Под капельницей. Из цикла Капельные рассказы

Когда находишься под капельницей, кое-что проясняется.
Во-первых, в тебя по капельке входит то, что от чего-то очищает и защищает, а ещё даёт надежду. А надежда — это из самого главного, особенно если оно соединено в тебе ещё с чем-то важным, что не только для тебя одного, но и для жизни вообще. И думается вдруг о вечном. Не только о том, что надо бы привести в порядок архивы, что-то положить так, чтобы было легко найти, а что-то не найти, или, по крайней мере, не сразу, но ещё и о том, что к твоей персональной жизни не относится, вернее, только касается бочками, иногда мягкими и дающими радость, а часто колючими и жёсткими.
А это всё и есть — во-вторых, которое на самом деле вовсе не во-вторых, а совсем даже во-первых. Ибо человек не только ест, пьёт, размножается, но и нечто созидает совместно с другими, и одновременно пилит сук. Пилит сук — это, конечно, заезженный штамп, но что делать, если мы действительно пилим и пилим, не переставая.
Я, конечно, совершенно не знаю, сколько там во мне от потомков Чингиз Хана или от тех же скифов, да и реальную родословную веду лишь от дедов. Что раньше было совсем не знаю, могу лишь гадать. Поэтому говорю, что кровь у меня — пятьдесят на пятьдесят, русская и украинская. Русский по языку, обычаям, манере поведения, да и многому другому, что можно расписать по полочкам, да вряд ли нужно. А украинская кровушка...
Отец у меня в школе перед войной друзьям клятву давал — на русской не жениться. В молодости много клятв дают. Я, например, когда надевали долгожданный пионерский красный галстук, что буду жить, как завещали Ленин и Сталин. И если подумать хорошенько, то клятву эту детскую ничем не нарушил. Ведь ничему плохому на словах не учили. И Родину любил, и учился, и работал, и в светлые идеалы верил.
Хороший учитель частенько ставит тебя перед выбором, ставит перед тобой дилемму, и что ты выбрал, это и есть, чему научился. А жизнь — учитель очень хороший. Мне нравится, что отец клятву не сдержал. Таких отцов, как мой — поискать надо. Но не жалею, что назвался русским. И ничем это моей украинской крови не замутило, а в моих детях и приток еврейской, а во внуках ещё чей-то, в чём разбираться не собираюсь — не в крови дело.
Хотя, ежели в ком голубая, то уж тогда — конечно! Тогда я пасую. Где уж голубизны добраться... Ой-ой, чур! А то до чего договориться можно!
Из Эстонии плохо видно, что же там, на Украине и в Крыму. Кстати, это у меня не противопоставление, а уточнение конкретного места.

Впрочем, пока размышлял о том, что же и как написать, чтобы не оказаться дурным оракулом или крикуном, противопоставление состоялось неожиданно и грубо, как сама жизнь, которая формулировок не выбирает. Может и писать-то больше ничего не надо, ведь пишется это мной, обыкновенным человеком, от которого ничего не зависит.
Хотя, если подумать хорошенько, то именно от нас, обыкновенных, всё и зависит, потому как, если великие задумают нечто такое, что будет совсем поперёк обыкновенным, то ничего у них, великих, и не выйдет. Ярче всего сказал об этом Пушкин. В его драме «Борис Годунов» самые-самые на ту пору велят славить нового государя, а «народ безмолвствует». Это народное безмолвие бывает пострашнее многих слов.
Пришлось один раз в жизни это прочувствовать. Сейчас много говорят о рухнувшем Союзе, кричат о возврате, клеймят поставивших подпись в Беловежской Пуще, к суду пытаются привлечь главного тогда, забывая, вернее, пытаясь заставить забыть самое важное — никто Союз не защитил, даже двадцати миллионная тогда, казалось, главная гвардия защитников. А суть-то проста. Эти обыкновенные, ядро и мощь тех миллионов - решили своим безмолвием судьбу могучей империи. И это был, по существу, не проигрыш в противостоянии с заокеанской державой, а крах изнутри — эти самые обыкновенные не захотели защитить ложь, в которую потихоньку, а иногда вскачь, превращалась и превратилась в конце концов правда великой идеи.
Не бывает победы любой ценой. Сиюминутная Пиррова мстит жестоко. Тысячу раз может быть правдой, что кто-то не наш накручивает и платит. Что там, где-то там пытаются сделать нечто нехорошее  с остатком той, что прежде была одной шестой, а к северу от Чёрного моря рулят не так, и не те. Очень даже может быть, что первая колонна хорошо маршировала по абсолютно точно выверенному маршруту гением-провидцем. Но непреложное правило не красть чужого, не возжелать жену ближнего своего и прочие мелочи, которые сформулированы давно и почти забыты напрочь — действуют безотказно. Великая победа и восстановление исторической справедливости для одних - веками торчит занозой в сердцах других.
Можно, конечно, забыть о совести и помнить только о себе, но под капельницей уши, глаза и мозги прочищаются замечательно.


Таллин,    13 марта 2014 — 20 апреля 2014