Матрос Королёв
Однако люди в те времена были серьёзные. Им было не до катания на корабельках-карусельках. Похоже, что они были заняты евгеникой: выводили гигантские формы человекообразных, как о том повествует Книга книг. Вероятно что-то вроде Кинг Конга – практически прямого предка «сильных мира сего».
Но удивительно то, что в самом центре блина Земли, далеко от шуршащих пен Моря-Окияна жил единственный в то время матрос. Матрос будущей эпохи со звучным именем Ной.
Этот вот Ной в самом центре суши построил корабль и, когда вода (а эту историю все конечно знают) поднялась так высоко, что скрыла вершины гор – то корабль Ноя оказался ещё выше – практически на Небе.
Высоту эту жителям равнин представить сложно, но мы, живущие на семи холмах в самом центре Земли, можем её оценить, если посмотрим на самую большую из колоколен Кремля. Некоторые скажут: «Ну, в Москве есть дома и повыше, как в Лондоне. Потому, мол, именно они и называются «городом», а остальное – большая деревня». Не обольщайтесь! Эти, кажущиеся большими дома, внутри совершенно пустые. Пустоту эту снесут первые же волны или поразят первые же молнии грозы, и никто не сможет сказать про эти башни, что они достигают небес. А вот колокольня, конечно же, устоит! Пример тому – возносящаяся, как мачта корабля Ноя, колокольня в Калязине. Корабль Ноя назывался «Ковчег», а его сухопутный матрос Ной стал настоящим моряком.
Скорее всего, матрос Северного флота Сергей Королёв был прямым потомком легендарного мореплавателя. От Ноя матрос Королёв унаследовал долготерпение и правильность мысль. А от одного из потомков Ноя Сергей Королёв воспринял мудрость, отчего и получил в народе прозвание – Соломон. Но для того, чтобы стать вторым Соломоном многое пришлось испытать потомку капитана Ноя – матросу Королёву.
***
Серёжа Королёв родился в Москве, городе пяти морей. Детство было трудным. Сиротой рос Серёжа. В интернате. Единственный близкий ему человек – родная тётка, которую любящий племянник называл мамой, – работала паспортисткой в милиции, где её ценили за удивительно красивый почерк. Много лет спустя, Сергей Королёв стал знатоком шрифтов и мастером каллиграфии. Его подпись – результат многолетних тренировок – удивляла и восхищала любого, кто видел, как отточенными движениями огромной королёвской руки выводится сложный знак из букв и овалов. Но тогда, юный Сережа с восхищением смотрел на ловкие руки тёти-мамы и за этим завораживающим созерцанием совершенно забыл вступить в комсомол. В дальнейшем эта забывчивость аукнулась матросу Королёву.
Да, матросу, так как Королёва Сергея Владимировича призвали служить на флот. Северный флот. Нельзя сказать, что его сердце рвалось на Север, как неистовый пропеллер. Нет. Но, попав в мир сияний и тишины, Сергей Королёв не был сильно удручён. Более того, в дальнейшем в его характере многие отмечали это сочетание сияния и тишины. Возможно, что именно на Севере его глаза столь сильно впитали вечный полярный день, что и его московские ночи стали ночным днём – молчаливым и осиянным.
Северное сияние не только сияло в глазах матроса Королёва (а именно на флоте Сергей получил это высокое, практически библейское, звание), оно, сияние, изливалось и окрест матроса. Особенно в гальюне. Что неудивительно, ибо в непрестанной чистке гальюна в основном и состояла морская служба Королёва. Он не бороздил просторы Моря-Окияна на быстроходных кораблях, не нырял в морскую пучину в огромной железной рыбе, не летал над ледяными полями сквозь стеклянный от мороза воздух в железной птице. Он на берегу чистил гальюны, распространяя на них северное сияние. А всему виной было задумчивое созерцание каллиграфических букв тёти-мамы, за которым Серёжа Королёв забыл про комсомол. Оно и откликнулось.
Боцманы не гоняли матроса Королёва по вантам, не оглушали свистками дудок… они заставили матроса мыть гальюн, и 2 года матрос Королёв этот гальюн мыл, не понимая – почему он, морской матрос этим занимается. Наконец, после двухлетнего осияния гальюнов свет северного сияния коснулся и памяти самого многотрудного матроса. Он вспомнил о забытом комсомоле и понял, что именно этот могущественный орден секретарей и определил неморскую судьбу матросу. Последний год матрос Королёв законно дедовал, засунув в карман фланелевки комсомольский билет. С ним он и покинул берег Моря-Окияна и вернулся в центр Земли.
***
Оказалось, что дела в центре далеко не радужны. Сам матрос Королёв, лишённый отеческого попечения, обнаружил, что такового лишены и всё жители холмов. Ведь отеческая ласка – это только обещание. Обещание Наследства, обретение которого можно было бы назвать «рождением отца». Да – наследник – это отец, явленный в сыне. Я не хочу показаться высокопарным, но для матроса Королёва отечество и наследие так тесно переплелись и играли столь существенную роль в жизни, что можно смело сказать – он стал хранителем самого принципа Наследия, что неудивительно. Ну, вы уже и сами догадались: да, да, потомство Ноя!
По тому времени Сергей Королёв, ещё не ставший в полной мере Владимировичем, осознавал столь глубинные корни весьма смутно, гадательно. Но это смутное чувство сопричастности к великому Наследию не давало покоя мятущейся морской душе. Ну, или береговой – по морю матросу Королёву походить не удалось, Господь берёг его для другого плавания.
Но как найти корабль в центре Земли? Матрос Королёв был весьма смекалистым парнем и быстро сообразил – корабль там, где команда. Через какое-то время он заметил, что среди жителей холмов существуют те, кто особенно ценит всё старинное или, лучше сказать, – древнее. А ещё лучше – вечное! Это были разные люди: умные и глупые, спокойные и гневливые, старые и молодые. В исключительных случаях – даже не русские (была даже одна самоедка). Но все они как рыцари какого-то невидимого круга беспрестанно стремились к тому, что они называли Наследием, а иногда памятниками. Что это за «памятники» поначалу точно определить было трудно, и только постепенно в сознании бывшего северного матроса сформировалось видение, чем-то напоминающее северное сияние. Или точнее какой-то внутренний Стоунхэнд, только состоящий не из обветренных камней, а из старых домов, храмов и кремлёвских башен. Все эти «памятники» образовывали в душе Королёва некий внутренний круг Памяти, которая начинала просыпаться в нём вместе с тем, как он постепенно входил в круг людей, образовывавших Московское городское отделение Общества охраны памятников. А этот круг, охраняющий Память сам требовал охраны!
Эта-то охрана, а точнее забота о памятниках и их охранниках увлекла Королёва. Он уже закончил МГУ, философский факультет, в чём конечно ему помог, хранимый во фланелевке комсомольский билет. Но философские штудии мало изменили Королёва. Его изменила зарождавшаяся в душе Память. Не имевший возможности что-либо унаследовать от земных родителей, Сергей Владимирович (а именно так постепенно его стали называть в Обществе охраны памятников, где он уже работал) вдруг почувствовал, что и он не обойдён Наследием, он не потомок Хама. Тогда он ещё не относил своё происхождение к древнему роду Ноя, он вообще мало об этом знал и мало задумывался, но уже тогда он начал ощущать, как корни Памяти прорастают всё глубже и глубже в его существо, соединяя его душу со всё более и более древними слоями унаследованной земли. А в том, что он стал наследником, он уже не сомневался. Это наследство пришло к нему пока что в виде Крутиц, Варварки, Лефортова, но матрос Королёв не мог так просто расстаться с вручённым его заботе достоянием, тем более что сам уже пророс в Московское городское отделение Общества охраны памятников.
ВООПИиК (так сокращённо называется Общество охраны памятников) предстал перед Королёвым настоящим Ноевым ковчегом: каждой твари по паре. Видно, что в этом сухопутном «корабле» Господь собрал всё то, что могло представлять допотопную Россию. Допотопную – в смысле исконную. Здесь не было комсоргов-бизнесменов, людей NEXT и поколения «P». Здесь собрались мастодонты-почвенники и романтичные юноши патриоты, в среду которых и влился правдолюбивый матрос и постепенно оказался в командирской рубке этого ковчега, сначала т.с. в должности старпома (заместителя Председателя), а потом и капитана этого фантастического корабля. В МГО ВООПИиК эта должность называется Председатель Совета.
Сергей Королёв стал своим, проникся мечтаниями и чаяниями и уже подошёл к тому, чтобы и самому считать своим то русское наследство, которое по волнам мутных вод современности тянул в трюмах своей памяти такой с виду неуклюжий ковчег, как ВООПИиК.
Но что-то оставалось вне окончательного понимания. Что-то ускользало от вглядывания Сергея Королёва, как некогда от матроса Северного флота ускользнула простая вещь – пропуск на выход из гальюна к вершинам карьеры, который носил на обложке гордую аббревиатуру – ВЛКСМ. Тогда эта картонная корочка давала возможность стать ленинцем не будучи биологическим сыном Ульянова-Ленина. Но вот настал момент, и ленинец Королёв уже хотел иного, истинного Наследства, отблеск которого он видел в глазах команды, ставшего для него своим, ковчега-ВООПИиКа. Но блеск блеску рознь! Глаза блестели и во время борьбы против поворотов рек, и за Лефортово. Лишь в одном вопросе Королёв увидел не только блеск, но сияние. Это касалось восстановления Казанского собора на Красной площади.
История это многогранная, многотрудная и многозначная. Вряд ли в этой краткой характеристике, данной матросу Королёву Сергею Владимировичу, 1954 года рождения и 2014 года смерти для предъявления по требованию, будет уместно освещать столь обширные темы. В качестве справки или приложения напомним жителям не центра земли, что собор сей, именуемый так в честь иконы Божией матери именуемой «Казанская» для ВООПИиКа имел особую значимость. Его исследовал один из отцов-основателей Общества Пётр Дмитриевич Барановский, которого матрос Королёв почитал как истинного штурмана ковчега русского Наследия – ВООПИиКа. Идея воссоздания Казанского собора каким-то образом встала в уме Королёва, как последний пазл картины: вот он – окончательный план ковчега Наследия. Имеющий своим основанием Землю (а как же иначе, ведь его строили прямо в её центре), он вмещает в себя всякую тварь Божию с русской холмистой равнины, как бы скрываясь в её волнах, и – рубка-храм возносится вверх. Памятуя, что ещё Рильке своим немецким глазом заметил непосредственный переход земли в России минуя небо прямо к Богу – возможность правильного существования матроса Королёва в этом ковчеге определённым образом вступала в противоречие с наличием картонной корочки в кармане (к тому времени – уже куда более ленинской!). С этой корочкой он решил расстаться.
Произошло это в купели Крещения, которое Сергей (или уместнее здесь написать – Сергий) принял в храме Покрова Богородицы в Лыщиковом переулке (иногда именуемый – на Лыщиковой горе. Но мы помним – как много холмов, горок и гор в центре Земли). Тогдашний настоятель храма протоиерей Иоанн Рязанцев сам человек крупный, был приятно поражён могучей фигурой Сергия, и как старший боцман младшему повесил ему на грудь вместо боцманской дудки маленький серебряный крестик.
Наконец-то сухопутный матрос Королёв пересёк экватор своей судьбы. Выйдя из чистой воды купели, раб Божий Сергий сын Владимиров понял, что не страшны ему более мутные воды жизни временной, а в жизнь вечную он уже вступил. Тому есть много свидетелей, ибо кто же не видел, как матрос Королёв в праздничном стихаре и с иконой в руках шествует в небесном Крестном ходе. И никто ведь не скажет, что это происходит не в вечности. И вот, казалось бы, всё состоялось: Королёв вознесён в Казанский собор и иконографически живёт в небесном ВООПИиКе, став наследником того самого глубинного и самого небесного сияния, которое он впервые увидел в зимнем небе Севера. Но ведь ковчег ещё не поплыл, он оставался в самом центре Земли. А в рубке этого ковчега, на Покровском бульваре у открытого иллюминатора сидел его верный матрос – Сергей Королёв, сын Владимиров и смотрел на протекающий мимо мир.
***
Никто не будет оспаривать известный библейский факт, что Господь обещал не смывать более человеков с поверхности земли, залогом чего стала радуга. Матрос Королёв конечно же не раз видел радугу над городом на холмах. Видел он и то, что, несмотря на погруженность ковчега в мутные воды истории, он так и не оторвался от земли, не всплыл, а скорее наоборот – пророс в землю, оставив в небе, как флаг, только вновь возведённый Казанский собор.
Таким образом, иллюминатор, в который смотрел матрос Королёв, представлял собой не иллюминатор корабля, а скорее иллюминатор подводной лодки, через который новый капитан Никто рассматривал жизнь обитателей глубин.
О каком иллюминаторе речь? Ну конечно же об окне кабинета Королёва на Покровском бульваре. Да, это окно было не просто окном, а иллюминатором, его приходилось так называть, не только следуя морской традиции, но и потому, что то, что в нём представлялось обитателю кабинета порой оказывалось столь далёко от реальности, что могло бы быть названо иллюзией.
Ночами, когда город погружался в глубинную тьму, и загорались фонари придонных ландшафтов, мимо иллюминатора проплывали морские коньки оседланные русалками. Обыватель, который, конечно же, не плавает по бульварам по ночам, мог бы подумать, что это девушки, совершающие конную прогулку. Но задайтесь вопросом – а куда исчезают эти наездницы днём? И вы поймёте, что видения в иллюминаторе были весьма фантастичны и мало связаны с обыденностью.
Не только романтические русалки, но возмущённые толпы демонстрантов, стаи гудящих автомобилей, клюющие на бульваре кашу бомжи – весь подводный мир города проплывал мимо иллюминатора Королёва. Многие из жителей города знали, что если в окне Королёва горит свет – то можно зайти. И заходили… Но мало кто за весёлостью и радушием хозяина видел глубинную грусть свободной морской души, уставшей от придонного копошения и тоскующей о далёком горизонте, высоком небе и крепком морском ветре. Матросу Королёву, а теперь уже капитану ковчега, – нужен был маяк, и этот маяк он искал. Раб Божий Сергий совершил плавание к берегам Святого Афона, достиг Святой Земли и поднялся в Иерусалим. Москва – Афон – Иерусалим – это вершины духовной картографии были отмечены Королёвым как треугольник, определяющий место маяка. Место то было определено в граде великого Императора – в Константинополе. Древний храм Понимания должен был быть увенчан знаком цели.
Вот как сам Королёв сформулировал это в боевом задании своего корабля:
Случилось так: я не жил у морей,
ласкающих заливами Элладу;
Где жертвенная Гелла, дочь царей,
Дарила Понту имя, как награду;
Мне не поведал тайнодейственный Эол
Мелодики, пронзавшей Дарданеллы,
Сменявшийся на клёкот древних волн
в путях туманных Понта Геллы.
Случилось так: я рос, как всякий Росс –
в заветах и наследии Державы,
Средь неотчётливо-устойчивых угроз,
в преддверии неотвратимой Славы.
Я – русский, и мне чужд обрыв
времён, пространств, идей и поколений…
Саднит завет старинный, как нарыв,
лишая права на свободу мнений:
Мне нужен над Софией Крест –
величью Божьей Правды дар смиренный!
И нет иных, важнее, дел и мест,
а, может быть, и смысла жизни бренной.
Мне нужен над Софией Крест!
А для того – Босфор и Дарданеллы,
Как русский путь, наперекор Nord-West,
сквозь мраморные воды Понта Геллы.
Случилось так: я не жил у морей,
но верою своей причастен был Элладе;
Как Росс, послушный веленью Царей,
стремясь к крестовоздвиженской награде,
Пока ещё не призванный на фронт
на помощь православным странам,
Как за мечту свою, я пью за Геллиспонт,
подёрнутый тревожащим туманом.
***
Единственное препятствие на этом последнем пути Королёва был то, что Наследие, хранителем которого он стал, глубоко укоренено в русской земле. Перед тем, как достичь маяка, матросу Королёву необходимо было приобщиться корням. Глубинно. По-настоящему. В день, когда подводные рептилии бешено чтили Весту, накануне Недели Торжества Православия матрос Королёв решил совершить своё последнее деяние на суше – окончательно достичь корней.
Что и осуществилось на Кузьминском кладбище г. Москвы.
Пасха 2014 года. Москва-Козельск. Заведующий Бюро пропаганды МГО ВООПИиК
Свидетельство о публикации №214042001904