Глава 1. Урок 4 Запеченные яблоки

***
Я взяла себя в руки только когда неожиданно услышала шевеление справа из-за спины. Я и забыла про мальчика…

Я попыталась скрыть, что подпрыгнула от удивления, прикинувшись, что сидела на колючем прошлогоднем ельнике. Волк едва видно скептично дернул уголком губ, и, не меняя позы, посмотрел на источник шума.

Мальчик промычал что-то невнятно, приходя в себя, немного приподнялся, несколько сонно открывая глаза. Я уже стояла, обнажив клинок. Глаза мальчика были нормальными – нежно-бирюзовыми, человеческими.

– Дитя, – внушительно постаралась произнести я. – мы все знаем, во что ты обращаешься…

– Нет! Нет, послушайте… это какое-то безумие, я не виноват, и Кейс-эль тоже! Мы… просто были обязаны слушаться Тетю… я…

– Прекращай мямлить. Давай все с самого начала и по порядку. – я сказала это спокойно, но…

Мальчик встал, сел на пень чуть слева от нас, глубоко вздохнул, поджал ноги и решительно посмотрел на нас. Под моим проницательным (я старалась) взглядом, отвечая на задаваемые нами с Волком вопросы, Иза-аль рассказал, что проклято село было уже много лет к ряду.

– Когда это все случилось, мы с сестрой были очень маленькими. Тетушка похоронила своего первого мужа, и еще ходила в трауре. Мы с нашей старшей сестрой приехали на похороны и остались, чтобы утешить Тетю. Нам было не больше 2-3 лет.

Когда Тетушка и старшая Сестрица думали, что мы спим, они сели на кухне, не до конца прикрыв дверцу.

Нам же не спалось. Страшно было – мы видели труп погибшего мужа Тетушки до того, как труну** закрыли. Он был весь истерзан – в длинных тонких и очень глубоких порезах. Они напоминали порезы от ножа. Нам сказали, что на него напал дикий зверь. Тело нашли в лесу…

Так вот. Мы с Кейс-ель сидели под прикрытой дверцей кухни и слушали разговор Тетушки и Сестрицы. Сестра посочувствовала (без особого сожаления в голосе), а потом добавила что-то вроде – "В общем-то, это, может, и хорошо. Ваш покойный муж был к Вам, Тетя, слишком жесток". Тетя тихо посмеялась и добавила: "А ты думаешь, это произошло без моей помощи? Он бы так просто меня не оставил. Пришлось проявить находчивость…" – и они перебросились еще парой малозначительных фраз, а потом… а потом они еще несколько часов пили чай и обсуждали что-то из новой моды в городе, откуда приехали мы с Кейс-эль и сестрицей. – он хмурился. На мгновение позволил себе прикрыть глаза и вздохнуть.

– Но в ту ночь поменялись не только мы – испуганные дети, узнавшие об убийстве своего родного дяди.

В ту ночь – в Ночь такой же Красной Луны, как сегодня – вокруг села в лесу светился мох, грибы, местами даже голая земля странным серо-зеленым светом. Днем накануне многие жители видели странного путника – высокого, худощавого, в темно-сером балахоне с опущенным на лицо капюшоном.


** Труна – в некоторых языках – гроб (деревянный), часто используется в просторечии.
И в ту ночь поменялись все. Все они тогда обратились в… чудищ. Клыкастых, хвостатых, когтистых. Те жители, что были нечисты внутри – в душе – тогда убили всех, кто вставал на их пути, на кого они издавна затаили обиду, кого недолюбливали, и тех, кто пытался их остановить. Мы с Кейс-ель помним абсолютно все с той странной ночи – каждый день потом. В памяти ничего не теряется. Теперь мы ничего не забываем. Выжили мы только благодаря тому, что были слишком маленькими. Мы, испугавшись того, во что обратились Тетя с нашей старшей Сестрой, пока они нас не увидели и не учуяли, убежали в свою комнатку и притворили дверь, заперев ее на крюк. Позже – подперли тумбой и небольшим шкафом. В окно со второго этажа мы видели, как убивали друг друга жители села. Рык, визг, крики боли, страха…

С тех самых пор уже около одиннадцати с половиной лет каждый лунный месяц в полнолуние у всех проклятых есть возможность обращаться чудищем. Именно возможность – я это использовал по своей воле лишь однажды. Чтобы защитить Кейс-эль…

Староста – добродушный невысокий полный мужчина, с которым вы познакомились – был тут проездом уже после той Ночи, и приглянулся вдове. Она причаровала его, потому как женщиной была красивой и хитрой, ей это удалось очень легко. Он был ей очарован, и спустя пару лет по всему селу гремела свадьба. Так и вышло, что сам староста не был среди проклятых. Как и его дальняя родственница…

Жажда крови, усилившаяся в неисчислимо великое число раз после проклятия, заставляла проклятых обращаться и охотиться на жителей соседних деревушек.

– Так вот почему я нашла людей только в пятой деревушке… – вставила я помимо воли. Логическая цепочка замыкалась. Я начинала понимать, что происходит. – В остальном ты ничего нового не сказал. Примерно так мне и… – я покосилась на Волка. Он даже не смотрел в сторону мальчика, глядя на травинку, которую крутил в руках. – сообщили. – закончила я.

– Да. Мы сейчас в кольце мертвых деревень. Одна деревня среди теней – все другие заброшены, а жители убиты, а то и съедены за эти годы кровавого ужаса, проклятия. Даже я чувствую приступы ненависти и безумия, но… я могу их контролировать. У сестры с ними еще легче. Она слишком добра, она любит цветы. Она отзывчива. Эта кроха и мухи не обидит…

– Что с разбойниками? И как это связано со смертью господина Старосты?

– Ну… понимаете, они тоже раньше охотились на этих территориях. Эти разбойники… они не простые. Это целая каста, гильдия, они особенные. Особенные и особо опасные. Эта целая сеть, паутина, огромная организация. У них у всех особая униформа – черные обтянутые кожей доспехи. Они все меченные. Может, вы заметили, внизу рукава… вот. У них на всех уровнях организации идет очень жесткая проверка. Все очень секретно.

Нашим проклятым с ними не тягаться. Разве что в полнолуние… и то только с местным отрядом. Местный отряд – небольшой и он неопасен.

И их очень оскорбило опустошение деревень. Они узнали о нашем секрете. И, вместо того, чтобы просто перебить всех живых, они заключили контракт – своего рода договоренность. Господин Староста, ясное дело, ни о чем не знал. И, конечно, в эту договоренность никак не вписывается наем Вас и убийство всех членов их местной банды…

– ЭЭэаааа…… – зевнул Волк. – Поздно уже. Давайте потом? Я устал, хочу спать.

И он встал и, не дожидаясь нашей реакции, флегматично побрел в сторону деревни.
 

***
– Постой! Эй! Слышишь? Волк, ты что, оглох? – я схватила его за рукав. Он остановился и с абсолютно непроницаемым, до жути наглым выражением лица повернулся ко мне, уставившись столь же наглым взглядом, немного устало прикрыв веки.

– Ну чего?

– Кто говорил – мы больше в деревню не вернемся? Куда ты намылился?

– Вы и не пойдете. Проводите меня до опушки, я верну девчонку и младенца, и мы пойдем к городу. Через дня два, думаю, мы уже будем там…

Я смотрела на него, как на сумасшедшего. Он совсем недавно только что… а сейчас…

Он так спокоен. Почему он ТАК спокоен? То, что он делал – то что произошло… тут – перед моими глазами… я…

Отойдя на шагов десять, он обернулся и удивленно изогнул брови.

– Вы меня тут ждать будете? Лучше идите со мной. Это… разумнее всего.

– Я не поняла. Ничего не поняла. Что за черт вообще?

– Тссс! Ну ты чего?…

– Я чего!? Парень, ты вообще-то понимаешь, что ТЫ…

Он моментально оказался рядом, схватив одной рукой меня за затылок, а второй зажав мне рот. Я сердито, возмущенно распахнула глаза, с ненавистью уставившись на наглого типа.

И снова его глаза. Они слегка мерцали нежно синим-сереневым светом. Зрачки были почти размером с радужку… тонкое светлое-светлое нежно-голубое колечко вокруг черного провала зрачка. Лицо бледное, почти как в тот раз… он тяжело дышал.

– Прошу. – прошептало в моей голове. Выражение на его лице на мгновение сменилось с нагло-вызывающего на умоляющее. Я хотела прикрикнуть на него, но увидев его глаза, а главное эту просьбу, если не сказать – мольбу, на его лице, которая так меня обескуражила, просто не смогла на него кричать.

Но тут же его лицо стало просто очень усталым и даже несколько измученным. Мерцание в глазах все еще не исчезало, он становился все бледнее.

– Черт. Невероятная усталость. Давайте быстрее, или я усну на ходу – сами потом расхлебывать будете… – проговорил он, криво усмехнувшись-осклабившись.

Я застыла с раскрытым ртом. А он снова повернулся к деревне.
 

***

Мы шли уже довольно долго – немногим менее часа, луна наконец встала точно над нами и даже начала уже клониться куда-то обратно – к небосклону.

Даже она скоро на боковую.

Волк спешил. Он шел чуть впереди и все время молчал. Его сначала не заметно, а потом явно начало пошатывать из стороны в сторону. Я вспомнила напугавшую меня картину – куча тварей, где-то там внутри которой он. А до этого… когти твари, прошившие его насквозь.

Я шла за ним следом рядом с тихим, испуганным маленьким мальчиком и думала. Волнения одолевали меня. Ставшая последние несколько лет привычной и даже немного уютной ночная тьма – всеобъемлющий мрак, куполом скрывающий меня ранее от всех моих дневных невзгод, сейчас давил. Было страшно, не понятно из-за чего, даже отчего-то кровавые сегодня блистающие крупицы звезд казались мне сотнями глаз, от которых хотелось бежать – скрываться. Напряжение внутри меня нарастало – будто струна, натягиваемая все сильней.

И тут началось.

За Волком пристроилась какая-то тень. Потом еще одна.

Я думала сначала, что мне мерещиться. Потом тени стали четче. Один призрак средь них – слева – изящным движением обнажил длинный черный меч. Тени перестали казаться тенями, будто темные силуэты, обретая четкость в свете выглянувшей из-за небольшого облака полной луны.

– Волк! ВОЛК! Ты ЭТО видишь? – громко прокричала я в своей голове. Нужно будет уточнить – действительно ли он слышит все мои мысли или только те, которые я как бы сознательно произношу.

– Что – это? – недоуменно уточнил его голос в моей голове.

– Эти двое – за твоей спиной! Да ты что шутишь – он же сейчас убьет тебя! А вот третий! Волк, что это вообще?

Он резко обернулся.

– Теперь за твоей спиной! Ну разве ты не видишь?!

Он опять быстро обернулся, но видимо ничего не увидел. Быстро осмотрелся вокруг. Теней уже было около десяти, ну почему – почему он не видит их?! Ну вот! Трое стоят перед ним, почему же он…

Он поднял на меня глаза.

– ЧТО ты видишь?

– Тени. Они вокруг тебя. Они хотят тебя убить. Почти все с обнаженными черными длинными клинками. Волк, мне страшно! – я едва сдерживалась, чтобы не застонать или даже не закричать от страха. Что-то звериное просыпалось во мне. Хотелось от бессилия и ужаса рвать на себе плоть.

– Послушай, девочка. Никого нет… – в его голосе слышалось беспокойство. – Поверь мне – я же маг. Я вижу даже то, что не видят другие, но вокруг никого нет!

– Мне верить тебе или своим глазам?! Ты просто пугаешь меня! Ты видишь их! Ты тоже их видишь! Просто ты врешь мне! Лжец! ЛЖЕЦ! – последнее слово я крикнула – громко, так что тихий ночной лес будто испуганно замер в еще большей уже неестественной тишине. Стих гул паники, звенящий в моих ушах, а страх был будто физически ощутим, капельками собираясь на моем лбу. Я ненавидела Волка. Все, что с ним связано. Этого мальчика рядом. Этот лес. Себя саму…

Я застонала, закрывая уши – внезапно наполнившиеся тысячей голосов. Я зарычала от злости. Схватила себя за волосы, присела. Тени окружали теперь меня… плотным кольцом.

Я видела, как Волк бросился ко мне спустя одно лишь мгновение после того, как я крикнула. Он был бледен и обеспокоен, подбегая, кажется, присел на корточки…

– Он… задел?… – в голове будто крик очень издалека долетали отрывки слов Волка.

– Что? Что ты хочешь? Чего еще ты от меня хочешь?! – у меня начиналась истерика, шум в голове сводил с ума, громогласный шепот теней навязчиво твердил что-то.

– Он ЗАДЕЛ ТЕБЯ?! Проклятый мальчик – он задел тебя?! – Волк был где-то за спинами этих теней.

– Не… не знаю… возможно… – мне становилось очень холодно. Я начинала различать, что говорили тени…

"Ты же знаешь, как это остановить… тебе же не страшно. Ты не боишься – с детства. Ты знакома с тем, что будет. Там нет ничего страшного. У тебя есть все, что нужно…"

Я почувствовала стальную хватку на своей руке. Опустила глаза и увидела, что мою руку сжимала чужая – знакомая мне с темным перстнем на большом пальце. Тонкие аккуратные пальцы стальными прутьями обвили мою руку, в которой был зажат мой же кинжал. Кинжал острием ко мне, напротив груди слева.

– Не смей! Слышишь? Эй, ты? – в голове голоса теней смешивались с криком Волка. Казалось, что он кричал и вслух и в моей голове.

"Да когда же ты умрешь?!…"

Черный меч вонзился в меня. Выше и левее – в плечо, но я почувствовала, как перестаю ощущать себя и свое тело в общем.

– Он… он меня убил? – немного удивленно сказала я – не спрашивая и не утверждая, повернувшись к Волку. Его испуганное лицо впервые за время этого сумасшествия стало так ясно мне видно. Он, хмурясь, сидел напротив, присев на одно колено. Зрачки были очень большими, голубые ранее глаза – светло-серыми, почти белыми, лицо бледное, губы белые, весь сосредоточен, ушел во внимание.

Я опустила глаза к тому месту, куда вонзился черный меч и тронула это место свободной рукой.

– Значит, сюда, да? – сказал он

Я зажмурилась, но передо мной – перед моим взором – все еще стаяли эти серые глаза, неспешно синея, насыщаясь цветом, пронзая меня…

– Глупая… – услышала я. Я посмотрела на него. Он закрыл глаза и забормотал что-то.

Похоже, я, моя одежда и пространство вокруг меня вспыхнуло синим пламенем, которое потихоньку начинал желтеть, приобретая нормальный оттенок. Огонь не обжигал и даже не грел – руки и ноги, казалось, были в ведрах с ледяной водой. Лицо приятно холодило…

И тут… я наконец провалилась.
 
***

Что-то бело-золотистое. Слепит. Больно глазам.

Где я? Кто я? Что это за свет?

В памяти мгновенно всплыли, молниеносно проносясь передо мной, воспоминания той ночи. Тени. Меч – черный; хотя скорее – пепельно-серый, дымчатый – как густой черно-серый дым. Этот страх – сейчас он мне казался таким призрачным...

Так я мертва? Это не так уж и страшно, как казалось мне раньше. Теплое будто бестелесное нечто касалось моего лица. Было уютно и очень приятно. Я улыбнулась.

Боль в глазах усилилась, и я рефлекторно прикрыла их рукой. Рука оказалась вполне настоящей, что было настолько неожиданно, что я вздрогнула.

И тут я осознала, что все мое тело ныло. И ныло ужасно, будто я неделю тягала вместо лошади воз или телегу с камнями и при этом не спала и не ела. Странно. Что-то не то...

Я открыла глаза. Ветви деревьев зеленым шатром укрывали нас, а сквозь их нежно-зеленое кружево виднелось небо. Все было настолько красиво – неземная прелесть, непривычная и какая-то странная красота, все было в легком тумане…

Не без труда подняв голову, я выяснила, откуда взялся свет.

Меня разбудило солнце.

На востоке показался яркий золотой полукруг, все небо алело, бардовым и золотым, розовым и нежно-сиреневым отливали легкие перистые облака, ажурной вуалью обрамляющие солнечный диск.

Я покрутила головой. Рядом со мной лежали, укрытые подозрительно знакомыми одеялами дети. Я лежала под огромным плащом Волка.

Мы все умерли?

Тут я услышала шорох. Забыв обо всем, я вскочила на ноги, о чем тут же пожалела. Боль во всем теле мгновенно усилилась во много-много раз, голова закружилась, меня снова начинало тошнить. В глазах все плыло и мне пришлось, шатаясь и оступаясь, почти что на ощупь подойти-подползти к стволу ближайшего дерева. Постояла немного, подышала глубоко – немного отпустило неприятное чувство в животе, в глазах все перестало так расплываться, исчезло сумасшедшее головокружение.

Я снова прислушалась. Шорохи были, судя по солнцу, где-то с северной от нас с детьми стороны. Я, выбирая ближайшие деревья, стала перебежками неспешно пробираться к источнику шума. Это заняло некоторое время. Еще я рефлекторно старалась избегать шума, двигаясь, даже при моем неприятном состоянии, практически бесшумно. Поняла, что это ТУТ, наверное, бессмысленно, я уже когда остановилась…

Я добралась до очередного дерева – похоже, это было что-то вроде сосны. Толстый ствол – в три-четыре человеческих обхвата – с лихвой скрывал мою крошечную фигурку.

И… опасливо выглянув из-за него, на этот раз, наконец, увидела источник шума.

Первым, что бросилось в глаза, был огромный зверь. На расстоянии нескольких деревьев от меня виднелась большая серая тень. Светлее обычного. Огромная мохнатая зверюга. Я присмотрелась и поняла, что он зализывает раны.

И тут совсем рядом со мной – у ближайшего к моему, дерева что-то шелохнулось.

Волк.

Волк?…

Он едва слышно то ли рычал, то ли по-звериному поскуливал.

Стоял он лицом к дереву, опираясь о него рукой, так что я видела его со спины. Без рубахи – в одних штанах. Я не сдержала испуганный вздох и прикрыла рукой лицо.

Он услышал меня. Сквозь пальцы я видела, что он повернулся ко мне.

Что с ним?… вся спина была…

Я не знала что делать.

Длинные царапины и глубокие тонкие дыры-точки, хотя скорее даже продолговатые пятна, по четыре штуки, которые сочились кровью и чем-то черным. Весь правый бок был настолько черным – кровоподтеки и синяки всех мыслимых и не мыслимых цветов – что царапин и порезов на этой части спины было не разглядеть.

– Ты? Ты… чего так рано? – похоже, он был потрясен не меньше моего.

– Как… как же так? Что же это? Тебя же вроде бы только один раз…

– Успокойся. – Он сделал пару шагов на встречу ко мне и примирительно выставил руку вперед.

– И… почему ты ранен? Разве мы… ну… не умерли?

Брови на бледном лице взметнулись вверх. Потом он засмеялся. Вчера я не заметила, а сейчас на его лице яркими черными полосами были три царапины, одна из которых пересекала нос где-то около переносицы и заканчивалась на щеке, вторая – бровь ближе к виску, третья – губы почти на середине, из-за чего его белозубая улыбка выходила немного кривой.

Смеялся он искренне, но мне почему-то от вида его ран стало так больно и внутри все скрутило, что я попятилась, плотнее закрывая лицо и глаза руками.

Вдруг я почувствовала легкое касание к моему лицу. Я резко оторвала руки от лица и посмотрела перед собой. Его лицо было прямо напротив моего. Он несколько насмешливо смотрел на меня.

– Смотри, чтобы я эти наглые смешинки, что в твоих глазах пляшут, не повыцарапывала!

– Ты чего? – голос был очень теплым и даже ласковым. Ясно было, что угрозу он пропустил мимо ушей, скорее обеспокоенный мной. – Ты… плачешь?

– Отвали! – я хотела оттолкнуть его, но успела остановиться – рука только слегка коснулась его груди. Сложно было сказать, где царапин и дыр больше – на нем не было живого места. Я закрыла глаза ладонями и, сжавшись в комочек, нагло потребовала – Полечи себя. Быстро! Я не могу на тебя смотреть!

– Тоже мне – наемница!

– Я одна работаю! На свои такие я смотреть могу спокойно, а другие… обычно мертвы или платят мне за смерть первых… – я замолчала, сжимаясь еще больше, – Давай! Ты уже закончил?!

– Нет. Прости, я не могу. Я и так себя лечу – естественный, можно сказать – природный иммунитет к ядам спасает меня от того, что было с тобой вчера. Ты бредила. Какими-то тенями, мечами. Помнишь?

– Такое забудешь! Бредила? Подожди! Так я… не умерла? И ты тоже что ли? И мы…

– Живее всех живых. К слову, детей нужно отвести в город. Не думаю, что мы можем бросить их одних в мертвой деревне, где вокруг на многие мили окрест нет ни одной живой души. А в Городе – небольшом, что тут неподалеку – живет, как они сказали, их троюродная бабушка.

– Сделай что-то с собой!

– Могу попробовать задушить, но это ничего не даст – поверь.

– Ты понял, о чем я!

– Если ты не поможешь мне обработать эти царапины – придется так и ходить. Могу одеть рубашку, но она сильно раздражает, так что щиплет всю спину и в принципе все тело…

Я застонала, хватая его за горло, в надежде задушить.

– Ты! Гад! Ты НИ О ЧЕМ ТАКОМ меня НЕ ПРЕ-ДУ-ПРЕ-ЖДАЛ!

– Тихо, тихо… – только и смог прохрипеть он, послушной тряпичной куклой поддаваясь мне и падая спиной назад – на землю. Я плюхнулась сверху. Он только чуть сильнее нахмурился и еще немного побледнел.

– Ты там чуть не сдох! Знаешь, как я испугалась?

Он взял мои пальцы, сжав их в своих руках и спокойно даже, можно сказать, ласково отстранился – без особых усилий, хотя я прилагала немало силы. Это особенно странно, если учесть, что я наемница и уже много раз таким вот образом… мм… убивала людей. Сила в моих руках была.

– А, то есть – это ты так беспокоишься за меня?

– Хрен тебе с редькой! Делать мне больше нечего. Ты же и меня чуть не угрохал!

– Скажи еще, что тебе не понравилось…

– Ах ты! – я снова замахнулась и снова успела себя остановить. Я не могу ударить его, когда он так сильно ранен.

– Похоже, ты совсем не умеешь общаться с людьми. – хмыкнул он.

– Прекращай трепаться и сделай что-то со… всем этим! – я показала на его тело.

– Я действительно ничего не могу с этим сделать. – тяжело вздохнув, сказал он. Потом, он аккуратно отодвинулся и сел, поджав одну ногу, а вторую согнул в колене и вольготно положил на нее руку, уперев вторую руку чуть за собой ладонью в землю. Я пожалела о том, что толкнула его – к его боку – к сочащимся кровью следам от когтей – прилипли сухие травинки, кусочки мха и земли. Нужно срочно промыть чем-то… меня пробила дрожь и заныли суставы от боли.

– Но ты – маг и волшебник! Как это – ты не можешь ничего сделать?! – я не дала себе попросить прощения. В конце концов – он издевался надо мной!

– Понимаешь, магия – это… хм… представь себе нечто, что заполняет все пространство вокруг. Но его не много – это как краска, капнувшая в воду. Вода немного меняет свой цвет. И в воде есть краска – но ты ей ничего не нарисуешь, верно? Вот так и воздух заполнен магией, что растворена в нем. Ее совсем немного. Хотя есть и более насыщенные точки, откуда можно подпитаться. Так называемые места силы. Таких в округе нет.

А я, в свою очередь, – баночка с краской. Магической силы – как краски в банке – во мне очень много, но она не безгранична. Если ты помнишь, когда я лечил тебя – я истощался. Бледность и все такое. Да, из окружающего пространства я тоже брал какую-то часть волшебства – просто потому, что магическое поле стремиться выровняться, и оно заекает в "овраги", места своей меньшей концентрации, которое я создавал, используя волшебство на тебе. Само по себе колдовство – создания "заклинания", как вы его называете – это создание особой ячейки-ямочки, в которую потом собирается сила заклинателя.

Я лечил тебя, и твой организм тоже лечил тебя – а у меня я один. Я должен тратить свои не безграничные силы на то, чтобы помочь себе же. Восстанавливать силы за счет того, что буду их тратить. Я волшебствую исключительно за свой счет, малышка. Хотя я могу убить тебя или кого-то из детей и за ваш счет – за счет вытекающей из вас жизненной энергии – попробовать…

– Хочешь попытаться? – Я оскалилась, положив руку на оголовье меча в заплечных ножнах. Под моим гневным испепеляющим взглядом он хмыкнул, честно пытаясь скрыть немного насмешливую улыбку. А, посерьезнев, продолжил:

– Это как твои силы – ты поработаешь и устанешь. Силы закончатся. Ты отдохнешь, поешь – и они снова вернуться. А лечить себя сам я в принципе не могу. Магическая мощь сама, как физическое тело, стремится излечить своего носителя. Поэтому я выжил. И выживал до этого. Это все равно, что ты будешь пытаться контролировать то, как заживают твои раны. Заставлять свой организм лечить себя же. Ты так умеешь? Я – нет. К тому же… – он запнулся и немного смешался. Смущение плохо прячется за серьезным выражением лица, но у него это почти получилось. – К тому же, я ведь не учился на волшебника. Да, я некоторое время жил на чердаке одного доброго господина в Большом Городе моего Края – в том Городе, где располагалось здание Магического Аскара (иначе говоря – Ковена), откуда из библиотеки я… ммм… на время заимствовал книги и занимался самообразованием.

Я смерила его скептическим взглядом. Светло-светло-голубые глаза смотрели… даже слегка пристыжено? Ситуация стала казаться мне смешной: я сижу и злюсь, а он оправдывается. Хотя он… спас мне жизнь. Если так посчитать – то уже второй… а то и третий раз. Плевать! Мне осточертели его насмешки! И мне не нужна его протекция! Пусть оправдывается!

– Ты так нормально и не представился!

– А должен?! – внезапно он зло сверкнул разом потемневшими глазами. Из-под тонкой бледной губы блеснули клыки. – Ты мне своего имени вообще не называла! Я даже не знаю, как к тебе обращаться. И кой черт меня дернул напарничка искать?

Я испугано-удивленно вздернула брови – я никак не ожидала, что он – только что такой спокойный – так разозлиться...

– Меня зовут Эя. Эаль Киера Аррен Артара. – зажмурившись и сжавшись в комок, выпалила я. Он выглядел очень злым: присевший на корточки, ощерившийся, сверлящий меня страшными глазами. Темно-синяя почти черная радужка, серебристая ажурная звездочка-снежинка и узкая маленькая точка (немного казавшаяся вытянутой в вертикальную линию) – зрачок, как бездонная расселина. Она казалась мертвой, исполненной стонами тех, кому же никогда оттуда не выбраться.

Страхи и боли людские всегда скрыты там. Всё написано в человеческих глазах.

Мою руку чуть выше локтя стальными тисками чуть сильнее, чем нужно, сжала рука Волка. Я резко открыла глаза. Его лицо было прямо напротив моего. Черные глаза, злые брови, сведенные к переносице, все еще бледная кожа.

– Лорен Оруэль. Вольф Лорен Оруэль Аль-Ма`ар. – прорычал он.

 

***
Вечно
Во мне что-то рвется наружу,
Зверски
Мне ребра ломая, царапая душу.

Будто
Внутри меня спит дикий зверь –
Трудно
Держать его в клетке, поверь.


Он резко поднялся и ушел. Я даже не успела его остановить.

Ладно – все равно его шатает так, что он дважды чуть не влетел в ствол толщиной в четыре раза шире его – так он точно далеко не уйдет. А я схожу к нашей небольшой незатейливой стоянке: если мне не примерещилось, там – около места, где я спала – была моя сумка. В ней были бинты и чистая родниковая вода – отдельно для того, чтобы промывать раны.

Так… нужно развести костерок, вскипятить воду в специальной баклажке…



***

Как все-таки хорошо, что я родилась в Горно-Лесном Крае, и мой брат с самого глубокого детства учил меня читать следы.

Сначала – от той полянки, где я увидела израненного Волка – его следы шли почти по прямой, виляя только вокруг стволов деревьев. Но потом… за зайцем уследить было проще. Будто кто учил его сдваивать и путать следы!

Я уже минут десять в пустую убила на поиски. Все это время я блуждала по небольшой прогалине меж трех сосен, стараясь не наследить еще больше. Хорошо читаю следы?! Ха! Да за последнюю неделю я стала сомневаться, что я хоть что-то вообще умею делать хорошо.

Я, наверное, еще долго ходила бы так, под угрызения своей совести и неприятные мысли, но тут я услышала то ли шорох, то ли тихий хриплый стон. Бросившись на звук (по возможности быстро – голова меньше кружиться не стала, да и меня все еще тошнило при резких движениях), я заметила неестественные шевеления ветвей высокого куста.

Я обошла его и в небольшой ложбине-овражке за ним – в густой зеленой еще влажной от росы траве лежал Волк.

– Оруэль? – это имя звучало почти так же волшебно, как сам его голос. Он хрипло зарычал. Ладно, если тебе так не нравится… – Волк?… – очень мягко сказала я. В нем проступало что-то до ужаса звериное, и я непроизвольно начинала вести себя с ним как с раненным зверем.

– Чего тебе еще, Киера Артара? – он еще больше сжался в клубочек, перестав двигаться. На нем была почти не застегнутая рубашка. И он назвал меня по имени. Рычаще и жестоко, но это было привычнее. Странное чувство, но в его речи слышался невероятный холод.

– Зачем ты так? – почему-то этот холод был мне обиден.

– Сама сказала – на одно дело. Детей до города, думаю, сама доведешь. Спросишь у Градоправителя за оклад, скажешь – прислал Волк, он отдаст тебе деньги за заказ. Теперь – уходи. Оставь меня.

Я скрипнула от злости зубами. Достал, честное слово!

Немного прикрыв глаза, я пару раз глубоко вздохнула, успокаиваясь. Присела рядом и, откупорив баклажку с чистой горячей водой, оторвав, скомкала один лоскуток бинта. Смочила его водой. Волк лежал, не глядя на меня, свернувшись калачиком, спрятав лицо в руки. Сейчас он смотрелся уж слишком беззащитным. Даже такая бесчувственная и жестокая дрянь, как я, не способна в такой момент ударить его.

Хотя меня аж трусит от бешенства!

Еще пару глубоких вздохов с закрытыми глазами. Темнота и мерное дыхание успокаивали.

– Уходи же… – прохрипел он, не поворачиваясь ко мне.

Я со злостью прижала смоченную горячей кипяченой водой тряпицу к самому большому порезу. Он, не ожидавший такого низкого с моей стороны поступка, душераздирающе и в то же время до дрожи жутко взвыл и сильно прогнулся, царапая землю руками. Широко распахнутые глаза загорелись красным. Сжатые в оскале боли зубы мгновенно переросли в волчьи клыки – длинней и острее обычного – я еще на нем таких не видела…

– ЧТО… ЖЕ… ТЫ… ДЕЛАЕШЬ?!… – рык, заполнивший все мое сознание, разрывал голову, все внутри пронзали иглы несносной боли. Меня разрывало, будто что-то рвалось изнутри меня наружу – ломая ребра, разрывая кожу. Я что-то говорила, кричала, или молчала – неясно, в голове была тишина и одновременно – несносно громогласный звон.

Меня окружали тени. Множество теней. Среди них один был в серебряной короне и с обнаженным мечом. Он приближался ко мне…

В голове, среди прочих мыслей, одна пульсировала с каждым мгновением громче и навязчивее, не переставая…

"… воздуха… дышать… воздух… нужно вдохнуть… задыхаюсь…"

Я, отследив ее среди прочего множества…

Вдохнула. Разом стих гул.

Тело ныло, но от боли уже не разрывало на части. Глаза снова видели.

Волк лежал, снова скрутившись клубком, пальцы увязли в земле, будто когти хищника, царапая ее, вгрызаясь в нее звериным оскалом, глаза горели алым, невидяще шаря вокруг, клыки были хищно выщерены.

Я глотала ртом воздух и смотрела на него.

***

Повисло странное молчание, ужасное напряжение и несносная тишина. Роем разгневанных потревоженных пчел, оно шумело-шуршало в моем сознании все громче и навязчивее. Я чувствовала, что что-то опять произойдет – что-то пугающее.

Волк.

Он опять не сдержится?

Дети не так уж и далеко. Они погибнут… нужно его остановить. Но, черт его дери, как?

– Тихо-тихо... ну, чего ты? Прости меня – нежно заворковала я. Пересилив опять навалившийся страх и невероятную слабость, я подняла свою, будто свинцовую, руку, потянулась к нему. Он чуть громче зарычал. Я вздрогнула, слегка рефлекторно одернув руку. Вновь собравшись с силами, я вознамерилась аккуратно положить руку на его голову, перебирая волосы ближе к уху…

Мои пальцы коснулись гладкого шелка его волос…

Невероятное ощущение переполнило все мое существо. Я еще никогда не чувствовала ничего подобного! Мягкие, тяжелые густые волосы – отдельные пряди просачивались меж моих пальцев. Меня кинуло в дрожь. Приятные ощущения поглощали меня, завораживали. Внутри – где-то на закоулках моего сознания просыпалось то-то звериное – как в собаках, когда их чешут за ушком. Я провалилась в какое-то сладостное забвение – всего на пару коротких мгновений, казавшихся вечностью, исполненной наслаждения.

Он как будто хотел еще больше подставить голову под мою руку. Очевидно, этим движением он опять задел порезы и дыры – он тихо вздохнул, и я вспомнила – зачем я его искала…

Я открыла глаза. Волшебство этого чувства не отпускало. Но боль, которую я видела, отрезвила мой рассудок.

Я снова свободной рукой смочила тряпицу.

– Прости меня… прости, хороший, я ничего не могу сделать. Ну, потерпи. – ворковала я, собираясь с мыслями, как однажды с раненым тигром высоко в горах, найденным нами с братом. Тигр – величественное животное. И опасное. И теперь мне, как и тогда, было страшно. Но ведь нужно промыть его раны, ведь так? Иначе он вполне может и умереть от заражения. Даже скорее всего…

Я крепче прижала к земле его голову той рукой, которой гладила его волосы, и уже куда нежнее приложила тряпицу к менее глубоким порезам.

– Да твою же! – вскрикнула я. Боль в той руке, которой я придерживала его голову, была жуткой. Его клыки сомкнулись на моей руке чуть выше запястья. – Прекрати немедленно кусаться! – рявкнула я. – Я для тебя стараюсь, скотина неблагодарная!

Его глаза снова распахнулись после того, как он их зажмурил во время укуса. Красный оттенок плавно перешел в небесно-синиее, а потом – в бледно-бледно-голубое, как подтаявший лед на реке.

Он разжал зубы. Я побыстрее выдернула пострадавшую конечность, не давая ему возможности снова впиться в нее зубами.

Он ошарашено коснулся пальцами своих губ.

– Хм… – потянул он, по большей части хрипло рыча. И поднял на меня полные раскаяния глаза. Одно мгновение он смотрел на меня так, потом – снова насмешливо улыбнувшись – добавил – А ты вкусная.

– Прекрати! Ты давай лучше не сопротивляйся! Гад, кусаешься еще! Больно же!

– Да не виноват я! Хватит на меня кричать! Ты же видела, что я… был не я.

– Ты – не ты?! Ты всегда – ты! Не выдумывай. Я бываю не в настроении – но ведь я – все равно я! Хоть и готова убивать каждого встречного. И часто ты вот так пьешь кровь невинный девиц?

– Вообще как-то не замечал в себе такой забавной жажды или зависимости. Но, если тебе понравилось, я с радостью могу повторить…

– Я все-таки как-нибудь тебя за такое прибью! Заткнись и лежи тихо-смирно!

– Заодно и подлечусь чуток… видишь – совсем капельку твоей крови попробовал, а уже полегчало. – он ехидничал и издевался. Даже более обычного – просто упивался этим.

"Подлечусь чуток?" – хм… а что – это вариант.

– Сядь. – повелительно сказала я. Он на удивление легко подчинился. Сел и выпрямил спину. – Терпи. – сухо добавила я. Он недоуменно чуть вздернул бровь, но потом почти сразу сощурился и напрягся Горячая вода жгла, но несла облегчение – я знала. И он знал. И терпел. Очень хладнокровно, спокойно, мужественно. Я когда так же обрабатывала какие-то порезы и что-то подобное, обычно жутко ругалась, скрипела зубами, шипела от боли и тому подобное. Он только дальше бледнел – будто еще есть куда бледнеть – хмурился, и был очень напряжен – на худощавом теле проступали комья мышц.

И даже сейчас ему была присуща эта странная красота…

Я знала как это больно и не могла преодолеть в себе желания точно так же сжиматься и напрягаться, будто чувствуя его боль. Хотя, на самом деле, когда его глаза начинали отдавать красным, меня тоже накрывало – рвало от боли и в голове были чьи-то голоса, крики, стоны…

Время тянулось вечность – а мне всего-то нужно было промыть царапины на его теле от запекшейся крови, черной жидкости, выходящей через порезы, травы и грязи.

Его снова накрыло. Он тихонько рычал, но, похоже, держал себя в узде. Я почти закончила. Еще чуть-чуть… теперь на его теле и лице остались только глубокие царапины и бледная чистая кожа. Порезы еще немного кровоточили. Выглядели они ужасно – очень нехорошие раны, как обычно говорили у нас. Когда кто-то возвращался, например, с не очень удачной охоты на медведя, тоже были нехорошие рваные раны. Но тут они не были сильно рваными. Пугало другое – навязывалось чувство, что плоть рядом с раной умирает – по цвету она отдавала серым.

Я начала беспокоиться, что он не выкарабкается.

Глаза все ярче загорались алым. Снова появились клыки. Отлично.

Я закатала повыше рукав на пострадавшей руке. Вдох. Я поднесла свою руку к его губам. Страха не было. Тут было ясно, как все будет. Главное быть собранной и вовремя вырвать свою руку из его клыкастого рта…

"Давай" – максимально убедительно скомандовала в своей голове я и ему, и себе, и пропихнула руку меж его клыков. Сначала челюсть и правда повторно сомкнулась на моей руке, снова разрывая кожу. Отливавшие кроваво-красным глаза испуганно-удивленно округлились. Я просто зажмурилась, стараясь верно просчитать время.

Первый удар сердца… второй… моя кровь, казалось, безвольно вытекает из порезов – почему он не пьет ее?!

– Ну и? – внезапный чистый его голос. Я от неожиданности открыла глаза. Он сидел напротив – обычный, с бледно-голубыми глазами, сам – бледный и спокойный. – Как прикажешь это понимать?

– Ты же… сам сказал… – теперь мне почему-то моя идея показалась очень глупой. Очень-очень… я почувствовала, как к щекам, лицу, ушам, всему вообще приливает кровь – я краснела. Вот ведь!

Я, не долго раздумывая, плеснула в него водой из фляги. Он приглушенно рыкнул и сдавленно охнул. Глаза сощурились.

– Может, ты перестанешь на меня вечно бросаться?

– Нет! – рявкнула я. И, не давая ему продолжить, принялась бинтовать – сначала все туловище: живот, спину, грудь. Потом – отдельно – руки и плечи – те места, где было много порезов и дыр. А дальше я взяла новый кусочек бинта и снова протерла царапины на его лице.

И встала.

Хотелось бежать. Убегать – чтобы он меня не видел, чтобы я его не видела. И почему я всегда все делаю не так?

Я стояла, думая, что делать. Идти-не идти. И если сбегать – то куда? Голова опущена. Довольно длинные отросшие волосы падали на глаза. Я не заметила, как сжала кулаки. От сильных умственных потуг и стыда одновременно я закрыла глаза.

– Спасибо.

Я, вздрогнув, подняла глаза. Он стоял напротив, неумело мною забинтованный, со странной полуулыбкой. Губы были в моей крови, на них застыла странная насмешка.

– Ладно уже, прости. Что укусил. – вставил он как бы нехотя, отведя глаза в сторону. – Дай мне свою руку. – я зыркнула на него исподлобья и сжала руки в кулаки, чуть отведя за спину, напрягая мышцы. – Да ладно. Обычно я не кусаюсь. – я зло протянула ему свою здоровую руку. Если что вдруг – хоть отбиться успею. Может быть. – Неа… – потянул он и аккуратно, но настойчиво, взял за запястье – оно было целым – и принялся осматривать мою руку – дырки от своих же клыков.

– Будешь отрезать? – съязвила я.

Он неопределенно хмыкнул, что заставило меня порядком поволноваться. Все равно я ничего не сделаю – если попытаюсь убежать, то… ну убегу. Без руки. Потому что она в любом случае останется в его стальных руках.

Одной своей рукой придерживая мою раненную, вторую он занес над ней. Меж его пальцев и кровоточащих дыр на моей руке затанцевали синие, белые и нежно-голубые искорки. Порезы начали медленно стягиваться. Спустя каких-то пару-тройку секунд от них остались тонкие шрамы и запекшаяся кровь.

Я упоенно наблюдала за процессом. Что-то просто невероятное. Даже страшновато становится. В руке пощипывало. Я не привыкла доверять свои раны кому-угодно вообще, и непреднамеренно состроила грустную расстроенную и растерянную рожицу – испуганную и ошарашенную, что-то вроде мордочки просящей молока кошки – от которой толком ничего не зависит. Он как раз в это время бросил взгляд на мое лицо.

– Ты… ой. – лицо его вдруг стало испуганным и неуверенным. Виноватым – до ужаса. На мгновение он запнулся. – Что такое, девочка? – ой, какой у него бывает добрый взгляд. Дурак. Мне-то палец в рот не клади… – Так ведь не подарочек… – отозвался эхом в голове его голос.

Подняла на него взгляд. В глазах плясали опасные смешинки.

С легкой, уже ставшей привычной мне, полуулыбкой, он отпустил мою руку.

Я немного попятилась…

Странно, что он вообще увидел в этот момент выражение моего лица. Будто знал когда поднять взгляд. Я ведь не специально. А такие порывы в себе я пресекаю с возникновением – то есть такое выражение лица продержалось бы на моем лице не более чем миг.

Он пригладил рукой перевязки, поднял с земли свою местами позеленевшую рубашку, встряхнул и набросил на плечи.

– Как ты вообще можешь стоять? Учитывая количество дыр в…

– Ты красная, как помидор. – сказал он. Я нахмурилась и скрестила руки на груди. Он понял, что реагировать на его шутку я сейчас не намерена. – А что такое? Ну, пару лишних дырок – ничего, вроде необычно. Я и до лагеря сам пойду. Более того, мы сейчас – очень скоро – выдвигаемся – боюсь, за убитых нами разбойников нас ждет расплата, если мы побыстрее не уберемся восвояси. По моим расчетам, идти нам около двух полных дней. И если мы сейчас…

– Ты только что тут лежал и сходил с ума! – я ткнула пальцем в примятую траву под кустом, – Кусался, на меня кидался. Какой там идти?!

– Организм не успел вывести весь яд. Со мной только что было то же, что и с тобой вчера. Я старался держать себя в сознании, но получалось не очень. Сейчас все в норме. К тому же выведение яда – очень и очень неприятный процесс, что лишний раз провоцировало мое ненормальное поведение…

– А нести я тебя сейчас не смогу! – я его не слушала, – Со мной что-то странное творится – только вчера я чувствовала себя просто отлично, а сейчас…

Он засмеялся, опять меня не дослушивая.

– Так вчера ты была под моим чудодейственным снадобьем. Я вообще удивлен, что ты сегодня смогла встать после него.

– ЧЕГО?!

– Стой, стой! Раненых бить собралась? Дай хоть договорю… – он опасливо попятился.

– Ах ты! Сволочь!

– Тихо я сказал! – он перехватил мои руки – Суть в том, что этот препарат – сильное обезболивающее, бодрящее средство, помогающее выжать из организма почти по максимуму. Потом – после него – наступает "отходняк". За все в этой жизни нужно платить. Ты – раненная и до конца не выздоровевшая, вместо того, чтобы спать в уютной кроватке и выздоравливать, носилась по лесу и дралась с проклятым. С сотрясением. Сломанными ребрами. Дырками в разных частях тела. Ушибом ноги. Просто… мм… раз уж ты пошла со мной на задание – я обязан был обеспечить все условия для твоего выживания. Впрочем, я мог бы тебя не брать. Раньше я так поступал всегда – потому что без разницы, брать с собой или оставлять, где есть – опасность одинакова. Но у тебя на меня есть какой-то иммунитет, а значит со мной тебе было бы безопаснее. К тому же, тогда – если бы я оставил тебя в деревне – даже раньше, в лесу с разбойниками – ты бы погибла. В деревне – ты была бы следующей после старосты, ведь это вроде как ты вырезала всю банду. – он немного помолчал. Наши лица одинаково вытягивались, потом мы в один единый миг взглянули друг другу в глаза, – Кстати, а тебе не кажется, что мы с тобой кое-что забыли?…

Перед глазами, очевидно, у нас обоих, только что явственно встала та сцена в доме у Старосты и Старостиной женушки. Бабка. Она ведь простой человек. И теперь она-то уж точно осталась совершенно одна в пустой – мертвой деревне. Если, конечно, она была единственным выжившим нормальным человеком – из заезжих…

– И что мы теперь будем делать?

– А ничего. У меня есть помощник, который… кхм… вполне себе может сгонять туда и назад всего за пару часиков. – он снова улыбнулся. Только вот на этот раз как-то жутко – у меня по спине пробежал мороз. Волк, что же ты опять задумал?
 

***

Вой разносился по округе, пугая мелкое зверье. С ветвей огромных деревьев-исполинов целыми пестрыми, черными и серыми тучами вспархивали перепуганные стаи птиц, с криком уносясь подальше от этой обезумевшей твари.


***
Лес сменился более редкими рощицами – со все теми же местами вековыми деревьями-гигантами, перемежающимися зелеными лугами и солнечным светом. Теплое лето радовало и казалось юным – как поздняя весна. Мы шли уже много часов – солнце стремилось к своей наивысшей точке, и постепенно приближающийся странный звук меня смущал уже давно. Я часто оборачивалась, но источника звука не видела. А тут он вдруг разом усилился многократно.

Я среагировала молниеносно – обернулась, выхватывая клинок, готовая биться насмерть!

К нам несся наездник верхом на ужасном чудовище. Глаза мне врали?!

Это нечто ужасающее приближалось. Ближе. Еще ближе… казалось, еще немного и я буду глохнуть…


…

Бабку верхом на себе тащил волчара Оруэля. Огромная животина – несообразно пугающе смотрящаяся.

Оная бабка орала, будто ее режут – методично, последовательно, не спеша – тупым и ржавым ножом.

– Ты сошел с ума! Вот какой у тебя помощник?! Чем ты вообще думал?! Теперь половина Сребролесья и треть Восточных Гор знают, что мы здесь!

– Не мы. А что-то невиданное и ужасное! Визжащий Ужас! Возможно даже, что летящий на Крыльях Смерти! – отпарировал он, с напускной серьезностью и торжественностью. Потом согнулся от смеха, придерживая перевязки – он откровенно потешался над ситуацией.

– Смотри животики не надорви! Как ты это планируешь объяснить БАБКЕ?

– А чего тут объяснять-то?! Ты смешная. И слишком все усложняешь. Нельзя быть все время серьезной.

Это ОН говорит МНЕ?

Я перестала понимать происходящее и решила, расслабившись, побыть зрителем. Меня это не касается…

Бабка, как, видимо, иногда ранее, так и сейчас перешла с вопля на хриплые завывания. Еще бы – два с лишним часа горланить – какое ж горло, связки нужны? А легкие? Ей бы в Духовые оркестры при армии Его Высочества – ей бы равных не было.

Я стояла, скрестив руки на груди и молча – в компании еще более спокойного волка и хихикающих детей – и смотрела на стремительно скачущую к нам бабку верхом на огромном волчаре. Пасть у зверюги была открыта, рожа – весьма довольная и собой и создавшейся ситуацией в целом; длинный розоватый язык болтался вне клыкастой пасти псины.

Я думала, он остановится, но…

Нет. Он на всем ходу влетел в Волка, сбив его с ног, и принялся вылизывать ему морду. Тональность бабкиных воплей поменялась – завывания стали еще более паническими и заунывными единовременно.

И именно тогда я впервые услышала, как Волк смеется.


***

Он выкарабкался из-под огромного мохнатого зверя, вдоволь насмеявшись и надурачившись. Бабка, до сих пор сидящая на животном, больше не кричала, наконец, принявшись изображать умирающее подобие себя самой.

Волк вытер рукавами лицо, облизанное зверем, и сделал серьезное выражение лица. Он повернулся к женщине.

– Смотрите на меня. Это все – сон. – он говорил ТАК, что даже я почти поверила.

– Что ты такое говоришь, милок? – очень даже проворно и живенько отозвалась бабка. – Ты глянь! Зверюга – настоящая, и я себя даже ущипнуть могу…

– Ой, не надо. Знаете, сны тоже разные бывают… так вот. – Внезапно я, дети, все наши вещи: тюки, кружки, мешочки, клинки и все прочее – начало левитировать вокруг Вольфа. – Как вы можете это объяснить?

– Ох, мать честная! – охнула бабка, прикрывая рукой открытый от удивления рот.

– А вот это? – Лорен взлетел сам и раскинул руки, превратившиеся, а скорее даже – переросшие-перетекшие в крылья. И тут начала твориться всякая жуткая неразбериха. Очертания Вольфа, его рук-крыльев, летающих вокруг меня детей и вещей, вместе с  самой бабкой начали искажаться и таять, будто мы растекались – как кусок краски в воде. Потом вокруг закружились странные шарики, появляющиеся крошечными, набрякающие со временем и меняющие при этом цвета, а в конце лопающиеся, как мыльные пузырьки. Я в ужасе схватилась за голову. Будто схожу с ума.

Дети смеялись и лопали шарики, и их смех тоже искажался, как и вид. Жутковатая цветасто-звуковая какофония-галлюцинация была настолько жуткой и навязчивой, что было не ясно – где мы. Что мы. Определить, что вокруг, было невозможно.

Внезапно черты обострились и окружающая действительность стала практически нормальной. Волк уже стоял на земле перед бабкой, занеся руку над ее лбом. Он, похоже, что-то говорил бабке. Или читал заклинание? Он сосредоточенно медленно и плавно подносил пальцы к ее лбу, пока они практически не соприкоснулись с ним.

"Спи!" – скомандовало в моей голове. Все плыло, таяло. Я почувствовала жуткую слабость. Одной ладонью я уже почти ощутила густую, сочную зеленую ранее траву. Колени просто подогнулись, и тут я почувствовала сильные руки, не дававшие мне опуститься на траву и окончательно уснуть – так сладко, как никогда.

– Ты чего? Эй! Это ж не тебя я усыпить хотел… слышишь вообще? – Вольф был в замешательстве и одновременно крайне мной недоволен…

– Но ведь… – сонно пробормотала я. Я уплывала, удерживаться в сознании сил не было, да и очень не хотелось. Я поднесла руки, сложенные вместе и сжатые в кулачки, к груди и поджала ноги, укладываясь калачиком. Рука Волка была очень удобной подставочкой под голову. Впрочем, думаю, тогда мне так хотелось спать, что мне что угодно показалось бы удобным.

И тут я в бешенстве открыла глаза.

– Ты что творишь, твою ж?…

– Бужу. – невозмутимо ответил он, разжимая пальцы, держащие меня за нос и препятствующие дыханию.

– Ах, ты…

– Тихо, тихо – бабка спит. – напустил на себя сурово-серьезный вид, очень громко прошептал он. – Она должна спать до нашего прибытия в город.

– А разве ты ее не заколдовал?

– Ну… заклятия – штука хрупкая… – пробормотал он, пытаясь за кашлем скрыть смех.

Ему не повезло. Промытые от яда и грязи, раны начали быстро стягиваться. И от удара в плечо ему отвертеться не удалось.

– Болит теперь. Будет синяк. – не особо жалостливо заметил он.

– На волшебниках не бывает синяков.

– На мне же были! Ты разве не помнишь?! – он начал задирать кофту, пытаясь отыскать следы той страшной драки в лесу.

– Ну, ты же самоучка. У вас все не так гладко… – заметила я.

Он сощурил глаза и сжал губы, насмешливо-уличительно-сердито глядя на меня. Я стукнула его по второму плечу. Лицо приобрело легкий оттенок удивления, глаза возмущенно округлились.

– Для симметрии! – невозмутимо пояснила я, не дожидаясь вопросов.

 

***

Бабку примостили на мохнатое ручное чудовище, которое не возражало и, похоже, готово было таскать на себе кого и что угодно лишь за почесывание за ушком от Оруэля.

Младенца теперь пришлось нести мне. Крошечное человеческое чадо – ангельское личико, светло-русые вьющиеся нежные волосики, огромные блестящие зеленовато-серые глазки восторженно смотрели на меня, а ручки настойчиво и коварно хватались за самые длинные – с затылка – волосы сметано-белого цвета. Я настойчиво забирала их у крохи, на что ребенок надувал губки.

Так мы снова отправились в путь – под издевательские насмешки Волка…

– Нет, ну ты подумай. Спать улеглась… – сказал он. И вот так уже несколько часов!

– Все, лесом иди, Вольф. Достал!

Я, обиженно приосанившись, поспешила вперед и поравнялась с мохнатым зверем. Он хотя бы на словах не издевается.

В молчании мы шли несоизмеримо долго. Солнце было уже близко к западному краю небосклона, когда Волк наконец нарушил тишину.

– Мы должны остановиться. По моим подсчетам прямо впереди нам скоро откроется одна из призрачных деревень. Там и заночуем.

И он был прав. Буквально через несколько минут, как по волшебству, за очередной разлапистой ольхой и кустами, нам открылась заросшая заброшенная деревушка. Ранние яблочки белого налива оттягивали ветви плодовых деревьев почти до самой земли.

– Решено! Я знаю, что будет у нас на ужин. – уверенно заявил Оруэль.


 
***

Выяснилось, что проклятые охотились только на жителей, не трогая скот, так что в некоторых развороченных хлевах все еще ютились одичавшие козы и даже отара коров – видно, значительно поредевшая.

Уболтав одну из них хлебными корками, что я имела обыкновение припасать в тавернах на очень тяжкие времена, я надоила с полведра молока.

Остановились мы в одном из хлевов – странно, но в них все мы – и я и дети (бабка все еще спала) чувствовали себя намного уютнее.

Волк отлучился.

Мы больше часа сидели, разведя костер прямо посреди сарая, грели об него руки. Через некоторое время, испуганные животные тоже стали жаться к костру в вечерней прохладе.

Странное поведение для домашнего скота как и для любых животных в принципе. Обычно вся животина боится огня.

Наверное, просто бедные животные очень истосковались по заботе. Как-никак, а привязываются к хозяевам, их ласке, кормежке, защите от волков и дикого зверя. Я удивлена, что они вообще выжили.

Думаю, стоит рассказать о животных градоправителю. Он позаботиться о том, чтобы животные нашли новых хозяев. Сейчас домашний скот – в цене.


***
Волка долго не было. Мы уже начинали беспокоиться, я решила пойти его поискать. Выйдя на улицу, я увидела, что давно не только стемнело, но и небо высыпало звездами. Густо-густо – ночь была безоблачная. А еще я увидела свет костра в еще одном сарае неподалеку. Волк или разбойники – я не знала, так что обнажила клинок.

Тихонько подкравшись к двери, я заглянула.

Волк, не замечая меня, стоял напротив разбитого зеркала и хмурился. Внезапно отражение Оруэля скосило на меня глаза и задорно вздернуло бровь.

– Следишь за мной?

– Какого черта ты тут делаешь? – я опять начинала сердиться.

– Я? Обещанный ужин готовлю. Жду, пока в песочных часиках на столе песок пересыплется пятый раз. Тогда можно будет снимать. – спокойно ответил он и снова повернулся к зеркалу. – Нет, ну ты посмотри! Не сходят! Шрамы не сходят! – он смешно стал растягивать пальцами кожу на лице. – А такой красавчик был! – он явно издевался над собой.

– Я тебя не понимаю. Тебя разве заботит твоя внешность? – не понимая переспросила я.

– Вообще говоря, нет. Но сам факт, что шрамы не сошли… это странно – теперь он говорил серьезно. – Что-то на когтях этих тварей жуткое. Ладно, не существенно – спохватился он, кидаясь к странному костерку в дальнем конце сарая.

Конечно, не заботит. Ему, наверное, легко. Маг. Такой красивый, каким ему хочется быть…

Ладно, мне-то что. Я наемница – всем плевать, насколько я страшненькая. Платить от этого меньше они права не имеют.

А большего мне и не нужно.

Он бросился и, по-простому намотав на руки какую-то грязную валяющуюся там же тряпицу, ухватился за что-то, торчащее прям из кучи охваченных пламенем углей.

Выволок почти на центр сарая – подальше от углей – и я поняла, что это какой-то чугунные поднос с высокими буртиками. Он был накрыт все таким же подносом – только с низкими. Оба черные от копоти.

– А как же магия? – недоумевая, уточнила я.

– Какая магия? Я же готовлю! Я честный. – отозвался он, продолжая упоенно дуть на вторую руку, которой забывшись схватился за раскаленный металл.

Когда он дул, воздух, выдыхаемый им, был исполнен синих искр.

– Так ты себя все-таки можешь лечить?! – я была в гневе.

– Давай не сейчас. Ты посмотри…

Он отнял низкостенный поднос и мне открылась удивительной красоты картина. Вся нижняя посудина была заставлена яблоками с какой-то коричневато-золотистой начинкой. Яблоки выглядели чуть-чуть подвяленными, но не смахивали на кашу.

Остудив их, он торжественно внес их в наш общий шатер, где нас поджидали дети вместе с мохнатой животиной и спящей бабкой.

***
Лакомство удалось на славу. Яблоки отдавали кислинкой, в то время как их начинка смахивала по вкусу на меда. Похоже, там были также орехи, кусочки сухих фруктов – каких именно мне разобрать не удалось.

Весь вечер мы сидели, ели их, и почти весь вечер молчали. Когда маленький мальчик уснул с половиной надкусанного яблока в руке, стало ясно что пора спать. Доесть и с утра можно.

Все легли, примостившись на соломе, рядом с дикими домашними животными. Прибежали несколько котов, мурлыча, терлись о ноги. Пришлось отлить им молока из ведерка – все его мы выпить не смогли.

Когда под уютное урчание котов дети уснули, я в полудреме заметила, что волк вместе с Оруэлем неслышными тенями выскользнули из сарая…