаясь от желтого налета, а бриллиантовый блеск освобождает каждого из нас от всех грехов. Они насвистывают "Финляндию", Жана Сибелиуса, читают "Исповедь Святого Августина" И.Ф. Стоуна, во всей красе наполняя слова смыслом и вознаграждая тебя эмоциями обольщения, что превосходит все ожидания. Красноречие лунных камней можно бы сравнить со словами членов Верховного Суда, произносимыми в изолированном помещении, или с историческим описанием военных действий. Их словарный запас намного более полный, чем в представленной нам копии "Словаря Английского Языка" издательства "Рандом Хаос", отмеченной самим Джефери Чейчером, и превосходит реплики в фильмах, где президент отказывается публично объявить дальнейшие действия, способствующие дальнейшей самозащите людей от неизбежных ужасов, хотя наверняка у него уже есть план действий, а в руках готовый, собственноручно написанный секретный меморандум. Каждый из этих камней лучше чашки хорошего кофе, или урны, украшенной изображениями событий похода короля варваров Филимона, или "***льги", исполняемой самим Монго Сантамария, не говоря о монологе Святого Иоанна-Крестителя или зрелищах, производимых Мекльмотом-Скитальцем. Лунные камни превосходят все наши ожидания. Это незримый динамит, взрывающий сознание бытия, и возносящий нас на высшую ступень пьедестала.
  Когда мы закончили съемки, из наших глаз брызнули кровавые слезы.

А что, если фильм не удастся? И если не удастся, сумею ли я это осознать?

  В ванне вниз лицом плавает кукла. Она напоминает утопленника... первые кадры фильма, "холодное" вступление, но с тончайшим намеком на счастливое детство и удовольствие, доставляемое нам водой. Затем, кредиты, взятые для закупки говядины. Музыка, исполняемая на японском самисене, продолжительная речь главаря террористов, превозносящая культуру террора и целесообразность разграбления Рима в 455 году нашей эры. И, наконец, сцена разговора по телефону: из диалога становится ясно, что все участники в сговоре, включая хозяина. Во главе угла, безусловно, мягкая подача. На протяжении часов во время съемки ребенок ведет себя хорошо. Колонна марширующих лейтенантов. Твердый шаг и мягкая отмашка.  Улыбающаяся массовка. Один из террористов стоит у окна, в котором вдруг возникают огромные трещины. Осколки стекла со звоном падают на пол. Я все время за ним наблюдаю… но он ничего не предпринимает.

  Мне бы хотелось, чтобы весь этот материал уже был отснят, но у нас что-то не клеится.
  Эфиопия. Дикий осел в опасности… это ничего нам не дает, как и поддерживаемая обществом элитарная интеллектуальность, столь важная для нас деталь. Также нам нечего взять от освещенного шара, как и от национальной информационной сети. Совершенно ни к чему оказываются проблемы вошедшей в застой экономики, или кажущиеся прежде интересными аспекты погрузившегося в ночной сон мозга.
  Как бы я хотел, чтобы весь этот материал попал на экран, но пока растрачено лишь много времени и сил. А еще остается возросшая сопротивляемость производимым в мире антибиотикам, и утилизация жидкого метала из реактора на быстрых нейтронах, как причина утечки элементарных частиц, таких как квакеры, слепящий цвет… Но наш фильм – это не с миру по нитке, что на самом деле важно.
  Достаточно ли в фильме секса? Не знаю.
  Вспоминаю краткую беседу с Джулией о революционной практике.
  - Но думаю, - говорю я. - Когда наступила сексуальная революция, то каждый начал спать с кем попало, конечно, при условии, что оба достигли совершеннолетия.
  - В теории, - говорит Джулия. - В теории. Но спать с кем попало – это многое меняет также и в политическом мировоззрении. Можно, не подозревая ничего, оказаться, например, в постели с бушующей акулой империализма.
  Я думаю, кого это заботит – утешение какой-то идеологической рыбины, как и что она ест, и плотно ли укутывается в одеяло, когда видит свои империалистические сны?

  Время поджимает. Где же Езра? Он собирался доставить для съемок дополнительное освещение. "Полет в Америку" требует от нас много света. Террористы обнаружены, они в панике и не знают, куда деться от наших служб безопасности… Повсюду пустые бутылки из-под сливовицы, что уже порядком надоело. В кухонной печке тлеют угли. По сигналу помощника режиссёра обтекаемые, хорошо ухоженные трейлеры, качаясь, выезжают на скоростное шоссе. Ублажение кинозрителя "хорошим оформлением" или "мягкостью" - наша секретная задача. Оплата кратковременной ренты стульев продляется и, в конце концов, отменяется. Для среднестатистического зрителя просмотр этого фильма становится чем-то вроде принятия душа. "Банная процедура" с актерами превращается в банальность. Вандализм и террор – вот два наших великих принципа, но у нас имеется и кое-что другое, чтобы при необходимости сделать шаг назад, если возникнет сбой. "Могу взять это на себя", - говорит Марк, и приступает к делу. А мы скептически за ним наблюдаем.
  Кто так поступил с куклой? Какое варварство! Мы настаиваем на нашем заявлении, принимая в ответ лишь вежливость полиции Тель-Авива. Они говорят, что с таким еще не сталкивались. Три влажных полотенца остаются единственным доказательством преступления, не считая маленьких кусочков бумаги, найденных в полой голове куклы. На каждом из них написано:
 "Джулия"
 "Джулия"
 "Джулия"
 "Джулия"
  Почерк не определён. И вот земля развергается, поглощая наше пространство. Никому не удастся привлечь террористов к ответственности. И еще…

  И вот мы снимаем "Полет в Америку".
  Сто двенадцать пилотов сверяют часы.
  Эзры нигде не видно. Хватит ли нам света?
  Если все пилоты в один момент развернут свои машины обратно…
  "Полет в Америку".
  (Но помню ли я?)
  "Где дирижабль?" - кричит Марчелло. - "Я не могу найти…"
  С небес спускаются веревки.
  У меня сорок семь камер, внешние установлены прямо посреди Доверских Болот.
  Атлантический океан спокоен у одного берега и штормит у другого.
  Строительная территория протяженностью четыре мили служит нам съемочной площадкой.
  Каждая деталь согласована со службами спасательной морской авиации всех стран.
  "Наша победа летит к нам на крыльях ВВС!" Похоже, откуда-то мне знаком этот лозунг…
  Судно на воздушной подушке движется в сторону Америки, катера на подводных крыльях стремятся туда-же. "F-111"… Чайный клипер…
  Морская авиация, бомбардировщики, "летающие крылья" приближаются к берегам Америки.
  Снимаем пилота по имени Том: он открывает дверь кабины и обращается к пассажирам: "Америка пока что в двух тысячах милях от нас"… и пассажиры самолета тут же, будто по команде, улыбаются.
  Шарики летят в Америку (они раскрашены в красно-белую полоску). "Тушки", "Илы" и "Фокеры" летят в Америку. Работа над собой – важный аспект, раскрываемый в нашем фильме. "Нигде самообразование так не доступно, как в Америке", - говорит один из прохожих.
  Джулия наблюдает за висящими в воздухе тучами самолетов…
  Планеры парят к американским берегам. И вот подлетает созданный кем-то огромный бумажный летательный аппарат, длинною семьдесят два фута. Всё идет лучше, чем мы вправе ожидать. И вот великая мечта становится явью – неотъемлемая часть "Полета в Америку".
  Богатые летят в Америку, бедные, и те у кого умеренное финансовое состояние. Один из летательных аппаратов приводится в движение двенадцатью резиновыми лентами, каждая из которых толще человеческой ноги. Справится ли он с турбулентностью над Гренландией?
  Непрерывный поток мыслей о предстоящей жизни в Новом Свете. Оправдаются ли надежды летящих туда людей?
  И вот он Эзра! Он занимается светом, который необходим нам для этой части картины – большой, похожий на гигантскую чашу прожектор, одолженный для нас у морских подразделений. Теперь нет сомнений – наш фильм удастся и в конце концов будет завершен. Самолеты подсвечены, ребенок спасен, Джулия удачно выходит замуж, и свет мощного морского прожектора светит в глаза террористам, останавливая их на месте. Здорово!
  И еще одна деталь: кое-что не может отразиться в нашем фильме. Об этом я просто забыл – созерцание серии побед, ставших составляющей всей моей жизни.