Глава 8. Под крылом Гидры

Сёстры Макграт находились в комнате средней – Блодэйдд. Сама она, в простеньком платье, босая и с распущенными волосами, бегала по комнате старательно что-то выискивая. Старшая сестра восседала на табурете рядом с трюмо и с надменным видом пила чай. Пенарддан же занималась весьма странным делом – она крутила в руках футляр от фотоаппарата, который принадлежал Мейв. Дыра, которую проделал эльф подверглась тщательному осмотру. Обнаружив что-то, ши ухватилась за это что-то пинцетом, аккуратно поддела. Крохотный волосок, переливающийся на свету как радуга, девушка положила на бумажку, где уже лежало несколько похожих волосков. Ещё раз осмотрев футляр, Пенарддан завернула найденные волоски. Средняя Макграт как раз закончила свои поиски, положив на стол несколько книг, карту и жестяную коробку для рукоделия.
- Она меня раздражает, - наконец сказала Ригру, и поджала губы, - Кем она себя возомнила, эта не помнящая предков?
Девушки предпочли промолчать, старательно пряча глаза от разгневанной старшей сестры.
- Допустим, она смогла уговорить нашего отца. Конечно, у нас это не получилось. Но мы действовали более тактично, чем эта белобрысая, - продолжила изливать свой гнев она. – И если бы мы продолжили, то сами бы смогли уговорить его.
- Но у неё всё же это получилось, - робко сказала Блодэйдд, разворачивая на столе карту. – И это немного нетактично. Она нам помогает…
Она умолкла, когда старшая поднялась с табурета, и одёрнула платье. Характером Ригру пошла в отца, и даже превзошла того. Спор с ней всегда оканчивался тем, что собеседник сдавался через пять минут, не в силах переубедить её. Хотя она, когда была неправа, признавала чужую правоту, но делала это так, словно оказывала оппоненту огромную услугу, которой тот не заслуживал. Она не была эгоисткой – это чувство ши не было известно. Просто она считала, что любому нужны твёрдые убеждения, с которыми он пройдёт по жизни, твёрдо стоя на ногах. Ригру из своих убеждений сделала дредноут.
- Возможно. Но, тем не менее, я собираюсь ей показать, что мы не беспомощны.
- Ты сейчас говоришь как обиженный ребёнок, - заметила Пенарддан, и тут же уставилась на пол.
- Ребёнок? – тон её голоса стал холоден, и сёстры поёжились. – А что мне ещё остаётся делать? Конечно её помощь можно назвать проявлением дружбы с её стороны, Пенарддан.
- Вообще-то она ищет Госпожу.
Старшая ши только отмахнулась, сказав, что это только предлог. Сёстры снова обменялись непонимающими взглядами. Ригру же, с торжественным видом, сказала, что её журналистское чутьё подсказывает ей, что главной причиной является желание Мейв вспомнить свой род. Именно поэтому Мейв пытается войти в их круг. В ответ Блодэйдд и Пенарддан , после недолгого обдумывания предположения старшей сестры, пришли к выводу, что она права.
- Итак, начинаем, - повелительно произнесла она. – Блодэйдд, всё готово?
- Да, - та высыпала на карту кучу маленьких округлых камушков, покрытых резьбой.
Сориентировав карту по сторонам света, девушка принялась расставлять их по кругу на карте. Пенарддан протянула ей сложенную бумажку, в которой были волосы пропавшего альва. Блодэйдд начала бормотать себе под нос и делать пассы руками. Сёстры отступили на несколько шагов, чтобы не мешать ей.
- А когда мы его найдём, - прошептала средняя Макграт на ухо сестре, - Мы скажем Мейв, где его искать?
Ригру только ухмыльнулась в ответ, и сестра поняла всё без слов. Она знала, что будет, если старшая так улыбается. Средняя сестра нараспев произносила слова заклинания, но не слишком громко, чтобы их мать не решила проверить, чем занимаются её дочери. Блодэйдд откинулась на спинку стула, и запрокинула голову, входя в транс. Сёстры затаили дыхание, напряженно следя за ней. Рука вошедшей в транс ши резко и неожиданно дёрнулась вверх, отчего наблюдавшие за ней вздрогнули. Следом рука, как если бы у неё появился собственный разум, принялась шарить по столу, пока не нащупала карандаш. Схватив тот и снова дёрнувшись, она принялась мелькать над картой, вычерчивая линии и кривые. Так продолжалась не более минуты, пока рука, безвольно повиснув, не выронила карандаш.
Сёстры ещё несколько секунд стояли в полном молчании, глядя на бледную руку Блодэйдд и рукав её платья, перепачканный в грифеле. Когда их сестра пошевелилась, и устало заохала, старшая и младшая Макграт облегчённо вздохнули.
- Ну вот, - средняя сестра поднялась из-за стола, и была подхвачена Ригру, иначе бы упала.  – Теперь нам осталось. Осталось… Только… О Нуаду Серебрянорукий…
Они все втроём глядели на исчерченную карту, где линии и кривые создавали сложный и непонятный узор вокруг маленького, не зарисованного участка. Что это было за здание, ши прекрасно знали, и от этого знания им было жутко.
- Ну что ж, - первой взяла себя в руки Ригру, - Я давно планировала написать статью про это место.
- Ты же редактор, - отозвалась Блодэйдд.
- Но сначала я начинала как журналист. А это место – просто создано для газетной статьи.
- Лунатики, опыты и жуткие врачи были при Майере. Сейчас там такого нет… Наверное.
- Лучше обо всём рассказать Мейв, - высказалась младшая Макграт.
- Нет! - оборвали её сёстры, и младшая потупила взгляд.
Затем они снова уставились на карту.
***
Мейв обмакнула перо в чернильницу, глядя в окно. Мысли были, но она не знала как облечь эти образы в слова.
С утра погода была довольно приемлемой для конца сентября и она планировала погулять по городу, возможно даже пойти в кафе «Rote Katze», в подвале которого устроили синематограф. А под вечер она планировала пофлиртовать с каким-нибудь армейским офицером и затащить к себе в постель. Но вскоре погода испортилась и начал лить очень мерзкий дождь, который не намеревался прекращаться в ближайшее время. Коллинз точно бы не знала чем заняться, если бы взгляд её не упал на лежавший на комоде дневник капитана Нейде. Это был вполне приемлемое времяпрепровождение, тем более сегодня она решила не думать о докторской, над которой корпела каждый вечер, когда возвращалась из госпиталя.
Ещё некоторое время просидев, таращась в окно, Мейв снова макнула перо в чернильницу. Капитан описал множество фольклорных чудовищ и тварей в своём дневнике. Поэтому она решила,  что от основной тематики лучше не отклоняться. Да и описать свою встречу с тем существом с Кручённого Холма она бы не смогла. Единственное на чтобы её хватило это кучка разрозненных эпитетов вроде «невообразимый», «хтонический», «кошмарнейший». Мейв пролистала дневник старого туата, пробегая по написанному.  Нейде потрудился на славу, внося в свою рукопись многих существ. Хотя туат, уже начавшая кое-как разбираться в верованиях своих предков, отметила, что капитан упустил из внимания мерроу, пуку и ещё не сколько не очень лицеприятных существ. Её дальнейшие попытки измыслить что-либо достойное для записи в дневник прервал стук в дверь. Не успела Мейв сказать, чтобы гость вошёл, дверь распахнулась и в комнату ворвалась Пенарддан. С плаща капала вода, а она тщетно пыталась закрыть зонт. Туат долго разглядывала промокшую подругу с которой на пол стекала вода, пока та боролась с непослушным зонтом. Наконец он был закрыт, когда на полу появилась лужа.
- Мейв, мы нашли твоего эльфа!
- Правда? -она отложила ручку и повернулась к гостье. - Он с тобой?
- Нет. Мы... Ну... Мы нашли где он сейчас.
- И?
- Он в Крематориуме.
Воцарилось молчание в течении которого лужа под Макграт продолжала шириться, а Коллинз непонимающе таращилась на неё.
- Он в Крематориуме! - гостья пыталась донести до туат нечто такое, что ускользало от понимания той.
- И?
- В Крематориуме!
- Так, спокойно. Судя по твоему тону этот Крематориум - «шоггот на крыше»? Что это вообще такое?
- Ты не знаешь? - изумилась Пенарддан.
- А я обязана?
- Ох. Извини. Видимо тебе никто не рассказывал.
- Я слышала о нём, о Крематориуме. Судя по всему это обиталище чокнутого типа Майера.
- Не совсем. Мы называем Крематориумом лечебницу «Крылья Гидры».
Тут Мейв с интересом воззрилась на Пенарддан, а та принялась рассказывать о плане своей сестры и о психиатрической лечебнице. Туат молча выслушала подругу и погрузилась в раздумья. Вода с плаща продолжала капать, а ши ожидала, что скажет Коллинз.
- Значит она хочет вытащить Хради из того дурдома. Замечательно.
Мейв поднялась из-за стола, а ши отступила на несколько шагов к двери — выражение лица у туат стало таким же как у Ригру, когда она говорила, что найдёт альва. Пенарддан это не понравилось, она ощутила себя между двумя несущимися навстречу друг другу паровозами.
- Я буду первой, - тем же тоном, что и Ригру сказала туат.
- Ох.
***
Дверцы шкафа скрипнули, и Хради закрыл глаза рукой от света, ворвавшегося внутрь, который смял, отбросил и развеял темноту. Глаза альва после долгого пребывания в темноте слезились, словно он таращился на солнце. Некоторое время перед глазами у него плясали пятна, которые пульсировали всеми возможными цветами, а когда это светопреставление закончилось, альтв увидел улыбающееся лицо Зелвьера. В этот момент он пожелал, чтобы пятна снова вернулись.
- Итак, - учёный вытащил клетку с эльфом и оглянулся на дверь. - Сегодня вечером мы продолжим наш эксперимент. Ты готов, мой лучший испытуемый?
Альв сразу понял, что они находятся не дома у Иоахима, а в его рабочем кабинете. Основной подсказкой были банки со всякими патологиями и всё тот же фарфоровый бюст, а со стола ухмылялся череп.
- Я буду кричать! - предупредил Хради отступая к стенке, прочь он психиатра, не столько по причине страха, сколько от запаха ужасного одеколона.
- А ты думаешь тебя кто-то услышит? Кто из них, - с пренебрежительностью сказал Зелвьер, - Верит в маленький народец? А? Послушай, ты ведь можешь послужить науке. Я не говорю, что ты должен принести себя в жертву на благо науки. От тебя нужно всего лишь оказать мне маленькую услугу.
- Ты в меня снова будешь тыкать шприцом?! Чтобы я потом не помнил, что ты там со мной делал?!
- Так ты хочешь знать, - психиатр снова оглянулся через плечо, - Что с тобой происходило там?
- Лучше подумай, что будет с тобой, когда узнают чем ты занимаешься. Как будто я тупой и не понимаю, что дело не во мне и не в процедуре.
Альв замолчал, желая выдержать эффектную паузу. Ночью у него было время хорошенько всё обдумать. То, что Зелвьер прятал старый ключ, то заброшенное помещение, атмосфера в котором была очень зловещей и словно обладала сознанием и постоянные оглядки учёного на дверь.
- То место. Туда же запрещено приходить, - тихо и медленно проговорил Хради. - И не только тебе. Оно под запретом для всех. И лучше бы про это место забыли все.
Иоахима передёрнуло, как если бы к его шеи, сзади прикоснулось нечто холодное и скользкое. Он ничего не ответил, сунув клетку с альвом обратно в шкаф и заперев дверцы. Некоторое время Зелвьер стоял не двигаясь, раздумывая о чём-то. Потом мотнул головой и вернулся за письменный стол, протёр очки и, переложив с места на место череп, достал из стола валик и вставил его в фонограф.
Хради услышал свой собственный голос, пусть далёкий и глухой, но это был его голос. Эльф покрылся мурашками, поняв про что он говорил находясь в наркотическом опьянении. Он не верил в услышанное, он пытался уверить себя, что это не взаправду, что это не его голос. Но ощущение того, что во время эксперимента нечто чуждое говорило через него, глядело через него, слышало не желало покидать альва. Он был уверен, что в него ничто не вселялось. Скорее Хради был своего рода дверью, предметом, через который оно общалось с Зелвьером. Обхватив уши ручками эльф упал на пол, но в голове, пусть и глухо, раздавался его собственный голос. И он воскресил в памяти альва видения мест, которые он никогда не посещал прежде. Это были сады по красоте с которыми ничто не могло поспорить. Среди растений и цветов, запахом и видом своим отличающиеся от всего, что он видел прежде, где у кристально чистых ручьёв паслись олени, а на озёрах, прозрачных, что можно было увидеть плавающих там поразительных в своей красоте рыб, расхаживали необычайные длинноногие птицы. И, возвышаясь над садами, ввысь неба вознеслись причудливые башни, которые своей архитектурой и высотой могли поразить любого, венчали бирюзовые купола золотые шпили, блестевшие на солнце и от этого сами напоминавшие чистый солнечный свет.
Хради открыл глаза. Голос исчез, снаружи не раздавалось не звука. Эльф лежал на полу клетки пытаясь понять, что это были за ведения и не навеяны ли они были тем, чем его пичкал Зелвьер. Но это предположение было задвинуто в тень, когда в голове у альва появилась одна мысль от которой ему стало страшно. «Ты же читал его книги, этого психиатра. Ты же помнишь про его «глубинную психологию». Да, всё что ты видел произошло не с тобой. Но оно реально. Всё реально.» - насмехался над Хради внутренний голос. Эльф свернулся в комочек, закрыв голову руками. Он родился, хотя это слово не совсем приемлемо к маленькому народцу, тут, в Эренее. Архвальдские леса были ему домом и другие зелёные массивы он, если и видел, то только на фотографиях. Он до последнего не хотел в это верить. Он не знал и хотел никогда не знать, что это были за фантастические сады. Но он возвращался к тем видениям, пытаясь понять откуда они пришли. Им овладевало, каждый раз, когда у нему возвращались образы чудных растений, необъяснимое чувство двойственности. Словно он пребывал сразу в двух местах одновременно. Здесь - в тёмном шкафу, запертый в клетке и там — в необычайном месте, под ярким солнцем в благоуханном саду.
- Йин, - произнёс эльф, сам не понимая, что значит это слово.
***
Майер. Доктор Юрген Майер. До этого Коллинз слышала об этом учёном. И хотя у неё на родине труды детей Миля не зависимо от их значимости не распространялись и в некоторых случаях подвергались необоснованной критике, туат имела возможность ознакомиться со статьями доктора Майера. Причём эти статьи были даны в виде выдержек, в статье их учёного, которой критиковал работы этого «профана от психиатрии». Мейв сама мало понимала в тех штуках, которые происходят в головах, а подробно ознакомиться с трудами этого учёного она не смогла, так как его книги были занесены в список запрещённых. Так что все знания о работах Юргена Майера, неофициально названного отцом физиологической психологии, сводились только к той статье в медицинском журнале.
Когда Мейв отправлялась в Трундхейм она даже не думала, что может встретиться с Майером. Тем более никакого восторга или благоговения перед образом этого учёного она не испытывала. Просто врач, копается в мозгах пинцетом. Ничего интересного. И с таким настоем девушка в данный момент стояла под проливным дождём перед двухэтажным зданием из красного кирпича. Оно было достаточно старым и кирпич был источен дождями, как дерево точильщиками. В одном месте по стене змеилась трещина, на которую были наложены, как швы на рану, скобы, успевшие покрыться ржавчиной. Окна были зарешечены и решётки так же были ржавыми. В целом здание смотрелось как готовое развалиться, несмотря на все крепежи, бетонный пояс вокруг здания и прочие ухищрения, призванные продлить срок службы постройки.
- Жилище настоящего безумного учёного, - прокомментировала Коллинз облик дома. - И тут прозябает основатель физиологической психологии. Ну во всяком случае создатель таковой у детей Миля.
Дверь сама по себе была тяжёлой, а ещё была на пружине, как что Мейв пришлось сложить зонт и приложить достаточно сил, чтобы открыть её. Маленькая комнатка - голые бетонные стены, грязный бетонный пол - из которой вела железная дверь, если туат не ошибалась, была чем-то вроде прихожей. Тут была подставка для зонтов и вешалка. Но девушка не решилась оставлять здесь свои вещи из-за того, что помещение было слишком грязным и неуютным.
Потянув за ручку второй двери, на что та отозвалась пронзительным скрипом, Коллинз оказалась в в полутёмном коридоре. Источником света был только дверной проём впереди и девушка, стараясь на споткнуться о всякий хлам, которым был уставлен коридор осторожно двинулась вперёд. Большинство из этого мусора были некими устройствами, о назначении которых девушка не могла ничего сказать. Но по количеству клемм, стрелок, циферблатов со стрелками и без оных, перегоревших ламп можно было утверждать что тут занимаются экспериментами с электричеством. Кроме прочего хлама был велосипед с гнутыми колёсами и даже нечто похожее на заводской трансформатор. Туат осторожно переступила через толстый пучок кабелей, которые шли из люка над её головой откуда раздавалось ритмичное гудение и тянулся по коридору до того самого дверного проёма. Мейв старалась не шуметь, сама не понимая почему. Машинально нащупав кобуру, она её расстегнула. Перед дверным проёмом она остановилась, прислушиваясь и ожидая услышать вопли, но кроме всё того же гудения и добавившегося с нему жужжания, ничего не было слышно. Туат аккуратно заглянула в комнату и ничего ужасного не увидела. Кроме стола, на котором лежал труп.
Комната определённо была переделана под операционную, если судить по кафельным стенам и полу, покрашенному в красный цвет. Здесь так же были странные приборы, но в отличие от тех в коридоре эти были исправны. И тут так же были мотки кабелей, некоторые из которых свешивались с потолка на крюках и опутывали всю комнату как паутина. В потолке был люк, закрытый железной заслонкой, к которому вела приставная лестница, а так же в комнате была облупившаяся деревянная дверь. Раскрыв зонт и поставив его на пол, Коллинз извлекла из кобуры револьвер. Она взвела курок и медленно, стараясь шуметь как можно тише, подошла к трупу на операционном столе. Судя по его неопрятному виду, который ни один покойник не мог достичь за счёт разложения, прежде он был бродягой или кем-то похожим. Правда его бороду кто-то не особенно аккуратно остриг, а так же побрил на лысо. Цепким взглядом профессионала Мейв оглядела швы на трупе, отметив, что накладывавший стежки достиг в этом деле большого профессионализма. Но больше чем швы туат заинтересовал кабель, спускавшийся из связки себе подобных с потолка. Его необычность заключалась в том, что он заканчивался штекером, который входил в лоб трупа над левым глазом, а множество швов явственно давали понять, что над кадавром проделали трепанацию. Девушка из любопытства потянула штекер. Тот с щелчком вышел из гнезда, доктор Коллинз внимательно оглядела три длинных клеммы, потом разъёмы под них. Вернув штекер на положенное место, она обошла кадавра и принялась осматривать стол с громоздким старомодным фонографом. Свободная часть стола была завалена книгами и бумагами. Кроме того же гудения, перемежаемого потрескиванием и жужжанием никаких других звуков не было, но туат оставалась на чеку и не убрала оружие обратно в кобуру.
Из разрозненных записей и зарисовок, которые касались именно физиологии, девушка смогла кое-что понять. Как настоящий натурфилософ, к которым туат себя причисляла, она знала о старых, сделанных почти девяносто лет назад опытах по возбуждению мышечного движения у мертвецов. Судя же по рукописям Майер, если это действительно так, пошёл дальше тех глупых опытов. И если Коллинз правильно поняла, то все опыты доктора Майера были невозможны без некого Рюфенахта Арбаца. А точнее без его передовых изысканий. Но кроме этих мимолётных упоминаний Арбаца, упоминались некие ОНИ, которые заставили доктора заниматься этим делом.
Отложив листы, исчёрканные неровным почерком бывшего главы психиатрической лечебницы, туат оглянулась на труп. В его позе ничего не изменилось, даже простыня, которой он был укрыт до живота, лежала точно так же. Внимательно оглядевшись в поисках того, что может заставить кадавра двигаться, взгляд Коллинз остановился на щитке на стене слева от неё. Электрический щиток с массивной рукояткой словно бы манил к себе, и у девушки появилось необъяснимое желание дёрнуть за рукоятку. По всей видимости, этого хотел натурфилософ в её голове. Но прежде она обшарила ящики письменного стола, найдя в верхнем, под мятыми исписанными бумагами, револьвер, разрядила его. После переставила иголку в начало валика и повернула тумблер включения на фонографе.
- …им себе мозг человека. Живой человеческий мозг, - голос Майера был усталым, но говорил он внятно и разборчиво. - Как это овальное тело, похожее на плотное желеобразное вещество, может продуцировать мысли и чувства? Как мозг может направлять руку мастера и создавать шедевры? Что связывает процессы в нём с культурой, религией, искусством, добром и злом? Как мозг, эта студенистая масса, накапливает знания и идеи, чтобы затем заставить тело совершать движения от самых простых, вроде поднятия камня, до движений скрипача?
Мейв присела на стул, внимательно слушая голос Майера. Некоторое время царило молчание, затем голос на записи вздохнул и продолжил.
- Я не рассматриваю теории Башича.  Но я уверен, что его талантливый и прозорливый ум подарил нам действительно стоящие теории. И в своей... В своей работе я подхожу к решению другой проблемы. Мои многочисленные клинические исследования и попытки, пока я занимал место главврача в «Крыльях Гидры», а так же мировой опыт, позволяют мне утверждать, что между мозгом и психикой существует прямая умосложенная связь.
Голос Майера стал более взволнованным, хотя усталость никуда не делась.
- При воздействии на мозг я могу изменить и... И даже уничтожить дух человеческий. Могу стереть личность, превратив в послушное орудие. Как они и желают... Я перепробовал множество способов. Химические препараты, вживление электродов, лоботомия. Но поодиночке эти способы оказывали не тот эффект... Это было трудно. Найти ту точку равновесия в комплексе этих манипуляций, чтобы добиться результата удовлетворительного для них. И всё  неопровержимо доказывает мою теорию о непосредственном подчинении психики внешним физико-химическим воздействиям. И я могу с уверенностью утверждать, что психологическое состояние человека напрямую зависит от наличия, либо отсутствия того или иного вещества в мозге... Я могу... Сделать это. Даже несмотря на утверждения моего друга Иоахима, о том, что разум человеческий это нечто невообразимое. Хотя может он и прав. Я же вытравляю это чудо, создавая машины из плоти...
За спиной Мейв раздался звук взводимого курка. Она медленно обернулась.
- Положите револьвер на стол и отойдите, - приказал ей мужчина в белом халате.
Он был красив, во всяком случае, по мнению девушки, он был таковым. Не сутулился и не истерично хихикал. И очков с жуткими линзами не было. Майер был подтянутый, с гордой осанкой и пронзительным взглядом. Его лицо не портила даже недельная щетина, придавая ему шарм гордого вольного, который грабит богатых и пропивает всё награбленное в компании бедных.
- Положите оружие, - повторил учёный.
Внешне он был спокоен, но голос выдавал его взволнованность. Медленно и аккуратно, желая подыграть доктору, туат положила своё оружие на стол.
- Отлично, а теперь скажите кто вас послал?
Девушка молча встала и шагнула к Майеру, тот отступил на шаг.
- Не думайте, что я не выстрелю.
- Даже не сомневаюсь, что вы можете, - спокойно произнесла она, указав на заштопанную рану на груди мертвеца. - Аккуратный выстрел и аккуратный стежок. Прямо в сердце.
- Я облегчил его страдания, - спокойно ответил Майер. - Он был смертельно болен. Я помог ему.
 - Не сомневаюсь.
Мейв, прежде чем Юрген успел отреагировать, схватила со стола перчатки, какие используют прозекторы и натянула их. А после приподняла трупу верхнюю губу, обнажив те гнилые пеньки, что когда-то назывались зубами.
- А это что? - с наигранным удивлением спросила туат, - Что это такое у него застряло между этих штук? А, это же зубы! Так что же это у него тут? По-моему рвота. Мне кажется, что бедняге пытались дать мышьяк в чисто лечебных целях, но слегка перепутали с дозировкой.
Майер хотел что-то сказать и напомнить, что револьвер тут у него, но туат не дала ему и слова сказать, как засунула трупу руку в рот. Недолго там покопавшись, она вытащила руку, пальцы которой были перепачканы рвотой.
- Если это не паралитическое отравление мышьяком, то я съем свои дипломы. Как это банально, господин Майер. Мышьяк. Он хотя бы вас не заблевал?
И туат, и человек прекрасно понимали, что убийство бродяги не является преступлением. На одного бездомного больше, на одного меньше — город даже и не заметит. Но вот сам факт экспериментов над трупами мог быть незаконным. Тем более про Майера ходили упорные слухи о том, что он из клуба Сепаратистов. А эксперименты по стимуляции мёртвого мозга электричеством, какие бы благовидные причины у этого не были, могли послужить причиной для судебного разбирательства.
- Всё. Достаточно, - взволнованный тон в голосе доктора уступил место тону угрожающему. - Немедленно покиньте мой дом. Эй, что вы делаете?!
Мейв спокойно прошла к раковине где, стянув перчатки, принялась мыть руки, хотя хозяин всё ещё держал её на прицеле.
- Мне всё равно, чем вы тут заняты. Я здесь по делу.
- Да кто вы, демоны вас возьми, такая?
- Мейв Уа Коллинз, - она вернулась к столу и убрала револьвер в кобуру. - Туат. Врач. Я работаю в госпитале Альберта-Себастьяна.
И тут она поняла, что про госпиталь говорить не следовало. Майера передернуло, он скривился в гримасе злобы. А затем принялся орать на гостью и приказал ей выметаться. Он обвинил её в том, что она шпионит для ублюдка Штольца. И что разговаривать с ней он не намерен, а ещё приказал ей передать  Штольцу, чтобы тот сунул голову себе в задницу. Не успела она и слова сказать в ответ, как доктор, подталкивая с спину револьвером, вывел её по коридору и вытолкал на улицу.
- Хватит в меня тыкать этой железкой! В нём всё равно нет патронов!
Майер открыл барабан, возмущённо уставился на пустые патронники, потом бросил ненавистный взгляд на Мейв. И захлопнул дверь.
- Leathcheann fuilteacha! - от возмущения туат не знала, чтобы ещё сказать, тем более она оставила у Майера зонт и револьвер. - Оружие верни!
Она, в злобном негодовании полезла в карман за сигаретами, в то же самое время, пытаясь укрыться от дождя под узким козырьком. Дверь противно скрипнула и Мейв обернулась, желая высказать всё, что думает про этого сына Миля. Доктор молча сунул ей зонт и револьвер, а затем хлопнул дверью, прежде чем туат успела выместить на нём свою злобу. Девушка со всей силы пнула дверь, а следом плюнула на неё.
- Тоже мне учёный! Правильно про тебя писали, что ты дилетант! Проклятый сын Миля, я проклинаю тебя и весь твой род!
***
Сестра милосердия за стойкой приёмной нервничала. И нервничала уже не меньше пяти минут. Причиной тому был оценивающий высокомерный взгляд стоявшей рядом Ригру. Позади неё крутился флегматичного вида фотограф в дождевике. Он крутил свою камеру, что-то настраивая и перепроверяя. Ши стояла не шевелясь, оперевшись на зонт, и оглядывала приёмную и находящихся в ней, словно делая им одолжение. С её пальто на мозаичный пол капала вода, но причитания уборщицы Ригру предпочла проигнорировать.
Наконец напряженную атмосферу если и не разрядил, то сделал менее плотной спустившийся по центральной лестнице глава лечебницы Густаво Карб. Он был упитанным мужчиной, средних лет с тоненькими усиками, которые вообще не шли его одутловатому лицу. И ко всему прочему  цветом лица он не походил на томат, и не было заметно, что он обильно потеет. Во всяком случае, в его толстых пальцах не было мятого платка. Поверх довольно модного костюма был накинут белый халат. И смотрелся он гораздо привлекательнее тех старомодных с высоким горлом и пуговицами с одной стороны.
Ригру доводилось видеть доктора Майера. Нередко угрюмого, в мятой одежде и с недельной щетиной. Он бродил по этажам как призрак, засунув руки в карманы и глядя на всех исподлобья тяжёлым и недружелюбным взглядом. Густаво внешне был гораздо приятнее, и его жизнерадостная улыбка заставила и Ригру  улыбнуться в ответ, когда он поклонился и поцеловал её руку. И это само по себе ввело девушку в некоторый ступор, но своей растерянности она не показала. Тут же она ещё пару очков засчитала на доктором Карбом.
- Довольно неожиданный визит, госпожа Макграт. Да еще и не кого-нибудь из вашей газеты, а именно ваш визит. Вы же, если я не ошибаюсь, главный редактор?
- Просто редактор, - отозвалась она, снимая пальто и передавая его и зонт санитару, и не отреагировав на лесть человека, – Дело в том, что одной из моих первых статей в «Нордясторф  цайтунг» была статья о «Крыльях Гидры». И я захотела написать о том, как изменилось всё в лечебнице при новом руководстве.
И это была правда. Макграт потребовалось всего пять минут на то, чтобы выпросить у главного редактора разрешение на статью о психиатрической лечебнице. Ей даже не потребовалось его упрашивать. Она просто зашла в его кабинет и сказала, что хочет написать о том каким Крематориум стал при докторе Густаво. Главный редактор, Освальд Крауф, человек довольно рассудительный и здравомыслящий, не стал отказывать своему лучшему редактору. И не стал интересоваться, зачем Ригру посещение лечебницы нужно на самом деле.
Главврач утвердительно закивал, сказав, что вспомнил ту статью, тогда ещё начинающей журналистки Макграт. Мягко и деликатно взяв её под руку, он направился, как сам сказал, показать как разительно изменилась лечебница с того времени. Карандаш в руке у ши так и мелькал, поспевая за речью доктора Густаво. Иногда они останавливались, и фотограф делал снимок.
- Как видите никаких больше казематных решёток и железных дверей. А сами палаты для особо буйных полностью обиты  войлоком.
Они остановились в коридоре перед одной из дверей, дежуривший там санитар открыл окошко в ближайшей двери. Ригру и Густаво осторожно заглянули внутрь. Пациент сидел к ним спиной и на нём была смирительная рубашка. Стены и в правду были обиты войлоком. И никаких бетонных стен и бурыми разводами и кусками мозгов на них.
- Мы следим, чтобы наши подопечные не причинили себе травм, - словно прочтя её мысли, пояснил главврач. - Пойдёмте далее, в общую игровую комнату.
- Куда? – она отвлеклась от записей.
В ответ главврач сказал, что она должна это просто увидеть. Ригру ещё добавила десяток очков на поле Карба. Она прекрасно помнила, во всех подробностях, интервью с Майером. Точнее его полное отсутствие. Тот только отмахнулся от неё как от чего-то назойливого и спихнул обязанность водить её по Крематориуму случайному санитару. Сам же Майер, ну он давно ушёл в минус по её мнению.
Большая комната с множеством столиков, которую ши с ходу сравнила со столовой на каком-нибудь заводе, на одном из тех, которые ей приходилось посещать исключительно по профессиональным потребностям, и была той самой игровой комнатой. За столиками группами и по одиночке сидели душевнобольные. И вид достаточно благодушный. Один водил угольком по бумаге, иногда прерываясь и таращился в окно. Старушка в кресле качалке вязала невероятно длинный шарф, свернувшийся гигантскими кольцами у её ног. Спицы ей, конечно же, не выдали, поэтому она управлялась обычным деревянным крючком. Те же пациенты, которые сидели группками, были заняты играми вроде лото или тех где требуется поле, игральные кости и фишки.
- Хм, - высказала своё мнение Ригру после того как внимательно осмотрела помещение. - Я так понимаю это часть терапии?
- Совершенно верно.
- А это, - ши указала на человека в углу, который строил из карт дом. - Это же Карл фон Фридрихгафен?
- Он самый, - вздохнул главврач. - Мы надеемся, что он вернётся к нам. Такой талантливый архитектор.
- Вернётся?
- Понимаете, госпожа Макграт, его состояние можно счесть очень тяжёлым случаем шизофрении. Психологическое утомление. Сами понимаете.
- А мне казалось, что тут замешана та тварь из пробуренного колодца.
Карб кашлянул и строго глянул на девушку. Его взгляд напоролся её на внимательный и колючий взгляд и потерпел сокрушительное поражение.
- Это всё слухи.
- Безусловно.
- Давайте я вас познакомлю с госпожой Бабербрауд, - главврач быстро сменил тему разговора и повёл ши к той старушке с вязанием.
Та оторвалась от своего занятия и радостно улыбнулась подошедшим к ней.
- Фридрих, - её голос не был дребезжащим и старческим, наоборот он был голосом женщины полной здоровья, полной физического здоровья, - Мой дорогой Фридрих, она ласково потрепала главврача по голове. Как хорошо, что мой сыночек решил меня навестить. Посмотри, что я тебе связала.
Она продемонстрировала шарф, которого хватило бы уже на то, чтобы полностью замотать Карба.
- А вам не кажется, что он слишком длинный? – всё в той же холодной манере поинтересовалась Ригру.
Госпожа Бабербрауд смерила её оценивающим взглядом, который не уступал взгляду самой Макграт. Та ощутила себя уязвлённой.
- Фридрих, кто эти люди?
- Они из газеты. Я пригласил их, чтобы они написали о шарфе, который ты вяжешь. Ну, когда ты его закончишь.
- Глупость какая, - отозвалась ши.
- Между прочим, юная леди, - тоном человека разговаривающего с полным кретином, сказала старушка, - Самый длинный шарф был связан в Шамони. И его длина  почти тридцать альнов.
 Фотограф присвистнул, получил за это выговор от старушки, и принялся расставлять треногу. Остальные пациенты заинтересовано наблюдали за происходящим. А Ригру, с совершено бесстрастным лицом, перевернула листок блокнота и принялась расспрашивать госпожу Бабербрауд о том, как ей пришла идея связать самый длинный шарф. И удивилась упорству старушки, так как она уже подходила к двадцать девяти альнам.
- А из какой вы газеты? – поинтересовался один из пациентов сидящих за настольной игрой с ближайшего столика.
- Нордясторф  Цайтунг, - не отрываясь от блокнота, бросила ши.
- У-у-у. А я думал вы из «Развлечений у домашнего очага».
- Они бездари и могут писать только о небесных знамениях, призраках в замках и двухголовых козах.
- А что плохого в двухголовых козах?
- И кроссворды у них слишком простые, - Ригру не знала, что ответить на последнюю фразу пациента.
***
- Мне нужен Иоахим!
- Простите?
Сестра милосердия ещё не отошла от встречи с Ригру, как появилась ещё одна ослоухая. Но в отличии от первой эта вела себя слишком эмоционально, размахивала зонтом и ещё у неё был револьвер.
– Я ищу Иоахима!
После того как Майер выгнал её. Девушку не оставляла мысль, что этот «друг Иоахим» мог работать в «Крыльях Гидры». И это точно был не какой-то там санитар.
- Иоахим, - Мейв глянула на двух угрюмых санитаров, которые направлялись к ней, - Знакомого доктора Майера.
Санитары остановились, а сестра милосердия испугано приложила палец к губам и умоляюще посмотрела на туат. Судя по всему имя бывшего главврача здесь под запретом. Мейв наклонилась и зашептала, косясь на санитаров, топтавшихся неподалёку.
- Послушайте, Штольц ищет в чём обвинить Иоахима. Я не знаю кто это. Юрген сказал мне только его имя. Он в последнее время сам не свой. Синяки под глазами и всклокоченная борода просто ужасны. Он стал пить. Гораздо больше чем прежде. А ещё он слишком часто достаёт из ящика свой проклятый револьвер.
Мейв сочиняла на ходу и похоже сестра милосердия – довольно юная и цветущая особа, которая точно не застала время, как тут руководил Майер, кивала, округлив глаза. Когда же Коллинз замолчала. Девушка быстро записала что-то на листочке, оглядываясь, и показала его гостье. Мейв кивнула, а затем сестра милосердия порвала листок на клочки и сунула с мусорное ведро, в котором уже и так лежали мятые бумажки. Туат поблагодарила её и пройдя мимо санитаров, которые заговорщицки ей подмигнули, начала свой подъём по лестнице.
Иоахим Зелвьер, никем не замеченный наблюдал с пролёта второго этажа за случившейся сценой и у него были свои мысли насчёт того кто такая Мейв и зачем она тут. Но тут ему в голову пришла весьма заманчивая и опасная идея. Перегнувшись через перила, он взглянул на Мейв, которая бодро поднималась наверх и хмыкнул. После заспешил в свой кабинет, где ему предстояло многое приготовить.
Коллинз не сомневалась, что если кто и мог похитить Хради, то это некто вроде Майера или его дружков. Но друг у Майера, если она не ошибалась в предположении, был один. И занимался Зелвьер некоей глубинной психологией. Эта наука была для Мейв ещё большей тайной, чем изыскания Майера в которых можно было хоть что-то понять. Теории Зелвьера же для туат были сплошной умозрительной метафизикой, которую девушка даже не взяла бы на борт корабля «Наука» ни при каких условиях.  А ещё ей не давала покоя мысль, что эльф мог приблизиться к разгадке тайны личности Госпожи, даже узнать кто она такая на самом деле и его могли просто устранить. Так что вся эта шайка – Макграт, Майер и Зелвьер - могли быть соучастниками. Пока она вертела эту мысль в голове дошла до кабинета, дверь которого была чуточку приоткрыта и внутри было темно.
- Как избито, - бросила Коллинз и пинком открыла дверь.
Дверь треснулась обо что-то, раздался сдавленный крик и на пол что-то упало. Туат зашла внутрь и включила свет. Бегло оглядела комнату. Старый шкаф с книгами, стол с фонографом, второй шкаф, одёжный, зашторенное окно, куча склянок с заспиртованными кусками мозгов, но эльфа нигде не было видно. Туат испытала облегчение, ведь могло случиться так, что давняя мечта хозяина «Эльфа в бутылке» могла осуществиться, и Хради мог уже плавать в одном из сосудов с формалином. На полу скорчившись лежал тощий человек, зажимая руками нос. Мейв наклонилась над ним, чтобы поинтересоваться не является ли он Иоахимом Зелвьером.
- Работаешь на Госпожу, да?
Человек распрямился и туат поняла, что тот закрывает нос марлевой повязкой. И прежде чем она успела схватиться за револьвер, Зелвьер выхватил из-под себя распылитель для анестезии и нажал на резиновую помпу. В лицо Коллинз ударило облако эфира. Она отшатнулась, но было слишком поздно — она вдохнула достаточно эфира. Попыталась устоять на ногах, задержать дыхание и достать оружие из кобуры. Второе облако эфира. Зонт выскользнул из потерявшей чувствительность руки и через мгновение туат повалилась на пол.
- Мда, - задумчиво поглядев на распылитель в руках, пробормотал учёный, - И как я тебя потащу?    
***
- Я вам безмерно благодарен, госпожа Макграт.
- Не стоит благодарности. Знаете, когда я только пришла в газету, то как раз занималась подобными новостями. Например писала о сельскохозяйственной ярмарке и «кайзер-томатах». Так что статья о самом длинном шарфе в мире обязательно появится, когда он будет закончен.
- Большое вам спасибо, - растроганный главврач приложил руки к груди, - И родственники от неё отказались. Даже её сын. Однажды она просто перестала их узнавать. Так печально. Печально.
- Да. И ваш подход к лечению по настоящему необычен. Никакого электрошока, обливания холодной водой. Ничего, что было при...
- Прошу не называть его в этих стенах.
- Понимаю, - Ригру закрыла блокнот и взглянула в доброжелательное и честное лицо Карба. - А как на счёт тех кто работал при нём? Такие ещё остались? Те кто поддерживал его?
- Хм, - во взгляде человека появилась тревога, - Конечно есть такие. А почему вам интересно?
- Пересмотрели они свои методы лечения, после того как вы заняли должность руководителя?
- Большинство, - сокрушённо вздохнул Густаво. - Некоторые продолжают считать лоботомию панацеей даже от обычного недержания.
- А вы можете назвать таких?
- Ну... Шрёдер, Ланг, Зелвьер.
- Это тот, который автор теории родовой памяти? Он сторонник всех тех пыток?
- Нет, что вы. Конечно нет. Просто он... Ну, неразборчив в методах.
- Действительно? - ши снова открыла блокнот и принялась записывать. - Было бы интересно узнать его мнение о лечебнице в нынешнем её состоянии. Он судя по всему наиболее либеральный из них?
Карб пожал плечами, что могло истолковываться как угодно и повёл Макграт с фотографом по коридору, рассказывая, как эта «гвардия» прежнего главврача привыкала к новым порядкам. На вопрос же почему их не уволили, Густаво печально пояснил, что с радостью выдворил бы их, но специалистов их профиля найти крайне трудно, да и зарплату они бы потребовали намного большую по сравнению с той, какую он платит этой троице.
- Вот его кабинет, - указал он и постучал.
Ответа не последовало и Ригру, открыла её и вошла. За спиной у неё замаячил главврач и фотограф, порывающийся сделать пару снимков. В комнате было пусто и темно. Девушка окинула взглядом помещение и от неё не укрылся один предмет, который выбивался из обстановки кабинета и который люди не заметили. Из-за книжного шкафа выглядывал сиреневый зонт с рисунком в виде цветов. И она знала единственную в городе туат с таким зонтом.
- Что ж, его нет. Ну в таком случае, - она повернулась к доктору Густаво, - Мы пойдём. Вы проводите нас?
- Конечно же, госпожа Макграт! И не забудьте про самый длинный в мире шарф.
- Ни за что не забуду, - она улыбнулась главврачу.
***
Уже на улице, когда санитар закрыл за ними ворота и побежал прочь из-под дождя, Ригру внимательно оглядывала мрачное здание. Фотограф стоял рядом разглядывая статуи, расположенные вокруг купола.
- Мюллер, что ты знаешь о подвалах Крематориума?
- То, что это казематы, - лениво ответил тот, - Одно слова — тюрьма.
- Да. А ведь у них, при Майере был подземный блок. Как раз в этих самых казематах. Зелвьер там. И эльф. Я это чувствую. А ещё эта напыщенная дура у него в руках.
- Сообщим в стражу? - это было даже не предложение, а простая формальность, судя по тону фотографа.
- Ещё их не хватало. Приготовь верёвку, фонари и фомку. У нас будет журналистское расследование.
- Ты не представляешь, как давно мне этого не хватало, - на лице флегматичного Мюллера появились широкая улыбка.