Все будет хорошо

Полную версию этой истории можно найти  http://iaelita.ru/aelitashop/

Никто не знает, где найдет свою любовь. Не думала о любви и юная студентка Даша, пока не встретила в коридоре университета красивого парня восточной внешности. Не думала ни о чем плохом, когда вышла за него замуж и отправилась вслед за ним в далекую чужую страну.  Даша старалась, очень старалась стать образцовой женой восточного мужчины, пыталась понять традиции, смириться с обычаями. Старалась до тех пор, пока считала, что делает это ради любви. Но какая уж тут любовь, если муж собирается взять вторую жену. А властная свекровь, желая избавить младшего сына от неугодной русской, решает отдать ее своему старшему сыну. И, кажется, что выхода нет, она в чужой стране, где женщина никто.  И кажется,  уже ничего хорошего не может быть в жизни Даши. Но ты никогда не знаешь, где найдешь свою любовь. Не знала и Даша, что ее настоящее чувство еще впереди.(восьмой рассказ серии. Данила.)

Каждому свое, в своем направлении.
Кто за любовь – тому и прозрение.
Кто на войну – тому и флаг.
И, если есть друг, значит, будет и враг.
Может, не стоит об этом петь?
Если ты прав – придется терпеть.
И шаг за шагом, удар в удар, -
Ты будешь жить, мой Генерал!

(Из репертуара группы 7Б)

Пролог. Москва. Сентябрь 2013 год.

Высокий широкоплечий мужчина сорока с лишним лет задумчиво сидел в своем кабинете, устало откинувшись на спинку кожаного кресла. Генерал в отставке Мельников Александр Григорьевич не замечал глубокой ночи вовсе не потому, что в этом помещении отсутствовали окна и одинаково ровный в любое время суток свет притуплял ощущение времени. Его терзало беспокойство, шедшее откуда-то изнутри, казалось, без видимых причин. Оно было сродни звериному инстинкту, подсказывающему опасность или перемены, нехорошие перемены. Многолетний опыт не позволял игнорировать это чувство. Он знал, лично ему и его семье ничего не угрожает. Но были еще ребята. Его ребята. Его команда. Несмотря на то, что официально в отставке, так просто уйти от той работы, которой посвящена вся жизнь, оставить команду – было выше его сил. Поэтому до сих пор, закрывая глаза на официальный статус пенсионера, зная его отношение к работе, руководство из ГРУ держало связь с отрядом специального назначения именно через него. До сих пор он чувствовал ответственность за каждую операцию, за каждый промах, переживал за каждого из шести ребят своей группы. Ведь, в сущности, он и собрал эту команду. Волевым характером добился слаженности в работе, научил доверять и чувствовать плечо друга, как свое собственное. С кем-то из этих ребят он прошел огневые рубежи, породнившись через боль, кровь и смерть, кто-то пришел позже, к ним он относился, скорее, как к детям, стараясь научить, показать, подтолкнуть и защитить, если нужно.
Сейчас он ждал одного из ребят. Глебов Данила Сергеевич – он одним из первых вошел в группу. Познакомились на Северном Кавказе. Александр был уже в чине майора, а Данила молодым лейтенантом пришел в его отряд. После одной из операций, когда перед лицом смерти открываются все тайные и явные стороны человека, они уже не чувствовали разницы в возрасте и в званиях. «Сработаемся», - сказал Данила на предложение Александра. Они сработались. Острый аналитический ум и профессионализм делали парня незаменимым в группе. Но иногда Александру казалось, что, несмотря на жесткость и хладнокровие, где-то глубоко внутри его друга сидит тот, кто тщательно ухаживает за каждой могилой на собственном кладбище, причиняя невыносимые муки, когда к покосившемуся кресту или надгробию добавляется еще одно.
На входе в комнату отдыха громыхнула дверь. Войти сюда могут только свои. Поэтому Александр не пошевелился, а только взглянул на часы. Три часа ночи. Хватило несколько часов, чтобы добраться из Копенгагена. Пунктуален, иначе и быть не может.
Дверь в кабинет открылась. Вошел невысокий коренастый парень. Черные, коротко подстриженные волосы, усталый взгляд темно-карих, почти черных глаз. Немного искривленная переносица не портит мужественное лицо. Не говоря ни слова, расстегнул длинное элегантное пальто, брезгливым жестом швырнул на спинку дивана. Тяжело опустился в кресло напротив.
- Как добрался? – риторический вопрос в устах Александра.
- Как видишь, - раздраженно бросил Данила. - Что за спешка? До конца операции неделя. Я оставил Олега без прикрытия в самый ответственный момент.
- Да что с ним может случиться в благополучной Дании?
- Ну, если ты не втираешься в доверие к главарю наркоконцерна, прикидываясь охраной, а всего лишь посещаешь музеи – то ничего.
- Не переживай. Утром я сам вылетаю туда. По делам своей фирмы. Пора налаживать новые связи. Заодно прикрою вместо тебя.
- Неужели все настолько серьезно? Ты ведь не обязан теперь рисковать.
- Да какой риск! Тем более для меня. А вот у тебя задача сложнее той, что была в Европе.
- Справлюсь.
- Не сомневаюсь. Мне только не нравится, что придется лететь одному. Ты знаешь, как я отношусь к работе без прикрытия. Единственное успокаивает – это почти семейная поездка. Даже в легенде нет нужды.
- Что-то неладно с той стороны? Мне казалось, мы надолго восстановили связи. А тут не прошло и года.
- Там, то ли поменялись люди на таможне, то ли наши осведомители решили подзаработать. Нам сливают какую-то ерунду, а крупные партии наркоты и оружия проходят мимо. В чем дело, неясно. Придется ехать разбираться на месте. Поверь, никто лучше с этим не справится. Поэтому принято решение снять тебя со спецоперации в Дании.
- Да оно и к лучшему! Достали меня эти манерные чаепития, театры и выставки. Дела хочу!
- Но-но! Тебя туда не стрелять и взрывать посылают. Разберись с обстановкой, выясни, кто там сучит, и никаких действенных мер до особого распоряжения. Все должно пройти тихо и незаметно.
-Так точно, товарищ генерал, тихо и незаметно! Когда вылетать, Саш?
- Вчера.
- Ясно.
- Вот билеты. У тебя два часа на сон. Самолет в семь утра. Отдыхай пока.
- Вот в самолете и высплюсь. Все будет хорошо. Не переживай.

Город Белгород. Россия. Октябрь 2011год.

Я несусь по университетскому коридору с папкой, в которую сложила листы с рефератом, с сумкой через плечо и с пакетом книг. Спешу встретиться с Аркадием Петровичем, пока он не покинул кафедру. Единственное желание на этот момент - получить консультацию по теме, а единственная цель – застать на кафедре преподавателя. Судя по непростому началу, третий курс не обещает быть легким. И в моей жизни пока ничего нет, кроме учебы и мелких проблем, свойственных двадцатилетней девушке. Все меняется в один миг, когда я налетаю на этого студента. Он внезапно открыл дверь, выходящую из аудитории в коридор, и я со всего маху врезалась в него, почти сбивая с ног. Выскользнула из рук папка, посыпались листы реферата, устилая пол коридора. Я дергаюсь, пытаясь остановить листопад, от резкого движения ручки пакета рвутся, и книги грохаются на пол. Вскрикиваю, кидаюсь все собирать, парень решает мне помочь. Нагибаясь одновременно, мы со звоном в голове, сталкиваемся лбами. От неожиданности охаю и сажусь на пол. А парень резко выпрямляется и хватается за голову. Мы смотрим друг на друга и смеемся. Из-за нас уже образовался солидный затор в коридоре, потому что студентам приходилось обходить не только меня, сидящую на полу, но и мой реферат, разлетевшийся во все стороны. А мы только и делаем, что хохочем. Наконец, он протягивает мне руку, помогает подняться. Пока прихожу в себя, прижавшись к стене коридора, он быстро собирает мои труды, засовывает обратно в папку, подает мне. Сам подхватывает мой пакет с оборванными ручками.
- Привет, я Рустам. Пойдем, помогу донести. Куда ты там так спешила?
Я думала, он будет сейчас кричать, ругаться, обзовет дурой безмозглой. А он снисходительно смотрит на меня и продолжает улыбаться. Он высокий, худощавый, подтянутый. Черные длинные волосы, откинутые назад, обрамляют красивое смуглое лицо. Чувственные четко очерченные губы, широкие скулы, темный, с лукавыми смешинками взгляд. Едва заметный азиатский разрез глаз придает лицу необыкновенную привлекательность.
- Привет. Меня Даша зовут. Извини, я не хотела налетать на тебя.
- Ты же не специально. Так куда идем?
- Наверное, уже никуда. Аркадий Петрович должен быть на кафедре до четырех часов, а уже десять минут пятого, - разочарованно говорю я, посматривая на часы.
- Пойдем, посмотрим. Может, он задержался, - предлагает мой новый знакомый.
- Мне не хотелось бы тебя отвлекать. Я сама.
- Я уже освободился. И сама ты уже пыталась, - намекает он на мой неподъемный груз.
Аркадия Петровича в кабинете, конечно же, не оказалось. Я на это и не надеялась. Раньше уйти он мог, а вот задержаться вряд ли. Видя мое разочарование, Рустам решил меня поддержать.
- Ничего страшного. Завтра застанешь. Пойдем, в кафешке посидим. Ты обедала?
Сначала я не поверила своим глазам, когда поняла, что такой красивый парень собрался меня сопровождать. Теперь не верю своим ушам. Он предлагает вместе пообедать? Мне? Обычной провинциальной простушке? Нет, на меня, конечно, обращали внимание парни, но все они выглядели как-то совсем непривлекательно для меня. И почти всех я отшивала в свойственной мне ироничной манере, так что после моих подколок ко мне не решались снова подступиться. Зачем я это делала? Даже не знаю, я вовсе не ждала принца, к тому же реально оценивала свои данные – не модель. И все-таки, где-то в глубине души надеялась, что когда-то обязательно встречу того, кого не захочу уколоть язвительным словом. Того, от которого, как сейчас, у меня перехватит дыхание. И вот я стою перед этим обалденным красавцем и не могу вымолвить ни слова.
- Ну, так что? Составишь мне компанию за обедом? – настойчиво повторяет парень, улыбаясь очаровательной улыбкой, открывающей идеальной белизны зубы.
Я выхожу их ступора, догадываюсь, что смотрюсь глупо, стоя перед ним с вытаращенными глазами и открытым ртом. Собираю все свои растрепанные чувства в кулак и невозмутимым тоном произношу:
- Пошли!
Дергаю плечиком, уверенно двигаюсь вперед, зная, что он последует за мной, ведь у него мои книги. Словом, веду себя так, будто приглашения на обед от таких парней мне поступают, чуть ли не каждый день.
Парень, обладающий такой внешностью должен быть, как минимум, заносчивым и высокомерным. В нем этого нет ни на грамм. По крайне мере в отношении ко мне он очень вежливый, предупредительный и скромный. За столиком в студенческой столовой он больше интересуется мной, чем рассказывает о себе. Я узнала только, что он учится на пятом курсе филологического факультета. Будет учителем русского языка и литературы! Ох, сколько же в нем всего необычного! Он тоже живет в общежитии, только в третьем корпусе. После обеда он провожает меня до ступенек моего первого корпуса, отдает мои книги, которые не позволил нести, и, со словами «как-нибудь увидимся» исчезает за поворотом тенистой аллеи, соединяющей общежитские здания.
Под впечатлением этой встречи нахожусь несколько дней. Понимаю, «как-нибудь встретиться» – это вежливый откат. Но так хочется его снова увидеть, почувствовать хотя бы на миг одуряющее счастье от того, как он смотрит на меня удивительными черными глазами с лукавым прищуром. Моя соседка по комнате Светка заметила мечтательный взгляд, но я ничего ей не рассказываю. Никого не хочу впускать в свой секрет. Я уверена, мы обязательно как-нибудь встретимся, ведь учимся в одном универе, хотя не факт, что он меня вспомнит.
И это действительно происходит через четыре дня.
Некоторые группы согнали в актовый зал для прослушивания предвыборной агитации какого-то депутата. Мой третий курс экономического факультета в том числе. Первой мыслью было - потихоньку слинять с нудного мероприятия. Но куратор грудью стала на выходе. Как я благодарна ей за это! Потому что, когда стояла в толпе в проходе между креслами, ожидая возможности где-нибудь сесть, меня кто-то взял за руку.
- Даша, привет!
Поднимаю глаза, передо мной Рустам.
- Я вижу свободное место.
Он идет в дальний угол зала, продираясь сквозь толпу, а я, не раздумывая, следую за ним. Мы усаживаемся на соседние кресла. И агитация депутата для двух человек проходит абсолютно мимо. Я слышу только Рустама, я чувствую его дыхание, когда он наклоняется, чтобы мне было слышно, о чем он говорит, я вдыхаю очень приятный аромат его туалетной воды.
- Как твой реферат? Ты встретилась с преподавателем? Тут недалеко открылась выставка современного искусства, ты была там? А ты смотрела фильм «Фантом»? Я посмотрел недавно. Обалдеть! А мы в этом зале готовим с ребятами выступление университетской команды КВН, я немного сочиняю для них. Приходи, посмотришь, обхохочешься.
Я стараюсь отвечать связно и обдуманно, хотя из-за тумана в голове у меня плохо получается. Хочу, чтобы агитация депутата не заканчивалась. Но вот он благодарит всех за внимание, и мы встаем, чтобы выйти из зала. 
 - Даша, у меня уже входит в привычку, увидев тебя, думать о еде. Пойдем, перекусим, - предлагает Рустам.
- Идем, я тоже не обедала, - вру я, так как недавно перекусила с подругой в кафешке.
Рустам улыбается своей голливудской улыбкой, берет меня под локоть, и мы идем по коридору. А мое сердце начинает биться в каком-то рваном ритме от его дружеского прикосновения.
После этой случайной встречи мы встречаемся снова, теперь уже не случайно. Выходя как-то из аудитории после шестой пары, я вижу его возле окна в коридоре.
- Рустам? Что ты здесь делаешь? – удивлению нет предела.
- Тебя жду. Пойдем в кино? Приглашаю. У тебя ведь закончились лекции?
- Да, - растерянно отвечаю на все вопросы сразу, замечая, что с головы до пят меня окатывает какая-то непонятная дрожь.
- Прекрасно. Сеанс в девять, я буду ждать тебя на скамейке перед общагой. Тебе ведь нужно отнести книги и переодеться?
- Да, - снова бормочу я, не в силах выдавить из себя что-то более вразумительное.

Мы встречаемся уже месяц. Общаемся как друзья. Наши физические взаимоотношения не выходят за рамки взяться за руки или придержать меня за локоть на входе-выходе. Может, я была бы и не против более близких отношений, но пока меня и это устраивает. Он великолепный собеседник. Эрудированный, остроумный. Он интересуется живописью, литературой, театром, кино и, наверно, многим, чем еще, но пока я посвящена только в эти сферы его интересов. Почти каждый день он ненавязчиво приглашает меня куда-нибудь. Стараюсь не отказываться, хотя загружена сейчас больше, чем он. С ним очень интересно. Как зачарованная, слушаю его обсуждение игры актеров после посещения театра. Или как он пытается понять идею классического американского боевика, или объяснить общие мотивы в портретах эпохи Возрождения. Первое время в основном молчу, только поддакиваю и смотрю на него влюбленными, как мне кажется, глазами. Недели через две я привыкаю к обществу, моя эйфория только от одного его присутствия уже не мешает дышать и связно мыслить, и я потихоньку начинаю участвовать в обсуждениях и даже спорю в каких-то вопросах. Его монологи переходят в диалоги, и нам обоим это нравится. Мои подруги, видя, что я часто глупо и без причины улыбаюсь, а так же пропадаю где-то почти каждый вечер, сделали соответствующие выводы. А когда увидели Рустама, поджидающего меня возле ступенек общаги, уже не сомневались – я нашла парня. Наконец-то! И, сколько я ни убеждала, что он просто друг, только понимающе качали головой. Но он действительно только друг! И между нами ничего нет, кроме общения!
Действительно, между нами ничего не было, кроме общения, целый месяц. Тогда мы возвращались поздно вечером после театра. Пока ехали в маршрутке, начался дождь. Выйдя на остановке, поняли, что ливень спустился не на шутку. На мне осеннее пальто, он в кожаной куртке.
- Подождем? Может, перестанет. Иначе вымокнем за минуту, - предлагает Рустам.
- Подождем, - я прохожу вглубь остановки, чтобы капли не доставали.
Он следует за мной. Несмотря на то, что стоим под крышей, как-то холодно, промозгло, неуютно. Я зябко ежусь, обхватываю себя руками.
- Замерзала? – участливо спрашивает Рустам и, подойдя ко мне, одной рукой обнимает за плечи.
- Замерзала, - признаюсь я, приникая к нему.
Он обхватывает меня обеими руками, мое лицо прижато к его груди. Я вдыхаю его запах, мне сразу становится тепло и уютно в этом маленьком мире – он и я в окружении темноты и шума дождя.
- Скоро дождь перестанет, - слышу его голос.
Поднимаю голову, чтобы взглянуть на него и внезапно чувствую его губы на своих губах. Для меня это полная неожиданность, уже давно убедила себя - он просто друг. Ведь поводов и мест для поцелуев у нас было достаточно, но он не пользовался ими. Что же изменилось здесь, на этой безлюдной темной остановке? Его губы нежные, мягкие, легко и невесомо касаются уголка моих губ, центр, другой уголок. Я чувствую, что начинаю дрожать, но не от холода. Меня бросает в жар. Я забываю, что нужно дышать, потом приоткрываю рот, пытаюсь вдохнуть, но он словно выпивает мой воздух. Его поцелуй настойчивей, его губы тверже и уверенней, они словно просят что-то, требуют. Я не понимаю, словно оцепенела и думаю о том, как бы ни упасть. Единственная возможность устоять на ногах, ухватиться за него. Что я и делаю. Мои руки обхватывают его шею. Его губы сминают мои, его руки сжимают меня так, что становится больно. И я понимаю. Он хочет, чтобы я отвечала. Или хотя бы не стояла, как мраморный истукан. И я отвечаю. По крайне мере стараюсь, учитывая нулевой опыт. Я пытаюсь делать так, как делает он. Мои губы приоткрываются, движутся в такт его губам. Мои руки гладят его плечи и затылок, так, как это делает он.
Это безумство заканчивается вместе с дождем. Точнее, он замечает, что дождь закончился и легонько отстраняется от меня. По мне так пусть бы дождь шел до утра.
- Пойдем, а то общага скоро закроется, - глухо говорит он, и, продолжая обнимать меня за плечи, движется по тротуару.
Я повинуюсь. Мы молча подходим к зданию. Привычное «спокойной ночи» у крыльца, и он быстро исчезает за поворотом. А я потом полночи не могу уснуть, гадая, что это было. Новый виток в наших отношениях или мимолетная несдержанность, о которой он завтра и не вспомнит? На следующий день я очень нервничаю, когда иду на встречу с ним. Он позвонил и сказал, что приглашает меня после лекций прогуляться по парку.
Я вижу его сидящим на скамейке. Как он встретит меня? Сделает вид, что вчера ничего не было? Или начнет извиняться за то, что было? Заметив меня, он встает. Идет навстречу, улыбается. Я подхожу, как всегда, останавливаюсь в шаге от него. Он преодолевает этот шаг, обнимает меня за плечи и быстро целует в губы. В напряжении оглядывается по сторонам, понимает, что за нами никто не наблюдает, выдыхает и серьезно смотрит мне в глаза.
- Дашка, ты мне очень нравишься, - вдруг произносит он.
Ух, ты! Я уже слышала от него «ты клевая девчонка», «с тобой не соскучишься», «с тобой так интересно». Но ни от одного из тех признаний у меня не перехватывало дыхание, как от этого, сказанного таким проникновенным голосом.
- Ты мне тоже нравишься, - искренне признаюсь я.
- Правда!
Он так рад моему признанию, как будто сомневался, что такой парень, как он, может кому-то не нравиться.
- Знаешь, ты мне показалась сначала такой холодной, недоступной, отчужденной. Мне даже страшно было к тебе подходить.
Ну, ничего себе! Неужели моя внешность настолько обманчива, а мой трепет он воспринял как недоступность. Впрочем, это и к лучшему. Парням вредно знать, что на самом деле думают о них девушки. Я не развенчиваю миф о себе, а только самодовольно улыбаюсь.
- А тут еще о тебе рассказали такое, - продолжает он.
- Ты что, собирал обо мне сведения? – возмущаюсь я.
- Нет, не специально. Когда ждал тебя в коридоре, ко мне как-то подошли парни из твоей группы и предупредили, что вообще-то ты строишь из себя недотрогу. А если я попытаюсь тебя поцеловать, можешь так двинуть по …, в общем, двинуть, что мало не покажется.
Я хихикаю. Легенды о моем остом язычке и не менее острых коленках несколько преувеличены, но они играют хорошую службу, когда нужно избежать неприятных приставаний.
- Все, что обо мне говорят, тебя не касается. Ты ведь не такой бесцеремонный грубиян, как Серега, и не подкарауливал меня в арке, как Матвей, который и получил по яйцам за то, что напугал меня и хотел, … хотел …
- Хочешь, я поговорю с ним, - нахмурившись, спрашивает Рустам, - Покажи только, кто тебя обижает?
- Нет, не нужно! Это было давно, сейчас меня никто не обижает. Пусть только попробуют!
Я вообще не могу представить интеллигентного, утонченного Рустама в драке с верзилой Матвеем или общающегося с нагловатым Сергеем, у которого через каждое слово обязателен мат. Нет, только не это! Но что представить мне еще труднее, так это то, что у Рустама нет девушки, и он выбрал меня. Особенно, когда увидела, какая девушка у него была!
Мы договорились встретиться с ним после занятий во дворе универа у главного входа. Выйдя на ступеньки, я привычно окидываю взглядом площадку, отыскивая Рустама, и замечаю его рядом с высокой блондинкой. Они почти одного роста. Она выглядит так, … так, как всегда мечтала выглядеть я.
Заметила, человеку всегда хочется иметь то, что ему не дано. Вот и я тем же грешу. Я невысокая, так, чуть выше среднего роста. У меня нет таких модных пепельно-белых длинных волос. Мои волосы темно-русые, какие-то неопределенные – не черные и не светлые. Да, они густые и блестящие, они послушно укладываются в любую прическу, но это и все их достоинства. А фигура у меня совсем не модельная, грудь третьего размера, широкие бедра, хорошо хоть талия тонкая – песочные часы – я где-то вычитала, это так называется. Глаза у меня тоже неопределенные, кто-то говорит, они у меня необычные, фиалковые, а кто-то считает, что странные – фиолетовые. Я вообще не встречала больше людей с похожим цветом глаз, и упрямо доказываю всем сомневающимся, что они у меня темно-синие. Вот бы они были такими же небесно-голубыми, как у той блондинки! Что-то я размечталась, застыв в нескольких шагах от Рустама и его собеседницы. И совсем не ревную. Несмотря на сногсшибательную привлекательность, блондинка Рустама совсем не привлекает. Напротив, по выражению его лица понимаю, она его злит, если не бесит. Он не знает, как от нее отвязаться, постоянно сбрасывая ее руку, когда она в порыве пытается коснуться его плеча.
Я подхожу к ним ближе, Рустам замечает меня, улыбается и, не дослушав девушку, резко отворачивается. Схватив меня за руку, быстро идет от нее.
- Рустам, не беги так, я не успеваю. У меня же каблуки! – пытаюсь остановить его.
Он резко тормозит, проводит руками по волосам, откидывая их назад. Это нервный, импульсивный жест, волосы у него и так лежат послушными волнами, словно он только что из салона красоты.
- Прости, мой цветочек. Эта б…, нехорошая девушка вывела меня из себя.
- А кто она такая? Твоя знакомая?
- Можно даже сказать, моя бывшая девушка.
- И что она хотела?
- Остаться настоящей.
- Но ты против? Почему? Она такая красивая, – в моем голосе сомнение.
- При чем здесь красота! У женщины должен быть один мужчина. Зачем смотреть на других! А эта недостойна даже называться женщиной! Она просто б**ть!
В его голосе столько злости, столько едва сдерживаемой ярости, что я невольно отступаю назад. Он, видимо, замечает страх в моих глазах. Сдержанно улыбается, протягивает мне руку.
- Забудем о ней. Зачем мне Наташа, если у меня есть ты!
От этих слов так светло на душе. Я порываюсь его обнять, но он легонько задерживает меня на полпути, берет за руку и ведет по дорожке.
- Никогда не делай так больше, - тихо говорит он, наклонившись ко мне, - Наши отношения касаются только нас и не стоит их показывать посторонним.
Я смущаюсь. Мой порыв обнять его был первым в моей жизни. И такая отповедь! Понимаю, что за месяц общения о нем, как о личности, я мало что узнала, а сегодня сразу два открытия. Он хронически не переносит измену и не любит показывать свои чувства посторонним. Восточный мужчина, что тут скажешь! Я рада, что узнала об этих его особенностях. Меня они не беспокоят. Я не собираюсь ему изменять, и мне тоже не нравятся поцелуи - обнималки на публику.
Вот только остаться наедине бедным студентам практически не удается. Рустам живет в общежитии еще с тремя ребятами в комнате, поэтому у него мы почти не имеем возможности уединиться. У меня легче, понимающая Светка иногда предупреждает, что на час, другой задержится, и мы можем посидеть в комнате. Мы этим с удовольствием пользуемся, но дальше поцелуев до боли в губах не идет. Я не проявляю инициативу и не форсирую события. Если он так хочет, значит, так тому и быть. Главное, чувствую себя любимой.
 А потом наступают новогодние праздники. Я, как всегда, еду домой, к тетке, а Рустам остается в общежитии. Говорит, что родители живут далеко и лететь к ним на несколько дней – роскошь. Мы созваниваемся каждый день. Второго января он говорит, что скучает, что жить без меня не может, что хочет увидеть.
- Если хочешь, я сейчас приеду, - проговариваю в трубку, молюсь, чтобы его слова были искренними.
- Хочу.
Не вдаваясь в объяснения, я говорю тете Вале, что мне нужно ехать, и отправляюсь на автовокзал. Тетка не очень то и расстроилась моим скорым отъездом, у нее без меня забот хватает. Тетя Валя – родная сестра моей матери. Когда родители погибли в автомобильной аварии, она сказала, что не позволит, чтобы ее трехлетняя племянница воспитывалась в детском доме, и оформила опекунство, несмотря на то, что у нее своих трое детей и муж – алкоголик. Он умер через пять лет. С тех пор моя мужественная тетка сама тянула на себе детей, как могла. Я всегда знала и чувствовала, что неродная, хотя меня не обижали и не выделяли особо. Но тетка часто повторяла, что я должна вырасти и устраивать свою судьбу сама. Больше всего она боялась, что выйду замуж и приведу мужа и своих детей в ее маленький деревенский домик, как это сделала старшая дочь. Вышла замуж за такого же лентяя и пьяницу, каким был ее отец, родила двоих детей, разошлась. И теперь в доме у тети Вали жила моя старшая сестра с двумя сыновьями-погодками, средняя сестра – девка на выданье, и младший брат - подросток. Мне в этом доме, естественно, места не находилось. Да не очень-то хотелось искать, и я без тетки понимала, что должна дальше сама устраивать свою судьбу. Была очень благодарна тете Вале хотя бы за то, что дала мне возможность хорошо выучиться в школе и поступить в университет на бюджетное отделение. «Иди на финансово-экономический, - наставляла тетка, - Будешь ближе к деньгам, не пропадешь! Бухгалтеры везде нужны!» Благодарна за то, что всю мою пенсию до копейки она тратила на меня, не позволяя выглядеть «бедной сироткой». Я мечтала, что выучусь, устроюсь на работу в городе, и ни за что не вернусь в наш убогий поселок. И вот в мои мечты внезапно врывается черноглазый красавец с обаятельной улыбкой. И учеба, работа, и устройство в городе отходят на второй план.
Он встречает меня на автовокзале. Как всегда улыбчив и сдержан. Берет мою сумку в одну руку, другой подхватывает меня под локоть. Так хочется прыгнуть ему на шею, как показывают в романтических фильмах, но я его уже знаю, держу себя в руках.
- Какая тяжелая сумка! Что ты везешь?
- Тетка деревенских деликатесов наложила. Сегодня будем пировать, - сообщаю я.
- Поедем ко мне. В моем блоке никого нет, все на каникулы разъехались.
- В моем, наверное, тоже никого нет. Светка до четырнадцатого дома будет.
- Так у нас жилплощадь на выбор! – шутит Рустам.
Мы решили сначала отнести тяжелые сумки в мою комнату, а потом пойти к нему. Но в тот день ничего не получилось. Я не успела поставить сумку и раздеться, как очутилась в его объятьях.
- Красавица моя, как я скучал без тебя, как мне было тоскливо и одиноко, словно солнце исчезло из моей жизни, будто луна спряталась за тучи, - горячо шепчет он, прерываясь между поцелуями.
- Я тоже скучала, Рустам, очень, - я со своим экономическим образованием не могу говорить так красиво и витиевато, как он, а мне так хочется выразить всю глубину моих чувств. И не находя для него слов, я покорно отдаю себя.
- Я хочу, чтобы ты стала моей, слышишь, Даша, только моей!
Он отрывается от меня, смотрит в глаза, удерживая лицо в ладонях.
- Да, - проговариваю я, нервно сглатывая.
- Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Я знаю, у тебя никого не было до меня. Я обещаю быть нежным и чутким, я хочу любить тебя.
Вместо ответа дрожащими руками расстегиваю кофточку.
Я, любительница женских романов и слезливых мелодрам, примерно представляла, что и как происходит между мужчиной и женщиной. Если обобщить все мной прочитанное, увиденное и услышанное от подруг, я должна была ощутить фейерверк восхитительных эмоций. Я не ощутила ничего, подобного ожиданиям. Точнее, мое тело не испытало никакого фейерверка, как я ни прислушивалась к нему. Была боль, вполне терпимая, было ощущение тяжелого мужского тела. Всё. Ничего, похожего на то, что подруги называли «разрядка, оргазм, кончить», я не испытала. Не испытало мое тело. Потому что душа обрела положительных эмоций сполна. Я получала удовольствие только от того, что смогла подарить наслаждение ему. То, что я это сделала, для меня не было сомнений, и это было главное для меня. Зачарованно наблюдала, как меняется его лицо, замирала от восторга, слушая его порывистое дыхание, а его слова «я люблю тебя», произнесенные хриплым шепотом, позволяли испытать нечто подобное так называемому «оргазму».
Разбудить мою чувственность ему удалось примерно через месяц. Я перестала ощущать себя скованной, мое тело научилось не только доставлять, но и получать удовольствия. «Какая же ты страстная и несдержанная, тебе нужно научиться держать себя в руках» - теперь часто повторял Рустам, хотя ничего не имел против моей несдержанности. У нас словно снесло крышу. Хотелось быть вместе в любую минуту. Это подогревалось тем, что мы не могли быть вместе так часто, как хотелось. Но если это происходило, благодаря моей все понимающей соседке, мы забывали обо всем на свете. Иногда даже о предохранении. И через три месяца такого общения, в апреле, я поняла, что беременна. Если быть точной, первой это поняла Светка.
- Ты ему уже сказала? – прозвучал ее неожиданный вопрос, когда я вышла из ванной, куда убежала от запаха яичницы.
- Не поняла, кому и что я должна сказать? - я уставилась на подругу, прижимая к лицу мокрое полотенце.
- И что же тебе не понятно? Ты должна сказать Рустаму, что беременна, - спокойно поясняет Света.
- Я!? Я беременна!?
- Но не я же! Ты что, сомневаешься? Тогда вот, - она протягивает мне какой-то пакетик, который вытащила из своей аптечки, - Он уже, наверное, просроченный. Но если тебе мало доказательств, сама сходи в аптеку, купи новый.
Я дрожащими руками беру у нее тест на беременность и снова скрываюсь в ванной. Еще до того, как появились две полоски, я уже все понимаю.
- Я сегодня снова ночую у Татьяны, - сообщает Светка, - Можешь устроить романтический вечер и преподнести своему Ромео новость. Интересно, как он отреагирует? Расскажешь завтра?
- Хорошо. Спасибо, Света, - рассеяно говорю я.
Мне и самой интересно, как он отреагирует. Мы не говорили о будущем, не строили планы. Он всегда пользовался презервативами, которые, правда, то соскакивали, то рвались, то, в порыве страсти, забывались на тумбочке. Но, тем не менее, если он ими пользовался, значит, не планировал детей. А я? О чем думала я? Что если он скажет, мне не нужны дети? Что мне делать? Ехать к тетке со своим ребенком? Восьмой человек на ее пятидесяти квадратных метрах – это перебор.
Этот день показался мне самым ужасным в моей жизни. Целый день я сходила с ума от беспокойства, думая, как сказать ему, гадая, как он отреагирует на это. Он пришел в девять вечера. У меня накрыт стол для романтического ужина. Но Рустам едва взглянул на него. Как только его куртка оказалась на вешалке, я сразу же оказалась в его объятьях.
- Рустам, подожди, давай поужинаем, - я пытаюсь выскользнуть из его рук.
- Потом, мой цветочек, я так хочу тебя. Я скучал, - шепчет он, целуя меня за ухом. В любой другой день я таю от такой ласки, но сейчас меня это раздражает, я дергаюсь, отшатываюсь от него.
- Что с тобой, Даша? – Рустам непонимающе смотрит на меня.
- Садись за стол, давай поужинаем, и … нам нужно поговорить.
- Ужин подождет. Говори, - приказывает Рустам, видимо, что-то читая по моему лицу.
- Рустам, я беременна, - выпаливаю на одном духу, пока еще есть смелость.
- Что???!!!
Его смуглое лицо бледнеет. А я думала, такое невозможно. Он замирает, пристально смотрит в глаза, словно пытается прочесть в них обман. Я с сожалением гляжу на него.
- Милый, для меня это тоже неожиданность.
Я делаю к нему шаг, протягиваю руку, но он отшатывается от меня, как от прокаженной. Резко разворачивается, хватает куртку и, почти бегом исчезает из комнаты.
- Рустам!!! – пытаюсь задержать его, но мой голос попадает в пустоту.
Вот и поговорили. Эту ночь я провела одна, рыдая в подушку. Что только не передумала. Одно поняла точно, избавляться от ребенка не буду. Выкручусь как-нибудь.
Утром меня разбудила ничего не понимающая Светка.
- Даша! Первая пара уже идет, а ты спишь! Что с тобой! – вскрикивает она, глядя на меня.
Я с трудом встаю с постели, подхожу к зеркалу. Лицо, вспухшее и помятое, глаза превратились в щелочки.
- Что он с тобой сделал? – вопрошает подруга, - Что он сказал?
- Ничего, представляешь, он абсолютно ничего не сказал. Молча ушел.
- Козел! Трус! Негодяй! – Светка мечется по комнате, верно характеризуя моего жениха, проявляет заботу тем, что приносит мне воду, халат и тапочки, - Ничего, не переживай, это вредно тебе сейчас. Я найду его и заставлю прийти и поговорить.
- Нет, не нужно. Я теперь сама, - пытаюсь храбриться, но слезы предательски текут по щекам, сейчас, скорее, от ее заботы и сочувствия.
Внезапно дверь открывается, на пороге Рустам.
- Явился, гад! – встречает его моя подруга.
- Света, выйди, нам с Дашей нужно поговорить, - миролюбиво просит он.
- Где же ты раньше был со своими разговорами?
- Света, выйди! – тон Рустама уже не такой миролюбивый.
Света смотрит на меня, я качаю головой, она фыркает и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Как только дверь закрывается, я хватаю со стола книгу (больше на нем ничего нет) и швыряю ее в Рустама. Я хотела это сделать еще раньше, но его уроки не выносить чувства на публику прочно застряли у меня в голове. А сейчас публики нет, я хочу выплеснуть весь свой гнев, но не знаю как, поэтому вслед за книгой летит мокрое полотенце, а потом тапочка, потом…
- Как ты мог меня оставить! Ты даже разговаривать не захотел со мной! Ты сбежал как трус! Зачем ты пришел! Я не буду избавляться от ребенка! Катись отсюда! – ору на него я.
Он растерян, пытается уворачиваться, потом пытается улыбаться, воспринимая, как шутку, потом я вижу злость на его лице.
- Уймись, женщина!
Он в два шага преодолевает расстояние до меня, хватает за руки и слегка встряхивает.
- Я должен был подумать!
- И что, подумал? – едко выдаю я и замираю в его руках.
- Да! У Шагиевых никогда не было и не будет незаконнорожденных детей. Мы поженимся, ты родишь этого ребенка. Все будет хорошо.
Я выдыхаю облегченно.
- Ох, Рустам! Я думала, что ты бросил меня! – рыдаю у него на плече.
- Как ты могла такое подумать, цветочек мой, - он успокаивающе гладит меня по спине.
- Рустам, у нас действительно все будет хорошо. Ребенок родится в декабре. Ты уже будешь иметь образование, устроишься на работу, ты же знаешь, как не хватает в школах учителей мужчин. А я переведусь на заочное отделение, найду какую-нибудь подработку.
- Женщина! Да ты уже тут все решила! – шутливо возмущается Рустам.
- Я тоже думала всю ночь. И ты хочешь сказать, что я не права!
- Права, конечно, права. Но будет так, как я решу.
Мы подали заявление в загс и через месяц скромно расписались. Рустам подарил мне в день свадьбы широкое обручальное кольцо и огромный букет тюльпанов. Удивилась, почему именно тюльпаны.
- Эти цветы напоминают о моем доме, - объясняет без пяти минут муж, - Мне хотелось бы сейчас оказаться с тобой там.
- Ты жалеешь, что в такой день не будет никого из твоих родственников?
- Я все понимаю, и они меня поймут, ничего страшного, - с грустью говорит он.
Впрочем, ни о какой свадьбе мы и не думали. Но друзья Рустама организовали все без нас. Не ожидала, что у него так много друзей. Да как иначе, он такой общительный и обаятельный. Я гордилась им, когда на нашу так называемую свадьбу в актовом зале универа собрался почти весь его курс, ребята из КВНовской команды, и еще какие-то просто знакомые. Даже неудобно как-то, меня пришли поздравить человек пять моих подруг. Тетя Валя со старшей дочерью Юлей присутствовали только на регистрации, подарили мне деньги и сразу же уехали. Я чувствовала озабоченность и сомнения во взгляде тетки относительно моей судьбы, хотя она ничего не говорила. Я всеми силами старалась убедить ее, что у меня все в порядке и к ней жить я не приеду.
Вскоре мы нашли недорогую квартиру и перебрались туда. У меня началась счастливая семейная жизнь. Я навела порядок в уютном семейном гнездышке, маленьком, не своем, но все равно, так хорошо и приятно чувствовать себя хозяйкой. Я готовила мужу завтраки, обеды и ужины, ждала его вечером с лекций, оберегала его покой, когда он готовился к экзаменам, дарила ему наслаждение ночами. Была, как мне казалось, хорошей женой.
И вот, в июле, Рустам сдал последний экзамен. Торжественное вручение дипломов о высшем образовании. Моя сессия уже давно закончилась, и этот месяц я только и делала, что ждала и поддерживала мужа. А так же тайком просматривала газеты и объявления с вакансиями учителей-словесников. Мы мало говорили о планах на будущее, я не загружала его разговорами, ждала, когда закончится суматоха с экзаменами. О будущем он заговорил сам, на следующий же день после выпускного.
- Даша, тебе нужно пойти в деканат и оформить академотпуск.
- Зачем академ? Я просто переведусь на заочное.
- Никакой учебы, пока ты не родишь. Я хочу, чтобы мой ребенок вынашивался и рождался в спокойной обстановке. Доучишься потом.
- Хорошо, как скажешь, - так приятна его забота, даже не настораживает, что решения принимает сам, не посоветовавшись, и выдает мне уже готовую данность.
Вот и следующая реплика не затронула никаких тревожных звоночков в моей душе.
 - Через неделю мы летим ко мне. Родственники хотят познакомиться с тобой. На эту квартиру мы не вернемся, так что собери все наши вещи.
Конечно, я понимаю, что он соскучился без родных, ведь виделся с ними только один раз в году, летом. Я понимаю, что глупо платить за квартиру, если мы в ней месяц не будем жить, потом найдем новую. Я понимаю, что должна познакомиться с его семьей. Одно я не понимала и даже не подозревала. Он из другого мира.

Город Хорог. Таджикистан. Июль 2012 год.

Аэропорт Душанбе нас встретил ослепительно ярким солнцем, пыльным ветром и шумом незнакомой речи. Несмотря на то, что в полете меня постоянно мутило, и даже в прохладном зале никак не могу подавить в себе неприятные ощущения, я с интересом рассматриваю здание, прилегающую к аэропорту площадь, украшенную фонтаном и великолепными клумбами. Но особо меня интересуют люди. Никогда не видела столько людей в экзотических (на мой взгляд) одеждах. Мужчины в светлых длинных рубашках поверх широких брюк, на женщинах похожего покроя длинные платья-рубахи, только очень яркие, пестрые. Есть люди, одетые современно. Но мне, никогда не выезжающей за пределы Белгородской области, любопытно смотреть на все новое, незнакомое, невиданное. Рустам оставил меня с сумками и куда-то исчез. Вернувшись, радостно сообщает, что наш самолет через час.
- Снова лететь? Я думала, это мучение уже закончилось.
- В Хорог можно попасть и на самолете, у нас там свой небольшой аэродром. К тому же, так быстрее. На машине ехать несколько часов. А так, полчаса, и мы дома. Потерпи, моя птичка, совсем чуть-чуть осталось. Может, тебе водички принести?
Я киваю головой, он быстро уходит к торговым павильонам. Кажется, перелет только меня сделал больной и беспомощной. Рустам бодр и свеж. Весь его вид говорит о радостном возбуждении. Я понимаю, он, наконец-то, в родных местах, он скоро увидит родителей и братьев, по которым, конечно же, скучал. Настраиваю себя стоически переносить трудности и не быть слишком большой обузой.
В Хорог мы летим на маленьком кукурузнике. Ощущения – несравнимые с лайнером. Их можно сравнить скорее со старым разбитым аттракционом. То ты вдруг срываешься вниз, то медленно карабкаешься вверх, мотор натужно гудит, кресла и обивка самолета так дрожат, что, кажется, он сейчас развалится. У меня все внутри бунтует против такой встряски. Я ничего не понимаю, ничего не хочу. Рустам не отрывается от маленького окошка.
- Даша, смотри, это гора Курган-Тюбе, здесь когда-то был буддийский монастырь. А вот мы подлетаем к горе Кухи-Лая, здесь добывают полудрагоценные камни. Даша! Посмотри, какие пастбища! Какая красота!
Я жалобно смотрю только на него, стоит мне кинуть взгляд вниз, на эту красоту, как у меня начинается дикая паника и голова кружится так, что хочется лечь и умереть на месте.
- Милая, потерпи, вот уже показались очертания Ботанического сада. Мы почти прилетели.
Из кукурузника он меня практически выносит.
- Слабая жена досталась, намучаешься с ней, - говорит кто-то с ужасным акцентом.
Я пытаюсь идти самостоятельно, даже хватаюсь за ручки сумки, но ноги, оказавшись, наконец-то на земле, отказываются слушаться. Рустам дотаскивает меня до одинокой скамейки возле обшарпанного здания, которое я приняла сначала за сарай, но оказалось, что это аэровокзал.
Минут через двадцать прихожу в себя, очень надеюсь, что мои мучения на сегодня закончены. Ан, нет! К скамейке, на которой мы сидим, на дикой скорости с грохотом подлетают белые «Жигули» первой модели. В окно «копейки» высовывается голова колоритного водителя – широкая борода, усы, длинные черные волосы, перехваченные на лбу какой-то косынкой – настоящий Бармалей, только худой и узкоглазый. Он что-то говорит Рустаму, тот отвечает ему на том же языке.
- Поедем, Даша, наше такси прибыло.
Я с сомнением гляжу на эту ржавую машину, потом на своего мужа.
- Рустам, ты уверен?
- Не бойся, Ибрагим хороший водитель. А лучших машин здесь просто нет.
Делать нечего. Муж сказал. Я забираюсь в машину.
Ибрагим срывается с места, несколько метров несется по дороге, которой, собственно, нет. Накатанная грунтовка с невероятным количеством ям, и каждая отзывается у меня где-то глубоко внутри. Я цепляюсь за обивку потертого кресла, кричу. Рустам что-то говорит водителю, и тот сбрасывает скорость. Более-менее спокойно мы едем по пыльной дороге. Мимо проносится унылый однообразный пустынный пейзаж. Клочки какой-то растительности, чудом цепляющейся за серые камни. Редкие деревья, какие-то искривленные, сгорбленные, покрытые пылью. Серые горы вдали навевают на меня такой страх, словно я уже стою на их вершине и хочу упасть. На меня, привыкшую к равнинной зелени Центрального Черноземья, этот пейзаж действует подавляюще. А Рустам совсем не разделяет моих чувств.
- Дашка, смотри, вон за той сопкой наше пастбище. А дальше, видишь гору с белой шапкой? Там берет начало наша речка! Она такая быстрая и холодная, но мальчишками мы все равно купались в ней.
- Рустам, ты говорил, что твои родители живут в городе.
- Почти в городе, всего лишь полчаса езды от Хорога. Поселок Навруз, вон за той горой откроется вид. Потерпи, радость моя, скоро ты со своим животиком сможешь отдохнуть.
Наконец, мы въезжаем в поселок. Я уже смирилась и с автомобилем, и с манерой вождения местного таксиста, и теперь с любопытством оглядываюсь по сторонам. Такие же пыльные, как и вся дорога, узкие улочки петляют между каменными заборами. За ними, всегда в глубине двора, замечаю дома. Какие-то здания похожи на те, что строят в России. Из красного кирпича, под шиферной крышей. Но некоторые настолько экзотичны, что трудно представить, как там живут люди. А еще на улице очень мало зелени. Хотя, трудно представить, как она может выжить под таким палящим солнцем.
Машина тормозит возле неприметной калитки в каменном массивном заборе. Впереди по улице вижу двухэтажный кирпичный дом, совсем как в России. Очень надеялась, нам туда, но мы не доехали каких-то сто метров. Рустам выходит, достает из багажника сумки, помогает выбраться мне. Внезапно останавливается, будто что-то вспомнил, смотрит на меня, быстро достает из сумки мою кофточку, в которую я куталась ночью в Белгороде, ожидая вылета. Протягивает мне.
- Надень.
- Зачем, жарко же!
Я оглядываю себя – джинсы, майка - неужели я что-то испачкала?
- Не спорь, надень, - требовательно говорит Рустам.
 Я повинуюсь, натягиваю на потное тело трикотажную кофточку. Он ободряюще улыбается и открывает небольшую калитку в высоком каменном заборе.
Мы попадаем в большой тенистый двор, заросший виноградом. Вдали вижу такие привычные для взгляда фруктовые деревья. Не отрываясь, смотрю на яблоню с крупными красными яблоками на ветках. Хоть что-то знакомое встретилось в этой стране! Я даже не замечаю сразу полную женщину, в темном длинном платье и платке, полностью закрывающем волосы, которая, привалившись к стене, во все глаза смотрит на нас с Рустамом.
- Рустам! Сынок! – кричит она и бежит, задыхаясь, к моему мужу.
Он обнимает ее, что-то быстро и горячо говорит (как жаль, что я ни слова не понимаю), отрывает ее руки и, повернувшись ко мне, как я понимаю, представляет. Потому что я слышу свое имя - Дария.
- Дарига, - говорит мать Рустама, глядя на меня.
- Твое имя непривычно для нас, но у таджиков есть похожее – Дарига. Мама хочет тебя так называть, - объясняет мне Рустам.
Ну вот, не успела приехать, а меня уже лишают имени. Приходится соглашаться, не спорить же в первый день из-за ерунды.
- Скажи маме, пусть называет так, как ей удобно.
- Сама можешь сказать, Дарига, - на чистейшем русском говорит женщина, - Ты называй меня мама, а еще лучше оча, - добавляет она, окидывает с ног до головы оценивающим взглядом, и, проговорив что-то по-таджикски, направляется к дому.
Руслан подхватывает сумки и идет следом, мне ничего не остается делать, как плестись за ним.
Мы входим в низкое одноэтажное здание с белыми стенами снаружи и внутри, с маленькими окошками. Со стороны это здание напоминает длинный сарай или ангар.
Проходим первую комнату, это, видимо, кухня, со стенами, побеленными известью. Вторая комната – большая гостиная, по-моему. Здесь обилие ткани. Ковер на полу, две стороны занавешены гардинами на всю стену, хотя окошки за ними очень маленькие, на другой стене ковер и…всё. Полное отсутствие мебели, только какие-то одеяла, скрученные в рулон, разложены возле стен. Дальше небольшой коридорчик, прямо двустворчатая деревянная дверь. Мама открывает ее и пропускает нас в комнату.
- Располагайтесь, это ваша спальня, - говорит она.
- Спасибо, не думал, что ты отдашь нам эту комнату! - Рустам счастлив без меры.
- Теперь ты здесь хозяин, - говорит она и снова что-то добавляет на своем языке, отчего мой муж хмурится и резко отвечает ей в тон.
Я оглядываюсь по сторонам, никогда не видела ничего подобного. Эта комната выглядит еще более странной, чем гостиная. Спальня большая, но кажется маленькой тесной коробочкой из-за пестрых ковров, которые здесь везде, где только можно. На полу и на трех стенах ковры красно-синей расцветки, на четвертой стене такая же, как в гостиной, роскошная бордовая гардина, за ней угадывается маленькое окошко. В центре комнаты огромная кровать под пестрым шелковым покрывалом, у стены несколько длинных диванчиков без спинок. Маленький туалетный столик в углу возле окна.
- Располагайтесь, отдыхайте с дороги, - говорит мать Рустама и собирается выйти.
- Извините, а где я могу помыть руки и умыться? – понимаю, что отдыхать в той пыли, которой покрыта моя кожа, не получится.
- Я покажу… - быстро говорит мне Рустам, но его мать перебивает.
- Сама. Это женские дела, тебя не касаются, - резко говорит она, - Идем, Дарига, за мной.
Она выходит из комнаты, даже не оглянувшись, поспеваю ли я. Следом за ней я попадаю в маленькую комнатку с серыми стенами, в которой старый умывальник, большая открытая емкость с водой и множество тазов всевозможных размеров.
- Это женская туалетная комната. Можешь не переживать, мужчины сюда не зайдут. Вот вода, берешь любой таз, моешься. Грязную воду можешь вылить в этот сток в углу, чистую расходовать очень экономно, носить ее приходится из колодца. Не забывай – это Азия, а не Россия. Здесь свои порядки и правила. Если не сможешь к ним приспособиться – не выживешь! – объясняет свекровь.
- Спасибо.
Пытаюсь улыбаться и быть вежливой, но мои слова уходят в пустоту, она удивительно быстро для ее полной фигуры исчезает из так называемой ванной. Не успеваю даже поинтересоваться, где теплая вода. Потом понимаю, это глупо. Поливаю себя из ковшика водой из емкости. Полотенца не нахожу, натягиваю на мокрое тело свою запыленную одежду, жалея, что не захватила халат, и быстро перебегаю в нашу спальню.
Рустам тоже освежился. Я его с трудом узнаю. На нем широкие свободные брюки из легкой светлой ткани, длинная белая рубашка, шелковый темно-синий жилет. Он чисто выбрит, влажные волосы, как всегда, зачесал назад. Он так красив и… я вдруг понимаю, что передо мной восточный мужчина до мозга кости. Как будто у меня только что открылись глаза на этот факт. Сама себе кажусь рядом с ним убогой и неестественной. Особенно после первого знакомства с его матерью.
- Я не понравилась твоей маме, - с грустью озвучиваю беспокоившую мысль.
- Даша, не говори глупости. У мамы просто такой характер, ей нельзя быть другой, у нее в руках большая семья. Четверо сыновей непросто удержать в узде. Но, благодаря ее твердости, ни один из нас не пошел по кривой дорожке. Все работают, имеют собственные дома, все женаты на хороших таджичках.
- Только младший свернул не туда. Нашел себе какую-то русскую.
- Ты опять за свое! Кстати, в ту ночь, когда я узнал о твоей беременности, я сразу позвонил маме. Я был так растерян, но именно она убедила меня жениться на тебе.
- Да? А я-то подумала, ты женился, потому что любишь меня!
- Я люблю тебя, конечно, не цепляйся к словам. Я хотел сказать, что мама относится к тебе так, как и к любой другой своей невестке. Просто она такая. Она хозяйка здесь. Ты обязана ее уважать и слушаться. Тем более, тебе здесь все незнакомо и непривычно. А мама тебя научит всему и все покажет.
- А ты? Я думала, ты мне все покажешь!
- Ох, Дарига! До чего же ты смешная! Ну что я смыслю в женских делах! – он хохочет, разваливаясь на всю кровать, и тянет меня за руку, присоединиться.
- Рустам! Хотя бы ты называй меня моим настоящим именем! – я сопротивляюсь, выказывая тем самым недовольство.
- Хорошо, в этой комнате ты Даша.
- А как зовут твою маму?
- Надира. Ее зовут Надира. Иди сюда, - он хлопает по покрывалу рядом с собой, - Тебе нужно немного отдохнуть, в твоем состоянии трудно перенести такую дальнюю дорогу. А вот когда отдохнешь, уже не будет казаться, что кто-то тебя здесь не любит.
Я жалобно улыбаюсь, покорно укладываюсь на постель, хочу прижаться к мужу, но он вдруг встает.
- Ты куда?
- Отдыхай. Я не устал вовсе, хочу повидаться с братьями. Не терпится просто.
- А как же я?! – жалобно ною.
- А ты со всеми познакомишься вечером, за праздничным ужином. Сейчас отдыхай.
Он чмокает меня в щечку и быстро выходит из комнаты.

Я просыпаюсь от шума. Понимаю, что в доме много людей, дети. Громкий непонятный разговор, визг, смех. Вспомнила, что вечером праздник в честь нашего приезда. Рустама рядом нет, одной выходить из комнаты боязно. Надеваю свой самый лучший летний костюм – светлая льняная юбка чуть ниже колена и блузка. Причесалась и подкрасилась, и в нерешительности сажусь на краешек кровати. Интересно, обо мне вообще вспомнят? Где мой муж?
Никогда не была трусихой, теперь уже поздно начинать! Да и раньше нужно было бояться, когда замуж выходила, а теперь чего уж тут. В грудь больше воздуха, последний взгляд в зеркало на побледневшее лицо, и я открываю дверь.
Чуть ли не сталкиваюсь в коридоре с худенькой девочкой, на вид лет десять. Такое впечатление, что она стояла за дверью, ждала, когда я проснусь.
- Ой! – вскрикиваем оба.
- Бибиджон хотела узнать, проснулась ли ты? – говорит девочка, смущаясь.
- Что? – не понимаю я.
Девочка ничего не объясняет, быстро убегает. Тотчас появляется моя свекровь. Молча, окидывает меня взглядом, разворачивается и уходит. Я мнусь в нерешительности в коридоре, не зная, что делать. К счастью, свекровь быстро возвращается, несет в руках какие-то яркие вещи, протягивает их мне.
- Переоденься. В доме полно мужчин, а у тебя юбка колени не прикрывает.
Я забираю вещи, захожу в комнату. Она принесла мне длинное шелковое платье, красиво вышитое по круглой горловине, широкие брюки, точнее, это шаровары, они присборены снизу, и косынку. Все подобрано в цвет, все яркое, красивое, национальное. Одеваюсь в соответствии с местным этикетом, теперь я похожа на одну из тех девушек, что видела в аэропорту. Только с косынкой не знаю, что делать, накидываю ее на плечи, выхожу.
Свекровь ждет меня в коридоре. С улыбкой кивает головой, увиденное ей понравилось. Помогает мне завязать на голове косынку.
- Так-то лучше, Дарига. Пойдем, с семьей познакомишься.
Иду следом за ней какими-то темными коридорчиками, попадаю на кухню, где хлопочут над столами три молодые девушки. Они одеты так, как и я, длинные платья рубашечного покроя, шаровары и косынки на головах. Только цвета разные, непременно яркие. И еще заметила, на руках и на шее у каждой много золотых украшений. Этот яркий блеск золота, камней и шелка слил для меня все лица, поэтому я совершенно не запомнила, кто из них Абигайль – жена старшего сына Нурмата, кто Султон – жена Алишера, а кто Зухра – жена Акмаля. Непривычные для моего слуха имена детей вообще слились в нечто непонятное. Единственное, запомнила, что дочь старшего брата Рустама зовут Медина – это та девочка, которая приходила меня будить. И которая единственная из женщин, не считая свекрови, говорит по-русски.
- Ленятся мои невестки, не хотят учить русский. Зачем, говорят. Оно и верно, чтобы еду приготовить, за домом следить, да мужа ублажить, языков знать не нужно, - поясняет свекровь.
Я вежливо улыбаюсь каждой из своих новых родственниц. Что мне еще остается делать? С ними не поболтаешь.
- Мама…
- Оча, оча Надира, - поправляет меня свекровь. Она хочет меня приучить к их языку? Хорошо.
- Оча Надира, - с трудом выговариваю непривычные слова, - Чем я могу помочь?
Я и так себя неловко чувствую, все женщины вокруг носятся, хлопочут, а я стою посредине, глупо улыбаюсь.
- Все, на стол накрыто, мужчины уже сидят, тебя ждут. Пойдем.
Надира за руку ведет меня из кухни, мы попадаем в гостиную, которую я уже видела и удивлялась отсутствию мебели. Теперь я поняла, почему так. Сейчас посреди комнаты стоит низкий столик, вокруг которого расположились мужчины. Они сидят почти на полу, подложив под себя что-то типа скрученного одеяла. Во главе стола вижу высокого худого старика с седой густой шевелюрой и маленькой тюбетейкой, прикрывающей макушку. Лицо все испещрено сетью тонких морщинок, разрез глаз настолько узкий, что кажется сначала – они закрыты. И только позже замечаешь блеск очень живых, очень темных проницательных глаз. Цвет кожи желто-серый, мне показалось, нездоровый, хотя, может быть, для этой национальности естественный. На нем полосатый яркий халат, подпоясанный платком и, неизменные здесь, шаровары. Понимаю, что это отец Рустама. Он не сказал ни слова, только взглянул на своего младшего сына, потом зыркнул на меня. Осанка его изменилась, выражение лица тоже, он стал каким-то величественным. Рустам тотчас вскочил, подошел ко мне, взял за руку. Глядя на отца, он заговорил что-то на таджикском, и по тону и по выражению лица мужа я понимаю, что он оправдывается, по крайне мере мне так кажется, ведь я не понимаю ни слова, кроме «Дарига». Хозяин, именно так можно назвать сухого старика с гордой осанкой, благосклонно кивает головой. Мне кажется, что и Рустам и свекровь позади меня облегченно выдыхают. Рустам, наконец-то, начинает говорить по-русски.
- Это моя жена, Дарига, или Даша по-русски. Даша, мой отец, Аджибек. Ты можешь обращаться к нему по-нашему, отаджон. Мои братья. Старший Нурмат.
Мне кивает из-за стола седой мужчина – широкий в плечах, с солидным животом. Он самый крупный из всех Шагиевых. Видимо, пошел в свою мать, весьма внушительную женщину.
- Добро пожаловать в семью, - говорит он.
- Мой брат Алишер, - представляет Рустам, и я смотрю на худого подтянутого мужчину. Черные волосы, широкие черные брови, усы. Фигурой и лицом очень похож на своего отца и, немного, напоминает Рустама. Единственный в этой комнате одет в обычную рубашку и джинсы. Он улыбается мне и подмигивает.
- Калым не платил, а такую красавицу отхватил! – комментирует Алишер.
- А это Акмал, - указывает Рустам на низенького мужчину в халате.
Тот не удосуживается словесными приветствиями, молча кивает головой и продолжает жевать.
- Я очень рада познакомиться со всеми. Спасибо за радушный прием.
А что я еще могу сказать, даже если особого радушия и не заметила? Рустам, с чувством исполненного долга садится на свое место за столом. Я в растерянности стою посреди комнаты, позволяя себя рассматривать. Делаю шаг, чтобы сесть рядом с мужем. Но чувствую, как свекровь тянет меня за руку обратно в кухню.
Там уже накрыт стол, и невестки с детьми расселись вокруг и что-то, хохоча, обсуждают. Надира усаживает меня рядом с собой. Одна из невесток, по-моему, Зухра, я запомнила ее по множеству косичек, тотчас вскакивает и подносит свекрови и мне тарелки с супом, хотя уверена, у них это блюдо по-другому называется.
- Почему вы не сидите за одним столом с мужчинами, - тихо спрашиваю я у свекрови.
- Это Восток, здесь такие традиции. Женщины должны находиться отдельно. Дом тоже разделен как бы на две части – мужскую и женскую. Я потом покажу. Есть комнаты, куда ты не имеешь права заходить. Но в то же время, и к тебе не зайдет ни один посторонний мужчина, - терпеливо объясняет свекровь.
После этого мой лимит общения, видимо, исчерпался, Надира переключается на разговор с другими невестками, из которого я ничего не понимаю. Поэтому весь вечер молча сижу за столом, наблюдая за сменой эмоций на лицах своих новых родственниц, чтобы хоть немного понять, о чем они говорят. Или прислушиваюсь к мужским голосам, доносящимся из гостиной, но они тоже говорят в основном на своем языке.
Поздно вечером, когда мужчины насладились общением, все выходят во двор. Летняя ночь восхитительна. В воздухе стоит приятный свежий запах. Бархатное небо усыпано звездами. Почти как в России. Я забываюсь на мгновение, где нахожусь, понимаю, что уже успела соскучиться без мужа, поэтому тихонько подхожу и беру его за руку. Тем более, что жены его братьев тоже стоят рядом со своими мужьями. Но оказалось, они объединились, чтобы преподнести мне подарки.
- Дарига, мы рады, что в нашей семье появилась такая замечательная девушка, - вдруг говорит Нурмат, - В честь этого мы женой решили подарить тебе скромный подарок.
Он протягивает мне сверток яркой ткани, и отдельно подает золотой браслет.
- Спасибо, - только и проговариваю я, потому что другие братья, не особо задумываясь над речами, подают мне почти то же самое – какие-то яркие вещи и золотое украшение.
Бормочу всем спасибо, надеюсь, женщины понимают, что это слова благодарности. Мне никогда не дарили сразу столько вещей. А уж золотые украшения вообще никогда, не считая обручального кольца.
- Мы не смогли одарить тебя в день свадьбы, так как были далеко, поэтому не обижайся, прими сейчас, - говорит Акмал, это его первые слова, обращенные ко мне.
- Даже не думайте, свадьба будет! – вдруг вклинивается в разговор Надира, - Как же перед соседями, неудобно, младший сын женился, а никто и не погулял. Подумают о нас плохо. Так что через неделю зовите всех друзей, знакомых, будем гулять!
- Успеем за неделю? – спрашивает Нурмат.
- Конечно, успеем, ты посмотри, сколько у меня помощниц теперь, четыре! – говорит свекровь, посматривая на меня.
Наконец я в спальне, наедине с мужем. Так много впечатлений, так много хочется сказать, но от усталости едва держусь на ногах. Физически немного работала, но постоянное эмоциональное напряжение меня вымотало. А может беременность сказывается.
- Ты очень понравилась на первый взгляд моим братьям, - говорит Рустам, уже лежа в постели.
- Почему на первый взгляд? – я пытаюсь снять с себя необычные наряды.
- Тебя ведь оценивают сейчас только по внешнему виду, какая ты, никто не знает. Очень надеюсь, что ты не испортишь хорошего мнения о себе.
- Постараюсь, просто здесь для меня все такое непривычное.
- Не переживай, скоро освоишься. Только слушайся маму, она тебе все покажет и расскажет. С уважением относись к моему отцу и братьям, и тогда все будет хорошо.
- Я не понравилась твоему отцу?
- Он, конечно, хотел, чтобы я взял в жены таджичку. Но теперь дело сделано, ничего не изменишь. Я сказал, что ты похожа на наших девушек – послушная, трудолюбивая, скромная. Он благословил наш брак. Теперь дело за тобой, не опозорь меня перед отцом.
- Я люблю тебя и сделаю все, что от меня требуется, - говорю я, облачившись, наконец-то, в свою любимую пижаму и, забравшись под гигантское шелковое покрывало, прижимаюсь к мужу, - Только я соскучилась без тебя за весь этот сумасшедший день.
- Я тоже. Иди сюда, - шепчет мне Рустам.

Мне кажется, я только что закрыла глаза и провалилась в сон, как кто-то уже толкает меня в плечо. Открываю глаза – надо мной стоит свекровь. Я подскакиваю в постели, открываю рот, чтобы спросить, что случилось, но она прижимает палец к губам, приказывая не шуметь, и, выходя из комнаты, машет рукой, приглашая следовать за ней. Я натягиваю халат и выбегаю в коридорчик. Замечаю для себя, что еще очень рано, судя по сумраку, даже солнце не взошло.
- Что случилось? – испуганно спрашиваю Надиру.
- Утро, что еще может случиться! – спокойно отвечает свекровь. – Ты собираешься стать хорошей женой моему сыну? Хорошая жена не валяется в постели до обеда. Она должна приготовить мужу завтрак, привести в порядок дом, потом себя, чтобы он с радостью посмотрел на свою красавицу и еще больше любил.
Я не очень понимаю, что от меня сейчас требуется, но вспоминаю обещание мужу во всем слушаться его маму, поэтому безропотно спрашиваю:
- Что я должна сделать?
- Во-первых, одеться, как подобает. Тебе вчера невестки надарили нарядов, в сундуках в комнате тоже полно платьев, это мои вещи, но мне они уже малы, я их в молодости носила. Так что можешь надевать все, что тебе понравится. А о вещах, в которых приехала из России, забудь. Я не хочу, чтобы соседи говорили, что моя невестка одевается как блудница. Оденешься, приходи на кухню. Только не разбуди своего мужа.
Отдав распоряжения, Надира удаляется царственной походкой, насколько позволяет ее вес, по крайне мере голова горделиво приподнята. Показываю ее спине язык и бреду в спальню, одеваться, как истинная таджичка.
Диванчики без спинок, стоящие в комнате, оказались сундуками, обитыми мягкой тканью. В них действительно было много яркой женской одежды. Отдельно сундук с мужскими рубашками и брюками, отдельно – постельное белье и покрывала. Я поняла, что мы с Рустамом занимаем сейчас родительскую спальню. Платье свекрови, которое я откопала в одном из сундуков, сшитое из светлой хлопковой ткани, мне велико. Но так как подаренные вчера наряды оказались слишком яркими, пришлось надевать его. Заплела свои изрядно подросшие волосы в косу, повязала косынку, их здесь нашлось невероятное количество, поэтому поняла, что головной убор – обязательный атрибут, и тихонько вышла из спальни. Мягко ступая по коврам, иду на кухню, но там никого нет. Замечаю свекровь во дворе, она хлопочет возле большой странной печки, сложенной под навесом в углу двора. Подхожу к ней.
- Что помочь?
- Ты запомни, Дарига, здесь Азия, женщине с утра спать некогда, к тому же утром не так жарко, легче все переделать. А вот в обед, когда солнце припечет, тогда и отдохнешь.
- Да вы не переживайте, я все буду делать, только скажите.
- Вот и хорошо, а то я уже не справляюсь сама. Пока печка разогревается, ты двор должна подмести. Даже если он чистый. Это традиция такая, у утра невестка подметает двор и улицу до соседнего дувала (забора), чтобы соседи не подумали, что лентяйку в дом взяли. В твоем положении, это как раз для тебя работа. Вот в углу метла.
Делать нечего, беру метлу и подметаю двор, это не трудно, но как-то унизительно. Странные у них традиции! Хорошо, что я здесь ненадолго, месяц и потерпеть можно. Двор относительно чист, выхожу на улицу. Территория напротив двора метров сто в длину, хорошо хоть улица узкая. Она идет слегка под горку. Калитка находится в центре, поэтому я мету сначала правую сторону, потом возвращаюсь и двигаюсь налево. Чей дом справа мне неизвестно, а вот слева, рядом с родительским, большой кирпичный дом на два хозяина, который принадлежит братьям Рустама – Нурмату и Акмалю. Именно этот дом мне так понравился вчера, даже разочаровалась, что не там живут родители. Другой брат, Алишер, живет в самом Хороге. Об этом мне успел поведать Рустам.
Свекровь оказалась права, за соблюдением традиций здесь строго наблюдают. Не успела я закончить работу, как заметила, что не осталось ни одного домовладения, где из-за дувала на меня не посматривали бы глаза любопытных таджичек. Женщины здесь действительно встают рано, а вот мужчин я ни одного не заметила.
Вернувшись во двор, помогаю свекрови печь лепешки, точнее, я просто подаю ей уже раскатанное тесто, а она очень ловко прикрепляет его к стенкам их странной печки, называется тындыр. Здесь же, под навесом, мы готовим с ней какую-то похлебку с просто огромными кусками мяса, бросая туда очень крупно порезанные овощи. Мастоба – так назвала Надира это блюдо. Понимаю, готовить на улице и в такую рань – жизненная необходимость в этих местах. Уже в девять утра солнце палит так, что даже в тени не спрячешься. Жару придает и печка. Я чувствую, что обливаюсь потом, ощущаю слабость. Свекровь замечает это, отправляет меня в ванную, «привести себя в порядок перед пробуждением мужа». Ее слова приводят меня в шок, не подаю вида. Потом думаю, может это и правильно, так относиться к мужчинам. Может, он в ответ тоже будет заботиться о тебе, носить на руках. Так и получится крепкая семья, основанная на заботе и уважении.
Не знаю, как другие мужья, но Рустам даже не заметил моего трудового подвига. (Это, наверное, тоже входит в традицию?) Заметил только, что я прекрасно выгляжу. Еще бы, я освежилась, надела одно из нарядных платьев, полученных в подарок, успела подкрасить ресницы и губы. Красивая, бужу мужа поцелуем.
- Даша! Прекрасно выглядишь, даже лицо немного загорело. Ты так похожа на таджичку в этом наряде!
- Доброе утро! Твой папа ждет тебя завтракать, - говорю ему.
А мысленно добавляю, что не только нарядом уже похожа на таджичку. И еще, было бы странно, если бы у меня не загорело лицо под этим палящим солнцем. Но вслух ничего подобного не говорю, потому что это будет похоже на жалобу. Надира только что прочитала лекцию о том, что жаловаться мужу - последнее дело, перед ним я должна быть всегда приветливой и доброжелательной, за это он и будет меня любить. Рустам тут же доказывает ее слова, нежно целует меня, говорит то, что каждая женщина больше всего хочет слышать – «люблю тебя», и сам весь светится счастьем и довольством. Впрочем, как я понимаю, именно ради этого и вся утренняя суматоха – чтобы мужчина был доволен.
Во дворе, под виноградником, небольшой помост, айвон, как назвала свекровь эту своеобразную террасу. На нем лежит ковер. Ковры тут везде, даже на улице. Свекровь сказала – это символ достатка. Как я понимаю, попала в богатую семью. Должна быть рада. На айвон мы с Надирой устанавливаем неизменный низенький столик, достархан, за который усаживаются Рустам и его отец. Подношу блюда, которые мне подает свекровь. Стол накрыт, я возвращаюсь к печке, наливаю себе суп и иду к мужу, чтобы присоединиться. С трудом усаживаюсь, не понимаю, как у меня получится кушать, стоя почти на коленях, куда деть ноги. Наконец, как-то разместилась рядом с Рустамом. Вижу пристальный взгляд свекра, непонимающе смотрю ему в глаза, хочу спросить, что ему нужно, но из головы вылетает и его имя и принятое здесь обращение к отцу.
- Тебя зовет мама, - говорит мне шепотом Рустам и помогает подняться на ноги.
- Извините, - говорю я, все так же глядя прямо на свекра, и выбираюсь из-за стола.
Подхожу к свекрови, она гневно смотрит на меня. Что я успела натворить?
- Никто, даже мужчины, не имеют права смотреть в лицо старшему, а уж тем более женщина, - торопливо выговаривает мне свекровь, за руку утаскивая подальше от помоста, - Девушка должна скромно опускать глаза, это, во-первых, во-вторых, я еще вчера говорила, что мужчины и женщины не сидят за одним столом.
- Но я думала, это касается только праздничных столов. И там мой муж, я хочу быть рядом с ним, - оправдываюсь я.
- Твой муж не достоин уважения? Что ты его так позоришь! Ночью будешь рядом с ним, а днем у тебя должны быть свои дела!
- Так что, я теперь и кушать не должна! – все во мне бунтует против этих странных порядков, стараюсь сдержаться, чтобы не закричать.
- Должна, только после того, как поедят мужчины.
- Еще скажите, я должна есть то, что останется после мужчин!
- Ты знаешь эту традицию? Она очень старая, сейчас ее не придерживаются, но раньше жена могла есть только то, что оставил ей на своей тарелке муж.
- С ума сойти! А если он очень прожорливый и ничего не оставил?
- Если не заслужила, может и не оставить, а если жена хорошая – никогда голодной не будет.
- А я голодна! И я беременна, если вы забыли! Мне нужно хорошо питаться!
- Так иди на кухню и кушай себе на здоровье. Я тебе еще и фрукты принесу! Знаешь, какие у нас яблоки уродили, а виноград!
Свекровь вдруг меняет гнев на милость и заботливо уводит меня со двора в душную кухню. Но там я хотя бы могу поесть, не вызывая гнев и недоумение новых родственников.

Всю неделю семья готовится к нашей свадьбе. Устанавливаются во дворе длинные столы и скамейки, братья Рустама привозят всевозможные ковры и развешивают их вдоль забора. Невестки у нас появляются с утра, приводят в порядок двор и сад, наводят чистоту в доме. Я тоже не сижу без дела, так что к вечеру буквально валюсь с ног. В связи с тем, что у нас в доме братья с женами бывают практически каждый день, остаются обедать и ужинать, готовить приходится много. Для меня эта неделя стала практическим занятием по приготовлению блюд таджикской кухни. Мне кажется, целый день я что-то крошу, чищу, режу, мою посуду, подношу, уношу. Снова крошу, взбиваю тесто, сортирую фрукты. Не успеваешь убрать посуду после завтрака, как пора думать о приготовлении обеда, а там и ужин недалеко. Таджикская кухня очень разнообразная, вкусная, обильная. За обедом и ужином должно быть не менее трех блюд, не считая десерта в виде выпечки, которая иногда называется, как и у нас – хворост, халва, пахлава, но имеет совсем другой вид и вкус. А уж сколько времени и сил уходит на приготовление всего этого!
Чем ближе день свадьбы, тем напряженнее. В доме появляется много незнакомых женщин, так как теперь приготовить еды нужно человек на сто. Я, как и положено, просыпаюсь в пять утра, традиционно мету улицу, а потом подключаюсь к общему труду, у них это называется хашар – добровольная помощь в каком-либо деле. Меня иногда отправляют в комнату отдохнуть, но, видя, что на обеденный сон никто не тратится, мне тоже неловко уходить.
День свадьбы отпечатался в виде отдельных картинок. Я так уставала до этого торжества, что только и мечтала, как бы поскорее все закончилось, и в доме восстановился покой. Помню, что утром невестки нарядили меня в белое атласное платье, украшенное голубой вышивкой. Сюзане - все время говорят они, я не понимаю, кто такая эта Сюзанна, но Медина, которая все время крутится рядом, объясняет, что сюзане – это традиционная таджикская вышивка. На голову мне надевают тюбетейку, поверх ее что-то типа фаты или большого платка, тоже искусно украшенного вышитыми цветами. На руки и на шею мне надели все золотые украшения, которые до этого были подарены, а так же свекровь преподнесла мне утром в день свадьбы еще целую шкатулку золотых изделий. Я сопротивляюсь такому обилию украшений, золовки меня не понимают, но тут появляется Надира и одно ее слово «так положено» пресекает все мои протесты.
Потом толпа людей, однообразная народная музыка, не смолкающая весь день, на ее фоне гул незнакомой речи. Сначала я сижу за столом рядом с мужем, но к еде прикасаться не имею права. Не очень-то и хочется. Нас поздравляют, кто-то старается по-русски, но в основном поздравления понимает только жених. Я должна скромно улыбаться и кланяться, не поднимая глаз, благодарить за подарки. В основном это ковры, посуда и золото. Потом по традиции меня и мужа обводят несколько раз вокруг дома, потом какой-то уважаемый старик долго что-то говорит, видимо, благословляя наш союз. Ближе к вечеру мне приходится расстаться с мужем, меня уводят за женский стол. Здесь я могу поесть, но от усталости и волнения горло скрутило болезненными спазмами, пью только щербет, по-нашему компот из фруктов, и заталкиваю в рот кусочки хлебной лепешки. Далеко заполночь торжество заканчивается, мы должны проводить всех гостей, лично поблагодарить каждого за то, что пришли. Как добралась до постели, помню с трудом. Какая уж там брачная ночь! Первый раз засыпаю раньше мужа, даже не дождавшись его из ванны.
Утром будит поцелуй любимого. Блаженно потягиваюсь, обвиваю его шею руками, прижимаюсь к лицу, открываю глаза. Судя по яркому свету – часов девять утра. Вскакиваю с постели, как ненормальная, отпихивая новобрачного. Проспала! Сейчас от свекрови получу нравоучительную лекцию! Это первая мысль. Вторая – какого черта! Я новобрачная, могу я хоть одно утро поваляться в постели, тем более, все здесь для счастья мужчины, а он будет счастлив, если сейчас буду с ним. Оборачиваюсь, смотрю в недоумевающие глаза Рустама.
- Ты чего дерешься? Куда собралась бежать от мужа?
- Уже никуда! – ныряю обратно в постель.
- Ты теперь моя законная жена по обычаям двух стран. И я хочу получить, то, что мне по закону положено, если уж не ночью, то хотя бы с утра, - шепчет муж, приподнимая мою нарядную ночную сорочку.
Следующая неделя проходит относительно спокойно. Я продолжаю упорно постигать основы натурального хозяйства. То, что родители Рустама, как и все прочие, в этой деревне ведут натуральное хозяйство, я вскоре поняла. Здесь все свое: овощи, фрукты из собственного сада и огорода, который нужно тщательно поливать водой из арыков, иначе солнце спалит все за несколько дней. Здесь свое мясо и молочные продукты - держат большое стадо овец и коз, и я учусь делать масло и местный сухой сыр - курут. Хлеб тут пекут тоже сами, покупают только муку. Огромное хозяйство требует постоянного внимания, работать приходится с утра до вечера и переделать все просто нереально. Особенно когда понимаешь, что все домашнее хозяйство лежит на женских плечах. Не могу понять, чем здесь занимаются мужчины. Я спросила как-то у Рустама, он ответил, что братья занимаются бизнесом, каким, не уточнил, сказал, я не пойму. А их отец вообще ничем не занимается. Постоянно вижу его сидящим на айвоне под виноградником. Постоянно у него в руках пиала с неизменным в этих местах зеленым чаем. Иногда к нему присоединяются такие же, как он старики, они о чем-то тихо беседуют, а мне или свекрови приходится следить, чтобы не пустел чайник. Со мной свекор все так же немногословен, хотя я уже знаю, что он понимает и даже немного говорит по-русски, но, видимо, я еще не заслужила того, чтобы со мной разговаривать. Поэтому наше общение ограничивается словами «доброе утро» и «спокойной ночи», которые я с трудом, но уже говорю по-таджикски.
 В конце второй недели я даже самостоятельно могу заняться стиркой. Это целая эпопея для меня, потому что постирать вещи можно в ванной комнате, конечно же, руками, используя обычное мыло и стиральную доску. А вот чтобы прополоскать, нужно идти на речку. Это недалеко, метров пятьсот от дома. Речка у них кажется очень мелкой, так как везде из воды торчат камни, даже на средине. Но очень быстрая и очень холодная. В первый же раз, когда я отправилась туда самостоятельно, у меня течением вырвало из рук простынь и в один миг унесло на несколько метров в сторону. Она зацепилась за камни, я попыталась достать, но стоило мне ступить в воду, как ноги свело судорогой. Меня выручили мальчишки, которые играли неподалеку, они бесстрашно бросились в ледяную воду и вытащили мою потерю. В следующий раз я старалась держать вещи очень крепко.
Чем больше я здесь нахожусь, тем больше понимаю, что люди тут живут очень просто, очень бедно, если сравнивать даже с сельской Россией. Исключение составляют мои новые родственники и еще, наверное, несколько семей, чьи домовладения отличаются от общей убогости. На речку приходится идти почти через весь аул, и я понимаю, что домовладение Шагиевых одно из самых больших и ухоженных. А двухэтажный дом братьев выделяется среди общей массы хижин, слепленных в основном из глиняных кирпичей, как в российской глубинке выделяется, допустим, клуб или здание администрации. Но, несмотря на то, что родственники живут по сравнению с другими очень даже неплохо, жизнь здесь нелегкая. И я рада, что скоро лето закончится, и мы сможем вернуться в Белгород, где я смогу ощутить такие блага цивилизации, как вода, бегущая из крана, горячая ванна, обычный черный хлеб и сливочное масло из магазина.
На следующей неделе день рождения у младшего сына Акмаля, ему исполняется пять лет. В честь этого намечается празднование с большим количеством приглашенных. Три дня мы с Надирой проводим в доме Зухры, помогая ей готовить, убирать, а заодно следить за тремя ее детьми. По-другому нельзя, она же помогала готовить мою свадьбу! Не успели отгреметь именины малыша, как приближается годовщина свадьбы старшего сына. Нурмат и Абигайль вместе живут уже пятнадцать лет. Для меня все праздники сливаются в постоянное нахождение на кухне в толпе не говорящих по-русски женщин. От этого я очень устаю и физически и эмоционально. Да и растущий ребенок дает о себе знать. А еще меня очень тяготит то, что я практически не вижу мужа. Даже не знаю, где и с кем он проводит все дни. Мне сообщается, что с братьями. Я ничего не имею против его общения с родственниками, но иногда так хочется оказаться с ним рядом, поговорить, прижаться к плечу. Но днем, даже если я вижу его, позволить такую вольность по отношению к мужчине, да еще на глазах посторонних, я не имею права. А в спальне либо я засыпаю, не дождавшись его, либо он уже спит, когда я возвращаюсь после того, как помогу убрать посуду с праздничного стола. И у нас остается только несколько минут для общения, когда я прихожу его будить утром, после традиционного подметания улицы и приготовления завтрака.
В один из таких моментов и состоялся разговор, который перевернул все мое представление о нашем будущем.
- Рустам, уже август, думаю, нам пора возвращаться. Тебе ведь нужно устроиться на работу, - говорю я, подавая мужу рубашку.
- Возвращаться куда? – спрашивает он недоуменно.
- Как куда, в Белгород, конечно!
- Зачем нам туда возвращаться? – все так же недоумевает Рустам.
- Чтобы жить, работать, - чувствую, как меня охватывает тихая паника.
- Нам есть, где жить, у меня уже есть работа, мы никуда не едем.
- Как!!! – я сажусь на кровать, так как ноги не держат.
- А с чего ты взяла, что я собираюсь возвращаться в Россию? Я никогда не говорил этого.
- Но я думала…
- Даша, думать должны мужчины. А женщины принимать их решения.
- Но ты даже не сказал мне о своем решении.
- И что бы это изменило? Ты не вышла за меня замуж? Не поехала бы со мной? Убила бы ребенка? Что? – чувствую, он злится.
- Ничего, - вдруг понимаю я. – Но как же моя учеба?
- Зачем она тебе? У нас женщины не работают, они заботятся о детях и о доме, деньги должны зарабатывать мужчины.
- Но где ты будешь здесь работать? Я знаю, что отсюда люди уезжают, потому что нет работы.
- Вот именно поэтому у меня работа есть. Все едут в Россию на заработки, а языка не знают, у нас последнее время плохо было с преподаванием русского. Я специально получил эту профессию, чтобы преподавать в таджикской школе русский язык, место мне здесь уже гарантировано. Даже больше, вечером я буду вести курсы для взрослых. Так что без работы не останусь. И здесь я буду уважаемым учителем, «маллим», а в России кем? Одним из бюджетников, которому платят копейки, неудачником. Нет. Уволь. И к тому же, я младший сын, по праву наследования этот дом принадлежит мне. Так что, Дарига, у нас здесь есть и дом и работа, и никуда ехать не нужно.
- А как же я? Я не думала, что в Россию больше не вернусь, у меня даже зимней одежды и обуви нет.
Рустам смеется.
- Даша, ты забыла, где находишься? Нашла проблему! Тут ни у одной женщины нет зимней одежды и обуви.
- Но почему? Ты говорил, что зимы здесь не суровые, но они есть.
- Наденешь на себя несколько платьев, как это делают таджички, вот и вся зимняя одежда, а на ноги надевают теплые носки из овечьей шерсти. А вообще, женщине некуда ходить зимой, она должна сидеть дома, поэтому ей не нужны теплые вещи.
Я не знаю, что сказать. Как в известной мужской байке – идеальная жена – босая, беременная и у плиты. Для меня все подходит! Но я сама загнала себя в эту ловушку, винить некого. Молчу, прокручивая в голове, что теперь моя жизнь здесь, что я никогда не увижу тетку, что моя мечта сбежать из села и жить в квартире в большом городе теперь никогда не осуществится. Я даже работать не смогу! Я должна буду посвятить всю свою жизнь бесконечному сельскому хозяйству. Даже не замечаю, что по щекам текут слезы.
- Птичка моя! – Рустам обнимает за плечи, - Все будет хорошо, ты скоро привыкнешь здесь. Я тебя люблю, слышишь, я очень тебя люблю.
Улыбаюсь, вытираю слезы. Что это я! Что я раскисла! У меня есть самое важное, что только может быть у женщины – любовь. А скоро будет ребенок от любимого человека. Ради этого стоит жить и смириться с любыми условиями.
 
Мне кажется, последнее время я только и живу ожиданием ночи. Во-первых, я могу наконец-то отдохнуть, только ночью я не вижу бесконечной толпы родственников. Только ночью, в объятьях любимого я понимаю, что в моей жизни не все так плохо и волна усталости, а порой и отчаянья, отступает под его нежными руками, его ласковыми губами. Его слова заставляют забывать об обидах, испытанных днем, о несправедливых упреках, которые так и сыплются на меня от свекрови. Несмотря на все старания, у меня никак не получается быть примерной невесткой и образцовой женой, «чтобы все соседи завидовали». То мясо у меня сухое, то хлеб непропеченный, то белье недостаточно тщательно постирано. Я стараюсь сдерживать себя, не отвечаю на ее упреки, но иногда не выдерживаю, пытаюсь защищаться и оправдываться, в ответ получаю презрительную гримасу и пренебрежительное молчание на несколько дней. А так как поговорить здесь мне совсем не с кем, не считая десятилетней Медины, через некоторое время я сама стараюсь наладить отношения и униженно прошу прощения, свекрови это очень нравится. Медина часто приходит к «биби» – бабушке - в гости, и любит подолгу сидеть рядом со мной, пока я сбиваю масло или чищу овощи, и слушать мои рассказы о России. Я уже рассказала ей все из своей жизни и теперь просто придумываю истории, чтобы не забыть русский язык, так как со свекровью не столько говорю, сколько слушаю ее поучения.
В сентябре муж вышел на работу, и теперь я его практически не вижу. Он очень поздно возвращается, так как работает в Хорогской школе, и ездит туда на машине брата, возвращается после вечерних курсов поздно. Я стараюсь дождаться его, иначе теряю смысл жизни, и весь следующий день кажется тоскливым и унылым. Но у него не все ладится на работе, он возвращается уставшим и раздраженным и порой мне приходится поддерживать его и повторять «все будет хорошо», в то время, как сама отчаянно нуждаюсь в его поддержке и уверениях. Особенно сейчас, когда мой живот вырос и округлился, сделав некрасивой. Рустам уже месяц не прикасается ко мне, говорит, что боится навредить ребенку. Я стараюсь верить ему, гоню мысли о том, что моя фигура стала ему просто противна.
Я понимаю, что медицина здесь не на должном уровне. Я понимаю, что свекровь родила четырех сыновей, а ее невестки родили ей девять внуков, не прибегая к услугам врачей, по крайне мере, мне так было сказано. Но это понимание не дает мне уверенности, что со мной и с ребенком будет все в порядке. Два месяца до родов, а меня не осматривал ни один врач. Я очень боюсь, тем более, что последнее время постоянно чувствую тянущую боль в спине. Надире говорить бесполезно. Она уже вынесла свой вердикт – рожать будешь, как все, дома, а боли из головы – поменьше думай. Сегодня не думать не получается вовсе, боль охватывает поясницу, скручивает живот. Рожать рано, мне страшно за ребенка. Сегодня у Рустама выходной, надеюсь убедить его отвезти меня в больницу. Как всегда, днем я его не вижу, даже в выходные. Знаю, он может быть у кого-то из братьев. Натягиваю поверх обычного платья теплый халат, убираю волосы под косынку. Выход на улицу, где меня могут увидеть соседи, только в определенной одежде – это правило выучено до автоматизма. Иду в соседний дом. Сдружиться с золовками у меня не получилось, поэтому без свекрови я к ним не ходила. С трудом забираюсь на высокие ступеньки, ближнее крыло дома – владения старшего Нурмата. Нахожу на кухне Абигайль и Зухру, пытаюсь объяснить, что ищу мужа, они недоуменно смотрят на меня, потом зовут Медину.
- Они все у амакджон Акмаля, - сообщает девчушка.
Хотя дом один, но двор разделен забором, потому приходится снова выйти на улицу, зайти в соседний двор. Дом большой, ориентируюсь в нем плохо, поэтому иду на звук мужских голосов. Трое братьев и еще несколько незнакомых мужчин сидят за достарханом на неизменных скрученных одеялах – курпачах, и что-то обсуждают, покуривая кальян.
- Рустам! – пытаюсь привлечь внимание мужа.
Привлекаю внимание всех, на меня с любопытством смотрят. Муж с недовольством.
- Дарига! Что ты здесь делаешь?
- Тебя ищу!
- Почему зашла на мужскую половину, почему одна? – его недовольство сменяется яростью, особенно после того, как мужчины что-то комментируют на своем языке.
- А с кем мне быть, если мужа постоянно нет рядом! – возмущаюсь я.
- Немедленно иди домой!
- Без тебя не пойду! Мне плохо, мне нужна медицинская помощь! Ты не забыл, что я беременна!
- При чем здесь я? Спроси у мамы, что тебе делать, она поможет!
- Твоя мама врач? Мне нужно в больницу! Отвези меня!
Я срываюсь на крик, меня трясет от негодования, на мгновение забываю о боли. Рустам вскакивает из-за стола, быстро идет ко мне, его сопровождают высказывания друзей, смех. Среди непонятной речи вдруг отчетливо слышу голос Нурмата:
- Русские жены любят, когда муж привязан к их юбке.
Рустам стискивает мою руку поверх локтя и пытается вывести из комнаты.
- Прекрати позорить меня!- шипит он.
- Ах, вот что тебе важнее всего! – вырываю руку, с вызовом гляжу в глаза, - То, что жизнь жены и ребенка подвергается угрозе – неважно! Главное, что о тебе подумают!
- Главное, чтобы о тебе плохо не подумали! – Рустам пытается не повышать голоса, но его злобный шепот звучит оглушительнее любого крика.
- А мне плевать, что обо мне подумают! Главное, чтобы с ребенком все было в порядке! Но если тебе это неважно, сиди, кури, развлекайся, не буду отвлекать!
Не говоря ни слова, он неожиданно бьет меня по щеке. Не столько боли, сколько обиды и унижения. Она вспыхивает во мне, я размахиваюсь, чтобы ответить тем же, но он перехватывает мою руку, заводит за спину, и, прижав к себе, тихо говорит на ухо:
- Если ты сейчас же не уйдешь домой, я потащу тебя за волосы по всей улице. Тогда никто не посмеет сказать, что я подкаблучник.
- Да пошел ты!
Я вырываю руку, выбегаю из комнаты, хлопнув дверью, быстро иду домой. Влетаю в спальню. Останавливаюсь, в недоумении. Вспышка ярости прошла, боль - нет. Что делать дальше? Вспоминаю, что из города ехать в поселок полчаса. Пешком часа три, в моем положении. Хватаю сумку, заталкиваю в нее халат, тапочки, полотенце, на входе в спальню сталкиваюсь с Рустамом.
- Куда ты собралась? – слышу виноватые нотки, но мне все равно.
- Спасать своего ребенка. Мне нужно в больницу, надеюсь, в городе она есть.
- Ты пойдешь пешком и без документов? – он еще может язвить!
- Ты что, мне не отдашь паспорт?
- Нет.
- И не надо! Уйди с дороги!
Хватаю сумку и пытаюсь пройти мимо, он за руку тащит обратно, буквально швыряет на кровать.
- Уймись! Я уже сказал матери, чтобы позвала Фариду. Она тебя осмотрит и поможет, если у тебя действительно что-то болит.
- Ах, так ты еще и не веришь мне! Думаешь, я симулирую!
В негодовании резко вскакиваю с постели, но тут же меня пронзает такая острая боль, что, скрутившись пополам, со стоном падаю обратно. Рустам подбегает к кровати, наконец-то он верит.
- Даша, что с тобой! Где болит?
- Везде! Мне нужна помощь специалиста, а не какой-то знахарки, пожалуйста, Рустам, это же и твой ребенок! – молю я.
Через несколько минут в комнату входит свекровь и какая-то худая пожилая женщина с цепким взглядом и очень холодными руками. Мужа выгоняют. Фарида осматривает меня, мнет живот, потом что-то тихо говорит Надире. От боли я уже ничего не понимаю, мне хочется забыться, заснуть, но боль дает мне передышку на несколько минут и начинается снова. Мне дают выпить какой-то чай со странным вкусом, от которого я перестаю чувствовать не только боль, но и вообще что бы то ни было, я проваливаюсь в небытие и, кажется, летаю над свои измученным телом.
Через три дня безрезультатного лечения Фариды, я полностью теряю ощущение реальности, но как только в нее возвращаюсь, возвращается и боль. Нурмат везет меня на своем джипе в больницу в Хорог. Я лежу на заднем сиденье, так как сидеть не могу, Рустам удерживает меня, чтобы не слетела на ухабах.

Медицина в Таджикистане оставляет желать лучшего, но благодаря самоотверженности и настойчивости врача Мирзы Турганбалиева, удалось спасти и меня и ребенка. Он каким-то чудом предотвратил преждевременные роды, и я еще почти месяц могла его вынашивать. Вынашивать, громко сказано, я лежала, не вставая, прикованная к постели капельницами. Изучила все трещины на обшарпанном потолке бедной больничной палаты. Муж каждый день навещает меня, ведь школа, где он работает, находится в нескольких метрах от больницы, но я жду его только потому, что он приносит продукты и необходимые лекарства. Питание в этом заведении просто невыносимо, а питаться я должна, ради ребенка. Не знаю, в какой момент у меня изменилось отношение к Рустаму. Кажется, даже раньше того, как он меня ударил. Во мне будто что-то умерло, то, что согревало меня, дарило надежду, поддерживало мою любовь к нему. А теперь я прислушиваюсь к себе и понимаю, ничего нет. Я смотрю на мужа и ничего не чувствую. Когда-то думала, что уму без его любви, когда-то именно любовь к нему заставляла стоически переносить все трудности и стремиться к тому совершенству, о котором мечтает каждый восточный мужчина, по словам свекрови. Но вопроса о том, как жить дальше, я себе не задаю. Я знаю, как жить, ради чего жить. Мой ребенок! Ради него стоит жить, бороться. Мысли о ребенке, мечты о нем занимают все мое существо. Понимаю, насколько мне безразлично отношение мужа, главное, чтобы мое дитя родилось здоровым. Поэтому волнения и стрессы прочь! Хорошо питаться, дышать свежим воздухом во время коротких прогулок в больничном дворе, и выполнять все предписания врача.
И все же моя девочка родилась немного раньше положенного срока. Врач сказал, ничего страшного нет, она быстро догонит в весе и в развитии. Было страшно первый раз взять ее на руки, такая маленькая, такая хрупкая. Такая красивая. Ослепительно белая кожа, огромные синие глазки, черные курчавые волосики. Она похожа на цветок, нежный, ранимый, прекрасный. Лилия. Лиля – всплыло у меня в голове, как только я задумалась об имени.
- Лейла, - сразу же подобрал похожее имя Рустам.
Хорошо, пусть будет Лейла. Для меня она все равно Лиля. И она будет знать свое русское имя, будет знать русский язык, побывает в России, такой родной и далекой сейчас для меня, что щемит сердце при воспоминании. Я все сделаю, чтобы моя доченька была счастлива!
Мы дома. В Таджикии, как называют местные жители и их любимый президент, зима. Она, конечно, больше походит на нашу позднюю осень. Снега здесь почти никогда не бывает, кроме высокогорных районов, но холодные ветра дуют постоянно. Температура редко опускается ниже нуля, наверное, поэтому в доме не предусмотрено никакого отопления, кроме небольшой печки в доме, на которой можно приготовить еду в особо ненастные дни. Для всех действует основное правило – одеваться теплее. Но как быть с маленьким ребенком в комнате при температуре не выше плюс пятнадцать. Я заставила принести в спальню электрический обогреватель, хотя он мало помогал, так как электричество здесь часто отключается. И все же в нашей комнате было теплее, чем во всем доме, поэтому я почти месяц не выношу ребенка из спальни. Я так боюсь за нее. Она кажется мне такой слабенькой и хрупкой. Все время спит, мне даже иногда приходится будить ее, чтобы покормить. А когда она просыпается сама и начинает плакать, для меня это звучит как музыка, потому что Лиля такая тихая девочка, что я иногда с замиранием сердца прислушиваюсь к ее дыханию и трогаю теплые щечки, чтобы понять, что она жива.
Почти месяц нас никто не беспокоит, я занимаюсь дочерью, отдыхаю и практически не выхожу из комнаты, так как боюсь оставить ребенка одного даже на минуту. Родственники с пониманием относятся к моему желанию отгородить слабого ребенка от всяких опасностей. Не докучают посещениями, свекровь только развесила и разложила вокруг детской кроватки какие-то травы, острые ножи, горький перец, лук и чеснок - предметы, защищающие, по ее мнению, ребенка от злых духов. А так же строго настрого запретила тушить свет в спальне – это тоже один из обычаев. Муж переселился в другую комнату и только заходит к нам иногда утром или вечером, чтобы узнать, как дела. Мне кажется, он боится подходить к дочери, и не хочет прикасаться ко мне, а его приходы напоминают тяжкую обязанность. Мне не нравится это, пытаюсь наладить хотя бы видимость отношений, говорю, что это и его спальня. Он шутит, что в детской ему не место. А свекровь в тот же день поясняет, что мужчине нужно хорошо высыпаться перед работой, а ребенок будет мешать. Моя тихоня будет мешать?! Но меня особо не волнуют решения мужа и свекрови. Не хочет быть с семьей и не нужно. Нам и вдвоем хорошо. Только Медина иногда навещает меня после школы. Она тихонько садится на стульчик возле кроватки и смотрит на свою двоюродную сестричку. Эта девочка становится иногда для меня в роли радионяни. Если она в спальне, я могу безбоязненно выйти по своим делам. Как только Лиля беспокоится, Медина тотчас бежит за мной.
Я понимала, что счастливое время, когда обо мне словно забыли и оставили в покое наедине с дочерью, не может длиться вечно. Через месяц состоялся разговор с мужем, в котором он деликатно намекнул, что я и так достаточно отдыхаю, что в доме полно работы, а мама не справляется, что я молодая и сильная, а мама уже стара и быстро устает, и я могла бы с ней ненадолго меняться местами. Я работаю по хозяйству, а свекровь смотрит за ребенком. И еще, Лейла не моя собственность, и уже пора подпустить к ней и других родственников. Рустам умеет убеждать, если хочет. После разговора с ним у меня просыпается комплекс вины, получается, я с дочерью являюсь обузой, так как ничего не делаю. Я соглашаюсь оставлять Лилю с Надирой, пока буду убирать, стирать и готовить. В этот же день детская кроватка перекочевала в спальню к свекрови, а я, выйдя на кухню, обнаружила столько работы, что смогла увидеть ребенка только ночью. Но жаловаться некому.
Через неделю выяснилось, что мы не соблюли несколько обрядов, касающихся появления ребенка. Свекровь уверена, именно поэтому девочка такая слабенькая, плохо ест и развивается. И вообще, прошли «чилла» - сорок дней с момента появления ребенка – теперь следует отпраздновать наречение имени. Иначе все подумают, что с ребенком что-то не то, и мы его просто прячем. Для меня это значит одно – два дня я не выхожу из кухни, готовя праздничный обед для родственников и соседей, которые соберутся для торжества. Как проходит само событие, помню плохо, так как не спускаю глаз с малышки, которую держит на руках сначала дед, потом отец, потом ее берет очень старый седой старик с трясущейся головой и руками, мулла, и у меня сердце останавливается от страха, что ее уронит, пока долго и нудно говорит. Потом о ребенке забывают, и я наконец-то уношу в спальню, с тревогой всматриваюсь в маленькое личико, трогаю лобик, чтобы убедить себя, что с дочерью все в порядке.
Через какое-то время следует провести новый обряд - надевание первой рубашки, потом - первое купание, потом прорезался первый зуб «дандонмужак», потом «муйсаргирон» - первая стрижка. И всегда толпа гостей, всегда нудная национальная музыка на народных инструментах, снова тревога и беспокойство, и снова вижу ребенка только ночью, так днем занята по хозяйству и на кухне.
Обычай «чиллагурезон» означает, мать с ребенком должна первый раз выйти из дома, чтобы навестить родственников и поблагодарить тех, кто до этого приходил поучаствовать в соблюдении традиций, приносил для Лейлы подарки. Это означало, что обеды на несколько десятков человек мне готовить не придется. Наоборот, меня будут ждать за праздничным столом. Но от этого обычай для меня не становится легким. Я должна с ребенком на руках сидеть определенное время в чужом доме, с улыбкой кивать головой, особо не понимая, о чем идет речь, с тревогой следить, чтобы те, кто захотел подержать мою девочку на руках, не причинили ей вреда.
И все-таки я проглядела свою дочь. Только себя виню в том, что не отстояла покой в детской, что из-за слабости характера не послала всех к черту с их обычаями и традициями, что делала «как надо». А надо было всего лишь помнить наставления врача в том, что у Лили ослабленный иммунитет и она требует особой защиты и особого внимания. А я не защитила ее.
Как-то вечером, забрав спящую дочку от свекрови, я просто поставила ее колыбельку рядом со своей кроватью, легла на постель и моментально провалилась в сон. Да, я очень устала за день, но как я могла не поцеловать ее, не коснуться ее лобика. Я же всегда это делала! Только глубокой ночью меня что-то разбудило. Видимо, во сне усталость прошла, и тогда нахлынуло беспокойство. Подскакиваю в кровати, и, еще не подходя к колыбели, по дыханию, понимаю, что-то не так. Моя девочка горит, глазки закрыты, ротик приоткрыт, щечки пылают, дыхание с трудом вырывается из легких. Хватаю ребенка не руки, ручки и ножки безвольно висят. Меня охватывает такая дикая паника, что хочется выть. Беру себя в руки, понимаю, от меня сейчас зависит жизнь моего ребенка. Укладываю Лилю в колыбель, бегу в спальню к мужу, обнаруживаю, что она пуста. Врываюсь к родителям, ору, где Рустам, Лиля больна! Свекровь пытается объяснить, что я не должна так врываться. Я трясу ее за плечи и буквально кричу о том, что ребенок в опасности. Как только добиваюсь, что Рустам остался ночевать в городе, понимаю, больше она мне ничем помочь не сможет. Бегу в дом к братьям. На половину Нурмата достучаться не смогла, а вот жена Акмаля открыла почти сразу.
- Где Акмал?
Объяснять ей что-либо не имеет смысла, мы так и не научились общаться, но надеюсь, хотя бы имя мужа она поняла. Понять-то она поняла, но помочь мне ничем не собирается, стоит и удивленно хлопает глазами. Отталкиваю ее, бегу в дом, нарушая все запреты и приличия, кричу «Акмал», знаю, что перебужу детей, но сейчас это мелочь. Брат Рустама спускается со второго этажа, на ходу завязывая халат. Подлетаю к нему, задыхаясь, пытаюсь объяснить.
- Лейла заболела, горит вся, нужна машина, нужно в больницу, Рустама нет дома!!!
Акмал молча идет вперед, я бегу следом. Во дворе вижу Нурмата, видимо, мой крик переполошил и соседний дом.
- Я завожу машину. Иди, собирай ребенка, - лаконично отдает приказы Нурмат.
Бегу домой, в спальне свекровь и Фарида – местная знахарка, лечившая меня перед родами. Они склонились над детской кроваткой. Яростно отталкиваю их, свекровь пытается загородить собой мою девочку, хватает меня за руки, но удержать не может. Беру дочку, прижимаю к себе.
- Дарига, она уже не дышит, - говорит Надира, глядя мне в глаза.
- Мы сейчас поедем в больницу, помогите собрать вещи, Нурмат отвезет нас, там спасут ее! - торопливо говорю я, укутывая Лилю в одеяло.
- Дарига! Она умерла! – повторяет свекровь.
Смотрю на нее, как на полоумную, крепко прижимаю дочку к себе. Что она такое говорит? Как такое может быть? В комнате оглушительная тишина. Все смотрят на меня. Появляется Нурмат, он разжимает мои оцепеневшие руки, кладет ребенка на кровать, разворачивает одеяло. Я смотрю на свою красавицу, она спит, она всегда так тихо спит!
- Даша, поздно, Лейла умерла, - врывается в мое сознание голос Нурмата и, почему-то только он доносит до меня правду.
Я слышу крик, звериный, дикий крик, и не сразу понимаю, что это кричу я сама. Я кидаюсь к дочери, мне кажется, если прижму ее к себе покрепче, она проснется. Нурмат держит меня за плечи, я отбиваюсь, вырываюсь, ору. Он крепко стискивает меня, прижимая руки к телу, замечаю в руках Фариды шприц. Она что-то колет мне…. Всё. …Больше ничего…. Темнота и безысходность.
Похороны я плохо помню, но уверена, соблюдены все положенные обряды. Мне кажется, я все время в каком-то небытие. И вырываюсь из него, только чтобы вновь ощутить чудовищную боль от потери. К этой боли все время примешивается чувство глубокого одиночества и пустоты. А как будто со стороны наблюдаю за большой семьей, которую сплотило общее горе, а мне в этой семье нет места. Я все время стою одна, в стороне, и наблюдаю, как мой муж обнимает свою мать, родственники выражают сочувствие отцу, бабушке и деду. Сочувствие в том, что жена и невестка не смогла родить крепкого здорового ребенка.

Я не знаю, как жить дальше. Ради чего жить. Нахожусь в вакууме, пустоте, одиночестве. Загружаю себя ставшей, теперь уже привычной, работой. Механически мету двор, готовлю еду, пеку хлеб, убираю и стираю, работаю в саду и огороде. Чем больше устаю, тем лучше. Но никакая усталость не помогает прогнать боль из сердца, заполнить пустоту в душе. Через месяц начинаю потихоньку вытаскивать себя из депрессии, апатии и меланхолии. Заставляю себя жить, хотя так хочется лечь и уметь. Оглядываюсь вокруг, посматриваю на себя и ничего не узнаю. Я не узнаю себя в этой бледной худой девушке с ввалившимися глазами и длинными неопрятными волосами. За все время здесь я ни разу не стриглась, нельзя. Я не узнаю своего мужа. Понимаю, что боль и обида закрыли его от меня. Я последнее время с ним почти не разговариваю, да что там, я его практически не вижу, и если до сих пор мне это было безразлично, то теперь жизнь требует свое. Потому что жизнь, все-таки продолжается, хочешь ты этого или нет. И очень ярко об этом напоминает природа. В Таджикистане наступило лето. Я замечаю яркую зелень вокруг, еще не выжженную палящим солнцем, обилие цветов, особенно красивы здесь тюльпаны невероятных расцветок. Они растут здесь не так, как у нас, в палисадниках, здесь и палисадников-то нет. Это дикие цветы и распускаются они, кажется, в любом доступном месте – возле дороги, ведущей на реку, на лугу, даже среди камней можно встретить яркий цветок. Как-то Медина зовет меня пойти в центр аула, где будет проходить традиционный праздник тюльпанов -  Сайри лола. Этот праздник еще знаменует первый урожай, который уже успели собрать на своих огородах. На широкой площади раскинулась ярмарка, установлен помост, где будут проходить соревнования в таджикской национальной борьбе - гуштингири. Смотреть, как двое мужчин мутузят друг друга, мне не хочется. Я обращаю внимание на веселых нарядных таджичек, у некоторых в руках букеты тюльпанов. Одна девушка, хохоча, подбегает ко мне и протягивает свой букет. Я беру цветы в руки и тут вспоминаю, как Рустам преподнес мне в день свадьбы тюльпаны. Понимаю, что мы совсем забыли о годовщине нашего брака. Мне очень хочется поговорить с ним, попробовать исправить отношения. Мы ведь любили друг друга, может у нас все еще может наладиться. Но Рустам избегает меня, словно боится. Он ведет себя замкнуто, коротко отвечает на вопросы и старается быстрее отвернуться или отойти от меня. В конце лета он исчезает почти на месяц, свекровь поясняет, что его отправили на курсы в Душанбе. Я жду его возвращения, надеюсь, что он скучает без меня, а когда вернется, мы попробуем все начать сначала. И вот Рустам дома, но я никак не нахожу возможности с ним поговорить, он уже не занимает отдельную спальню, но вечерами задерживается в другой комнате, которую оборудовал под кабинет. Он может остаться спать там, может вообще не появиться вечером, и я даже не знаю, где он провел ночь.
В этот вечер он дома, а я решительно настроена поговорить. Приготовилась к встрече с мужем, привела в порядок волосы и лицо, найдя в своей сумке привезенную еще из России косметику, надела красивое платье. После ужина, когда Рустам ушел в свою комнату, я пришла к нему.
- Даша???
- Ты удивлен, увидев собственную жену?
- Есть немного. Я не звал тебя.
Он сидит за письменным столом. Подхожу к нему вплотную, кладу руки на плечи.
- Последнее время нам довелось пережить много трудностей. Рустам, что если мы попробуем начать все сначала. Давай уедем в город, снимем квартиру, где будем жить сами, своей семьей. Мы сможем еще родить ребенка, если хочешь, только позже.
Он резко встает, отходит от меня.
- Я думал поговорить с тобой на эту тему, позже. Но раз ты завела сама разговор, скажу сейчас. Во-первых, ни на какую квартиру мы не поедем. Во-вторых, я решил взять еще одну жену. Она таджичка, сильная и крепкая. Она родит мне ребенка. Тебя я не оставлю, ты не думай …
- Что? Что ты сказал! – не задумываюсь даже, что совершаю непростительную ошибку, перебиваю мужчину, но мне не до церемоний, - Ты хочешь взять вторую жену! Ты сошел с ума! Как ты себе это представляешь? Ты думаешь, я потерплю это! Да, я терпела насмешки твоей матери, терпела безразличие отца и других родственников, я пыталась научиться вести это ваше домашнее хозяйство, старалась понять эти ваши обычаи. Но все это я делала ради нашей любви. Неужели ты думаешь, что я спокойно буду терпеть все это, зная, что никакой любви нет, что тебе нужна другая!
- И что ты сделаешь? – с тревогой спрашивает Рустам.
- Я уйду от тебя! – ору в ответ.
- Куда? Без документов, в чужой стране, куда ты уйдешь? – он усмехается, меня это бесит.
- Так значит, я тут заложница! Значит так, о спокойной жизни со своей новой женой и не мечтай! Я убью ее, я покалечу тебя! Я ничего не буду делать по дому, если ты отводишь мне роль служанки и домработницы. Безропотной рабыни вы не получите! Ты не забыл, что я не кроткая таджичка, я русская!
- Прекрати истерику! За крышу над головой и кусок хлеба ты будешь делать все, что нужно!
- И не подумаю! Я лучше убью себя на глазах у ваших любопытных соседей. Вот и будет повод у аула позлорадствовать над высокомерными Шагиевыми! Так что решай, либо ты мне оформляешь развод, отдаешь документы и отправляешь в Россию, либо…
Я выбегаю из комнаты.
Чувствую себя так, словно меня предали. Да, собственно так оно и есть. Во мне смешались гнев, отчаянье, ненависть, горечь. В ушах звучат его слова. «Я беру вторую жену». Как, как такое вообще возможно! Какая женщина сможет это стерпеть! Боже, куда я попала. Что мне делать? Я в чужой стране и все права на меня, а так же мои документы у мужа, которого теперь ненавижу.

Бессонная ночь вперемешку со слезами и кошмарными сновидениями не помешала проснуться по привычке в пять утра. Действия, доведенные до автоматизма. Умыться, замешать тесто, растопить печь, пока она прогревается, беру метлу. Неделю назад свекровь сказала, что я уже могу этого не делать. Удивилась. Теперь понимаю, скоро мести двор и улицу придется новой невестке. Но монотонные движения успокаивают, отвлекают от мрачных мыслей. Двор чист, выхожу на улицу. Я должна мести до границы с двором Акмаля, а дальше будет убирать его жена, но мне не хочется возвращаться в дом. На улице тихо и безлюдно, а на кухне сейчас столкнусь с Надирой. Никого не хочу видеть. Поэтому подметаю дальше. Не замечаю, как добираюсь даже до калитки Нурмата. Нужно остановиться, иначе обвинят, что снова нарушила традицию, вторглась на чужую территорию. Внезапно слышу разговор двух мужчин по-русски. Они во дворе Нурмата. Хочу развернуться и уйти, но произносится имя «Рустам», и я замираю, прислушиваясь.
- Почему вы дает неверные сведения? Я все выяснил, ниточка замыкается на тебе, - незнакомый мужской голос.
- Пойми, брат, Рустам приехал, жену привез, дом ему нужен, работа нужна… - оправдывается Нурмат, его голос я узнаю.
- Не прикрывайся Рустамом! Вы что, мало зарабатываете? Ваши личные каналы никто не перекрывал! Вы здесь у себя сколько хотите занимайтесь наркотой и оружием, но все, что выходит отсюда – это уже наша забота и наша проблема! Или ты хочешь, чтобы узнали, на какие деньги вы тут все живете? А может, стоит намекнуть кому надо, кто их сливает, да поискать новых сотрудников?
- Нет! Нет! Что ты, брат! Смерти моей хочешь?
- Тогда прекрати дурить! Работаем, как и всегда, иначе ни о каких деньгах и речи быть не может. Я перекрою все твои каналы и быстро найду, с кем еще сотрудничать.
- Клянусь, последний раз. Шайтан попутал, заработать хотел.
- Так ты только на гроб себе заработаешь. И семью подставишь.
Голоса смолкают, мужчины идут в дом, а я бегу к себе во двор. Мысли в голове наползают одна на другую. Мне многое понятно, и в тоже время страшно. Понятно теперь, каким бизнесом занимаются братья, откуда отличное от всех остальных благосостояние, понятно, как можно зарабатывать, практически ничем не занимаясь, и страшно, потому что понимаю, люди, занимающиеся таким бизнесом, ни перед чем не остановятся.
Надира вовсю хлопочет возле плиты. Видимо, мы сегодня снова ждем гостей или какой-то праздник, но мне об этом не сообщается. Свекровь со мной последнее время вообще старается не разговаривать, только осуждающе посматривает. Я уверена, последний мой разговор с мужем ей уже известен.
 Обед практически готов, слышу шум подъехавшей машины возле ворот, надеюсь, пораньше вернулся Рустам. Хочу с ним снова поговорить, попробовать убедить. Но во двор входит незнакомый мужчина.
- Здравствуйте этом дому! – громко говорит он по-русски, и я понимаю, что это тот мужчина, который разговаривал утром с Нурматом.
С любопытством его рассматриваю. Образ соответствует занятиям. Он в куртке и брюках камуфляжной расцветки – серо-зеленой. Невысокий, широкие плечи. Черные, коротко подстриженные волосы, трехдневная, а может и недельная щетина, темный мрачный взгляд из-под черных бровей. Свекровь толкает меня в сторону дома, почти шипит, чтобы я быстро скрылась с глаз, бежит к этому мужчине. Я не спешу удаляться, с любопытством наблюдаю, как она бросается ему на шею, как он нежно обнимает ее, … как его куртка на мгновение распахивается, и я вижу рукоятку пистолета, торчащую из кобуры у него на груди. Бегу в свою комнату. Я ничего не видела!
В доме незнакомый мужчина, значит, я не должна выходить без особого приглашения. Не очень и хочется. Сижу в своей спальне, мучаюсь от безделья, что для меня непривычно, и от беспокойства - это уже вошло в норму. Жду вечера, когда вернется с работы Рустам, подбираю аргументы для разговора. Хотя, он может вообще не приехать, и теперь мне ясно, по какой причине. С удивлением осознаю, что совсем не испытываю ревности. Обида, беспокойство за свою судьбу, разочарование, боль, но не ревность. Наверное, я просто его не люблю. В дверь кто-то тихо скребется. Открываю, Медина с тарелкой.

Апрель 2014 год.